ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Каменев Анатолий Иванович
Военная история - "образуйте себя по ней"

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)


ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

   0x01 graphic
   Сохранить,
   дабы приумножить военную мудрость
  

0x01 graphic

Взятие крепости Никополь. 4 июля 1877.

Гравюра, 1877

  
   99
   Восстановление боевой готовности 16-й пехотной дивизии генералом Скобелевым.
   После кровавого и неудачного для нас штурма Плевны, 30-го августа [русско-турецкая война 1877-1878 гг.], генерал Скобелев был назначен начальником 16-й пехотной дивизии, принимавшей деятельное участие в штурме. Конечно, неудача штурма не могла не отразиться на состоянии участвовавших в ней войск, а потому нам и интересно подробно выяснить состояние 16-й дивизии ко времени принятия ее Скобелевым и проследить затем, какие меры принимались им для восстановления духа расстроенных боем полков. Достигнутые же этими мерами результаты нам выкажутся рельефно при выборке эпизодов из деятельности Скобелева и боевой службы его 16-й дивизии во время шейновской операции. Состояние 16-й дивизии. Значительные потери, понесенные войсками западного отряда, простиравшиеся до 16.000 человек в последнем бою под Плевною; полная неудача у Плевны повторилась уже в третий раз, конечно, отразились понижением нравственного духа наших войск и соответственным повышением моральных сил противника. Это понижение нравственных сил весьма рельефно выразилось в мнениях и суждениях войсковых начальников в дни, последовавшие за окончанием штурма: "Начальники, самые энергичные, не исключая и генерала Скобелева, были настолько сами потрясены неудачею, что не верили в успех нового штурма, требовали времени для приведения частей в порядок, ожидали и боялись перехода турок в наступление". Главный же распорядитель войсками западного отряда пришел к еще более минорному решению: "Генерал Зотов лично не только не считал возможным продолжать после отбитого штурма активные действия, но даже сомневался в возможности удержаться на занятых нами под Плевною позициями, и потому еще 31-го августа, по свидетельству командовавшего 4-м армейским корпусом, генерала Крылова, подал записку, в которой изложил свое мнение о необходимости отвести войска западного отряда за р. Осму, на позиции у д. Булгарени, где и ожидать подкреплений". <...> Перейдем же теперь к более подробной обрисовке положения и нравственного состояния собственно 16-й дивизии, после штурма, 30-го августа. <...> Наличный состав 16-й дивизии 30-го августа пред штурмом был: офицеров 239, нижних чинов 10.560. Потеря офицеров составила 48%, нижних чинов-40%. Потеря ротных командиров в 16-й дивизии составляла от 50 до 90%. При столь значительных потерях пришлось переформировывать полки дивизии в двухбатальонный состав. <...> При таком нравственном состоянии дивизия отступила с передовых позиций и заняла резервные позиции на левом фланге западного отряда, принявшись за их укрепление. Погода крайне не благоприятствовала, все время стояла дождливая, холодная, туманная и часто ветреная. Полки стояли в палатках и лишь с половины сентября начали приступать к постройке землянок. Сначала и костры воспрещалось разводить, а пища, исключительно на сухарях и при неполной порции мяса, была неудовлетворительною. Болезненность между офицерами и нижними чинами стала увеличиваться. Для большей рельефности внутреннего состояния дивизии приведем следующие подлинные строки: "Наружный вид нижних чинов это время не был ни бодрым, ни воинственным: постоянно мокрые, озябшие, сильно испачканные, с рыжими, размякшими сапогами, облипшими глиной, с дурно сидевшими на голове скомканными, промокшими кепи, сумрачные. Надо добавить, что не только бани, но и проточной воды для мытья вблизи биваков не было, смены белья почти не производилось (все насквозь промокло), и что от всех этих причин у нижних чинов завелась масса насекомых". Вдумавшись в подобные условия стоянки, нельзя не придти к заключению, что даже на бодрые бывшими удачные войска, они не могли не повлиять удручающим образом, а тем более на тех, которые признали за неприятелем преимущество вооружения и силы, и отчасти потеряли доверие к своим начальникам. Конечно, при таких условиях, моральные силы части не могли быстро оправляться. В таком положении застал дивизию приказ от 13-го сентября, о назначении генерала Скобелева ее начальником. Вот почему нам так интересно проследить даже в мелочах все меры нового начальника дивизии, тем более, что всем известно, какую славу стяжала себе эта дивизия через какие-нибудь три месяца, при переходе зимой через Балканы и под Шейновым. С чего начал Скобелев? 