ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Суд над генеральным штабом"...

Не сегодня ли (2011 г.):

"Суд над генеральным штабом"...

Б. Шапошников

Б.М.Шапошников. 1914 г.

В Московском военном училище

Б.М. Шапошников

Справка до 1917 г.:

-- Борис Михайлович Шапошников (2 октября (20 сентября) 1882, Златоуст -- 26 марта 1945, Москва).

-- В 1901--1903 гг. Б. М. Шапошников учился в Московском Алексеевском военном училище, которое окончил по 1-му разряду и был произведён в чин подпоручика.

-- Начал службу в 1-м Туркестанском стрелковом батальоне в Ташкенте, в 1903-1907 гг. командовал там полуротой.

-- В 1907--1910 гг. учился в Академии Генерального штаба (Императорская Николаевская военная академия). Произведён в штабс-капитаны.

-- После окончания академии продолжил службу в Ташкенте, где в 1910-1912 гг. командовал ротой. В 1912 г. переведён старшим адъютантом штаба 14-ой кавалерийской дивизии в Ченстохов.

-- С августа 1914 участвовал в Первой мировой войне в должности адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии (14 ак) на Западном фронте, показал хорошее знание тактики, проявил личную отвагу. В октябре 1914 г. был контужен в голову. В январе-ноябре 1915 г. помощник старшего адъютанта разведотдела штаба 12-ой армии на Северо-Западном фронте. В ноябре 1915-мае 1916 гг. начальник штаба Отдельной сводной казачьей бригады.

-- В сентябре 1917 года Б. М. Шапошников произведён в звание полковника и назначен на должность командира Мингрельского гренадерского полка.

-- В ноябре 1917 года на съезде делегатов военно-революционных комитетов был избран начальником Кавказской гренадерской дивизии. В январе-марте 1918 г. находился в госпитале.

-- Шапошников, даже после революции был встречен "как суд над генеральным штабом". В Первую мировую войну центры этого "мозга" были расшатаны, почти парализованы, вещество "мозга" давно уже разлагалось в черепной коробке военной системы. Доступ "непосвященным" в это учреждение был затруднен, русский генеральный штаб получил даже наименование "черного духовенства". Там, за "монастырской стеной", творили стратегию, оказавшуюся, увы, не совсем годной. Он подчеркивает, что "величайшая судорога" захватила голову военной системы, а "1914 год поставил генштабы большинства государств перед серьезным экзаменом и заставил перейти от области подготовки войны к ее ведению". И делает вывод: "В общем и целом войну подготавливает, ведет ее и несет ответственность за успех или неудачу не генеральный штаб, а правительство государства, которое или само, или через особый орган (совет обороны) цементирует подготовку на различных "линиях" .

Награды

-- Орден Святой Анны 4-й степени (26.10.1914)

-- Орден Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом (02.11.1914)

-- Орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (1915)

-- Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (22.07.1916)

-- Орден Святой Анны 2-й степени с мечами (01.11.1916)

***

Лагерь Михайловского артилле-рийского училища

Рано утром 13 августа 1901 года я приехал в Москву и остановился в номерах на Земляном валу, названия номеров уже не помню.

В тот же день я зашел в училище. Наученный первым приездом, я отметился в канцелярии училища и узнал у его адъютанта, симпатичного штабс-капитана Тульева, порядок приема. Бумаги мои были в порядке, предстояло пройти медицинское освидетельствование.

Вопрос о приеме решался медицинской комиссией и конкурсом аттестатов. Средний балл для конкурса в 1900 году был 3.3. В этом году ввиду большого наплыва желающих поступить в училище на 200 имеющихся вакансий, из которых 30 оставлялись для поступающих на одногодичное отделение, ожидалось, по словам адъютанта, повышение конкурсного балла.

<...>

18 августа я приехал в училище на медицинскую комиссию. Беспокоился, окажусь ли годным? В те времена полагалось, чтобы объем груди равнялся половине роста, а так как мой рост достигал 175 сантиметров, то несоответствие объема грудной клетки вызывало у меня опасения. Моего старшего брата Александра три года призывали на военную службу, но так и не призвали, потому что объем грудной клетки не соответствовал его росту. Строгий медицинский осмотр прошел для меня вполне благополучно, и в ведомости, вернее в протоколе комиссии, я увидел отметку "годен".

Конкурс аттестатов я выдержал успешно. Часов около 11 утро 29 августа я прочел вывешенное в канцелярии училища объявление о приеме в Московское пехотное училище, меня зачислили юнкером во 2-ю роту (по росту).

Простившись со знакомым, я прибыл в училище. Меня отвели в помещение 2-й роты. Здесь меня принял командир 3-го взвода юнкер той же роты Банков. По его указанию каптенармус роты через полчаса оформил все необходимое, и я преобразился в юнкера. Каптенармусу пришлось сдать на хранение чемодан и штатское платье. Затем меня остригли под машинку наголо, показали мою кровать, вручили правила юнкерского бытия для их изучения и сообщили распорядок дня, установленный до начала занятий. Отныне двери училища закрывались за мной, я был лишен даже возможности побродить по городу, какой пользовался, живя в пансионах сначала промышленного, а затем реального училищ.

Началась моя военная служба: меня зачислили юнкером рядового звания.

<...>

Нагрудный знак Казанского военного училища (1917 г.)

Если так можно выразиться, в училище существовало два мира: на втором этаже размещались юнкера поротно, это мир строевой, и здесь начальником являлся командир батальона; на первом этаже находились классы -- мир учебный, и здесь власть безраздельно принадлежала инспектору классов.

Училище размещалось в Лефортове, в Красных казармах -- старинном двухэтажном здании с толстыми стенами, мрачными, пропускавшими мало света окнами, с большим коридором посредине, с асфальтовыми полами. По красоте и удобству оно далеко уступало расположенному на Знаменке зданию Александровского военного училища.

Напротив здания училища находился двухэтажный корпус, занятый под квартиры начальствующего состава училища.

Кухни, пекарня размещались в полуподвальном этаже, выходившем во двор, с другой стороны которого в особом здании были обмундировальная и сапожная мастерские. Рядом с нами, дальше от Яузы, размещены были два кадетских корпуса, и, наконец, первый кадетский корпус занимал находившийся поблизости дворец времен Елизаветы. Даже кадетские корпуса были в более благоустроенных зданиях, чем наше училище.

Но зато это имело и обратную сторону. Мы до некоторой степени гордились тем, что живем в "казармах", не так, как изнеженные дворянчики, что, по существу, приучило нас к будущей обстановке, когда пришлось уже быть в настоящей казарме.

В училище на основное отделение поступали юноши со всех концов России: окончившие классические гимназии, реальные училища, духовные семинарии, Гатчинский сиротский институт и т. д. Не было только окончивших кадетские корпуса.

В 1902 году была сделана попытка направить и их в наше училище, так как в Павловском и Александровском училищах не хватало вакансий для окончивших кадетские корпуса. Однако по общеобразовательной подготовке бывшие кадеты оказались слабее нас, и учиться им было трудно, да и по строевой линии они оказались в хвосте. Через полгода их перевели от нас сверхштатными в Павловское и Александровское училища, в свою среду, что устраивало их, да, по правду сказать, не обижало и нас.

Итак, состав юнкеров в училище был далеко не дворянский, большинство происходило из разночинцев. На одногодичное отделение принимались окончившие высшие учебные заведения, также принадлежавшие ко всем сословиям.

Училище по строевому расчету представляло собой батальон с вооружением того времени, т. е. с одними винтовками. В батальоне было четыре роты, в каждой из них по четыре взвода. 1-й и 2-й взводы составляли первую полуроту, а 3-й и 4-й взводы -- вторую. В 1-й полуроте были юнкера старшего класса, а в 3-м и 4-м взводах -- юнкера младшего класса.

Весь младший командный состав в роте комплектовался из юнкеров старшего класса. Они, занимая должности взводных и отделенных, производились сначала в армейские унтер-офицеры, а затем в младшие и старшие портупей-юнкера, нося на погонах соответствующее число полосок, как это было и в армии. Если при увольнении в город рядовые юнкера носили на поясе штык в чехле, то портупеи юнкера носили довольно тяжелые и старинные тесаки с медной рукояткой. Фельдфебель, также из юнкеров старшего класса, выбирался командиром роты и носил, как и в армии, шашку и револьвер.

