ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Символика - воспитание - красноречие

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  
  

0x01 graphic

  

Георгиевский штандарт с Георгиевскими лентами лейб-гвардии Кирасирского Его Величества полка, 1817 год.

  
   55
   Военная символика древних славян.
   Меч был, прежде всего, символом войны. "Зайти мечем" означало завоевать; "обнажить меч" означало открыть военные действия, напасть. Меч был эмблемой княжеской власти. Миниатюры Радзивиловской летописи неоднократно изображают князей, сидящих на престоле с обнаженным мечом в правой руке. Меч был символом независимости. Прислать свой меч, отдать меч врагу символизировало сдачу. Меч был, кроме того, священным предметом. Еще языческая Русь клялась на мечах при заключении договоров с греками (911 и 944 гг). Позднее мечи князей-святых сами становились предметами культа (меч князя Бориса, меч Всеволода-Гавриила Псковского). При этом меч всегда был оружием аристократическим. Он употреблялся либо князем, либо высшими дружинниками по преимуществу. Эта символика меча в древнерусском дружинном обиходе накладывает особый отпечаток на употребление слова "меч" в "Слове о полку Игореве", создает ему особую смысловую насыщенность. "Половци... главы своя подклониша подъ тыи мечи харалужныи", - здесь слово "мечи" употреблено во всем богатстве его значений: повержены половцы мечом войны и мечом власти. "Подклонить головы под меч" означает одновременно и быть ранеными, и быть покоренными. В языке Древней Руси были обычными выражения "ковать ложь", "ковать лесть", "ковать ков" и т. д. Исключительный интерес представляет конкретизация этого выражения в "Слове", превращение его в художественный образ с помощью всей смысловой нагрузки слова "меч". Автор "Слова" пишет: "Олегъ мечемъ крамолу коваше"; мирный труд противопоставлен в этом образе междоусобной войне. Однако осуждение усобиц Олега сказывается не только в этом: Олег кует мечом крамолу, то есть злоупотребляет своею властью князя; он "святотатствует", употребляя свой меч во зло, и т. д. Стяг. Наряду с мечом важное значение в "Слове о полку Игореве" имел и стяг. Стягом "стягивали", объединяли ратников. Стягами и хоругвями в Древней Руси подавали сигналы войску. В битве с их помощью управляли движением войск. "Возволоченный" стяг служил символом победы, поверженный стяг - символом поражения, отступления, бегства. К стягу собирались дружинники. По положению стягов определяли направление движения войска. Стяги служили знаками того или иного князя. Наконец, стяг был символом чести, славы. И не случайно один из князей XII в. сказал как-то о другом, умершем князе: "того стяг и честь с душею исшла" (Ипатьевская летопись под 1171 г). Все эти значения слова "стяг", вернее реальную действенность самих стягов в древнерусском военном обиходе, следует учитывать и при объяснении соответствующих мест "Слова о полку Игореве". В самом деле, что означает обращение автора "Слова" к потомству Ярослава и Всеслава: "Уже понизите стязи свои"? Понизить, повергнуть или бросить стяг имело лишь одно значение - признание поражения. И значение этого призыва - "понизите стязи свои", то есть признайте себя побежденными в междоусобных войнах, - прямо поддерживается и дальнейшими словами автора: "вонзите свои мечи вережени. Уже бо выскочисте изъ дъдней славъ". Автор этим своим обращением к Ярославичам и Всеславичам хочет указать им на бессмысленность и пагубность для обеих сторон междоусобных войн; в них нет победителей: "обе стороны признайте себя побежденными, вложите в ножны поврежденные в междоусобных битвах мечи; в этих битвах вы покрыли себя позором". Боевой конь. В дружинном быту Древней Руси такое же особое место, как предметы вооружения, занимал и боевой конь воина. В XII и XIII вв., в отличие от X-го и XI-го, русское войско было по преимуществу конным. Этого требовала, прежде всего, напряженная борьба с конным же войском кочевников. Но и вне зависимости от этого княжеский конь был окружен в феодальном быту особым ореолом. Летописец Даниила Галицкого уделяет особенное внимание любимым боевым коням своего господина. Летописец Андрея Боголюбского отводит особое место описанию подвига его коня, спасшего Андрея, и отмечает ту "честь", которую воздал ему Андрей, торжественно его похоронив, "жалуя комоньства его". Это особое положение боевого коня в феодальном быту XII-XIII вв. придало слову "конь" смысловую значительность. В коне ценилась, прежде всего, его быстрота. Это создало эпитет коня "борзый", встречающийся и в летописи, и в "Слове" ("А всядемъ, братие, на свои бръзыи комони"). С конем же был связан в феодальном быту целый ряд обрядов. Молодого князя постригали и сажали на коня. После этого обряда "посажения на коня" князь считался совершеннолетним. В летописи немало случаев, когда слово "конь" входит в состав различных военных терминов, образованных путем метонимии: "ударить в коня" означало пуститься вскачь; "поворотить коня" - уехать, отъехать или вернуться; "быть на коне", "иметь под собою коня" означало готовность выступить в поход. Большое распространение имел термин "сесть на коня" в значении "выступить в поход" (ср. "сесть на коня против кого-нибудь", "сесть на коня за кого-либо" и др). Термин этот построен по принципу метонимии - названа только часть действия вместо целого. Стремя. В известном отношении "стремя" было таким же символическим предметом в дружинном быту XI-XIII вв., как и меч, копье, стяг, конь и многие другие. "Ездить у стремени" означало находиться в феодальном подчинении. Так, например, Ярослав (Осмомысл) говорил Изяславу Мстиславичу Киевскому через посла: "ать ездить Мстислав подле твой стремень по единой стороне тебе, а яз по другой стороне подле твой стремень еждю, всими своими полкы" (Ипатьевская летопись, под 1152 г). Кроме феодальной зависимости, нахождение у стремени символизировало вообще подчиненность: "галичаномь же текущимь у стремени его" (Ипатьевская летопись, под 1240 г). Вкладывание князем ноги в стремя было обставлено в Древней Руси соответствующим этикетом. На одной из миниатюр Радзивиловской летописи изображен князь, вкладывающий ногу в стремя. Стремя держит оруженосец, стоящий на одном колене. Все это придает особую значительность выражению "Слова" "вступить в стремя". Когда речь идет о дружине, автор "Слова" употребляет обычное выражение "всесть на кони": "А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони", - обращается Игорь к своей дружине, но не "вступим в стремень". Когда же речь идет о князьях, автор "Слова" употребляет выражение "вступить в стремя": "тогда въступи Игорь князь въ златъ стремень и поеха по чистому полю"; Олег "ступаетъ въ златъ стремень въ граде Тьмуторокане"; "вступита, господина, въ злата стремень", - обращается автор "Слова" к Рюрику и Давыду Ростиславичам. В этом различии, которое делает автор "Слова", несомненно, сказалась его хорошая осведомленность в ритуале дружинного быта. Испить воды в водах врага - символ победы. В связи с этим определением стран по рекам стоит и распространенный в Древней Руси символ победы: испить воды из реки побежденной страны. Владимир Мономах, говорится в летописи, пил золотым шлемом из Дона, покорив страну половцев (Ипатьевская летопись, под 1201 г). Юрий Всеволодович (сын Всеволода Большое Гнездо), захватив Тверь, напоил коней из Тверцы и угрожал новгородцам напоить своих коней из Волхова (Новгородская первая летопись, под 1224 г). "Слово о полку Игореве" неоднократно употребляет этот символ победы. Дважды говорится в "Слове" "испити шеломомь Дону" как о цели похода Игоря. Здесь речь идет не только о победах над странами по этим рекам, но, очевидно, об их полном покорении. Всеволод не только может "испить" воды из Волги и Дона, он может вообще лишить воды эти реки: "вычерпать", "расплескать" их. Вместе с тем образы эти, родившиеся под влиянием обычного символа победы Древней Руси, дают представление о многочисленности войска Всеволода: не хватит воды в Дону, когда каждый воин Всеволода "изопьет" из него свою долю победы; не окажется воды и в Волге, когда воины Всеволода двинутся по ней в ладьях. (Д.С. Лихачев. Великое наследие Древней Руси).
  

