ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Слово "измена"

"Слово "измена" - страшное оружие"...

Император Николай II и генерал А.А. Брусилов.

1-я мировая война.

НАБАТ БРУСИЛОВСКОГО ПРОРЫВА

Н. Яковлев

В начале года (1916 - А.К.) державы Антанты договорились начать наступление на Западном фронте 1 июля, а на Восточном на две недели раньше.

На совещании в русской Ставке 14 апреля Алексеев изложил свой план: главный удар наносит Западный фронт генерала Эверта в направлении на Вильно, Северный фронт (Куропаткин) и Юго-Западный (Брусилов) содействуют ему, причем последний переходит в наступление после первых двух.

Эверт и Куропаткин, оробев, начали толковать о том, что шансы на успех невелики, нужно лучше подготовиться и т. д.

Начался торг, когда и кому наступать, Алексеев, как обычно, колебался. Спор разрешил Брусилов, добившись разрешения для своего фронта нанести "вспомогательный, но сильный удар".

У Брусилова было 512 тыс. человек, на двух других русских фронтах -- 1.220 тыс.

Справка:

-- ЭВЕРТ Алексей Ермолаевич (1857 - 1926), генерал от инфантерии (1911). В русско-японскую войну генерал - квартирмейстер полевого штаба вооруженных сил на Д. Востоке, начальник штаба 1-й Маньчжурской армии. В 1-ю мировую войну командовал армией и Западным фронтом.

Не успели договориться, как 15 апреля пришла срочная телеграмма от Жоффра: "Я просил бы наших русских союзников, согласно принятым на совещании в Шантильи решениям, перейти в наступление всеми свободными силами, как только климатические условия это позволят, пользуясь отвлечением сил, вызываемым Верденским сражением. Необходимо, следовательно, чтобы подготовка русского наступления продолжалась с крайним напряжением и чтобы она, насколько возможно полно, была закончена ко времени окончания таяния, дабы наступление могло начаться в этот момент".

Как будто мало жертв понесла Россия для ослабления натиска на Верден в марте!

Только-только рассмотрели в Ставке обращение Жоффра, как посыпались просьбы из Италии: 15 мая австрийцы обрушились на итальянскую армию. Наступая от Трентино, они гнали итальянцев на фронте в 60 км. Рим обратился к Франции за помощью. Жоффр не стал ввергать французские войска в наступление ради отвлечения на себя сил с итальянского фронта.

Он рассудил: дату его -- середина июля -- не изменять, просьбу о помощи Италии переадресовать России.

Справка:

-- ЖОФФР (Joffre) Жозеф Жак (1852 - 1931), маршал Франции (1916). В 1911 - 1914 начальник Генштаба. В 1-ю мировую войну главнокомандующий французской армией (1914 - 1916), добился победы в Марнском сражении (1914).

Представители Италии в России соразмерно со скоростью бегства своих солдат молили о немедленном переходе в наступление. В панике они говорили о том, что Италию могут вообще выбить из войны.

23 мая в Ставке получили обращение итальянского командования: "Единственным средством для предотвращения этой опасности является производство сейчас же сильного давления на австрийцев войсками южных русских армий".

Переговоры итальянцев с русской Ставкой проходили в обстановке большой нервозности. Итальянские военачальники взяли в них нетерпимо требовательный тон.

26 мая Алексеев доложил царю: "Содержание этих переговоров указывает на растерянность высшего итальянского командования и отсутствие готовности, прежде всего в своих средствах искать выхода из создавшегося положения, несмотря на то, что и в настоящее время превосходство сил остается на его стороне. Только немедленный переход в наступление русской армии считается единственным средством изменить положение".

Алексеев сообщал, что он просил главнокомандующих фронтами ускорить операцию.

Брусилов согласился начать ее 4 июня.

Алексеев добавил, что он одобрил намерение Брусилова, но "выполнение немедленной атаки, согласно настоянию итальянской главной квартиры, неподготовленное и, при неустранимой нашей бедности в снарядах тяжелой артиллерии, производимое только во имя отвлечения внимания и сил австрийцев от итальянской армии, не обещает успеха. Такое действие поведет только к расстройству нашего плана во всем его объеме".

Тем не менее, Николай II 31 мая телеграфирует итальянскому королю, что 4 июня Юго-Западный фронт ранее установленного срока двинется на австрийцев.

"Я решил предпринять это изолированное наступление с целью оказать помощь храбрым итальянским войскам и во внимание к твоей просьбе".

Так случилось, что одобренные планы были поломаны: думали открыть наступление 15 июня на Западном фронте, а теперь предстояло выступить уже 4 июня Юго-Западному, не имевшему достаточных резервов.

Подготовка наступления была неизбежно скомкана.

Что мог противопоставить Брусилов пессимизму Ставки и одновременно требованиям быстрее атаковать австрийцев?

К началу июня он имел 40 пехотных и 15 кавалерийских дивизий (636 тыс. человек), австрийцы -- 39 пехотных и 10 кавалерийских дивизий (478 тыс. человек), у русских было 1.770 легких орудий против 1.301 у австрийцев. Но противник располагал 545 тяжелыми орудиями, у русских их было 168. Русская войсковая агентура и воздушная разведка добыли необходимые данные, позволившие составить четкое и достаточно полное представление о вражеских позициях.

Австрийцы девять месяцев укрепляли свои позиции, состоявшие из трех полос, удаленных друг от друга на 3 -- 5 км. В первой полосе -- три линии окопов, прикрытых 19 -- 21 рядами проволочных заграждений. Иногда таких заграждений было несколько, на расстоянии 20 -- 80 шагов друг от друга.

Нередко заграждения были оплетены толстой стальной проволокой, не поддававшейся резке ножницами. Было много бетонированных блиндажей, узлов сопротивления.

В окопах установлена новинка -- огнеметы.

На отдельных участках через проволоку пропускался электрический ток, в предполье были заложены фугасы.

Для прорыва и слабейших позиций такого типа в первую мировую войну избирался узкий участок, к которому стягивались крупные силы. Следовала многодневная артиллерийская подготовка, увы, предупреждавшая оборонявшегося, который подводил к угрожаемому месту резервы.

Когда, наконец, начиналось наступление на Западном фронте обычно подвыпивших войск, оно превращалось в массовое избиение с обеих сторон до полного истощения. Результаты продвижения, если оно было вообще, если дело не кончалось катастрофой, измерялись считанными километрами.

Брусилов учел отрицательный опыт фронта во Франции и выдвинул новую идею -- наступать всем Юго-Западным фронтом, протянувшимся на 340 км, выделив, разумеется, ударные участки (их было четыре шириной в 15 -- 20 км каждый), на них и взломать вражескую оборону.

Напряженными инженерными работами передовая линия окопов была подведена на 50 -- 300 м к переднему краю врага. Пехоте предписывалось наступать четырьмя волнами, "перекатами" -- пока первые волны, затопив вражеские укрепления, добивают защитников, другие идут дальше. Было отработано взаимодействие артиллерии и пехоты, обученной идти за огневым валом. Грамотно подготовлены и проведены газобаллонные атаки.

Широкий фронт, избранный для наступления, различное время артиллерийской подготовки в разных армиях от 6 до 45 часов не позволили противнику выяснить, где именно будут нанесены решительные удары, что дало свои плоды -- брусиловский прорыв был первым успешным наступлением целого фронта в условиях позиционной войны.

Глубокое продвижение сначала четырех, а затем шести русских армий было неслыханным в ту войну. 8-я армия, например, за первые одиннадцать дней прошла 70 -- 75 км, по 6,5 км в сутки!

Противник воздал должное новым методам наступления, введенным Брусиловым.

В официальном "отчете" об участии Австро-Венгрии в войне 1914 -- 1918 годов сказано: прорыв "стал эпидемическим. Если противник прорывался на узком участке фронта, то части примыкавших участков откатывались назад, при этом противник не производил серьезного давления на эти участки, они отходили только потому, что теряли связь с соседями. Так же отдельные высшие командиры принимали преждевременные решения об отступлении, указывая при этом, что удерживать позиции при помощи потрясенных войск невозможно".

Командиры в реляциях наверх безмерно гордились свершениями своих частей.

Командир 16-го Ладожского полка полковник Синкевич докладывает о бое 9 июня. Ровно в 10 утра "под прикрытием огневой завесы" полк пошел в атаку.