Обычно, в каждой полуроте, состоявшей из юнкеров младшего класса, взводный 3-го взвода старший портупей-юнкер объединял строевую подготовку полуроты и носил на основании обычного права название "козерожьего папаши", ибо "козерогами" были юнкера младших классов.

К чести нашего училища нужно сказать, что различий между отношением к юнкеру старшего или младшего класса не было, и "козерог" был равен с юнкером старшего класса. Не то было в Павловском, Александровском, а особенно Николаевском кавалерийском училищах, где юнкер старшего класса держал себя довольно высокомерно по отношению к "козерогу" и иногда просто измывался над своим товарищем по училищу.

Химическая лаборатория в Михайловском артиллерийском училище

Распорядок дня был следующий: подъем в 6.30 утра под барабан или по специальному рожку, до 7 часов утра туалет и заправка постелей, в 7.30 взводы выстраивались на утренний осмотр, производимый взводными командирами, после чего по полуротно шли в столовую на утренний чай (давалась кружка чаю, хороший кусок белого хлеба и два куска сахару).

После утреннего чая юнкера самостоятельно расходились по классам. Занятия начинались в 8.30 и продолжались до 2 часов дня с большой переменой в 11 часов, во время которой давался горячий завтрак -- обычно котлета с черным хлебом, кружка чаю и два куска сахару.

С 2 часов до 4 проводились строевые занятия в манеже или в примыкающем к училищу небольшом дворе, В 4 часа роты возвращались в свои помещения, снимали скатки, патронташи, ставили винтовки в пирамиды, мыли руки и строем шли на обед. Обед состоял из тарелки щей с мясом, второго блюда -- котлеты или форшмака и т. д.; по праздничным дням и один раз среди недели давалось сладкое. Каждая рога имела свои столы, и каждый юнкер сидел на своем постоянном месте. Портупей-юнкера занимали концы столов. Они были раздатчиками пищи.

Обед кончался к 5 часам дня, после чего разрешалось полежать в течение полутора часов. С 18.30 до 20.00 каждый самостоятельно занимался в классе подготовкой уроков на следующий день. В 8 часов вечера роты выстраивались и шли на вечерний чай (кружка чаю с белым хлебом), а затем по полуротно в своих помещениях выстраивались на вечернюю перекличку и молитву. Зачитывались приказы, отдавались распоряжения, объявлялся наряд на следующий день. С 21.00 до 22.30 юнкера находились в своих помещениях или в читальне. В это время разрешалось заниматься и в классах подготовкой уроков. Без четверти одиннадцать все ложились спать.

Каждый юнкер имел железную койку с матрацем, двумя подушками, одеяло и две простыни. Заправлять постель юнкер обязан был сам. Начальство строго следило правильно ли заправлены постели. Под подушками и матрацем никаких посторонних вещей не разрешалось класть. На каждого юнкера полагалась тумбочка, в которой, согласно правилам, располагались книги, предметы туалета и другие вещи. У кровати в ногах стояла табуретка, на которой в определенном порядке складывались одежда и белье. Одним словом, никаких уборщиков и чистильщиков сапог не было, полы натирали и убирали полотеры под наблюдением дневальных.

Юнкерам разрешалось носить усы; бороду носили только с разрешения своего ротного командира, но тот, кто уже начал носить бороду, сбрить ее мог только с разрешения начальства. Волосы на голове должны быть коротко острижены, никаких причесок носить не полагалось. Маленькие "ежики" устраивались только при поездке на каникулы.

Существовала приемная для посетителей, куда могли явиться родственники и знакомые для свидания с юнкерами вне отпускных дней. Приемная открывалась ежедневно от 6 часов вечера до 8 часов вечера, и для вызова юнкеров назначался особый дежурный, который, кроме того, вел и журнал посетителей. Приемная была прилично обставлена.

Нагрудный знак 2-го Киевского военного училища

Отпускные дни были: среда, суббота, воскресенье, причем в среду и субботу отпуска начинались с 17.30 до 20.00 для младшего класса, а для старшего -- до 24.00. В воскресенье в отпуск разрешалось уходить с 12 часов дня. Для посещения театров увольнение разрешалось до 24.00. Юнкера младшего класса должны были представить дежурному по училищу офицеру особую записку от полуротного командира, разрешающего посещение театра.

По заявлению своих родственников, живших в Москве, юнкерам обоих классов разрешалось уходить в субботу в увольнение с ночевкой дома. Из тех, кто пользовался этим преимуществом, не все имели родственников, кое у кого были и подставные.

При увольнении в город каждый юнкер, одетый в выходную форму, являлся к дежурному по училищу и просил разрешения отпустить его. Если оказывалось все в порядке в отношении рапорта и формы, то юнкер получал от дежурного особый картонный увольнительный билет, и в книге отмечалось время его ухода. Прежде чем пойти к дежурному офицеру, юнкера являлись с докладом к своим отделенным и взводным и только после их осмотра могли идти к дежурному офицеру. Такой же порядок должен был соблюдаться при возвращении из увольнения. За опаздывание накладывалось строгое взыскание. Поэтому каждый, кто получал увольнительную, стремился точно рассчитывать свое время.

1-я рота называлась у нас ротой "крокодилов", 2-я -- "извозчиков" (очевидно, когда-то много ругались); 3-я -- за желтый картон на увольнительных билетах -- "девчонками", а 4-я -- за малый рост солдат "шкаликами".

Все юнкера были на полном содержании военного ведомства. Никакого жалованья мы не получали. На каждого юнкера полагалось три комплекта обмундирования: первый -- для парадов, второй -- для отпусков и третий -- для повседневной носки в училище. Шинель улучшенного солдатского сукна -- двубортная, на крючках; мундир темно-зеленого цвета -- двубортный, на крючках; брюки -- того же цвета; сапоги -- юфтовые с длинными голенищами; головной убор -- зимой барашковая круглая шапка, а весной, летом и осенью бескозырка, на которую летом надевался белый чехол. Летом вместо мундира носили белую рубаху.

В зимнее время поверх шинели полагалось носить башлык с заправленными под пояс крест-накрест концами, соответствующим образом подвернутыми, что стоило нам немалых трудов. Белые перчатки для отпуска -- замшевые мы обязаны были иметь свои... За чистотой и опрятностью в одежде строго наблюдали как портупей-юнкера, так и строевые офицеры, причем за неряшливо одетых юнкеров обычно взыскивали с отделенных и взводных портупей-юнкеров, не говоря уже про самого юнкера.

Юбилейный знак Павловского военного училища

Каждая полурота в учебном отношении разделялась на две классные группы. Метод преподавания был лекционный с зачетами, которые сдавались за полгода, причем в младшем классе не сдавшие зачеты отчислялись из училища в строй в качестве вольноопределяющихся. При переходе из младшего класса в старший держали экзамены, а затем выпускные экзамены при окончании старшего класса. Экзамены заканчивались 10 мая, а 15 мая училище выходило в лагерь, расположенный в большой Всехсвятской роще.

Отказаться от зачета или просить его отсрочки было очень трудно, для этого приходилось идти к самому инспектору классов, который с большой руганью давал письменное разрешение, носившее у нас название "индульгенция". По сдаче зачета нужно было снова явиться к инспектору классов и доложить о полученной отметке. Оценка успеваемости производилась по 12-балльной системе.

Предметы, которые нам преподавались, давали не только специальную подготовку для командира взвода, но и способствовали нашему чисто военному и общему развитию. Преподавались нам тактика различных родов войск применительно к существовавшей тогда организации; общая тактика (на старшем курсе) с кратким понятием о стратегии; уставы; законоведение; военная администрация; военная история, главным образом русская, от Петра I до русско-турецкой войны 1877--1878 гг. включительно; механика, физика и химия; русская словесность; иностранные языки -- французский и немецкий; наконец, закон божий (на младшем курсе). По артиллерии и инженерному делу имелись довольно хорошие кабинеты.

Инспектором классов был опытный педагог полковник Лобачевский, окончивший артиллерийскую академию. Маленького роста, уже пожилой, говоривший немного в нос, он был требователен как к юнкерам, так и к преподавателям. Преподаванию Лобачевский уделял очень много внимания, и училище наше считалось одним из лучших.

Помощник его -- полковник Кедров, окончивший Академию Генерального штаба по второму разряду, малоактивный педагог, преподавал военную администрацию.

