ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Вакансия на должность Ликурга в России

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


  
  
  

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  

0x01 graphic

  

Сражения под Фокшанами 21 июля 1789 года между русско-австрийской армией под командованием генерал-аншефа А. В. Суворова и турецким войском Осман-паши.

  
   161
   Закалка настойчивости.
   Суворов совершенно не допускает возможности прекратить начатую атаку и считал возможным только два конца - победу и смерть. В этом отношении весьма характерен анекдот, передаваемый Дюбокажем, который свидетельствует, что при Нови: "Центр русской армии, после отбитой атаки, был в полном беспорядке. Офицер скачет доложить об этом фельдмаршалу, но, забыв, что докладывает Суворову, он говорит: я прибыл доложить что русские разбиты. "Русские разбиты, - повторил Суворов, - значит они все убиты?". "Конечно, нет", - ответил офицер. "Так значит же они не разбиты", - продолжал герой. Не мудрено после этого, что даже у противника о Суворове сложилось следующее мнение. Вот отзыв о нем генерала Моро: "Что сказать о генерале, обладающим столь безнадежным упорством, что он скорее погибнет вместе с последним солдатом своей армии, чем отступит хоть на один шаг". Подобная настойчивость, проведенная через всю боевую деятельность, не могла, конечно, не вселить в войска полного доверия и прочного убеждения, что каждая предпринятая атака во всяком случае поведет к победе. И войска всегда шли в атаку с непоколебимою уверенностью в успехе. Не можем не коснуться здесь, что именно это упорство в начатой атаке подвергается постоянно самой резкой критике военный писателей, разбирающих деятельность нашего славного фельдмаршала. Но они, как нам кажется, часто забывают, что не всегда обстоятельства боя позволяют начальнику настолько верно уяснить обстановку боя, как это может военный историк, имея перед собой открытые карты обоих противников. А следовательно, и великий полководец может иногда ошибиться в направлении и своевременности решительной атаки. Но из этого не следует еще, что можно советовать в подобных случаях бросать начатую атаку, не добившись ее конечной цели. Каковы будут войска, которые привыкнут ходить в атаку не с тем, чтобы, во всяком случае, довести ее до конца и заставить противника уступить их желаниям? Конечно, такого рода настойчивость ведет за собою весьма упорные и крайне кровопролитные бои, но и это имеет за собой не мало выгоды, так как, говоря словами Суворова: "Одно кровопролитное сражение исключает многие другие, которые в сумме стоили бы больших потерь".
  

(С. Гершельман. Нравственный элемент в руках Суворова. Изд. 2-е. - Гродно, 1900).

  

0x01 graphic

Охота на волка. 1873.

Художник Петр Петрович Соколов (1821-1899)

  
   162
   ЗАКОН И ЗАКОННОСТЬ
   Основу, или опору единоначалия составляют Закон и личный авторитет офицера. Законность придает единоначалию силу, авторитет обеспечивает благоприятное восприятие этой силы. Возможность управления войсками основывается на существовании в них широких идей законности и обязательства (А. Зыков). Без них невозможно никакое управление, и величайшее заблуждение предполагать, что этого можно достичь другими мерами, как-то: жесткой дисциплиной, угрозой и принуждением. Законность - это система взаимных обязательств, которые устанавливаются для того, чтобы в рамках дозволенного начальник осуществлял свою власть и оберегал права подчиненных, а подчиненный - не покушался на права и полномочия начальника, но в то же время, полностью исполнял свои обязательства перед начальником. Обратим внимание на весьма важный момент, который состоит в том, что в условиях воинской деятельности законность предполагает не только защиту полномочий начальника, но и защиту им прав и полномочий подчиненных. Не подчиненный, а начальник должен защищать права подчиненных, - в этом суть истинной законности. Когда происходит обратное (подчиненному приходится защищать свои права), - это явное свидетельство творящегося беззакония. М.И. Драгомиров справедливо отмечал, что "чувство долга растет не снизу вверх, а распространяется сверху вниз". То же самое можно сказать и о законности. Совершенно верно и то, что "основанием законности требований является твердое знание и понимание офицером сущности присяги, уставов и инструкций". Идея главенства Закона еще в 1724 году была предписана подчиненным Петром I специальным указом: "быть в послушании у своих командиров во всем, что не противно указу. А ежели что противно, того отнюдь не делать... Но... командиру своему... объявить, что то противно указам, и ежели не слушает то протестовать и доносить вышестоящим над ним командирам". Не усматривали подкопа под устои и другие российские самодержцы высочайше утверждавшие армейские уставы. В воинских уставах о наказаниях 1869 года оговорена ответственность подчиненного за неисполнение преступного приказа. Прямо запрещал выполнять приказания, заставляющие нарушить присягу или верность Государю и Отечеству, устав внутренней службы 1911 года. Менять законы - не дело армии. Но - охранять Законы, стоять за них, охранять законную власть и законный порядок, - дело армии. Политическую роль армии А. Волгин выражает так: "Армию можно сравнить с балластом, который лежит на дне корабля. Пусть воет буря, пусть волны раскачивают корабль, пусть на палубе без ума мечутся пассажиры, пусть даже между капитаном и офицерами идет спор, вперед ли, назад ли направить путь корабля, - но покуда балласт прочно лежит на своем месте, есть еще время спастись кораблю. Горе, если ослабнут закрепы, которые держат балласт! Каменные глыбы станут кататься по дну корабля то "вправо", то "влево"; от тяжести их размах качки станет все сильнее; два-три размаха... и корабль перевернутся". В этом и состоит политика армии, а политичность офицера заключается в том, чтобы неуклонно следовать этой линии, не поддаваясь ни на какие политические соблазны и искушения. Следовательно, политическая грамотность офицера должна простираться значительно дальне политической платформы любой, даже самой прогрессивной партии и исходить из идеи государственного блага. В политическом отношении офицер должен быть подготовлен лучше чем любой другой специалист. Офицера нужно не ограждать от политики (что делают невежественные и корыстные правители), а приобщать к ней самым лучшим образом. Элитарное политическое образование должно составить ядро профессиональной подготовки офицерства. Выжидательная позиция не к лицу офицеру, да и противна его натуре. Рыцарская сущность офицерской профессии не допускает нерешительности тогда, когда требуется действие, ей противна трусливость и отстраненность тогда, когда попираются права и достоинство слабого, беззащитного, когда нарушается справедливость и т.п. Примечателен в этом отношении один из законов Солона, о котором нам поведал Плутарх: "Из остальных законов Солона особенно характерен и страшен закон, требующий отнятия гражданских прав у гражданина, во время междоусобия не примкнувшего ни к той, ни к другой партии. Но Солон, по-видимому, хочет, чтобы гражданин не относился равнодушно и безучастно к общему делу, оградив от опасности свое состояние и хвастаясь тем, что он не участвовал в горе и бедствиях отечества; он, напротив, хочет, чтобы всякий гражданин сейчас же стал на сторону партии, защищающей доброе, правовое дело, делил с ней опасности, помогал ей, а не дожидался без всякого риска, кто победит". Если все же смута начинается, офицер должен без колебаний занять сторону правого дела. И опять же таким правым делом является защита законной власти, законного порядка. О такой ситуации А. Волгин пишет: "Но как же быть, если эти "споры" дошли до драк, ножевой расправы, побоищ, стрельбы из револьверов, кидания бомб, до поджогов и взрывов? Неужели и тогда армия не должна вмешиваться? Конечно, да; армия должна прекратить безобразия". Отмечая при этом, что войско борется не с убеждения и идеями, а пресекает противоправные действия, он далее делает весьма существенное дополнение: "Вызывать войска надо в крайности, но уже тогда для того, чтобы они действовали. Если так поступать, то народ будет знать, что войско идет не шутки шутить, а грозно карать; тогда, быть может, толпа разбежится от первого выстрела. В общем будет меньше жертв". Так, на наш взгляд, следует понимать законность. (Мнение генерала М.И. Драгомирова). Там, где солдат уверен, что, если он сделает свое дело, его пальцем никто не имеет права тронуть, - чувство бессознательного страха развиться не может; там, где этой уверенности нет, - такой страх развивается. Что же может дать эту уверенность? Ее может дать только такое положение, при котором солдат знает всегда наперед, что он должен делать и чего с ним не должны делать; такая система, при которой в мирное время произвол как со стороны старшего, так и со стороны младшего, одинаково являются преступлением; при которой закон становится выше личности каждого из служащих (законность отношений). Это - неизбежное условие нравственного воспитания и начальников, и подчиненных; без него чувство долга выработаться не может, ибо последнее возникает там только, где человек из практики видит, что закон, обязывая его, в то же время обеспечивает его от неправых посягательств. При таком значении закона, его заинтересован исполнять всякий подчиненный. Начальник, ясно сознающий свое положение, заинтересован исполнять его во всяком случае, ибо неисполнением подрывает одно из оснований собственной власти. Это подтверждает и практика: где закон не был поставлен в сказанном положении, начиналось тем, что начальник переставал его исполнять в случаях, его стесняющих, а кончалось тем, что и подчиненный делал то же. Поэтому-то во всех военных законодательствах так сильно налегается на то, что начальник должен подавать пример исполнительности не только в важных, но и в самых мелочных вещах. Никогда не должно забывать, что пример равного не обязателен, но пример старшего, будучи обязательным в хорошем, по необходимости становится обязательным и в дурном.