"Несмотря на силу развитого противником по наступавшим ураганного артиллерийского, пулеметного, ружейного и минометного огня, в полном смысле косившего сотнями людей передовых батальонов", полк овладел первой линией окопов.

"Ожесточение, с каким встретились друг с другом противники в штыковом бою, в первые минуты атаки не находило себе выражения. Сотни трупов, проколотых штыками, заполнили окопы: люди били один другого штыками, прикладами, а молодцы гренадеры, воспользовавшись моментом, когда австрийцы, дрогнув, пытались убежать, забросали их бомбами, десятками уничтожая бегущих. Лишь сотни две окруженных австрийцев, побросавших на виду у всех свое оружие, были оставлены полком в живых и отправлены в тыл".

Офицеры до командиров батальонов включительно "воодушевляли" личным примером солдат на протяжении всего боя.

Полковник в заключение реляции скромно написал: "противник, наголову разбитый на своем фронте наступления полка, должен был прибегнуть к подводу своих резервов, быть может, с участков более важных, против коих одновременно с полком действовали части соседних армий нашего фронта".

Из отдельных эпизодов и складывался успех, превзошедший все ожидания.

Нужно было развивать его, настало время вводить в дело Западный фронт. Брусилов шел вперед, израсходовав резервы, наращивать удар ему было в сущности нечем.

Эверт и Куропаткин, однако, тянули.

Только 3 июля войска Западного фронта зашевелились -- пошли в атаку на барановичском направлении. Последовали десятидневные безрезультатные бои, стоившие русским 40 тыс. потерь. В середине июля неудачно атаковал на рижском плацдарме Северный фронт.

После этого Ставка признала, что главную роль нужно возложить на Юго-Западный фронт, и потянула туда резервы, в том числе гвардию. Враг без труда сделал аналогичное заключение, снимая войска из Италии, с Западного фронта и с того же русского фронта севернее Полесья. Они прибыли много быстрее, чем русские корпуса, посланные на Юго-Западный фронт, двигавшиеся кружным путем по немногим перегруженным железным дорогам.

К середине июля фронт потерял почти 500 тыс. человек, из них 62 тыс. убитыми.

Этой ценой была возвращена значительная часть русской территории, вновь завоевана часть Восточной Галиции и вся Буковина.

"Хотя и покинутые нашими боевыми товарищами, -- писал Брусилов, -- мы продолжали наше кровавое шествие вперед".

Войска Брусилова преодолевали все возраставшее сопротивление -- перед ними появились даже турецкие дивизии.

К участку прорыва противник перебросил 45 дивизий, не считая дававшихся разрозненно пополнений. С Западного фронта явились лучшие из лучших дивизий германской армии. В составе прибывшего Х корпуса -- 20-я брауншвейгская "стальная дивизия", получившая это название по повелению Вильгельма II.

Она, дав "клятву смерти" в боях на французском фронте, получила право носить на каске эмблему -- голову Адама, которую имели только пресловутые "гусары смерти".

В десятых числах июня Х корпус бросился на русских.

"Германцы засыпали нас десятками тысяч снарядов беспрерывно в течение четырех дней, -- описала случившееся газета "Русское слово" 26 июня. -- Одна отчаянная атака сменялась другой. Но все попытки немцев оттеснить нас к Луцку оставались тщетными, разбиваясь о неодолимую, как гранит, стену нашей доблестной пехоты. 20 июня, после сорок второй атаки, брауншвейгская пехота смерти, наконец, присмирела. Утром 21 июня весь Х корпус, ввиду огромных потерь, был сменен резервами и вышел из боя...

-- Никогда, -- говорят пленные брауншвейгцы, -- мы не допускали и мысли, что здесь, на восточном театре, могут происходить такие кровопролитные бои. У нас, во Франции, было куда спокойнее. Подобному разгрому мы не подвергались еще ни разу с начала войны". За четырехдневные бои Х корпус потерял три четверти офицеров, более половины солдат. В полках "стальной дивизии" выжили всего по 300 -- 400 человек.

И в этих условиях Юго-Западный фронт далеко не получал той помощи, которой заслуживал и которой требовали интересы дела! Говорят, что Эверт в это время сказал: "С какой стати я буду работать во славу Брусилова?" Поведение главнокомандующих Западным и Северным фронтами было просто непонятно. "Будь другой Верховный главнокомандующий, -- гневался в мемуарах Брусилов, -- за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещен и соответствующим образом заменен. Куропаткин же ни в коем случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при том режиме, который существовал в то время в армии, безнаказанность была полная, и оба продолжали оставаться излюбленными военачальниками Ставки".

1 июля 1916 года началось, наконец, наступление на франко-германском фронте, на небольшой речке Сомме.

Франко-английские войска превосходили немцев в начале боев по живой силе в 4 раза, по тяжелой артиллерии -- более чем в 5 раз.

Затяжка с началом операции на Сомме дорого обошлась русским.

Как заметил Фалькенгайн, "в Галиции опаснейший момент русского наступления был уже пережит, когда раздался первый выстрел на Сомме", -- пережит, ибо немцы успели отправить подкрепление на Восток.

Брусиловское наступление ограничило возможности Германии как под Верденом, так и на Сомме.

Оценивая последнее сражение, Фалькенгайн настаивал: "Если оказалось невозможным положить конец натиску и превратить его при помощи контрудара в дело, выгодное немцам, то это приходится приписать исключительно ослаблению резервов на Западе, а оно явилось неизбежным из -- за неожиданного разгрома австро-венгерского фронта в Галиции, когда верховное командование не успело своевременно опознать решительного перенесения центра тяжести русских из Литвы и Латвии в район Барановичей и Галицию".

На западе немцы прочно сели в оборону, в последовавшей пятимесячной битве на Сомме, где впервые в истории появились танки, дрались 153 дивизии, из них -- 67 немецких. Общие потери в сражении -- 1,3 млн. человек с обеих сторон.

Итог: отбито у немцев 200 кв. км территории.

Брусилов к осени 1916 года, когда русские были остановлены на реке Стоход, занял 25.000 кв. км. За пятимесячное движение в Галиции Юго-Западным фронтом, подводил итоги Брусилов, "было взято в плен свыше 450.000 офицеров и солдат, то есть столько, сколько, по всем имеющимся довольно точным у нас сведениям, находилось передо мной неприятельских войск. За это же время противник потерял свыше 1.500.000 убитыми и ранеными. Тем не менее к ноябрю перед моим фронтом стояло свыше миллиона австро-германцев и турок. Следовательно, помимо 450.000 человек, бывших вначале передо мной, против меня было перекинуто с других фронтов свыше 2.500.000 бойцов".

Нужно помнить и напоминать -- отражая наступление русского Юго-Западного фронта в 1916 году, враг потерял примерно в два раза больше, чем в совокупности во время происходивших в том году сражений у Вердена и на Сомме.

Причем была значительная разница между вооружением и оснащением войск западных союзников и русской армии.

А. Зайончковский отметил: "И если мы сравним то, что одновременно происходило на западе Европы и на востоке, где русские корпуса пускались у Риги, Барановичей и на Стоходе почти без помощи тяжелой артиллерии и при недостатке снарядов на вооруженных с ног до головы германцев, то неудачи русской армии примут иной колорит, который выделит русского бойца на высшую ступень по сравнению с его западными союзниками".

Зайончковский, писавший в начале 30-х годов, конечно, сгущает краски -- сказанное им верно для заключительных этапов операции Юго-Западного фронта, когда войска выдохлись и возникли трудности с подвозим, а также для действий Эверта и Куропаткина.

Даже на излете наступления после потерь в материальных средствах русская армия в основном отвечала потребностям войны. 5 сентября, например, командующий 11-й армией генерал Сахаров благодарит в приказе "наши броневые пулеметные отделения, аэропланы и привязные аэростаты" за бой 31 августа. Первые за то, что "выезжали вплотную, стреляя в упор и наводя ужас на врага... Наши летчики все дни накануне боя и весь день самого боя вели боевую разведку и боролись с неприятельскими аэропланами, атакуя их и обращая в бегство. Привязные аэростаты были подняты в течение всего дня боя, корректируя стрельбу нашей тяжелой артиллерии". Два броневика 43-го броневого отделения, "подбитые тяжелой артиллерией противника, кровью своего экипажа запечатлели свою доблесть, и беззаветную преданность государю и родине".

