ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Суд чести

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Безмолвствовал суд человеческий пред Божественным - и для современников опустилась на феатр завеса: память и гробы остались для потомства!" (Н.Карамзин)


  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
   "Бездна неизреченного"...
  
   Мое кредо:
   http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html
  
  
  

0x01 graphic

"Христос перед Пилатом"

Художник М. Мункачи.

  

А. Деникин

СУД ЧЕСТИ

  

(Фрагменты из книги "Очерки русской смуты")

  

По библейской легенде, Пилат (правитель), видя, как растет смятение народа, требующего казнить Христа, взял воды, мыл руки перед народом и сказал: "Не виноват я в крови правед­ника сего".

В Бердичевской тюрьме.

  
   В тюрьму, кроме меня и Маркова, участие которых в событиях определяется предыдущими главами, были заключены следующие лица:
   3) Командующий Особой армией, генерал от инфантерии Эрдели.
   4) Командующий 1 армией, генерал-лейтенант Ванновский.
   5)Командующий 7 армией, генерал-лейтенант Селивачев.
   6) Главный начальник снабжения Юго-западного фронта, генерал-лейтенант Эльснер.
   Виновность перечисленных лиц заключалась, в высказанной ими, солидарности с моей телеграммой N 145, а последнего, кроме того, в выполнении моих приказаний об изолировании фронтового района, в отношении Киева и Житомира.
   7, 8) Помощники генерала Эльснера, генералы Павский и Сергиевский -- лица, уже абсолютно не имевшие никакого отношения к событиям.
   9) Генерал-квартирмейстер штаба фронта, генерал-майор Орлов -- израненный, сухорукий -- человек робкий, и только исполнявший в точности приказания начальника штаба.
   10) Поручик чешских войск Клецандо, ранивший 28 августа солдата на Лысой горе.
   11) Штабс-ротмистр князь Крапоткин -- старик свыше 60 лет, доброволец, комендант поезда главнокомандующего. Совершенно не был посвящен в события. В случайной беседе его с одним из наших адъютантов выяснилось, что в его распоряжении имеется дисциплинированная поездная охранная команда, которою и сменили, за несколько дней до 27-го, большевистскую охрану дома главнокомандующего. Кроме того, князь Крапоткин говорил всем солдатам "ты", считая, что они ему годятся во внуки. Других преступлений следствие ему не инкриминировало.
  
   Вскоре генералы Селивачев, Павский и Сергиевский были отпущены.
   Князю Крапоткину объявили об отсутствии состава преступления 6 сентября, но выпустили только 23-го, когда выяснилось, что нас не будут судить в Бердичеве.
   Для обвинения нас в мятеже, нужно было сообщество восьми человек, никак не меньше. Наши противники были очень заинтересованы этой цифрой, желая соблюсти приличия...
  
   Впрочем, отдельно от нас, при комендантском управлении содержался в запасе, и даже был впоследствии отвезен в Быхов еще один арестованный -- военный чиновник Будилович -- немощный телом, но бодрый духом юноша, который позволил себе однажды сказать гневной толпе, что она не стоит и мизинца тех, кого заушает... Больше ничего преступного за ним никто не числил.
  
   В случайно, может быть умышленно, попавшем в мою камеру единственном номере газеты, на второй или третий день ареста, я прочел указ Временного правительства правительствующему сенату, от 29 августа:
   "Главнокомандующий армиями Юго-западного фронта, генерал-лейтенант Деникин, отчисляется от должности главнокомандующего, с преданием суду за мятеж.

Министр-председатель А. Керенский.

Управляющий военным министерством Б. Савинков".

  
   Такие же указы в тот же день отданы были о генералах Корнилове, Лукомском, Маркове и Кислякове. Позднее состоялся приказ об отчислении ген. Романовского.
  
   На второй или третий день ареста, на гауптвахте появилась приступившая к опросу следственная комиссия, под наблюдением главного полевого прокурора фронта, генерала Батога, под председательством помощника комиссара Костицына, и в составе членов:
   Заведующего юридической частью комиссариата, подполковника Шестоперова;
   Члена киевского военно-окружного суда, подполковника Франка;
   Членов фронтового комитета, прапорщика Удальцова и младшего фейерверкера Левенберга.
  