(А.И. Каменев).

  

0x01 graphic

Екатерина II (1793).

Художник Лампи Иоганн Баптист Старший

  
   163
   ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ВОЕННОЕ
   О главнейших обязанностях младших офицеров в войсках. Специальные задачи училищ, предназначаемых для образования офицеров на службу, находятся в непосредственной зависимости от круга обязанностей каждого офицера, с первых дней его службы. Наши военные законоположения, преимущественно первая половина "Наказа войскам" (Свод Военных Постановлений, ч. III, кн. I - "Внутреннее управление войск"), могут служить верным и наиболее надежным путеводителем для полного определения обязанностей взводного командира. Обязанности эти, определенные впервые уставом Петра Великого 1716 года, развиваются и распространяются последующими законоположениями, по мере опытов войн и развития государственной жизни. Войны, веденные Россией (императрицы Екатерины II, императоров Александра I и Николая I, и Восточная война), всегда предшествовали разного рода улучшениям в армии, и часто вели к коренным реформам в организации армии и в воспитании войск, при чем, само собою, развивались вопросы и об обязанностях офицеров на службе, тверже и шире устанавливался круг обязанностей командира полка, ротного командира и субалтерн-офицера, и еще определеннее выяснялись способы образования войск. Еще в законоположениях императора Николая Павловича (в 1836 году) мы находим весьма правильно организованную систему одиночного обучения, тесно связанную с систематическою подготовкою учителей. "Каждый офицер должен уметь предписанные правила, до фронтовой службы относящиеся, хорошо объяснять и сам показывать солдату все, что он него требуется". Учителями должны быть не только младшие офицеры, но и фельдфебеля и унтер-офицеры. Последовавшие за Восточной войною, войны в Америке и в Европе, особенно австро - и франко-прусская, привели к ряду весьма важных улучшений в устройстве европейских армий, принимавших за образец прусскую армию, в которой обратил на себя всеобщее внимание превосходный корпус офицеров. Хронология военных законов. Проследим в самых общих чертах все наиболее существенные военные постановления у нас, в хронологическом порядке, чтобы, на основании их, точнее определить круг обязанностей взводного офицера. Император Петр Великий, в 1716 году, а впоследствии император Павел, вскоре по вступлении своем на престол (29-го ноября 1796 года), в следующих чертах определяют круг обязанностей офицеров в ротах": "...Они суть помощники ротного и эскадронного командира во всех подробностях службы, и должны знать твердо всех людей в частях, им вверенных, и все то, что предписано в строевом уставе, чтобы уметь хорошо объяснять и самому показать солдату все предписанные правила фронтовой службы по местному и походному служению начиная от стойки, маршировки, ружейных приемов и так далее. Каждый из офицеров ответствует за свою часть; они не только должны носить звание взводных и частных начальников по наружности, но и в самой точности оправдывать его, занимаясь частями, им вверенными, сколько того воинский порядок и правила службы требуют" [С.В.П., ч. III, кн. I, ст. 89. Кроме того, в ст. 416, офицеры обязываются наблюдать за состоянием здоровья нижних чинов]. Войны Александра до 1816 года, особенно же Отечественная и за освобождение Европы, имели последствием развитие в военном законодательстве правил о дисциплине, о внутреннем порядке в частях и о боевой подготовке солдата. На основании изданных законоположений, офицеры, в заведываемых ими отделениях, под надзором ротного командира, должны наблюдать: "За строгостью воинской дисциплины, а равно за опрятностью и чистотою нижних чинов". Служа примером для солдат, офицеры, в отношении дисциплины "внушают (нижним чинам), что совершенное повиновение начальству есть душа воинской службы". От них солдаты должны узнать "в чем состоят обязанности воинского звания и какому наказанию они подвергаются за невыполнение своих обязанностей". Офицерам, равно и унтер-офицерам "вменять в непременную обязанность внушать, чтобы солдаты чувствовали собственное побуждение к опрятности и чистоте". Офицеры в своих взводах, как ротный и эскадронный командир в роте и эскадроне, обязаны, посещая квартиры, удостоверяться в порядке отправления нижними чинами внутренней службы и всего что касается дисциплины и нравственного образования солдата" [С.В.П., ч. III, кн. I, ст. 10,87,408 с изменением редакции по VI продолжению 12-го января 1865 г. (как указано в вышеизложенном примечании), 403 и 411]. Боевая подготовка солдата и его обязанности на биваках, в походе и в бою определены еще уставом о "полевой службе" 1818 года. Правила по применению к местности, употребленные с толком огня, порядок наступления и отступления - словом, вся элементарная тактика должна быть объясняема нижним чинам изустно, и затем должна быть разъяснена на самом деле, на маневрах". А в летнее время в лагере и на кантонир-квартирах, в особенности же на маневрах, проводимая на самом деле, и тем изустное истолкование сделать для каждого совершенно внятным" [С.В.П. 1859 г., ч. ч. III, кн. I, ст. от 592 до 654]. Вот первое систематическое указание на боевую подготовку войск, замечательное по своим верным принципам, совершенно согласным с теми началами, которые получили развитие в тактике новейших европейских войн. Они были выработаны продолжительною боевой практикой войн, введены русскими войсками во второй половине ХVIII и начале ХIХ века. Тут даны наставления об одиночном развитии солдата для действия огнем и штыком, о применении к местности, об обучении глазомеру и т.п. [С.В.П. 1859 г., ч. ч. III, кн. I, ст. 613, 631, 635 и 647]. В уставе 1818 года есть еще одна характерная черта - это изустное объяснение тактических правил (на квартирах) и примерное исполнение на маневрах, летом, в поле. Оставалось провести эти указания в практику и осуществить их на самом деле путем одиночного обучения подготовленными к тому учителями. Законодателем системы одиночного обучения был император Николай I. В постановлениях этого Государя, выражающих любовь к солдату, заботы о его нравственном воспитании и желание поставить армию на высшую степень совершенства, с 1832 и 1836 год, мы находим определенные указания на одиночную систему обучения солдат учителями - младшими офицерами и унтер-офицерами, не только строевой службы, но и порядку внутренней службы и обязанностям солдата, причем особенное внимание обращено на основу воинской дисциплины, на нравственное воспитание, чему "каждый офицер должен подавать личный пример". "Каждый начальник должен, прежде всего, приготовить учителей, которые знали бы твердо правила обучения людей по одиночке". Во все обучении солдата, как одиночном, так и массами, "соблюдать постепенность, не форсируя, применяясь к образу квартирования войск, и занимаясь одним на просторных квартирах, а другим во время тесных квартир или лагерей" [ С.В.П. 1859 г., ч. ч. III, кн. I, ст. 536 и 537]. "От офицеров требуется, чтобы они, при обучении унтер-офицеров всему предписанному в строевых уставах, не только научили их умению исполнять все по уставам, с точностью и ловкостью, но и ясному и вразумительному толкованию солдату" [ С.В.