ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Утирай слезы обиженных и наказывай виновных

"Утирай слезы обиженных и наказывай виновных -

вот твоя инструкция!"...

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее...

Николай I со штабом в лагере

НИКОЛАЙ I

(письма его и современников той поры)

(Фрагменты)

Прусский король Фридрих-Вильгельм IV, с юных лет коротко знавший Николая I, также выделял после его кончины высокие качества русского царя: "Один из благороднейших людей, одно из прекраснейших явлений в истории, одно из вернейших сердец и, в то же время, один из величественных государей этого убогого мира отозван от веры к созерцанию".

По словам В. С. Соловьева, "в императоре Николае Павловиче таилось ясное понимание высшей правды и христианского идеала, поднимавшее его над уровнем не только тогдашнего, но теперешнего общественного сознания".

По словам В. А. Жуковского, началась трехнедельная "борьба не за власть, а за пожертвование чести и долгу троном", чем и воспользовались заговорщики тайных обществ.

По свидетельству всех современников, 14 декабря, когда, наконец, была назначена новая присяга и вместе с тем вспыхнуло восстание, новый царь выказал то присутствие духа, личную отвагу и твердую решимость, которые во многом способствовали очень быстрому и почти бескровному прекращению бунта.

"Я видел,- вспоминал он позднее,- что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти почти наверно все, или, пощадив себя, жертвовать решительно государством".

Он написал сестре Марии, герцогине Саксен-Веймарской: "Наш ангел должен быть доволен, воля его исполнена, как ни тяжела, ни ужасна она для меня. Молитесь, повторяю, Богу за вашего несчастного брата: он нуждается в этом утешении, и пожалейте его".

"Сегодня вечером,- говорил хмурым утром император А. Х. Бенкендорфу,- может быть, нас обоих не будет на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг". Такое же настроение владело им и накануне, когда он обращался к жене: "Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество и, если придется умереть, умереть с честью".

Собираясь на Сенатскую площадь, государь наугад раскрыл всегда лежавшее на его письменном столе Евангелие и прочитал выпавший отрывок, обратившись к находившемуся рядом П. В. Кутузову: "Посмотри, Павел Васильевич, какой мне стих вышел: "Аз есмь пастырь добрый; пастырь добрый душу свою полагает за овцы, а наемник, иже несть пастырь, бежит".

Затем Николай I отправился во главе верных ему преображенцев и конногвардейцев в гущу событий, сказав брату Михаилу: "Я или император, или мертв".

Н. М. Карамзин

Н. М. Карамзин так описывал свое впечатление от приснопамятного дня и господствующую атмосферу: "14 декабря я был во дворце, выходил и на Исаакиевскую площадь, видел ужасные лица, слышал ужасные слова, и камней пять-шесть упало к моим ногам. Новый император оказал неустрашимость и твердость. Первые два выстрела рассеяли безумцев с Полярною Звездою, Бестужевым, Рылеевым и достойными их клевретами. Я, мирный историограф, алкал пушечного грома, будучи уверен, что не было иного способа прекратить мятежа. Ни крест, ни митрополит не действовали!"

В. А. Жуковский, лично знавший многих декабристов, восклицал: "Какой день был для нас 14 числа! В этот день все было на краю погибели и все бы разрушилось. Но по воле Промысла этот день был днем очищения, днем ужаса, но в то же время днем великого наставления для будущего... Мы прожили вековой день... Государь отстоял свой трон... Отечество вдруг познакомилось с ним, и надежда на него родилась посреди опасности, устраненной его духом... Одним словом, во все эти решительные минуты Государь явился таким, каков он быть должен: спокойным, хладнокровным, неустрашимым. Он представился нам совершенно другим человеком; он покрылся честью в минуту, почти безнадежную для России".

"Я Император,- писал он (Николай - А.К.) брату,- но какою ценою. Боже мой! Ценою крови моих подданных".

По своему духу, воспитанию и воспринятым традициям Николай I чуждался "общей заразы своекорыстия", путей "коммерческих народов", господства эгоцентрических страстей, отрывающих права человека от его долга и обязанностей.

А. И. Герцена - "зародыш и умственный центр грядущей революции".

