ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Служить бы рад...

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

Военная школа России

(уроки истории и стратегия развития).

(начало 21, 22 мая 2014 г.)

0x01 graphic

Печать Петра I

Анатолий Каменев

СЛУЖИТЬ БЫ РАД...

Во все времена русский человек считал за честь послужить верой и правдой своему Отечеству.

Былинный богатырь Илья Муромец подвиги свои совершал только тогда, когда нужно было избавить сородичей от беды, постоять за честь земли русской:

-- действовал он не из корысти,

-- почета не искал,

-- похвальбы не любил,

-- хитрости и лукавства в нем не было,

-- воинское дело вел он прямо, начистоту.

Витязь русский, как свидетельствуют многие историки, не кровожаден и не воинственен:

-- Сделав свое дело, он скромно уходит в сторону и не домогается наград, почестей и богатств.

-- Ему благостно уже то, что он выполнил свой долг воина, а благополучие граждан ему дороже богатства и расположения правителей.

-- Ему приятнее услышать "спасибо" от самого обездоленного и слабого, чем от сильного и могущественного.

Потому он не заискивает перед сильными мира сего, не ищет их благосклонности, служит верно отечеству, а не прислуживает господам.

В основе этой жизненной позиции лежало древнерусское воспитание, когда, в силу тогдашних обстоятельств, "мать, воспитывая детей, готовила их быть воинами и непримиримыми врагами тех людей, которые оскорбили ее ближних: ибо славяне, подобно другим народам языческим, стыдились забывать обиду. Страх неумолимой мести отвращал иногда злодеяния: в случае убийства не только сам преступник, но и весь род его беспрестанно ожидал своей гибели от детей убитого, которые требовали крови за кровь" (Н.М. Карамзин).

И когда они мужали, то никакие трудности не были им внове, никакие пути - тяжелы или круты, ни один враг не был страшен: доблесть превозмогала все.

Но горячее всего состязались они друг с другом из-за славы: каждый спешил сразить врага, взойти первым на стену и в миг подвига оказаться на виду.

В этом заключалось для них и богатство, и громкое имя, и высокая знатность.

К славе они были жадны, к деньгам равнодушны; чести желали большой, богатства - честного.

0x01 graphic

Муций Сцевола. 1531.

Художник Ханс Бальдунг

Муций Сцевола и безвестный русский крестьянин

Римская история свидетельствует о героическом поступке молодого римлянин, по имени Муций, который во время войны с этрусками, для спасения отечества, решился на отчаянное дело.

Спрятав под плащом кинжал, он отправился в неприятельский лагерь, чтобы убить Порсенну, царя этрусков. Его никто не задержал, и он благополучно пробрался в царскую палатку. В это время там раздавали жалование воинам. Не зная царя в лицо, Муций бросился с кинжалом на того, к которому все обращались с вопросами, и убил его. Оказалось, что это был лишь царский писарь.

Этрусские воины схватили Муция, обезоружили и привели к Порсенне. Юноша бесстрашно заявил царю:

"Имя мое Муций, я римский гражданин и хотел умертвить тебя - врага своего отечества.

Как видно, я ошибся, но все равно твои часы сочтены, ибо 300 римских юношей составили заговор на твою жизнь.

Первому жребий достался мне, и то, что мне не удалось, удастся кому-нибудь из остальных".

Порсенна потребовал, чтобы Муций назвал заговорщиков, угрожая в противном случае сжечь его живым на костре.

Муций не ответил на это ни слова, но, желая показать, насколько римляне презирают боль и физические страдания, спокойно подошел к жаровне и положил правую руку на пылающие угли.

Присутствующие были поражены ужасом, а Муций, не дрогнув, стоял, пока рука его медленно горела на огне.

Больше всех поражен был сам царь.

"Ступай отсюда безнаказанно, - вскричал он, - ты поступил с собой более жестоко, чем со мной. Желал бы я, чтобы и за меня сражались такие же бесстрашные люди!"

Исполненный удивления к храбрости римлян и опасаясь за свою жизнь, Порсенна, как говорит предание, не только отпустил Муция, но и снял осаду Рима. Благодарные сограждане высоко оценили подвиг Муция и дали ему почетное прозвище Сцевола (т.е. левша). Оно впоследствии переходило ко всем его потомкам.

***

Во время войны 1812 года в плен к французам попался русский крестьянин; заметя в нем силу и ловкость, они наложили на руку его клеймо с буквою N.

В армии Наполеона, как у нас на конских заводах, клеймили волею-неволею попавшихся в его службу.

Лишь только крестьянин узнал, для какой цели это сделано, тотчас выхватил из-за пояса топор -- и отсек свою заклейменную руку.

Это был наш русский Муций Сцевола.

***

Необъяснимый парадокс состоит в том, что о подвиге римского юноши знают не только итальянцы, но и другие народы, а мы, русские, даже не удосужились выяснить фамилию названного крестьянина и поставить его в ряд с такими известными героями, как Минин, Пожарский, Сусанин и др.

0x01 graphic

Шалаш. 1861.

Художник Иван Иванович Шишкин (1832-1898)

Правители наши сами портили народ русский

Проницательный русский мыслитель М. Гастев в своих "Рассуждениях о причинах, замедливших гражданскую образованность в Русском государстве до Петра Великого" (М., 1832), писал о пагубном влиянии несчастий, которые обрушились на голову русского народа:

"Цивилизация наша встретила на пути своем много препятствий.

Важнейшие из них суть:

-- географическое положение;

-- значительная степень внутреннего разъединения в русском народе;

-- удельная система;

-- владычество монголов;

-- наличие меньших средств к своему совершенствованию, чем народы Запада".

Исходя из фактов отечественной истории, он заключил:

"Долговременные несчастья уничтожают нравственность, вредят ей, останавливают ее ход. Так было у нас в период уделов, ознаменованных бедствиями.

Люди полудикие переступили в жизнь гражданскую, приняли Христианскую веру, которая начала очищать их душу; но ход событий внешних был тот же; дела их были те же, и они противодействовали могуществу религии".

"Сердце русского народа, расположенное, готовое, по своему характеру, к совершенствованию, беспрерывно было ожесточаемо: кровь лилась; везде встречалось варварство, злодейства, кои теряли, от частого явления, отвратительный свой вид и становились делом обыкновенным. В таких обстоятельствах люди бывают равнодушны, безжалостны, склонны ко всем преступлениям".

"Итак, нравственность русского народа находилась на низкой стадии уже вследствие одних внешних явлений, и переходила от одного поколения к другому неизменною, неусовершенствованною".

"Дух человеческий идет вперед, соразмерно циркуляции идеи, умножающих число и богатство их.

Но где люди живут отдельно, обходятся без помощи других; где их взаимные нужды, польза, участие почти ничтожны; где все решает сила, случай, личные и местные выгоды; там все препятствует распространению сведений; там разум почти неподвижен; колеблется, но не совершенствуется".

"Горизонт жизни русского человека весьма ограничен; горизонт мысли тоже.

