ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Славное дело" - подавить волнения горцев раз и навсегда" ...

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее...

"Славное дело" -- подавить волнения горцев раз и навсегда" ...

М.С. ВОРОНЦОВ

НАМЕСТНИК НА КАВКАЗЕ

(1844-1854)

Из кн. В. Дегоева

Как известно, отказавшись от А.П. Ермолова, Николай I отказался и от его системы, сочтя ее малопродуктивной.

Утвердилась доктрина массированных ударов по местам сосредоточения военных сил горцев и их жизненно важным центрам, каковыми, по вполне понятной логике русского командования, являлись резиденции имама Шамиля. Расширение сферы влияния мюридизма до беспримерных масштабов (чего еще не было при Ермолове), казалось, оправдывало такой подход.

Внешне все выглядело весьма резонно: новые реалии требовали соответствующей реакции. Нужно было быстро и решительно пресечь это движение.

В подобной ситуации "осадная" стратегия представлялась бессмысленной потерей времени.

Так думал Николай I.

Вдохновленный блестящими победами над Ираном и Турцией (конец 20-х гг. XIX в.), он приказал фельдмаршалу И.Ф. Паскевичу (сменившему Ермолова) завершить еще одно "славное дело" -- подавить волнения горцев раз и навсегда.

Ему хотелось "закрыть" кавказский вопрос как можно скорее и сосредоточиться на других проблемах, в том числе -- внутреннего обустройства Кавказа.

С точки зрения технического осуществления, "славное дело" поначалу казалось императору, уже избалованному военными успехами, не бог весть каким сложным. Оно, по его мнению, было по плечу исполнительным генералам с более скромными способностями и менее яркими заслугами, чем у И.Ф. Паскевича.

Поэтому, когда в 1830 г. вспыхнуло восстание в Польше, Николай I послал фельдмаршала усмирять поляков в уверенности, что на Кавказе и без него справятся.

Хотя преемники И.Ф. Паскевича, возможно, во многом уступали ему, назвать их людьми бездарными нельзя. Они имели профессиональный опыт, знания. В их распоряжении находились закаленные боевые командиры, прошедшие при Ермолове и до него трудную школу горной войны.

***

Портрет работы Джорджа Доу.

Военная галерея Зимнего дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)

Справка (А.К.) о Паскевиче:

Могучий мститель злых обид

Кто покорил вершины Тавра

Пред кем смирилась Эривань

Кому суворовского лавра

Венок сплела тройная брань

А.С.Пушкин. Об И.Ф. Паскевиче

За две недели до коронации Николая I Паскевич был отправлен командовать войсками на Кавказ, где персы вторглись в закавказские провинции, заняли Ленкорань и Карабах, после чего двинулись к Тифлису.

На Кавказе в то время главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом был А. П. Ермолов. По мнению самого Паскевича, Ермолова отстранили от командования за самоуправные поступки, за то, что войска были распущены, в дурном состоянии, без дисциплины, и за то, что в корпусе воровство было необыкновенное; люди были неудовлетворены жалованием за несколько лет, во всём нуждались, материальная часть находилась вся в запущениии. Вновь коронованный Николай I хотел на место Ермолова назначить А. Я. Рудзевича, но это намерение осталось не исполненным. Новый император был не лучшего мнения о Ермолове и прямо писал И. И. Дибичу: "Я Ермолову менее всех верю".

Получив от Ермолова донесение о вторжении персов, Николай I направил к нему Паскевича, передав ему командование войсками, причём формально он подчинялся Ермолову, что привело к личной вражде между ним и Ермоловым, в результате чего Ермолов позднее был отозван с Кавказа.

По пути на Кавказ Паскевич получил чин генерала от инфантерии.

По прибытии он узнал, что для действий против персидских войск и восставших жителей Талышского и Ширванского ханств Ермоловым сформированы два отряда: один против Елизаветполя, под начальством В. Г. Мадатова, а другой -- против Эривани. 3 сентября 1826 года Мадатов провёл удачный бой при Шамхорее, после чего, по прибытии к отряду Паскевича, он занял Елизаветполь. Затем двинулся навстречу Аббасу-Мирзе, направлявшемуся с крупным войском к Елизаветполю. Сражение произошло 14 сентября, персы были совершенно разбиты. Паскевич донёс об этом государю и Ермолову и был награждён золотой шпагой с бриллиантами и надписью "За поражение персиян при Елизаветполе".

И. Ф. Паскевич

Ермолов не решался вторгнуться в Эриванское ханство, как предлагал Паскевич, а занялся изгнанием мятежных ханов из Ширванской и Кубинской областей, в то время как сам Паскевич перешёл вброд реку Аракс и возвратил на российскую территорию около 600 семейств, угнанных персами. Он встал 25 сентября лагерем при реке Черскени, а сам скоро вернулся в Тифлис, откуда писал Дибичу, что не находит для себя возможным продолжать службу с Ермоловым, что здоровье его не позволяет ему пребывать на Кавказе и поэтому он просит отозвать его обратно в Россию. Вместе с тем, он доносил о результатах своих инспекторских смотров некоторых кавказских войск, которые найдены были им в весьма неудовлетворительном состоянии, и жаловался на вынужденное бездействие, на неудовлетворительность плана первой кампании, на трудности предстоящего весеннего похода и т. д. В таком же роде Паскевич писал генерал-квартирмейстеру графу Сухтелену, помощнику Дибича.

Всё это доводилось до сведения императора.

Было очевидно, что отношения между Ермоловым и Паскевичем обострились до полной невозможности совместного служения. При этом каждый из них отдельно составил и послал в Генеральный Штаб свои предложения о предстоящей кампании, которые являлись замечаниями на план военных действий, составленный Дибичем и присланный из Петербурга.

Вскоре в Тифлисе было получено высочайшее согласие на план кампании, представленный Ермоловым. В Тифлис прибыл Дибич, уполномоченный действовать по обстоятельствам. В своих донесениях Дибич писал о неспособности Паскевича заменить Ермолова. По мнению Дибича, Паскевич был слишком доверчив и вовсе не знаком с гражданским управлением края. Однако, по решению императора, Ермолов был уволен, а 28 марта 1827 года Паскевич вступил в командование Отдельным Кавказским корпусом и в управление Кавказским краем.