18-го сентября генерал Скобелев прибыл к дивизии: палатка его была разбита на биваке одного из полков. Сам он с "любезностями объехал все части" и, как занесено в дневнике одного из штаб-офицеров дивизии, "в лагере стало сразу то же, да не то". Действительно, в первый же солнечный день заиграли хоры полковой музыки, песенникам было приказано петь, а по вечерам биваки оживлялись большими кострами. Вместе с тем началась энергичная деятельность по приведению всего в порядок и по установлению большей заботливости о нуждах солдата и офицера. К деятельности этой настойчиво привлекались все начальствующие лица до ротного командира включительно. Между тем сам Скобелев, приглашая к своему столу старших офицеров дивизии и всех дежурных, знакомился с ними, их нуждами и положением, и тем начал закреплять свою связь, как начальник с новой частью. Постоянные разговоры с офицерами и частое высказывание полного уважения к боевым достоинствам еще скорее сковывало эти узы. Как раз чрез несколько дней, по приезде нового начальника дивизии, были присланы знаки отличия военного ордена за штурм Плевны. Конечно, обстановкой раздачи их генерал Скобелев воспользовался для подъема нравственного духа, как в новых кавалерах, так и в их товарищах. Раздача эта производилась следующим образом: войска строились полком и служился молебен с поминовением павших в бою. Войска брали на плечо и, вызываемые по очереди, удостоенные награды люди выходили к указанному месту. Затем Скобелев подходит по очереди к каждому вызванному, спрашивает фамилию, узнает о совершенном им подвиге и поздравляет именем главнокомандующего кавалером, причем сам навешивает ему крест. После этого следует благодарственная и поздравительная речь ко всем награжденным, тут же попутно делается им назидание, что полученное отличие требует от них примерного молодечества во всех последующих боях. Все это производит, по свидетельству очевидца, сильное впечатление. "Нельзя без глубокого внутреннего волнения смотреть на шеренгу кавалеров во время навешивания крестов и слушания ими обращенной к ним речи: эти десятки отборных солдат стоят глубоко взволнованные, хотя волнение выражается на них различно. Красные лица, пот на лбу, несколько воспаленные, широко раскрытые глаза. Некоторые, наиболее нервные, бледные, и руки их, держащие ружья, дрожат. У многих из новых кавалеров стоят на глазах слезы; подступают они и к глазам присутствующих. Несколько тысяч солдат-товарищей, напряженно присматриваются к происходящему и прислушиваются к речи начальника. В сердцах новых кавалеров крепнет решимость доказать еще и еще много раз, что они заслужили выпавшую на их долю честь. В сердцах сотен присутствующих зреет готовность добиться в следующих боях той же чести". Затем войска берут на караул и кавалеры, гордые делаемой им чести, расходятся на свои места. Общим церемониальным маршем заканчивается торжество. Войска расходятся по кухням, где их ожидает праздничная пища. Тут опять новых героев ждут поздравления полкового и ротного командира, субалтерн-офицеров и, наконец, товарищей, подымающих за их здоровье чарку водки. <...