А. И. Якубович, готовый убить императора, предлагал отворить кабаки для черни, взбунтовать солдат и мужиков, напоить их водкой, а затем направить эту "смесь" на Зимний дворец и предать разграблению богатые кварталы Санкт-Петербурга.

По словам С. М. Соловьева, нужно было выдержать первый напор революционного Запада, его порывистых движений вперед и соответствующих реакций - столь же рьяных отступлений назад.

Николай I поручил делопроизводителю следственной комиссии А. Д. Боровкову изложить вытекающие из рассматриваемых материалов выводы о насущных государственных нуждах. "Надобно,- отмечалось в соответствующей записке,- даровать ясные, положительные законы; водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства; возвысить нравственное образование духовенства; подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях; воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами; направить просвещение юношества сообразно каждому состоянию; улучшить положение земледельцев; уничтожить унизительную продажу людей; воскресить флот; поощрить честных людей к мореплаванию, словом, исправить немыслимые беспорядки и злоупотребления".

"Я отличал и всегда отличать буду,- признавался он французскому посланнику де Сан При,- тех, кто хочет справедливых требований и желает , чтобы они исходили от законной власти, от тех, кто сам бы хотел предпринять их и Бог знает какими средствами".

В манифесте от 13 июля 1826 г. по случаю коронации говорилось: "Не от дерзких мечтаний, всегда раздражительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления. В сем порядке постепенного усовершенствования всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к нам путем законным, для всех отверстым, всегда приняты будут нами с благоволением; ибо мы не имеем, не можем иметь другого желания, как видеть отечество наше на самой высокой степени счастья и славы, Провидением ему предназначенной".

Здесь вполне уместно вспомнить записку Ф. И. Тютчева "Россия и революция", составленную в связи с европейскими волнениями 1848 года и одобренную Николаем I. В ней резко ставится вопрос о судьбах России и Запада в контексте мировых тенденций и борений: "Уже с давних пор в Европе только две действительные силы, две истинные державы: Революция и Россия. Они теперь сошлись лицом к лицу, а завтра, может, схватятся. Между тою и другою не может быть ни договоров, ни сделок. Что для одной жизнь - для другой смерть. От исхода борьбы, завязавшейся между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества".

В рескрипте Николая I от 13 сентября 1846 года повторена та же мысль применительно к более узкой, армейской, области: "Мне особенно приятно видеть, что главная цель военного воспитания обращена к развитию в юношах чистых правил нравственности и чувства чести".

В отчете о десятилетии работы своего министерства Уваров так оценивал поставленную в 1833 г. задачу: "Посреди быстрого падения религиозных и гражданских учреждений в Европе, при повсеместном распространении разрушительных понятий, в виду печальных явлений, окружающих нас со всех сторон, надлежало укрепить отечество на твердых основаниях, на коих зиждется благоденствие, сила и жизнь народная; найти начала, составляющие отличительный характер и ей исключительно принадлежащие; собрать в одно целое священные остатки ее народности и на них укрепить якорь нашего спасения. К счастью, Россия сохранила теплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать, усиливаться, жить".

Из слов Николая I: "быть, а не казаться", "служить, а не прислуживаться", "честь, а не почести", "в правоте моя победа".

0x01 graphic

А. С. Пушкин

Пушкин в 1826 г. надеялся, что молодой император пойдет по пути "пращура", будет "как он, неутомим и тверд".

"Странная моя судьба,- признавался он (Николай - А.К.) в одном из писем,- мне говорят, что я - один из самых могущественных государей в мире, и надо бы сказать, что все, т. е. все, что позволительно, должно бы быть для меня возможным, что я, стало быть, мог бы по усмотрению быть там, где и делать то, что мне хочется. На деле, однако, именно для меня справедливо обратное. А если меня спросят о причине этой аномалии, есть только один ответ: долг! Да, это не пустое слово для того, кто с юности приучен понимать его так, как я. Это слово имеет священный смысл, перед которым отступает всякое личное побуждение, все должно умолкнуть перед этим одним чувством и уступать ему, пока не исчезнешь в могиле. Таков мой лозунг. Он жесткий, признаюсь, мне под ним мучительнее, чем могу выразить, но я создан, чтобы мучиться".