Способности не могли развиваться: не было к тому ни побуждения, ни случая, ни возможности.

Война отнимала безопасность, время для умственных занятий, уничтожала охоту думать о чем-то высшем, духовном.

Внимание людей обращено было на одни события материальные, кои заполнили собою всю деятельность, всю душу их, заглушенную звуком оружия. Человек развертывался, сколько позволяли обстоятельства, на свой счет, по своим склонностям, неправильно, с недоверчивостью".

"Корень всему злу то, что государи наши жили в раздорах, междоусобиях, домогаясь порознь личных выгод и тем более всего сами содействовали к возложению на себя оков.

Они враждовали, губили друг друга, а ханы требовали от них единственно исправной подати, даров и повиновения, принимая сторону то одного, то другого. Княжества дрались, грабили друг друга, не уступая в хищности, в жестокости татарам, и сами губили Русскую землю.

Великий князь потерял свою силу, свое старшинство.

"Народ не мог скинуть с себя бремя, которое тяготило его.

Он был окружен опасностями со всех сторон, подвержен беспрерывным, гибельным переменам. На него и на счет его разражались все бури, кои наполняли жизнь его повелителей. Он не знал к кому и к чему прибегнуть, дабы поправить участь свою; не имел в себе средств, чтобы освободиться от несчастий.

Он охотно шел на войну; но войны были ему чужды и пролитая кровь не выкупала его из бедственного состояния, не переменяла судьбы его.

Он мог бы бороться с татарами, преодолевать их; но не было к тому главного средства - единодушия в князьях, тех особах, кои одни только имели возможность соединить, вооружить его против врагов".

"После сего, каких ожидаем успехов от русского народа на поприще гражданской образованности?

Народ жил, но не просвещался.

Он беспрерывно был в действии, в движении, но его состояние, внешнее и внутреннее, было неподвижно; изменялось, но не улучшалось. Он оставался тем же при всех переворотах.

"Где причина сей неподвижности?

В бедствиях, в рабстве; гражданская образованность с деспотизмом несовместима.

-- Ход событий не развивал способностей человека, не распространялся на умственный горизонт его, а стеснял их.

-- Он не заботился о преумножении достояния своего, не хотел увеличивать его, если бы и мог, то ничего не ручалось ему за верный плод трудов его.

Рабство всегда и везде унижает нравы, соделывает их суровыми, жестокими.

Так было и у нас.

Ханы, послы Ордынские, баскаки, самые бродяги монгольские обходились с русским народом презрительно, деспотически.

Отсюда родилась в нем бесчувственность к обидам, к стыду.

Необходимость платить дань, откупаться от насилия татар, от неволи, соделала его корыстолюбивым и по необходимости заставила приобретать имущество не трудами только, но всеми возможными способами, татьбою, разбоями, грабительством, кои размножились до того, что надлежало прибегнуть к казням жестоким, дабы удержать его от них".

"Народ вместе с благородными чувствами, потерял и храбрость, питаемую честолюбием: рабство изменило понятие о чести и справедливости.

"Таково было состояние нашего отечества.

Средства, необходимые для успехов гражданской образованности, уничтожались или ослабли:

-- верховная власть, главная сила общества, колебалась, прерывалась;

-- внутреннее разъединение обнаружилось во всей силе;

-- междоусобные войны, или лучше, разбои, прекращали сообщения, остановили земледелие, промышленность, торговлю и вообще причинили великий ущерб народному богатству.

-- Общество расстроилось;

-- нравственность унизилась в следствие размножения пороков и ожесточения сердец;

-- совершенствование разума нарушилось".

После таких пороков, описанных русским мудрецом, важен и вывод, им сделанный:

"В природе человека есть энергия, упругость, которая противится всем внешним обстоятельствам, как бы они худы, неприязненны ни были, как бы ни стесняли ее.

Она имеет способность, нужды, кои пробиваются сквозь все препятствия.

Множество причин может их сжать, совратить с естественного направления, нарушить, остановить их развитие; но ничто не может их уничтожить.

Они ищут, всегда находят себе отверстие, тропинку, и рано или поздно развиваются, достигают определенного пункта.

Русский народ, угнетаемый многие веки всякими бедствиями, уцелел, восстал.

В его движении мы видим ход естественный, но весьма медленный, задержанный многими препятствиями.

Он долго боролся с судьбою, долго не видел ясного солнца на горизонте своей жизни.

Мы с ужасом смотрим на прошедшее; не верим глазам своим, соболезнуя о бедствиях, постигших Русскую землю; дивимся твердости, долготерпению наших праотцов.

Они ценою скорби купили счастье для нас, потомков".

Симплициссимус, герой романа Ханса Якоба Кристоффеля фон Гриммельсхаузена (1669), изобразил военную иерархию в виде дерева:

-- на нижних ветвях которого сидят солдаты,

-- а несколько повыше - унтер-офицеры.

-- Далее шел обнаженный ствол, совершенно гладкий и столь чудесный, что ни мужество, ни искусство, ни образование не позволяли пролезть по нему от нижних ветвей к верхним.

-- Верхние ветви были заполнены обер- и штаб-офицерами и генералами; попасть на вершину можно было лишь при условии, что сидящий там родственник опустит вниз лестницу.

Особенно ярко кадровый вопрос приобрел политический характер при Морице Оранском.

-- До него капитан являлся вождем и передовым бойцом своей роты.

-- Вне боя занятий не было ни у начальников, ни у солдат.

-- В лагере царило вино и азартные игры, которые занимали досуги.

Учила молодого солдата исключительно рутина - лишь постепенно он перенимал сноровки ветеранов.

Теперь от офицера требовались знания:

-- латынь, чтобы получить возможность изучать искусство древних,

-- математика и техника, чтобы руководить атакой и обороной крепостей...

Новое направление вызвало, разумеется, протесты поклонников рутины...

Но эта оппозиция была сломлена.

Характер корпуса офицеров начал изменяться.

Авантюристы стали исчезать.

Представители образованных и господствующих классов перестали презирать военную службу и постепенно начали наполнять ряды командного состава.

Нельзя преувеличивать значение требования учености - латыни и геометрии, выдвинутых Морицем Оранским, но решающее значение получило постепенно растущее требование от офицеров иметь "des sentiments" - сознание принадлежности к господствующему в государстве классу.

Мориц Оранский применил все свое политическое искусство, чтобы убедить генеральные штаты аккуратно рассчитываться с армией.

-- Каждый I0 дней, без малейшего опоздания, солдаты его армии получали свое жалованье.

-- Чтобы избежать выдвижения людей, сильных политической протекцией, но мало опытных в военном деле, Мориц Оранский ввел, как правило, требование - выслужить ценз - отбыть три года в должности, чтобы получить права производства и назначения на очередную высшую должность.

Начало чинопроизводству было положено.

0x01 graphic

"Царь Алексей Михайлович и Никон, архиепископ Новгородский, у гроба чудотворца Филиппа, митрополита Московского", (1886)

Художник А.Д. Литовченко

Именно такая система военной иерархии действовала на протяжении многих веков в России.