П. 1859 г., ч. ч. III, кн. I, ст. 27, 85, 86, 90, 242, 536 и 537]. Ротному командиру присвоено название почетное и великое, как отца в своем семействе. Ко всему вышесказанному, относительно кавалерии нужно прибавить, что в ней (закон 1766 года) офицеры обязаны сами учить строевой езде унтер-офицеров и солдат, показывая каждому особо, как "на лошади надлежащим образом крепко сидеть, и ею управлять с такою точность и прилежанием, какой требуется в учении экзерциции". Кроме того, каждый кавалерийский офицер обязан (закон 1836 года) "узнавать совершенно достоинства и недостатки каждой лошади в командуемой им части, и уметь указать на недостатки и пороки, и т.д. Унтер-офицеры же должны знать твердо правила хорошей ковки, уметь расчищать копыто и искусство подковывать лошадь холодными подковами" [ С.В.П. 1859 г., ч. ч. III, кн. I, ст. 92 (цитата 14-го января 1766 г) и 560]. И так, в нашем военном законодательстве, задолго до Восточной войны, были твердо определены: во-первых, круг обязанностей наших офицеров и, во-вторых, порядок одиночного обучения войск непосредственно офицерами и унтер-офицерами. Следовавшие за Восточной войной реформы в нашей армии, усовершенствование техники в оружии и улучшения в способах тактического образования войск повели к значительному расширению обязанностей младших офицеров на службе. Усовершенствование техники оружейного дела потребовало от офицеров серьезного знакомства с устройством оружия, с правилами его сбережения и стрельбою в цель. Необходимость серьезного образования войск в военное время (что так ясно проводилось в законоположениях 30-х годов) нашло себе подтверждение и в новейших европейских войнах: успехи прусского оружия в 1866 и 1870-71 годах подтверждали важность знакомства всех офицеров с тактикой, с умением читать карты, производить военные рекогносцировки, знать тонкости разведывательной службы и уметь производить земляные работы в поле из материалов, находящихся под рукой, в данное, весьма короткое, время. С другой стороны - преобразования в устройстве нашей армии, отмена телесного наказания переустройство военных судов и иные коренные изменения в обращении офицеров с подчиненными им солдатами - потребовали от офицеров основательного знакомства с военно-административными познаниями и достаточных познаний юридических, особенность законов, определяющих порядок и правила наложения взысканий за маловажные проступки; новые суды переносили на офицеров значительную часть обязанностей полковых аудиторов, замененных офицерами-делопроизводителями полковых судов. Сокращение сроков действительной службы всех нижних чинов вызвало серьезные заботы о способах образования и унтер-офицеров, в возможно короткий срок, и эта обязанность подготовки грамотных людей, а затем ознакомления их со служебными обязанностями, возложена на младших офицеров. В армии с короткими сроками службы образование и военное воспитание солдата не могло держаться на молодых унтер-офицерах, как то могло быть прежде, когда унтер-офицеров образовывали продолжительная служба и опыт. Таким образом, никогда запрос на хорошо образованных и тщательно воспитанных офицеров, в целом их составе, а не только для гвардии, артиллерии и инженеров, не был так настоятелен. как со введением внесословной воинской повинности; в офицере, какого бы он ни был оружия, нужно предполагать не только известную степень умственного развития и достаточную высоту нравственного образования, как необходимые условия для утверждения военной дисциплины помимо телесных наказаний, но и знакомство с основами военного дела, некоторый запас специально-служебных познаний. Не трудно определить из вышеозначенного ту область военных, специальных и служебных познаний, которая проявляется в законоположениях об обязанностях каждого офицера в строю и на службе. Все эти познаний мы подразделяем на группы - главные и второстепенные, что служит основанием для определения общего учебного плана училищ, подготавливающих офицеров на службу в пехоту и кавалерию. I. Главнейшая группа: Знание уставов службы строевой, внутренней, караульной, полевой и сторожевой в известных размерах и умение обучать солдата: "каждый офицер должен уметь предписанные (в уставах) правила до фронтовой службы относящиеся, хорошо объяснять и сам показывать солдату все, что от него требуется" (цитата законов 1836 года); каждый должен уметь командовать (взводом, караулом и т.д). Все должны знать практически всю строевую службу: иметь отличную выправку, а в кавалерии, сверх того, ездить верхом, знать ружейные, фехтовальные и гимнастические приемы, знать стрелковое дело (производить разборку и сборку ружей, знать прикладку уметь стрелять). II. Главная группа: Знать правила действий в бою и уметь объяснить солдату и унтер-офицеру обязанности нижних чинов в бою. на сторожевой и разведывательной службе и вообще все то, чему научает тактика. К этим тактическим познаниям непосредственно примыкают познания об оружии, из полевого военно-инженерного искусства и из военной топографии, при чем каждому офицеру нужно знать основательно: а) устройство оружия и теорию стрельбы и иметь необходимые сведения из артиллерии; б) саперное дело и вообще способы защиты, и в) понимать планы и карты, производить съемки и рекогносцировки (крокирование), последнее особенно для кавалеристов. III. Главная группа: Знать и уметь объяснять солдату его права и обязанности, заботиться о чистоте его тела, нравственности и здоровье, и вообще знать необходимые административные манипуляции в командировках, в роте и, в особых случаях, в полку (этому отвечает несколько военных постановлений в Наказе Войскам). К военно-административным познаниям, предполагающим знакомство с организаций армии, со способами комплектования армии, с правами и обязанностями военнослужащих (особенно офицеров и нижних чинов), с мерами для поддержания военной дисциплины и с размерами и способами довольствия нижних чинов и офицеров, непосредственно примыкают следующие требования: а) уметь толковать солдату военные законы, знать все постановления, относящиеся до охранения военной дисциплины и преступлений, исполнять обязанности судьи и делопроизводителя в полковых судах, уметь произвести дознание; б) знать основные правила обучения грамоте и, вообще, иметь знакомство с учительскими обязанностями, так как на офицеров возлагается приготовление унтер-офицеров в учебных командах; и в) знать правила и постановления о сбережении здоровья, о наблюдении опрятности и чистоты и вообще иметь необходимые гигиенические знания для предупреждения болезней, часто являющихся в войсках от пренебрежения гигиеническими условиями в помещениях, в пище, в занятиях и вообще в образе жизни. IV. Главная группа (для кавалерийских и казачьих офицеров): уметь распознавать недостатки лошади знать правила ухода и сбережения лошади, знать правила ковки и, вообще, иметь достаточный запас теоретических познаний из иппологии, чтобы уметь пользоваться силой лошади без нанесения ей небрежного за нею ухода, или невнимания к ее физическому складу. Такова полная сфера познаний, определенная нашим военным законодательством прежнего и позднейшего времени. Эти основные требования, входя в служебную практику офицеров, с первых дней их службы в войсках пехоты, кавалерии и казаков, служат основанием для учебного плана специальных школ, обязанных подготовлять для армии офицеров и теоретически, и практически, или же испытывать во всем этом желающих приобрести права на производство в офицеры, не проходя курса этих школ. Отсюда берут свое начало: предметы обучения, практические работы и технические упражнения в училищах: в классах, в манеже и казарме, в поле, а летом на маневрах (последнее уже с войсками).
  