Были также уволены герои Кавказа -- Мадатов и А. А. Вельяминов.

Дибич вскоре уехал из края, и Паскевич приступил к решительному покорению Эриванской области. Он перешёл за Аракс, занял Нахичевань и обложил защищавшую этот город крепость Аббас. Разбил при Джевань-Булане персов, спешивших под начальством Аббаса-Мирзы на выручку крепости, которой Паскевич овладел 7 июля. Паскевич был награждён за это орденом святого Владимира 1-й степени. Двинувшись после этого к Эривани, Паскевич овладел крепостью Сардар-Абад, находившейся на его пути, перешёл реку Зангу и 5 октября, после упорной битвы, овладел Эриванью -- столицей Эриванского ханства, за что удостоился ордена святого Георгия 2-й степени. Таким образом, две большие области Закавказья были покорены в три месяца.

Граф И. Ф. Паскевич и принц Аббас-Мирза

на подписании мирного договора в Туркманчае

Известие о покорении Эривани произвело удручающее влияние на персов: они предпочитали сдаваться русским войскам при их приближении. Так, 11 октября 1827 года был занят Паскевичем Тавриз, где было захвачено значительное количество боеприпасов, а со взятием этого города занята была и вся Азербайджанская провинция, после чего Аббас-Мирза начал переговоры о мире, не имевшие, однако, последствий из-за несогласия персидского шаха на некоторые из предложенных ему условий. Это послужило причиной возобновления военных действий, и к началу 1828 года русскими войсками были заняты Урмия, Марага и Ардебиль, а когда Паскевич 7 января 1828 года двинулся к Тегерану, персидский двор выслал к нему уполномоченных с полным согласием на все мирные предложения. Это дало возможность заключить 10 февраля 1828 года мир с Персией в деревне Туркманчай, по которому Персия уступала России Эриванское и Нахичеванское ханства, а также обязывалась выплатить 20 млн рублей контрибуции. За это Паскевич был возведён в графское достоинство с именованием Эриванского и получил из контрибуции миллион рублей ассигнациями.

***

И Розен, и Головин, и Нейдгардт были разными в своих достоинствах и недостатках, но их объединяла вера в возможность победить мюридизм в генеральном сражении (или сражениях) -- нужно лишь толково все организовать.

Кроме того, их самостоятельность была сильно ограничена дотошными указаниями из Петербурга, устаревавшими, еще не достигнув Тифлиса. Противиться им адресаты не могли, да и не хотели: не позволял ни их статус де-юре, ни их личностный авторитет де-факто.

Свою военную работу они делали как будто правильно.

Так, как их учили.

Однако вся беда состояла именно в этой "правильности", в неспособности принимать быстрые и нешаблонные решения, брать ответственность на себя.

Едва ли не каждый их шаг был абсолютно предсказуемым для противника.

В 1844 г. судьба подарила Нейдгардту верный случай разбить Шамиля, попавшего в крайне тяжелую ситуацию, по сути -- в ловушку.

Оставалось отдать войскам соответствующие приказания.

Между тем педантичный и осторожный генерал, решив действовать наверняка, занялся дополнительными приготовлениями.

В результате драгоценное время было упущено, и Шамиль благополучно ускользнул.

Справедливости ради следует отметить, что генерал Головин, к концу своего пребывания в должности командующего Кавказским корпусом, стал высказываться в пользу "осадной" системы, предлагая (вслед за Ермоловым) совмещать ее с периодическими внезапными операциями наступательного характера.

М. С. Воронцов на Кавказе

В 1844 г. (в год назначения М.С. Воронцова наместником Кавказа) исполнилось 17 лет, как Николай I, требовавший скорейшего покорения горцев, сместил Ермолова за нерасторопность и приверженность "ошибочной" стратегии.

С того времени сменилось несколько командующих Кавказским корпусом, неуклонно наращивалось количество русских войск в регионе, было дано по меньшей мере три столь долгожданных "генеральных" сражения, после которых возникала уверенность, что с мюридизмом покончено.

Между тем война шла по восходящей, и перспективы ее завершения становились все менее определенными.

Более того, Шамиль достиг беспрецедентного могущества вопреки громадным усилиям не допустить этого (а возможно, и благодаря им).

В 1842 г. Кавказская война "отпраздновала" свой 25-летний юбилей.

Новыми победами горцев.

Николай I недоумевал, почему его армия, не имевшая соперников ни в Европе, ни в Азии, терпит неудачу за неудачей в борьбе против горстки "дикарей".

В сознание императора стали закрадываться сомнения. Пока они не касались стратегической системы в целом. Вопрос стоял лишь о выборе "правильных" методов управления войсками и "хороших" исполнителей.

После инспекционного визита Николая I на Кавказ в 1837 г. произошли крупные кадровые перестановки в руководстве Кавказским корпусом.

В течение следующих пяти лет их пришлось дважды повторить.

Однако перелома в войне не наступило.

Размышления привели Николая I к выводу, что причина неудач -- в отсутствии свободы действий у командующего русскими войсками на Кавказе, в его чрезмерной зависимости от указаний Петербурга.

Недостаток единовластия усугублял соперничество и трения внутри руководящего состава Кавказского корпуса, что пагубно сказывалось на общем состоянии дел.

Поэтому император решил предоставить своему наместнику на Кавказе почти неограниченные полномочия, избавив его даже от ответственности перед военным министром России.

Для такого высокого статуса нужно было подобрать и соответствующую личность.

В первой половине 40-х гг. ходили слухи, что Николай I вновь призовет на эту должность опытного Ермолова, либо доверит ее самому военному министру Чернышеву.

Но выбор, против всех ожиданий, пал на новороссийского губернатора М.С. Воронцова.

