ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "В армии честности было мало"...

"Честности было мало"...

В. Драгомиров

0x01 graphic

ПОДГОТОВКА КОМАНДНОГО СОСТАВА

К ВЕЛИКОЙ ВОЙНЕ

В. Драгомиров

Японская война обнаружила большие недостатки в подготовке командного состава.

По окончании войны недостатка в обличениях не было.

Сводились личные счеты, разглашались различные злоупотребления, не без преувеличения их известной частью печати, указывались недостатки вооружения и снабжения, иногда далеко не такие важные, как казалось изобличающим авторам, указывались недостатки тактической подготовки, пренебрежительное отношение к духовной стороне армии, инсценировался, как козел отпущения, Порт-Артурский процесс.

Все это сваливалось в общую кучу, разбираться в которой было трудно, а авторитетного лица, которое могло бы это сделать, классифицировать материал, продумать общие причины, которые повели к проигрышу войны, и дать указания по разработке данных военного опыта, не было.

Оно отсутствовало среди лиц, стоявших у власти. Все они плыли по течению того же мутного потока взбаламученных страстей, хватались за тот или иной вопрос, мешали главное со второстепенным, руководились злобой дня или взглядами влиятельных лиц, влияние коих часто было эфемерным, запутывались окончательно в сфере взаимоперекрещивающихся стремлений и в результате -- "не зная делать, что надо, делали, что умели".

Как всегда, в таких случаях, вопросы внешнего соотношения вещей выступают на первый план, а более глубокие вопросы внешней сути остаются в тени без внимания.

В войсках занимались гимнастикой, и недостаточно ревностное отношение к этому делу было причиной удаления с поста одного из военных министров; занимались сомкнутыми учениями и парадами, стрельбой и тактикой довольно примитивного вида, сельским хозяйством, изменением формы одежды, запутав этот вопрос до последней степени, улучшением быта и пенсиями и меньше всего тем, чем следовало заниматься больше всего: подготовкой командного состава.

Он действительно оказался слабо подготовленным.

Были, несомненно, люди умные в житейском смысле и преданные делу, но людей широко знавших военное дело, обладавших наклонностью к его изучению, не ограничивающихся обсуждением явлений своего русского мира, но и понимавших течения заграничной военной мысли и следивших за ними, усвоивших дух военных учреждений, военной организации и подготовки к войне иностранных государств -- было очень мало.

Каждый, окончивший школу и вступивший в жизнь, скоро поддавался ее засасывающему влиянию.

Повседневные заботы и искушения становились на первый план.

Все остальное отступало перед этим и казалось ненужным только, как средство удовлетворить свои нужды и влечения.

Добытые в школе знания часто не соответствовали казавшимся неизмеримо более важными знаниями жизненного обихода. Первые часто были неприменимы к жизни.

Практиковать их приходилось редко по сравнению с знаниями жизненной практики, или и вовсе не применять. С течением времени они забывались и частично утрачивались.

Ни поддерживать эти знания, ни приобретать новые в таком же роде не было интереса. Только выдающиеся по своей любознательности люди избегали этой участи.

Остальные, приобрев жизненный опыт, в то же время обладали меньшими знаниями, чем выпущенная из школы молодежь.

Внутренний смысл мировых событий проходил для таких людей малопонятным.

Интересовались, любопытства ради, только их внешним ходом, как интересуются уличной жизнью, глядя на нее из окна. Для такой любознательности достаточно газет и они преимущественно читались вместе со всякой беллетристикой, иногда нездорового свойства.

Вместе с охотой к постоянному совершенствованию пропадает и воля. Она заглушается повседневной "обывательской" жизнью. Блекнет готовность служить на пользу общую.

Ясно, что при существовании подобных условий, нигде командный состав не нуждался в повторительной подготовке больше, чем в России. Но нигде эта подготовка не была осуществлена в меньшей степени.

Едва ли этот пробел отчетливо сознавался. Правда, уже в течение некоторого времени было стремление к освежению командного состава, но это понималось как необходимость устранять пожилых, больных и отяжелевших людей.

Но физическая бодрость еще не доказывает надлежаще направленной умственной деятельности и наличие познаний соответствующих запросам времени. А без этого легко стать не более как "гробом повапленным".

Никогда вопрос освежения познаний командного состава не ставился серьезно и средств на это не отпускалось. И как было разрешить этот вопрос, когда в былое время престиж начальствующих лиц, в силу их положения, стоял настолько высоко, что посадить их на школьную скамью (как бы это ни скрашивалось) казалось невозможным.

Конечно, упускалось из виду, что цель, подлежащая достижению, высока, что ради нее можно многим и пожертвовать, что учиться надо всю жизнь, но господствующие взгляды того времени на этот счет были безапелляционны.

Да и откуда взять учителей для таких почтенных людей, когда на верхах их не было вследствие общего уклада русской жизни, а применить для этого более молодой состав, может быть, обладающий познаниями, но лишенный жизненного опыта и авторитета, тоже не пристало.

Кто мог после Японской войны поднять такое дело и, что еще труднее, указать путь к его разрешению, установив -- чему учить?

Таких людей не было.

Люди, двинувшие в свое время военное дело вперед, бывшие для своей эпохи выдающимися людьми, сошли со сцены.

Учение их или слепо применялось или также слепо отрицалось.

Псевдоучеников, или пользовавшихся в неведении даже злоупотреблявших их именем, было достаточно, но последователей, учитывающих новые факторы военного дела, не было.

При том, если они и двинули в свое время вперед военное дело и многое сделали, то многого и не доделали и пробел этот вовремя пополнен не был.

За ними шли, применяя их учение не столько по духу, сколько по форме, но параллельно с ними мало кто шел и много, очень много путей осталось еще неиспользованными...

0x01 graphic

Просветительные учреждения?

Но Академия Генерального Штаба, имевшая в свое время много талантливых лиц, исследовавших отрасли военного дела, уже с начала 90-х годов прошлого столетия начала терять свои научные силы.

Обучение становилось отвлеченным, связь с жизнью терялась и деятельность учебного персонала Академии часто и справедливо не признавалась целесообразной практическими военными деятелями.

Идеи этого персонала стояли в стороне от жизни и он сам от нее отстранялся.

Уже после войны 1904 -- 05 гг. в Академии Генерального Штаба началось новое течение, основанное на постановке дела во французской Ecole Militaire.