0x01 graphic

Олимп.

Художник Николай Аполлонович Майков (1794-1873)

  
   56
   Военное воспитание.
   Как бы хорошо ни была устроена, снабжена и обучена армия, как бы она ни была многочисленна, ее можно признать способною на победы в современных условиях вооруженных столкновений государств лишь постольку, поскольку ее личный состав удовлетворяет некоторым нравственным, умственным и физическим требованиям. В идеале военнослужащий должен обладать: непоколебимой преданностью военному делу, выдающейся сознательностью поступков, предприимчивостью, самостоятельностью и находчивостью, покорностью военному долгу и дисциплине, неистощимой телесной и духовной энергией, высокою честностью, наклонностью к тесному служебному товариществу, а главное - беззаветным мужеством, твердостью, решимостью и самоотверженностью. Но мирная обывательская жизнь, при редкости войн в настоящее время, не способствует развитию этих качеств: скорее затрудняет его. Поэтому государствам приходится вводить в программу боевой подготовки личного состава армии, сверх технического обучения его военному делу и искусству, также и подготовку его к войне в качественном, т.е. в нравственном, умственном и физическом отношениях. Этот наиболее важный и сложный отдел боевой подготовки и называется военным воспитанием. В частности, под нравственным воспитанием понимается воздействие на разум и сердце человека таким образом, чтобы развить в нем навык руководиться в службе и деятельности высшими представлениями и побуждениями, которые служат источником военных доблестей, облегчая человеку победу над противодействующими этим доблестям страстями и эгоистическими инстинктами, - особенно над животным чувством самосохранения. Такими высшими побуждениями издавна признаются: религиозность - источник нравственной чистоты человека, покорности его своей доле и не боязни смерти физической (этот стимул особенно высок в русском народа и почти отсутствует во Франции; наиболее силен он у японцев, исповедующих воинствующую религию Синто); патриотизм - беззаветная любовь к отечеству, к своей национальности и к высшему радетелю за их интересы - своему Государю; чувство долга, выражающееся в покорности законам, правилам службы (дисциплины) и, вообще, в готовности исполнить принятые на себя обязательства, как бы они тяжелы ни были; чувство чести, честолюбие и славолюбие, любовь к славе - различные степени стремления обеспечить уважение извне к своей личности, - основа большинства военных добродетелей и высших подвигов; наконец, чувство общественности (корпоративности), рождающее товарищеское единение - источник взаимопонимания и взаимной выручки. Под умственным воспитанием подразумевается, с военной точки зрения. забота о развитии, во-первых, сознательной привычки отдавать себе ясный отчет в предъявляемых службою требованиях и задачах; во-вторых, глазомера (чутья) - способности быстро оценивать и даже угадывать обстановку данного действия и, в-третьих, находчивости и быстрой сметки, обеспечивающей целесообразность решений (поступков), ведущих кратчайшим путем к наибольшему успеху. Наконец, физическое воспитание имеет целью укрепить здоровье человека, развить его мышечную и нервную силы и, вообще, обратить его в неутомимого, выносливого, неприхотливого, всегда доброго, ловкого, смелого и подвижного бойца. Сущность военного воспитания в различные исторические эпохи понималась, однако, не одинаково. В древности, когда постоянной армии не было, а между тем войны были непрерывны и жестоки, военное воспитание, естественным образом, входило в программу воспитания каждого гражданина (Греция, Рим). Быть полноценным гражданином значило в то же время быть и образцовым воином, ибо на каждом гражданине лежала обязанность поддерживать не только внешнюю безопасность государства, но также и господство своего племени над покоренными народами внутри страны. Поэтому военное воспитание являлось скорее "самовоспитанием" и в мирное время поддерживалось самим народом через посредство воинственных игр (например, Олимпийские, Истмийские и др), состязаний, турниров и т.п. По мере развития государственности и развития мирной культуры, это положение вещей мало-помалу изменилось: военная специальность, а с нею и воинственный дух, сохранила за собою лишь сравнительно небольшая, хотя и благороднейшая часть граждан (дворянство, рыцарство), постепенно обратившаяся в контингент военачальников (в новейшее время - офицерский корпус); масса же армии набиралась сначала из наемных воинов-профессионалов (кондотьеры, ландскнехты, швейцарцы и т.п.), а затем просто вербовалась из худших элементов страны и даже чужеземцев. Для наемников принципы военного воспитания были неприемлемы: их воинский дух поддерживался просто разбойничьими инстинктами (войны в то время были сплошным грабежом). Для вербованных же войск была выработана постепенно, взамен военного воспитания, специальная система военной муштры (дрессировки), сущность которой состояла в стремлении, посредством механических упражнений и жестоких наказаний, превратить человека в машину, в автомат, повинующийся только голосу начальника (афоризм Фридриха II, творца муштры: "Солдат должен бояться палки капрала больше, чем пули неприятеля"); такому методу военного воспитания соответствовали и тактика и даже стратегия. События революционных войн конца ХVIII в. послужили сигналом в коренной перемене понятий. Наполеон воскресил некоторое подобие древних гражданских и народных армий, причем патриотическое настроение и вера в вождя восполняли недостаток их военного воспитания. К таким же армиям, начиная с Пруссии, постепенно перешли и прочие европейские государства (кроме Англии). При этом в мирное время кадр армии, естественным образом, обратился в воспитательно-образовательную военную школу, в которой все способные владеть оружием население стало проходить курс боевой подготовки. Такая перемена в связи с возникновением новой тактической доктрины должна была отразиться и на системе военного воспитания: механическая муштра, отвечавшая лишь свойствам вербованных армий, в значительной мере потеряла своей raison d'etre. Однако, рутина и былой престиж муштры оказались весьма живучими. Переход от принципов механической дрессировки к принципам истинного военного воспитания, как оно в идеале, понимается теперь, совершается весьма медленно и, в сущности, затянулся до наших дней; в большей или меньшей степени муштра до сих пор живет в деле военного воспитания войск и имеет не мало идейных приверженцев (особенно в Германии, Англии и у нас). Россия в деле военного воспитания долго шла самобытным путем: у нас почти не было ни наемных, ни вербованных войск, и наши армии всегда обладали некоторыми свойствами народных. Вероятно, поэтому наши лучшие военные люди всегда понимали сущность военного воспитания именно в том смысле, как она представляется нам теперь: об этом свидетельствует образцовая и для нашей эпохи военно-педагогическая система Петра Великого, Румянцева, Потемкина и особенно Суворова. К сожалению эта самобытность была резко оборвана в конце ХVIII в. вторжением к нам идей в форме прусской муштры, через посредство созданных императором Павлом Гатчинских войск и выписанных из Пруссии инструкторов. Только в конце прошлого века нашелся авторитет, доказавший несостоятельность системы муштры вообще, а для нашей армии в особенности, и побудивший нас вернуться в деле военного воспитания на путь, указанный Петром Великим и Суворовым: это - М.И. Драгомиров. Однако его многолетняя, талантливая проповедь, подхваченная многими выдающимися военными людьми и послужившая во многом откровением и для иностранных армий, не смогла вполне преодолеть инерцию прусского влияния: до сих пор, как и на Западе, муштра принимает у нас существенное участие в военном воспитании. Последнее еще недавно повсюду считалось как бы монополией военного ведомства. Прочие ведомства и само общество, конечно, старались оказывать армии посильное содействие и поддержку (например, победоносные для немцев результаты войны 1870-1871 гг. приписывают "немецкому школьному учителю", т.