Последствия брусиловского прорыва были громадными.

Расчеты Германии и ее союзников на то, что Россия не сможет оправиться от поражений 1915 года, рухнули.

В 1916 году на полях сражений вновь появилась победоносная русская армия, достигшая таких успехов, которых не знали державы Антанты ни в 1915, ни в 1916, ни в 1917 годах.

На Западе тут же нашлись имитаторы.

Весной 1917 года английская армия попыталась, без большого успеха, организовать наступление пехоты брусиловскими "перекатами".

Действия Брусилова, их внутреннее содержание -- одновременное наступление на широком фронте, дававшее возможность помешать противнику свободно маневрировать резервами, -- скопировал Фош в 1918 году, что принесло победу Антанте. Имитируя наступление русского Юго-Западного фронта куда большими средствами, Фош и сумел выползти из тупика позиционной войны.

Понятны переживания учителя, видевшего впоследствии, как в 1918 году не очень одаренный его ученик -- Фош -- добился того, чего не мог сделать по не зависевшим от него причинам Брусилов в 1916 году.

С величайшей скромностью и прямотой Брусилов в отчете об итогах сражения подчеркнул: "По тем средствам, которые имелись у Южфронта, он сделал все, что мог, и большего выполнить был не в состоянии, -- я, по крайней мере, не мог. Если бы вместо меня был военный гений вроде Юлия Цезаря или Наполеона, то, может быть, он сумел бы выполнить что-либо грандиозное, но таких претензий у меня не было и не могло быть".

Справка:

-- ФОШ (Foch) Фердинанд (1851 - 1929), маршал Франции (1918), британский фельдмаршал (1919), маршал Польши (1923). В 1-ю мировую войну командовал армией, группой армий, в 1917 - 1918 начальник Генштаба, с апреля 1918 верховный главнокомандующий союзными войсками. Автор трудов по военному искусству, "Воспоминаний".

Напомнив в своих "Воспоминаниях" слова Людендорфа о положении германо-австрийских армий летом 1916 года на Востоке -- "на весь фронт, чуть ли не в 1.000 километров длины, мы имели в виде резерва одну кавалерийскую бригаду", Брусилов обратился к пущенным по ветру возможностям: "При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами являлась полная возможность -- даже при тех недостаточных технических средствах, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, -- отбросить все их армии далеко к западу. А всякому понятно, что войска, начавшие отступать, падают духом, расстраивается их дисциплина, и трудно сказать, где и как эти войска остановятся и в каком порядке будут находиться. Были все основания полагать, что решительный перелом в кампании на всем нашем фронте совершится в нашу пользу, что мы выйдем победителями, и была вероятность, что конец нашей войны значительно ускорится с меньшими жертвами. Не новость, что на войне упущенный момент более не возвращается, и на горьком опыте мы эту истину должны были пережить и перестрадать".

Хотя далеко идущие цели не были поставлены и не были достигнуты, страдальческий брусиловский прорыв принес неоценимые выгоды Антанте, в первую голову западным союзникам.

Была спасена итальянская армия: сразу после того как Юго-Западный фронт пришел в движение, Австро-Венгрия отказалась от наступления. Из Италии ушло на русский фронт 16 австрийских дивизий. С французского театра, несмотря на Верден и Сомму, против Брусилова было переброшено 18 немецких дивизий плюс четыре, вновь сформированные в Германии. С Салоникского фронта взято более трех немецких дивизий и две лучшие турецкие дивизии.

Иными словами, чтобы парировать наступление армии Брусилова, ослаблялись все без изъятия фронты, на которых воевали Германия и ее союзники.

Ободренная наступлением Юго-Западного фронта Румыния преодолела длительные колебания и присоединилась к державам Антанты.

"Окончательный переход Румынии на сторону Антанты, -- констатировал Фалькенгайн, -- был вызван событием, которое не было и не могло быть предвидено, а именно: разгром австро-венгерского фронта летом 1916 года со стороны противника, конечно, не имевшего в обстановке Восточного фронта явного перевеса в силах".

Однако вступление Румынии в войну оказалось не благом, а новым значительным бременем для России.

Осенью 1916 года румынская армия была быстро разбита, без боя оставлен Бухарест. России пришлось ввести в Румынию значительные силы, чтобы остановить германское продвижение. Фронт удлинился. По этой же причине участие Румынии в войне создало дополнительные трудности для центральных держав.

Бои летом и осенью 1916 года на южном крыле Восточного фронта восстановили репутацию русской армии.

Они заняли должное место в истории.

<...>

Победы русской армии летом 1916 года не изгладились из памяти людской.

Справка:

-- Слава брусиловских солдат не померкла, как не смягчалась горечь бессмысленности для России понесенных жертв. Весной 1945 года перед началом очередного тура наступления советских войск примерно в тех же местах, где проходили бои в 1915 -- 1916 годах, в частях вспоминали о подвигах русской армии. На митинге перед началом наступления ефрейтор С.Т. Остапец рассказал, как воевали в ту войну в Карпатах. Он сказал: "В первую мировую войну мы дошли до высоты 710, но вернулись. Через тридцать лет мне довелось второй раз брать эту сопку. Теперь мы уже не остановимся, пока не покончим с гитлеровской Германией". Сражения под знаменами Брусилова ветераны запомнили на всю жизнь. А.М. Василевский, командовавший в то время ротой в 409-м Новохоперском полку, получал письма от участников боев 1916 года спустя десятилетия.

Величественный эпилог военных усилий России в коалиционной войне, новая громадная жертва, главным образом на алтарь Антанты.

Тяжесть ее страна ощутила, когда осенью 1916 года для пополнения понесенных потерь в России был объявлен новый призыв -- около двух миллионов человек.

С громадной силой вставал вопрос, которым уже задавались: зачем?

Размах успеха императорской армии можно сопоставить только с роковыми последствиями для правившей династии.

Моложавый в свои 63 года, кавалерийский генерал Алексей Алексеевич Брусилов стал национальным героем.

Под его предводительством армия показала, на что она способна.

Оборотная сторона командования Брусилова -- он никогда не щадил солдатских жизней, искренне исповедуя кредо: это не жестокость, а реализм.

Главное -- успех, людские издержки, как бы они ни были велики, -- обычная часть сурового ремесла войны.

Победы Юго-Западного фронта были подготовлены и жесткими мерами.

Офицеры, которые вели на запад брусиловские войска, отлично помнили приказы высокочтимого генерала.

Особенно во время Великого Отступления.

Тогда в июньском приказе 1915 года Брусилов писал: "Пора остановиться и посчитаться, наконец, с врагом как следует, совершенно забыв жалкие слова о могуществе неприятельской артиллерии, превосходстве сил, неутомимости, непобедимости и тому подобное, а потому приказываю: для малодушных, оставляющих строй или сдающихся в плен, не должно быть пощады; по сдающимся должен быть направлен и ружейный, и пулеметный, и орудийный огонь, хотя бы даже и с прекращением огня по неприятелю; на отходящих или бегущих действовать таким же способом, а при нужде не останавливаться также и перед поголовным расстрелом... Слабодушным нет места между нами, и они должны быть истреблены!"

Приказ нагнал страху в войсках.

И не в них одних.

Брусиловские победы подняли на ноги "общественность", обозначилась крайне тревожная для нее тенденция: скованная железной дисциплиной армия, а ее водил твердой рукой Брусилов, может привести императорскую Россию к успешному завершению войны.

Тогда прощай надежды на власть, победителей не судят.

Отсюда задача, которую с величайшей энергией стала выполнять буржуазия с осени 1916 года, -- потоком инсинуаций и прямых подрывных действий окончательно скомпрометировать режим.

За это дело взялись решительно все руководители "общественности" -- от Родзянко до Гучкова.

В этом они видели кратчайший путь к власти.

Все обвинения, обоснованные или чаще надуманные, в адрес режима, предавались широчайшей огласке, на истеричной ноте, с запугиванием и шантажом.

Справка:

-- РОДЗЯНКО Михаил Владимирович (1859 - 1924), один из лидеров октябристов. В 1911 - 1917 председатель 3-й и 4-й Государственной думы, в 1917 - Временного комитета Госдумы, автор воспоминаний: "Крушение империи" (1929).