Представителем его была группа лиц работоспособных, отчасти даже талантливых, но не пользовавшихся сочувствием свыше.

Они там третировались как "младотурки" и, может быть, это не было в полной мере несправедливо, т.к. в их работе была свежая струя, но была и погоня за новшествами и разрыв с прошлым.

К тому же они избегали связи с практической жизнью, они хотели учить, но избегали учиться и не замечали как река жизни их обтекала и оставляла на мели.

Они были молоды, и дело их не успело развиться, но не без оснований можно предполагать, что в дальнейшем, как и их предшественники, они стояли бы в стороне от жизни.

Военное дело нуждается не только в теории, но и в практике, даже последняя преобладает. Нельзя быть военным профессором и не знать или отставать от практической постановки соответственной отрасли военного дела и не уметь его вести, как нельзя, преподавая фехтование, ограничиться рассказом и не показать самому, как следует фехтовать.

Бывший начальник Акад. Ген. Шт. Конрад ф. Гетценсдорф считал необходимым принимать участие в командовании одной из сторон в корпусных маневрах. Он считал нужным поддерживать связь с жизнью.

Подобное явление в русской армии было почти немыслимо. Не только лица на высоких должностях, но и лица на более скромных должностях на это бы не пошли. Охотников подвергать критике авторитет своей псевдонепогрешимости было немного.

Поэтому и Академия Генерального Штаба стояла в стороне от жизни.

Если ученики французской Ecole Militaire постоянно интересуются ее мнениями по различным вопросам, то русский Генеральный Штаб равнодушен к мнениям своей Академии. В этом практическом деле, которое в конечном итоге каждому приходится вести, офицер генерального штаба знает, что помощи и авторитетного указания от нее не получит.

После войны 1904 -- 05 гг. было сформировано Главное управление Генерального штаба (Г.У.Г.Ш.).

Был создан специальный орган для подготовки армии к войне.

От него зависели вопросы организации, разработка уставов и наставлений, изучение военного дела и истории, изучение иностранных армий, применение боевого опыта, руководство специальной службой офицеров генерального штаба и т.п.

Г.У.Г.Ш. просуществовал до войны 8 лет.

Если бы соответственное направление работы было сразу верно намечено, Г.У.Г.Ш. могло бы принести существенную пользу.

Начальник Г.У.Г.Ш. по своему положению, при признаваемой за ним компетенции, мог бы многое сделать, хотя несомненно ему пришлось бы выдерживать не малую борьбу с недоброжелательством различных видов и с рутиной.

Можно было или смело вступить на борьбу с препятствиями или считаться с ними и вступать в компромиссы. Можно было рисковать или выиграть и потерять, или только кое-что достигнуть, почти заведомо рискуя опоздать к судному дню. Можно было просто жить изо дня в день.

За 8 лет сменилось 6 Начальников Генерального Штаба.

Из них первый и последний оставались на должности свыше двух лет. Начальники Ген. Штаба между ними сменялись один за другим. Очевидно, что при такой смене последовательное ведение дела становится невозможным. Краткий срок, назначенный судьбою для свершения огромного дела подготовки к новой войне искусственно сокращался частой сменой руководителей.

Каковы были эти последствия?

Первый Нач. Ген. Шт. генерал Палицын был человеком в военном отношении образованным.

Он был основательно знаком с германской военной литературой. Он правильно и широко понимал военное дело. Его руководство полевыми поездками, полевой работой, его разборы маневров были интересны.

Он сохранил духовные и физические силы. По самому свойству своего характера, он избегал определенного выявления своей личности, считался с недоброжелателями, прибегал к компромиссам, избегал занять определенную и твердую позицию.

Поэтому и авторитет генерала Палицына прочно не установился и работа его дала сравнительно немного. Но все же она оставила за собой след, который не остался без влияния на подготовку начальников к войне.

В 1907 или 1908 гг. им были изданы "Указания по ведению военной игры", пережившие всех его преемников и имевшие на подготовку начальствующих лиц и офицеров генерального штаба большое влияние, чем какое бы то ни было другое наставление или руководство того времени.

В них были установлены методы разработки военных операций, организации маршей, употребление войск в бою. Все это было воспроизведением германской военной доктрины и вносило порядок в хаос разнообразных и мало продуманных взглядов того времени.

Указания явились своего рода доктриной русской армии, хотя официально не признанной, но, тем не менее, проникавшей в употребление под видом наставления для военной игры. Между тем и последняя получила значительное развитие по сравнению с прежним.

<...>

После ухода генерала Палицына осенью 1908 г. вся последующая деятельность Г.У.Г.Ш. по привитию в армии надлежащих взглядов на военные операции была более чем скромной.

Даже стратегическая часть была в запущении. Начальник Ген. Штаба скоро утратил свою самостоятельность и вошел в подчинение к Военному Министру.

Это было вызвано соперничеством двух высших лиц и до известной степени было правильно, ибо подобные, свойственные русскому характеру, соперничества заставляют предпочитать организации со стройной системой иерархического начала и очень осторожно относиться к системам организаций, рассчитанных на совместное сотрудничество. Г.У.Г.Ш. во главе с генералом Палицыным имело весьма много случаев проверить на деле это замечание.

Но с другой стороны Г.У.Г.Ш. подчинялось всецело влиянию Военного Министра и личность последнего стала преобладающей. Он же не столько думал о том, чтобы иметь талантливого сотрудника, сколько опасался его влияния.

В результате происходила смена Нач. Ген. Штаба и подыскание других, более удобных и покладистых, мирившихся со своим второстепенным значением, не столько проникнутых долгом службы, сколько ценивших прерогативы своего высокого положения. Они тщательно отстранялись от всего, дававшего повод подозревать их в интриге, даже от разрешения вопросов серьезных и нужных, но с нерасположением или недоверием встречаемых свыше.

Такова была грустная роль генерала Жилинского, мало соответствующего своему назначению, мелочного, равнодушного и поверхностно относящегося к порученному делу. Отрицательное влияние ген. Жилинского и некоторых его ближайших сотрудников было весьма значительно в течение более 2-х летнего управления им Г.У.Г.Ш.

Незадолго перед войной в должность Нач. Ген. Шт. вступил генерал Янушкевич, назначенный на эту должность по случайным причинам, первоначально всецело подчинившийся своему управлению, т.к. предыдущая деятельность не давала ему возможности самостоятельно вести возложенное на него дело. Продолжалась прежняя повседневная, недальновидная работа, может быть, с опасливой оглядкой в сторону своих противников, но без определенного общего плана работы, обусловленного общим положением.