е. заботам ведомства народного просвещения о воспитании народа в духе религиозности, патриотизма и верности долгу; но собственно задачи военного воспитания они считали вне своей компетенции. Более того: во Франции возникла даже утопическая идея (Ж. Дюрюи), отозвавшаяся и в России, что армия мирного времени могла бы взять на себя и задачу гражданского, общего, воспитания народа. Однако, идея эта заглохла довольно быстро и уступила место обратному течению. Дело в том, что тяжелый и сложный характер современных войн предъявляет военному воспитанию и обучению все более и более высокие требования. Между тем, сроки пребывания гражданина в рядах армии все сокращаются (ради возможности иметь, на случай войны, более многочисленный запас подготовленных бойцов); вместе с тем, все ширится противодействующая успешности военного воспитания пропаганда различных антигосударственных и антимилитаристических учений. Совокупность этих причин заставила признать, что армия, как школа, не только не в состоянии расширить свои задачи в пользу общего гражданского воспитания, но сама в деле военной подготовки народа нуждается в помощи общества и правительства. Помощь эта, главным образом, должна выразиться в том, чтобы будущий защитник родины вступал в ряды армии уже развитым в нравственном, умственном и физическом отношениях, в полном сознании своего гражданского, а вместе с тем и военного долга; тогда армии останется только довершить его воспитание в чисто военному духе и научить его военному искусству. С этой мыслью явилась и другая: с юных лет привить будущему воину вкус к войне и военной службе, образовав в нем навыки, сноровки и т.п. В результате, благодаря усилиям обществ и правительств, во всех странах возникают добровольческие и школьные организации и спортивные кружки с воспитательными и военно-учебными целями, что, конечно, должно со временем в значительной мере облегчить задачи самой армии. В идеале, метод военного воспитания должен опираться, с одной стороны, на выводы психологии и физиологии человека, а с другой - на изучение внутренней и внешней природы войны. Однако, в действительности такой научно-обоснованной системы военного воспитания пока не существует (хотя частных попыток создать эту систему появляется все больше и больше). То же, что разумеется на практике под системою военного воспитания, представляет, собственно, случайное наслоение принципов, мыслей, приемов, сноровок и т.п., частью завещанных нашему поколению великими практиками (Суворовым - у нас, Наполеоном - во Франции, Фридрихом II-в Германии), частью извлеченных из деятельности тех же практиков выдающимися военными теоретиками (Клаузевиц, Драгомиров), частью укоренившихся по рутине с весьма давних времен. В общем, в деле военного воспитания армии так или иначе принимает участие все государство. Признаки этого участия можно заметить и в военном звании главы государства, и в отношениях к воинству со стороны церкви, законодательства, общества, печати и т.д. Повсюду армия резко (формой одежды, правом ношения оружия) выделена из среды населения в особую корпорацию, живущую по особым законам и имеющую свою особую этику. В самой армии средством военного воспитания является, в сущности, весь уклад ее службы, жизни и деятельности. Посредством точной регламентации обязательными к руководству уставами, наставлениями, правилами и т.п. ее стараются вести так, чтобы каждый воин возможно чаще и отчетливее представлял себе во всем величии свое назначение и мог упражнять в себе те душевные настроения, умственные и физические навыки, которые понадобятся ему в военное время; в то же время заботятся об устранении всего того, что могло бы иметь, в этом отношении, вредное влияние. Поэтому в войсках, прежде всего, стараются укоренить религиозность, истово соблюдать церковные обряды, которые, при случае, связываются с представлениями о долге воина: такая связь установлена, например, в обряде принесения присяги на верность службе и самом рисунке знамен, в способе празднования годовщин военных событий и т.п. Заботятся о поддержании на высоком уровне патриотического чувства, что достигается посредством различных празднеств, торжеств, бесед, чтений и т.п., выражающих благоговение и преклонение перед величием и славою родины в ее прошлом и настоящем и перед личностью ее государя; стараются возбудить любовь и уважение к своей армии, воскресить воспоминания ее военной славы, для чего поощряется составление и изучение истории побед и заслуг родной армии (своей части, в особенности), устройство памятников, музеев и т.п. и посещение полей сражений; увековечиваются и постоянно вспоминаются имена и подвиги родных героев военного долга и чести (мраморные черные доски в храмах с именами павших на войне). Самый характер службы регулируется тем, чтобы выдвинуть рельефно святость закона, долг службы и требования военной дисциплины и вместе с тем вызвать у исполнителя стремление к самостоятельности и сознательному отношению к своим обязанностям (наиболее важным в воспитательном смысле видом службы мирного времени Драгомиров считал службу караульную, т.к. она ставит часто офицера и солдата в те же положения, как и война). Строгим порядком жизни, а также системою поощрения и взысканий, внедряются правила порядочности, нравственности, чести, опрятности и приличия. Самая служба и занятия по изучению военного дела организуются так, чтобы из них была ясно видна их конечная цель, и обучаемый на каждом шагу упражнялся в проявлении желательных воину качеств. Военному воспитанию особенно способствует правильная постановка отношений между начальниками и подчиненными. Эти отношения должны быть таковы, чтобы уже в мирное время получился навык: у начальника - к власти и вместе с тем к доверию, благожелательству к низшему и заботе о нем, а у подчиненного - к беспрекословному повиновению, наряду с уважением к начальству. Этими же отношениями воспитывается чувство общности, единства всех военнослужащих и личной чести каждого воина, независимо от его чина. Задача военного воспитания массы армии лежит всецело на корпусе офицеров. Роль офицеров в армии чрезвычайно поднимается в своем значении и усложняется тем обстоятельством, что, будучи воспитателями, они в то же время являются для нижних чинов тем образцом, тем идеалом воина, к какому они сами обязаны побуждать стремиться своих воспитанников. Отсюда видно, что "качество армии зависит от качества офицерского корпуса". Поэтому, во всех армиях прилагают все старания создать многочисленный, хорошо воспитанный и образованный контингент офицеров. Для этого их, во-первых, обеспечивают достаточным содержанием; во-вторых, выбирают, по возможности, из наиболее культурного, благородного и благонадежного класса населения; в-третьих, подготавливают, по возможности, с детства к военной службе в специальных учебных заведениях (кадетских корпусах, венных училищах) и, в-четвертых, предъявляют офицерской корпорации строгие требования в отношении нравственности, личной чести и умственного развития. Литература: А В.Суворов. Наука побеждать; М.И. Драгомиров. Учебник тактики; Байков. Свойства боевых элементов боя и подготовка войск к войне и бою; Бутовский. О способах воспитания и обучения современного солдата; П.Краснов]. Психологические основания воспитания солдата; Герштельман. Нравственный элемент в руках Суворова; Маслов. Анализ нравственных сил бойца; Пузыревский. Исследование боя; Головин. Исследование боя; Мюллер. Моральное воспитание войск в Германии, России и Японии; Жорж Дюрьи. Современная социальная роль офицера; Основы боевой муштры. Пер. с нем М. Энвальда. - СП б., 1910. (А.Каменев).
  