Тактику пехоты читал приватный преподаватель начальник штаба одной из гренадерских дивизий Генерального штаба полковник Никитин. Читал нудно по нашему официальному учебнику, говорил плохо, повторялся, очень часто говорил "следовательно", "так сказать", а лекции обычно начинал словами: "Я вам забыл вчера сказать..."

<...>

Здание Павловского училища в Петербурге

Хорошо преподавал тактику артиллерии полковник Болышев, штатный преподаватель, окончивший артиллерийскую академию.

С полным знанием дела вел занятия преподаватель военный инженер полковник Воганд. Суровый, он не произносил ни одного лишнего слова на лекции, на его лице никогда не было улыбки, а между тем в частной жизни это был общительный и веселый человек. Служа в училище, он брал подряды на постройки. Ему принадлежит строительство Курского вокзала и гостиницы "Метрополь". Училище для него было побочным делом, но отношение к преподаванию у Воганда было самое серьезное.

Хорошими преподавателями по военной истории были Генерального штаба полковники Российский и Сухомлин, а русско-турецкую войну блестяще читал Генерального штаба полковник Синайский -- командир 2-го гренадерского Ростовского полка, командовавший 61-й дивизией в 1914 году.

Языки вели преподаватели кадетских корпусов. Оригинален был учитель немецкого языка статский советник Биберштейн. Говорили, будто в 1870 году он был унтер-офицером германской армии и принимал участие в войне. Он требовал от нас строгой воинской выправки, и когда к нему выходили отвечать, то тут были и четкие повороты, и щелканье каблуками. И называли мы его неположенным титулом: "ваше превосходительство". Отметки по немецкому языку были у нас только хорошие и отличные. Наше строевое начальство знало эту слабость старика, посмеивалось над ним, но не запрещало нам величать сего унтер-офицера генеральским титулом.

Противоположную оригинальность являл собою преподаватель закона Божьего и священник нашей училищной церкви. В отношении юнкеров он пользовался дисциплинарными правами командира отдельной роты. Ему полагалось командовать "Смирно!", и он приветствовал нас. Мы звали его "майором", хотя такого чина в армии не было. "Майор" Потехин на первом же уроке заявил, что закон Божий нам известен, и мы легко подготовимся экзамену, а он лучше прочитает нам отрывки из русской истории, и начал их читать... с убийства Павла I, рассказав это событие по запискам Зубова, только что вышедшим тогда в Париже на французском языке. Все лекции этого оригинального "майора" мы слушали с большим вниманием и, к чести юнкеров, за стены класса их не выносили, так что до ушей начальства о них ничего не доходило. "Майор" же продолжал аккуратно править церковные службы с провозглашением здравия всему царствующему дому Романовых.

Уставы преподавались нашими полуротными командирами.

<...>

Начальником училища при мне был Генерального штаба генерал-майор Яковлев, только что сменивший генерал-майора Лайминга, который был назначен начальником Александровского военного училища.

Яковлев был красивый и статный генерал лет под пятьдесят, с большой бородой и бравой выправкой. Как в учебные дела, так и в строевое обучение он не вмешивался, и мы очень редко видели его в ротах. Во время мировой войны, с самого ее начала вплоть до Февральской революции, он довольно посредственно командовал 17-м армейским корпусом. С обновлением командного состава после Февральской революции Яковлев был снят с корпуса, и в дальнейшем я уже не слышал о нем.

Командир батальона училища полковник Романовский также мало вмешивался в занятия и наше воинское воспитание; он был человеком малоактивным.

<...>

Ближе к юнкерам стоял ротный командир. 2-й ротой при мне командовал капитан Калынин, грубый армейским офицер, большого роста, ходивший вразвалку. Мы называли его "чемоданом". Военное дело он знал плохо, больше следил за внутренним порядком в роте. Как все ротные командиры военных училищ, числился по гвардии.

Нагрудный знак Николаевского инженерного училища

Непосредственным нашим начальником и воспитателем являлся полуротный командир, в нашей полуроте -- штабс-капитан лейб-гвардии Кексгольмского полка Бауер (полуротные командиры числились прикомандированными к училищу и оставались в списках своих полков). Штабс-капитан Бауер был хорошим строевиком и отличным воспитателем. На юнкеров он смотрел как на будущих офицеров, поэтому старался привить нам качества начальника.

Прежде всего, он требовал от нас правды. Будущий офицер не имел права лгать или изворачиваться. Каждый юнкер, совершивший какой-либо проступок, прежде всего сам, обязан был доложить своему непосредственному начальнику -- отделенному портупей-юнкеру, -- а тот уже докладывал по команде.

Обычно в таких случаях Бауер даже не накладывал дисциплинарного взыскания. Но если сам Бауер или начальство выше него узнавали о происшествии, тогда с его стороны пощады виновному уже не было.

Обыкновенно после возвращения из отпусков на уроке уставов на вопрос Бауера, что и с кем случилось, юнкера вставали и докладывали о своих проступках. В один из таких опросов юнкер Низяев не доложил, что он не отдал на улице честь офицеру Ростовского гренадерского полка, который, сделав ему замечание, не спросил даже его фамилии, а узнал только номер роты. Бауер задал Низяеву вопрос, был ли с ним подобный случай, юнкер подтвердил, но на вопрос, почему не доложил по начальству, отмолчался. Низяев получил двое суток ареста, а мы были поражены, как мог Бауер узнать это. Дело потом выяснилось: сделавший замечание Низяеву офицер оказался знакомым Бауера, сказал ему об этом случае и обрисовал внешность Низяева, который смахивал на китайца. Улики были налицо.

Второе, что прививал нам Бауер, -- это ответственность. За каждый проступок юнкера отвечали и отделенный и взводный портупей-юнкера.

Одним словом, повседневным воспитанием Бауер закладывал в нас то, что нам должно было понадобиться в будущем. Лично я, следуя на службе его принципам, в отношениях с подчиненными всегда достигал успеха.

Одиночная строевая подготовка, подготовка взводов у нас, во 2-й полуроте 2-й роты, были на такой высоте, что, когда в манеже все занимались взводными учениями, прочие полуроты останавливались и смотрели на четко производимые нами перестроения взвода. Бауер ушел из училища в полк в конце 1902 года, оставив о себе хорошую память.

<...>

Резкий контраст являл собою командир 1-й полуроты штабс-капитан армейского полка Лебединский. Окончивший сам только юнкерское училище, Лебединский был мелочный и придирчивый командир.

Неплохой строевик, он смотрел на юнкеров недоброжелательно. Те изводили его. Дело дошло до того, что когда он посадил какого-то юнкера под арест, то этого юнкера вся рота с военными почестями провожала в карцер.

Чуть было не назрело вообще неповиновение роты начальству.

Нагрудный знак Николаевского кавалерийского училища

Учебные занятия шли полным ходом. Учиться было легко. К концу первого года учения я имел переводной средний балл 11,6 и занял первое место по списку юнкеров младшего класса. Неплохо шли у меня дела и из строевой. У Бауэра я числился и строевиком, и распорядительным, аккуратным юнкером. Несколько человек из таких строевых юнкеров Бауер иногда приглашал по субботам к себе в гости, и здесь он изучал нас внимательно, но уже в другой, неслужебной обстановке.

Я хочу теперь рассказать, как использовалось свободное время в период учения.

С зачислением в училище нас, юнкеров младшего класса, около месяца держали в училище без отпуска, обучая правилам отдания чести, поведения на улице, в театрах, умению подходить с рапортом к дежурному офицеру, соблюдению формы одежды и т. д.

После испытания в искусстве поведения вне стен училища оставалось еще одно испытание -- в умении танцевать. Два раза в неделю по получасу в каждой полуроте происходили уроки танцев, которые вел пожилой артист Большого театра Ершов. Он учил нас, как нужно раскланиваться на балах, а затем проходили вальс и мазурку. Без умения танцевать вальс в отпуск не пускали.

В обязательном порядке командами под руководством портупей-юнкеров мы осматривали в Москве дворцы, соборы, памятники и картинные галереи. Такие экскурсии обыкновенно проводились по воскресеньям с 12 часов дня.

Начальство устраивало для нас ежегодный бал в училище, куда мы могли пригласить своих знакомых с предварительным просмотром начальством списка приглашенных.

Юнкера командировались на балы в офицерские собрания расположенных в Москве полков по наряду с каждой роты и в женские институты.