<...>

При таких условиях и Г.У.Г.Ш. не могло быть тем авторитетом, который нужен был русской армии. Ему подчинялись, как подчиняются всякому центральному учреждению, ибо нужно же было, хотя бы внешним образом, согласовать работу отдельных частей. К нему обращались с запросами, когда нужно было формально выяснить какой-нибудь вопрос или снять с себя ответственность за то или иное решение. Но не к нему шли за советом и не у него искали разрешения принципиальных сомнений.

Само значение военной доктрины не понималось или понималось превратно.

За 1 -- 2 года до войны на этот счет возникла полемика в печати, в скором времени прекращенная, по-видимому по указанию свыше.

Полемизировало несколько профессоров Академии Генерального Штаба и строевых начальников. Полемика обнаружила всю разноголосицу мнений, а иногда свидетельствовала об извращении дела.

Доктрина отрицалась, как определенный рецепт для действий, она выставлялась, как антитеза частной инициативы.

Нарушение последней не допускалось.

Между тем на войне всегда господствует какая-то общая обстановка и представляется необходимость согласованных действий различных организованных соединений и родов войск в целях наилучшего использования военной силы. Эта обстановка и соответствующие способы действий данного времени имеют общие черты, которые поддаются изучению. Их можно проследить на войне, даже в известной степени на военных играх и полевых поездках мирного времени.

Все это -- обстановка, основные способы действий -- составляют своего рода стихию, законам коей подпадает каждый из участников военных операций.

Поэтому законы этой стихии должны старательно изучаться, т.к. пренебрежение ими сурово наказывается. Изучение их позволяет разработать общие правила действий на марше, в бою и т.д. Их должны знать и применяться к ним.

Это и составляет военную доктрину, которой должен быть проникнут личный состав и которая послужит путеводной звездой там, где решение приходится искать только в себе самом.

А такая участь, несомненно выпадает на долю каждого.

Следствием привития военной доктрины является взаимное понимание, а последняя порождает взаимное доверие. В военное время это огромная сила, координирующая все усилия.

Доктрина должна ограничиваться изучением общей обстановки, общих способов действий и не переходить в частности.

Иначе она мертвит дело, создает рецепты для действий, убивает инициативу.

Она должна больше отвечать на вопрос "что делать", чем на вопрос "как делать".

При изменении общих условий военных действий доктрина может быть изжита и становится тогда вредной. При здравой доктрине для самодеятельности остается огромное поле деятельности, к тому же облегченной уразумением интересов целого. Кто участвует в общем предприятии, не может без этого обойтись, без риска принести вред общему делу. Доктрина облегчает и регулирует проявление частной инициативы.

Доктрина помогает и изучению военных вопросов в мирное время.

Ее роль в этом отношении аналогична значению гипотез в науке.

Она дает общее направление военной мысли.

В разработке вопроса о военной доктрине Г.У.Г.Ш. умыло руки.

Оно едва ли подозревало, что в русской армии доктрина нарастает и соответственными мерами можно было облегчить ее рост устранить кризисы, свойственные вообще всякому росту. Но, несмотря на отсутствие руководства со стороны Г.У.Г.Ш., жизнь уже получила толчок и шла своими путями.

Русская военная литература издавна не отличалась глубоким обсуждением вопросов военного дела. После расцвета 60 -- 80 гг. прошлого столетия, она понемногу мельчала и перешла главным образом на обсуждение вопросов повседневного быта и злобы дня.

Справка:

-- Причина тому - полный запрет критики даже самой благожелательной (системы ген. Ванновского, а позже - Сухомлинова). Например, история Турецкой войны 1877 - 78 гг. не была закончена до 1905 г. и армия в течение 25 лет не знала своего же последнего опыта.

По окончании Японской войны не нашлось литературного наследства, которое давало бы основы для освещения ошибок и причин неудач этой войны. Пришлось обратиться к иностранной, преимущественно германской военной литературе.

Было переведено много германских военный сочинений, выяснявших различные вопросы стратегии и тактики или служивших руководством для ведения военных игр и полевых поездок. Переводились на русский язык и германские уставы.

Все это воспринималось отчасти правильно, отчасти с искажениями. Германские уставы написаны с учетом общей господствующей в военное время обстановки и читать их, не понимая той обстановки, которую имеет в виду устав, невозможно. И в действительности положения этих уставов не всегда понимались и, как всегда бывает в таких случаях, легкомысленно критиковались. Такая критика встречалась и со стороны старших начальствующих лиц, хотя в деятельности последних иногда можно было проследить, как они, руководствуясь здравым смыслом, воспроизводили в чистом виде германскую доктрину.

Весь этот материал, хотя и усвоенный в недостаточной мере и не всегда с полным пониманием дела, тем не менее, накапливал запас сведений в массе командного состава в духе германской военной доктрины.

<...>

Отсутствие объединительной работы свыше отчасти оправдывало такую деятельность: пустоту нужно было заполнить.

Но путаница также чувствовалась.

Не все были одинаково компетентны. Бывали указания собственного малопродуктивного опыта. Были и случаи неосторожного отрицания уставных положений, "по ту сторону" коих пытались стать. Не последнее значение имело и то обстоятельство, что подобная деятельность служила укором центральным управлениям, не выполнявшим своего назначения по инструктированию армии.

В конце концов было предложено свыше руководиться уставами, не менять и не толковать их по своему усмотрению. Но так как потребность не была при этом удовлетворена, то описанная свыше деятельность, если не письменной, то в устной форме продолжалась. Разборы венных игр, полевых поездок и маневров давали этому полный простор.

Если подвести итог всем этим начинаниям, то нельзя не прийти к заключению, что у русской армии была известная доктрина, ближе всего приближающаяся к германской. Она проникала в толщу армии различными путями и еще не была понята и усвоена должным образом.

Относились к ней поверхностно, не делали из нее тех выводов, которые следовало бы сделать для проведения ее в жизнь и полного осуществления, дополняли ее собственным, мало продуманным опытом, односторонне его применяя, или на основании того же опыта кое-что в ней отрицали, но все же эта доктрина существовала и армия, пока была в состоянии, как это было в начале войны, ей следовала.

Но осуществление доктрины зависит не только от накопленных духовных сил, но и от материальных средств. Когда они отсутствуют, осуществление доктрины замирает.