0x01 graphic

Николай Чудотворец. 1809

Художник Василий Козьмич Шебуев (1777-1855)

  
   57
   ВОЕННОЕ КРАСНОРЕЧИЕ.
   Благоустроенное войско составляет защиту государств, ограду священных алтарей и царских престолов; составляет главную силу народа, охраняющую ее от внешних врагов и внутреннее благосостояние его утверждающую. Но сия сила страшна для врагов, надежна для правительств и граждан только тогда, когда нравственный дух оживляет воинов и соединяет их чувствованием любви к отечественной стране, к ее вере и законам. Войско, неодушевленное сею нравственною силою, есть слабая опора государств, есть утлая и вместе с тем тягостная часть в общественном здании; оно, как видим из истории, лишаясь сей внутренней жизни, превращается в буйную толпу преторианцев, янычар и стрельцов. Нравственный дух, оживляющий войска всех благоустроенных государств, различается по различию причин, воспламенявших оный. Страна, вера, правительство, законы - вот обыкновенные и общие причины чувствований и деяний всякого народа, движимого нравственными побуждениями! Сие-то различие стран, вер, законов, правительств было причиною различия нравственных чувствований, одушевляющих сердца воинов. Спартанцы умирают под тучею стрел персидских, повинуясь строгим законам Спарты; римляне жертвуют жизнью, упоенные мечтою народного величия и всемирного владычества. В [свое] время французы-революционисты, увлеченные ложными понятиями равенства, явили удивительный пример мужества и доказали свету, сколь опасна нравственная сила народа, когда она не основана на вечных законах того, кем цари царствуют и сильные пишут правду. Нравственное чувствование, всегда одушевлявшее россиян, была пламенная любовь к отечественной стране и ее государям. <...> С распространением христианской веры в Отечестве нашем и с укоренением спасительных ее правил, новое чувство одушевило сердца русских воинов. Ревность к вере слилась с любовью к Отечеству и Государю и увеличила нравственную силу русского героизма. Бедствия, постигшие Россию, служили новою пищею благочестивой ревности к вере. Притеснения врагов: печенегов, половцев, татар, немцев, поляков, шведов, возбудили ненависть, отдалили сердца россиян от всего иноземного и сосредоточили, так сказать, чувствования их на отечественной вере. Ревность к благочестию особенно возрастает и укрепляется гонениями и бедами; подобно как высокий кедр простирается тем далее в глубину корни, чем сильнее колеблется и потрясается бурями. Счастливые успехи оружия, непрерывные победы в течение двух сотен лет возродили в сердцах россиян новое, или лучше сказать, прежнее чувство, чувство народного достоинства. Оно одушевляло российских воинов еще в первые счастливые времена Монархии, когда они, победив окрестные народы, простерли страх своего оружия в недрах Греческой империи: но сие чувство было подавлено бедствиями Отечества нашего. Междоусобие князей распространило всеобщее уныние, а иго татар унизило дух народа. С зарею славы возродилось, говорю, вновь чувство народного достоинства, и последняя брань, доказавшая свету доблести россиян, оставила беспримерные воспоминания, услаждающие сердце и возвышающее душу. Вот четыре нравственные свойства, отличающие русских воинов: ревность к вере, любовь к Отечеству, преданность к Государям и высокое чувство народного достоинства! Знаменитые полководцы, постигая всю важность нравственных сил человека, старались узнать наклонности войска предводительствуемого ими, дабы в нужных случаях, пользуясь сими сердечными пружинами, побудить его к исполнению своих предприятий. Они всегда старались говорить своим воинам языком сердца. От героев Гомера до витязей последней брани народов, все полководцы воспламеняли своих сподвижников убеждениями, основанными на их нравственных склонностях. Голос военного красноречия всегда потрясал те струны сердца, которые самою природою были, так сказать, напряжены для ударения. По различию времени, военное красноречие было различно. Оно имело особливо три отличительные свойства: в древние времена, средние и новые. Древние народы, отличавшиеся доблестями военными и гражданскими, были греки и римляне. У них-то особенно процветало военное красноречие. Оно было одною из главных причин неимоверных побед их над многочисленными врагами. Александр Великий волшебною силою красноречия убедил македонян пройти пустыни Азии, перенести многочисленные нужды, презреть все ужасы войны в странах диких, отдаленных, терпеть равнодушно и голод и жажду. Цезарь покорил своей власти Галлию, Британию и, наконец, весь свет не столько искусством военным, сколько даром слова. Но примеры действия красноречия столь многочисленны, что не возможно исчислить самой малейшей части оных. Военное красноречие древних сходно своими качествами с красноречием гражданским. Полководец на поле брани видел в воинах своих тех граждан, которые на вече избирали его своим предводителем; видел в них граждан свободных и себе равных. Он сообщал им часто мысли свои более как советник, нежели как начальник. Он должен был объяснять им причины, побуждения и цель своих предприятий; он должен был иногда прибегать к их самолюбию и льстил им, как обыкновенный гражданин, ищущий почестей, льстил своим согражданам в собраниях народных. По сей причине речи и гражданские и военные, читаемыми нами в Фукиде, Полибии, Тите Ливии, Таците и других историках греческих и римских, сходны между собою основаниями мыслей и выражений. Одно только различие можно приметить между ними, что военные речи кратче и сильнее гражданских. В средние времена военное красноречие изменяло свой характер по обстоятельствам. По разрушении западной Империи, все великое пало; красноречие умолкло. Одни крики диких народов и вопли несчастных раздавались в опустошенных странах образованной части света. Предводители орд, поощряя соучастников своего зверства к грабежам и убийствам, не знали языка героев, не знали военного красноречия, требующего благородных чувствований и возвышенных мыслей. Их краткие речи, сохраненных историей, доказывают зверское их неистовство. Но когда благотворное действие христианской веры смягчило жестокие сердца диких завоевателей, дух красноречия переменился. Христианское благочестие одушевило ораторов-воинов; основанием речей их была ревность к вере, целью - защита благочестия. Таковы были речи витязей, подвизавшихся в крестовых походах. После крестовых походов наступило время рыцарства. Оно небогато произведения красноречия. Причиною чего могла быть феодальная система правления, по которой начальствующие и подвластные не имели ничего общего между собою; могла быть и самая