Местничество и дьяческая система тормозили развитие нормального чинопроизводства в военном деле.

Местничество в Московском государстве, было:

-- во-первых, правом служилых людей при назначении их на совместную службу претендовать на занятие места, соответствующего их личной служебной чести или таковой же чести его родственников;

-- во-вторых, оно было правом этих лиц, а в некоторых случаях и их родственников, возбудить спор, если эта претензия не будет удовлетворена.

-- Оно слагалось и из генеалогических элементов, и элементов служебных и характеризовалось принципом относительности при взаимных счетах служилых людей.

Другим обстоятельством, влиявшим неблагоприятно на комплектование офицерского состава в войсках русского строя, было господство учрежденного еще а ХVI веке Главного Штаба того времени, - Разрядного приказа, сохранившего некоторое значение вплоть до учреждения в 1711 году сената.

Григорий Котошихин был подьячим Посольского приказа и привлекался для письменного оформления дипломатических документов, в частности при заключении Кардисского мира и Андрусовского перемирия.

Изменив России, он бежал за границу, долго жил в Польше, а затем в Пруссии, Лифляндии и в Швеции.

По требованию шведских властей Котошихин написал в Стокгольме свое сочинение, получившее при издании в XIX в. название "О России, в царствование Алексея Михайловича"

По словам Г. Котошихина, Разрядный приказ ведал военнослужащих всякою службою, жалованьем и "честью" и всему этому велись книги.

Такая централизация не могла не отразиться вредно на назначениях и, тем более, что во главе Разряда и его отделений стояли дьяки, т.е. лица, оторванные от строевой службы, общее высокое образование которых не исключало недостаточности сведений собственно в военном деле.

Этот вывод специального исследования указывает, что система назначений на должности в ХVII веке была построена на весьма шатком основании дьячьего благоусмотрения, произволу которого не мало способствовал сложный порядок учета служб поместного класса.

Учет этот состоял в том, что по областным "десятням" в Разряде дьяками составлялся "служебный список", определявший служебные права и обязанности поместного чина.

Дальнейшим развитием деятельности Разряда по учету служб было составление книг боярских и записных, разборных и смотрительных списков, осадного сиденья, жилецких, разных городов и т.п.

Руководствуясь этими данными, Разряд при каждом очередном наряде войск делал расписание начальных людей, которое вручал воеводе, назначенному для общего командования.

Приведем лишь некоторые случаи, которые в примерах иллюстрируют общую тенденцию воеводских и дьячьих "рассмотрений" в интересующих на вопросе:

-- в офицеры иногда производились за такие "подвиги", которые не могли свидетельствовать о пригодности данного лица к исполнению офицерских обязанностей;

-- в некоторых случаях к производству не было никакого иного основания, кроме челобития заинтересованного лица;

-- несмотря на существование специального указа, иерархическая последовательность производства из чина в чин соблюдается не всегда. Даже в последние годы ХVII века встречаемся со случаями производства из капитанов прямо в полковники, из прапорщиков в капитаны;

-- кроме воевод и соответствующих приказов, право производства в офицеры присваивали и другие лица, например, думный дьяк Автамон Иванов, генералы Шепелев, Змеев и другие;

-- 5)необходимость для лица, предназначаемого к офицерскому званию, начинать службу с прапорщика, по-видимому, не для всех была ясна, а потому встречались случаи производства для недорослей прямо в высшие чины, например, в капитанские;

-- 6)под влиянием преклонения пред придворными чинами в систему чинопроизводства вводится неправильная мысль, что звание стольника, или стряпчего, должно быть обязательно поощрено соответствующим военным повышением; поэтому стряпчие иногда производятся прямо в подполковники, стольники - в ротмистры, жильцы - в поручики и т.п. Как крайнее выражение смешения понятий, служит случай производства дворцового служителя (подключника) в стрелецкие капитаны;

-- 7) неопределенность представлений о круге офицерских обязанностей и участие в решении вопросов чинопроизводства малосведущих в военном деле дьяков имела последствием отсутствие точно разграниченной линии производства по отдельным родам оружия. Поэтому офицер, несший службу в пехоте при повышении в следующий чин, переводился в конницу и обратно.

Воеводе было строго воспрещено без царского указа производить начальных людей в следующие служебные чины, ибо это было связано с изменением денежного оклада.

Устраняя этим путем в известных отношениях, проявление воеводского самовластия и протекции, московское правительство, вместе с тем, убивало в зародыше один из стимулов к проявлению рвения, - служебное честолюбие: сотник, какие бы военные доблести он ни проявил, не мог надеяться, что воевода его заметит и отличит.

Служба теряла свой интерес.

"Смотр служивых людей (XVI--XVII вв.)". 1908

Художник С.В.Иванов

Не имела она интереса и по другой причине.

Как известно, поместная система приводила к выставлению ополчений на известный срок, после которого ратные люди возвращались в свои поместья.

Вследствие этого, все назначения имели временный характер, были случайным поручением, прекращавшимся с роспуском по домам.

Должность сотника, головы, полковника поэтому не имела значения чина (ранга) в современном смысле этого слова.

Это была временная обязанность, связанная с тяготами, от которой начальный человек не стыдился, подобно последнему сыну боярскому, "отбыть", уклониться и оказаться "в нетах".

Назначения в стрелецкие части производились распоряжением Стрелецкого приказа, а в войска нерусского строя - Посольским или Иноземным приказом.

Все это вносило неразбериху в чинопроизводство, а потому именным указом царя Федора Алексеевича 25 марта 1680 года была сделана попытка приравнять разные воинские звания между собой.

-- Государь "велел быть из голов в полковниках, из полууголов в полуполковниках, из сотников в капитанах"; служить им "против иноземного чину, как служат у гусарских и у рейтарских, и у пеших полков тех же чинов, которыми чинами пожалованы ныне, и впредь прежними чинами не именовать...; а которые упрямством своим в том же чине быть не похотят и станут себе ставить то в бесчестие, и тем людям от Великого Государя за то быть в наказаньи и разореньи без всякой пощады".

Угроза наказания и разорения возымела свое действие, хотя и не сразу.

После этого, для полного торжества новой иерархии оставалось сделать, так сказать, последний взмах пера, но крайне решительный, ибо он был связан с уничтожением местничества в 1682 году.

Этим актом был разрушен последний щит, прикрывавший статую косность, а вместе с тем было расчищено широкое русло для потока реформ.

До какой степени интересовалось последними современное общество, видно из забытого факта, что ко времени появления на исторической сцене Петра Великого раздавались даже голоса, что в ХVII веке "народ российский ... паче о бранных, нежели о книгах, паче об обучении воинском, неже обучении школьном, тщание имеяще".

Особо следует остановиться на том, как развивались требования к начальному человеку на Руси в допетровское время.

Это позволит понять, какие основания следует положить в основу чинопроизводства.

-- Первый критерий - надо отдать должное нашим предкам за то, что они могли уловить главное в месте, роли и функциях офицерства, а потому, во главу угла они поставили нравственность.