Но она не была погашена и в 1916 г. ее сознание опять ярко проявилось.

Одновременно с работой по развитию военных знаний у командного состава делались попытки к развитию частной инициативы.

В 1908 г. был издан на этот предмет соответственный приказ по Военному Ведомству.

К сожалению, в таком деле мало одного доброго желания и официального признания значения инициативы. Нужно, чтобы служебные условия соответствовали развитию самодеятельности. Это было далеко не везде.

Круг ответственности каждого начальника не был определенно установлен: старший отвечал во всех отношениях за младшего.

В результате старший считал себя вправе вмешиваться в деятельность младшего и давать ему подробные инструкции, дабы исключить ошибки с его стороны и этим устранить возможность отвечать за подчиненного.

0x01 graphic

Лучшим начальником всегда считался тот, кто с постоянной назойливой настойчивостью проникал во все служебные отношения, всем руководил, все делал. Иногда считалось достаточным сменить начальника, чтобы дела, как по волшебству, приняли другой оборот, не вникая в то, что это возможно путем личной работы начальника во всех мелочах и полного подавления воли подчиненных.

Именно такие начальники считались образцовыми и всячески поощрялись.

Таким образом, признавая в теории значение частной инициативы, в то же время на практике делали нечто противоположное, что надо для ее достижения.

Однако и в данном случае, как и во многих других, жизнь шла своей особой дорогой и получалось что-то другое, обычно ускользавшее от властей, претендовавших на руководство.

Прежде всего, целые роды оружия, как артиллерия, технические роды оружия и т.п., в которых служба не была так строго регламентирована и служебные дела требовали не только исполнительности, но и соображения, инициатива всегда существовала. Живая деятельность кавалерии вырабатывала также далеко не лишенный инициативы командный состав.

Затем отсутствие систематического духа, вообще свойственного русскому характеру, вело к тому, что требования редко проводились с неуклонным педантизмом. Это обстоятельство открывало каждому, даже в пехоте, известную сферу деятельности и нередко довольно просторную.

В штабах также служебные мнения вырабатывались и высказывались свободно.

Инициатива далеко не была подавлена в русской армии и во многих случаях это доказано войной. Здравый смысл, вообще свойственный русскому народу, при отсутствии систематического угнетения, проявлялся в подходящих случаях и подсказывал нужные решения. Притом на войне ценился больше всего успех и всякое действие, которое вело к нему, уже заранее было оправдано. Это обстоятельство также благоприятствовало проявлению инициативы.

Отрицательное значение в отношении проявления инициативы имело другое обстоятельство: недостаточность тактического образования. Человек только тогда может правильно рассуждать и применяться к обстоятельствам, если он понимает дело. В отрицательном случае, при обстановке, превышающей его разумение, он будет действовать произвольно или по известным шаблонам, будет искать опоры в указаниях свыше и вообще не способен действовать в духе разумной инициативы. Это обстоятельство имело в русской армии более существенное значение, чем все остальное.

В настоящее время от командного состава требуется нечто большее, чем знание военного дела в той стадии его развития, в котором застала война.

В течение современной войны могут вырабатываться новые способы действий, частью вследствие выяснения на опыте различных сторон военного дела, частью вследствие влияния техники, делающей под давлением условий военного времени большой скачок вперед.

Командный состав должен быть в состоянии учесть все эти влияния, сделать из них правильные выводы, преподать войскам нужные методы действий, организовать их обучение и снабжение и т.д.

Все эти указания должны быть приноровлены к обстановке данного театра военных действий и иметь глубоко практический смысл. Работа французского командования, в этом отношении, известна. Может быть, она не отличалась проницательностью, шла ощупью, делались ошибки. Но работа шла неустанно, последовательно и в конце концов дала результаты. Французское командование обладало способностью наблюдения и ясного, беспристрастного мышления на основании первоисточников.

С грустью следует признать, что русское командование не было подготовлено к такой работе. Оно не было в состоянии разобраться в сложных явлениях военного времени, вывести из них логические заключения и энергично осуществить необходимые меры.

Лица, стоявшие во главе русского командования, пропустили и оставили незамеченной всю работу иностранных армий в 80 -- 90 годах прошлого столетия, выразившуюся в переработке их полевых уставов, в новой постановке вопроса о маршах, встречном бое и т.п. Даже новейшие издания русского полевого устава не учитывали всей этой подготовки. Они оказались неподготовленными для разработки опыта Японской войны.

Отсутствие школы и подготовки умов к научному мышлению сказывалось на каждом шагу.

Доступные пониманию видимые признаки служили канвой всех обсуждений, внутренняя сторона ускользала. Судили о том, что произошло, а не о том, чего не доставало.

В результате опыт Японской войны дал мало.

Без преувеличения можно сказать, что он больше пошел на пользу иностранных, чем русской армии.

Значение тяжелой артиллерии, ближнего пехотного боя (Порт-Артур), сопровождения пехоты в атаку артиллерией, даже значение фортификации, ведения борьбы за укрепленные позиции и многое другое не было исследовано и как следует истолковано.

Все это было понято, когда в переработанном виде вернулось из Германии, отчасти в виде поучений мирного, отчасти в виде поучений военного времени. Потребовался наглядный показательный урок и заграничный ярлык Made in Germany, чтобы уразуметь то, что можно было понять уже по уроку войны 1904 -- 05 гг. и по собственным выводам из нее.

Здесь же сказалась особенность мышления того времени, состоявшая в установлении теоретических положений без дальнейшего стремления перевести их на практику и поверить их применение.

Практики чуждались.

Это вело к потере чувства действительности, к притуплению сознания, что действительно имело ценность и значение и что представляется более или менее праздным измышлением.

Русский командный состав вследствие этого никогда не умел отделить жизненность предложений от измышлений всякого рода и подпадал влиянию прожектов, часто затмевающих дельных людей.

Подобная неподготовленность и неумение жить своим умом заставляли обращаться к заграничным источникам.

Особенное значение имели руководства из Германии, пользовавшиеся большим престижем после ее счастливых войн.

Они часто не принимались, но все же считались кладезями непогрешимой мудрости. Это подчиняло русскую мысль германской, подчиняло слепо, без критики. Тут не было согласия межу единомышленниками, скорее получалось впечатление поклонения малосведущего более опытному и знающему.

Свои самобытные пути и самостоятельная мысль стушевывались.