странность рыцарей, которые искали частных опасностей и не желали разделять славы с другими; красноречие же существует одним общением. По сей причине военные речи сего времени дышат геройством, лично презирающим опасности браней. В новейшие времена военное состояние отделялось разительными чертами от гражданского. Когда для безопасности и лучшего устройства установлены в государствах постоянные войска; тогда по необходимости граждане, оставляя отечественный кров, и часто удаляясь за пределы родной страны на долгое время, забывают мало-помалу естественные связи и заменяют любовь к отечеству частной привязанностью к сподвижникам, чувствованиями военной части и славы. Сия перемена чувствований особенно приметна была во французском войске в последнее время революции, в правление Бонапарта. По сей причине чувствования, возбуждаемые новейшими полководцами, были по большей части чувствования чести и славы, личная привязанность к начальствующим и любовь к частным выгодам. Бонапарт поощрял французское войско пред Бородинским сражением следующей речью: "Вот сражение, которого вы столько ждали! Теперь победа зависит от вас; она вам необходима. Она вам доставит изобилие, хорошие квартиры и скорое возвращение во Францию. Подвизайтесь, как вы подвизались при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске; пусть самые поздние потомки представляют в пример ваше мужество в нынешнем сражении: он был под стенами Москвы в великом сражении". Но отличительными и постоянными чувствованиями Российских воинов всегда были ревность к вере, любовь к Государю, привязанность к Отечеству и народное честолюбие. <...> О качествах военного витии. Речь можно назвать выражением внутренних совершенств говорящего, или пишущего, отголоском его ума и сердца. Чем совершеннее душевные способности писателя, тем речь его может быть красивее. Душевные совершенства суть двоякие: врожденные и приобретенные. Врожденные совершенства суть те способности, коими природа одарила некоторых людей преимущественно пред другими. Люди получают от природы различные дарования и в различной степени: от сего одни бывают способные к одному званию, другие к другому. Рожденные к военному званию, должны преимущественно перед другими отличаться многими душевными доблестями. Особливо необходимы для военного основательность и быстрота ума, твердость и благородство духа. Природная основательность ума нужна военному человеку, во-первых, для приобретения сведений в науках, необходимых его званию и требующих глубокого размышления; во-вторых, для благоразумного устройства и управления тех частей, которые вверяются ему высшей властью во время войны или мира. Чем важнее военное звание в обществе, тем сильнее оно действует на независимость и благосостояние государства; тем пагубнее может быть заблуждение, произошедшее от неосновательности управляющих войском. Неосновательное суждение ученого подвергает его одного критике; ошибка судии большей частью гибельна одному подсудимому; недальновидность домостроителя и промышленника вредит только их собственным выгодам: но действие военачальника, не основанное на благоразумии, часто навлекает гибель на целое государство и вредит многим поколениям. Таким образом, недальновидная щедрость Августа и Тиберия, оказанная войску, сделала корону Римских Императоров продажною; буйное нашествие Бонапарта на Россию лишило Францию плодов двадцатилетних побед и помрачило ослепительный блеск его собственной славы. Военачальник тем более вредит неосновательным умом своим, чем его власть и круг действий обширнее. Но случалось, что и в тесном круге действий военачальник неблагоразумием своим подвергал опасности целое государство. Быстрота ума особливо нужна в решительные минуты военных действий. Основательность ума требует времени для размышления; быстрота не терпит медления. Нужен один взгляд, нужна одна минута, дабы человеку с быстрым умом решить действие и увенчаться успехом. Истории великих полководцев исполнены подобными примерами. Иногда одно их острое слово, остроумный и нечаянный оборот решали судьбу сражений. Цезарь, однажды, видя свое войско обратившееся в бегство, бежит навстречу первого воина, несущего знамя, хватает и обращает его голову к неприятелям: "ты обманываешься, громко говорит ему, туда (указывает на врагов) должно нести знамя". Римские легионы соединились и победили. Твердость духа есть внутренняя сила человека, противоборствующая великим и, по-видимому, неодолимым препятствиям. Она часто возрастает с невозможностью победить трудности, и к удивлению нашему, нередко побеждает оные. Трудное поприще воина, исполненное опасных подвигов, требует, так сказать, на каждом шагу сей доблести душевной; и в ком нем твердости духа. тот по форме только, а не по душе воин. Одно из отличительных свойств твердого духа есть постоянное терпение. Сие качество нужно воину не только во время трудных походов, во время продолжительных осад и в других несчастных случаях, но и в мирное время. Войско, теряющее навык терпения, теряет постепенно и другие воинские доблести: примером сему служит войско Аннибала, вкусившее сладости покоя в Капуе. Девизом военного человека должно быть самоотвержение. Второе отличие твердости военного духа есть безусловное повиновение. Великодушный воин возвышается свободою доброй воли своей выше всякого принуждения, коего рабами делаются только малодушные и строптивые. Бытописания и ежедневные опыты свидетельствуют, что частные лица, сословия и народы тем охотнее и усерднее повинуются властям, чем более имеют доброй воли, просвещенной и утвержденной нравственными понятиями. Развращенные люди, недовольные ничем, недовольны и собою, обыкновенно ропщут и при всяком удобном случае предаются своеволию и буйству. Благородные чувствования возвышают истинного воина над людьми других состояний. Люди прочих состояний, по свойству и кругу своих действий, имеют более или менее случаев предаваться себялюбию. Сей порок, сосредоточивающий нравственные деяния человека в круге личности, обыкновенно стесняет мысли и чувствования наши: напротив того, истинный воин, решившийся жертвовать жизнью отечеству, расширяет свое сердце любовью ко всему отечественному, переносится мыслию бессмертия в позднее потомство; и, таким образом, с пространством и величием предмета возвышается и мыслями и чувствованиями. Благородное и высокое чувствование, которым многие военные люди особенно отличаются, есть храбрость. Сия доблесть, без которой воин должен стыдиться своего имени, часто не привлекает к себе должного уважения и удивления. Причиною сего равнодушия может быть, во-первых, то, что храбрость