-- Второй критерий - имущественный ценз для начальных людей. Обеспечивая служебную исправность на войне, материальный достаток давал "начальному человеку" некоторое превосходство над общею массою его подчиненных и населения. Считаясь с этим соображением, правительство приурочило к нему поместную систему, с ее подразделениями служилых людей "на статьи" по степени имущественного достатка и выбирало начальников преимущественно из высших статей. Не ограничиваясь этим, низшим должностным лицам, сотникам, с целью лучшего материального их обеспечения, выдавались иногда постоянные денежные оклады, так называемые "сотничьи". Местничество, при всех отрицательных сторонах, в смысле закрепления за начальником нравственного превосходства, также не оставалось без влияния. Признанный своими подчиненными более "родословным", нежели они, начальный человек, с этой минуты приобретал в их глазах престиж родового превосходства, который он мог разрушить только личными своими недостатками.

-- Третий критерий - владение ратным искусством. Правда, он (этот критерий) отличался большою неопределенностью. Встречается, например, требование, чтобы ратное дело "за обычай", или чтобы в начальники назначались те, "кому у какова дела бытии пригоже", но в чем, именно, состояла эта искусность ратному обычаю и "пригожесть" (соответствие) поручаемому делу, об этом теперь трудно составить даже приблизительное понятие. Но все это было лишь подготовкой к серьезным преобразованиям.

Тем не менее, заслуги предшественников Петра Великого в этой области были очевидны.

1) Громадная заслуга - уничтожение местничества. Этим самым вводился принцип назначения на офицерские должности неродовитых людей. Армию приучали к мысли о том, что офицером может быть всякий, лишь бы удовлетворял соответствующим требованиям к начальному человеку.

2) Допустив неродовитых людей на офицерские должности, московское правительство открыло им доступ в высший класс - дворянство.

3) Привлекая иноземцев в "поместные", правительство требовало, чтобы эти дворяне были "новокрещены", т.е. вполне сливались бы со своим новым отечеством. Эти путем Московское правительство ограждало Русь от засилия иноземцев, соединенных с государством недостаточно прочной связью.

4) Развивая две иерархии: придворную и военную, московские власти вели к разделению военных и гражданских должностей и выделению военнослужащих в отдельную иерархию.

Как известно, одною из наиболее блестящих страниц в реформе Петра Великого являются его меры в области офицерского вопроса.

0x01 graphic

Введенная им во второе десятилетие ХVIII века система чинопроизводства поражает своей законченностью и тем, отчасти не утерявшими практического значения и в настоящее время, основаниями, которые были положены в сложный вопрос последовательного выдвижения достойных офицеров вверх по иерархической лестнице чинов.

-- Петр, естественно, видел все несовершенство прежней системы.

-- Он знал, что таким порядком злоупотребляют.

Вот почему первый шаг в отношении упорядочения практики производства в чины связан с введением в штат полевой армии некоторых статей относительно офицерского содержания и чинопроизводства.

14 апреля 1714 года Петр I издал указ, где царь определял пределы компетенции старших воинских начальников при производстве в чины:

-- право присвоения генеральского и полковничьего звания он закрепил за собой,

-- производить в подполковники и майоры было разрешено фельдмаршалам,

-- производство офицеров в чины вплоть до капитана стало правом полных генералов.

Новый шаг в этом направлении был сделан 1 января 1719 года.

Продвижение по службе было поставлено в зависимость от наличия вакансий и результатов баллотировки 2-3-х претендентов на продвижение.

Вершиной достижений в этой области является разработка "Табели о рангах" 1722 года.

Этот документ устанавливал обязанность гражданской и военной службы дворян, соотношение военных, гражданских и придворных чинов, порядок чинопроизводства.

Служебная лестница состояла из 14 ступенек, или рангов (1-й ранг -- фельдмаршал, а 14-й -- прапорщик).

-- В основу чинопроизводства была положена не порода, не даровитость, а личные способности, образование, опыт и храбрость офицера.

Это обеспечивало продвижение по службе неродовитым, но способным офицерам всех уровней достояния.

"Табели" открывали возможность производства в офицерский чин представителям других (недворянских) сословий, если те проявили себя на поприще службы государству.

0x01 graphic

Ассамблея при Петре I.

Примечательно и то, что получивший первый офицерский чин, становился потомственным дворянином.

Таковы рычаги, которые использовал Петр I для приобщения молодых людей к военному знанию, военному образованию.

Беда наша, к сожалению, в том, что многие благие дела заканчиваются со смертью их инициаторов.

-- Наследникам не хватает ни ума, ни прозорливости, ни мужества, чтобы продолжить благое начинание.

-- Иногда к этому примешиваются политические причины и социальные опасения.

-- Вот почему от лучшего наши предки нередко шли к худшему. Так, к примеру, сознательно забыв требование Петра Великого о том, чтобы офицер начинался с "солдатского фундамента", заботливые родители с колыбели вписывали в полки своих чад.

-- Нахватав чинов с колыбели, молодые безусые юнцы чуть ли не сразу получали полки и являлись, таким образом, начальниками боевых, заслуженных ветеранов.

Только вступление на престол Екатерины Великой позволило почти через 40 лет после смерти Петра I, воспитать особую категорию русских военачальников - "екатерининских орлов".

Большой здравый смысл, верный взгляд, громадная независимая воля и энергия -- общая печать этих личностей.

Неудивительно, что часть армии, прошедшая серьезную боевую школу под руководством подобных начальников, действительно могла считать себя первой в Европе.

0x01 graphic

"Портрет императора Павла I" 1796г

Художник Степан Семенович Щукин (1762-1828)

Павел, гатчинцы и палка капрала...

Гатчинцы, его ученики, по свидетельству историка Н. Шильдера, стали господами положения в самый день смерти Великой Императрицы, разрушая до тла все созданное ею.

"Люди малых чинов, о которых день тому назад никто не помышлял, никто почти не знал - бегали, повелевали, учреждали".

Это был истинный бич конца ХVIII века, унесший в своем вихре почти все хорошее.

Героев, приученных к победам, учил маршировать; отвратил дворян от воинской службы; презирая душу, уважал шляпы и воротнички...

Дворянство было возвращено на службу правительству.

По глубокому убеждению Павла, каждый дворянин должен был служить, иначе он станет революционером, якобинцем.

Служба сделалась несносной, страшно тяжелой.

За малейшую провинность следовало наказание, притом грубое, несоразмерное проступку. Никакое дело не могло идти вперед при такой обстановке, когда главное внимание было обращено на внешность, мундир, хорошее состояние парика, умение стоять во фронте и т.п.

Военная система Павла все нивелировала.

В вопросах умственного и нравственного развития проводилось всепоглащающее равенство.

Не малую роль в этом играло понятие Павла о рыцарстве.

На идею рыцарства он смотрел, как на "послушничество", долженствующее быть основным принципом дворянского сословия...

Но это-то и было противно натуре русского человека, привыкшего все лучшее совершать по велению собственной души, но не из-под палки капрала...