28 членов Думы и Государственного совета, входившие в состав Особого совещания, подают в Ставку записку, в которой требуют

"внушить всем начальствующим лицам, что легкое расходование людских жизней недопустимо. Принцип бережливости людской жизни не был в должной степени воспринят нашей армией и не был в ней достаточно осуществлен. Многие офицеры не берегли себя; не берегли их, а вместе с тем и армию -- и высшие начальники... Широкое развитие и применение различных предохранительных средств, как-то касок, наплечников, более усовершенствованных укреплений и окопов, -- вот к чему мы должны ныне прибегнуть, а в основу всех тактических мероприятий должно быть положено стремление заменить энергию, заключающуюся в человеческой крови, силою свинца, стали и взрывчатых веществ".

Завидная позиция с точки зрения абстрактного гуманизма, но чистейшая маниловщина применительно к вооруженной борьбе.

Экскурс думцев в военную сферу вызывал недоумение у главнокомандующих фронтами.

Брусилов, ознакомившись с сочинением штатских на военную тему, заявил:

"Наименее понятным считаю пункт, в котором выражено пожелание бережливого расходования человеческого материала в боях, при терпеливом ожидании дальнейшего увеличении наших технических средств для нанесения врагу окончательного удара. Устроить наступление без потерь можно только на маневрах. Зря никаких предприятий и теперь не делается, а противник несет столь же тяжелые потери, как и мы... Что касается до технических средств, то мы пользуемся теми, которые у нас есть, чем их более, тем более гарантирован успех, но, чтобы разгромить врага или отбиться от него, неминуемо потери будут -- притом значительные".

В конце 1916 года Ставку взялся просвещать Родзянко.

У него вылазки на фронт вошли в привычку и довольно скверную, ибо на основании голословного утверждения (сам -- де видел) он вносил свою лепту в пропаганду будто бы плачевного состояния военных дел.

На этот раз председатель Думы не атаковал излюбленные объекты нападок "общественности" -- нехватку вооружения и снаряжения, армия снабжалась прилично. Родзянко избрал угол для нападения -- непригодность всего высшего командования.

В поданном им в Ставку документе черным по белому было написано:

"Русское высшее командование либо не имеет заранее подготовленных планов операций, либо, если их имеет, то их не выполняет. Высшее командование не умеет или не может организовать крупную операцию... не имеет единообразных методов обороны и нападения и не умеет подготовлять наступление... не считается с потерями живой силы и не проявляет достаточной заботливости о солдатах".

Нашелся радетель народного блага!

С величайшей самоуверенностью Родзянко заявлял:

"Эти основные причины, повлекшие за собой остановку наступления генерал-адъютанта Брусилова, повлекли за собой наш разгром в Румынии. Те же причины, которые потушили величайший в истории этой войны прорыв войск в начале 1916 года, ликвидировали и наши румынские неудачи".

Возмутительные рассуждения, чудовищные аналогии.

Наступление войск Брусилова остановило бешеное сопротивление врага, а не "неумение" русского командования. Что могли поделать русские военачальники, если союзники России не пошевелили и пальцем, когда с их фронтов ушли немецкие, австрийские и турецкие войска на Восточный фронт. Они совершенно безразлично относились к тому, что России придется нести еще большее бремя.

Что до "разгрома" в Румынии, который Родзянко ставил на одну доску с остановкой брусиловского прорыва, то аналогия была совершенно несостоятельной.

В августе 1916 года Румыния кинулась в водоворот войны, надеясь на легкий успех. В Трансильвании потерпели поражение румынские, а не наши войска, которых там просто не было. Остатки румынской армии отошли к русской границе.

Итог: для России возник новый 500 -- километровый фронт, занявший 25 пехотных и 11 кавалерийских дивизий.

От филиппики в адрес командования Родзянко перешел к общей характеристике состояния вооруженной мощи России:

"В армии проявляется вялое настроение, отсутствие инициативы, паралич храбрости и доблести. Если сейчас как можно скорее будут приняты меры, во-первых, к улучшению высшего командного состава, к принятию какого-либо определенного плана, к изменению взглядов командного состава на солдата и к подъему духа армии справедливым возмездием тем, которые неумелым командованием губят плоды лучших подвигов, то время, пожалуй, не упущено. Если же обстановка сохранится до весны, когда все ожидают либо нашего наступления, либо наступления германцев, то успеха летом 1917 года, как и летом 1916 года, ожидать не приходится".

Справка:

-- ФИЛИППИКИ (греч. philippikoi), обличительные речи Демосфена против македонского царя Филиппа II. (в переносном смысле - гневные обличительные речи).

Председатель Государственной думы, носившийся со своим "патриотизмом", шельмовал нашу армию, одержавшую в 1916 году победы, не имевшие себе равных в лагере Антанты за всю войну.

Помимо Галиции русская армия провела блестящие операции на Кавказском фронте. Наступая в тридцатиградусные морозы, наши войска 16 февраля овладели Эрзерумом, а 18 апреля портом Трапезунд (Трабзон). При этом отличились и моряки Черноморского флота.

В документе проглядывает мысль -- все будет хорошо только при иных у власти. А тех, кто не устраивает Родзянко и К®, -- выгнать, да еще воздать им "справедливое возмездие".

От документа, официально направленного в Ставку, попахивало ультиматумом.

Подстегнутая брусиловским прорывом буржуазия стервенела на глазах.

Можно многое сказать о состоянии русской армии к исходу того года, но при всем разнобое в оценках пессимизм Родзянко был объективно неоправданным.

Генерал Нокс, глава британской миссии в России, даже отдаленно не испытывал теплых чувств к нашей стране.

Состояние русской армии его интересовало лишь с точки зрения ее вклада в коалиционную войну и соответственного облегчения бремени, лежавшего на Англии в борьбе против Германии.

Он так оценивал русскую армию к исходу 1916 года: перспективы "были более многообещающими, чем виды на кампанию 1916 года в марте того года... Русская пехота устала, но меньше, чем год назад... почти всех видов вооружения, боеприпасов и снаряжения было больше, чем когда -- либо при мобилизации, весной 1915 или весной 1916 г....Качество командования улучшалось с каждым днем... Нет никакого сомнения в том, что если бы тыл не раздирался противоречиями... русская армия увенчала бы себя новыми лаврами... и, вне сомнений, нанесла бы такой удар, который сделал бы возможной победу союзников к исходу этого года".

Дистанция между взглядами "патриота" Родзянко и откровенного британского империалиста Нокса, никак не желавшего блага России, неизмерима.

Российская "общественность" работала в рамках понятной тактики: способствовать поражениям Российской империи, а затем употребить все усилия на войну "до победного конца" под водительством крупного капитала.

Поэтому какие бы победы ни одерживала русская армия, пока политические противники были у власти, все признавалось скверным, независимо от того, были к этому основания или нет.

В лихорадке политических наскоков буржуазия стала носительницей национального нигилизма, ибо предавала поношению и русского солдата.

Буржуа уверяли, что они смогут делать все по-иному и много лучше.

На деле они оказались способны только на разрушительную критику.

Под знаком этой неспособности развивались отношения верхушки буржуазии с командованием армии. С одной стороны, думцы и земцы на всех перекрестках кричали о бездарных генералах, с другой -- силились войти в союз с ними против монархии.

Ключевой фигурой, на которую направил свои усилия Гучков, был генерал-адъютант Алексеев.

Он вошел в какие-то сношения с гучковцами, но относился к ним в высшей степени осторожно. Вероятно, он не хотел оказаться пешкой в руках пронырливых политиканов.

На информации департамента полиции о съездах Земгора в 1916 году Алексеев наложил резолюцию:

"В различных организациях мы имеем не только сотрудников в ведении войны, но получающие нашими трудами и казенными деньгами внутреннюю спайку силы, преследующие весьма вредные для жизни государства цели. С этим нужно сообразовывать и наши отношения".

Алексеев вынашивал собственные планы.

28 июня 1916 года он подал Николаю II докладную записку с предложением назначить для общеимперского управления диктатора.

Звучало соблазнительно.

Написали даже проект царского рескрипта о создании Совета министров "из лиц, пользующихся общественным доверием".

Штюрмер поднял на ноги все и вся, и царь отшатнулся перед перспективой учреждения поста "Верховного министра государственной обороны".

Инициативу Алексеева надолго запомнили руководители "общественности", ибо генерал не видел для них иной роли, кроме пропагандистского обеспечения коренной перестройки высшего управления страной.