Германия возвеличивалась, становилась на пьедестал, казалась чем-то высшим и лучшим по сравнению со своим. Ее почти боялись и тем более, чем меньше понимали.

Русская психика по отношению к будущему противнику подавлялась.

Правда, были и противоположные мнения, но какие-то необоснованные, как и чрезмерное поклонение. Серьезное изучение отсутствовало. Слабые и сильные стороны Германии (см. например, книгу Людендорфа) были мало выяснены.

Справка:

-- ЛЮДЕНДОРФ (Ludendorff) Эрих (1865 - 1937), немецкий генерал (1916), один из идеологов германского милитаризма. В 1-ю мировую войну, являясь помощником генерала П. Гинденбурга, фактически руководил военными действиями на Восточном фронте в 1914 - 1916 гг., а в 1916 - 1918 всеми вооруж. силами Германии. Участник Капповского путча 1920 и руководитель (вместе с Гитлером) фашистского путча 1923 в Мюнхене. В 1924 - 1928 депутат германского рейхстага от национал-социалистической партии. Автор концепции "тотальной войны".

План войны разрабатывался шаблонно, не зная их. Политические и экономические условия учитывались поверхностно. Среди командного состава не было лиц, компетентных в разрешении этих вопросов. Уже после первых успехов и достижений выяснилось, что дальнейшего плана собственно не было.

<...>

Конечно, вся такая подготовка, весь подобный и психический умственный склад высшего командного состава целиком отразился при действиях в военное время. Отсутствие ясной военной мысли и творчества чувствовались на каждом шагу.

Когда в 1915 г. выяснилось значение "барабанного боя" тяжелой артиллерии, в русской армии продолжались прежние методы обороны.

Передние окопы по-прежнему набивались людьми, без пользы приносимыми в жертву.

Когда в 1916 г. противник перешел к новому способу обороны, перенеся ее центр тяжести назад, русская армия, поглощенная весенними успехами и не отдавая себе отчета в их причинах, продолжала подготовлять атаку первых линий и брать их, подвергаясь при этом расстрелу и неудачам.

Это же неумение разбираться в делах и мыслить по первоисточникам, эта бедность мысли приводила к изданию нежизненных и даже вредных боевых инструкций и руководящих указаний. Так в одной из инструкций рекомендовалось применение "суворовских колонн" при атаке. Ее тщательно прятали от войск понимавшие дело начальники, но были и случаи ее применения, сопровождавшиеся катастрофами.

Лучшие инструкции были иностранного происхождения, но при этом часто отсутствовало приспособление их к русскому театру военных действий, значительно уменьшавшее практическое значение многих из этих инструкций.

<...>

Много указаний отдавалось post factum. Командование имело возможность предупредить какую-либо ошибку, но этого не делало, а затем разражалось упреками и сетованиями, когда дело оканчивалось неудачей или даже катастрофой.

<...>

Вся кампания 1916 г. была доказательством шаблонного и поверхностного строя мысли русского командования. Она заслуживает в этом отношении особого рассмотрения. Здесь не место этому.

Достаточно отметить тот вред, который могут принести делу люди, хотя может быть работоспособные, почтенные и могущие принести пользу в других отраслях военной, но только не полководческой деятельности.

Интересно отметить при этом и заблуждение общественного мнения, судившего таких людей по признакам менее всего применимым для оценки полководческой деятельности. И до такой степени заблуждение было велико, что бьющие в глаза факты военных неудач, обусловленных ненадлежащим общим управлением, не изменили настроения общественного мнения. До такой степени оно было некомпетентно и не подготовлено.

Не было лишено командование честолюбия и тщеславия, заставлявших преследовать цели, не имевшие военного значения, исключительно в видах заслужить расположение общественного мнения. И чем меньше было действительных успехов, тем чаще преследовались подобные цели.

<...>

В итоге самоотверженная работа армии в 1916 г. не дала того, что могла дать. Огромные, часто бесполезно принесенные жертвы, вызывали утомление и упадок духа. Впереди предвиделись такие же жертвы, равнодушное отношение к ним свыше, неумелость командования...

Создавалась благоприятная почва для революционной пропаганды и деятельности различных лиц "окопавшихся в тылу" и принимавших все возможные меры, чтобы, прикрываясь даже идеалистическими стремлениями, не попасть на фронт.

Эта пропаганда не могла не найти отзвука и в тех, кто на том же фронте обильно и часто проливал свою кровь, в ком возобладало горькое сознание, что общество вкупе со стоящим во главе командования лицами, требует только жертв, не ценит подвигов и не способно установить хотя бы элементарную справедливость и равномерное несение военных тягот.

Это настроение было одной из причин русской революции и ее быстрого разрушительного развития.

История несомненно отметить ответственность в этом отношении и командования.

<...>

Не столько недостаточность подготовки, сколько нравственный уровень командного состава мешали общему успеху.

Излишнее поклонение Германии вело к подавлению психики, к неуверенности в себе и в соседях. Последнее неизбежно влекло и недоверие к ним, обусловленное часто и другими причинами. Если было много честных и преданных делу людей, то много было и других, руководившихся честолюбием и прибегавших к саморекламе.

Главное командование не умело различать преданных делу от преследовавших личные цели. Оно ценило не доблесть, а успех. За последним гнались преимущественно в его легких формах, ибо серьезный успех всегда связан с риском неудачи. При отсутствии успеха не останавливались перед его фальсификацией.

Ложь считалась дозволенной и на ней часто основывались репутации.

К имевшим мужество говорить горькую правду относились неблагосклонно. Говорили они дело, или преувеличивали опасения, безразлично -- их квалифицировали "паническими" людьми.

Благородства по отношению к подчиненным у высшего командного состава, за немногими исключениями, не было.

Защита подчиненных от неправильных нареканий была не в его нравах.

Пожертвование подчиненными с намерением сложить с себя ответственность встречались часто.

Успех приписывался командованию, ответственность за неудачи возлагалась на подчиненных.

По заслугам слишком часто не воздавалось.

Ко всему этому применились.

Развилось особое явление -- какой-то официальный лже-оптимизм, всюду выставляемый напоказ и создававший репутацию подобным лицам, как людям с твердым характером.

Такие лица никогда не противоречили и готовы были на любые предприятия, замышлявшиеся командованием.