М. С. Воронцов на Кавказе

Михаил Семенович Воронцов родился в 1782 г. в семье видного русского дипломата и государственного деятеля С. Р. Воронцова.

Юный отпрыск знатного рода получил прекрасное образование в Англии, где его отец довольно долгое время представлял Россию в качестве полномочного посла.

С воцарением Александра I молодой Воронцов становится камергером. Однако дворцовая жизнь ему не по нутру, и он отправляется на Кавказ.

Там Воронцов служит до 1805 г., находясь в подчинении у князя П.Д. Цицианова. Затем он принимает участие в войне против Наполеона на территории Пруссии, а в 1810 -- 1811 гг. в русско-турецкой войне.

Благодаря безупречной службе и боевым отличиям Воронцов быстро поднимается по лестнице чинов.

В Отечественной войне 1812 г. он уже генерал-майор.

После изгнания наполеоновской армии из России Воронцов вместе с русскими войсками преследует ее через всю Европу до самой Франции. По завершении войны он три года командовал экспедиционным корпусом, дислоцированным во Франции, а затем до 1820 г. жил в Англии, к которой с детства испытывал симпатию.

С 1823 г. начался новый, яркий этап в его карьере.

Воронцов был назначен на должность генерал-губернатора Новороссийского края и Бессарабии, с правом вести дела по собственному усмотрению, подчиняясь лишь царю. С его деятельностью в этом качестве связаны внушительные достижения в хозяйственном освоении южной России и Крыма. На новом поприще он, как писали западные авторы, "работал с творческим усердием".

Бесспорные заслуги Воронцова в управлении огромным, полиэтничным краем, административный талант и военный опыт сделали его в глазах Николая I наиболее подходящей кандидатурой на ту важную роль, которую император собирался доверить ему на Кавказе.

По утверждению Фр. Вагнера, этот выбор для многих был полной неожиданностью, поскольку Воронцов не входил в число царских фаворитов.

Более того, считалось, что в свите и в окружении генерал-губернатора обосновались соглядатаи, докладывавшие Николаю I о каждом шаге своего подопечного.

В такой атмосфере любым случаем опорочить Воронцова в глазах монарха были не прочь воспользоваться его враги, которых он невольно нажил благодаря полученному от императора почти независимому статусу.

Если дело и вправду обстояло именно так, то тем больше оснований уважать Николая I за прагматизм, за готовность ставить интересы страны выше личных симпатий или антипатий.

Как бы то ни было, в 1844 г. М.С. Воронцова назначили наместником Кавказа с беспрецедентными, почти неограниченными полномочиями.

Сохранив за ним прежнюю должность -- генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии, -- император сосредоточил в его руках колоссальную власть, какой не имел ни один царский сановник в истории России, даже Г.А. Потемкин при Екатерине II.

Фактически Воронцов стал единоличным правителем на территории от Прута до Аракса. Ему предоставлялась такая свобода действий, что многие вопросы он мог решать не только без согласования с Петербургом, но и с самим Николаем I.

Впрочем, это не касалось проблемы выбора общей стратегической системы в Кавказской войне.

Тут по-прежнему последнее слово оставалось за императором, который по-прежнему считал генеральное сражение самым надежным средством покончить с Шамилем и мюридизмом.

Хотя Николая I стали посещать сомнения, он все же не расстался с застарелым убеждением, что вождя горцев можно разбить одним ударом -- достаточно лишь удачно выбрать место и время для этого.

Поэтому основная установка, полученная новым наместником Кавказа от Николая I, была сформулирована предельно конкретно: любой ценой взять резиденцию имама -- аул Дарго -- и тем самым завершить войну.

Шамиль в молодости

Похоже, Николай I, глядя на кавказскую ситуацию из Петербурга, недооценивал уроки прошлого, подсказывавшие, что взятие "центра владычества" Шамиля ничего не давало.

Любой малодоступный аул мог стать новой резиденцией имама.

Вероятно, император верил, что после стольких лет борьбы с горцами и постоянного наращивания численности русских войск оставалось сделать еще одно усилие, и победа будет обеспечена. Нужно лишь умело спланировать ход операции и поручить ее выполнение опытному военачальнику, освобожденному от мелочной опеки Петербурга.

Воронцов, неплохо разбиравшийся в кавказских делах, не разделял оптимизма Николая I и догадывался о необходимости иной тактики.

Он еще больше утвердился в этом мнении после бесед с А.П. Ермоловым, к которому он специально заехал в Москву перед отбытием к месту назначения.

Многоопытный генерал по-прежнему считал бесполезным применение в горах метода "решительного удара".

Сравнивая Дагестан и Чечню с крепостью, он предупреждал, что брать ее следует не штурмом, заведомо обреченным на провал, а длительной осадой.

Ермолов находил глубоко порочной существовавшую систему ежегодных наступательных кампаний в соответствии с заранее намеченными (часто Петербургом) целями.

Внешне казавшиеся успешными, эти экспедиции на самом деле были почти безрезультатными: после ухода русских власть Шамиля тут же восстанавливалась, на пособников гяуров обрушивались репрессии, имамат возвращался к своей обычной жизни.

Без последовательного закрепления русских войск на новых рубежах вся предшествующая многолетняя работа (с ее не только стратегическими, но и политическими результатами) сводилась на нет.

Перед российской армией вставал зловещий призрак "сизифовой" каторги.

Во избежание ее Ермолов предлагал перейти к планомерной целенаправленной стратегии, предусматривавшей прорубку лесов, строительство широкой сети крепостей и дорог между ними, постепенное, методичное продвижение в глубь Чечни и Дагестана и прочное закрепление на новых территориях.

Для такой системы требовались скорее топор, кирка и лопата, чем пули и штыки.

Рассчитанная на длительный срок, она не сулила немедленного успеха и предполагала терпение, которого в Петербурге не хватало.

Воронцов был в принципе согласен с Ермоловым, но возражать Николаю I не стал.

Во-первых, он был польщен доверием царя.

Во-вторых, у него, прошедшего школу классической военной науки, по-видимому, еще сохранялась иллюзия возможности сокрушить движение Шамиля одним крупным и верно рассчитанным сражением.