Предпочитали мы, конечно, ездить в офицерские собрания, где накормят ужином, в институтах же приходилось ограничиваться чаем с бутербродами.

За зимний период наше училище посетили два высоких лица. Первым из них был командующий Московским округом великий князь Сергей Александрович, впоследствии убитый. Генерал обошел ротные помещения, в столовой во время нашего завтрака попробовал пищу и, никому из юнкеров не сказав ни слова, покинул училище, оставив о себе отвратительное впечатление.

Второй персоной был начальник главного управления военно-учебных заведений великий князь Константин Константинович. Недавно вступивший в эту должность, он вызывал своим обращением энтузиазм у кадетов, да и у юнкеров тех училищ, которые комплектовались из кадетских корпусов. Он имел претензию на большую память на лица. Константин Константинович сочинял стихи, написал в стихах пьесу "Царь иудейский", поставленную в Эрмитажном театре при его участии в главной роли.

Нагрудный знак Сергиевского арт. Училища.

Нагрудный знак Николаевского арт. училища

Так вот этот "поэт" был принесен к нам на руках кадетами соседнего корпуса. Однако он не рассчитал, в какую среду попал. Обходя ротные помещения, в которых мы находились, он встретил уважаемою нами адъютанта училища и обратился к нему с вопросом: "А, армяшка, ты еще в училище?" Такое обращение сразу нас поразило.

Затем мы были построены в роты, и он начал обходить юнкеров, расспрашивая, кто и откуда поступил в училище. Дошел до нашей полуроты и обратился, в частности, ко мне с вопросом, кто мои родители, сколько мне присылают денег на карманные расходы и сколько отец получает жалованья. Когда я ответил, что отец получает 100 рублей в месяц, великий князь заявил, что это большая сумма. По цивильному листу я узнал, что сам он получает 120 тысяч рублей в год, не считая доходов с удельных имений. Я внутренне вскипел и хотя сдержанно, но твердо ответил, что "ныне рубль дешевле стал". Начальство мое раскрыло глаза от удивления, а великий князь кончил со мной разговор и быстро пошел дальше. К чести моего начальства, я не имел никаких намеков неудовольствия на мой ответ.

Когда кончился обход, то приказано было идти на первый этаж провожать начальника главного управления. Неохотно потянулись мы для этой процедуры. Сойдя в вестибюль, Константин Константинович, смотря поверху, сказал: "Где-то тут была моя шинель". Очевидно, он рассчитывал, что кто-нибудь из офицеров или юнкеров бросится ему подавать шинель. Воцарилось молчание... Начальник училища не растерялся. Он приказал швейцару подать шинель.

Начальник главного управления прибыл в училище на руках малышей-кадетов. Ему удалось уйти от нас на собственных ногах.

Непривычное для нас обращение на "ты", боязнь подать кому-либо руку, высокомерие и дутый либерализм великого князя Константина Константиновича вызывали у нас если не озлобление, то, во всяком случае, скептическое к нему отношение.

<...>

15 мая 1902 года начинался лагерный период обучения, который завершался 1 сентября для младшего и 6 -- 10 августа для старшего класса производством юнкеров в первый офицерский чин подпоручика.

Этот период обучения был наполнен исключительно полевыми занятиями. Проходили ротные, батальонные учения, мелкие тактические занятия, мы отрабатывали рассыпной строй, сторожевую службу, проходили курс стрельб, занимались полевой гимнастикой. На младшем курсе юнкера производили по группам полуинструментальную съемку, затем каждый самостоятельно проводил две глазомерные съемки маршрутов. На старшем курсе составлялись глазомерные кроки по тактическим задачам.

Кроме того, летом младший класс возили в Тулу для осмотра оружейных и патронных заводов, а старший класс посещал окружной артиллерийский полигон и присутствовал на артиллерийской стрельбе. Полигон был расположен вблизи села Клементьево, к северу от Можайска.

<...>

Нагрудный знак Алексеевского инженерного училища

Летний период заканчивался участием в окружных или же больших маневрах.

Наше училище располагалось в большой Всехсвятской роще, которая теперь в черте города. Тогда же она была густым и малопроходимым лесом. Главные дороги в роще охранялись караульными и патрулями.

Район наших съемок охватывал Покровское-Стрешнево (ныне Пехотная улица), деревни Шаньково и Никольское, Коптевские выселки. Выходя в 7 часов утра на съемку, мы получали на руки так называемого "мертвеца", т. е. средней величины французскую булку с вложенной в нее котлетой или сыром. Этот "мертвец" поддерживал наше существование до возвращения в лагерь на обед к часу дня. Преподаватели проверяли на месте производимую нами работу.

Лагерь состоял из бараков по два на каждую роту. В тылу лагеря находились навес-столовая, кухня, карцер, склад боеприпасов и квартиры -- дачи для начальствующего состава.

В лагерях караульная служба возлагалась для практики на юнкеров. Караульными начальниками были портупей-юнкера, а часовыми -- юнкера младшего и старшего классов. Я не говорю о дежурных и дневальных по ротам, которые несли свою службу так же, как и зимой.

Лето 1902 года было сносное, дождей перепадало сравнительно мало, и они не мешали занятиям. Если строевая и тактическая подготовка была у нас хорошей, то в стрельбе мы были малоискусны. Как-то на это мало обращалось внимания в училище.

Распорядок дня в лагерях немногим отличался от зимнего. Подъем был в 6 часов утра, затем туалет и утренний осмотр. В 7 часов давался чай с хлебом. После этого мы выходили или на съемки, или на строевые занятия. В 1,30 дня хороший сытный обед, после чего предоставлялся отдых. В 4 часа дня полдник: какое-нибудь горячее блюдо -- молодой картофель, творог с молоком или котлета и чай. С 4.30 до 7 часов вечера продолжались строевые занятия. В 8 часов вечера ужин -- также с мясным блюдом и чаем. Затем в 9 часов вечера перекличка на передней линейке и дальше в 10.30 все ложились спать.

Иногда у нас возникали жалобы на довольствие, но, помню, наш полуротный Бауер говаривал: подождите, будете офицерами, вспомните еще про этот стол. Впоследствии [74] не раз приходилось вспоминать предсказания Бауера, так как на офицерское жалованье приходилось сдерживать свой аппетит.

Была одна обязанность, которая не возлагалась на всех юнкеров, но на мои плечи ложилась два раза. Довольствием юнкеров командиры рот ведали по очереди. В помощь им на месяц привлекались по два юнкера -- для выполнения обязанностей счетчика и продовольственного каптенармуса. На первом лежало составление раскладки, меню и ведение всей отчетности, на втором -- хранение и выдача продуктов. Оба отвечали за хорошее качество пищи. В обеих этих должностях я побывал, а это значило по месяцу безвыходно сидеть на кухне, там же спать. На занятия мы на это время уже не ходили, потом приходилось наверстывать упущенное. На себя же приходилось принимать все неудовольствия юнкеров за качество пищи, но зато, когда мне впоследствии пришлось командовать ротой, я уже не был новичком в ведении хозяйства...

В середине лета нам стало известно, что в Москву приехал военный министр генерал Куропаткин, и в один из вечеров на перекличке было объявлено, что завтра на Ходынке будет произведен смотр нашему училищу, для чего оно должно выставить роту по штатам военного времени. Наши роты были по 100 человек, а рота военного времени насчитывала 225 человек, иными словами, больше половины училища должно было участвовать в смотре. Командование училища распорядилось, чтобы каждая рота выставила по одному взводу военного времени. К утру рота, одетая по-походному, без всякой репетиции под командованием командира 1-й роты выступила на Ходынку. Нашим, вторым взводом, командовал Бауэр.

Нагрудный знак Чугуевского военного училища.

Нагрудный знак Иркутского военного училища

На Ходынке мы увидели уже выстроенным батальон Александровского военного училища. Пристроившись к нему, стали ожидать приезда Куропаткина. Вскоре военный министр прибыл с большой свитой, поздоровался с нами и затем вызвал батальон юнкеров Александровского училища на батальонное строевое учение. Александровцы начали учение, но видно было со стороны, что идут они плохо, в довершение всего при повороте кругом несколько юнкеров, не расслышав, очевидно, команды, столкнулись с повернувшимися уже и от столкновения попадали. Учение было вскоре окончено. Куропаткин подъехал к батальону и что-то с жаром долго говорил.

