ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Штыки в землю?

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

Готов передать в дар офицерам (воинской части, ВВУЗам, конкретным людям) часть моих трудов, из авторской "Энциклопедией русского офицера" .

0x01 graphic

Неравный брак, 1862.

Художник Пукирев Василий Владимирович

А. Деникин

ПУЛЯ ДУРА, А ШТЫК МОЛОДЕЦ...

(Фрагменты из книги "Очерки русской смуты")

В 1832 году русские занимали в одном городе караулы вместе с англичанами, французами и греками. Наш матрос Морозов стоял на часах, рядом с греческим часовым, на мосту. Откуда не возьмись бешеный бык, сорвавшийся с бойни, и летит вдоль по улице, задрав хвост: глаза налились кровью, сам ревет, землю роет...Морозов кинул ружье на руку и пошел на рогатого неприятеля в штыки. Бык, только что подскочив, намахнулся от земли рогами, чтобы сменить нашего Морозова на век с часов -- ан этот всадил ему штык промеж рогов в самую становую жилу -- и дух вон. Вот дивились богатырю, так дивились, и греки, и французы, и англичане, многие нарочно приезжали на фрегат, чтобы полюбоваться на него. Государь пожаловал Морозова ста рублями, а изогнутый штык его хранили для памяти при экипаже.

Сегодня уже не первый год "артиллерия крупного калибра" бьет по своим.

Господа-товарищи, не рубите сук, на котором сами сидите. Упадете и больно будет не только вам, но и многим другим.

Запомните это!

А.К.

Операции Вооруженных сил Юга в каменноугольном бассейне, на Донце и Маныче с января по 8 мая 1919 года

Надежды на осуществление плана кампании при поддержке союзных армий давно уже были подорваны, если не совсем потеряны. Приходилось рассчитывать только на русские силы. В предвидении близкого освобождения Северного Кавказа являлся вопрос о дальнейшем направлении Кавказской Добровольческой армии.

В январе намечена была переброска армии на царицынское направление, с одновременным наступлением против Астрахани, для захвата стратегически важного пункта Царицына и нижнего плеса Волги и для установления связи с армиями адмирала Колчака. Это движение в тесной связи с наступлением в харьковском и воронежском направлениях должно было вылиться впоследствии в общее наступление к центру России.

В этом смысле штабу Кавказской армии предложено было разработать план операции. Но к тому времени, когда явилась возможность начать переброску сил, то есть к началу февраля, обстановка на Северном фронте коренным образом изменилась. Первоначальная линия фронта, подходившая к Курску и Воронежу и обусловливавшая возможность выполнения этого плана, с падением гетманской и петлюровской Украины, откатилась уже к Азовскому морю.

Донская армия, доходившая до Лиски, Поворино и Камышина, упавшая духом и совершенно расстроенная, находилась в полном отступлении к Северному Донцу и к Салу. Чувство усталости и безнадежности охватило не только казаков, но и часть донской интеллигенции. Советские войска наступали почти безостановочно, направляясь на Новочеркасск. Круг, атаман, правительство указывали на смертельную опасность, угрожавшую Дону, и просили помощи.

На крайнем левом фланге Донской армии, прикрывая ростовское направление, стоял отряд генерала Май-Маевского -- малочисленный, но состоявший из старых испытанных добровольческих полков. К началу января отряд этот, заняв главными силами район Юзовки, выдвинулся в харьковском направлении до Бахмута и Константиновки, в бердянском -- до Пологи. На этой линии, перехватив все пути, идущие с севера и запада к Донецкому каменноугольному бассейну, Май-Маевский, то наступая, то отходя, непрестанно маневрируя, с необыкновенным упорством выдерживал напор значительно превосходящих сил: левого крыла Украинского и правого -- Южного большевистских фронтов.

На это направление сосредоточено было особое внимание Москвы: там бился пульс хозяйственной жизни страны. И Бронштейн-Троцкий в своих приказах-воззваниях неустанно призывал "пролетариат... вперед -- на борьбу за советский уголь": "В первую голову нам нужен уголь. Фабрикам, заводам, железным дорогам, пароходам, домашним очагам смертельно нужен уголь...

В Донецком бассейне зарыт великий клад, от которого зависит благополучие, процветание и счастье всей страны.

Этот клад необходимо добыть с оружием в руках..." "Донецкий фронт является сейчас, без всякого сомнения, важнейшим фронтом для всех советских республик. Говоря это, я не забываю о Петроградском фронте, но вполне сознательно считаю, что потеря Петрограда не была бы для нас так тяжка, как длительная потеря Донецкого бассейна. Поскольку советская республика является сейчас крепостью мировой революции, постольку можно сказать, что ключ этой крепости находится сейчас в Донецком бассейне. Вот почему все внимание сосредоточивается сейчас на этом участке обширнейшего фронта советской республики".

Нечего и говорить о том, какое значение имел этот вопрос и для нас -- для областей Юга и для всего черноморского транспорта.

Передо мною встала дилемма: приводить ли немедля в исполнение первоначальный план движения главными силами на Царицын и, следовательно, бросить на произвол судьбы Дон и отдать большевикам каменноугольный бассейн... Или, не оставляя царицынского направления, сохранить Донецкий бассейн -- этот огромной важности плацдарм будущего нашего наступления, сохранить от окончательного падения и разложения Донское войско.

Без малейших колебаний я принял второе решение, и с начала февраля на север потянулись эшелоны Добровольческой армии -- в голове Кавказская дивизия генерала Шкуро, за ней 1-я Кубанская дивизия корпуса генерала Покровского, 1-я Терская дивизия и другие части.

Появление помощи оказало решительное влияние на поднятие духа Войска Донского. Имевшая в декабре на фронте свыше 50 тысяч бойцов, Донская армия отошла за Донец с 15 тысячами. Противник нажимал все сильнее в сторону Новочеркасска и в феврале в нескольких местах между Доном и Юго-Восточной железной дорогой прорвался уже через Донец. Во второй половине февраля, однако, донские дивизии переходят в короткие контратаки и с большими потерями отбрасывают противника за реку. Моральное состояние донских войск крепнет. Разлитие Донца вскоре делает этот фронт пассивным, и отступление прекращается.