есть общая добродетель всех честных воинов; во-вторых, то, что она проистекает иногда не от нравственных побуждений, но от физической пылкости характера; в-третьих, то, что она бывает нередко нуждою. Мужество почитается доблестью, высшей храбрости. Храбрость бывает иногда, как сказано, действием воспламенения; но мужество требует основательности ума, твердости духа и высокости чувствований. Храбрость пользуется минутою для победы, но мужество часто прибегает к терпению, ожидает удобного и верного времени для успеха. К благородным чувствованиям, отличающим истинного воина, можно отнести прямодушие и бескорыстие. Прямодушием воина я называю ту откровенность, которая ничего не таит, не имея никакой постыдной причины скрывать мысли и чувствования. Кто решается жертвовать отечеству жизнью, благом, превышающим всю цену благ земных, тот не должен и не может желать другой награды за сию великую жертву, кроме бессмертной славы. Лесть и пронырство, употребляемые военным человеком для достижения почестей, или других личных выгод, доказывают, что он не рожден быть произвольною и чистою жертвою отечества. Корыстолюбие совершенно противно нравственному назначению воина. Не собирать добычи, не обогащаться цель его. Защищать отечество, охранять личную безопасность и собственность граждан, блюсти права человечества, ополчаясь против нарушающих оные, быть совершенно бескорыстным исполнителем своего долга: вот обязанности воина! Но если, пользуясь правом победы, или силой оружия, он нарушает святость личности или собственности, то он унижается до хищника и грабителя. Военное звание святится одною чистотою намерений. К приобретенным совершенствам, украшающим воина, можно отнести науки и опытность. Словесность, способствующая более других наук к образованию ума и сердца, необходима и для военного человека. Она доставит ему многие сведения, полезные в разных обстоятельствах жизни, откроет многие пути к употреблению своих познаний на пользу общую, облегчит средства действовать на умы подчиненных благоразумным советом слова. Но должно признаться, что словесность нужна воину не в таком обширном круге, в каком она необходима для ученого человека, или для гражданского оратора. Правильность, ясность, краткость, сила: вот качества слога, удовлетворяющие цели военных сочинений! Существенно необходимые науки для военных людей суть науки военные. Они до времен великого Фридерика заключались в одних почти частных наблюдениях полководцев и не основывались на твердых началах; но с тех пор, а особливо со времени революции Французской, сии науки приведены в положительные и определенные правила. История, сохраняющая достопамятные события, может служить весьма полезным училищем для военного человека. Читая о великих подвигах знаменитых полководцев, он извлечет из их деяний полезные для себя наставления. Высокие образцы, представленные для подражания потомству Фукидидом, Ксенофонтом, Титом Ливием, Тацитом, Плутархом, обогатят память его поучительными примерами, возбудят в его сердце благородное рвение к славе, воспламенят любовь к отечеству и не дадут ему никогда уснуть сном праздности, как Фемистоклу трофеи побед Мильтиадовых. Все великие полководцы получили первоначальное образование в училище Истории. Нет сомнения, что кроме выше упомянутых многие другие науки могут принести великую пользу начальнику войска. Даже знание астрономии иногда служило средством к победе. Но при дарованиях, основательном и быстром уме могут быть достаточны для военных людей науки и теоретические, словесные и военные. Первые доставят материал познания, вторые дадут оному форму, третьи поведут непосредственно к практике. Опыт есть самый лучший и самый верный наставник. Он один поверяет умозрительные познания наши. Военному человеку преимущественно перед другими нужна опытность. "Желательно, говорят писатели опытные в ратном деле, чтобы каждый, вступающий в военное поприще, начинал оное, по примеру знаменитых полководцев, званием простого воина". На какую бы степень после ни возвысили его счастье и мужество, он никогда не забудет правил повиновения и строгой подчиненности, которым научился из опыта. В высоком звании он будет помнить, что простой солдат, есть человек; что и за пределами государства, в дальних странах, он есть его соотечественник. Он узнает цену усердия своих храбрых сподвижников, узнает их нужды, недостатки и те трудности, коим они подвергаются в походах, на стражах и т.п. Его речи займут из строгих уроков опыта особенный характер; покажут, что он умеет и повиноваться, как начальник, и повелевать, как простой воин. Впрочем, военный оратор может в высших званиях вступить в трудное поприще военное и выучиться искусству действовать на сердца подчиненных: но, получив сие опасное исключение по праву рождения, или по особому благоволению высшей власти, он должен благородными усилиями дополнить недостаток опыта. Сделавшись офицером по праву, он должен сделаться солдатом по службе; должен добровольно подвергаться утомительным трудностям, от которых жребий избавил его. Качества военного слога. Военачальник более действует, нежели говорит; речь его есть, так сказать, только дополнение действия. Быстрота и сила составляют существенные качества военного действия, так и слог всех речей военных должен отличаться сими совершенствами. Быстрота в речи происходит от пламенного стремления к страсти. Чувствование, одушевляющее военачальника, переносит воображение его с неизъяснимою быстротою от предмета к предмету и часто, где хладнокровный оратор составляет несколько периодов, он употребляет одно выражение, и чего не договорил, дополняет действием. Переходя от одной мысли к другой, он не соблюдает строгой связи между ними; но, не успев объяснить предмета, нечаянно обращается к другому; от угроз вдруг переходит к ласкам, от наказаний к награждениям; обещая спокойствие, в то же время убеждает к трудным подвигам. Он не заботится о том искусстве, которое, сопрягая различные мысли с переменною постепенностью в переходах, дает им единство при всем их разнообразии. Следовательно, одно из обыкновенных качеств военного слога есть некоторый беспорядок в соединении мыслей, происходящих от быстроты оных. Второе качество военного слога, проистекающее от быстроты мыслей, есть краткость. Пламенное воображение в своем стремлении касается обыкновенно только главных предметов, опуская маловажные обстоятельства, которые подразумевать можно. Военный писатель иногда одним взглядом обнимает множество предметов, довольствуется немногими словами для выражения самых богатых мыслей; объясняет кратко действия, решившие судьбу