Пришла наша очередь. Мы приняли команду "смирно" и застыли. Куропаткин подъехал, слез с коня и начал обходить фронт, осматривая и равнение, и уменье держать винтовку, и правильность пригонки снаряжения. Вид его был сердитый. Сделав одно лишь замечание, Куропаткин приказал начать ротное строевое учение. Рота двинулась и на ходу отлично сделала все перестроения, не сбиваясь с ноги. Вдруг Куропаткин остановил роту, приказал офицерам выйти из строя, на взводы стать портупей-юнкерам, а ротой командовать фельдфебелю 1-й роты -- тоже юнкеру. Теперь мы еще больше подтянулись, и дальнейшее учение прошло еще лучше,

Рота была остановлена. Подошел Куропаткин и начал нас благодарить, заявив, что он никак не ожидал, что из нас, штатских людей, могут выработаться такие строевики, и, обращаясь к начальнику Александровского училища генералу Лаймингу, заявил: "А вам, генерал, имея бывших кадетов, стыдно так их распускать".

Особо поблагодарил военный министр нашего фельдфебеля, командовавшего ротой. Окрыленные успехом смотра, мы двинулись в лагерь, до которого был час ходьбы. В это время уже на старшем курсе были получены вакансии для будущих назначений и среди них не было вакансии в Полтаву, родом из которой был фельдфебель нашей роты и куда хотел выйти служить...

А в это время, опередив нас, Куропаткин сам поехал в наш лагерь, обошел его и вызвал на полевую гимнастику оставшихся вне расчета юнкеров 4-й роты. "Шкалики" всегда были хорошими гимнастами, а здесь превзошли себя, перепрыгивая, как мячи, через канавы и заборы. И здесь смотр прошел удачно.

К нашему возвращению в лагерь начальство уже уехало, а мы в награду получили трехдневный отпуск. Существовавший и ранее антагонизм между нашим и Александровским училищем возрос еще больше.

Незаметно подошел август. Старшекурсники разобрали вакансии, были произведены в офицеры и разъехались в отпуска. Мы тоже стали мечтать о предстоящих осенних каникулах. Но неожиданно стало известно, что нам предстоит принять участие в больших, армейского масштаба, маневрах под Курском.

Так как в училище оставалось только 200 юнкеров, то свыше было приказано образовать сводный батальон из Александровского и нашего училищ. Александровцы выставляли 1-ю и 2-ю роты, мы -- 3-ю и 4-ю. Батальоном командовал наш командир батальона полковник Романовский. Я был назначен командиром 3-го взвода 3-й роты. По боевому расписанию наш юнкерский батальон вошел в сводный корпус "Северной" армии. 28 августа мы высадились в Курске и с железной дороги пошли в район сосредоточения корпуса.

Курские маневры являлись действительно большими маневрами. Они развернулись сначала к юго-западу от Курска, а закончились решительным "сражением" под самым Курском, к югу и западу от него. В маневрах участвовали части Московского, Смоленского, Киевского и Одесского округе он -- всего шесть армейских корпусов и две кавалерийские дивизии, около 100 тысяч человек и 200 тысяч лошадей. Маневрировали две армии: "Северная", которой командовал великий князь Сергей Александрович, и "Южная" -- под командованием Куропаткина. Как тогда говорили, производился выбор командующего, а возможно, и главнокомандующего армией. На маневрах присутствовал Николай II, главным посредником был генерал-фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич.

Нагрудный знак Казанского воен-ного училища.

С точки зрения командира взвода, коим я был во время этих маневров, они прошли для нас в ряде тактических столкновений сначала с конницей южан, а затем в обороне редута на крайнем правом фланге "Северной" армии. Маневры потребовали от нас физического напряжения и ознакомили с действиями в составе крупных соединений.

Я не привожу здесь подробного описания хода маневров, он мне не был тогда так известен, как сейчас, из литературы. Но уже тогда у нас сложилось впечатление, что наша "Северная" армия была разбита и руководство ею было не на высоте. Все хвалили Куропаткина.

На этих же маневрах в первый и последний раз я видел проезжавшего в коляске командующего войсками Киевского округа генерала Драгомирова. С большим почтением мы, молодые юнкера, смотрели на этого оригинального и известного тогда генерала -- воспитателя войск Русской армии.

Возвратившись в Москву, наш класс, ставший уже старшим классом, разъехался до 1 октября на осенние каникулы. Я уехал в Белебей к своим родителям и к 1 октября вернулся в училище. Предстояли новые назначения из юнкеров старшего класса взводными и отделенными командирами. Я был назначен командиром 3-го взвода, а командиром 4-го взвода -- юнкер Кошевой.

С большим сожалением узнал я об уходе Бауера в полк для командования ротой. Командиром 2-й полуроты был назначен штабс-капитан 4-го гренадерского полка Горовой, прикомандированный к училищу и преподававший в некоторых классах механику и химию. Об этом глубокоуважаемом всеми юнкерами училища полуротном командире стоит сказать несколько слов.

Николай Иванович Горовой, в свое время окончив Московский университет по физико-математическому факультету, кончил одногодичное отделение нашего училища, вышел в 4-й Несвижский гренадерский полк, стоявший в Москве, и остался на военной службе.

Будучи хорошим преподавателем, Горовой был посредственным строевым командиром, в особенности если сравнивать его с Бауэром. Замечательной доброты человек, отзывчивый на все нужды юнкеров, сам хорошо знавший их жизнь, Горовой не мог ни в чем отказать и не мог твердой рукой управлять полуротой.

Терявшийся перед начальством, особенно таким грубым, каким был наш командир 2-й роты Калыпин, Горовой временами даже тяготился своей должностью. Зато, как это водится всегда, начальство наседало на нашу полуроту. При таком положении вся тяжесть строевой подготовки, внутреннего порядка в полуроте и воинского воспитания ложилась на нас с Кошевым, как командиров взводов, и особенно на меня, как старшего, объединявшего всю полуроту.

Бывало трудно, но я работал самостоятельно, составлял расписание занятий и занимался повседневным воспитанием молодых юнкеров. Для последующей моей службы это принесло большую пользу. Явившись в роту подпоручиком, я не был подобен брошенному в воду щенку, не умеющему плавать, а сразу брался за знакомое дело.

Отношения с Горовым лично у меня и у Кошевого были самые отличные, можно сказать, даже дружеские. Мы втроем вели согласно общее дело, и наша полурота не была плохой.

<...>

20 октября 1902 года приказом по училищу я был произведен в армейские унтер-офицеры, а на следующий день -- в младшие портупей-юнкера.

На старшем курсе упор был больше на общевойсковую тактику и военную историю. Продолжали также заниматься иностранными языками. Строевая подготовка шла, как и в предыдущий год, в младшем классе, причем я старался придерживаться системы Бауера. Ту же систему я проводил и в отношении предварительного доклада юнкеров о случившемся с ними. Не приходится говорить, что всякие картежные игры были у нас воспрещены, а тем более азартные. Но все же втихомолку среди юнкеров старшего класса они процветали.

Как-то один из юнкеров был уличен в неправильной игре. Тотчас же собралась вся полурота с портупей-юнкерами 2-й полуроты, был разобран проступок этого юнкера и вынесено постановление (непротоколированное): просить фельдфебеля доложить ротному командиру и о проступке игравших и о желании юнкеров отчислить из училища упомянутого юнкера. Начальник училища немедленно удовлетворил просьбу полуроты об отчислении юнкера, а на игравших было наложено дисциплинарное взыскание.

Это сразу отрезвило картежников, игра прекратилась.

<...>

Нагрудный знак Михайловского артиллерийского училища

Учение мое шло по-прежнему отлично, театр не сбавлял мне баллов, а удовольствия я получал много.

19 декабря 1902 года я был приказом по училищу произведен в старшие портупей-юнкера и вскоре уехал домой на рождественские каникулы.

Вернувшись в училище, я узнал о новой перемене в составе нашего начальства: инспектор классов полковник Лобачевский получил назначение директором Орловского кадетского корпуса, а к нам был назначен полковник Кельчевский, конечно, уступавший во многом Лобачевскому. Кривая учебной дисциплины пошла книзу.

В январе 1903 года между нами, юнкерами старшего класса, уже начинались разговоры, кто и куда хотел бы выйти служить.