Большевистские дивизии начинают постепенное передвижение к западу. В районе Луганска вырастает новый сильный кулак красных войск, а южнее возобновляются жестокие, кровопролитные, но безрезультатные атаки на корпус Май-Маевского на фронте Дебальцево -- Гришино. Имея разновременно 3-6 тысяч против 10-30 тысяч большевиков, Добровольческий корпус наносит им ряд поражений, и к концу февраля наши сводки отмечают впервые на донском фронте признаки некоторого разложения красных: "части начали митинговать, иногда отказываясь от наступления, а некоторые из них расформировываются..."

Только на крайнем правом фланге, на царицынском направлении, донские войска, в значительной мере потерявшие боеспособность, под напором конницы Думенко медленно, но почти безостановочно отходили к Манычу.

К началу марта стратегическое положение на Северном фронте Вооруженных сил Юга было таково:

1. На царицынском направлении донские войска генерала Мамонтова, номинально 5-6 тысяч, придержались несколько между реками Салом и Манычем, опираясь левым флангом в Дон против станицы Константиновской, и правым -- в Манычские озера.

За Манычем сосредоточивалась группа генерала Кутепова, частью в районе Великокняжеской, частью южнее у Дивного -- Приютного. Численность ее была 9-11 тысяч, но, кроме 2-го Кубанского корпуса генерала Улагая, прочие части ее находились в стадии формирования, и боевой эквивалент их был невысок.

2. Прикрываясь Донцом, располагались главные силы Донской армии генерала Сидорина -- около 12-13 тысяч, имея на левом фланге в луганском направлении активную группу генерала Коновалова.

В районе Александро-Грушевского, севернее Новочеркасска, сосредоточивались дивизии генерала Покровского и Шкуро, перебрасываемые также на луганское направление.

3. От станции Колпаково на Волноваху и Мариуполь шел фронт Кавказской Добровольческой армии, насчитывавшей всего с подошедшими дивизиями 12 тысяч бойцов. Ввиду наличия одной только железнодорожной магистрали, связывавшей Кавказ с Донецким районом, сосредоточение войск шло крайне медленно.

Таким образом, на всем 750-верстном Северном фронте ВСЮР стояло 42-45 тысяч штыков и сабель. В группировке по различным участкам фронта численное соотношение не играло существенной роли ввиду крайне разнообразной боевой ценности войск. В этом отношении Кавказская Добровольческая армия, прикрывавшая Донецкий бассейн, и конные донские дивизии, действовавшие на луганском направлении, представляли из себя тогда наиболее прочную и внушительную силу.

С севера на юг наступали советские армии Южного (подполковник Гиттис) и Украинского (Антонов-Овсеенко) фронтов. Ввиду неудавшейся операции по захвату Новочеркасска прямым наступлением с северо-востока 8-й и 9-й армиями советское командование изменило план и приступило к перегруппировке.

1. Вдоль железнодорожной линии Царицын -- Тихорецкая наступала, пока еще только конными частями, 23-тысячная 10-я армия полковника Егорова, в состав которой вошла и степная группа, около 10 тысяч, действовавшая восточнее по большому Ставропольскому шляху.

2. По Дону от Чира до устья Донца и по Донцу до впадения Луганчика на широком фронте раскинулась 9-я армия полковника Всеволодова силою в 28 тысяч{6}.

3. Западнее, сдвинувшись с воронежского направления, 8-я армия штабс-капитана Тухачевского, около 27 тысяч, производила вкруговую переброску войск на правый берег Донца, в район Луганска.

4. Южнее до Юзовки был фронт 13-й армии Кожевникова, из украинских формирований, усиленной к тому времени до 20-25 тысяч, с главными силами в направлении Никитовки.

5. В районе Юзовки находился стык Южного и Украинского большевистских фронтов, причем на левом фланге последнего развернулась 2-я Украинская армия (позднее 14-я, включавшая "украинские" дивизии, повстанческие отряды Махно, Опанасюка и другие). Эта группа, усиленная до 20-25 тысяч, располагалась главными силами против Юзовки -- Волновахи; далее по линии Бердянск -- Мелитополь -- Перекоп (исключительно) стояла особая Крымская группа.

Таким образом, против Северного фронта Вооруженных сил Юга большевики располагали силами в 130-150 тысяч, расположенными в двух главных группах: на царицынском направлении -- 10-я армия и на линии Луганск -- Волноваха -- 8-я, 13-я и большая часть 2-й Украинской армии. Как следовало из полученных нами позднее в половине апреля сведений из Москвы, советским войскам поставлена была задача уничтожить группу, прикрывающую Донецкий бассейн, для чего: удерживая в центре линию Донца и Дона, нанести главный удар тремя армиями в юго-восточном направлении на Ростов -- Новочеркасск, одновременно угрожая нашему тылу ударом по Великокняжеской.

2 марта мною отдана была армиям директива, впоследствии несколько видоизмененная в деталях, но в общем ставившая войскам следующие основные задачи: 1) продолжать переброску войск с Кавказа в донецкий район; 2) активно обороняясь на Западном фронте Донецкого бассейна, а также по Донцу и Дону, правым флангом Кавказской Добровольческой армии и левым флангом Донской нанести удар главной массе противника, направляя его на фронт Дебальцево -- Луганск; 3) группе генерала Кутепова, по сосредоточении, совместно с правым флангом Донской армии наступать в царицынском направлении, имея ближайшей целью отбросить большевиков за реку Сал.

С конца февраля началось жестокое сражение.