государств; выражается с быстротою, подобно быстроте победы, таким образом, Цезарь, донося Римскому Сенату о победе над Фарнаком, употребил только три слова: "Я пришел, увидел, победил" (veni, vidi, vici). Третье качество военного слога есть живость. Военачальник, увлекаемый сильным желанием, передать свои мысли и чувствования подчиненным, пламенеет нетерпением убедить и склонить их на свое мнение. Он вопрошает их и, не дожидая ответа, спешит сам отвечать вместо их. Знаменитый Камилл, увидев римлян, устрашенных многочисленностью атлантов, так укоряет их: "Сподвижники! Где ваша бодрость и тот жар мужества, который я всегда видел на лицах ваших? Ужели вы забыли, кто я, кто вы и кто враги ваши? Не вы ли, предводительствуемые мною, победили галлов, освободили Рим? Или я уже не Камилл? Нападите только на врагов и они побегут пред вами". Ободренные сей речью римляне устремились на атлантов и победили их. Сила есть второе по быстроте существенное качество военного слога. Она происходит или от языка, или от мыслей. Язык содействует силе слога своею краткостью. Чем он способнее представлять меньшим количеством слов большее число мыслей, тем более силы придается слогу. Мысли в сем отношении могут быть уподоблены пороху, который чем теснее сжат, тем сильнее действует. Опытные писатели стараются, сколько возможно, уменьшать слова, не заключающие никаких понятий, как-то: союзы, местоимения и т.п., требуемые одною нуждою механизма речи. <...> Сила мыслей проистекает или от быстроты воспламененного воображения, о которой выше сказано, или от величия описываемых предметов, или от личных качеств говорящего. Великие предметы и великие воспоминания непрестанно представляются мыслям воина. Отечество, Государь, достоинство народа, почести, слава, трофеи, памятники, бессмертие, битвы, победы, торжества, завоевания, унижение врагов, одоление крепких твердынь и препон: вот обыкновенные предметы, составляющие содержание сочинений военных. Они своим величием и важностью придают силу мыслям и возвышают слог сочинения. Примером может служить следующее донесение Суворова Императору Павлу I о переходе Российских войск через Альпийские горы: "Победоносное воинство Вашего Императорского Величества, прославившееся храбростью и мужеством на суше и морях, ознаменовывает теперь беспримерную неутомимость и неустрашимость и на новой войне, на громадах неприступных гор. Выступивши из пределов Италии, к общему сожалению всех тамошних жителей, где сие воинство оставило по себе славу избавителей, переходило оно чрез цепи страшных гор. На каждом шаге в сем царстве ужаса зияющие пропасти представляли отверстые и поглотить готовые гробы смерти; дремучие мрачные ночи, непрерывно ударяющие громы, льющиеся дожди и густый туман облаков при шумных водопадах с каменьями с вершин низвергающимися, увеличивали сей трепет. Там является зрению нашему гора Сент-Готард, сей величающийся колос гор, ниже хребтов которого громоносные тучи и облака плавают... Все опасности и трудности преодолеваются; и при таковой борьбе со всеми стихиями неприятель, гнездившийся в ущелинах и неприступных выгоднейших местоположениях, не может противостоять храбрости войска, являющегося неожиданно на сем новом театре. Он отовсюду изгнан. Войска Вашего Императорского Величества проходят темную горную пещеру Унзернлох, занимают мост, удивительною игрою природы из двух гор сооруженный и проименованный Чертовым. Оный разрушен неприятелем, но сие не останавливает победителей. Доски связываются шарфами офицеров. По сим доскам бегут они, спускаются с вершины и достигая врага, поражают его всюду. Напоследок надлежало восходить на снежную гору Винтерберг, скалистую, крутизною все прочие превышающую. Утопая в скользкой грязи, должно было подниматься противу и посреди водопада, низвергающего с яростью страшные камни и снежные земляные глыбы, на которых много людей и с лошадьми с величайшим стремлением летели в преисподние пучины, где многие убивались, а многие спасались. Всякое изображение недостаточно к изображению сей картины природы во всем ее ужасе! Единое воспоминание переполняет душу трепетом и теплым благодарственным молебном ко Всевышнему, Его же невидимая всесильная десница, видимо, сохранила воинство Вашего Императорского Величества, подвизавшееся за святую Его веру". Благородные и высокие чувствования, твердость, мужество, решительность, величие духа, презирающего все препятствия, все страхи и самую даже смерть, - сии качества воина изображаются и в действиях и в речах его: от сего проистекает та сила мысли, которой отличаются сочинения великодушных полководцев. Сверх упомянутых совершенств военного слога, проистекающих из главных душевных доблестей воина, - быстроты и силы, еще нужны общие и особенные качества оного. Общие качества слога суть: правильность, ясность, определительность, чистота, истина и основательность. Сих качества не могут заменить никакие совершенства речи. <...> Особенные качества военного слога, проистекающие из отношений общежития и долга, суть скромность в подчиненном и решительность в начальствующем. Скромность есть цвет вежливости, украшение человека. По делам службы она есть непременный долг, которого строго требует связь военного чинопочитания. Сия скромность должна быть истинная, а не мнимая; должна проистекать от чистосердечия, а не от низкой лести, недостойной благородного звания воина. Подчиненный, предоставляя донесение, или прошение своему начальнику, должен внимать в значение и силу выражений, дабы не показаться грубым или низким; он должен знать все формы и принятые общежитием и постановлениями правила в сношениях по делам службы. Степенность есть долг для военачальника, требуемый и важностью его звания и условиями общежития. Воин должен отличаться сим качеством и в делах и в речах своих. Следовательно, неуместные восторги, шутки, насмешки, язвительное остроумие, страстные выражения, пиитические преувеличения и вымыслы не должны быть терпимы в военном слоге; еще менее простительны простонародные пословицы, низкие и неприличные выражения и т.п. Решительный тон должен показать голос военной власти, требующей безусловного повиновения; он должен внушать и уважение и доверенность к повелевающему: почему в повелениях не должно быть приметны ни гордость, ни слабость; в замечаниях - ни грубость, ни колкость: гордость уменьшает должную доверенность подчиненного к начальнику; слабость вредит почтению; грубость низка и простонародна; колкость раздражает. (Толмачев Я. Военное красноречие, основанное на общих началах словесности, с присовокуплением примеров в разных родах оного. Часть 2. - СП б., 1825).
  