Прежде всего, каждый купил себе "Краткое расписание сухопутных сил", где были указаны все части бывшей царской армии с их дислокацией и фамилиями командиров корпусов, дивизий, полков и отдельных батальонов (стрелковых и резервных). Шли разговоры и о боевой характеристике полков, их боевой славе, а также черпались с разных сторон сведения и о современной репутации части.

В гвардию могли выходить только потомственные дворяне, а так как у нас в училище их были единицы, то о ней не было речи. Все остальные ориентировались на армию.

С февраля нам разрешалось уже заказывать у частных портных офицерское обмундирование. Составлялись списки, кто и у какого портного хочет себе шить, и затем само училище сообщало этим портным списки юнкеров, желающих обмундироваться у них. Мы же шли к этим портным, выбирали сукно, с нас снимали мерку и постепенно приступали к выполнению заказа.

Каждому юнкеру на обмундирование отпускалось из казны 300 рублей. На эти деньги обычно шили мундир с шароварами, сюртук с двумя парами длинных брюк, шинель, два летних кителя, фуражку, барашковую шапку, две пары сапог, пару штиблет. Из этой же суммы заказывались эполеты, погоны и докупалось оружие -- шашка и револьвер.

Белье также входило в этот расчет. Кроме того, заказывался так называемый офицерский сундук для перевозки обмундирования.

<...>

В конце мая мы выступили во Всехсвятские лагеря. Лето было под Москвой исключительно дождливое. Дождь мел каждый день, а иногда целую неделю непрерывно. Такая погода, конечно, срывала и наши тактические летучки в поле, и стрельбы, и стрелковые занятия. В бараках было холодно. Отогревались бесконечным питьем чая.

Как положено было по программе, в начале июня мы отправились на Бородинское поле. Теперь я уже не был прикован к Семеновскому монастырю и обошел все поле сражения, тогда еще не реставрированное -- это было сделано потом, в 1912 году (на батарее Раевского высился бронзовый памятник, поставленный в 1835 году), Шевардинский редут представлял собою еле заметную поросшую травой канаву. Такие же укрепления французов сохранились еще у деревни Беззубово. Вот, собственно, и все, что уцелело от этого грандиозного для своего времени сражения. В деревне Бородино в двухэтажном большом доме, выстроенном также в 1835 году, был музей, где экспонировались выкопанные обломки оружия, ядра; висели карты и гравюры, портреты героев русской армии, участников Бородина, известных французских генералов. На железнодорожной станции Бородино в комнате ожидания тоже были развешаны копии картин и портреты участников Бородинского сражения. Впоследствии мне не раз приходилось бывать в Бородино.

С каждым днем лета наша предвыпускная горячка усиливалась. Необходимо было ездить то к портному, то к сапожнику, то в магазин офицерских вещей, заканчивая хлопоты по обмундированию.

После 20 июня нам, выпускным юнкерам, были выданы на руки два документа: 1) список юнкеров, окончивших училище по старшинству баллов, в порядке которых и должны были разбираться вакансии; четыре фельдфебеля выбирали из этого списка, а за ними, пятым, должен был выбирать вакансию я; 2) список предлагаемых из Главного штаба вакансий.

Нагрудный знак Одесского военного училища

Каждый юнкер должен был в соответствии со своим номером старшинства составить себе список вакансий, которые он хотел бы взять. При разборке вакансий те из них, которые выбраны до него, вычеркивались из списка, и таким образом у нею получался естественный отбор. Теперь уже реально можно было думать, куда и в какой полк выйти служить. В гвардию у нас вышло только два человека.

Предварительно они должны были съездить в полки, побыть там среди офицеров, и только тогда давалось окончательное решение на их прием.

Список вакансий был наполнен наименованиями полков и отдельных батальонов пограничных округов.

Куропаткин стремился юнкерами из военных училищ, прежде всего, пополнить пограничные округа, а части Московского, Казанского округов заполнялись главным образом выпускниками юнкерских училищ.

Мера, конечно, целесообразная, но получалось, что из юнкерских училищ выходили служить в полки, стоявшие в больших городах, а выпускникам военных училищ приходилось идти служить в части, расположенные в мелких городах нашей западной границы, или на Дальний Восток, в Туркестан и на Кавказ. Дошло дело до того, что командир одной резервной бригады, расположенной около Варшавы, прислал в училище письмо с просьбой объявить юнкерам, как хорошо расположены батальоны бригады и что часто можно бывать в Варшаве. В некоторые полки, как, например, 1151-й пехотный Пятигорский, стоявший в казармах близ станции Береза Картусская, к северо-востоку от Бреста, из года в год никто не шел служить исключительно из-за стоянки.

На Дальнем Востоке пахло порохом, поэтому вакансии в части, расположенные там, были в ходу. Меня лично прельщала служба на Кавказе и в Туркестане. Трое из моих товарищей юнкеров, уроженцы Ташкента, красочно расписывали этот город. Из пехотных частей юнкера предпочитали стрелковые, а крепостные полки и батальоны ("шоколадная гвардия", как их называли у нас по коричневому воротнику и кантам) не привлекали юнкеров.

Мне нужно было выбрать пять вакансий, а так как один из фельдфебелей уходил в гвардию, то, следовательно, нужно было заготовить список с четырьмя вакансиями. В порядке предпочтительности я и записал: 13-й лейб-гренадерский Эриванский полк (самый старый полк в русской армии, основанный при Михаиле Федоровиче Романове) со стоянкой близ Тифлиса (ныне Тбилиси), 1-й стрелковый Восточно-Сибирский полк (урочище Новокиевское на Дальнем Востоке), 1-й стрелковый Туркестанский батальон (Ташкент) и 205-й резервный Измаильский батальон, стоявший в Одессе.

В конце мая сам начальник училища с комиссией из батальонного и ротных командиров, собрав нас в столовой, приступил к распределению вакансий. Из составленного мною списка 13-й гренадерский Эриванский и 1-й Восточно-Сибирский полки были взяты фельдфебелями, таким образом, я оказался будущим подпоручиком 1-го стрелкового Туркестанского батальона со стоянкой в Ташкенте.

Так в порядке старшинства разбирали юнкера вакансии.

<...>

Теперь можно было заканчивать дела с обмундированием, к чему мы и приступили. В конце июля у каждого выпускника уже стоял сундук с новой формой одежды. Ротный командир все это тщательно осмотрел.

Производство в офицеры начиналось с Красносельского лагерного сбора, где после заключительных маневров юнкера, производившиеся в офицеры, вызывались вперед и царь поздравлял их с этим новым чином. После этого немедленно посылались телеграммы в Москву и Киев о состоявшемся производстве.

Юнкерские училища выпускали подпрапорщиков в другой срок.

Мы, москвичи, ждали с нетерпением этой телеграммы. Из года в год ее привозил на велосипеде почтальон, размахивавший при проезде по лагерю телеграммой, для сдачи ее дежурному по батальону офицеру.

Около 5 часов дня 10 августа этот долгожданный почтальон показался в лагере, и в ротах тотчас же начался сбор денег для него.

Дежурный офицер, получив телеграмму, отправился с докладом к начальнику училища, потом, вернувшись к себе, крикнул: "Горнист, труби сбор!" По заведенному также обычаю горнист, хотя и садился за это под арест, вместо обычного трубил офицерский сбор.

Мы быстро в юнкерском обмундировании собрались на переднюю линейку, где нам и была прочитана поздравительная телеграмма Николая II о производстве в офицеры. Прокричав "ура", мы разошлись по ротам, и через полчаса в лагере появилось 200 новых офицеров.

Нагрудный знак 1-го Киевского военного училища.

Пока читалась телеграмма, и пока мы переодевались в новую форму, около лагеря собралось уже много извозчиков, предлагавших довезти до города.

С производством в офицеры мы делались "полноправными гражданами": юнкерами нас не пускали ни в один ресторан, а теперь все двери их были открыты перед нами.

Еще до производства было обсуждено, кто и как будет его праздновать. Я попал в компанию шестерых товарищей, и мы решили сначала скромно в отдельном кабинете большой Московской гостиницы пообедать, а затем закончить вечер в известном кафешантане "Яр".

По традициям, после производства в офицеры разрешалось три дня развлекаться.

Программа нашей небольшой компании была выполнена полностью, и в четвертом часу утра мы с тяжелыми головами на извозчике возвратились в свой юнкерский лагерь. Хотя и с болью в голове, но приятно было проснуться на следующий день около десяти часов утра и не слышать уже никакого барабана или сигнального рожка для обязательного подъема.