   Мое показание, в силу фактических обстоятельств дела, было совершенно кратко и сводилось к следующим положениям:
  
  -- 1) все лица, арестованные вместе со мною, ни в каких активных действиях против правительства не участвовали;
  -- 2) все распоряжения, отдававшиеся по штабу в последние дни, в связи с выступлением генерала Корнилова, исходили от меня;
  -- 3) я считал и считаю сейчас, что деятельность Временного правительства преступна, и гибельна для России; но тем не менее, восстания против него не подымал, а, послав свою телеграмму N 145, предоставил Временному правительству поступить со мной, как ему заблагорассудится.
  
   Позднее главный военный прокурор Шабловский, ознакомившись со следственным делом и с той обстановкой, которая создалась вокруг него в Бердичеве, пришел в ужас от "неосторожной редакции" показания.
   Уже к 1-му сентября Иорданский доносил военному министерству, что следственной комиссией обнаружены документы, устанавливающие наличие давно подготовлявшегося заговора... Вместе с тем литератор Иорданский запросил правительство, может ли он, по вопросу о направлении дел арестованных генералов, действовать в пределах закона, сообразно с местными обстоятельствами, или же обязан руководствоваться какими-либо политическими соображениями центральной власти.
   Ему был дан ответ, что действовать надлежит, не считаясь ни с чем, как только с законом, и... принимая во внимание обстоятельства на местах.
  
   В силу такого разъяснения, Иорданский решил предать нас военно-революционному суду, для чего от одной из подчиненных мне ранее дивизий фронта был приготовлен состав суда, а общественным обвинителем предназначен член исполнительного комитета Юго-западного фронта, штабс-капитан Павлов.
   Таким образом, интересы компетентности, нелицеприятия и беспристрастия были соблюдены.
  
   Иорданский был так заинтересован скорейшим осуждением меня, и заключенных со мной генералов, что 3 сентября предложил комиссии, не ожидая выяснения обстановки во всем ее объеме, передавать дела в военно-революционный суд по группам, по мере выяснения виновности.
  
   Костицын, зайдя в мою камеру, от имени Маркова, предложил мне обратиться совместно с ним к В. Маклакову, с предложением принять на себя нашу защиту. На посланную телеграмму Маклаков ответил согласием. Кроме того, наши близкие, жившие в Киеве, не рассчитывая на своевременность прибытия Маклакова, ввиду расстройства железных дорог и торопливости г. Иорданского, пригласили трех киевских присяжных поверенных. Лично меня вопрос этот интересовал весьма условно, так как приговор бердичевского суда был предрешен его составом, обстановкой и настроениями.
  
   Нас угнетала сильно полная неизвестность о том, что делается во внешнем мире. Изредка Костицын знакомил нас с важнейшими событиями, но в комиссарском освещении эти события действовали на нас еще более угнетающе. Ясно было, однако, что власть разваливается окончательно, большевизм все более подымает голову, и гибель страны, по-видимому, непредотвратима.
  
   Около 8-10 сентября, когда следствие было закончено, обстановка нашего заключения несколько изменилась. В камеры стали попадать почти ежедневно газеты, сначала тайно, потом, с 22-го, официально. Вместе с тем, после смены одной из караульных рот мы решили произвести опыт: во время прогулки по коридору, я подошел к Маркову и заговорил с ним; часовые не препятствовали; с тех пор, каждый день мы все принимались беседовать друг с другом; иногда караульные требовали прекращения разговора -- мы немедленно замолкали, но чаще нам не мешали. Во второй половине сентября допущены были и посетители; любопытство "товарищей" Лысой горы было, по-видимому, уже удовлетворено, их собиралось возле площадки меньше, и я выходил ежедневно на прогулку, имея возможность видеть всех заключенных, и иногда перекинуться с ними двумя-тремя словами. Теперь, по крайней мере, мы знали, что делается на свете, а возможность общения друг с другом, -- устраняла гнетущее чувство одиночества.
  
   Из газет мы узнали, как генерал Алексеев "после тяжкой внутренней борьбы" принял должность начальника штаба при "главковерхе" Керенском -- очевидно для спасения корниловцев. И как через неделю он вынужден был оставить должность, не будучи в силах работать в тягостной атмосфере нового командования.
   Узнали подробно о судьбе Корнилова и о том, что возбужден вопрос о переводе нашей "бердичевской группы" в Быхов, для совместного суда с корниловской группой. Это известие вызвало живейший интерес, и большое удовлетворение. С этого дня главной темой бесед был вопрос: повезут или оставят.
  