(Бобровский П.О. Юнкерские училища. В 3-х т. - т.3. - СП б., 1881).

  

0x01 graphic

Вид Платейской равнины, на которой состоялось сражение.

Гравюра 1829 года

   164
   ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ЛИКУРГА И СПАРТАНСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
   [Законодательство Ликурга и построенная на его основе спартанская система воспитания - это ценнейшее изобретение ума, направляемого божественной волею. В практическом смысле это законодательство было столь рационально и продумано до мелочей, что свершило невероятную революцию во всем укладе Спарты, создав благоприятные условия для функционирования разных ветвей власти, включая волеизъявление простых спартанцев. Не случайно Геродот, Фукидид, Ксенофонт, Платон, Аристотель и другие выдающиеся умы древней Греции брали пример с Ликурга, когда строили свои модели идеального государства. Опыт Спарты ценен сегодня в том смысле, что позволяет понять, какие механизмы следует приводить в действие в то время, когда государству угрожает внутренняя и внешняя опасность. На этом примере можно понять, сколь велика сила системы, работающей без сбоев и под умным началом. В целях экономии, опустим поучительные строки Плутарха о том, как Ликург избежал соблазна узурпации власти в Спарте. Известно, что под давлением обстоятельств Ликург покинул Спарту и длительное время путешествовал по миру с целью изучить тогдашнее законодательство. Ему удалось ознакомиться с государственным устройством многих стран]. Текст Плутарха (Сокр). V. МЕЖДУ ТЕМ спартанцы жалели об отъезде Ли­курга и не раз приглашали его вернуться. Они гово­рили, что их нынешние цари отличаются от поддан­ных только титулом и тем почетом, которым они ок­ружены, в то время, как он создан для того, что­бы властвовать и обладать способностью оказывать на других нравственное влияние. Впрочем, и сами цари были не против его возвращения, - они надеялись с его помощью сдержать наглость толпы. Он вернулся и немедленно приступил к преобразованию су­ществующего порядка, к коренным реформам госу­дарственного устройства, - по его мнению, отдельные законы не могли иметь ни успеха, ни пользы; как у человека больного, страдающего притом различными болезнями, следует совершенно выгнать болезнь смесью лекарств со слабительным и предписать ему новый образ жизни. С этой целью он, прежде всего, отправился в Дельфы. Принесши богу жертву, он вопросил его и вер­нулся домой с тем известным оракулом, где пифия назвала его "любимцем богов" и скорее "богом, неже­ли человеком". Когда он просил дать ему "лучшие" законы, она отвечала, что бог обещает ему, что луч­ше его законов не будет иметь ни одно государство. <...> Из многих преобразований, введенных Ликургом, первым и самым важным было учреждение им Совета старейшин (герусии), который, сдерживая в извест­ных границах царскую власть и в то же время поль­зуясь одинаковым с нею числом голосов при решении важнейших вопросов, служил, по выражению Плато­на, и якорем спасения, и доставлял государству внутренний мир. До сих пор оно не имело под собою прочной почвы, - то усиливалась власть царя, пере­ходившая в деспотизм, то власть народа в форме демократии. Власть старейшин (геронтов) была по­ставлена в середине и как бы уравновешивала их, обеспечивая полный порядок и его прочность. Два­дцать восемь старейшин становились на сторону царя во всех тех случаях, когда следовало дать отпор де­мократическим стремлениям. С другой стороны, они в случае необходимости оказывали поддержку народу в его борьбе с деспотизмом. <...> VII. НЕСМОТРЯ на то, что Ликург не передал госу­дарственной власти в одни руки, олигархия в чистом ее виде все еще продолжала заявлять о себе, поэто­му его преемники, замечая, что она переступает пре­дел возможного и становится невыносимой, учредили для обуздания ее, как выражается Платон, должность эфоров. Первыми эфорами, при царе Теопомпе, были Элат и его товарищи, что имело место спустя около ста тридцати лет после Ликурга. Говорят, жена Теопомпа упрекала его за то, что он передает своим де­тям меньшую власть, чем он получил сам. "Да, мень­шую, - отвечал царь, - зато более прочную". <...> VIII. ВТОРЫМ из преобразований Ликурга, и са­мым смелым из них, было деление им земель. Нера­венство состояний было ужасное: масса нищих и бед­няков угрожали опасностью государству, между тем как богатство было в руках немногих. Желая уничто­жить гордость, зависть, преступления, роскошь и две самые старые и опасные болезни государственного тела - богатство и бедность, он убедил сограждан отказаться от владения землею в пользу государства, сделать новый ее раздел и жить всем на равных условиях, так чтобы никто не был выше другого, - отдавая пальму первенства одним нравственным каче­ствам. Неравенство, различие одного от другого дол­жно было выражаться только в порицании за дурное и похвале за хорошее. Приводя свой план в исполне­ние, он разделил всю остальную Лаконию на три­дцать тысяч земельных участков для жителей окрест­ностей Спарты, периэков и на девять тысяч - округ самой Спарты: столько именно было спартанцев, получивших земельный надел. <...> IX. ЧТОБЫ окончательно уничтожить всякое нера­венство и несоразмерность, он желал разделить дви­жимое имущество, но, видя, что собственнику будет тяжело лишиться своей собственности прямо, пошел окольным путем и сумел обмануть своими распоряже­ниями корыстолюбивых людей., прежде всего, он изъял из обращения всю золотую и серебряную моне­ту, приказав употреблять одну железную, но и она была так тяжела, так массивна при малой своей стоимости, что для сбережения дома десяти мин нуж­но было строить большую кладовую и перевозить их на телеге. Благодаря такой монете в Лаконии исчез­ло много преступлений: кто решился бы воровать, брать взятку, отнимать деньги другого или грабить, раз нельзя было скрыть своей добычи, которая к тому же не представляла ничего завидного и которая даже разбитою в куски не годилась ни на что? Гово­рят, Ликург велел опускать раскаленное железо в уксус. Этим он лишал его твердости, делал ни на что негодным, бесполезным по своей хрупкости для вы­делки из него каких-либо вещей. Затем Ликург из­гнал из Спарты все бесполезные, лишние ремесла. Впрочем, если б даже он не изгонял их, большая часть из них все равно исчезла бы сама собою вме­сте с введением новой монеты, так как их вещи не нашли бы себе сбыта, - железные деньги не ходили в других греческих государствах; за них ничего не давали и смеялись над ними, вследствие чего на них нельзя было купить себе ни заграничных товаров, ни предметов роскоши. По той же причине чужеземные корабли не заходили в спартанские гавани. В Спарту не являлись ни ораторы, ни содержатели гетер, ни мастера золотых или серебряных дел, - там не было денег. Таким образом, роскошь, не имея больше того, что могло поддерживать ее, давать ей средства к су­ществованию, постепенно исчезла сама собой. Богач не имел никакого преимущества перед бедным, так как богатством нельзя было похвастаться публично - его следовало хранить дома, где оно было мертвым грузом. <...