Выпив черного кофе, мы пошли делать визиты начальнику училища, командиру батальона, ротному и своему полуротному командиру, прощаясь с ним, причем кое к кому и не заходили, если он не заслуживал нашего внимания в училище. Таковым оказался Лебединский, которому очень мало юнкеров нанесло прощальный визит.

Затем нужно было закончить все расчеты с хозяйственной частью, получить полагающиеся подъемные деньги, а у адъютанта -- предписание в полк.

Послужной список высылался канцелярией училища непосредственно в часть. В нем значилось, что приказом по военному ведомству от 10 августа 1903 года мы были произведены в подпоручики с старшинством с 10 августа 1902 года, т. е. давалось преимущество в выслуге лет на один год для производства в чин поручика, в то время как производимые из юнкерских училищ, по пробытии 6 месяцев в звании прапорщика и произведенные затем в подпоручики, обязаны были выслужить для производства в поручики четыре года.

Всякие расчеты были быстро закончены, и ничто меня не удерживало больше в Москве. После окончания училища давался 28-дневный отпуск, а затем нужно было отправляться в часть. Так как из Оренбурга в Ташкент железной дороги еще не было, нужно было ехать по железной дороге через Баку и Красноводск. Однако последний путь был длинный, а прогонные деньги выдавались по кратчайшему направлению, т. е. через Оренбург. Сберегая денежные интересы казны, я выигрывал в другом, а именно: при новом назначении от Оренбурга до Ташкента мне нужно было делать по 53 километра сутки, в то время как от Москвы до Оренбурга по железной дороге я должен был проезжать 160 километров в сутки (в действительности, конечно, быстрее). Я обязан был явиться в 1-й стрелковый Туркестанский батальон лишь 25 октября, т. е. мой [89] 28-дневный отпуск удлинялся в два с половиной раза, позволяя мне дольше прожить дома.

Взяв билет по железной дороге, я в 11 часов вечера 11 августа уже выезжал с Казанского вокзала из Москвы, хотя и с радостным настроением, но и с раздумьем, когда я снова из далекой Средней Азии попаду в Москву.

<...>

Б.М. Шапошников

Воспоминания. Военно-научные труды. -- М., 1974.

Подполковник Б.М.Шапошников в оперативном отделе Юго-западного фронта в годы Первой мировой войны

Справка с 1917 г.:

-- В марте 1918 Б. М. Шапошников был демобилизован и через 2 месяца, 22 мая, добровольно вступил в Красную Армию.

-- Принимал участие в разработке плана по разгрому деникинских войск в октябре 1919 г. Один из авторов планов кампаний 1920 г. на Юго-Западном, Западном фронтах и в Крыму.

Командиры Первой Конной армии в Полевом штабе РККА: сидят Каменев С.С., Гусев С. И., Егоров А. И., Ворошилов К. Е., стоят Лебедев П.П., Петин Н.Н., Будённый С. М., Шапошников Б.М.

-- После окончания Гражданской войны, с 1921 года -- 1-й помощник начальника Штаба РККА. В 1925--1927 -- командующий войсками Ленинградского, с мая 1927 -- Московского военных округов.

-- В 1928--1931 гг. -- начальник Штаба РККА.

Члены Реввоенсовета СССР. Первый ряд (слева направо): И. Э. Якир, А. И. Егоров, С. С. Каменев, К. Е. Ворошилов, С. М. Буденный, М. К. Левандовский; второй ряд (стоят): К. А. Авксентьевский, Б. М. Шапошников, И. П. Белов, И. П. Уборевич. Декабрь 1927

-- С июля 1931 -- командующий войсками Приволжского ВО.

-- В 1932--1935 -- начальник, военный комиссар и профессор Военной академии имени М. В. Фрунзе.

-- В 1935--1937 гг. вновь командовал войсками Ленинградского ВО, получив 20 ноября 1935 звание командарма 1-го ранга. С 10 мая 1937 -- начальник Генштаба РККА. С августа 1940 -- заместитель наркома обороны СССР. С 10 сентября 1939 по 9 апреля 1941 -- член Комитета обороны при СНК СССР.

Подписание пакта о ненападении между СССР и Германией (пакт Молотова - Риббентропа) 23 августа 1939 г.

-- В июне 1937 входил в состав Специального судебного присутствия, которое осудило к смертной казни М. Н. Тухачевского, И. Э. Якира, И. П. Уборевича и других.

-- 7 мая 1940 Шапошникову было присвоено звание Маршала Советского Союза.

-- В августе 1940 по состоянию здоровья снят с поста начальника Генштаба и назначен заместителем наркома обороны СССР по сооружению укреплённых районов (УР).

-- В начале Великой Отечественной войны с 23 июня по 16 июля в Совете по эвакуации при СНК СССР. С 10 июля -- член Ставки ВГК. С 21 по 30 июля 1941 г. -- начальник штаба главкома Западного направления.

-- С 29 июля вновь назначен начальником Генштаба РККА. При его непосредственном участии были разработаны предложения по подготовке и ведению контрнаступления Красной Армии зимой 1941--1942 гг.

-- Был снят с поста начальника Генштаба РККА 11 мая 1942 г. после разгрома Крымского фронта под Керчью, на этой должности его сменил А. М. Василевский.

Заместитель наркома обороны СССР Б.М.Шапошников в рабочем кабинете. 1942 г.

-- С мая 1942 по июнь 1943 г. -- заместитель наркома обороны СССР.

-- В июне 1943 назначен начальником Военной академии Генерального штаба.

-- Умер от тяжёлой болезни, не дожив 44 дня до Победы.

-- После смерти в 1945 был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

0x01 graphic

Оценки современников

Молотов, Вячеслав Михайлович 1978 год: "Маршал Шапошников - хороший человек. Сталин хорошо к нему относился. Он из царских офицеров. Но только благодаря ленинскому пониманию момента истории мы заняли такие позиции в настоящее время, которые никому, никаким Шапошниковым были не под силу. Но он к политике и не рвался. В своем деле был силен".

"Он был последовательным поборником строгой дисциплины, но врагом окрика. Грубость вообще ему была органически чужда. Его нельзя назвать "отцом-командиром" в общепринятом смысле этих слов: он не похлопывал подчиненного по плечу, не спрашивал заботливо, пообедал ли тот. Он был глубоко убежден, что солдат, тем более командир, должен и может сам вовремя поесть, другое дело - побеспокоиться об организации снабжения и обеспечения войск, чтобы продовольствие всегда имелось во всех частях, этого он никогда не забывал" (М. Захаров).

"Нам суждено было долго работать вместе. Я уже писал в своих воспоминаниях, что немногие люди оказали на меня такое сильное влияние и дали мне так много, как он." (А. Василевский).

Сочинения

-- Конница: Кавалерийские очерки. Высший военный редакционный совет. 1922.

-- На Висле: к истории кампании 1920 года. Воениздат. 1924.

-- Варшавская операция. 1933.

-- Битва за Москву. Московская операция Западного фронта 16 ноября 1941 г. - 31 января 1942 г.

-- Воспоминания -- военно-научные труды. -- М., 1982.

-- Статьи в журнале "Военное дело".

Награды

-- 3 Ордена Ленина (31.12.1939, 03.10.1942, 21.02.1945)

-- 2 Ордена Красного Знамени (14.10.1921, 03.11.1944)

-- Орден Суворова I степени (22.02.1944)

-- 2 Ордена Красной Звезды (15.01.1934, 22.02.1938)

-- Медаль "XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии" (22.02.1938)

-- Медаль "За оборону Москвы" (01.05.1944)

Литература

-- Шапошников Б. М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., Воениздат, 1974.

-- Василевский А. М. Дело всей жизни. М., Политиздат, 1973.

-- Горелик Я. М. Борис Михайлович Шапошников. М., Воениздат, 1961.

-- Баландин Р. К. Маршал Шапошников. Военный советник вождя. М., Вече, 2005.

-- Иванов С. П. Штаб армейский, штаб фронтовой. М., Воениздат, 1990.

-- Симонов К. Собр. соч. в 10 томах. Т.8, "Разные дни войны. 1941 год". М., Худ. лит-ра, 1982.

-- "Солдатами были все". Мн., Беларусь, 1968.

-- Еременко А. И. В начале войны. М., Наука, 1965.