На всем пространстве между Азовским морем и Донцом перешли в решительное наступление советские армии, в 3-4 раза превосходившие нас численно. В районе между верхним Миусом и Донцом шли встречные бои между 8-й армией и частью 13-й и нашей ударной группой. Корпуса генералов Коновалова (донской), Покровского (кубанцы и донцы) и Шкуро (кубанцы и терцы), непрестанно маневрируя, наносили один за другим удары советским армиям.

В бесчисленных конных атаках они несли тяжелые потери, но наносили противнику еще большие, расстраивая его морально, наводя панику в ближайшем тылу и парализуя наступление неприятельских армий. С большим порывом действовал генерал Коновалов и, преследуя разбитые части большевиков, дважды врывался в Луганск...

На Западном фронте в совершенно исключительной обстановке корпус генерала Май-Маевского вел "железнодорожную войну", применяя особые методы тактики ввиду подавляющего превосходства сил противника. Пользуясь густою сетью железных дорог Донецкого бассейна, он занимал небольшими отрядами важнейшие пункты по линии фронта и держал в тылу на узловых станциях бронепоезда и в вагонах подвижные резервы, которые бросались в угрожаемом направлении, с тем чтобы на другой день, иногда в тот же, переброситься в противоположный конец фронта.

У противника создавалось впечатление нашей силы на всех направлениях, но это были одни и те же люди, бессменно, изо дня в день, дерущиеся то там, то здесь, отдыхающие в пути, в вагоне, потерявшие представление о времени суток, истомленные физически, но полные мужества. Недели, месяцы по всему фронту гремели выстрелы, станции переходили из рук в руки, лилась кровь, добровольческие части таяли, но продолжали бороться.

Волна советских войск, захлестнувшая уже Северную Таврию, заливавшая Донецкий бассейн, спадала опять -- разбитая и распыленная.

В середине марта после переброски новых крупных советских сил наступление на этом фронте возобновилось с особенной силой в направлении Дебальцева, Гришина и Мариуполя. Фронт Кавказской Добровольческой армии был потеснен. Мы оставили Юзово, Долю, Волноваху, Мариуполь.

Ввиду этого коннице генерала Шкуро, взявшей 17-го Дебальцево, была дана задача ударить по тылам Западного фронта. В течение двух недель -- с 17 марта по 2 апреля -- он прошел от Горлова до Азовского моря, наводя страх на большевиков, разогнав, порубив и взяв в плен несколько тысяч человек, бронепоезда и другую военную добычу.

Между Волновахой и Мариуполем генерал Шкуро разгромил, между прочим, "дивизию" Махно, полки которого, как сообщалось в донесении, "обратились в паническое бегство, бросая оружие, шубы, шинели и даже сапоги...". По мере движения конницы и одновременно с нею переходили в наступление войска генералов Май-Маевского и Виноградова, вновь занимая утерянную временно линию.

8 апреля "товарищ" Сокольников, член революционного Военного совета Южного фронта, телеграфировал в Москву:

"Замедление операций на Южном фронте объясняется разложением N-ской армии (вероятно, 13-й?), а также полной небоеспособностью частей Махно. Противник получил отсрочку, которую великолепно использовал... Вместо разбитой Донской армии перед нами стоит новая армия с более свежими силами, чем наши... Наше положение еще нельзя считать поколебленным, но за последние два месяца соотношение сил изменилось в пользу противника".

Советская статистика в феврале, марте и апреле давала официальные цифры дезертиров Южного фронта соответственно в 15, 21, 23 процента.

О "превосходстве" нашем в силах упоминалось постоянно в речах и воззваниях Троцкого: "Наши армии встретились на своем пути с очень многочисленными и свежими (!) деникинскими войсками...", "на многих участках фронта они превосходят нас численно вдвое, втрое...".

Силы Кавказской Добровольческой армии, вместе с донцами ударной группы, не превосходили в ту пору 15-16 тысяч, и успехи наших войск должны быть отнесены исключительно за счет их доблести.

В то время как на Западном фронте разбивался нами напор трех ударных армий, 9-я советская армия на линии Донца не оставалась пассивной. Неоднократно части ее переправлялись в разных местах на южный берег, но попытки их отражались донцами. В конце марта большевики предприняли здесь операцию крупными силами, перейдя реку одновременно у Каменской и Усть-Белокалитвенской, отбросили донские части и начали распространяться в глубь района. Но снятый с луганского направления конный корпус полковника Калинина разбил и сбросил в реку большевиков у Каменской и, повернув к Калитве совместно с корпусом генерала Семилетова, с таким же успехом повторил удар и здесь. Повторенные в первой половине апреля попытки 9-й армии переправиться в низовьях Донца окончились также полной неудачей, и на этом фронте наступило затишье.

Одновременно с переправой у Каменской на луганском направлении противник, воспользовавшись ослаблением там наших сил, продвинулся вперед, но переброшенные туда вновь корпуса Калинина и Шкуро, совместно с другими левофланговыми частями Донской армии, в 20-х числах апреля с большим уроном отбросили противника за реку Белую.

Донское войско явно выздоравливало от того повального маразма, который охватил его в январе, вновь приобретало веру в себя, в свои силы, в возможность дальнейшей борьбы. Продолжались еще явления боевой неустойчивости и развала, требовавшие даже воздействия вооруженной силой, но масса очнулась.

Донское командование использовало умело прочные части для маневра и деятельно вело реорганизацию армии, упраздняя не отвечавшее силам давление на "фронты", "армии", сводя в нормальные части многочисленные отряды -- наследие партизанства, ополчения и развала.

Очнулись и казаки Верхне-Донского округа, некогда "воткнувшие штыки в землю", подчинившиеся советской власти и погубившие фронт. Восстание там вспыхнуло неожиданно для большевиков и приняло широкие размеры. Мы узнали о нем в начале марта, но лишь позднее, в апреле, когда донцам удалось установить воздушную связь с восставшими, обнаружились потрясающие картины большевистского властвования на Дону.

Со всех сторон неслись вопли, рассказы о массовых злодействах, об осквернении церквей, о поджогах и грабежах, об изнасиловании женщин и детей...