> X. С ЦЕЛЬЮ еще более стеснить роскошь и оконча­тельно уничтожить чувство корысти Ликург устано­вил третье, во всех отношениях прекрасное, учрежде­ние, совместные трапезы, сисситии, - для того, чтобы граждане сходились обедать за общий стол и ели мясные или мучные кушанья, предписанные законом. Они не имели права обедать дома, развалившись на дорогих ложах за дорогими столами, они не должны были заставлять своих отличных поваров откармли­вать себя в темноте, как прожорливых животных, вредя этим и душе, и телу, предаваясь всякого рода порочным наклонностям и излишествам, долгому сну, беря теплые ванны, ничего решительно не делая, сло­вом, нуждаясь ежедневно в уходе, как больные. Одно это было важно, но еще важнее было то, что богат­ство, выражаясь словами Теофраста, не было ни на что годно, было не богатством - вследствие учрежде­ния общего стола и простой пищи. Им нельзя было пользоваться, оно не могло доставлять чувства радо­сти, словом, нельзя было ни показать множества сво­ей драгоценной посуды, ни похвастаться ею, раз бед­няк шел на один обед с богачом. <...> XII. <...> На сисситии часто ходили и дети. Их водили туда как в школу для развития ума. Здесь они слушали разговоры о политике и видели пред собой наставни­ков в лучшем смысле этого слова. Сами они учились шуткам и насмешкам, никогда не оскорбляя. Их приучали и самих переносить шутки, не обижаясь на других. Хладнокровно относиться к шуткам считалось большою честью для спартанца. Кто не желал, чтобы над ним смеялись, должен был попросить другого перестать, и насмешник переставал. Старший из сис­ситов показывал каждому новому посетителю на дверь и говорил: "За эту дверь не должно выйти ни одно слово!". <...> XIII. ЗАКОНЫ Ликурга не были писаными, в чем убеждает нас одна из его "ретр". Все, что, по его мнению, вполне необходимо и важно для счастья и нравственного совершенства граждан, должно войти в самые их нравы и образ жизни, чтобы остаться в них навсегда, сжиться с ними. Добрая воля в его глазах делала этот союз крепче, нежели принуждение, а эту волю образовывало в молодых людях воспита­ние, которое делало каждого из них законодателем. Что же касается мелочей, например, денежных дел, - того, что изменяется, смотря по обстоятельствам, - он и их счел за лучшее не заключать в рамки писа­ных законов и неизменных правил, но дал право делать в них прибавления или убавления, смотря по обстоятельствам и мнению умных людей. Вообще все заботы его как законодателя были обращены на вос­питание. <...> Известна также ... "ретра" Ликурга, где он запрещает вести войну с одними и теми же неприяте­лями, чтобы, привыкнув оказывать сопротивление, они не сделались воинственными. Позже за то имен­но всего больше и порицали царя Агесилая, что он своими частыми, неоднократными вторжениями и похо­дами в Беотию сделал фиванцев достойными против­никами Спарты. Поэтому, видя его раненым, Анталкид сказал: "Фиванцы прекрасно платят тебе за уро­ки. Они не хотели и не умели драться, но ты их вы­учил!" "Ретрами" Ликург назвал свои постановления для того, чтобы убедить всех, что они даны оракулом, являются его ответами. XIV. СЧИТАЯ воспитание высшею и лучшею зада­чей для законодателя, он приступил к осуществлению своих планов издалека и, прежде всего, обратил вни­мание на брак и рождение детей. Аристотель ошиба­ется, говоря, что он желал дать разумное воспитание и женщинам, но отказался от этого, оказавшись не в состоянии бороться с слишком большою волей, кото­рую забрали себе женщины, и их властью над мужьями. Последним приходилось вследствие частых походов, оставлять на их руки весь дом и на этом основании слушаться их, переходя всякую меру, и даже называть их "госпожами". Но Ликург оказал должное внимание и женскому полу. Девушки долж­ны были для укрепления тела бегать, бороться, бро­сать диск, кидать копья, чтобы их будущие дети были крепки телом в самом чреве их здоровой матери, что­бы их развитие было правильно и чтобы сами матери могли разрешаться от бремени удачно и легко бла­годаря крепости своего тела. Он запретил им бало­вать себя, сидеть дома и вести изнеженный образ жизни. Они, как и мальчики, должны были являться во время торжественных процессии без платья и пля­сать и петь на некоторых праздниках в присутствии и на виду у молодых людей. Они имели право сме­яться над кем угодно, ловко пользуясь его ошибкой, с другой стороны, прославлять в песнях тех, кто того заслуживал, и возбуждать в молодежи горячее сорев­нование и честолюбие. Кого они хвалили за его нрав­ственные качества, кого прославляли девушки, тот уходил домой в восторге от похвал, зато насмешки, хотя бы и сказанные в шутливой, неоскорбительной форме, язвили его так же больно, как строгий выго­вор, так как на праздниках вместе с простыми граж­данами присутствовали цари и старейшины. В наготе девушек не было ничего неприличного. Они были по-прежнему стыдливы и далеки от соблазна, напротив, этим они приучались к простоте, заботам о своем теле. Кроме того, женщине внушался благородный образ мыслей, сознание, что и она может приобщить­ся к доблести и почету. Вот почему они могли гово­рить и думать так, как то рассказывают о жене Лео­нида, Горго. Одна женщина, вероятно, иностранка, сказала ей: "Одни вы, спартанки, делаете, что хотите, со своими мужьями". "Но ведь одни мы и рожаем мужей", - отвечала царица. XV. УЖЕ все то, о чем мы говорили до сих пор, служило побудительною причиною к браку, - я имею в виду торжественные шествия девушек, их наготу, их упражнения в борьбе перед глазами молодых лю­дей, которые шли сюда не с "геометрическими", а с "любовными" целями, выражаясь языком Платона, - но холостяки подвергались, кроме того, некоторого рода позору. Они не имели права присутствовать при празднике гимнопедий. Зимой они по приказу властей обходили голыми городской рынок и, обходя его, пели сочиненную на счет их песню, где говорилось, что они наказаны совершенно справедливо за свое непо­виновение законам. Наконец, им не оказывали уваже­ния и услуг, которые молодые люди оказывали стар­шим. Вот почему никто не отнесся с порицанием к тем словам, которые были сказаны Деркеллиду, хотя он был знаменитым полководцем. Один молодой чело­век, не встав при его входе, сказал: "У тебя нет сына, который мог бы впоследствии встать передо мною!.". Невест похищали, но не таких, которые были еще малы или слишком молоды для брачной жизни, а вполне зрелых и развившихся. Похищенная отдава­лась на руки подруги невесты. <...