   Спрошенный мною по этому поводу при обходе камер, Костицын ответил:
   -- Ничего нельзя сделать. Ваш же генерал Батог настаивает на том, что перевод недопустим, и что суд должен состояться без замедления здесь, в Бердичеве.
  
   Прокурор Батог -- друг революционной демократии! Как странно, реакционер и крепостник. Славившийся жестокостью своих приговоров. Орудие внутренней политики в военном суде старого режима. Тот Батог, который 28 августа, придя ко мне с докладом, и глядя в сторону своими бегающими глазами, патетическим голосом говорил, по поводу моей телеграммы правительству:
   -- Наконец-то, этим предателям сказано во всеуслышание прямое, и заслуженное ими слово...
   Хотел было поделиться с Костицыным своим недоумением, но воздержался: не стоит нарушать трогательной дружбы Батога и Иорданского.
  
   Из газет мы узнали также, что расследование корниловского дела поручено верховной следственной комиссии, под председательством главного военно-морского прокурора Шабловского.
  
   Около 9-го сентября, вечером, возле здания тюрьмы, послышался сильный шум и яростные крики многочисленной толпы. Через некоторое время в мою камеру вошли четыре незнакомых мне лица, смущенные и чем-то сильно взволнованные. Назвали себя председателем, и членами верховной следственной комиссии, по делу Корнилова.
   Шабловский несколько прерывающимся еще голосом начал говорить о том, что цель их прибытия -- вывести нас в Быхов, и что по тому настроению, которое создалось в Бердичеве, по неистовству толпы, которая сейчас окружает тюрьму, они видят, что здесь нет никаких гарантий правосудия, одна только дикая месть.
   Он прибавил, что для комиссии нет никаких сомнений в недопустимости выделения нашего дела, и в необходимости единого суда над всеми соучастниками корниловского выступления. Но что комиссариат и комитеты противятся этому всеми средствами. Поэтому комиссия предлагает мне, не пожелаю ли я дополнить показания какими-нибудь фактами, которые бы еще более наглядно устанавливали связь нашего дела с корниловским. Ввиду невозможности производить сейчас допрос под рев собравшейся толпы, решили отложить его до другого дня.
   Комиссия ушла; вскоре разошлась и толпа.
  
   Что я мог сказать им нового? Только разве о той ориентировке, которую мне дал Корнилов в Могилеве и через посланца. Но это было сделано, -- в порядке исключительного доверия Верховного главнокомандующего, которое я ни в каком случае не позволил бы себе нарушить. Поэтому некоторые детали, которые на другой день я добавил к прежним показаниям, не утешили комиссию и не удовлетворили, по-видимому, присутствовавшего при дознании вольноопределяющегося -- члена фронтового комитета.
  
   Мы тем не менее ждали с нетерпением освобождения из бердичевского застенка. Но надежды наши омрачались все больше и больше. Газета фронтового комитета методически подогревала страсти гарнизона; доходили сведения, что на заседаниях всех комитетов выносятся постановления: не выпускать нас из Бердичева; шла сильнейшая агитация комитетчиков среди тыловых команд гарнизона, собирались митинги, проходившие в крайне приподнятом настроении.
  
   Цель комиссии Шабловского не была достигнута.
   Как оказалось, еще в начале сентября на требование Шабловского: не допускать сепаратного суда над "бердичевской группой", Иорданский ответил, что, "не говоря уже о переводе генералов куда бы то ни было, даже малейшая отсрочка суда над ними грозит неисчислимыми бедствиями для России: осложнением на фронте и новой гражданской войной в тылу", и что, как по политическим, так и по тактическим соображениям необходимо судить нас в Бердичеве, в кратчайший срок и военно-революционным судом".
  
   Фронтовой комитет и Киевский совет рабочих и солдатских депутатов, невзирая на все убеждения, уговоры, доказательства посетившего их заседание Шабловского, и членов его комиссии, -- на перевод наш не согласились. На обратном пути в Могилеве состоялось совещание по этому вопросу в составе Керенского, Шабловского, Иорданского и Батога. Все, кроме Шабловского, пришли к совершенно недвусмысленному заключению, что фронт потрясен, солдатская масса волнуется и требует жертвы, и что необходимо дать возможность разрядиться сгущенной атмосфере, ценою хотя бы неправосудия...
   Шабловский вскочил и заявил, что он не допустит такого циничного отношения к праву и справедливости.
  