"Душа казака не вынесла такого испытания", -- писал окружной совет восставших. Они просили передать своим одностаничникам на Донце, что "их матери, жены, дети, еще оставшиеся в живых, с изможденными лицами, оборванные и голодные, просят помощи".

Летчиков встречали колокольным звоном и забрасывали цветами. Вести с донецкого фронта подняли еще более настроение восставших, а вести оттуда заставили призадуматься малодушных на фронте.

По большевистской терминологии, это было "кулацкое восстание", хотя даже Бронштейн в своих воззваниях не счел возможным отрицать, что "казаки терпели несправедливости от отдельных проходивших воинских частей и отдельных представителей власти".

Советское командование для усмирения восстания снарядило "экспедиционный корпус" из состава 9-й армии, но он успеха не имел. Бронштейн писал пламенные воззвания, посылал "прекрасные подкрепления, лучших работников-организаторов" и требовал "нанести быстрый, суровый, сокрушающий удар".

Но шли недели за неделями, экспедиционные войска терпели неизменно неудачи, район восстания ширился, и к апрелю у восставших насчитывалось до 30 тысяч бойцов и 6 орудий. У них не хватало оружия и патронов, но зато было мужество отчаяния.

Восстание в тылу ставило советское командование в весьма рискованное положение.

В конце концов, к середине апреля, то есть через полтора месяца после начала наступления советских армий, войска Кавказской Добровольческой и Донской армий стояли на той же линии, сохранив Донецкий каменноугольный бассейн и донской плацдарм.

Менее благополучно складывалось положение на манычском фронте.

В середине марта большевики, отбросив наши части от Великокняжеской к Манычу, вследствие разлива реки держали себя пассивно. И лишь на крайнем южном фланге в ставропольском направлении продолжали непрерывные атаки, неизменно отражаемые кубанцами генерала Улагая. Но в конце месяца 10-я советская армия перешла вновь в наступление и отбросила наши части за реку на всем нижнем течении Маныча.

Один из донских корпусов, совершенно разложившийся, ушел за Дон, отдав большевикам неиспорченным мост и станицу Богаевскую -- в одном переходе от Новочеркасска. Сводные части великокняжеской группы генерала Кутепова также не проявили достаточной стойкости, и с 12-14 апреля противник стал переправляться на левый берег Маныча, угрожая Владикавказской железной дороге, тылу и сообщениям Кавказской Добровольческой и Донской армий.

На очереди стояла серьезная задача парировать этот удар...

Кавказской Добровольческой армией командовал временно начальник штаба генерал Юзефович.

Генерал Врангель поправлялся после сыпного тифа -- сначала в Кисловодске, потом на Черноморском побережье. Юзефович сообщал, что под влиянием перенесенной тяжелой болезни в душе командующего происходит реакция: он говорил, что "Бог карает (его) за честолюбие, которое руководило до тех пор его жизнью", и что после выздоровления он покинет службу и обратится к мирной работе "для своей семьи, для детей...".

Считая, что это настроение лишь временное и оценивая боевые качества генерала Врангеля, я послал ему тотчас же письмо, в котором отметил его заслуги и выразил уверенность, что он останется во главе Кавказской Добровольческой армии. Получил в ответ: "...До глубины души тронут тем сердечным отношением с Вашей стороны, которое неизменно чувствовал во все время моей болезни. От всего сердца благодарю Вас и прошу верить, что, если Богу угодно будет вернуть мне здоровье и силы, то буду счастлив под Вашим начальством вновь отдать их на служение дорогой Родине и Армии".

Получая доклады от своего штаба, генерал Врангель был в курсе боевых операций. И он и Юзефович резко расходились во взглядах со Ставкой в отношении плана текущей операции. С февраля сначала Юзефович, потом Врангель многократно и настойчиво добивались изменения этого плана; вокруг вопроса создавалось нервное настроение, далеко выходившее из области чистой стратегии и из специально-технической заинтересованности... Выбор направления на север или на Царицын неожиданно для меня превращался в лозунг -- внешний по крайней мере -- более сложных, тогда еще не вполне выявившихся настроений...

Генерал Врангель считал "главнейшим и единственным" направление на Царицын, дающее возможность установить связь с армией адмирала Колчака. С этой целью он предлагал "пожертвовать каменноугольным районом, в котором нам все равно не удержаться...", оттянуть наши части на линию реки Миус -- станция Гундоровская с целью прикрытия железной дороги Новочеркасск -- Царицын и, воспользовавшись "сокращением (?) фронта на 135 верст", оставить на правом берегу Дона только Донскую армию, а Кавказскую Добровольческую перебросить на царицынское направление, по которому и наступать, прикрываясь Доном.

Последствия такого решения представлялись мне и начальнику моего штаба с непререкаемой ясностью.

Донская армия тогда только и поддерживалась морально присутствием и соседством добровольцев. Уход их возлагал на донцов задачу совершенно непосильную: прикрытие нового 120-верстного фронта, причем освобождавшиеся 13-я, 14-я и часть 8-й советской армии получали возможность нанести удар во фланг и тыл Донской.

Нечего и говорить, что донцы ни одного дня не удержались бы на правом берегу. "Если бы Кавказская Добровольческая армия, -- писал с полным основанием генерал Романовский Юзефовичу, -- ушла и обнажила левый фланг донцов, не будучи вынуждена к тому силой противника, я убежден, что не только не стали бы донцы защищать никакого плацдарма, но все, что есть у них, развалилось бы совершенно, и мы имели бы за Доном массу беженцев и незначительные донские партизанские отряды... Конечно (при этом), на главнокомандующего со стороны донцов, возможно, и кубанцев, легло бы обвинение в предательстве".

Таким образом, план этот приводил к потере не только каменноугольного бассейна, но и правобережной части Донской области с Ростовом и Новочеркасском, к деморализации Донской армии и к подрыву духа восставших казаков Верхне-Донского округа.