-- Проэктор Д. М. Агрессия и катастрофа. М., Наука, 1972.

-- Штеменко С. М. Генеральный штаб в годы войны. Кн.1, М., Воениздат, 1975.

-- Рерих Н. Листы дневника. Т.3, М., 2002.

ДУХОВНЫЕ ЗАДАНИЯ ДЛЯ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА

(продолжение из моей книги - А.К.)

МЫСЛИ О ГЛАВНОМ

МУДРОСТЬ

Мудростью называется такая добродетель, при которой человеческий разум приобретает способность верно определять, насколько в каждом отдельном случае известное действие находится в соответствии или противоречии с требованиями нравственного закона.

В общее понятие мудрости входят: благоразумие, рассудительность, осторожность и предусмотрительность.

Нравственная мудрость не имеет ничего общего с так называемой житейской опытностью, состоящею в искусстве достигать чисто практических выгод; это искусство может стать даже в прямое противречие с добродетелью мудрости, если человек стремится к житейским выгодам и материальным благам как к самостоятельной и преобладающей цели своей жизни.

"Мудрость, сходящая свыше, - говорит Св. Апостол, - во-первых, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и нелицемерна" (Иак. 3, 17)

СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Справедливость есть добродетель, при которой воля человека приобретает привычное направление к такому образу действий, когда он воздает всякому должное и делает всегда то, что обязан, как по отношению к отдельным людям, так и по отношению ко всему человечеству.

МУЖЕСТВО

Мужество помогает человеку смело встречать опасности и препятствия на пути неуклонного стремления к осуществлению требований нравственности, в интересах которой он с твердостью переносит все постигающие его тягости и бедствия. Обладание мужеством представляется безусловно необходимым для того, чтобы человек держался неизменно, в течение всей жизни, на прямой стезе чести, добра и правды.

Разнообразные бедствия, которым человек подвержен в этой жизни, могут смутить и подавить его, если он не противопоставит им энергию своей души; только посредством напряжения всех душевных сил может он успешно выйти из борьбы с опасностями и искушениями, угрожающими его нравственной чистоте.

Под понятие добродетели мужества подводятся следующие ее виды:

1)великодушие,

которое обнаруживается преимущественно в свободе от всяких своекорыстных расчетов и колебаний в виду предстоящего совершения честного и доброго дела, а также в устранении мелочной щекотливости и злопамятства в таких случаях, когда речь идет о прощении чужой несправедливости;

2)самоотвержение,

как благородная готовность человека к пожертвованию своими интересами и даже самой жизнью, когда это необходимо для общего или частного блага;

3)терпение,

которое среди бедствий и лишений предохраняет душу от уныния и отчаяния и, несмотря на всю тяжесть испытываемых страданий, удерживает человека на пути добра. "Терпением вашим, - поучает нас Христос, - спасаете души ваши" (Лук. 21, 19);

4)стойкость,

при которой человек твердо и неотступно преследует до конца, преодолевая все препятствия и трудности, осуществление того, что признается добром.

"Бодрствуйте, стойте в вере, - увещает Св. Апостол, - будьте мужественны, тверды, непоколебимы, всегда преуспевайте в деле Господнем". (1 Коринф. 16, 13, 15 и 58).

УМЕРЕННОСТЬ

Умеренность есть такая добродетель, при помощи которой человек, удерживая в границах нравственности и естественной необходимости все стремления, связанные с потребностями его физической природы, строго охраняет себя от всяких излишеств и чувственных увлечений; к области этой добродетели относятся:

-- скромность,

-- целомудрие,

-- благопристойность,

-- воздержанность и

-- трезвость.

Благоразумная умеренность, руководимая знанием и твердой волею, служит наиболее важным средством к охранению телесного и душевного здоровья человека.

-- благотворительность

...Обязанность благотворительности, состоящая главным образом в оказании материальной помощи нуждающимся в ней людям. Выполнение этой обязанности дает самую чистую отраду сердцу благотворителя, если он искренно следует евангельским заветам, чтобы милостыня его была втайне и доброе дело его не было вынужденно, а добровольно (Матф. 6, 4; Филим. 1, 14). "Доколе есть время, - говорит Св. Апостол, - будем делать добро всем, а наипаче своим по вере" (Галат. 6, 10).

-- самообладание

Самообладание, в котором заключается истинная нравственная свобода человека; для того, чтобы поступать нравственно, ему, прежде всего, необходимо владеть собою, сохраняя в равновесии все свои силы постоянно готовыми действовать по указаниям разума и совести.

-- правдивость

Обязанность правдивого отношения к ближним, состоящая в том, во-первых, что каждый человек должен стремиться к истинному просвещению других, особенно же близких ему людей, в религиозном, нравственном и умственном отношениях, и, во-вторых, что он должен неизменно выступать по правде и сообщать другим только то, что сам по совести считает истинным.

"Отвергнув ложь, - поучает нас Св. Апостол, - говорите истину каждый ближнему своему" (Ефес. 4, 25); всякая неправда есть грех" (1 Иоан. 5, 17).

-- миролюбие (НЕЗЛОБЛИВОСТЬ)

Поправший страсти имеет мирное устроение сердца, ничем невозмутимое, светлое состояние духа... Это внутреннее мирное устояние является и во вне мирностию со всеми и распространением мира вокруг. Есть такие благодатные личности, которые, как только являются в какой круг, тотчас водворяют мир и согласие.

"Это блаженные миротворцы, коих отличил Господь чрез наименование сынами Божиими. Они и с ненавидящими мира бывают мирны" (Пс. 119, 6).

ВЕРНОСТЬ ДОЛГУ

Верность долгу, требует от человека добросовестного выполнения всех его обязательств по отношению к другим людям.

Исполнением воинского долга называется тот случай, когда военнослужащий, по долгу совести, присяги, службы, дисциплины и воинского звания, совершает то, что от него требуют военные законы. Кто признается честно исполнившим свой долг?

На войне - тот, кто самоотверженно бился с врагом для последней капли крови и дорого продал свою жизнь.

В мирное время - всякий, кто служит верой и правдою...

Идеал воина заключается не в том, чтобы не падать в борьбе со своим ратоборцем, но в том, чтобы, упавши, не валяться, а, встряхнувшись, снова взяться за оружие и хотя бы со свинцом в груди, но до конца отстаивать честь и достоинство армии и благосостояние родины.

Литература

-- Дьяченко Г. Вера. Надежда. Любовь. Катехизисные поучения. В 3 т.Т.1. - М., 1993.

-- Основные понятия о нравственности, праве и общежитии: Курс законоведения для кадетских корпусов. - СП б., 1889.

-- Шалапутин Н. Катехизис русского солдата. - М., 1913.

-- Цветник духовный. Назидательные мысли и добрые советы, выбранные из творений мужей мудрых и святых. (Две части в одной книге). - Изд. 5-е. - М., 1909.

Триера.

Рисунок процарапан моряком на стене греческой усадьбы

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

(Афоризмы древней Греции)

-- Будучи поставлен во власть, не употребляй на должности при себе лукавых людей, ибо в чем они погрешат, за то обвинят тебя как начальника.

-- Слово есть образ дела.

-- Молчание скрепляет речи, а своевременность скрепляет молчание.

-- Законы подобны паутине: если в них попадается бессильный и легкий, они выдержат, если большой - он разорвет их и вырвется.

-- Не выноси приговора, не выслушав обеих сторон.

-- Друзей приобретай не спеша, а приобретенных не отвергай.

-- К другу не учащай ходить, дабы, пресыщенный тобой, он не возненавидел тебя.

-- Упрекай друга наедине, хвали -- публично.

-- Советуй не то, что всего приятнее, а то, что всего лучше.

-- Опьянение есть истинное безумие, оно нас лишает наших способностей.

-- Кто для многих страшен, тот должен многих бояться.

-- Во всем нужна мера.

-- Забота об излишнем часто соединяется с потерей необходимого.

-- От богатства родится пресыщение, от пресыщения спесь.

-- Избегай удовольствия, которое рождает печаль.

-- Богам -- почет, родителям -- честь.

-- Равенство не рождает войну.

Солон (между 640 и 635 -- ок. 559 гг. до н. э.)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 02/05/2011, изменен: 02/05/2011. 80k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 26 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Суд над генеральным штабом"...

Каменев Анатолий Иванович
"Суд над генеральным штабом"...