   Помню, что рассказ этот вызвал во мне недоумение. Не стоит спорить о точках зрения. Но если, по убеждению министра-председателя, в вопросе охранения государственности, допустимо руководствоваться велением целесообразности, то в чем заключалась вина Корнилова?
  
   14-го сентября состоялся диспут в Петрограде, в последней "апелляционной инстанции" -- в военном отделе центрального исполнительного комитета совета рабочих и солдатских депутатов, между Шабловским, -- и представителем комитета Юго-западного фронта, поддержанным всецело Иорданским. Последние заявили, что если военно-революционный суд не состоится на месте, в Бердичеве, в течение ближайших пяти дней, то можно опасаться самосуда над арестованными. Центральный комитет, однако, согласился с доводами Шабловского, и свою резолюцию в этом духе послал в Бердичев.
  
   Итак, организованный самосуд был устранен. Но в руках революционных учреждений Бердичева был еще другой способ ликвидации "бердичевской группы", способ легкий и безответственный -- в порядке народного гнева...
   Пронесся слух, что нас везут 23-го, потом сообщили, что отъезд состоится 27-го в 5 часов вечера, с пассажирского вокзала.
  

0x01 graphic

В Быховской тюрьме.

На прогулке. Слева направо: генерал-лейтенант С. Л. Марков, генерал-лейтенант А. И. Деникин, генерал-лейтенант И. П. Романовский

  
  
   Вывести арестованных без огласки не представляло никакого труда: на автомобиле, пешком в юнкерской колонне, наконец, в вагоне -- узкоколейный путь подходил вплотную к гауптвахте, и выводил на широкую колею вне города и вокзала. Но такой способ переезда, -- не соответствовал намерениям комиссариата и комитетов.
  
   Генерал Духонин из Ставки запросил штаб фронта, есть ли в Бердичеве надежные части, и предложил прислать отряд для содействия нашему переезду. Штаб фронта отказался от помощи. Главнокомандующий генерал Володченко накануне, 26-го, выехал на фронт...
   Вокруг этого вопроса искусственно создавался большой шум, и нездоровая атмосфера ожидания и любопытства.
   Керенский прислал комиссариату телеграмму: "...Уверен в благоразумии гарнизона, который может из среды своей выбрать двух представителей для сопровождения".
  
   С утра комиссариат устроил объезд всех частей гарнизона, чтобы получить согласие на наш перевод.
   Распоряжением комитета, был назначен митинг всего гарнизона на 2 часа дня, т. е. за три часа до нашего отправления и притом на поляне, непосредственно возле нашей тюрьмы. Грандиозный митинг действительно состоялся; на нем представители комиссариата и фронтового комитета объявили распоряжение о нашем переводе в Быхов, предусмотрительно сообщили о часе отъезда, и призывали гарнизон... к благоразумию; митинг затянулся надолго и, конечно, не расходился. К пяти часам тысячная возбужденная толпа окружила гауптвахту, и глухой ропот ее врывался внутрь здания.
  
   Среди офицеров юнкерского батальона 2-ой житомирской школы прапорщиков, несших в этот день караульную службу, был израненный в боях штабс-капитан Бетлинг, служивший до войны в 17-м пехотном Архангелородском полку, которым я командовал. Бетлинг попросил начальство школы заменить своей полуротой команду, назначенную для сопровождения арестованных на вокзал.
   Мы все оделись и вышли в коридор. Ждали. Час, два...
  
   Митинг продолжался. Многочисленные ораторы призывали к немедленному самосуду... Истерически кричал солдат, раненый поручиком Клецандо, и требовал его головы... С крыльца гауптвахты уговаривали толпу помощники комиссара, Костицын и Григорьев. Говорил и милый Бетлинг -- несколько раз, горячо и страстно. О чем он говорил, нам не было слышно.
  
   Наконец, бледные, взволнованные Бетлинг и Костицын пришли ко мне.
   -- Как прикажете? Толпа дала слово не трогать никого; только потребовала, чтобы до вокзала вас вели пешком. Но ручаться ни за что нельзя.
   Я ответил:
   -- Пойдем.
   Снял шапку, перекрестился: Господи благослови!
  