Если Петр I воспринимался порою как плотник на троне, то его потомок любил говорить: "мы - инженеры".

И впоследствии, уже на царском троне, он стремился тщательно вникать не только в военные или строительные проблемы, но и в вопросы технического оборудования, полезного предпринимательства, финансовой и экономической политики и многие другие, пытался "все видеть своими глазами, все слышать своими ушами".

Вахтпарады, смотры флота, маневры, испытательные стрельбы разрывными снарядами, работа комиссий по крестьянскому вопросу или строительству железных дорог - все это и многое другое не обходилось без прямого участия государя. Обычными стали его частые поездки по различным областям империи, осмотры больниц, тюрем, казенных складов, посещения присутственных мест, учебных заведений, вновь возводимых сооружений.

Достаточно взглянуть лишь на некоторые резолюции самодержца: "Мы все на службе не за тем, чтобы гулять, а чтобы дело делать"... "Должно держаться неотступно данных приказаний и впредь не сметь от них отступать"... "Я уже не раз приказывал с предложениями, противными закону, не сметь входить... когда закон есть, должно его соблюдать без изыскания предлогов к неисполнению".

Многие современники отмечали и рыцарские качества Николая I, который строго придерживался кодекса чести, верности данному слову, с "крайним омерзением" относился к хитроумной фальши, закулисным интригам, подкупам оппонентов и прочим нелегальным уловкам, часто допускаемым так называемыми цивилизованными государствами. Даже явный недоброжелатель А. де Кюстин писал, что ум царя "самый практичный и ясный, какой только бывает на свете. Не думаю, чтобы сыскался сегодня второй государь, который бы так ненавидел ложь и так редко лгал, как этот император".

К рыцарским достоинствам Николая I, отличавшим его как "сильную, благородную и весьма идеальную натуру" (К. Н. Леонтьев), добавлялось и несомненное мужество.

По наблюдениям современников, Николай I, подобно Петру I, но на свой лад в быту был весьма непритязателен, предпочитал обходиться простыми кушаниями вроде щей и гречневой каши, вел достаточно спартанский образ жизни, старался даже в заграничных путешествиях не изменять своим привычкам и спать по-походному на холщовом мешке с соломой вместо матраса.

Царь и умер, как писала А. Ф. Тютчева, в маленьком кабинете на первом этаже Зимнего дворца "лежа поперек комнаты на очень простой железной кровати... Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати".

Характеризуя Николая I, следует также заметить, что любовь ко всему военному, армейской организации и простоте не мешала ему владеть иностранными языками, обладать художественным вкусом, увлекаться театром, сочинять музыку, любить церковное пение и нередко самому в нем участвовать.

Отмеченные черты личности царя во многом способствовали движению страны к тем целям, о которых можно судить по его словам, начертанным в 1850 г. на отчете министра иностранных дел К. В. Нессельроде и адресованным сыну: "Дай Бог, чтобы удалось мне сдать тебе Россию такою, какою стремился я ее поставить: сильной, самостоятельной и добродающей - нам добро,- никому зло".

А. де Кюстин удивлялся, как мощно одарена от природы русская нация, сумевшая сохранить свое неповторимое лицо в условиях, когда власть предержащие и знать беспрерывно "клянчили идеи и искали образцов для подражания во всех обществах Европы".

"Во мне поднимается волна почтения к этому человеку,- восхищался А. де Кюстин. - Всю силу своей воли он направляет на потаенную борьбу с тем, что создано гением Петра Великого; он боготворит сего великого реформатора, но возвращает к естественному состоянию нацию, которая более столетия назад была сбита с истинного своего пути и призвана к рабскому подражательству... чтобы народ смог произвести все то, на что способен, нужно не заставлять его копировать иностранцев, а развивать его национальный дух во всей его самобытности".

А. А. Бестужев.

Гравюра с автопортрета. 1839 г.

Николая I можно считать самым национальным из всех монархов, занимавших до него престол Петра I. Он верил в мировое призвание Святой Руси и по мере сил и понимания пытался самоотверженно служить ей на всех направлениях своей деятельности.