> Обращаясь к дальнейшим распоряжениям генерала Скобелева по дивизии, мы видим, что после объезда он нашел возможным целую бригаду с двумя батареями снять с позиции и, отведя на 6 верст назад, расположить по квартирам в д. Богот. Этим расположением не только достигалось более удобное размещение целой половины дивизии, но уничтожался боязливый характер расположения, принятый под впечатлением неудачного штурма и в ожидании перехода турок в наступление. В оставшихся на биваках у позиции бригаде наряд на охранительную службу в траншеях был значительно сокращен и доведен сначала до 3, а затем до 2 рот. Причем, даже в аванпостной цепи для помещения главных караулов в траншее были устроены блиндажи, для согревания в них, по очереди части людей. На все части, оставшиеся на биваках, к 30-му сентября была окончена постройка землянок, причем Скобелев настойчиво требовал, чтобы нижние чины получали на подстилку солому, разрешив даже покупку ее на экономические суммы полков. Затем было обращено самое строгое внимание на благоустройство кухонь и отхожих мест, близость их к бивакам и чистоту последних. При кухнях были устроены навесы для помещения запасов. Отхожие места зарывались через каждые три дня или ежедневно присыпались землею. Наконец, в ближайших к расположению деревнях Тученице и Боготе были устроены бани. Еще больше заботливости и труда было приложено генералом Скобелевым к попечению о пище и довольствию людей. Вопрос о продовольствии частей, как известно, во многих случаях в прошлую кампанию шел далеко не гладко, так как интендантство не всегда умело справлялось, как с подвозом, так и с пользованием местными средствами, а части войск не принимались энергично за разрешение этого важного вопроса собственным попечением. Поэтому еще в приказе по дивизии, от 21-го сентября, мы встречаем указание, чтобы части своевременно входили с требованием на хлеб, чай и спирт. В приказе, от 29-го сентября за N 319 читаем: "Разрешаю полковым командирам покупать у местных жителей муку и зерно на экономические суммы (например, деньги на экономический провиант) и приготовлять из нее лепешки и хлеб, так как интендантством не только хлеб, но и сухари отпускаются в войска дивизии несвоевременно. Размер хлеба, выпекаемого в день на человека, может доходить до одного фунта". <...>...Генерал Скобелев еще в конце сентября начал настойчиво добиваться для своей дивизии ближайшего соприкосновения с противником и перехода к активной боевой деятельности, предлагая разрешить ему занять снова 1-й и 2-й гребни Зеленых гор. Но не так легко было этого достигнуть. Высшее командование западным отрядом хотя и переменилось, но осталось столь же пассивным. Там задались целью покончить с Плевною исключительно одним долготерпением, не желая жертвовать для достижения цели боевыми потерями. Так, по-видимому, совсем не принимали в расчет, что надоедное и удручающее впечатление сидения перед неприятелем в продолжение трех осенних и зимних месяцев должно было выказаться в войсках еще, пожалуй, большими потерями больными, чем можно была рассчитывать потерять на одном молодецком штурме. Если же прибавить к этому цифры потерей больными в эти три месяца в других наших отрядах, которые тоже держатся пассивной обороны, выжидая освобождения войск из-под Плевны, то цифры эти дали бы нам неопровержимые доказательства невыгоды, даже в материальном отношении, пассивности действий под Плевною, после неудачного штурма 30-го августа. Такое игнорирование вопросов нравственного элемента в войсках привело к тому, что генералу Скобелеву не только было отказано в разрешении его представлений, но всякую его новую попытку в этом направлении сдерживали самым настойчивым образом и стали объяснять их стремлениями к достижению себялюбивых личных целей. Таким образом, только с приходом гвардейского корпуса, деятельность войск под Плевною несколько оживилась. Вновь прибывшие войска, как известно, были назначены для овладения с бою укрепленными пунктами турок на софийском шоссе, а генералу Скобелеву с отрядом было приказано занять плевно-ловченское шоссе и 1-й гребень Зеленых гор, с целью отвлечения внимания турок от софийского шоссе. Подготовка боя. Скобелев особенно тщательно подготовлял себя и свои части к этому бою. Самый подробный осмотр всех частей дивизии и артиллерии был произведен заблаговременно. Все начальники частей с двумя инженерными офицерами, назначенными для руководства работами, участвовали в детальной разработке занятия 1-го гребня. Затем, частям были сделаны репетиции, раздача инструмента, разбивка траншей, батарей и приступа к работам. Так что не только начальники частей, но и люди подробно знали и понимали, что им предстоит делать. <...