> XVI. ВОСПИТАНИЕ ребенка не зависело от воли отца, - он приносил его в "лесху", место, где сидели старшие члены филы, которые осматривали ребенка. Если он оказывался крепким и здоровым, его отдава­ли кормить отцу, выделив ему при этом один из де­вяти земельных участков, но слабых и уродливых детей кидали в "апотеты". пропасть возле Тайгета. В их глазах жизнь новорокрещеного была так же бес­полезна ему самому, как и государству, если он был слаб, хил телом при самом рождении, вследствие чего женщины для испытания здоровья новорожденного мыли его не в воде, а в вине, - говорят, эпилептики и вообще болезненные дети от крепкого вина погибают, здоровые же становятся от него еще более крепкими и сильными. Кормилицы ходили за ними очень вни­мательно и прекрасно знали свое дело. Они не пеле­нали детей, давали полную свободу их членам и все­му вообще телу, приучали их не есть много, не быть разборчивыми в пище, не бояться в темноте или не пугаться, оставшись одни, не капризничать и не пла­кать. На этом основании даже иностранцы выписыва­ли для своих детей спартанских кормилиц. Говорят, кормилица афинянина Алкивиада была спартанка Амикла. Впоследствии Перикл, по словам Платона, дал ему в воспитатели раба Зопира, который ни в чем не отличался от других рабов, тогда как воспита­ние спартанских детей Ликург не поручал ни куплен­ным, ни нанятым за деньги воспитателям. Точно так же он не позволял отцам давать сыну такое воспита­ние, какое они считали нужным. Все дети, которым только исполнилось семь лет, собирались вместе и де­лились на отряды, "агелы". Они жили и ели вместе и приучались играть и проводить время друг с дру­гом. Начальником "агелы" становился тот, кто оказы­вался понятливее других и более смелым в гимнасти­ческих упражнениях. Остальным следовало брать с него пример, исполнять его приказания и беспрекос­ловно подвергаться от него наказанию, так что школа эта была школой послушания. Старики смотрели за играми детей и нередко нарочно доводили до драки, ссорили их, причем прекрасно узнавали характер каждого - храбр ли он и не побежит ли с поля бит­вы. Чтению и письму они учились, но по необходи­мости, остальное же их воспитание преследовало одну цель: беспрекословное послушание, выносливость и науку побеждать. С летами их воспитание станови­лось суровее: им наголо стригли волосы, приучали ходить босыми и играть вместе, обыкновенно без одежды. На тринадцатом году они снимали с себя хитон и получали на год по одному плащу. Их ко­жа была загорелой и грубой. Они не брали теплых ванн и никогда не умащались; только несколько дней в году позволялась им эта роскошь. Спали они вме­сте по "илам", отделениям и "агелам" на постелях, сделанных из тростника, который собирали на бере­гах Эврота, причем рвали его руками, без помощи ножа. Зимою клалась под низ подстилка из "ежовой ноги". Это растение примешивалось и в постели, так как считалось согревающим. XVII. <...> Старики обращали на них больше внимания, чаще ходили в их школы для гимнастических упражнений, смотрели, если они дрались или смеялись один над другим, причем делали это не мимоходом, - все они считали себя отцами, учителями и наставниками мо­лодых людей, так что провинившийся молодой чело­век не мог нигде ни на минуту укрыться от выговора или наказания. Кроме того, к ним приставлялся еще другой воспитатель, "педоном", из числа лучших, до­стойнейших граждан, сами же они выбирали из каж­дой агелы всегда самого умного и смелого в так на­зываемые "ирены". "Иренами" назывались те, кто уже более года вышел из детского возраста. "Меллиренами", т.е. будущими "иренами", называли самых старших из мальчиков. Двадцатилетний ирен началь­ствовал своими подчиненными в примерных сраже­ниях и распоряжался приготовлениями к обеду. <...> Взрослым они приказывали сбирать дрова, малень­ким - овощи. Все, что они ни приносили, было воро­ванным. Одни отправлялись для этого в сады, другие прокрадывались в сисситии, стараясь выказать впол­не свою хитрость и осторожность. Попадавшегося без пощады били плетью как плохого, неловкого вора. Если представлялся случай, они крали и кушанья, причем учились нападать на спавших и на плохих сторожей. Кого ловили в воровстве, того били и за­ставляли голодать: пища спартанцев была очень скудная, для того чтобы заставить их собственными сила­ми бороться с лишениями и сделать из них людей смелых и хитрых. Из-за этого им, главным образом, и давали мало есть. Но, кроме того, им желали дать высокий рост: когда жизненный дух не находится долго на одном месте и в бездействии, большое коли­чество пищи давит его и заставляет уходить в глуби­ну и ширину; если же, наоборот, он благодаря своей легкости может уйти наверх, тело растет свободно, без принуждения. Этим можно, кажется, объяснить и красоту: тело тонкое и худощавое скорее уступает росту, между тем как толстое, упитанное оказывает ему сопротивление своею тяжестью. Потому-то, без сомнения, дети, родившиеся от матерей, принимав­ших во время беременности слабительное, бывают худощавы, но красивы и стройны. Жизненная мате­рия может в данном случае по своей легкости быть скорей побеждена творящею силой. Исследовать это явление ближе я предоставляю другим. XVIII. <...> После обеда ирен, не выходя из-за стола, прика­зывал одному из детей петь, другому задавал какой-нибудь вопрос, на который ответить можно было не сразу, например: какой человек самый лучший? Или: что следует думать о том или другом поступке? Таким образом, их с малых лет приучали отличать хорошее от дурного и судить о поведении граждан, потому что тот, кто терялся при вопросах "Кто хоро­ший гражданин?" или "Кто не заслуживает уваже­ния?" считался умственно неразвитым и неспособ­ным совершенствоваться нравственно. В ответе долж­на была заключаться и причина, и доказательство, но в краткой, сжатой форме. <...> XIX. ДЕТЕЙ приучали, кроме того, выражаться кол­ко, но в изящной форме и в немногих словах - мно­гое. Ликург, как сказано выше, дал железной монете при ее огромном весе незначительную ценность; совер­шенно иначе поступил он с "монетой слов", - он хо­тел, чтобы немного простых слов заключали в себе много глубокого смысла. Заставляя детей подолгу молчать, он приучал их давать меткие, глубокомыс­ленные ответы; не знающая меры болтливость делает разговор пустым и глупым. Когда один афинянин стал смеяться над короткими спартанскими мечами и говорил, что фокусники легко проглатывают их на представлениях в театре, царь Агид сказал: "Это, однако, не мешает нам нашими короткими мечами доставать неприятелей". Мне кажется, и спартанская речь, несмотря на свою краткость, прекрасно дости­гает своей цели, если она производит глубокое впе­чатление па слушателей. Лично Ликург, без сомнения, выражался кратко отрывочно, судя по некоторым сохранившимся его фрезам. Сюда, например, принадлежит его известное выражение относительно одной из форм правления. Когда кто-то стал требовать, чтобы он ввел в госу­дарстве демократию, он сказал: "Введи сперва демо­кратию у себя в доме". На другой вопрос, зачем он приказал приносить такие маленькие и бедные жерт­вы, он отвечал: "Затем, чтобы мы никогда не пере­ставали чтить богов". <...> XXI. НА ХОРОВОЕ пение обращалось столько же внимания, как и на точность и ясность речи. В самих спартанских песнях было что-то воспламенявшее му­жество, возбуждавшее порыв к действию и призывав­шее на подвиги. Слова их были просты, безыскусст­венны, но содержание серьезно и поучительно. То бы­ли большею частью хвалебные песни, прославлявшие павших за Спарту или порицавшие трусов, которые живут теперь "жалкими, несчастными". Некоторые из них призывали к смелым деяниям, другие хвалились прошлыми - смотря по возрасту детей. <...> Точно так же перед сражением царь приносил жертву музам, для того, вероятно, чтобы воины вспом­нили, чему их учили, и о том, какой приговор ждет их со стороны составителей песен, чтобы они ни на минуту не забывали об этом, встретясь лицом к ли­цу с опасностью, и показали в битве подвиги, достой­ные прославления. XXII. В ЭТО ВРЕМЯ воспитание молодых людей ста­новилось уже не таким строгим - им позволяли ходить за своими волосами, украшать оружие и платье. Ра­довались, когда они, как кони, горделиво выступали и рвались в битву. За волосами они начинали ходить тотчас же по вступлении их в юношеский возраст, но в особенности убирали они их в минуту опасности. <...