Результат политики Павла был плачевный.

Страх сделался главным двигателем службы, особенно в столице.

Многолетние боевые заслуги оказывались ничем ввиду какой-нибудь несоблюденной формальности.

-- Павел унизил фельдмаршалов, производя в это высшее звание с десяток заурядных лиц.

-- Он ослабил и значение генеральского звания, предоставив его нескольким юнцам.

Отметим, что за 4 года 5 мес. царствования Павла за, так называемое, незнание службы было уволено, отставлено и выкинуто со службы: 7 фельдмаршалов, 363 генерала и 2156 офицеров, при армии в четыре раза меньшей, чем теперь.

Как жестоко звучит при этом подобный приказ: "Шт.-кап. Крипичников разжалуется в рядовые, с прогнанием шпицрутенами сквозь тысячу человек раз!" Наряду с этим, как сравнительно снисходителен другой приказ: "Ген.-м. Арбенев за трусость и оставление в сражении своего полка, при чем он удалился за 40 верст, исключается из службы".

Н.М. Карамзин, подводя итог царствованию Павла, с печалью заключает:

-- "Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность Отечества; к необъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал нас не поданными, а рабами; казнил без вины; награждал без заслуг; отнял стыд у казны, у награды - прелесть"...

0x01 graphic

"Русские в 1812 году" 1855.

Художник Константин Леонардович Пржецлавский (1827 - 1876)

Война 1812 г. всколыхнула благородные русские сердца

Казалось бы, после столь мрачного правления, русские люди должны были стать равнодушными к судьбе Отечества и в минуту лихих испытаний самоустраниться от защиты отечества.

Известно, что и Наполеон рассчитывал внести раскол в русское общество и в Петербурге знали, что Наполеон склонял и соблазнял русских быть ему полезными и преданными.

Вместо поголовного предательства, он получил против себя массовое народное партизанское движение, чем был явно раздражен и принужден был обвинять русских в "варварском образе ведения войны".

На это М.И. Кутузов отвечал, что крестьяне "войну сию почитают, равно как бы нашествию татар, и я не в состоянии переменить их воспитание".

Из мировой военной истории мы знаем, что в других государствах, при схожих обстоятельствах (в Древнем Риме, в частности), простой народ безучастно смотрел на войну даже тогда, когда она велась вблизи его собственного дома.

А некоторые народы (в частности, пруссаки начала ХIХ века) смотрели на захватчиков, как на своих освободителей.

Иное дело было в России.

Примеров самоотвержения русских людей было множество.

Тогда почти все поголовно превратили серп и косу в оружие: дети с простреленными ногами шли за вожатыми своими и не жаловались на боль, у крестьян же часто бывали прострелены шапки, полы и даже лапти; бабы убивали французов древесными сучьями.

Отпустив далее в глубь России жен и детей, сестер и невест, дворянство русское, покинув дедовские поместья и собрав своих домочадцев, село на коней и выехало в поле, которое должно было сделаться полем крови, жатвою смерти!

Вместо знамени над рядами ополченных веяли хоругви.

На многих повозках пристегнуты были дедовские складни с изображением святых на меди и финифти.

Любовь к отечеству и защита веры вызвали мирных поселян на священное ратование. Нельзя было смотреть без чувства на такой избыток доброй воли.

В Смоленске отставной полковник Энгельгарт и коллежский асессор Шубин, защищая свое имущество от грабителей, были осуждены французами на казнь; впрочем, французы готовы были даровать им жизнь, если они изменят присяге своей.

Разумеется, это предложение было отвергнуто с негодованием.

Энгельгарт даже не позволил себе завязать глаза перед казнию.

Их расстреляли.

Ополченцев называли жертвенниками, то есть пожертвованными отечеству.

С блестящими крестами на шапках, с ружьями и пиками начали они мелькать по улицам, везде их встречали ласково и принимали радушно. Многие охотно шли в ратники: чиновники, университетские студенты, семинаристы и всякого прочего звания.

Другие жертвовали на войну свое состояние.

Имена жертвователей не должны быть забыты в потомстве, о потому воскресим память их. Из купечества: городской голова Куманин пожертвовал 50 тысяч рублей, Григорий Абрамович Кирьяков -- 50, Алексеев -- 50, Мазурин -- 25, Лухманов -- 25, Корзинкин -- 25, Пантелеев -- 25, Живов -- 25, П. И. Кожевников -- 40, Савельев -- 25, Титов -- 20, г-жа Бекетова -- 60, Ярцев -- 25, Козлов -- 15, Зосима -- 15, Лепехин -- 10, Красильников -- 10, Дубровина -- 15, купчиха Бородина -- 10, Шевалдышев -- 5, Лепехин -- 10 и проч., и проч.

Пожертвовали на войну и духовные лица и учреждения.

И здесь были сделаны значительные пожертвования: от комиссии духовных училищ дано было 750 тысяч, от преосв. Амвросия и Александро-Невской лавры 25 тысяч, от монастырей, соборов и церквей 29 тысяч, от С-Петербургского купечества два миллиона. Скоро общей суммы скопилось до четырех миллионов.

***

Благо народу русскому, который в минуту испытания, забыв прежние обиды и не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и ловкостью поднимал первую попавшуюся дубину и гвоздил ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменялось презрением и жалостью.

Стыд тому правительству, кое, забыв заслуги народные, выражает небрежение и презрение к его нуждам, как только минует военная опасность.

Позор тем правителям, которые из столетия в столетие гасят в народе священное чувство служения Отечеству, возвеличивают людей недостойных и умаляют доблесть подлинных спасителей Отчества.

0x01 graphic

"Парад по случаю открытия памятника Александру I в Санкт-Петербурге. 30 августа 1834 года" 1834.

Художник Чернецовы Григорий и Никанор Григорьевичи

Но пришло время Александра I, когда был забыт был опыт 1812 года и целого ряда русских войн, и место вместо боевой подготовки заняло плац-парад, ружейные приемы, учебный шаг:

-- Один за другими стали сходить со сцены прежние обаятельные и знающие начальники -- рыцари долга и чести -- и места их заполнились новыми людьми -- знатоками плац-парада.

-- Место прежнего нравственного влияния и воспитания подчиненных заступила палка .

-- Страх наказания стал универсальным средством воспитания и обучения войск и заменил собою те идеи долга и чести, которыми так силен и горд был офицер Екатерининского воспитания.

-- Явились те знаменитые подтягиватели, которые не учат и не воспитывают свои части, а "разносят", "греют", "выгоняют" и "подтягивают" подчиненных.

-- Явилось и укоренилось в армии мнение, что подчиненный является не товарищем и соратником своего начальника, а существом низшим, которое должно трепетать взгляда начальства, исполнять его капризы и не сметь иметь ни собственного мнения, ни убеждений, ни достоинства.

В обучении войск, вместо Суворовской "науки побеждать", заступила "танцевальная наука". "Учение, где слепые учат кривых", - так назвал Суворов Павловскую систему обучения войск.