> Наконец, накануне - 11-го октября, был сделан парад. Вся дивизия собралась на одном месте; Скобелев объехал войска и поздравил людей с предстоящим делом. Затем, был отслужен молебен и торжество разрешения идти в бой закончилось церемониальным маршем. Вообще, за последние дни пища выдавалась усиленная с чаркой водки, а по вечерам песенники чередовались с музыкою, и генерал Скобелев, обходя ежедневно части, беседовал с офицерами и нижними чинами. Твердая вера в своих подчиненных выражалась в каждом его обращении к ним по поводу предстоящих действий. Полное доверие и готовность идти в огонь и воду сказывалась в войсках 16-й дивизии по отношении к своему славному командиру. Но на этот раз надежды генерала Скобелева не оправдались: взятие 1-го гребня Зеленых гор было отменено... <...> Рядом с этим его заботило настроение людей, так сильно способствующее поддержанию моральных и физических сил, и мы встречаем следующего рода приказ: "Лагерь наш слишком скучный. Желательно было бы, чтобы чаще горели костры, пели бы песни, назначали по очереди перед вечернею зорею, в центре позиции, играть хоры музыки. Разрешается петь и поздно вечером. В ротах обратить особенное внимание на образование хороших песенников; поход без песенников-грусть, тоска". <...> Наконец, занятие с бою 1-го гребня было окончательно разрешено. <...> Войска наши приступили к работе. Но турки, оправившись от первого впечатления, неожиданного удара, собрались с силами и, открыв сильный огонь, повели наступление... <...> Огонь противника становился все сильнее и сильнее, часть наших сил - 3 роты, работавшие ход сообщения, попали под фланговый огонь и не выдержали его. Темнота помещала офицерам и более стойким нижним чинам удержать заколебавшихся товарищей, и большинство их отступили, бросив работу. Но за то на фронте присутствие спокойных и распорядительных начальников и самого Скобелева, обходившего наши начатые траншеи, позволило настолько поддержать спокойствие в людях, что возможны были дружные и выдержанные залпы с близкого расстояния, не допускавшие турок дойти вплотную к траншеям; только одиночные их люди дорывались до наших штыков. Три дрогнувшие во время дела роты были тогда же ночью собраны и возвращены обратно в траншею, но все-таки по 16-й дивизии состоялся следующий интересный руководящий приказ, который мы позволим привести дословно: "Неоднократно высказывал я, как гг. офицерам, так и нижним чинам вверенной мне дивизии, что основанием успеха при столкновении с неприятелем служит порядок в бою; я назову его лучшим выражением доблести части. Порядка в бою быть там не может, где начальники частей не проникнуты сознание того, что им приходится делать, не осмыслили себе перед боем ту задачу, которую предстоит исполнить их части. Я не говорю о личной доблести гг. офицеров, ибо заранее убежден, что офицер не молодец не может бы терпим в 16-й пехотной дивизии, между тем в бою в ночь с 28-го на 29-е октября мною было замечено, что многие из гг. офицеров, не достаточно держали своих людей в руках и вообще показались мне не вполне понимающими ни смысла, ни важности того, что делали. Подобное отношение к делу гг. офицеров, даже при таком сравнительно ничтожном неприятеле, как турки, могло бы иметь вредные последствия. На будущее время предписываю гг. бригадным, полковым и батальонным командирам перед боем, тотчас же по получении диспозиции для боя, собрать (разумеется, соответственно с удобством расположения частей) всех наличных гг. офицеров, которым они обязаны прочесть и выяснить смысл диспозиции и убедиться, что она ими понята. Гг. ротные командиры понятным для солдата языком делают то же самое относительно фельдфебеля и унтер-офицеров их великое значение в современном пехотном бою, где при растянутости линий офицеру везде поспеть трудно. Гг. ротные командиры, проникнитесь и вы громадностью