Понадобилась кровавая даргинская драма, чтобы эта иллюзия рассеялась окончательно.

В начале лета 1845 г., выполняя указания Николая I, Воронцов во главе 10-тысячного войска начал наступление на аул Дарго, резиденцию имама.

Шамиль отступал с оборонительными боями, сжигая оставляемые аулы, чтобы они не достались врагу.

На самых важных участках обороны по пути в Дарго он вступал в ожесточенные сражения и, измотав русские войска, исчезал, чтобы вновь появиться через несколько верст.

Отряд Воронцова редел по мере продвижения вперед и вскоре начал испытывать недостаток продовольствия и боеприпасов.

Пришлось в ожидании подкреплений задержаться на три недели в одном из аулов. На подступах к Дарго Воронцов с большими потерями штурмовал защищаемый горцами перевал, овладев которым он спустился вниз и очутился в "столице" имамата.

Вожделенная цель, оказавшаяся дымящимися руинами, не принесла ни радости, ни удовлетворения, тем более что предстояло еще выбраться оттуда.

Мрачные предчувствия Воронцова усиливались царившим в окрестных лесах оживлением, не предвещавшим ничего хорошего: к Шамилю стягивались свежие силы, рубили деревья для завалов, заграждали оба выхода (северный и южный) из Даргинского ущелья.

Отряд Воронцова попал в ловушку, искусно подготовленную Шамилем.

Штурм Елисуйских завалов

Русские войска снова терпели нужду в провианте, фураже, имелось много раненых и больных, кончались боеприпасы.

Аул являлся отменной мишенью для артиллерийского и ружейного обстрела с окружавших его возвышенностей.

Задерживаться там значило обрекать себя на верную гибель. Воронцов решил пробиваться на север к Герзель-аулу, но прежде он должен был дождаться продовольственного обоза, шедшего из Андии. Навстречу отправилась войсковая колонна для приема грузов.

Горцы дали ей широко растянуться на марше, и когда ее арьергард вошел в болотистую лощину, они отсекли его от головной части и почти целиком уничтожили.

На обратном пути та же участь и на том же месте постигла авангард колонны во главе с отважным и подававшим блестящие надежды генералом Пассеком.

Он погиб в бесстрашном порыве, стремительно увлекая солдат в атаку.

Русские войска дрались геройски, но узкое топкое место, со всех сторон сдавленное лесной чащей, давало Шамилю преимущество.

В Дарго вернулась лишь горстка людей с несколькими вьюками провизии.

Этот кровавый эпизод вошел в историю Кавказской войны под названием "сухарная экспедиция".

13 июля Воронцов выступил из Дарго.

Предварительно он приказал уничтожить все тяжести (кроме пушек) для облегчения движения и послал в крепость Грозную (с пятью курьерами разными дорогами) к генералу Фрейтагу указание спешно идти на помощь.

Отряд Воронцова продирался к Герзель-аулу в невыносимых условиях: по узкой тропе, под неприятельским огнем, с постоянно растущим числом раненых и больных, в голоде и изнурении.

Ценой многих жизней и напряжения последних сил приходилось брать завалы. Каждый шаг давался все труднее и труднее.

Вконец измотанные и заметно поредевшие войска остановились близ селения Шаухал-Берды на отлогом левом берегу реки Аргун, где их со всех сторон блокировали огромные скопления мюридов. Двигаться вперед не было ни смысла, ни возможности. Шамиль расположился на высотах правого берега, беспрерывно обстреливая из пушек лагерь русских. Отвечать было нечем, кончились снаряды.

Положение катастрофически ухудшалось.

От отчаяния удерживала единственная надежда -- на Фрейтага.

Воронцов сохранял достоинство и хладнокровие.

Он показал себя мужественным человеком, когда в одной из критических ситуаций личным примером поднял валившихся от измождения солдат на штурм завалов. Воронцов категорически отверг предложение офицеров о сформировании специального отряда, которому предстояло бы прорвать линию окружения и вывести главнокомандующего в безопасное место.

Обращаясь к войску с посланием, он признал весь драматизм обстановки и сообщил, что спасения можно ожидать только от Фрейтага. А если суждена смерть, то он готов достойно встретить ее вместе со своей армией. Воронцов постоянно находился среди солдат, разговаривал с ранеными, подбадривал упавших духом. Иногда он ложился на складную кровать в своей белой палатке, служившей прекрасной целью для обстрела, и читал английские газеты, не обращая внимания на разрывавшиеся вокруг ядра.

Фрейтаг, получив в Грозной известие о положении Воронцова, стремительно двинулся на помощь. 19 июля он прорвал кольцо окружения и соединился с отрядом наместника, точнее -- с тем, что от него осталось.

На следующий день объединенные войска прибыли в Герзель-аул.

Итак, экспедиция в Дарго закончилась плачевно.

Крепость Гассан-кале

Правда, формально ее цель -- захват резиденции имама -- была достигнута.

Но эта "победа" количеством понесенных потерь напоминала скорее катастрофу. Лишь случай спас войска Воронцова от полного уничтожения.

В Петербурге решили сделать хорошую мину при плохой игре.

Общественному мнению России и Европы даргинское дело преподнесли как крупный успех.

Воронцову был пожалован княжеский титул.

Однако наместник не стал обманывать ни себя, ни Николая I.

В 1845 г. во время встречи с царем в Севастополе он заявил, что невозможно покорить Кавказ, руководствуясь существующей военной доктриной, и фактически поставил вопрос о необходимости возвращения к ермоловской "осадной" стратегии.

Воронцов повел себя смело и честно, дав понять императору, что о скорой победе не может быть и речи.

Пожалуй, впервые кто-то отважился с такой нелицеприятной правдивостью открыть Николаю I глаза на истинное положение дел на Кавказе. Отказавшись от каких-либо иных обещаний, кроме как посвятить всего себя предстоящей долгой и тяжелой работе, Воронцов оставил царю единственный выбор -- запастись терпением.