   Толпа неистовствовала.
   Мы, -- семь человек, окруженные кучкой юнкеров, во главе с Бетлингом, шедшим рядом со мной с обнаженной шашкой в руке, вошли в тесный коридор среди живого человеческого моря, сдавившего нас со всех сторон. Впереди Костицын и делегаты (12-15), выбранные от гарнизона для конвоирования нас.
  
   Надвигалась ночь. И в ее жуткой тьме, прорезываемой иногда лучами прожектора с броневика, двигалась обезумевшая толпа; она росла и катилась, как горящая лавина. Воздух наполняли оглушительный рев, истерические крики и смрадные ругательства. Временами их покрывал громкий, тревожный голос Бетлинга:
   -- Товарищи, слово дали!.. Товарищи, слово дали!..
  
   Юнкера, славные юноши, сдавленные со всех сторон, своею грудью отстраняют напирающую толпу, сбивающую их жидкую цепь. Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи, и ею забрасывали нас. Лицо, глаза, уши заволокло зловонной липкой жижицей. Посыпались булыжники. Бедному калеке генералу Орлову разбили сильно лицо; получил удар Эрдели, и я -- в спину и голову.
   По пути обмениваемся односложными замечаниями. Обращаюсь к Маркову:
   -- Что, милый профессор, конец?!
   -- По-видимому...
  
   Пройти прямым путем к вокзалу толпа не позволила. Повели кружным путем, в общем верст пять, по главным улицам города. Толпа растет. Балконы бердичевских домов полны любопытными; женщины машут платками. Слышатся сверху веселые гортанные голоса:
   -- Да здравствует свобода!
  
   Вокзал залит светом.
   Там новая громадная толпа в несколько тысяч человек. И все слилось в общем море -- бушующем, ревущем. С огромным трудом нас провели сквозь него, под градом ненавистных взглядов и ругательств.
   Вагон. Рыдающий в истерике и посылающий толпе бессильные угрозы офицер -- сын Эльснера, и любовно успокаивающий его солдат-денщик, отнимающий револьвер; онемевшие от ужаса две женщины -- сестра и жена Клецандо, вздумавшие проводить его...
  
   Ждем час, другой.
   Поезд не пускают -- потребовали арестантский вагон. Его на станции не оказалось. Угрожают расправиться с комиссарами. Костицына слегка помяли. Подали товарный вагон, весь загаженный конским пометом -- какие пустяки! Переходим в него без помоста; несчастного Орлова с трудом подсаживают в вагон; сотни рук, сквозь плотную и стойкую юнкерскую цепь, тянутся к нам... Уже десять часов вечера...
  
   Паровоз рванул. Толпа загудела еще громче. Два выстрела. Поезд двинулся.
   Шум все глуше, тусклее огни.
   Прощай, Бердичев!
  
   Керенский пролил слезу умиления над самоотвержением "наших спасителей" -- так он называл не юнкеров, а комиссаров и комитетчиков: "Какая ирония судьбы! Генерал Деникин, арестованный как сообщник Корнилова, был спасен от ярости обезумевших солдат, -- членами исполнительного комитета Юго-западного фронта, -- и комиссарами Временного правительства. Я помню, с каким волнением мы с незабвенным Духониным читали отчет о том, как горсть этих храбрых людей конвоировала арестованных генералов сквозь толпу тысяч солдат, жаждавших их крови"... Зачем клеветать на мертвого? Духонин наверно волновался за участь арестованных не меньше, чем за... судьбу их революционной стражи...
   Римский гражданин, Понтий Пилат, сквозь тьму времен лукаво улыбался...
  
  

А.И. Деникин

Очерки русской смуты. -- Париж, 1921.

  
   См. далее...
  
   0x01 graphic
  
   Информация к размышлению
  

0x01 graphic

Ф.И. ТЮТЧЕВ

Две силы есть - две роковые силы,

Всю жизнь свою у них мы под рукой,

От колыбельных дней и до могилы,-

Одна есть Смерть, другая - Суд людской...

Пока человек не предстанет на суд Божий, не услышит решительного о себе определения и не увидит присужденного ему места, до тех пор он не может знать, угоден ли он Богу, или нет (Авва Иcaия).

Грех не оставляет никого до гроба. Потому до гроба надобно бодрствовать, до гроба очищать свое сердце (Филар. Apxиeп. Черниг.).