вашего боевого современного значения: помните, что одна из лучших ныне европейских армий выиграла две славные кампании одними ротными командирами (1866 и 1870 - 1871 гг). Как мне ни прискорбно, нижние чины NN полка, любя вас и гордясь славной храброю 16-й дивизии, но в бою с 28-го на 29-е чисто некоторые из вас не оправдали моих ожиданий. Вы как будто забыли, что перед вами стоят те же турки, которых отцы и деды ваши привыкли бить не считая; неужели мы покажем себя хуже своих отцов, неужели омрачим славу своих знамен? Предупреждаю всех чинов вверенной мне дивизии, что как бы тяжело и неблагоприятно ни сложились временами боевые обстоятельства, я сумею заставить всякого исполнять до конца долг службы и присяги и с виновных будет взыскано по последней строгости законов". Затем упомянем еще, что командиры тех трех рот, которые не оправдали доверия в первом бою, были отрешены от должности. <...> Войска же наши были на половину необстрелянные, наполовину испытавшие на себе силу турок, так что в общем положение выходило тревожное. Поэтому-то генерал Скобелев переехал со своим штабом на жительство в передовую траншею. Войска видят, что их начальники настолько уверены в их силах, что располагаются между ними, в постоянно атаковавшейся неприятелем траншее со всем имуществом, как у себя дома. Тут он и обедает, тут же и проводит целые сутки. Такому примеру, конечно, сейчас же следуют офицеры и мы наталкиваемся на такую сцену, где ротный командир, во время атаки турок, командует своей роте залпы, а в промежутке между командами, не сходя с места, спокойно и самоуверенно поправляет и дает указания своему денщику, продолжавшему варить своему барину щи, к предстоящему обеду. Как ни странно может показаться, но эти недоваренные щи, конечно, должны были производить большое влияние на людей. Вся рота видела, что их ротный командир не только вполне уверен в ней, но глубоко убежден, что турки совершенно против нас бессильны и не могут помещать течению событий обыденной жизни в траншее, иначе продолжение варки щей не имело бы никакого смысла. И действительно, рота, после нескольких спокойных и близких залпов, заставляет противника повернуть, не дойдя до траншеи, а ее командир принимается за готовый обед. <...> Боевое воспитание по время затишья. Войска понемногу приучились проводить дни и ночи начеку, в постоянно близости к противнику. Так как расстояние до противника было не более 200-300 шагов, а в некоторых местах еще менее, то всякое неосторожное высовывание и выход из траншеи вызывали меткий огонь со стороны неприятеля. Конечно, столь опасные жизненные условия в первое время вызывали тревожное состояние в частях, но ведь люди весьма легко ко всему привыкают, а потому впоследствии именно на этой опасности обстановки стало развиваться удальство и боевое школьничество. Это развитие удальства, конечно, начали сначала одиночные люди. Явились любители-стрелки, которые зорко следили за неприятелем и догоняли меткою пулею всякого, перебегавшего из одной траншеи в другую, или высунувшегося турка. Турки, имея в своем распоряжении деревья, забирались на них для лучшего обстреливания наших траншей, вот за ними-то и охотились наши стрелки и частенько добивались вынужденного падения с дерева неприятеля. Явились тоже смельчаки, выбегавшие на пространство между траншеями для сбора топлива, оставшегося винограда или рытья земляных групп и т.д. "Почти каждую ночь охотники из Брестоваца проползали сильно вперед, тревожили турок, и иногда захватывали турецкие посты". Все эти штуки явились одиночными, но рассказы о них вызывали подражание и соревнование, как между единичными личностями, так и между частями. В результате явилось развитие молодечества в части, постоянные разговоры о подвигах разнообразных удальцов, привычка к дерзости относительно врага и к презрению всякой опасности. Вот на каких началах продолжалось во время затишья боевое воспитание 16-й дивизии, что, конечно, могло повести к еще большему подъему нравственных сил. <...> (С. Гершельман. Нравственный элемент в руках М.Д. Скобелева. - Гродно, 1902).
  