Они всегда на словах верили в успех и никогда не имели мужества открыто заявить об отрицательных сторонах предприятия, даже если бы они вели к гибели дела. Они снимали с себя ответственность и лично мало чем рисковали -- этого было для них достаточно.

Лишняя кровь, которая могла пролиться, их не интересовала и нравственно ответственными они себя не считали.

Командование, беспомощное в выборе людей, не чуждое угодничества перед так называемым общественным мнением и преследования ради этой целей не имевших военного значения, вольно и невольно поддерживало такое настроение своих подчиненных.

Оно иногда и само являлось причиной напрасного пролития крови.

В 1916 г. было разослано начальствующим лицам письмо одного из офицеров главному командованию.

Он в нем описывает тяжелую нравственную атмосферу, в которой жила армия, и присовокупляет, что еще в мирное время подавал заявление по начальству, в котором указывал, что в случае возникновения войны, победят немцы потому, что они честны, а у русских честности мало.

За это письмо он был уволен со службы. Он его вспоминал теперь и с горечью констатировал, что его предсказания сбылись.

Со скорбью следует признать, что автор письма был прав: честности было мало.

<...>

Драгомиров В.

Подготовка Русской Армии к Великой войне.

I. Подготовка командного состава. //

Военный Сборник. --

кн. 1V. -- 1923. -- с.98 -- 119.

Справка 1:

-- Младотурки (тур. JЖntЭrkler) -- политическое движение в Османской империи, которое начиная с 1876 года пыталось провести либеральные реформы и создать конституционное государственное устройство. Младотуркам удалось свергнуть султана Абдул-Хамида II (1908) и провести половинчатые прозападные реформы, однако после поражения Турции в Первой мировой войне они потеряли власть. После победы Кемаля Ататюрка большинство младотурок начали активную деятельность в кемалистской Народно-республиканской партии (Cumhuriyet Halk Partisi).

-- В конце 19 в. политическими преемниками "новых османов" выступили младотурки. Неформальным лидером комитета был философ Абдулла Джевдет, однако сам он в политику не вмешивался, занимался в основном просветительской деятельностью. В среде "младотурков" возникло радикальное крыло, состоявшее из молодых офицеров, во главе которых были Энвер-паша, Талаат-паша и Джемаль-паша.

-- Опираясь главным образом на офицерство, младотурки во главе с Ниязи-беем подняли в июле 1908 вооруженное восстание, заставившее султана Абдул-Хамида II восстановить действие конституции 1876 и созвать парламент (Младотурецкая революция 1908). Однако своей политикой, направленной на ограничение революции, младотурки облегчали выполнение замыслов внутренней и внешней реакции. В апр. 1909 реакционные круги организовали в Стамбуле контрреволюционный мятеж с целью восстановления неограниченной власти султана. Попытка не удалась, и Абдул-Хамид II лишился трона (султаном парламент избрал безвольного Мехмеда V), но с этого времени сами младотурки стали переходить на реакционные позиции. Заняв министерские, парламентские и административные посты, они установили диктаторский режим, мало отличавшийся от "зулюма".

-- С начала 1914 власть в Турции сосредоточилась в руках младотурецких лидеров во главе с Энвером-пашой, Талаатом-пашой и Джемалем-пашой. Оторванный не только от народа, но и от основных слоев национальной буржуазии, этот "триумвират" в 1914 вовлёк Турцию в Первую мировую войну 1914-18 года на стороне Германии. Война для Турции окончилась полным поражением.

Справка 2:

-- Яков Григорьевич Жилинский (15 марта 1853, Михайлов -- 1918) -- русский генерал от кавалерии.

-- Родился в семье дворян Рязанской губернии.

-- В 1876 году окончил Николаевское кавалерийское училище. Выпущен в Кавалергардский полк в чине корнета, заведовал учебной командой полка.

-- В 1883 году окончил Николаевскую Академию Генерального Штаба по первому разряду. С 26 ноября 1885 года -- старший адъютант штаба 1-й гренадёрской дивизии. с 11 февраля 1887 года младший, с 14 февраля 1894 года -- старший делопроизводитель канцелярии Военно-ученого комитета Главного штаба.

-- Со 2 мая 1898 года состоял в распоряжении начальника Главного штаба, был военным агентом при испанской армии на Кубе во время испано-американской войны (1898).

-- В 1899 году был делегатом от военного министерства на Гаагской мирной конференции. С 18 августа 1899 года -- командир 52-го драгунского Нежинского полка.

-- В 1900 году произведён в чин генерал-майора.

-- С 3 августа 1900 года генерал-квартирмейстер, с 1 мая 1903 года -- 2-й генерал-квартирмейстер Главного штаба.

-- 29 января 1904 года назначен на должность начальника полевого штаба наместника на Дальнем Востоке Е. И. Алексеева, на которой оставался до отзыва Алексеева и расформирования штаба в октябре 1904 года.

-- С 5 января 1905 года состоял в распоряжении военного министра. Командовал 14-й кавалерийской дивизией (с 27 января 1906 года), 10-м армейским корпусом (с 7 июля 1907 года).

-- Генерал от кавалерии (18 апреля 1910 года).

-- С 22 февраля 1911 года -- начальник Генерального штаба.

-- С 4 марта 1914 года назначен командующим войсками Варшавского военного округа и Варшавским генерал-губернатором.

-- 19 июля 1914 года назначен Главнокомандующим армиями Северо-Западного Фронта. По итогам боёв в Восточной Пруссии, 3 сентября 1914 года снят с поста Главнокомандующего армиями и генерал-губернатора и переведен в распоряжение военного министра.

-- В 1915--1916 годах, представлял русское командование в Союзном совете во Франции.

-- Осенью 1916 года отозван в Россию.

-- 19 сентября 1917 года уволен со службы с мундиром и пенсией.

-- После Октябрьской революции пытался выехать за границу, но был арестован и расстрелян.

Награды

-- Орден Святого Станислава 3-й ст. (1880)

-- Орден Святой Анны 3-й ст. (1888)

-- Орден Святого Станислава 2-й ст. (1894)

-- Орден Святой Анны 2-й ст. (1896)

-- Орден Святого Владимира 4-й ст. (1899)

-- Орден Святого Владимира 3-й ст. (1902)

-- Орден Святого Станислава 1-й ст. с мечами (1904)

-- Орден Святой Анны 1-й ст. с мечами (1905)

-- Орден Святого Владимира 2-й ст. (6 декабря 1909)

-- Орден Белого орла (25 марта 1912)

-- Орден Святого Александра Невского (4 октября 1913)

Справка 3:

-- Николай Николаевич Янушкевич (1(13) мая 1868 -- 1918) -- русский генерал от инфантерии.