Справка:

-- ШТЮРМЕР Борис Владимирович (1848 - 1917). С 1904 член Госсовета. При поддержке Г.Е. Распутина и императрицы Александры Федоровны назначен председателем Совета Министров (январь - ноябрь 1916), одновременно министром внутренних дел (март - июль) и министром иностранных дел (июль - ноябрь). После Февральской революции арестован, умер в Петропавловской крепости.

Когда в первые дни после Февральской революции встал вопрос о назначении Алексеева Верховным главнокомандующим, Родзянко писал князю Львову:

"Вспомните, что ген. Алексеев являлся постоянным противником мероприятий, которые ему неоднократно предлагались из тыла как неотложные, дайте себе отчет в том, что ген. Алексеев всегда считал, что армия должна командовать над тылом, что армия должна командовать над волей народа и что армия должна как бы возглавить собой и правительство и все его мероприятия... Не забудьте, что ген. Алексеев настаивал определенно на немедленном введении диктатуры".

Справка:

-- ЛЬВОВ Николай Николаевич (1867 - 1944), один из основателей "Союза освобождения", партий мирнообновленцев и прогрессистов. Товарищ председателя 4-й Госдумы. После Окт. революции в эмиграции.

В 1916 году Гучков не оставлял попыток связать генералов своими затеями. Его репутация отнюдь не содействовала успеху дела.

На заседании Совета министров в это время, когда зашел разговор о Гучкове, министры сошлись на том, что при "авантюристической натуре и непомерном честолюбии" он способен во главе батальона пойти на Царское Село.

Александра Федоровна пылала к нему ненавистью, в письмах к царю заклинала: "Гучкова не следует пускать на фронт и позволять... говорить с войсками". В другом письме: "Все знают, что Гучков работает против нашей династии".

Знал, конечно, и Алексеев.

Изворотливый Гучков решил не мытьем, так катаньем изобразить Алексеева если не соучастником деяний "общественности", то по крайней мере симпатизирующим ей.

Еще до войны он отработал технику воздействия на умы -- распространение машинописных копий своей переписки с различными важными лицами.

В 1915 году он начал широко рассылать тексты речей в Думе без цензурных купюр.

В конце лета 1916 года по всем доступным Гучкову каналам разнеслось его громовое письмо Алексееву от 28 августа, составленное таким образом, чтобы читающие могли сделать вывод -- оно лишь одно из обширной корреспонденции:

"Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гибнет на корню.

Ведь, как ни хорошо теперь на фронте, но гниющий тыл грозит еще раз, как было год тому назад, затянуть и Ваш доблестный фронт и Вашу талантливую стратегию, да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью...

А если Вы подумаете, что вся власть возглавляется г. Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, -- что в руках этого человека ход дипломатических отношений в настоящем и исход мирных переговоров в будущем, -- а, следовательно, и вся наша будущность, -- то Вы поймете, Михаил Васильевич, какая смертельная тревога за судьбу нашей Родины охватила и общественную мысль, и народные настроения.

Мы в тылу бессильны или почти бессильны бороться с этим злом.

Наши способы борьбы обоюдоостры и при повышенном настроении народных масс, особенно рабочих масс, могут послужить первой искрой пожара, размеры которого никто не может ни предвидеть, ни локализовать.

Я уже не говорю, что нас ждет после войны -- надвигается потоп, -- и жалкая, дрянная, слякотная власть готовится встретить этот катаклизм мерами, которыми ограждают себя от проливного дождя: надевают галоши и открывают зонтик.

Можете ли Вы что-либо сделать?

Не знаю.

Но будьте уверены, что наша отвратительная политика (включая и нашу отвратительную дипломатию) грозит пересечь линии Вашей хорошей стратегии в настоящем и окончательно исказить ее плоды в будущем. История, и в частности наша отечественная, знает тому немало грозных примеров".

Когда в тысячах и тысячах экземпляров письмо Гучкова разлетелось по России, это вызвало величайшую сенсацию -- что-то носится в воздухе, командование армии и военно-промышленные комитеты, видимо, едины в отрицательном отношении к правительству, Царица немедленно переслала Николаю II документ, приписав:

"Сурово предупреди старика (Алексеева) в отношении этой переписки, которая рассчитана на то, чтобы потрясти его... Очевидно, что паук Гучков и Поливанов оплетают паутиной Алексеева, нужно открыть ему глаза и освободить его. Ты можешь спасти его".

Алексеев далеко не был столь безгрешным, как полагали в Царском Селе.

Когда император спросил его о переписке с Гучковым, он ответил, что не помнит, получал ли он такие письма.

Спустя некоторое время Алексеев доложил царю, что, перерыв все ящики своего стола, он не обнаружил никаких писем Гучкова.

Все это выглядело в высшей степени странным -- Гучков, конечно, неоднократно писал Алексееву, хотя бы в силу служебного положения.

Несущественно, получил или нет Алексеев личное письмо от 28 августа, много важнее другое -- Гучков не без ловкости припер его к стене. Какие бы ни велись между ними разговоры, теперь Гучков потребовал от Алексеева определить свою позицию.

Генерал-адъютанту пришлось лгать в лицо императору, отпираясь от любых связей с Гучковым. Это было слишком для 63-летнего генерала.

В середине ноября Алексеев, сославшись на резкое ухудшение здоровья, уехал в длительный отпуск в Крым, где его и застала Февральская революция.

К осени 1916 года кадеты и прогрессисты сочли, что тактика "параллельных действий", как называл ее Милюков, недостаточна.

До тех пор они высказывались за то, чтобы сохранять к правительству "положение спутников, посаженных в одно и то же купе, но избегающих знакомства друг с другом".

Это означало, что те, кто причислял себя к Прогрессивному блоку, не требуя отставки правительства Штюрмера, стремились проводить в Думе законы, намеченные в программе блока.

Последовала неизбежная внутренняя грызня, блок заскрипел, а за кулисами шли негласные переговоры -- кого включить в состав будущего правительства.

Справка:

-- МИЛЮКОВ Павел Николаевич (1859 - 1943), историк, публицист, теоретик и лидер партии кадетов. В 1917 министр иностранных дел Временного правительства 1-го состава [до 2(15) мая]. После Окт. революции эмигрант. Автор трудов по истории России ХVIII - ХIХ вв., Февральской и Октябрьской революций.

Еще 6 апреля 1916 года на квартире С.Н. Прокоповича и Е.Д. Кусковой прошло тайное совещание представителей кадетов, октябристов и "левых партий" -- меньшевиков и эсеров.

С изменениями (Родзянко заменен Львовым и выведены трое "либеральных" царских министров) был воспроизведен список, опубликованный в органе Рябушинского в августе 1915 года.

Справка:

-- РЯБУШИНСКИЙ Павел Павлович (1871 - 1924), промышленник, банкир, совладелец "Товарищества мануфактур П.М. Рябушинского с сыновьями", Московского банка, "Товарищества типографии П.П. Рябушинского", акционер многих других компаний. Входил в ЦК партии "Союз 17 октября", с 1906 - в партию мирного обновления, в 1912 - в Московское отделение ЦК партии прогрессистов. В 1915 инициатор создания и председатель московского Военно-промышленного комитета, член Госсовета от промышленности. Оказывал финанс. поддержку выступлению генерала Л.Г. Корнилова. В 1920 эмигрировал во Францию.

Планировалось правительство, поголовно состоявшее из кадетов и октябристов, что поддержали меньшевики и эсеры, сидевшие на сборище. "С. р. и с. д. намечали "буржуазное министерство!" -- изумлялся Милюков.

Еще больше удивило его, что в правительство планировалось ввести Терещенко. На взгляд профессиональных политиков обходительный молодой человек, театрал и меломан, никак не соответствовал намеченному для него министерству финансов. Но "кающийся капиталист" Терещенко после февраля 1917 года стал министром...

Кабинет, определенный на совещании 6 апреля 1916 года за чаем у супругов Прокоповича и Кусковой, встал у власти после Февральской революции, только пополненный от фракции трудовиков Керенским и меньшевиком Чхеидзе (отказался от министерского поста).

Справка:

-- ТЕРЕЩЕНКО Михаил Иванович (1886 - 1956), предприниматель, сахарозаводчик. Был близок к партии прогрессистов. В 1917 министр финансов, затем министр иностранных дел Временного правительства. Эмигрировал.