> Когда войско выстраивалось в боевом порядке в виду неприятеля, царь приносил в жертву козу и приказывал всем солдатам надевать венки, флейти­стам же - играть "песнь в честь Костра". Сам он на­чинал военную песнь, под которую шли спартанцы. Величественное и в то же время грозное зрелище представляла эта линия людей, шедших в такт под звуки флейт. Их ряды были сомкнуты; ничье сердце не билось от страха; они шли навстречу опасности под звуки песен, спокойно и весело. Ни страх, ни чрезмер­ная горячность не могли, конечно, иметь места при таком настроении; они были спокойны, но вместе с тем воодушевлены надеждой и мужеством, веря в по­мощь божества. Царь шел на неприятеля в окруже­нии воинов-победителей на играх. Говорят, одному спартанцу предлагали на Олим­пийских играх большую сумму с условием, чтобы он уступил честь победы. Он не принял ее и после труд­ной борьбы повалил своего соперника. "Что пользы тебе, спартанец, в твоей победе?" - спросили его. "В сражении я пойду с царем впереди войска", - отвечал он, улыбаясь. Одержав победу и обратив неприятеля в бегство, спартанцы преследовали его только на таком расстоя­нии, чтобы укрепить за собой победу бегством непри­ятелей, и затем немедленно возвращались. По их мне­нию, было низко, недостойно грека - рубить и убивать разбитых и отступающих. Их обычай был не только благороден и великодушен, но, и полезен, так как их враги, зная, что они убивают только сопротивляю­щихся и щадят сдающихся, считали выгоднее бежать, нежели оказывать сопротивление. <...> XXIV. ВОСПИТАНИЕ продолжалось до зрелого воз­раста. Никто не имел права жить так, как он хотел, напротив, город походил на лагерь, где был установ­лен строго определенный образ жизни и занятия, ко­торые имели в виду лишь благо всех. Вообще спар­танцы считали себя принадлежащими не себе лично, но отечеству. Если им не давалось других приказаний, они смотрели за детьми, учили их чему-либо полезному или же сами учились от стариков. <...> XXVII. ПРЕКРАСНЫМИ во всех отношениях были и законы Ликурга относительно погребения покойни­ков. Чтобы с корнем уничтожить суеверие, он, прежде всего, не запрещал хоронить умерших в черте города и ставить им памятники вблизи храмов, - он желал, чтобы молодежь с малых лет имела у себя перед гла­зами подобного рода картины, привыкала к ним; что­бы она не боялась смерти... У Ликурга ничто не было бесцельным, ничего не делалось без нужды - все его важнейшие распоряжения имели целью хва­лить доброе и порицать дурное. Он наполнил город множеством образцов для подражания. С ними по­стоянно приходилось сталкиваться, вместе с ними росли, вследствие чего для каждого они служили пу­тем и примером к достижению добродетели. На этом основании Ликург не позволил уезжать из дому и путешествовать без определенной цели, перени­мая чужие нравы и подражая образу жизни, лишен­ному порядка, и государственному устройству, не имеющему стройной системы. Мало того, он даже вы­селял иностранцев, если они приезжали в Спарту без всякой цели или жили в ней тайно, но не потому, как думает Фукидид, что боялся, как бы они не ввели у себя дома его государственного устройства или не научились чему-либо полезному, ведущему к нравст­венному совершенству, а просто потому, чтобы не сде­лались учителями порока. С новыми лицами входят, постепенно, и новые речи, с новыми речами являются новые понятия, вследствие чего на сцену выступает, конечно, множество желаний и стремлений, не имею­щих ничего общего с установившимся порядком прав­ления. Поэтому Ликург считал нужным строже беречь родной город от внесения в него дурных нравов, не­жели от занесения в него заразы извне. <...> XXIX. КОГДА важнейшие из его законов успели вой­ти в жизнь его сограждан, когда государство сдела­лось достаточно крепким и сильным, чтобы нести се­бя и самому стоять на ногах, Ликург, подобно богу, который, по словам Платона, обрадовался при виде первых движений созданного им мира, был восхищен, очарован красотой и величием созданных им законов, законов, ставших действительностью, вошедших в жизнь, и захотел, насколько может ум человека, сделать их бессмертными, незыблемыми в будущем. Итак, он созвал всех граждан на Народное собрание и сказал, что данное им государственное устройство во всех отношениях приведено в порядок и может служить к счастью и славе их города, но что самое важное, самое главное он может открыть им то­гда, когда вопросит оракул. Они должны были хра­нить данные им законы, ничего не изменяя, строго держать их до его возвращения из Дельф. После своего приезда он обещал устроить все согласно воле оракула. Все согласились и просили его ехать. Тогда, взяв клятву с царей и старейшин, затем со всех граждан в том, что они будут твердо держаться су­ществующего правления, пока он не вернется из Дельф, Ликург уехал в Дельфы. Войдя в храм и при­несши богу жертву, он вопросил его, хороши ли его за­коны и в достаточной ли мере служат к счастью и нравственному совершенствованию его сограждан. Оракул отвечал, что его законы прекрасны и что с его стороны государство его будет находиться на верху славы, пока останется верным данному им государст­венному устройству. Он записал этот оракул и послал его в Спарту, сам же принес богу вторичную жертву, простился со своими друзьями и сыном и решил доб­ровольно умереть, чтобы не освобождать своих со­граждан от данной ими клятвы. Он был в таких го­дах, когда можно еще жить, но так же хорошо и умереть тем, кто не прочь от этого, в особенности ему, чьи все желания были исполнены. Он уморил себя голо­дом в том убеждении, что и смерть общественного деятеля должна быть полезна государству и что са­мый конец его жизни должен быть не случайностью, а своего рода нравственным подвигом, что он совер­шил прекраснейшее дело, что кончина его будет достойным завершением его счастья и что смерть его будет стражем всего того высокого и прекрасного, которое он приобрел для сограждан своей жизнью, так как они поклялись держаться установленного им правления вплоть до его возвращения. Он не обманулся в своих надеждах. В продолжение пяти веков, пока Спарта оставалась верна законам Ликурга, она по своему строю и славе была первым го­сударством в Греции. Из четырнадцати царей, от Ликурга до Агида, сына Архидама, ни один не сделал в них никаких перемен. Учреждение должности эфо­ров не только не ослабило государства, а, напротив, послужило к его усилению. Казалось, эфорат был уч­режден в интересах народа, на самом же деле он послужил к усилению влияния аристократии. XXX. В ЦАРСТВОВАНИЕ Агида проникли в Спарту в первый раз деньги, вместе же с деньгами вернулись в государство корыстолюбие и жажда богатства. Виной тому был Лисандр, который, не любя денег лично, сделал своих сограждан корыстолюбивыми и познакомил с роскошью. Он привез домой золото и серебро и нанес смертельный удар законам Ликурга. Но пока они оставались по-прежнему в силе, мож­но было сказать, что Спарта жила жизнью не государ­ства, а жизнью опытного и мудрого мужа ... <...>