Гибельнее всего эта система сказалась на офицерстве.

Прямо трагически звучат письма начальника штаба 2-й армии ген. Киселева Закревскому в 1819 г.:

"Гр. Витгенштейн пишет, и я тебе повторяю касательно генералитета нашего; что за несчастная богадельня сделалась из 2-й армии. Имеретинские, Масаловы, Шевандины и толпа тому подобных наполняют список; перестаньте давать нам калек сих, годных к истреблению. Касательно до назначения будущих полковых командиров, то я здесь отличных, действительно, не знаю".

Продолжением нарисованной этим письмом картины, может служить другое письмо Киселева в 1821 г.:

"Мы чувствуем недостаток не только в субалтерн-офицерах, способных управлять солдатами, но и старшие офицеры -- полковые командиры б.ч. -- того же закала. Невежество этих господ ужасно, особенно когда подумаешь, что рано или поздно они будут командовать тысячами человек, обязанных им повиноваться".

Перед Турецкой войной Сабанеев пишет эти ужасные в своем лаконизме слова: "К войне, кроме начальников, все готовы".

Как тут не радоваться нашим недругам!

Прусский генерал Натцмер, присутствовавший на наших маневрах под Петергофом в 1827 г., писал:

"Материал этой грозной армии, как всем известно, превосходен и не оставляет желать ничего лучшего. Но, к нашему счастью, все без исключения обер-офицеры никуда не годны, а большая часть офицеров в высших чинах тоже немногим лучше их.

Лишь малое число генералов помышляют о своем истинном призвании, а прочие, наоборот, думают, что достигли всего, если им удастся удовлетворительно провести свой полк церемониальным маршем перед Государем.

Никто не думает о высшем образовании среди офицеров и о целесообразных упражнениях войск".

Портрет Дениса Васильевича Давыдова

мастерской Джорджа Доу.

Как беспощадный и справедливый вывод звучат слова героя Отечественной войны 1812 года Дениса Давыдова о системе, которая "наложила оковы на даровитые личности и дала возможность бездарности не только утвердиться в армии, но изгнать отовсюду способных людей".

Прискорбнее всего было сознавать, что русское правительство вкладывало огромные материальные средства на развитие системы, которая вела к утрате боеспособности Русской Армии и к поражениям в ближайших и отдаленных войнах.

Еще печальнее было сознавать, что правительство лишало себя полезных деятелей и привечало всякого рода проныр и карьеристов.

Упомянутый нами генерал Сабанеев с недоумением спрашивал:

-- "Неужели сии два важнейшие предмета (офицерство и унтер-офицерство - А.К.) не заслуживают внимания государя? Кто виноват? На что Главнокомандующие, которые не могут знать? Это не делает им чести. Может ли Государь все видит, все знает? Нет. Если Он заблуждается и первые по нем люди видят Его заблуждение, зачем молчат?"

-- Прежний рыцарь-начальник, твердый в своих убеждениях, предполагал и ценил таковые и в своих подчиненных; новый решил, что у подчиненного не может быть убеждений, что он обязан знать одну волю начальника, что младший всегда должен, выражаясь мягко, "уступать" старшему, "подлаживаться" под его взгляды.

-- Прежний начальник глубоко уважал личность подчиненного, не стеснялся называть "товарищем" самого юного офицера, и его обращение на "ты" звучало братством и сердечностью.

-- Новый тип начальника стал презирать своего офицера как нечто низшее, стал звать молодых офицеров "фендриками" и "молодежью", и его "вы" звучало сухостью и презрением.

И нечего удивляться, что в эту эпоху армия перестала быть школой, вырабатывающей твердые, непоколебимые характеры, а стала вырабатывать мелочные и слабые натуры, которые своей мелочностью и придирчивостью могли быть грозны лишь несчастным подчиненным, но, конечно, были неспособны устрашить врага.

И насколько сила армии наполеоновской эпохи лежала всецело в духе ее командного состава, настолько же постоянной и неуклонной слабостью новой армии явился ее новый командный состав.

0x01 graphic

"Боевой эпизод из русско-турецкой войны 1828-1829 годов"

Художник Григорий Федорович Шукаев

"Умирать мы умели, но водить войска, за малыми исключениями, -- нет", -- характеризует войну 1828-1829 гг. ее историк Н. Епанчин.

И с того времени эта глубоко верная и обидная для нашего командного состава фраза делается краткой и точной характеристикой войн, веденных нами.

Высокое, благородное искусство было доступно лишь истинно военным людям -- рыцарям долга и чести; простое ремесло стало доступно всякому; выучить уставы и инструкции, даже изучить самые модные теоретические сочинения может любая бездарность, но из этого вовсе не значит, что она перестает быть бездарностью и выучивается управлять другими.

Наоборот, бездарность, кое-что знающая и выучившая, еще опаснее бездарности невежественной, как по своему самомнению, так и по упорству в своих заблуждениях. Общей же чертой обоего вида бездарности является рабская погоня за внешностью, посредством которой она скрывает убожество своего внутреннего мира.

Недаром после 1814 г. эта бездарность с таким удовольствием схватилась за плацпарадное искусство, обратила его в целую науку вытягивания носка и колена и таким образом нашла себе в ней легкий способ прослыть знатоком военного дела.

Недаром так же и при всяком другом увлечении эта же бездарность прежде всего хватается за внешность, стремясь выдать ее за суть дела, чтобы таким образом все великое и трудное сделать для себя легким и доступным.

Итак, главное горе новой армии заключалось вовсе не в ее увлечении небоевыми отделами обучения, как это склонны думать многие, а в том, что это увлечение попало в руки бездарности, в том, что одной внешностью стали оцениваться и ограничиваться качества начальников.

Вредны были не учебный шаг, не церемониальный марш сами по себе.

Армия могла бы с равным успехом увлечься и стрельбой, и воспитанием солдата, и тактическим образованием; все равно, все это в руках бездарности исказилось бы до неузнаваемости.

Стрельба выродилась бы в выбивание баснословных процентов, воспитание солдата -- в умение отвечать известным точным образом на излюбленные и определенные вопросы начальства, тактическое образование -- в строгое и точное соблюдение известных форм и строев, якобы указанных опытом и освященных такими-то авторитетами.

-- Горе той армии, где карьеризм и эгоизм безнаказанно царят среди вождей, где большинство генералов думает лишь о своем благополучии, служит из-за наград и отличий, ведет лишь свою линию, справляясь по книжке старшинства и кандидатскому списку.

Грянет он, и армия окажется только с хорошими канцеляристами, проповедниками, учеными, агрономами, каптенармусами, может быть, даже стрелками, тактиками, стратегами, но без настоящих военных людей, готовых беззаветно жертвовать собою друг за друга для блага Родины.

И подобная армия напомнит собою известный воз из басни, везомый лебедем, раком и щукой.