Нужно отдать справедливость и Николаю I.

Несмотря на свое разочарование и раздражение, он нашел в себе силы признать все доводы наместника убедительными. Впрочем, был ли у императора другой разумный выход?

Уж если Воронцов -- его последняя надежда -- настаивал на кардинальном пересмотре общей стратегической системы, имея в своем полном распоряжении такое количество войск, о котором А.П. Ермолов мог только мечтать, то, значит, эта система действительно не годится.

Получив carte blanche (Сarte blanche - полная свобода действий (фр.), Воронцов немедленно возобновил работу, приостановленную в конце 20-х гг. XIX в.

Стали возводиться новые крепости, прокладываться новые дороги и просеки, с помощью которых блокировались районы военной активности горцев.

Эта стратегия внешне выглядела маловыразительно.

Она напоминала скорее осуществление инженерной задачи, хотя и предполагала периодические -- по мере нужды -- атакующие выпады.

Теперь последовательно проводить в жизнь эту стратегическую линию было легче, чем Ермолову.

Во-первых, Воронцов располагал армией в 150 тыс. (по другим данным, 200 тыс.) человек (против 25-тысячного ермоловского корпуса).

Во-вторых, уже никто не осмеливался его торопить или давать ему руководящие указания.

Вместе с тем эта беспрецедентная свобода действий возлагала на Воронцова колоссальный груз внутренней, нравственной ответственности перед государем и отечеством.

Хорошо осознавая ее, наместник, как и Ермолов в свое время, предпочел быстрым, эффектным и бесполезным тактическим победам длительную, неброскую, но зато совершенно необходимую работу, создававшую коренные предпосылки для полного покорения Кавказа в будущем, скорее всего -- уже при другом наместнике.

В первые годы пребывания Воронцова на новой должности никакого перелома в ходе Кавказской войны не произошло.

Более того, после впечатляющих военных успехов Шамиля его могущество и влияние достигли апогея. Никогда еще перспективы утверждения России на Кавказе не казались столь отдаленными.

Однако наместник уверенно шел по избранному пути.

Он без труда перевел войну в "позиционное" русло и, не отвлекаясь на крупные экспедиции, принялся осуществлять методичную осаду имамата -- с севера, востока и юга.

В чеченских лесах стук топора стал слышен чаще, чем ружейные выстрелы.

Наступательные операции проводились лишь как упреждающие меры, в ответ на опасную концентрацию войск горцев в том или ином районе.

Продавец оружия на Кавказе

Как проницательный стратег, Шамиль сразу понял, какую угрозу таит для него переход Воронцова к "осадной" системе.

Отныне все его помыслы направлены на то, чтобы любыми путями помешать планам наместника.

После набега на Кабарду (1846) имам отказывается от массированных ударов и больше думает об организации мощного оборонительного заслона, используя пригодные для этого аулы-крепости и преимущества местного рельефа.

В свою очередь и Воронцов стремится всячески расстроить эту работу.

Он предпринял ряд штурмовых операций, большей частью успешных но Шамиль, искусно маневрируя, сосредоточивал свои силы в новых точках, навязывал сражения и при неблагоприятном повороте событий быстро уходил. Шамиль старался максимально измотать русские войска, лишить их возможности вести "правильную" осаду.

Воронцов не поддавался на эти хитрости и продолжал, несмотря на все более сильные соблазны уничтожить мюридизм одним махом, твердо придерживаться задуманного.

Во второй половине 40-х гг. XIX в. стратегия "Ермолова -- Воронцова" начала приносить медленные, но верные результаты.

В начале 50-х гг. они уже совершенно ощутимы.

Под контроль России перешли предгорная Чечня, Приморский и Южный Дагестан.

Войска Шамиля были вытеснены в горы и там зажаты в кольцо окружения.

Остальное представлялось вопросом сугубо техническим.

Но тут разразилась Крымская война, вынудившая отложить окончательное покорение Кавказа на неопределенный срок.

Тем не менее, даже в такой ситуации развязка была предрешена в пользу России.

За десять лет своего наместничества мудрый Воронцов сумел создать основательный военно-стратегический фундамент для победы над Шамилем и мюридизмом.

И не его вина, что объективные обстоятельства не позволили ему пожать плоды собственных трудов -- долгих и терпеливых.

По утверждению западных авторов, Шамиль признавал в Воронцове достойного соперника.

Оба сражались за идею, составлявшую смысл их жизни.

В 1854 г., в канун новых испытаний для России, 72-летний М.С. Воронцов, заметно уставший от бурной деятельности, ушел на покой.

Довершить его дело предстояло людям более молодым и более тщеславным.

В их руки переходило богатое наследство, которым нужно было умело распорядиться.

М. С. Воронцов

М.С. Воронцов известен, если не как единственный, но как один из немногих кавказских наместников, твердо и последовательно проводивших миротворческую политику по отношению к местному населению. Он был убежден, что истинное покорение Кавказа -- задача не только военная: оружием можно завоевать территорию, но не души людей. Воронцов выступал за широкое применение несиловых методов еще и по сугубо прагматическим соображениям -- это резко сокращало колоссальные финансовые расходы, избавляло от необходимости бесконечно увеличивать численность русских войск на Кавказе.

Одно из самых эффективных средств утверждения влияния России Воронцов видел в торговле. Связанная с нею материальная заинтересованность могла бы, по мнению наместника, нейтрализовать враждебность горцев и обеспечить устойчивые прорусские настроения. Он хотел дать горцу почувствовать все выгоды товарообмена с Кавказской линией, чтобы материальными стимулами изменить его мироощущение, смягчить воинственные нравы, направить его энергию в созидательное русло. Воронцов предписывал оказывать горцам, посещавшим рынки русско-казачьих городов и станиц, "всевозможное покровительство и защиту от несправедливостей и обид по торговле". Он полагал, что одновременно с покорением нужно активно вести хозяйственное освоение Кавказа, которое со временем потребует все большего перераспределения усилий в свою пользу. Воронцов мечтал превратить этот край в мирную, цивилизованную и процветающую провинцию империи -- источник благоденствия как для России, так и для местных народов.