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

  

0x01 graphic

Жан РАСИН (1639 -- 1699) --

французский драматург, поэт, представитель классицизма

  -- С велением богов нам спорить не по силам. Долг смертных -- принимать, что властный рок судил им.
  -- Нередко дар богов бывает божьей карой.
  -- Сеешь зло -- так жди кровавой жатвы.
  -- Сильней страдают те, чье горе молчаливо.
  -- Без дела веры нет: оно ее мерило.
  -- Тиран медоточив, пока не в полной силе.
  -- Народ покорствует и чтит царя обычно До той поры, пока царь не попал в беду; Тогда он восстает и рвет свою узду.
  -- У человека с заурядными свойствами умеренность добродетель весьма заурядная.
  -- Величие души нам без труда дается, Когда чужая кровь, а не родная льется!
  -- Со страху человек на все готов пойти.
  -- Я обнимаю своего соперника, но только с целью задушить его.
  -- Выкормив змею, вы можете быть ею укушены за то, что ей продлили дни.
  -- Ненависть к отцу ложится и на сына.
  -- Кто праведно живет, тот нечестивцу враг.
  -- Страсть, как ее ни прячь, видна чужому глазу. Все выдает нас: вздох, движенье, слово, взгляд. Скрываемый огонь сильнее во сто крат.
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023