-- И счастье той армии, которая силу свою основывает не на отборе особых талантов, которая не ищет в мирное время "выдающихся" начальников, не верит в призрачные таланты мирного времени, а заботится только о безжалостном удалении негодных элементов, основывает свою силу на одинаково хорошем подборе и воспитании всего своего командного состава, без заблаговременного подразделения на "талантов" и простых смертных

История показывает нам, как часто пресловутые таланты и гении мирного времени оказываются полными бездарностями на войне, история показывает нам, что, вообще, появление талантов и гениев есть только случайность, на которую нельзя рассчитывать, история, наконец, утешает нас, что и без гениев и первоклассных талантов велика и могуча, даже против гения, армия в руках многих, просто способных начальников, воспитанных в рядах самих войск, когда полки армии являются воспитателями офицеров, а не департаментами, местами службы, когда начальник создается, как создавались лучшие вожди эпохи -- строевой службой, а не сваливается из канцелярий, контор, кадетских корпусов и т.п. учреждений, якобы весьма полезных для выработки военных людей.

0x01 graphic

Михаил Владимирович Грулёв (1857 --1943) --

русский генерал-лейтенант (1912),

военный писатель и журналист,

участник русско-японской войны.

Есть много способов отравить существование подчиненному...

Под стать неразумным правителям России были и воинские начальники, которые все делали для того, чтобы испоганить воинскую службу офицеров.

Непредвзятый читатель с вниманием отнесется к мыслям по этому поводу, изложенными генералом русской армии М.В. Грулевым в книге "Злобы дня в жизни армии", написанной в 1910 г., но так близкой по духу времени начала ХХI века, т.е. дню сегодняшнему.

"Если в отношении обращения с нижними чинами у нас остается желать некоторых улучшений, то положение офицера в этом отношении много хуже.

Дело в том, что над обращением с солдатом бдит не только закон, но и многоэтажное начальство.

Форма отношений к солдату исчерпывается только одной службой - начальник соприкасается с ним только в часы занятий; причем, в положительном или отрицательном смысле, обращение с солдатом выражается в грубых штрихах: иной начальник, забывши закон, дает волю рукам; другой одержим скверной привычкой ругаться трехэтажными словами и, за невозможностью говорить распущенным языком там, где его остановят - применяет свое сквернословие при разговоре с солдатом.

Совсем иначе обстоит дело в служебном быту офицерском: с начальником встречаешься не только на службе, но еще чаще вне службы, где он все еще не перестает быть начальником; притом форма отношений в наиболее образованных офицерских кругах выражается такими тонкими штрихами, что достаточно не понравиться начальнику, - и он имеет полную возможность отравить существование своему подчиненному вполне замаскированными и неуловимыми путями, притом на законнейшем основании.

Конечно, это общежитейский закон, одинаково властный и в служебном быту всех ведомств, и в частной жизни современного общества: человеку зависимому приходится гнуть если не спину, то свои желания, мнения, взгляды - перед тем, от кого зависит.

Этого одного достаточно, чтобы считать престиж начальства вполне забронированным при обращении с подчиненным: но у нас, в военном быту, существует целая лестница наказаний, налагаемых без суда властью начальника.

(...)

Еще хуже, конечно, тон отношений, который иногда допускается со стороны начальников, не обладающих выдержанным характером.

Не так давно у нас в армии - по крайней мере среди начальства - существовал взгляд , что инспектирующий должен являться грозой, и прежде всего распушить и страх навести.

Да и теперь мы видим, что начальство понимает иногда свою роль по примеру Щедринской тетеньки г-жи Простаковой, которая уверена, что дом ее только тем и держится, что она весь день то бранится, то дерется.

Ни для кого не секрет, что такое обращение с подчиненными - появление начальника в виде грозы и злого ненастья - у нас часто отожествляется со служебным рвением. Путаница понятий и взглядов способствует тому, что за такими начальниками устанавливается репутация людей "требовательных".

Это - "герои" мирного времени.

Но при первом боевом экзамене эти "орлы" обращаются в ягнят.

Куда девалась вся спесь и обычные оклики! Участникам минувшей войны известно не мало подобных примеров из жизни".

Отчего так охотно уходят из армии?

Как отвечали на этот вопрос в начале ХХ века?

Почему это явление не прекращается до сего времени?

Обратимся к разъяснениями того же генерала Грулева:

"Обыкновенно все склонны приписывать все недостаточной материальной обеспеченности офицера, заставляющей его искать какого-нибудь выхода"...

Не подлежит сомнению, что материальная обстановка жизни в наш век материализма много влияет на степень притягательной силы к своему делу.

Но едва ли одними только условиями денежного свойства можно объяснить замечаемое теперь охлаждение к военной карьере среди молодых людей, которые в значительном большинстве прошли курс в кадетских корпусах и, следовательно, с первых дней своей сознательной жизни должны бы, казалось, прочно и навеки сжиться с военной семьей, к которой многие из них принадлежат ведь памятью своих предков и молоком матери.

А затем военная служба сама по себе - разве так уж потускнели все ее прелести в глазах молодых офицеров, чтобы с такой легкостью сбросить с себя мундир и эполеты из-за недоданной пары серебряников?

Нет, этого быть не может! Прибавка содержания является, строго говоря, потребностью хронической; не проходит несколько лет после одного увеличения содержания, как нарождается уже необходимость дальнейших прибавок: потому что условия жизни находятся в вечном движении, беспрерывно растут и развиваются, заставляют всех считаться с расширенными требованиями.

Во всех армиях старого и нового света почти не прекращается вопрос о необходимости увеличения жалованья. Но нигде не говорят о "бегстве" офицеров из армии, принимающем характер болезненной эпидемии, как это говорится в последние годы о нашей армии.

Офицерское жалованье всегда и неизбежно будет недостаточно; оно всегда будет ниже вознаграждения, принятого в свободных и несвободных профессиях.

Те, которые приравнивают офицерское жалованье то к заработку булочников и приказчиков, то к гонорарам адвокатов и инженеров - грешат в основе, ибо труд офицера стоит совершенно особняком и нигде некогда не может быть оплачиваем всей его стоимостью. Недаром во многих армиях и поныне офицерское звание является уделом лишь людей богатых, которые отдают армии всю свою энергию, жертвуют жизнью во время войны - отнюдь не за то ничтожное вознаграждение, которое им выдается.

У всех народов армия признается учреждением государственным, комплектуемым людьми, для которых военное дело, в виде защиты родины, считается либо священной обязанностью, либо делом призвания по преимуществу. Со своей стороны и государство бережно обходится со всеми льготами и преимуществами военного сословия, сознавая невозможность оплачивать все только жалованьем и покупать защитников родины ценою звонкой монеты".

Запомним некоторые полезные мысли.

Чины определяют в войсках то место, которое каждый служащий может и должен занимать в рядах армии, указывают прямо на обязанности и права, какими пользуется каждое лицо, определяют степень власти ему предоставленной, а следовательно и то доверие, какое может быть к нему питаемо.

Отсюда очевидно то значение, которое должна иметь как самая градация чинов в каждой армии, так еще более и система прохождения этих чинов: прямо от этого зависит возможно лучшее замещение всех должностей, а следовательно и успех всех военных предприятий, как административных, так и боевых (Н. Глиноецкий).