Большое внимание в правление Николая I уделялось развитию естествознания. В данном царем уставе Академии наук писалось, что "она старается расширить пределы всякого рода полезных человечеству знаний... имеет попечение о распределении просвещения. Она обращает труды свои непосредственно в пользу России, распространяя познания о естественных произведениях империи".

Академик Ф. А. Бредихин, создавший классификацию кометных форм, а также теорию распада комет и образования метеорных потоков, видел в увлечении самодержца астрономией "какое-то внутреннее расположение к ней. Стройный порядок системы, строгое соподчинение частей целому, твердость и доказательность перехода от известного к неизвестному - и не в отвлеченной области мышления, а в приложении к конкретному, имеющемуся пред очами и необъятному пространством организму вселенной - все это находило, по-видимому, сочувственные фибры в возвышенной душе Монарха, который в громадной империи своей стремился упрочить законность, стройный порядок и спокойное развитие на стезе правды и добра".

По словам Д. Н. Толстого, "прощение Пушкина и возвращение его из ссылки составляет самую крупную новость эпохи". Монаршая милость и начавшийся диалог с самодержцем обернулись для поэта заменой обычной цензуры на высочайшую и просьбой императора составить упоминавшуюся выше записку "О народном воспитании". ...

В 1831 г. Пушкин с радостью сообщал П. В. Нащокину: "Царь (между нами) взял меня на службу, т. е. дал мне жалованья и позволил рыться в архивах для составления "Истории Петра I". Дай Бог здоровья царю".

Сам император обнаружил в статье Киреевского "Девятнадцатый век" "сокровенный" смысл. Сочинитель, передает мнение Николая I А. Х. Бенкендорф, рассуждая о литературе, разумеет совсем иное: "Под словом просвещение он понимает свободу... деятельность разума означает у него революцию, а искусно отысканная середина не что иное как конституция".

В. Г. Белинского, который отрицал всякие верования, традиции и авторитеты и всегда готов был заклеймить все "реакционное". ... Однако затем критические стрелы "неистового Виссариона" все чаще стали направляться против христианских убеждений, правящих классов, любых стеснительных оков против свободомыслия.

Хомяков писал, что не щегольство перед обществом знанием русского быта и духа и "выдумывание чувств и мыслей, которых не знал русский народ", а понимание хотя и не проявившейся вполне нормы его нравственного закона должно составить главную задачу в активном освоении прошлого. Речь шла именно о полноте нравственного закона, который следует принять за высшую норму человеческого развития и осветить ей все виды государственной и общественной деятельности, чтобы освободиться от дурных влияний, говоря словами Николая I, "общей заразы своекорыстия".

"В своем попечительском вдохновении,- подчеркивал Г. Флоровский,- "полицейское государство" неизбежно оборачивается против Церкви. Государство не только ее опекает. Государство берет от Церкви, отбирает на себя, берет на себя ее собственные задачи, берет на себя безраздельную заботу о религиозном и духовном благополучии народа. И если затем доверяет или поручает эту заботу снова духовному чину, то уже по титулу государственной полезности и нужды. Поэтому само государство определяет объем и пределы обязательного и допустимого даже в вероучении. И поэтому на духовенство возлагается от государства множество всяческих поручений и обязательств. Духовенство обращается в своеобразный служилый класс. И от него требуется именно так и только так думать о себе. За Церковью не оставляется и не признается право творческой инициативы даже в духовных делах. Именно на инициативу всего более и притязает государство, на исключительное право инициативы, не только на надзор..."

Царю приписывали следующие слова: "Я не хочу умереть, не совершив двух дел: издания свода законов и уничтожения крепостного права".

В разговоре с П. Д. Киселевым, которого он (Император - А.К.) в шутку называл своим "начальником штаба по крестьянской части", он раскрывал давнюю озабоченность: "Видишь ли эти картоны на полках моего кабинета? Здесь я со вступления моего на престол собрал все бумаги, относящиеся до процесса, который я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян во всей Империи".