Главная масса войск Южного советского фронта (8-я, 9-я, 13-я и 14-я армии) получила бы возможность на плечах донцов форсировать Дон и обрушиться на тыл и сообщения Кавказской Добровольческой армии (Новороссийск -- Торговая) или, прикрываясь, в свою очередь, Доном, перекинуться к Волге. Дальнейшее успешное развитие операции к северу от Царицына -- армии, линия сообщения которой длиною в 756 верст проходила бы, большей своей частью параллельно фронту и под угрозой противника, -- представлялось совершенно неправдоподобным, подвергая армию опасности быть сброшенной фланговым ударом в Волгу. К тому же путь к Царицыну шел, по словам самого генерала Врангеля, через "безлюдную и местами безводную степь", исключавшую возможность местного пополнения и питания.

Мой план был иной.

В полном единомыслии с командованием Донской армии я хотел удержать в наших руках Донецкий бассейн и северную часть Донской области по соображениям моральным (поддержание духа Донского войска и восставших казаков), стратегическим (плацдарм для наступления кратчайшими путями к Москве) и экономическим (уголь). Я считал возможном атаковать или по крайней мере сковать действия четырех большевистских армий севернее Дона и одновременно разбить 10-ю армию на царицынском направлении. А наше победное наступление, отвлекая большие силы и средства советов, тем самым облегчало бы ж значительной степени положение прочих белых фронтов.

Возможно ли это было? В ближайшее время жизнь ответила утвердительно, ответила разгромом не только 10-й, но и 8-й, 9-й, 13-й и 14-й советских армий.

Угроза со стороны 10-й армии становилась весьма серьезной, и штаб мой спешно стал перебрасывать на манычское направление подкрепления. Предстояло немедленно объединить командование всем манычским фронтом для предстоящей операции, и я решил поручить это дело генералу Врангелю; в случае же, если состояние его здоровья не позволит, принять непосредственное командование на Маныче на себя. Генерал Врангель находился в то время уже в Екатеринодаре.

Поздно вечером 14 апреля к нему зашли генерал Романовский и генерал-квартирмейстер штаба Плющевский-Плющик переговорить по этому поводу.

-- Я могу согласиться не иначе, -- ответил Врангель в очень резком тоне, -- как при условии переброски на царицынское направление всего моего штаба со всеми органами снабжения.

Романовский возразил, что сейчас ввиду тяжелого положения донецкого района убирать оттуда штаб армии немыслимо; речь может идти лишь о выделении маленького полевого штаба... И что раз вопрос ставится так, главнокомандующему остается выехать в Тихорецкую и принять руководство операцией в свои руки.

Генерал Врангель отбыл на другой день в Ростов, в штаб Кавказской Добровольческой армии, я 18-го переехал в Тихорецкую для непосредственного командования на царицынском направлении.

18-20-го закончилось сосредоточение войск манычского фронта в трех группах: генерал Покровский -- в районе Батайска, генерал Кутепов -- западнее Торговой и генерал Улагай -- к югу у Дивного в ставропольском направлении. Главную массу группы составляли кубанские казаки.

Противник к этому времени вышел уже на линию железной дороги Батайск -- Торговая, и передовые части его подходили на переход к Ростову.

18 апреля я отдал директиву войскам манычского фронта "разбить противника и отбросить его за Маныч и Сал", причем генералу Улагаю развивать успех в направлении Ставрополь -- Царицынского тракта, перехватив железную дорогу.

21 апреля началось наше наступление, и к 25-му 10-я советская армия на всем течении Маныча была отброшена за реку. В центре дивизия генерала Шатилова дважды переходила через Маныч, доходя передовыми частями до станции Ельмут, в тылу Великокняжеской, по пути своему разбив несколько полков противника, взяв несколько тысяч пленных и орудия; генерал Улагай перешел Маныч и разбил большевиков у Кормового и Приютного.

Так как форсирование Маныча в низовьях не увенчалось успехом, я оставил для прикрытия его отряд генерала Патрикеева (Командовавший здесь генерал Кутепов вступил в командование корпусом Май-Маевского, предназначенного командовать армией.) и донцов, а все остальные конные дивизии левого крыла и центра 1 мая перевел к устью реки Егорлык. Конная масса из 5Ґ дивизии должна была нанести решительный удар по Великокняжеской с юго-востока.

Между тем напор противника на корпус Май-Маевского в донецком районе становился все отчаяннее. И 25-го начальник штаба корпуса доносил штабу армии: "Положение на фронте такое, что командир корпуса накануне решения об общем отходе корпуса. Командир корпуса считает, что сохранение остатков корпуса возможно лишь в том случае, если корпус своевременно будет выведен из боя.

Время наступило. Нельзя требовать от людей невозможного.

Ввиду этого командир корпуса просит директивы от армии, в каком направлении начать отход... Быть может, марковцы восстановят положение, а самурцы снова и снова займут свое расположение... Быть может, корниловцы опять, в сотый раз, отобьют все атаки... Быть может, противник не будет делать того, что подсказывает ему обстановка, здравый смысл и соответствие сил, и начнет митинговать и забастует, -- но все это такие элементы, которые командир корпуса, конечно, использует, но на которых он не считает возможным строить свои планы..."

Генерал Врангель ответил выражением уверенности в доблести войск и их начальника и в случае полной невозможности удержать фронт указал отходить, "прикрывая Иловайскую, в таганрогском направлении". Одновременно ввиду грозного положения он просил меня приехать в Ростов и вновь возбудил вопрос об отводе Кавказской Добровольческой армии.

Чувствовался некоторый душевный надрыв, который необходимо было побороть во что бы то ни стало.

Я остался при своем первоначальном решении: сохранение фронта -- вопрос необычайной важности; директивы об отступлении не будет; оно может явиться только результатом абсолютной невозможности держаться дольше; в определении этого момента всецело полагаюсь на твердость командира корпуса.