-- КЕРЕНСКИЙ Александр Федорович (1881 - 1970), адвокат, лидер фракции трудовиков в 4-й Госдуме. С марта 1917 эсер; во Временном правительстве: министр юстиции (март - май), военный и морской министр (май - сентябрь), с 8(21) июля министр - председатель, с 30 августа (12 сентября) верховный главнокомандующий. После Октябрьской революции организатор (вместе с ген. П.Н. Красновым) антибольшевистского выступления 26 - 31 октября (8 - 13 ноября). С 1918 во Франции, с 1940 в США. Один из организаторов "Лиги борьбы за народную свободу". Автор мемуаров, исторических исследований, составитель и редактор докторских публикаций по истории русской революции: "Дело Корнилова" (1918), "Гатчина" (1922), "Издалека"(1922) и др.

-- ЧХЕИДЗЕ Николай Семенович (1864 - 1926), один из лидеров меньшевиков. В 1917 председатель Петросовета, ВЦИК. С 1918 председатель Закавказского сейма, Учредительного собрания Грузии. С 1921 в эмиграции, покончил жизнь самоубийством.

Что же объединяло этих людей, принадлежавших к разным партиям?

Высокомерный Милюков не разглядел и не понял, что перед ним были руководители масонской организации.

Справка:

-- МАСОНСТВО (франкмасонство) (от франц. fran macon - вольный каменщик), религиозно - этическое движение, возникло в начале ХVIII в. в Великобритании, распространилось во многих странах, в т. ч. в России. Масоны стремились создать тайную всемирную организацию с целью мирного объединения человечества в религиозном братском союзе. На самом деле, всемирная организация, по нашему мнению, была нужна определенным могучим финансово - промышленным группам для продвижения в "ширь и вглубь" своих политических и финансовых интересов.

Они собрали это совещание и наметили кандидатуры почти поголовно из своей среды. По этой линии шло поразившее Милюкова сотрудничество представителей меньшевиков и эсеров (принадлежавших к масонам) с буржуазными деятелями, которых они публично поносили, а втайне обнимали как "братьев".

Правительство было намечено, дело оставалось за малым -- поставить его у власти. А для этого необходимо для начала свалить Штюрмера, дальше видно будет.

Милюкову, не посвященному в масонские тайны, выпала роль застрельщика новой вспышки кампании против режима.

Он дал не "штормовой сигнал" к революции (как рвали на себе волосы белоэмигранты в 20-е годы), а преследовал противоположную цель -- добиться смены людей у власти именно в интересах предотвращения социального взрыва.

В статье 1921 года "Как пришла революция" Милюков подчеркивал:

"Мы не хотели этой революции.

Мы особенно не хотели, чтобы она пришла во время войны. И мы отчаянно боролись, чтобы она не случилась".

Он всегда полностью оправдывал характеристику Сазонова: "Милюков -- величайший буржуй и больше всего боится социальной революции".

Справка:

-- САЗОНОВ Сергей Дмитриевич (1860 - 1927), министр иностранных дел (1910 - 1916) Российской империи. В 1918 - 1919 член правительств А.В. Колчака и А.И. Деникина. С 1921 в эмиграции.

Накануне открытия очередной сессии Думы, намеченной на 1 ноября, собрался сеньор-конвент, чтобы выработать формулу "перехода к очередным делам", которая заключала привычные три раздела: привет союзникам, призыв к армии не ослаблять усилий и критика правительства.

Когда был прочитан ее проект, Шульгин заявил: "Обращаю внимание на слово "измена".

Это страшное оружие.

Включением его в резолюцию Дума нанесет смертельный удар правительству...

Все то, что болтают по этому поводу, в конце концов только болтовня. Если у кого есть факты, то я попрошу их огласить. На такое обвинение идти с закрытыми глазами мы не можем".

Справка:

-- ШУЛЬГИН Василий Витальевич (1878 - 1976), один из лидеров правого крыла 2 - 4-й Госдум, член Временного комитета Госдумы; принимал вместе с А.И. Гучковым отречение от престола императора Николая II. После Окт. революции участвовал в создании Добровольческой армии; эмигрировал. В 1944 арестован в Югославии, вывезен в СССР и до 1956 находился в заключении за антисоветскую деятельность. В 1960 - х гг. призвал эмиграцию отказаться от враждебного отношения к СССР. Автор воспоминаний: "Дни" (1925), "1920-й год" (1927).

Фактов, конечно, не было, сидели все "свои", которые и распускали эти слухи. После словесной перепалки все же смягчили резолюцию -- действия правительства нелепы и привели к тому, что "роковое слово "измена" ходит из уст в уста".

1 ноября открылась сессия Думы.

Появление Штюрмера с министрами вызвало оглушительные вопли: "Вон Штюрмера! Стыдно присутствовать!"

У него и министров хватило характера просидеть в правительственной ложе несколько минут. Они ушли, а на заседании огласили резолюцию с отчаянной критикой правительства и требованием его отставки.

Один за другим на трибуну поднимались депутаты, поносившие Штюрмера и КЊ?

Керенский давно составил себе репутацию оратора, говорившего со скоростью "44 слова в минуту".

1 ноября он оправдал ее, протрещав с думской трибуны:

"Правительство, не желая считаться с общественным мнением, задушив печать, задушив все общественные организации, презрительно относясь даже к большинству Государственной думы, в то же время в своей деятельности руководствуется нашептываниями и указаниями безответственных кружков, руководимых презренным Гришкой Распутиным. Неужели, гг., все, что мы переживаем, не заставит нас единодушно сказать: главный и величайший враг страны не на фронте, он находится здесь, между нами, и нет спасения стране, прежде чем мы единодушным и единым усилием не заставим уйти тех, кто губит, презирает и издевается над страной".

В заключение заседания на думскую трибуну поднялся Милюков и произнес речь, в которой прямо обвинил правительство в измене, подготовке сепаратного мира с Германией.

Для чего поработал клеем и ножницами, составив доказательства из вырезок из иностранной, прежде всего германской, печати.

Теперь, играя голосом, став в позу и актерствуя, Милюков вещал:

"С тяжелым чувством я вхожу на трибуну.

Вы помните обстоятельства, при которых Дума собиралась больше года тому назад, 19 июля 1915 года.

Все мы были под впечатлением наших военных неудач.

Мы нашли причины этих неудач в недостатке военных припасов и указали, что виновато в этом поведение военного министра Сухомлинова...

Был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником. Вы помните, что была создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра.

Общественный подъем не прошел тогда даром.

Наша армия получила то, что ей было нужно.

Теперь мы перед новыми трудностями, и трудности эти не менее сложны и серьезны, не менее глубоки, чем те, перед которыми мы стояли весной прошлого года.

Но теперь есть разница в положении.

Мы потеряли веру в то, что эта власть может привести к победе...

Господа, год тому назад был отдан под следствие Сухомлинов. Теперь он освобожден".

Милюков перечислял деяние за деянием правительства, заключая каждый раз под рев Думы: "А это что -- измена или глупость?"

В связи со слухами о сепаратном мире оратор процитировал по-немецки газету "Нойе фрайе Цайтунг", где упоминалась императрица, и продолжал по-русски бичевать окружавшую ее камарилью -- Распутина, Питирима, Штюрмера. Газета эта писала (25 июля 1916 года): "Как бы ни обрусел старик Штюрмер, все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец". Он-де является для серединных империй "оружием, которое можно употреблять по желанию".

Милюков выразил твердую уверенность в том, что курс на сепаратный мир взят.

"Когда мы обвиняли Сухомлинова, мы ведь тоже не имели тех данных, которые следствие открыло. Мы имели то, что имеем теперь: инстинктивный голос всей страны и ее субъективную уверенность". "В общем, -- заключил Милюков, -- Кабинет, не заслуживающий доверия Государственной думы, должен уйти".

Слово "измена" с молниеносной быстротой разнеслось по стране.

В Петрограде за прочтение речи платили 3 рубля, ее моментально размножили, продавая по рублю, переписчики часто вставляли кое -- что от себя, чтобы было "горячее".

"Впечатление получилось, -- писал впоследствии Милюков, -- как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено напоказ коренное зло, известное всем, но ожидавшее публичного обличения".