Как человек высокообразованный, приверженный идеям Просвещения с их космополитическим оттенком, Воронцов отличался широтой взглядов и непредубежденностью. Ему был чужд снобизм колонизатора-европейца и высокомерное отношение к коренному населению колонизуемых стран. Разумеется, наместник испытывал гордость от сознания принадлежности к правящему классу великой державы. Однако это порождало не ощущение расового превосходства, а чувство огромной ответственности за свои деяния в качестве полновластного представителя этой державы. Воронцов понимал "бремя белых" не как право повсюду бравировать им по поводу и без повода, а как обязанность достойно нести его.

Наместник хорошо изучил историю, культуру, обычаи кавказских народов. Эта сложная для русского и западного восприятия материя вызывала у него глубокий интерес и уважение.

Английский путешественник Э. Спенсер считал Воронцова редким знатоком Кавказа и в виде одного из многих подтверждений этому приводил засвидетельствованный им случай.

Однажды наместник, оказавшись на побережье Абхазии, получил от некоей особы, принадлежавшей к местной знати, приглашение посетить его дом, расположенный в горах, в нескольких километрах от моря. Большинство людей из огромной свиты Воронцова, опасаясь западни, не решились ехать в гости. Наместник же согласился не раздумывая, поскольку он знал, что такое закон гостеприимства у кавказцев и как они умеют дорожить проявленным к ним доверием.

Уважение к горским обычаям не мешало Воронцову относиться к ним прагматично. С его точки зрения, Россия, запретив работорговлю, допустила ошибку, обусловленную непониманием особенностей и значения этого традиционного кавказского института. Последний представлял собой важный источник доходов для горцев, в частности черкесов, у которых введенный Россией запрет вызвал дополнительное недовольство. К тому же наместник считал, что работорговля на Кавказе, в отличие от ее классических форм, основана не только на стремлении "рабовладельца" заработать, но и на горячем желании "раба" быть проданным.

Идти против этого обоюдного интереса Воронцов счел неразумным и отказался от запретительных мер, чем расположил к себе определенную часть черкесского общества. Соображения целесообразности взяли верх над соображениями гуманности. За это наместник подвергся упрекам западных наблюдателей. Фр. Вагнер, назвав поступок Воронцова несовместимым с идеями гуманизма, в то же время признавал его политическую эффективность.

Расселение горных народов, подвластных Шамилю

В иностранной литературе имеются и другие примеры практицизма наместника. Он находил выражение в обычных для большой политики явлениях, в частности -- прямом или косвенном подкупе социальных элит на Северном Кавказе. Те, охотно принимая от Воронцова различные материальные и моральные блага (дорогие подарки, пенсии, престижные звания, награды, привилегии и т.д.), становились полезными проводниками русского влияния. В руководящей верхушке имамата Шамиля углублялся раскол благодаря быстро сужающемуся кругу людей, способных устоять перед соблазнами.

Воронцов считал силу не лучшим оружием против идеи.

Он старался шире использовать в борьбе с Шамилем и мюридизмом контрпропаганду. Прежде чем действовать военными методами, наместник рассылал горцам прокламации, в которых взывал к их рассудку. С помощью простых и ясных доводов предполагалось убедить их в преимуществах отказа от войны с Россией.

М.С. Воронцов объяснял, что у русского царя есть несметная и непобедимая армия, но он прислал ее на Северный Кавказ не для войны, а для обеспечения мира и процветания этого несчастного края, где вот уже столько лет царит смута и кровопролитие. Наместник заверял, что он отнюдь не намерен искоренять магометанскую веру или преследовать мусульман.

Его цель -- положить конец преступной деятельности Шамиля с его сообщниками, наказать самозванца, который извращает ислам и обманывает народ; который из жажды власти и стремления возвеличить себя подстрекает племена к мятежу, подвергает их всем ужасам войны, сам же стараясь избежать опасностей; который проповедует общественное равенство и отмену наследственных прав ханов и беков на собственность лишь для того, чтобы присвоить эти права себе; который наводнил аулы своими муртазеками, не щадящими ни жизнь, ни имущество безвинных жителей; который задавил горцев тяжелыми поборами и ненавистным гнетом своего деспотизма; который называет себя народным заступником, тогда как его присутствие повсюду отмечено смертью и разорением.

Экспедиция русских войск в горы Кавказа

Объявляя вне закона Шамиля и его ближайших сподвижников, Воронцов давал понять, что он проводит четкую грань между ними и остальным обществом. Наместник настойчиво повторял: русские войска пришли на Северный Кавказ, чтобы освободить горцев от их угнетателя, защитить слабых, а также тех, кто раскаивается в своих ошибках и готов подняться против деспота. Гарантируя неприкосновенность исламской веры, обычаев, прав собственности, Воронцов обещал подвести под эти основы общественной жизни более прочные законодательные опоры.

В то же время наместник строго предупреждал, что людям, которые предпочтут остаться с Шамилем, пощады не будет. Горцев ставили перед выбором: либо признать "справедливую и благодетельную власть" российского императора, радеющего о благополучии своих подданных, и тем самым разделить их счастливую судьбу; либо продолжать упорствовать в своих роковых заблуждениях, навлекая на себя жесточайшую кару.

Такими прокламациями Воронцов способствовал усилению изначально существовавшей в горских обществах оппозиции Шамилю и ориентации на Россию, хотя антишамилевские настроения далеко не всегда были прорусскими.

Деятельность наместника на Северном Кавказе примечательна еще и тем, что он взял на себя труднейшую, как выразился Дж. Макки, "Авгиеву задачу" -- очистить русскую гражданскую и военную администрацию от закоренелой коррупции. Тот же автор указывал на значительный прогресс, достигнутый Воронцовым в этом деле.