Между тем ввиду настойчиво выраженных пожеланий генерала Врангеля о переводе его на царицынский фронт вопрос этот был предрешен мною окончательно. После окончания Великокняжеской операции войска царицынского фронта должны были составить новую армию под начальством генерала Врангеля, а во главе Кавказской Добровольческой армии, получившей наименование Добровольческой, я решил поставить генерала Май-Маевского, вынесшего на своих плечах всю тяжесть шестимесячной обороны Донецкого бассейна.

30 апреля барон Врангель вновь обратился к начальнику штаба генералу Романовскому об ускорении его переезда на царицынское направление, чтобы попасть к началу операции, тем более, как говорил он, "настроение в городе (Ростове) вполне спокойное, и момент для (его) отъезда наиболее благоприятный".

Генерал Романовский, полагая, что "фронт в угольном районе более важный, а здесь (на царицынском направлении) операция протекает нормально", обусловливал время переезда окончанием формирования штаба и, главным образом, оперативной части для генерала Май-Маевского.

1 мая штаб Кавказской Добровольческой армии уславливался со штабом 1-го корпуса относительно линии предстоящего отхода.

В тот же день генерал Врангель запросил разрешение прибыть ко мне в Торговую для личного доклада. Цель приезда его 2 мая была несколько непонятна, так как обо всем уже мы переговорили раньше и никаких серьезных новых обстоятельств не появилось. Генерал Врангель повторил опять, что пределы сопротивления перейдены и необходимо отступить.

Неожиданным для меня после екатеринодарского эпизода явилось то обстоятельство, что генерал Врангель сразу и охотно принял мое предложение стать во главе конной группы, собранной мною против Великокняжеской.

С тремя офицерами Генштаба он выехал к Бараниковской (на Маныче) и вступил в командование группой.

С 1 по 5 мая там шли обстоятельные приготовления к переправе.

Между тем на нашем правом крыле генерал Улагай, выполняя данную ему задачу -- наступать Царицынским шляхом с выходом части сил в тыл Великокняжеской с целью перерезать железную дорогу Великокняжеская -- Царицын, прошел севернее Маныча более чем на 100 верст, достигнув села Торгового (на реке Сал).

В боях у Приютного, Ремонтного, Граббевской он разгромил до основания всю Степную группу 10-й армии, взяв в плен шесть полков 32-й стрелковой дивизии, штабы, обозы, свыше 30 орудий. Встревоженный выходом генерала Улагая на сообщения своей армии, "товарищ" Егоров направил от Великокняжеской наперерез ему шесть полков лучшей советской конницы Думенко. В полдень 4 мая возле Граббевской произошла встреча, причем после ожесточенного боя Улагай разбил конницу Думенко, которая бросилась бежать в беспорядке на запад, преследуемая кубанцами. Один из отрядов Улагая вышел к железной дороге у станции Гашун и разрушил там путь.

Этот успех предрешил исход Великокняжеской операции.

На другой день с рассветом переправилась через Маныч конная группа генерала Врангеля. В трехдневном бою под Великокняжеской, где противник оказывал нам весьма упорное сопротивление, генерал Врангель нанес поражение центральной группе противника и взял Великокняжескую.

10-я советская армия, потеряв за время Манычской операции (22 апреля -- 8 мая) одними пленными более 15 тысяч человек, 55 орудий, расстроенная и деморализованная, поспешно отступала на Царицын, преследуемая всеми войсками манычского фронта, получившими название Кавказской армии. Командующим этой армией был назначен генерал Врангель.

Войска бывшей Кавказской Добровольческой армии наименованы были Добровольческой армией. Во главе ее стал генерал Май-Маевский.

От генерала Май-Маевского с тех пор тревожных сведений не поступало, 4 мая противник на всем донецком фронте перешел вновь в общее наступление, которое было отражено с большим для него уроном, и Добровольческая армия, перейдя в контрнаступление, в течение нескольких дней овладела вновь всем юзовским районом и Мариуполем, захватывая тысячи пленных, бронепоезда и орудия.

В начале мая на всем фронте от Донца (левый фланг Донской армии) до Азовского моря в стане большевиков наступил моральный перелом. Огромные потери, понесенные в боях и в большей еще степени от дезертирства, ослабили большевистские армии. Они разбились о сопротивление добровольцев и казаков, и в рядах их все более, все глубже нарастало паническое настроение. Появление впервые на этом фронте английских танков произвело на большевиков большое впечатление и еще более увеличило их нервность.

В тылу у большевиков было не лучше.

24 апреля поднял восстание против советов атаман Григорьев и, находя живой отклик в населении, вскоре занял Елисаветград, Знаменку, Александрию, подходил к Екатеринославу. Для борьбы с ним направлены были резервы советского Южного фронта.

Нарастало столкновение между советской властью и Махно, отражавшееся на положении приазовского фронта... Украина кишела повстанческими отрядами во главе с многочисленными атаманами, не признававшими никакой власти, гулявшими по тылам, расстраивавшими сообщения, осаждавшими не раз и самый Киев. Московские "Известия" констатировали вообще во всей прифронтовой полосе целый ряд "контрреволюционных вспышек", в которых принимали вооруженное участие "не только кулаки и черносотенцы, но и некоторые группы обманутых (!) середняков и бедняков". Причины этого явления официоз видел в бесчинствах советских войск, в тяжести поборов и разверсток и в "самодурстве опьяненных властью помпадуров...".

Большевистские армии явно и быстро разлагались.

Начало мая было резким поворотным моментом в судьбах Вооруженных сил Юга. Фронт большевистский дрогнул, и все наши армии -- от Каспийского моря до Донца и от Донца до Черного моря -- были двинуты в решительное наступление.

А.И. Деникин

Очерки русской смуты. -- Париж, 1921.

См. далее...

Информация к размышлению

Чапаев, Толстой и Драгомиров 102k "Фрагмент" Политика. Размещен: 15/04/2015, изменен: 15/04/2015. 102k. Статистика.