В предисловий к отдельному изданию речи при Временном правительстве (конечно, не без ведома оратора) объяснялось: "С высоты думской трибуны было названо впервые имя царицы и предъявлено царскому правительству тяжкое обвинение в национальной измене. Испытанный вождь оппозиции П.Н. Милюков тщательно подготовил материал для всенародного разоблачения закулисной работы партии царицы Александры и Штюрмера и перед лицом всего мира разорвал завесу, скрывавшую немецкую лабораторию сепаратного мира".

В обоснованность обвинений верили -- связи Милюкова с иностранными посольствами были хорошо известны, он недавно вернулся из поездки с думской делегацией по союзным и нейтральным странам Европы.

Естественно, полагали, что там Милюков почерпнул свою информацию, тем более что в речи он заметил: "Из уст британского посла сэра Джорджа Бьюкенена я выслушал тяжеловесное обвинение против известного круга лиц в желании подготовить путь к сепаратному миру".

Милюков действительно набрался соответствующих сведений за рубежом.

В Швейцарии, по его же словам, он встретился "со старой русской эмиграцией. В этой среде все были уверены, что русское правительство сносится с Германией через своих специальных агентов. На меня посыпался целый букет фактов -- достоверных, сомнительных и неправдоподобных: рассортировать их было нелегко... Во всем этом в связи с данными, собранными мною в России, было, повторяю, нелегко разобраться. Часть материала из Швейцарии я все же использовал для своей речи 1 ноября".

Милюков связал слухи о сепаратном мире с А.Д. Протопоповым, назначенным в сентябре управляющим Министерства внутренних дел.

Дума в это время сосредоточила огонь, помимо Штюрмера, и на Протопопове, разъяренная тем, что он, выйдя из ее среды (октябрист Протопопов был товарищем председателя Думы), "предал", перекинулся к распутинцам. Так оно и было -- вероятно, психически неуравновешенный Протопопов, помогавший Распутину, уверовал в свою счастливую звезду и возомнил себя "спасителем" самодержавия.

Справка:

-- ПРОТОПОПОВ Александр Дмитриевич (1866 - 1917/18), член 3-й и 4-й Госдум (с 1914 товарищ председателя), член "Прогрессивного блока". В 1916 симбирский губернатор, предводитель дворянства, основатель и редактор газеты "Русская воля" (1916 - 1917). С сентября 1916 управляющий, в декабре 1916 - феврале 1917 министр внутренних дел и главноначальствующий корпуса жандармов. После Октябрьской революции расстрелян по приговору ВЧК.

Думцы еще в конце октября пригласили Протопопова, чтобы разъяснить, что нехорошо предавать. Он явился к сюртукам и фракам, облаченный в мундир шефа отдельного корпуса жандармов.

Милюков и иные протирали глаза -- ужели это тот Протопопов, который совсем недавно говорил о кабинете Штюрмера: "он остался позади жизни, как бы тормозом народному импульсу, каторгой духа и мозга". Почти министр чувствовал себя уверенно -- гадатель Шарль Пирэн объяснил, что Юпитер, прошедший над Сатурном, благоприятствует ему, а Распутин внушал: "Что скажет Протопопов, то пусть и будет, а вы его еще раз кашей покормите".

Попытались допросить Протопопова -- зачем взялся ревностно служить трону, он отрезал:

-- Ты -- граф, ты богат, у тебя деньги куры не клюют, тебе нечего искать и не к чему стремиться, а я в юности давал уроки по полтиннику за час, и для меня пост министра внутренних дел -- то положение, в котором ты не нуждаешься.

Разговора не получилось.

Протопопов гордо ушел, преисполненный решимости защищать мундир и царя, а Милюков в своей речи до отказа использовал случайную встречу Протопопова с германским банкиром Варбургом в Стокгольме во время той же поездки думской делегации в Европу.

Помимо нападок в Думе -- за речью Милюкова последовали не менее ожесточенные выступления Шульгина и других -- члены императорского дома высказали решительное недовольство царю сложившимся положением.

Рев Думы при упоминании имени Штюрмера подействовал на нервы царицы.

Она советует Николаю II дать Штюрмеру отпуск, ибо он "играет роль красной тряпки в этом доме умалишенных".

Царь согласился: "Все эти дни я только и думал о старике Шт. Он, как ты верно заметила, является красной тряпкой не только для Думы, но и для всей страны, увы".

Штюрмер попытался оборониться, подав на Милюкова в суд, а Николаю II представив три всеподданнейших доклада.

Напрасно. 9 ноября вызванный в Могилев Штюрмер выслушал царскую волю -- в отставку.

Премьером стал министр путей сообщения А.Ф. Трепов.

Он попытался укрепить положение правительства, сделав уступки правому крылу оппозиции. Но в Думе уже связали себе руки: минимальное требование -- отставка Протопопова.

Маневр не удался -- императрица горой встала за Протопопова, креатуру Распутина.

Справка:

-- ТРЕПОВ Александр Федорович (1862 - 1928), председатель Совета Министров в 1916 г.

Она (императрица-А.К.) пишет царю: "Помни, что дело не в Протоп, Или х, у, z. Это вопрос о монархии и твоем престиже, которые не должны быть поколеблены во время сессии Думы. Не думай, что на этом одном кончится: они по одному удалят всех тех, кто тебе предан, а затем и нас самих... Снова повторяю, что тут дело не в Протоп., а в том, чтоб ты был тверд и не уступал -- царь правит, а не Дума".

Источник вдохновения царица не скрыла, она вразумляет супруга: "Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение: не будь Его здесь, не знаю, что бы было с нами. Он спасает нас своими молитвами, мудрыми советами. Он -- наша опора и помощь".

Тот, о котором упоминали с большой буквы, Распутин, телеграфирует в Ставку: "Ваш корабль, и никто не имеет власти на него свести" и т. д.

Протопопов был утвержден министром внутренних дел.

Описанные мотивы, конечно, не могли быть широко известны, в продолжавшемся возвышении Протопопова усматривали одно -- Россия на пороге сепаратного мира.

Версия, сфабрикованная Милюковым, получила, казалось, новое подтверждение.

Буржуазия положительно упивалась своими успехами в борьбе против "темных сил", превратив слухи о сепаратном мире в острое оружие борьбы против царизма.

Исследователь В.С. Дякин в 1967 году отмечал:

"Итак, нам представляется, что если в научный оборот не будут введены новые достоверные факты, нет оснований утверждать, будто царское правительство или придворная камарилья, помимо правительства, принимали реальные шаги для заключения сепаратного мира...

Практически царизм, насколько мы можем судить на основании имеющихся фактов, не встал на путь сепаратного выхода из войны".

Начатая "общественностью" кампания о сепаратном мире, как и другие надуманные утверждения, имела в виду не заботу о судьбах России, а диктовалась своекорыстными интересами -- свалить соперников у власти, одновременно предотвратив революционный подъем.

<...>

Н.Н. Яковлев.

Последняя война старой России. - М., 1994.

0x01 graphic

Петр I в Полтавском сражении 1709 г.

(С гравюры 18 в.)

ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ ПРИМЕРЫ

-- [Андрей Александрович (1294 -- 1304)] ...Мог ли Андрей, разоритель отечества, требовать любви от народа и почтения от князей? Он не имел и тех свойств, коими злодеи человечества закрашивают иногда черноту свою: ни ревностного славолюбия, ни великодушного мужества; брал города, истреблял христиан руками монголов, не обнажая меча, не видав опасности и пролив множество невинной крови, не купив даже права называться победителем!

-- [Андрей Боголюбский (1169 -- 1174)] Андрей же, некогда любимый, по сказанию летописца, был не только набожен, но и благотворителен; щедр не только для духовных, но и для бедных, вдов и сирот... Но в самих упреках, делаемых летописцами народу легкомысленному, неблагодарному, мы находим объяснение на сию странность: вы не рассудили (говорят они современникам), что царь, самый добрый и мудрый, не в силах искоренить зла человеческого; что где закон, там и многие обиды. Следственно, общее неудовольствие происходило от худого исполнения законов или от несправедливости судий: столь нужно ведать государю, что он не может быть любим без строгого, бдительного правосудия; что народ за хищность судей и чиновников ненавидит царя, самого добродушного и милосердного! Убийцы Андреевы знали сию ненависть и дерзнули на злодеяние.