   Слабые мужчины и сильные женщины на войне   59k   "Фрагмент" Политика. Размещен: 29/08/2015, изменен: 29/08/2015. 59k. Статистика.
   "Ни один народ в мире, - говорилось в одном из воззваний московского женского союза, - не доходил до такого позора, чтобы вместо мужчин-дезертиров шли на фронт слабые женщины. Ведь это равносильно избиению будущего поколения своего народа". И далее: "женская рать будет тою живою водой, которая заставит очнуться русского старого богатыря"... Воздадим должное памяти храбрых. Но... не место женщине на полях смерти...
   Иллюстрации/приложения: 8 шт.
   Гучков. Неосведомленность его была так велика, что многие даже теперь, спустя четыре года, приписывают Гучкову авторство знаменитого "приказа N 1"... Так или иначе, офицерство почувствовало себя обманутым и покинутым. Свое тяжкое положение оно приписывало, главным образом, реформам военного министра, к которому выросло враждебное чувство, подогреваемое еще более будированием сотен удаленных им генералов и ультрамонархической частью офицерства, не могшей простить Гучкову предполагаемого участия его в подготовке дворцового переворота, и поездки в Псков. Временное правительство особым актом осудило поступок Гучкова, "сложившего с себя ответственность за судьбы России", и назначило военным и морским министром Керенского.
  
  
  
  
   Демократизация армии   67k   "Фрагмент" Политика. Размещен: 22/08/2015, изменен: 22/08/2015. 67k. Статистика.
   "Солдатская масса - к великому сожалению - невежественная, неграмотная, уже развращенная, не доверявшая своим начальникам, выбирала своими представителями по преимуществу людей, импонировавших ей хорошо связанной речью, внешней политической полировкой, вынесенной из откровений партийной литературы; но больше всего - беззастенчивым угождением ее инстинктам". Родины не стало. Вождя распяли... (Деникин)
   Иллюстрации/приложения: 5 шт.
   Верховная власть может прекратить войну, изменить закон, изгнать вождей и распустить войска. Но пока существует армия и ведется война, закон и начальник должны обладать всей силой пресечения и принуждения, направляющей массу к осуществлению целей войны. "Демократизация" военного суда могла бы иметь некоторое оправдание разве только в том, что, подорвав доверие к офицерству вообще, надо было создать и судебные органы смешанного, выборного состава, то есть, теоретически заслуживающего большего доверия революционной демократии. Но и эта цель достигнута не была. Ибо военный суд -- один из устоев порядка в армии -- попал всецело во власть толпы. Органы сыска были разгромлены революционной демократией. Следственное производство встречало непреодолимые препятствия со стороны вооруженных людей, а иногда -- и войсковых революционных учреждений. Вооруженная толпа, заключавшая в себе зачастую много преступных элементов, всей своей необузданной, темной силой давила на судейскую совесть, предрешая судебные приговоры. Разгромы корпусных судов, спасение бегством присяжных заседателей, позволивших себе вынести неугодный толпе приговор, или расправа с ними -- явления заурядные.
  
  
  
  
  
   Бедствия заставляют открыть глаза   57k   "Фрагмент" Политика. Размещен: 20/08/2015, изменен: 20/08/2015. 58k. Статистика.
   Революция внесла известную перемену в отношения между офицером и солдатом, и это явление обещало при нормальных условиях, без грубого и злонамеренного вмешательства извне, претвориться в источник большой моральной силы, а не в зияющую пропасть. Но революционная демократия в эту именно рану влила яд. Она поражала беспощадно самую сущность военного строя, его вечные, неизменные основы, оставшиеся еще непоколебленными: дисциплину, единоначалие и аполитичность. (Деникин)
   Иллюстрации/приложения: 6 шт.
   Не надо забывать, что наиболее яркий представитель чистого русского анархизма -- Махно -- недолго мог держаться на юге России своим первоначальным лозунгом: "долой всякую власть, свободное соглашение между собой деревень и городов. Вся земля и все буржуйское добро -- ваше"... Дважды разбитый, весною 1920 года он уже сам приступает к организации гражданского управления и произносить слово: -- Порядок.
  