Западные авторы -- даже не благоволившие к России -- признавали выдающиеся заслуги Воронцова в гражданском и хозяйственном обустройстве Закавказья. Стабилизацию общей обстановки в этих провинциях они связывали с просвещенной политикой наместника, с его "долгим и исключительно успешным правлением", благодаря которому местное население примирилось с московской властью, улучшились материальные условия жизни, получили развитие внутренние ресурсы края. Своими мудрыми и справедливыми деяниями Воронцов завоевал симпатии закавказских народов, превратил в преданных подданных России тех, кто еще недавно сочувствовал ее врагам, лишил Шамиля его потенциальных союзников в Закавказье.

Бой с чеченцами под Акбулат-Юртом

Некоторые авторы отмечали яркие патриархально-патерналистские черты в характере наместника. В своем отношении к подчиненным и к народам, им управляемым, он напоминал доброго отца большого семейства. Его великодушие и благородство снискали ему огромное уважение людей. Фр. Вагнер упоминал, что значительную часть собственных доходов Воронцов тратил на то, чтобы облегчить положение своих крепостных крестьян.

Вместе с тем наместник умел быть жестким и решительным.

Прибыв в Тифлис, он обнаружил, что гражданский порядок и общественная безопасность в закавказских провинциях оставляют желать много лучшего: особое распространение получил такой вид преступления, как грабеж. Воронцов приказал повесить наиболее отъявленных злоумышленников, в результате чего внутренняя обстановка в Закавказье быстро нормализовалась.

Английский историк У. Стаффорд подвел итоги деятельности Воронцова на Кавказе словами Николая I. В 1854 г., удовлетворяя просьбу своего наместника об отставке, царь послал ему благодарственное письмо.

Там говорилось, что 9-летнее правление Воронцова являет собой пример блистательной службы, неустанного и самоотверженного труда на поприще как военном, так и административном. Особо подчеркивалась мудрая политика наместника, благодаря которой Кавказ был приведен в состояние готовности перед лицом назревающих испытаний (имелась в виду начавшаяся Крымская война).

Высоко оценивая личность Воронцова и проделанную им на Кавказе работу, отдельные авторы утверждали, что он был совершенно нетипичным, просто уникальным представителем колониально-административной системы России (явно намекая на присущую ей грубость, прямолинейность и неэффективность). В частности Л. Олифант, с досадой констатируя упрочение позиций России на Кавказе, целиком записывал это в личный актив наместника. По мнению английского публициста, благодаря умной политике этого "выдающегося государственного деятеля" симпатии населения края в годы Крымской войны были не на стороне союзников.

С точки зрения Дж. Макки, Воронцову удалось добиться успехов лишь в административно-политической сфере. Что же касается решения возложенных на него военных задач на Северном Кавказе, то тут его в общем постигла неудача. Такое суждение представляется весьма поверхностным в свете тех фактов и наблюдений, которые содержатся в трудах западных авторов, в том числе и у самого Дж. Макки, и которые приводят к выводу, что за время своего пребывания на Кавказе Воронцов заложил фундаментальную стратегическую основу для победы над Шамилем.

Несмотря на наличие в западных трудах элементов критики в адрес Воронцова, все же в целом можно сказать, что он был, пожалуй, единственным кавказским наместником, удостоившимся со стороны иностранцев самых лестных эпитетов и наиболее однозначных оценок.

Подобное восприятие этой исторической фигуры как бы сконцентрировалось в словах Дж. Дитсона, предваряющих его книгу о Кавказе:

"Князю Воронцову, храброму и выдающемуся воину, превосходному дипломату и утонченному аристократу, умному и доброму правителю, с чувством глубочайшего почтения посвящается".

0x01 graphic

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАМЯТКИ

-- Яблоко раздора. Из древнегреческого мифа о ссоре Геры, Афины и Афродиты по поводу того, кому должно принадлежать золотое яблоко с надписью: "Прекраснейшей". Обозначает причину ссоры.

-- ЯИКСКИЕ КАЗАКИ. Перешли с Дона на Волгу с атаманом Нечаем около 1584 г., но вскоре поселились на устьях р. Яика. Старшинство их высочайше повелено считать с 1591 года, т. е.с царского наказа данного в этом году астраханским воеводам князю Сицкому и Пушкину, о посылке против Шамхала Тарковского, в числе других царских войск, и казаков яикских (приказ по воев. вед. 1883 года N 138). В 1720 г. войско поступило в ведение военной коллегии. В 1774 г. большинство яикских казаков приняло участие в пугачевском бунте; оставшиеся же верными, под начальством старшины Ивана Якутина, по собственной просьбе их "для истребления из памяти возмущений бывших на р. Яик", 15 января 1775 г. были названы Уральскими казаками и река Яик переименована в Урал.

-- Якорь и Ковчег - символ чувства безопасности и постоянства, когда наша жизнь основывается на Истине и Вере, без которых не может быть ни счастья, ни мира в умах. Отсюда, эмблема "хорошо обоснованной надежды и хорошо проведенной жизни".

-- Янус, один из важнейших римских богов, которому нет соответствующего в греческой мифологии. Это был бог входов и проходов, дверей и ворот, под защитой которого каждый входил в дом или город и выходил из них. Поэтому он имел в руке ключ, которым запирал и отворял дверь, и палку или жезл, как рабы стерегущие двери домов. Его изображения, помещавшиеся у дверей и в проходах, имели два лица, обращенных в противоположные стороны, из которых одно смотрело наружу, другое внутрь. Но он не только бог входа в смысле места, но и в отношении ко времени и всякой деятельности, бог начала и начинания в обширнейшем смысле. Его силой всякая вещь и всякое дело при своем начале получает освящение и через это счастливое продолжение и преуспевание, т. к. хороший исход основан на хорошем начале. Особенно торжественное почтение оказывалось этому богу при начале войны, когда войско проходило в поле через открытые ворота, и, вероятно, также при заключении мира. Нума в нижней части расположенного на форуме argiletum a устроил ianus, т. е. ворота для объявления войны и мира; если они были открыты, то это значило, что государство взялось за оружие; если закрыты -- что оно в мире со всеми народами. Когда решались начать войну, то консул отправлялся к этому храму Януса и отпирал его двойные двери, приглашая юношей, способных носить оружие, пройти с ним сквозь двери. Подобная же церемония совершалась, по-видимому, и по заключении мира, когда двери Януса запирались.