-- [Апраксин Ф.М.] В 1708 г. царь привлек Апраксина к боевым делам на севере, где шла война со Швецией: Федору Матвеевичу было вверено начальствование над Балтийским флотом и русскими войсками в Ингерманландии (приладожской земле), которым надлежало отразить наступление 12-тысячного корпуса шведского генерала Люберека, выдвинувшегося от Выборга по берегу Финского залива на Петербург. Умелыми маневрами Апраксину удалось поставить шведов в невыгодное положение и перекрыть им дорогу назад. В сентябре он разбил арьергард Люберека у Криворучья, и шведский генерал был вынужден посадить оставшиеся войска на суда и ретироваться. За успешную охрану Петербурга Петр, только что одержавший победу над шведами под Лесной, повелел выбить особую медаль с изображением на одной стороне портрета Федора Матвеевича и надписью: "Царского Величества адмирал Ф.М. Апраксин", а на другой -- изображение флота, построившегося в линию" с надписью: "Храня сие не спит, лучше смерть, а не неверность".

Справка:

АПРАКСИН Федор Матвеевич (1661 - 1728), граф (1709), сподвижник Петра I, генерал-адмирал (1708). Командующий русским флотом в Северной войне и Персидском походе. С 1717 г. президент Адмиралтейств-коллегии, с 1726 г. член Верховного тайного совета.

-- [Аракчеев А.А.] Суровый и грубый Аракчеев был строг к себе и берег свое честное имя. Примером этому однажды стала записка, приколотая к двери его приемной и предназначенная для чтения посетителями: "Я, Влас Васильев, камердинер Алексея Андреевича, сим сознаюсь, что в день Нового года я ходил с поздравлениями по многим господам, и они пожаловали мне в виде подарков"... и далее поименно перечислялось, кто именно и сколько дал Васильеву денег. Вслед за камердинером горько раскаиваться пришлось тем, кто попал в этот список.

Справка:

АРАКЧЕЕВ Алексей Андреевич (1769 - 1834), государственный и военный деятель, граф (1799), генерал от артиллерии (1807). С 1808 - 1810 военный министр, провел реорганизацию артиллерии; с 1810 г. председатель Департамента военных дел Госсовета. В 1815 - 1825 гг. наиболее доверенное лицо императора Александра I, осуществлял его внутреннюю политику; организатор и главный начальник военных поселений.

-- [Багратион П.И.] Воспитанному в суворовском наступательном духе Багратиону в период отступления было морально очень тяжело. "Стыдно носить мундир, -- писал он начальнику штаба 1-й армии А. Ермолову. --...Я не понимаю ваших мудрых маневров. Мой маневр -- искать и бить!" Он возмущался Барклаем: "Я никак вместе с военным министром не могу... И вся главная квартира немцами наполнена так, что русскому жить невозможно и толку никакого"... [При Бородино] Французы дважды овладевали Багратионовыми флешами, и дважды были выбиты оттуда. Во время очередной атаки противника князь Петр поднял свои войска в контратаку, и в этот момент (около 12 часов дня) он был тяжело ранен: осколок гранаты раздробил ему берцовую кость. Полководец, снятый с коня, еще продолжал руководить своими войсками, но после потери сознания он был вынесен с поля сражения. По свидетельству очевидцев, благородный князь Петр, когда его несли в тыл, просил передать Барклаю-де-Толли "спасибо" и "виноват": "спасибо" -- за стойкость соседней 1-й армии в сражении, "виноват" -- за все, что раньше Багратион говорил о военном министре.

Справка:

БАГРАТИОН Петр Иванович (I765-I8I2), князь, рос. генерал от инфантерии (I809). Участник Итал. и Швейц. походов А. В. Суворова, войн с Францией, Швецией и Турцией (в I809-I0 главнокоманд. Молд. армией). В Отеч. войну I8I2 главнокоманд. 2-й армией, смертельно ранен в Бородинском сражении. Был сторонником привлечения к защите отечества народных масс. Отличался большой храбростью. Обогатил военное искусство опытом ведения авангардных и арьергардных боев.

-- [Багратион П.И.] Духом благородства командного состава блещет и Бородинское сражение, называемое иногда "битвою генералов" по количеству потери начальников. Утром, когда обозначился удар французов на флеши, кн. Багратион посылает к соседям просить подкреплений и ни от кого не получил он отказа, никто не стал отговариваться неподчинением князю и отсутствием приказания Главнокомандующего. Даже Раевский, находясь в затруднительном положении, сам ожидая грозного удара французов, прислал князю половину своих резервов.

-- [Багратион П.И.] И насколько вообще щепетильны были ... тогдашние начальники, как предпочитали они лучше совсем не наложить взыскания, когда проступок касался их личности, чем подать повод, что они взыскивают по личности, можно видеть из следующего факта, касающегося кн. Багратиона. "Кроме других предосудительных привычек, -- пишет Д. Давыдов, -- нижние чины дозволяли себе разряжать ружья ( не только после дела, но и во время самой битвы). Проезжая через селение Анкендорф, князь едва не сделался жертвою подобного обычая. Егерь, не видя нас, выстрелил из-за угла дома, находившегося не более 2 сажень от князя; выстрел был прямо направлен в него. Князь давно уже отдал на этот счет строгое приказание и всегда сильно взыскивал с ослушников. Но здесь направление выстрела спасло егеря; ибо князь полагая, что наказание в этом случае имело бы вид личности, проскакал мимо; но никогда не забуду я орлиного взгляда, брошенного им на виновного".

-- [Багратион П.И.] Под Прейсиш-Эйлау после жестокого боя французы опрокидывают наш левый фланг; в общем резерве нет ни одного человека, а Главнокомандующий Беннигсен исчезает с поля сражения, отправившись торопить, спешивший к армии, отряд Лестока. Момент был настолько критический, что гибель всякой другой армии была бы неизбежна, но в русской армии того времени, несмотря на то, что французы были уже в тылу, не явилось ни паники, ни речи об отступлении; наоборот, к месту катастрофы бросились части с других участков позиции; по своей инициативе, с противоположного фланга прискакали три конные батареи, явились отдельные полки, прискакал тот же, всюду поспевавший кн. Багратион, бывший не у дел в день боя. Общими усилиями, никем свыше не объединенными, но тем не менее дружными, французы были не только остановлены, но и отодвинуты назад; удачная атака Выборгского полка, шедшего во главе отряда Лестока, давала надежду на окончательное поражение французов при общей контратаке, но, прибывший в это время, Беннигсен остановил порыв подчиненных и помешал той контратаке, которая, по свидетельству Бернадота, дала бы нам не менее 150 орудий и привела бы Наполеона к катастрофе много раньше Березины. На ночном военном совете решение Беннигсена отступить встретило горячий отпор со стороны его генералов и дело едва не дошло до дуэли тут же на месте с состоявшим при армии, но не подчиненным Главнокомандующему, генералом.

Справка:

БЕННИГСЕН Леонтий Леонтьевич (1745 - 1826), граф (1814), генерал от кавалерии (1802). Участник убийства императора Павла I. В 1807 г. командующий армией в войне с Францией, был разбит под Фридландом. В Отечественную войну в августе - ноябре 1812 г. и.о. начальника главного штаба армии, уволен за интриги против М.И. Кутузова.

0x01 graphic

Римский надгробный памятник

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

(Афоризмы древней Рима)

-- Человек сам не знает, чего он хочет, и постоянно ищет перемены мест, как будто это может избавить его от бремени.

-- Дух силен радостью.

-- Ложь опровергнуть непреложными фактами.

-- Если чувства будут не истинны, то и весь наш разум окажется ложным.

-- Дело само говорит за себя.

-- Человек гибнет, дело остается.

-- Ничто, по-видимому, не совершается столь же быстро, как то, что замышляет и приводит в исполнение сам ум.

-- На сколько страшных злодейств толкнула людей религия!

-- Правда, бывают трудные минуты, но сопротивляйся им -- повернись к дурному спиной, и твоя внутренняя весна не обманет тебя. Даже старость и та не всегда сгибается под холодным мраком ночи.

-- Лучше спокойно подчиняться, чем властвовать самому.

-- Дырявого кувшина не наполнишь.

-- После того как тело расслабили тяжкие удары времени, после того как руки и ноги отяжелели, утратили силу, разум тоже начинает прихрамывать, язык заплетается и ум убывает.

Тит Лукреций Кар (99 -- 55 гг. до н. э.)

******************************************************

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 27/06/2011, изменен: 27/06/2011. 80k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 3 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Слово "измена" - страшное оружие"...

Каменев Анатолий Иванович
"Слово "измена" - страшное оружие"...