-- В 1888 году окончил Михайловское артиллерийское училище. Выпущен Подпоручиком лейб-гвардии в 3-ю артиллерийскую бригаду. Поручик (ст. 09.08.1892).

-- В 1896 году окончил Николаевскую академию Генерального Штаба по первому разряду. Штабс-Капитан гвардии с переименованием в Капитаны ГШ (ст. 02.04.1895). Состоял при Виленском военном округе.

-- С 12 февраля 1897 -- помощник старшего адъютанта штаба Виленского военного округа. Цензовое командование ротой отбывал в лейб-гвардии 1-м стрелковом батальоне (11.10.1897-19.10.1898). С 16 мая 1898 -- и.д. столоначальника Главного Штаба. Со 2 апреля 1899 -- и.д. младшего редактора кодификационного отдела при Военном Совете. Подполковник (ст. 06.12.1899). С 10 сентября 1900 -- помощник делопроизводителя ст. оклада канцелярии Военного Министерства.

-- Полковник (ст. 06.12.1903). С 17 февраля 1904 -- делопроизводитель канцелярии Военного Министерства. Цензовое командование батальоном отбывал в лейб-гвардии Финляндском полку (04.05.-07.09.1904).

-- С 25 августа 1905 -- заведующий законодательным отделом канцелярии Военного Министерства.

-- Генерал-майор (ст. 06.12.1909). С 22 февраля 1911 -- помощник начальника канцелярии военного министерства.

Ю.Н. Данилов и Н.Н. Янушкевич.

-- Одновременно с 8.1.1910 экстраординарный, с 8.10.1911 ординарный профессор военной администрации в Николаевской военной академии.

-- С 20 января 1913 -- начальник Николаевской военной академии. Генерал-лейтенант (пр. 20.01.1913; ст. 06.12.1915).

-- С 5 марта 1914 -- начальник Генерального Штаба.

-- С началом Первой мировой войны Янушкевич был назначен на должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (19.07.1914).

-- Генерал от инфантерии (пр. 22.10.1914; ст. 06.12.1919).

-- После назначения Николая Николаевича наместником на Кавказе был его помощником по военным вопросам (с 18.08.1915).

-- С 13.09.1916 одновременно - главный начальник снабжений Кавказской армии.

-- 31.03.1917 уволен со службы "за болезнью" с мундиром и пенсией.

-- В начале 1918 арестован в Могилеве и отправлен в Петроград, но по пути близ ст. Оредеж убит конвоирами.

Награды

-- Орден Святого Станислава 3-й ст. (1893);

-- Орден Святой Анны 3-й ст. (1898);

-- Орден Святого Станислава 2-й ст. (1902);

-- Орден Святого Владимира 4-й ст. (1905);

-- Орден Святого Владимира 3-й ст. (1907);

-- Орден Святого Станислава 1-й ст. (10.04.1911);

-- Орден Святой Анны 1-й ст. (29.12.1913).

-- Орден Святого Георгия 4-й ст. (ВП 23.09.1914).

Серебряный глобус царя Алексея Михайловича

ПОУЧЕНИЯ СТАРЦЕВ

-- Старец Амфилохий с о.Патмос часто говорил: "Я похож на старое дерево, тенью которого в жаркие летние дни наслаждаются не только кроткие овцы Христовы, но и маленькие птички, сидящие на его ветвях. Все, чтобы не потерять свою радость, желают старой сосне долгих лет. Но корни ее потихоньку гниют, и придет суровая зима, когда сильный ветер повалит сосну и она станет пригодной лишь на дрова. Но теперь старая сосна благодарит овец и птиц - своих товарищей по пустыне". И в другой раз он высказал свою любовь следующим образом: "Я, чада мои, без вас не хочу и рая".

-- Достойны упоминания и подражания следующие слова старца Епифания: "Сердце мое имеет только входы. Выходов нет. Кто вошел внутрь, остается там. Что бы он ни сделал, я люблю его такого, каким я его полюбил, когда он впервые вошел в мое сердце. Я молюсь за него и ищу его спасения". "Худшее для меня мучение - это знать, что я огорчил любимого человека". "Я хочу, чтобы те, которые рядом со мною, чувствовали простор, а не тесноту. Я никого не зову, никого не держу, и никого не прогоняю. Кто хочет, приходит, кто хочет, остается, кто хочет, уходит. Я никого не считаю своим последователем или сторонником". "Я всем пожертвовал, прежде чем это получить. Я пожертвовал местом преподавателя университета. Я пожертвовал местом секретаря Священного Синода. Я пожертвовал местом главы миссионерского братства. Я пожертвовал местом настоятеля большого храма. Я пожертвовал епископскими престолами. У меня есть одна епитрахилька, чтобы исповедовать десять душ. Ничего другого!"

-- Старец Иосиф писал своему духовному чаду: "Мое сильное желание, горение моего сердца, моя божественная любовь, непрестанно жгущая мою внутренность - в том, чтобы спаслись, души, чтобы принесли они себя в словесные жертвы нашему Сладчайшему Иисусу". И он много молился, чтобы это случилось. Но слова его, обращенные к другим, не приносят плодов, или, в лучшем случае, изредка изменяют нрав слушающих. В связи с этим великий Исихаст говорил: "Если благодать Божия не просветит человека, сколько бы ты ни сказал слов, не будет пользы. Сейчас он слушает, но вскоре, связанный снова возвращается к прежнему. Но если тут же, вместе со словом действует благодать, тогда в ту же секунду происходит изменение в соответствии со стремлением человека. С этого момента изменяется его жизнь. Но это случается с тем, кто не испортил свой слух и не ожесточил свою совесть. Напротив, те, кто слышат добро, но не повинуются и остаются при своей злой воле, хоть бы ты им и говорил день и ночь, и показал бы им всю мудрость Отцов, и чудеса перед их глазами сотворил бы, и повернул бы вспять течение Нила, они не получат ни капельки пользы. Но от уныния они желают приходить сюда в мою каливу и говорить часами, лишь бы убить время. (Каливой на Афоне называется отдельный домик для пустынника; в отличие от кельи, на каливе не имеется храма.) Посему я затворяю дверь, чтобы безмолвием и молитвою принести пользу хотя бы себе самому".