-- ЯНЫЧАРЫ, (тур. yeniceri, букв. - новое войско), тур. регулярная пехота, созд. в 14 в. Первоначале комплектовалась из пленных юношей, позже путем насильств. набора мальчиков из христ. населения Османской империи. Ликвидирована в 1826 Махмудом II. В основу организации войска янычар легли две мысли: 1)государство должно взять на себя все заботы по обеспечению янычар, чтобы избежать потерь, неизбежных в случае потребности заниматься бытом; 2)создать постоянное войско, объединенное в религиозное братство, наподобие рыцарских орденов Запада. "Создание корпуса янычар явилось возможным вследствие накопления во власти султанов значительных запасов. Сознание значения снабженческого вопроса видно во всей организации янычар. Низшей ячейкой в организации являлось отделение -- 10, человек, объединенных общим котлом и общей вьючной лошадью. 8-12 отделений образовали оду, имевшую большой ротный котел. Командир оды (роты) назывался чорбаджи-баши, т. е. раздатчиком супа; другие офицеры имели титул "главный повар" (ашдши-баши) и "водонос" (сака-баши). Название роты -- ода -- обозначает общую казарму -- спальню; рота иначе называлась "орта", т. е. стадо. По пятницам ротный котел посылался на кухню султана, где для воинов Аллаха приготовлялся пилав. Вместо кокарды, янычары втыкали спереди в свою белую войлочную шапку деревянную ложку. В позднейший период разложения митинги происходили вокруг войсковой святыни -- ротного котла, и отказ янычар вкусить привезенный из дворца пилав являлся опаснейшей революционной приметой -- демонстрацией. Такова была экономическая база строительства первой постоянной пехоты. Но организация янычар покоилась не исключительно на поклонении мамоне. Забота о воспитании духа была вверена ордену дервишей (мусульманских монахов) "бекташи". Мальчик, чаще всего христианин, насильно оторванный от родительского дома, поступал в институт "неопытных мальчиков" (адшмен оглан) и здесь развивался физически и воспитывался духовно. Заставить забыть дом, родину, семью, внушить необузданный магометанский фанатизм и преданность султану являлось целью этого воспитания. Янычар не имел права жениться, был обязан каждую ночь спать в казарме, молча исполнять всякое распоряжение старшего, а в случае наложения на него дисциплинарного взыскания, должен был, в знак покорности, поцеловать руку наложившего взыскание. Казарма уподоблялась монастырю. Дервиш "бекташи" -- единственный просветитель и проповедник янычар; он нес на себе и обязанности по увеселению воинов Аллаха -- пением и шутовством. Янычар не знал ничего, кроме двора султана: приказ султана для него был священен; у него не было других занятий, кроме военного ремесла, других надежд, как на награду солдата -- добычу, да после смерти на тот рай, вход в который открывала борьба за ислам. Главное вооружение янычар -- лук, во владении коим они достигали большого совершенства. Но сплоченность, которую придавала янычарам их организация, достигала такой степени, что лучники представляли уже линейную пехоту; янычары быстро сооружали легкие препятствия и смело встречали за ними самый беззаветный порыв рыцарской конницы (сражение, под Никополем 1396 г.). В лице янычар почти возродилась сплоченная тактическая единица древнего мири; однако, вооружение и тактика янычар не отвечали требованиям наступления в открытом поле; образуя ядро, устой боевого порядка, они предоставляли активные действия выскакивавшей из-за флангов турецкой коннице -- рыцарям, сипаям. Основанные в 1330 году янычары первоначально представляли 66 рот. В XV веке число рот достигало 100-200: численность их колебалась от 3 до 12 тысяч. (А.А. Свечин).

0x01 graphic

РУССКИЕ В ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ

Иван Снегирев

Умеренная и сытная пища, предлагаемая русскому человеку матерью-землею, не отягчая тела излишними соками, дает ему силы переносить тягости трудов на поле жатвы и битвы, зной, холод и голод.

В походах и в посты он может по нескольку дней оставаться без пищи.

Хотя он и верит, что пар костей не ломит, однако ж, не боясь простуды, с теплой печи босой выходит на мороз, или из бани нагой бросается прямо в снег, по лодыжки ходит в воде, иногда спит на сырой земле, испытывает пору сеяния, ложась всем телом в вырытую яму, и если земля тепла, начинает, благословясь, посев.

Сытость, уютность и семейный покой предпочитаются красивости и простору жилища:

Не красна изба углами, а красна пирогами;

Лучше жить в тесноте, чем в обиде, -- и живут русские крестьяне всей семьей в одной избе, в коей на зиму помещается и скот.

В таком быту все соединяется пред глазами хозяина, которому, по старой пословице, и стены в доме помогают.

По свидетельству иностранных историков, славяне, искони живши среди народов воинственных и торговых, подобно древним грекам и римлянам, преимущественно занимались скотоводством и земледелием -- главными источниками народного продовольствия:

Кто станет пахать, тот будет богат;

Не будет пахатника, не будет и бархатника.

Могущество, храбрость и стойкость русского познается не только в битвах и работах, но и в любимой его забаве -- кулачных боях, борьбах, играх, игрушках, игрищах, в коих обнаруживается воинственный дух русского народа.

Кому не известна старинная похвальба кулачных боев: Наша взяла, и рыло в крови, так как и старый устав оных, вошедший в пословицу и в Указ Петра II:

Лежачего не бьют.

В войну России с двадцатью одним народом часто дубины и цепи брали верх над огнестрельным оружием, оправдывая старинную поговорку:

У кого пистоли, а у нас дубинки Христовы.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 28/11/2012, изменен: 28/11/2012. 62k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 17 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Славное дело" - подавить волнения горцев раз и навсегда" ...

Каменев Анатолий Иванович
"Славное дело" - подавить волнения горцев раз и навсегда" ...