  
  
  
  
   Грабящая армия - банда   89k   "Фрагмент" Политика. Размещен: 03/08/2015, изменен: 03/08/2015. 90k. Статистика.
   Наша интеллигенция не выдержала исторического экзамена. Не просто революция ударила по образованным классам и по их благосостоянию, потребовав от них огромных жертв... Они знали, что источник революции надо было искать в Европе, на Западе, внутри самой интеллигенции... Отсюда - грабящая русский народ армия...
   Иллюстрации/приложения: 6 шт.
   Чистилище. Почти до самого конца Деникинской эпохи отношение Главного Командования к офицерам, служившим у большевиков, оставалось нетерпимым. При Ставке была образована особая комиссия -- "Болотовская" (председатель ее ген. Болотов), состоявшая из семи (кажется) генералов, чрез которую, как чрез чистилище, должны были проходить все перебежчики. Процедура "очищения" тянулась иногда 2-3-4 месяца, и длительность ее для лиц, не располагавших средствами, -- а таковых было большинство, -- была мучительна. Для не смогших реабилитироваться предстоял суд иногда с предварительным, чрезвычайно унизительным заключением на гауптвахте или в особом помещении, назначенном для таких узников и, конечно, лишенном самых примитивных удобств. А затем предстоял суд, часто очень не милостивый, иногда кончавшийся для заслуженных генералов разжалованием в рядовые, а то и каторгой. Изменить эту убийственную политику не представлялось никакой возможности, ибо она встречала сочувствие не только у крепко уцепившихся за свои места и боявшихся потерять их, но и вообще на фронте, в особенности, среди участников Кубанского похода, много выстрадавших и естественно озлобленных. Ни у тех, ни у других нехватало мужества, чтобы забыть о своих правах и по-братски встретить идущих к ним, ни мудрости, чтобы предвидеть все ужасные последствия, к которым должна была привести такая нетерпимость.
  
  
  
   Воин идет в бой не умирать, а уничтожать врага   82k   "Фрагмент" ПолитикаРазмещен: 03/06/2015, изменен: 03/06/2015. 83k. Статистика.
   Писатель А. Бек так определил свою роль: "В этой книге я всего лишь добросовестный и прилежный писец". Его лейтмотив - честно рассказать о битве под Москвой, писать только правду о происшедшем. "Волоколамское шоссе" Александра Бека - это мудрый источник для раздумья и осмысления...
   Иллюстрации/приложения: 3 шт.
   Бек нашел такого человека в лице Баурджана Момыш-Улы, в дни битвы под Москвой старшего лейтенанта, командира батальона знаменитой Панфиловской дивизии, ставшего к тому времени гвардии полковником. Пожалуй, этот разговор-установка ("жалеть -- значит не жалеть"), стал лейтмотивом командирской деятельности командира батальона старшего лейтенанта Баурджан Момыш-Улы.
  
  
   Предатель 31k "Фрагмент" Политика. Размещен: 06/04/2015, изменен: 06/04/2015. 31k. Статистика.
   Предателям никто памятников не ставит, а героев помнят не только соотечественники, но и все достойные люди. До сих пор, к примеру, славит спартанцев, погибших в бою у Фермопил, памятник, на котором начертано: "Путник, коли придешь в Спарту, оповести там, что видел ты нас здесь полегшими, как того требует Закон".
   Иллюстрации/приложения: 12 шт.
   http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/predatelx.shtml
  
  
  
   Рубикон и меч возмездия 72k "Фрагмент" Политика. Размещен: 11/02/2015, изменен: 11/02/2015. 73k. Статистика.
   В чем наша беда? Суд чести. Когда был перейден Рубикон? "Полития" (Аристотель). Порок системы. Рыба гниет с головы... (Сталина). Почему велико влияние дурного примера? "Истинные сыны отечества" (Екатерина Великая). Лицемерие брежневской эпохи. Паразитизм Горбачева и Яковлева. "Узри в корень"... "Совещание" - это "театр одного актера"... Информация для размышления: Военная карьера у нас и за границею. Выводы после прочтения...
   Иллюстрации/приложения: 26 шт.
   http://artofwar.ru/editors/k/kamenew_anatolij_iwanowich/rubikonimechwozmezdija.shtml
   Все зло состоит в том, что отдельно взятая личность, возвышаясь над СИСТЕМОЙ, начинает задавать ей свой тон и, в конечном итоге, перестраивает исходную конструкцию на свой лад.
   Те же немногие, которые видят все творящиеся метаморфозы, либо молчат, либо удаляются на приличное расстояние (к примеру, за границу), либо идут на баррикады и эшафот...
   Сталин стал над Законом. Он сам стал Законом...
  
  

0x01 graphic

  

Понтий Пилат,

1998, бронза мрамор, Коржев И.

  
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023