(Плутарх. Ликург).

"Вакансия на стратега России"...

  
   Горько и обидно смотреть, как день ото дня губится и развращается народившееся и подрастающее поколение наше.
   Несносно слушать разглагольствования политиков и политиканствующих ученых, журналистов и писателей по поводу тех или иных проблем.
  
   Хочется сказать всем им: зрите в корень!
   Поставьте на должный уровень воспитание детей и юношества и только этим поднимите силу и мощь нашего государства на порядок выше.
  
   Но не сводите всю проблему к дидактизму, формализму и очередной кампании, которая, не успев начаться, потонет в бюрократизме и обрастет сонмом желающих погреть руки на очередной правительственной затее.
  
   Благое дело требует чистых рук и хотя бы одного Ликурга ...
   Пока это место никем не занято.

0x01 graphic

  

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

Уильям ШЕКСПИР (1564--1616) --

великий английский

драматург, поэт, актер

  -- Благословенны миротворцы на земле. Люби всех, доверяй избранным, не делай зла никому.
  -- Моя честь -- это моя жизнь; обе растут из одного корня. Отнимите у меня честь -- и моей жизни придет конец.
  -- Люди -- хозяева своей судьбы.
  -- Легкое сердце живет долго.
  -- Ни в чем я не нахожу такого счастья, как в душе, хранящей память о моих добрых друзьях.
  -- Мы молимся о милосердии, и эта молитва должна научить нас с почтением относиться к милосердным поступкам.
  -- Как далеко простираются лучи крохотной свечки! Так же сияет и доброе дело в мире ненастья.
  -- Безнравственностью не достигнешь большего, чем правдой. Добродетель отважна, и добро никогда не испытывает страха. Я никогда не пожалею о том, что совершил доброе дело.
  -- Будь верен себе, и тогда столь же верно, как ночь сменяет день, последует за этим верность другим людям.
  -- Чтоб оценить чье-нибудь качество, надо иметь некоторую долю этого качества и в самом себе.
  -- Видеть и чувствовать -- это быть, размышлять, жить.
  -- Счастья целиком без примеси страданий не бывает.
  -- Горе налегает сильнее, если заметит, что ему поддаются.
  -- Излишняя торопливость, точно так же как и медлительность, ведет к печальному концу.
  -- Труд, который нам приятен, излечивает горе.
  -- Работа, которую мы делаем охотно, исцеляет боли.
  -- Хочешь достигнуть цели своего стремления -- спрашивай вежливее о дороге, с которой сбился.
  -- Желание -- отец мысли.
  -- Гнилое не терпит прикосновения.
  -- Если бы острое слово оставляло следы, мы бы все ходили перепачканные.
  -- Счастлив тот, кто, слыша хулу себе, может ею воспользоваться для исправления.
  -- Если бы не было разума, нас заездила бы чувственность. На то и ум, чтобы обуздывать ее нелепости.
  -- Интрига составляет силу слабых, даже у дураков хватает ума, чтобы вредить.
  -- Не давай языка необдуманным мыслям и никакой необдуманной мысли не приводи в исполнение.
  -- Истина любит действовать открыто.
  -- Подтверждение истины никогда не излишне, даже и тогда, когда спит всякое сомнение.
  -- Ничто не ободряет так порока, как излишняя снисходительность.
  -- Ни один порок не настолько прост, чтобы не принимать с внешней стороны вид добродетели.
  -- Отрицание своего дарования -- всегда ручательство таланта.
  -- Трудно запугать сердце, ничем не запятнанное.
  -- Не скреплена дружба умом -- легко расторгает ее и глупость.
  -- Совет друга -- лучшая опора против врагов.
  -- Честь девушки -- все ее богатство, оно дороже всякого наследства.
  -- Любовь всесильна: нет на земле ни горя -- выше кары ее, ни счастья -- выше наслаждения служить ей.
  -- Наша личность -- это сад, а наша воля -- его садовник.
  -- Кому не хватает решительной воли -- не хватает ума.
  -- Сомнения -- предатели: заставляя бояться попытки, они лишают нас и того добра, которое часто мы могли бы приобрести.
  -- Самопочитание никогда не бывает столь мерзостно, как самоунижение.
  -- Слова -- ветер, а бранные слова -- сквозняк, который вреден.
  -- Жить только для себя -- есть злоупотребление.
  -- Страх -- всегдашний спутник неправды.
  -- Интрига составляет силу слабых.

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023