Денис Давыдов

По словам Дениса Давыдова, "для лиц, не одаренных возвышенным взглядом, любовью к просвещению, истинным пониманием дела, военное ремесло заключается лишь в наносно-педантическом, убивающем всякую умственную деятельность парадировании". Знаменитый партизан по собственным впечатлениям хорошо представлял себе последствия вдохновенного изучения правил вытягивания носков, равнения шеренг, исполнения ружейных приемов и т. д., чем "щеголяют все наши фронтовые генералы и офицеры, признающие устав верхом непогрешимости, служащим для них источником самых высоких поэтических наслаждений". Наследник суворовских традиций сетует на то, что ряды армии постепенно наполняются грубыми солдафонами:

"Грустно думать, что к этому стремится правительство, не понимающее истинных требований века, и какие заботы и огромные материальные средства посвящены им на гибельное развитие системы, которая, если продлится надолго, лишит Россию полезных и способных слуг. Не дай Бог убедиться нам на опыте, что не в одной механической формалистике заключается залог всякого успеха. Это страшное зло не уступает, конечно, по своим последствиям татарскому игу! Мне уже состарившемуся в старых, но несравненно более светлых понятиях, не удастся видеть эпоху возрождения России.

Горе ей, если к тому времени, когда деятельность умных и сведущих людей будет ей наиболее необходима, наше правительство будет окружено лишь толпою неспособных и упорных в своем невежестве людей. Усилия этих лиц не допускать до него справедливых требований века могут ввергнуть государство в ряд страшных дел".

Что же касается умных и сведущих людей, то Николай I, как уже говорилось, умел их ценить и использовать на государственной службе, несмотря на предвзятое отношение к ним целого ряда лиц из своего ближайшего окружения. Так, после кончины М. М. Сперанского в 1839 г. он заметил: "Михаила Михайловича не все понимали и не все умели довольно ценить; сперва я и сам в этом более всех, может статься, против него грешил. Мне столько было наговорено о его превратных идеях, о его замыслах; но потом время и опыт уничтожили во мне действия всех этих наговоров. Я нашел в нем верного и ревностного слугу с огромными сведениями, с огромной опытностью, с неусыпавшею никогда деятельностью".

Часть рукописи стихотворения "Смерть Поэта" с рис. М. Ю. Лермонтова. 1837.

Лист набросков из альбома А. М. Верещагиной. Рис. М. Ю. Лермонтова. 1830--1836.

Отгораживаясь от непосредственной связи с земскими началами империи, чиновничество не только торпедировало любые попытки преобразований, способных нарушить его устоявшееся положение, но и начинало исподволь диктовать свои условия игры.

"Эта тупая среда,- подчеркивает Ю. Ф. Самарин,- лишенная всех корней в народе и в течение веков карабкавшаяся на вершину, начинает храбриться и кривляться перед своей собственной единственной опорой... Власть отступает, делает уступку за уступкой без всякой пользы для общества".

Когда при создании III отделения А. Х. Бенкендорф просил у царя соответствующих инструкций, тот ответил ему: "Утирай слезы обиженных и наказывай виновных - вот твоя инструкция!"

Противоречия стали обостряться в последнее семилетие николаевского царствования, когда после очередных европейских революций 1848-1849 гг. в России произошло резкое изменение общественной обстановки. Получив первые известия о событиях в Париже, царь явился во дворец наследника, где проходил бал, и громко провозгласил среди танцующих: "Седлайте коней, господа, во Франции объявлена республика..."

Говоря о духовных уроках Крымской войны, Ф. И. Тютчев, в частности, писал: "Нам было жестоко доказано, что нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет, без существенного вреда для общественного организма. Видно, всякое ослабление и заметное умаление умственной жизни в обществе неизбежно влечет за собою усиление материальных наклонностей и гнусно-эгоистических инстинктов. Даже сама власть с течением времени не может уклониться от неудобств подобной системы. Вокруг той сферы, где она присутствует, не встречая извне ни контроля, ни указания, ни малейшей точки опоры, кончает тем, что приходит в смущение и изнемогает под собственным бременем еще прежде, чем бы ей суждено пасть под ударами злополучных событий".

Пляшущие грузинки.

Рис. М. Ю. Лермонтова. 1837.

Тяжелые заботы, напряженные труды, непредвиденные измены, неизбежные огорчения не могли не пошатнуть железного здоровья Николая I. Незадолго до своей кончины он писал М. Д. Горчакову: "Вероятие хорошего оборота дел с Австрией, всегда мне сомнительное, с каждым днем делается слабее, коварство - яснее, личина исчезает, и потому все, что в моих намерениях основывалось на надежде безопасности с сей стороны, не состоялось и возвращает нас к прежнему тяжелому положению. Но,- буди воля Божья! - буду нести крест мой до истощения сил".