Чапаев искренне верил, что его боевого опыта хватит не только для руководства дивизией, но и "всеми вооруженными силами республики" (ему недоставало лишь знания иностранных языков)... Это не только самонадеянность "чапаевых", опасная "кривда" Л.Толстого, но и есть ПРАВДА Драгомирова

Иллюстрации/приложения: 12 шт.

http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/chapaewtolstojidragomirow.shtml

Неравный брак 96k "Фрагмент" Политика. Размещен: 14/04/2015, изменен: 14/04/2015. 96k. Статистика.

У нас, в России, издавна подмечено, что редкий талантливый человек попадает в поле зрения государственных мужей и получает со стороны государства необходимую помощь и содействие. В то же время люди посредственные, но пронырливые без особого труда добираются до вершин власти.

Иллюстрации/приложения: 8 шт.

http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/nerawnyjbrak.shtml

Каменев. Отчего у нас такая несоразмерность: "богатство ума снизу и малоумие сверху?"

"Военные афоризмы" и "Солдатская памятка" генерала Драгомирова

-- Выше всего стоит готовность умирать, т.е. самоотвержение: оно освящает повиновение; оно злейшее иго делает благим, тягчайшее бремя легким; оно дает силу претерпеть до конца, принести Родине жертву высшей любви.

-- Не думай о себе, думай о товарищах; товарищи о тебе подумают. Сам погибай, а товарища выручай.

-- Если тебе трудно, то неприятелю не легче, а может быть труднее твоего; только свое трудное ты видишь, а неприятеля не видишь: но оно всегда есть и потому никакого уныния. но всегда дерзость и упорство.

-- Как бы неожиданно ни появился неприятель, не нужно забывать одного: что его можно бить или штыком, или пулей: из двух выбрать кажется не трудно.

-- Держись кучи; одна беда - не беда, две беды - полбеды; разброд - беда.

-- Не жди смены - не будет; поддержка будет. Здорово побьешь, тогда отдохнешь.

-- Того бьют, кто боится.

-- Всегда бей, никогда не отбивайся. Сломался штык, бей прикладом; приклад отказал - бей кулаками; испортились кулаки - вцепись зубами. Только тот бьет, что отчаянно и до смерти бьется.

-- В бою солдат - тот же часовой; и умирая ружья из рук не выпускай.

-- Береги пулю на три дня, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять; стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля обмишурится, а штык не обмишурится. Пуля дура, а штык молодец.

-- Для солдата нет флангов - тыла, а везде фронт, откуда неприятель.

-- Не думай, что сразу дается победа; враг тоже бывает стоек, иногда не удается взять и с двух, и с трех раз: лезь в четвертый и дальше, пока не добьешься своего. В бою бьет тот, кто упорен и смел, а не кто сильнее; претерпевый до конца спасен будет.

-- Пока дерешься, выручай здоровых; только побив врага, вспоминай о раненый: кто о них хлопочет во время боя и оставляет ряды - трус и подлец, а не сердобольный человек, не товарищи ему дороги; своя шкура ему дорога. Для подбора раненых всегда есть свободные команды.

-- В походе своего места не оставляй: остановился на минуту, отстал на 120 шагов. Иди веселей, не раскисай.

-- Попадешь в начальники, держи людей крепко в руках и приказывай толком, а не командуй дуром: "марш" "вперед". Сначала скажи, что сделать, чтобы всякий человек знал, куда и за чем идти, тогда и марш, и вперед годится. Всякий воин должен понимать свой маневр.

Мысли М.И.Драгомирова о долге, чести и доблести русского офицера

М.И.Драгомиров в своих понятиях офицерской чести охватывал многие сферы военной деятельности. Его мысли принадлежат к числу тех, которые могут устареть по форме, но по духу остаются вечно юными и неизменным, как неизменна сама Истина.

-- Атаману первая чарка и первая палка[42].

-- Считай учение не с той минуты, когда сам выехал или вышел к части, а с той, когда солдат выходит из дому; не до той, когда сам уходишь домой, а до той, когда он домой приходит[43].

-- Офицер должен прежде и главнее всего уметь держать своих людей в руках: держать силою воли больше, нежели мерами физического принуждения (они и в мирное время только для негодяев, а в бою на них совсем плохая надежда); держать так, чтобы люди кроме вашего голоса не знали другого голоса; кроме вашей воли не знали другой воли; чтобы во всех трудных случаях их глаза и помыслы инстинктивно обращались к вам за решением - что делать? И тогда вы сольетесь в одно тело и одну душу[44].

-- Дисциплина - дело взаимное, т.е. бывает крепка только там, где она существует, не только снизу вверх, но и сверху вниз, ибо тот же самый закон, который налагает на солдата известные обязательства, обеспечивает его от неправых посягательств и начальствующих лиц, которые позволяют себе подобные посягательства, суть нарушители закона, и дисциплины[45].

-- В обращении никогда не унижать, а тем более не драться[46].

-- Не даром сказано, что действительно храбрый презирает дуэль[47].

-- Делить с солдатом все тяготы службы[48].

-- Гг. офицеры! учитесь беречь солдата в бою: солдат, который знает, что его берегут, сам себя не бережет; и когда дойдет до рукопашной, его самоотвержение становится безграничным... [49]

-- То время, когда думали, что через руки и ноги можно действовать на сердце и голову, прошло безвозвратно... Ищите. напротив, прежде всего укоренения долга воинского, т.е. развития головы, творческой постановки сердца и остальное приложится[50].

-- Незнание исправляется разъяснением, а не выговором. ...Во всяком случае должно воздерживаться от выговоров и замечаний начальнику, как бы он мал ни был, в присутствии его подчиненных[51].