-- Старец Иаков говорил: "Мы все, надев рясу с целью освятить свою душу. Но требуется внимание. Ибо и мирская честь, и слава, и эгоизм могут сделать так, что вместо того, чтобы освятить свою душу, мы ее потеряем".

-- Мир лежит во зле. Это не должно приводить нас в отчаяние. Старец Иероним подчеркивал: "Будь тысяча слепых людей и только один зрячий, он может вывести их всех, дабы они не погибли".

-- В один из последних дней своей жизни старец Анфим открыл своим монахиням: "Я хотел бы иметь силы, чтобы сделать еще что-нибудь для своего ближнего, но не могу. Я только молюсь и прошу Господа моего, чтобы в дни моей жизни здесь он давал мне Свою благодать, дабы я мог что-то принести приходящему ко мне: перекрестить его, дать совет, утешение, помолиться за него... Кто будет рядом со мною, тот мой друг: еврей, турок, кто бы ни был. Я хочу, чтобы меня сподобил мой Господь чем-нибудь им помочь, как я делал всю свою жизнь". Конечно, ту же любовь он питал и к своим духовным дочерям: "Я ваш отец,- говорил он им. - Несмотря на старость, я не устал изливать на вас свою отеческую любовь. Я еще стараюсь сажать вам деревья, выращивать сады, строить вам здания, делать для вас, что могу, дабы вы были покойны, жили мирно и были всем обеспечены, и не плакали, не рыдали и не скорбели, когда потеряете меня".

-- Старец Паисий в своих письмах: "Когда старец не имеет большого опыта, но имеет великую любовь и большое смирение, он реально помогает своим духовным чадам, используя опыт более опытных, с которыми он советуется, и при помощи благодати Божией, которую он постоянно получает за свое большое смирение. Но несовершеннолетний, собирающий к себе послушников, показывает свою большую гордость, проникшую в него до мозга костей. Он похож на грудного ребенка, рождающегося с длинной бородой, и последующие ему показывают повреждение своего рассудка или сердца. И священники, изучающие психологию, чтобы человеческим искусством помочь душам, духовно нездоровы. И то еще удивительно, что их учителя-психологи не верят ни в Бога, ни в душу, или думают о ней по-другому. Этим клирики показывают, что они духовно больны и нуждаются в святоотеческом обследовании, а когда станут здоровы, тогда и сами распознают этот больной дух и, вместе с тем, познают благодать Божию, чтобы в будущем к страждущим душам применять божественную силу, а не человеческое искусство".

Алексей Михайлович.

Гравюра Н. Лармессена.

До 1676 г.

ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ВОЕННЫЕ ПРИМЕРЫ

Алексей Михайлович

(1645 -- 1676)

-- Были у царя недостатки, о которых архиепископ Коломенский Иосиф писал, что царь "не умеет в царстве никакой расправы сам собою чинить, люди им владеют". При всей своей живости, как отмечали современники царя, Алексей Михайлович был безвольным и малодушным человеком.

-- В 1660 г. князь Хованский был разбит в Литве и потерял почти всю свою двадцатитысячную армию. Царь спрашивал в думе бояр, что делать. Боярин И.Д. Милославский, тесть царя, не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь пожалует его, даст ему начальство над войском, то он скоро приведет пленником самого короля польского. "Как ты смеешь" -- закричал на него царь, -- ты, страдник, худой человечишка, хвастаться, своим искусством в деле ратном, когда ты ходил с полками, какие победы показал над неприятелем?". Говоря это, царь вскочил, дал старику пощечину, надрал ему бороду и, пинками вытолкнув его из палаты, с силой захлопнул за ним двери.

-- В 1660 г. сын Ордина-Нащокина, молодой человек, подававший большие надежды, которому иноземные учителя вскружили голову рассказами о Западной Европе, бежал за границу. Отец был страшно сконфужен и убит горем, сам уведомил царя о своем несчастии и просил отставки. Царь умел понимать такие положения и написал отцу, задушевное письмо, в котором защищал его от него самого. Между прочим он писал: "Просишь ты, чтобы дать тебе отставку; с чего ты взял просить об этом? думаю, что от безмерной печали. И что удивительного в том, что надурил твой сын? от малоумия так поступил. Человек он молодой, захотелось посмотреть на мир божий и его дела; как птица полетает туда и сюда и, налетавшись, прилетает в свое гнездо так и сын ваш припомнит свое гнездо и свою духовную привязанность и скоро к вам воротится".

-- Казначей Саввина Сторожевского монастыря отец Никита, выпивши, подрался со стрельцами, стоявшими в монастыре, прибил их десятника (офицера) и велел выбросить за монастырский двор стрелецкое оружие и платье. Царь возмутился этим поступком: "до слез ему стало; во мгле ходил", по его собственному признанию. Он не утерпел и написал грозное письмо буйному монаху. Характерен самый адрес послания: "От царя и великого князя Алексея Михайловича всея Руси врагу Божию и богоненавистцу и христопродавцу и разорителю чудотворцева дому и единомысленнику сатанину, врагу проклятему, ненадобному шпыню и злому пронырливому злодею казначею Миките..."

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

(Афоризмы древней Рима)

-- Ганнибал, побеждать ты умеешь, но пользоваться победой не умеешь.

-- Достигнутый мир лучше и надежнее ожидаемой победы.

-- Необходимость является последним и самым мощным оружием.

-- Дружба должна быть бессмертной, а вражда -- смертной.

-- Оказанное доверие обычно вызывает ответную верность.

-- Если не будешь спешить, все будет для тебя ясно и надежно; торопливость опрометчива и слепа.

-- Богатство порождает скупость.

Ливии Тит (59 г. до н. э. -- 17 г. н. э.)

-- Преуспевающий человек никогда не должен думать, что его любят за его собственные качества.

-- Если осталось еще что-нибудь доделать, считай, что ничто не сделано.

-- Во время войны законы молчат.

-- Предоставить мечу решать судьбу мира.

-- Не дается даром победа над тем, кто готов подставить под удар свою грудь.

-- Добродетель тем отраднее, чем больших трудов она стоит сама по себе.

Лукан Марк Аннеп (39 -- 65 гг.)

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 24/06/2011, изменен: 24/06/2011. 63k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 11 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "В армии честности было мало"...

Каменев Анатолий Иванович
"В армии честности было мало"...