В конце января 1855 г. Царь заболел острым бронхитом, но не переставал заниматься государственными делами. Продолжая болеть, он даже выезжал из дворца при двадцатиградусном морозе для осмотра и напутствования выступавших в поход маршевых батальонов 1-й гвардейской дивизии. На заявление же лейб-медика о явной опасности таких выездов лишь заметил: "Ты исполнил свой долг; позволь и мне исполнить мой".

Наследнику же своему поручил передать благодарность "войску, флоту и, в особенности, защитникам Севастополя".

Николай I скончался 18 февраля 1855 г.

И в последние минуты жизни признался цесаревичу, как бы передавая ему нелегкую эстафету:

"Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжкое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое.

Провидение судило иначе.

Теперь иду молиться за Россию и за вас.

После России, я вас любил более всего на свете".

0x01 graphic

"Цыганы". Художник Ю. Звербулис.

Автопортрет А. С. Пушкина верхом. Путешествие в Арзрум. 1829 г.

РУССКИЕ В ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ

Иван Снегирев

Утешительная надежда вела к преданности и покорности промыслу, о коих скажут нам сами предки своими словами:

На Бога положишься, не обложишься.

Бог пристанет, и пастыря приставит.

Бог даст день, даст и пищу.

Бог дал живот, Бог даст и здоровье.

Бог даст и в окошко подаст.

Но чтобы сие упование, столь спасительное, не сближало с крайностями -- беспечностью и нерадением, столь губительными для человека, -- предки наши остерегали:

На Бога надейся, а сам не плошай.

Боже, помоги, а ты, небоже (убогий), не лежи.

Богу молись, а к берегу гребисъ.

Молись, а злых дел берегись.

Береженого и Бог бережет.

Другая крайность -- отчаяние -- видна в пословице, вероятно, родившейся в Сибири:

До Бога высоко, до царя далеко.

К довольству своим состоянием призывает пословица:

Не так живи, как хочется, а как Бог велит.

Простой народ у нас большею частию неграмотный, научает детей своих благонравию и добродетели пословицами, близкими к правилам святой веры и преданиям православной церкви.

Прародительские слова, как наследственные заповеди повторяются и применяются потомками к разным обстоятельствам жизни и часто, по старинному обычаю, с пожеланием покойникам вечной памяти, именно так:

Правду говаривал покойный дедушка (батюшка, матушка), царство небесное: Хваля Бога, не погибнешь, а хуля, не воскреснешь.

За Богом молитва, за царем служба не пропадает.

Молиться вперед пригодится.

За Богом пойдешь -- добрый путь найдешь.

0x01 graphic

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

-- Отчизну кто клянет -- с семьей тот порывает.

-- Рассказывая о своем горе, часто его облегчаешь.

-- Мы не вправе жить, когда погибла честь.

-- Честь у мужчин одна, возлюбленных так много! Любовь забыть легко, но честь нельзя никак.

-- Пример действует сильнее угрозы.

-- Кто много говорит, тот говорит много глупостей.

-- Всегда везде для всех да будет правый суд.

-- Нет добродетели, то знатность не поможет.

-- Человек мужественный -- верен своему слову.

-- Любовь -- жестокий царь, ее всесильно иго.

-- Бог страсти -- злой тиран, и он за все в ответе.

-- Беспечность -- худший враг, чем вражеская рать.

-- Обложка первого издания "Сида" Корнеля.

-- "Сид" -- испанский герой, а первая постановка состоялась в разгар войны с Испанией (Тридцатилетняя война), в тяжёлое для Франции время военных поражений.

Пьер КОРНЕЛЬ (1606 -- 1684) -- французский драматург

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 07/12/2012, изменен: 07/12/2012. 33k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 10 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Утирай слезы обиженных и наказывай виновных - вот твоя инструкция!"...

Каменев Анатолий Иванович
"Утирай слезы обиженных и наказывай виновных - вот твоя инструкция!"...