-- Для этого нужно, чтобы солдаты верили вам, как своей голове, как достойному руководителю; а тогда они будут и любить вас: и не будет нашему солдату ничего невозможного. Это достигается умственным и нравственным превосходством с вашей стороны над теми людьми, жизнь которых в бою вверяется вам. Если они во всех положениях будут видеть в вас наставника, который знает дело лучше их и больше их; если они будут видеть в вас человека, готового первым сделать то, чего от них требует, то пойдут за вами беззаветно и безусловно, куда вы их поведете; и сами скорее лягут, чем выдадут дело, во имя которого идут за вами[52].

-- Отдавая честь старшему, мы выражаем свое подчинение ему и исполняем долг вежливости, требуемый всяким вообще, а не одним только воинским общежитием. Но чинопочитание - дело обоюдное, и не хорошо делают те офицеры, которые не отвечают на отданную им нижними чинами честь, ибо тем показывают, что они менее благовоспитанны, чем солдаты, да вдобавок подают этим последним пример неисполнения предписаний устава: нельзя не привить, ни утвердить исполнительности, когда сам таковою не отличаешься[53].

-- Уметь держать себя по отношению к солдату, т.е. уметь установить свои отношения к солдату так, чтобы эти отношения способствовали делу воспитания и образования солдата, не обращаясь ни в стремление к излишней популярности, ни в излишнюю суетливость, ни в излишнюю суровость, ни в излишнюю доступность и т.п. [54]

-- Не нужно думать, чтобы солдат воспитывался быстрее и лучше при помощи строгих взысканий, - вовсе нет: его воспитывают преимущественно одинаковость, неуклонность и постоянство раз поставленных требований. Девизом ротного командира, да и всякого начальника, должно быть: "Не рви, а тяни" [55].

-- Помнить, что солдат человек и поэтому для него, как и для всякого человека, ни одна обязанность не должна обходиться без соответственного права[56].

-- В вопросе об исполнении приказания, даже явно преступного по мнению исполнителя, офицер и солдат должны руководствоваться не статьями общих законоположений, если бы даже таковые были доподлинно известны, а сущностью присяги, памятуя что в деле исполнения приказания для него преступно только то, что против присяги, а в остальном ответчиком за последствия исполненного приказания всегда является начальник, отдавший приказание. Никакие иные толкования в этом вопросе недопустимы, потому что они нарушили бы святость приказания, способствовали бы увеличению числа случаев неповиновения в армии и в корне подрывали бы основы ее существования[57].

-- Выработать в себе правильное отношение к приказанию. ... Офицер должен следить за самим собою, чтобы его требования и приказания не носили характер каприза: то, что он потребовал известным образом раз, - должно требовать таким же образом постоянно. Выработав, таким образом, законность в самом себе, офицер будет чуток к беззаконности и не даст развиться ей в своих подчиненных, т.е. убережет их того, что составляет основу самых разнообразных и ужасных преступлений[58].

-- Будьте ему примером во всем: и тогда он в плоть и кровь примет ту исполнительность, которая одинакова как на глазах у начальника, так и за глазами; явив себя проникнутым долгом, вы и его поднимете на высоту долга; и тогда ни лишения, ни опасность, ни болезнь, не собьют его с этого пути. Чувство долга растет не снизу вверх, а распространяется сверху вниз[59].

-- Кто выходит из себя, тот служит своей личной потребности раздражаться, а не интересам службы, ибо располагает подчиненных более заботиться об угодливости ему, нежели о служебной исполнительности[60].

-- Помнить, что люди, которые будут вверены его попечению, не в состоянии применяться к нему, а он к ним должен примениться. В этом смысле от офицера потребуется бесконечная терпимость и снисходительность. Чем больше со стороны офицера будет теплоты, участия, терпения, тем легче он найдет доступ к сердцу и сознанию молодого солдата; в таком случае лучше пойдет его воспитание и образование, ибо солдат уверует в офицера, и, уверовавши, во всем послушает[61].

-- Товарищество серьезное, достойное людей, себя уважающих, не только не исключает служебной требовательности, но предполагает ее: не товарищ тот, кто может и должен научить меня делу, от коего зависит моя будущность, - и не делает этого из ложного понятия деликатности. ...Товарищество - святыня, которую нужно беречь, как зеницу ока, ибо на нем все в бою держится. Нет жертвы, которой нельзя было бы принести для водворения и укрепления честного товарищества в войсковой семье[62].

-- Смотрите на солдатство, как на низшую степень великого воинского товарищества; не забывайте святых слов, что "солдат есть имя общее, знаменитое, что солдатом называется первейший генерал и последний рядовой" [63].

-- Во имя товарищества, берегите солдата, но не балуйте его; будьте внимательны к малейшим его нуждам (не на показ, а в настоящую), но непоколебимою рукою закона карайте за преступления, позорящие военной братство, и крепко держите в руках. ...Учите делать дело, а не болтать о деле; неприятеля разговорами не победишь[64].

-- Требования ставить настойчиво и непрерывно наблюдать за их исполнением. Непрерывность наблюдения за исполнением требований положительно необходима, потому что она приучает и начальника, и подчиненного к равномерному напряжению по отношению к службе. У требовательного начальника безропотно исполняется и тяжелая служба; по привычке она даже не кажется тяжелою, а у того, кто бывает требовательным лишь периодически, или случайно, даже и невысокие требования вызывают ропот на строгость[65].

Нам не представляется необходимым комментировать приведенные выше положения. Следует лишь отметить, что идеи, заложенные в этих коротких изречениях, глубоки и многогранны. Может быть им недостает словесного изящества и поэтичности, но зато они концентрируют в себе огромнейшее знание человеческой психологии, войны и боя, истинного понятия о воинской доблести.

0x01 graphic

Портрет генерала и государственного деятеля Михаила Ивановича Драгомирова, 1889

Худ. Репин И.Е.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 02/10/2015, изменен: 02/10/2015. 54k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 5 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: В России зарыт великий клад, от которого зависит благополучие, процветание и счастье всей страны. Неравный брак и "чистилище" России... (Деникин) (Каменев)

Каменев Анатолий Иванович Штыки в землю?

Каменев Анатолий Иванович
Штыки в землю?