С другой стороны, законоположения, относящиеся до чинопроизводства, имеют важное значение и на нравственную силу войск: ими поддерживается в военнослужащих дух честолюбия, эта могущественная пружина всех военных доблестей; слова, что каждый солдат может быть генералом, а еще более уверенность в том, что это не фраза, а исполняемая действительность, неоднократно делали и будут делать героев из людей самых скромных.

Однако для того, чтобы это было вполне действительностью, необходимо нужно, чтобы законодательство гарантировало это важное преимущество каждому военнослужащему, чтобы каждый мог иметь то глубокое убеждение, что, где бы он ни находился - в отборных ли войсках, или просто в полевых, в пехоте, кавалерии или какое-либо специальной службе - везде его служба будет надлежайше оценена, даст ему возможность повышения в чинах соответственно способностям и заслугам, доставит ему право на занятие высших должностей, удовлетворяющих его самолюбие, обеспечивающих положение как его собственное, так и его семейства (он же).

Если поставить чинопроизводство офицеров в строгую зависимость от степени совершенства военных познаний, пригодности к делу и добросовестности исполнения обязанностей, то можно надеяться, что интеллектуальная сила нашей армии подымится высоко, и в будущей войне мы не выставим начальников, удивлявших мир своей неосведомленностью (Уваров М.).

Чинопроизводство вообще, может идти либо по линии, либо по выбору; 1-й способ более гарантирует интересы каждого военнослужащего; 2-ой, при правильном применении его, обеспечивает интересы службы, но легко вызывает среди офицеров интриги, зависть, подрывает товарищество (ВЭ).

Условия выдвижения офицеров:

1.Продвижение должны иметь лучшие из лучших.

2. В числе критериев для выдвижения на высшие посты в военной иерархии следует признать:

-- нравственность;

-- ум и волю;

-- боевой опыт;

-- резерв сил и возможностей;

-- физические данные (здоровье, прежде всего);

-- иные показатели (в частности, национальность.

3.Приоритет следует отдавать нравственности личности. Если здесь не все в порядке, то никакое другое качество не может компенсировать нравственных изъянов.

Личность офицера должна быть неприкосновенной.

Речь идет не о неприкасаемости: неподсудности, увода от ответственности за преступления и неблаговидные проступки, недопустимости критики неправомерных действий и т.п.

Неприкосновенность офицера - это:

-- незыблемость его статуса в обществе;

-- неоспоримость его роли в государстве;

-- невмешательство в круг его обязанностей и компетенции;

-- неподсудность, ограждение от ответственности, гонений, преследований, травли в прессе за исполнение конституционного долга, приказа старшего начальника или непосредственно законной власти;

-- ограждение законом, общественным мнением (идеологией), нравственной нормой, традицией чувства собственного достоинства офицера, офицерской чести и офицерского звания.

В уложении 1649 года закрепляются права военного служилого класса, но с времен Петра Великого неприкосновенность офицера получает конкретное выражение: ничто, кроме оружия, не могло касаться его.

На страже неприкосновенности его личности стояли и закон, и моральные нормы.

Офицер не мог подвергаться каким бы то ни было наказаниям, затрагивающим его достоинство как человека. Офицерские погоны ни при каких обстоятельствах не мог носить человек, чьей спины касалась розга. Более того, офицер, подвергшийся оскорблению действием, т.е. побоями, должен был уходить со службы, поскольку считалось, что пребывание среди офицерского корпуса публично униженных людей наносит ущерб офицерскому званию, как таковому.

Из изложенного видно, какое важное значение в офицерской среде придавалось чувству собственного достоинства офицера.

Правильное воспитание этого чувства и ныне является чрезвычайно важной задачей всех тех, кто стоит у истоков и начал формирования офицерства России.

Полезно взять на вооружение мысли, изложенные в Инструкции юнкерским училищам:

"Юнкерские училища, говорит Инструкция 1871 года, всеми средствами должны стремиться к образованию достойных и полезных строевых офицеров для армии.

Поэтому, вместе с заботами о военном образовании юнкеров, необходимо иметь постоянное попечение и о нравственном их развитии, дабы каждый юнкер, удостаиваемый училищем производства в офицеры, сознавал, что достоинство хорошего офицера, независимо от научных познаний, обусловливается

-- хорошею нравственностью,

-- благородством в образе мыслей,

-- вежливым обращением с другими,

-- точным и беспрекословным исполнением предписаний начальства и

-- строгим соблюдением всех своих обязанностей".

"Мы с ужасом смотрим в прошлое, но с оптимизмом и надежной - в будущее"...

Офицерство выталкивает из армии не материальная нужда, а бесперспективность и наплевательское отношение к нему государства, военного ведомства, хамское отношение полкового начальства, требующего личного служения и личной преданности, но не государственной службы.

***

воинской службе ее государственный характер.

Откройте перспективу достойным лицам.

Воздайте воинской доблести должный почет и уважение и тогда в войска возвратятся офицер, прапорщик, солдат...

Лучшие люди, а с ними Россию не одолеет ни одна напасть...

Литература для изучения и осмысления

-- Волынский Н. История лейб-гвардии кирасирского его величества полка. 1701-1901. Т. 1, кн. 1. (1701-1733); ВЭ;

-- Глиноецкий Н. Исторический очерк развития офицерских чинов и системы чинопроизводства в русской армии // Военный сборник. - 1887. - N4;

-- Карамзин Н.М. История государства Российского. - В 12 т. - т.IХ-ХII - М., 1995;

-- Морозов Н. Воспитание генерала и офицера, как основа побед и поражений. (Исторический очерк из жизни русской армии эпохи наполеоновских войн и времен плацпарада ). - Вильна, 1909;

-- Мышлаевский А. З. Офицерский вопрос в ХVII веке. (Очерк из истории военного дела в России). - СП б., 1899;

-- Пушкарев И. История императорской Российской гвардии. 4. 1. -- СПб., 1844 ;

-- Реформы Петра I: сб. док. /Сост. В. И. Лебедев. -- М., 1937;

-- Россия в период реформ Петра I: Сб. док. -- М., 1973;

-- Уваров М. О воинском звании и знании // Военный Сборник. - 1906. - N11;

-- Уложение Царя Алексея Михайловича, глава 2 и 3;

-- Учение и хитрость ратного строения пехотных людей. - М., 1647;

-- Энциклопедия военных и морских наук. Сост. и ред. генерал - лейтенант Г. Леер. - т. V. СП б., 1891.

0x01 graphic

Русская армия входит в Париж 1814.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 23/05/2014, изменен: 23/05/2014. 81k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 16 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Возвратите воинской службе ее государственный характер. Откройте перспективу достойным лицам. Воздайте воинской доблести должный почет и уважение и тогда в войска возвратятся офицер, прапорщик, солдат... Лучшие люди, а с ними Россию не одолеет ни одна напасть...

Каменев Анатолий Иванович Служить бы рад...

Каменев Анатолий Иванович
Служить бы рад...