0x01 graphic

  

Битва при Треббии.

Художник А.Коцебу

   100
   Восстановление поколебленного порядка.
   В деятельности нашего великого полководца мы очень мало можем найти указаний на меры, к которым он прибегал для восстановления поколебленного порядка в части во время боя. Происходит это, очевидно, потому, что войска его, благодаря его воспитанию и обучению и вообще всеми другими мерами, очень редко доходили до расстройства моральных сил. В тех же редких случаях, когда это могло иметь место, совершенно достаточным оказывалось личное появление фельдмаршала перед войсками. Вот почему мы и могли указать лишь на три случая. В первом из них ему удалось убедить войска, что вынужденное отступление не есть с их стороны неустойка, а есть плод преднамеренного маневра для "заманивая" наступающего противника, с целью лучшего нанесения ему поражения. И он достиг своей цели очень скоро, повернув отбежавшие войска опять фронтом к противнику. Затем мы видели еще два случая, когда Суворов, предвидя полное истощение физических сил людей, вследствие слишком форсированной работы, вызвал их обновление. Так, во время похода навстречу к Макдональду, он приказал войскам заучивать 12 французских слов и тем отвлек просто внимание людей от их сверхъестественной усталости, что давало им возможность продолжать движение как бы по инерции. Способ этот имеет за собою громадный практический смысл. Каждому, мы думаем, приходилось испытывать на себе в жизни, что сосредоточение внимания своего на величине и трудности производимой работы только уменьшают силы для ее продолжения, и наоборот. Развлечение внимания и появление какого-нибудь постороннего интереса делает самый труд незаметным. К этому же разряду мер относится и эпизод... когда Суворов, видя сильно утомленных людей, затянул на всю колонну песню и тем самым вывел людей из сосредоточенного внимания к трудностям совершаемой ими работы. (С. Гершельман. Нравственный элемент в руках Суворова. Изд. 2-е. - Гродно, 1900).
  

0x01 graphic

   101
   Всеобщая военная история.
   Для того, чтоб уяснить себе понятие о военной истории, как науке, в том смысле, какой она имеет ныне, полезно предварительно исследовать происхождение и развитие ее, а для того проследить от начала, с этою целью в виду, ход и развитие истории вообще. История получила свое начало там, где образовались первые гражданские общества, где впервые возникли науки и искусства - на Востоке древнего мира. Но древний языческий Восток не оставил нам полной и достоверной истории, а что дошло до нас, то лишь в отрывках и не заслуживает название истории. Только один народ древнего Востока, чуждый в начале язычества, именно - еврейский, возвысился до истинной истории, в своих, в целости и полноте до нас дошедших, так называемых исторических книгах священного писание Ветхого завета. Истина и достоверность их засвидетельствованы новейшей наукой, в лице лучших ее представителей. В этих книгах заключаются первые, истинные и достоверные сведение о начале и происхождении рода человеческого и о судьбах еврейского народа и, по отношению к нему, современных народов древнего востока - Азии Африки. А как еврейский народ, с самого исхода из Египта, почти постоянно находился в войнах с соседственными племенами, народами и государствами, то в исторических книгах бибдии заключаются, между прочими, также сведение о военных: событиях, быте и искусстве у еврейского и других народов древнего востока. Поэтому, первая достоверная история, заключающаяся в Библии, уже имеет характер отчасти военный. После евреев на востоке, история в XII веке перед Р.X. впервые является в Европе - у греков, которым позже суж­дено было стать во главе ее и всей цивилизации древнего мира. И хотя история у них впервые явилась в форме эпической поэмы - Илиады Гомера (или Омира), но и по предмету содержание своего - 10-ти-летней осаде Трои греками и сопряженным с нею военным действиям их и троянцев, и по заключаю­щимся в ней сведениям о военных быте и искусстве, нравах и обычаях тех и других, она имеет характер на половину военный. Семь столетий спустя, в V веке перед Р. X., у тех же греков, Геродот, положивший первое начало исторической науке и потому прозванный отцом истории, в главном, образцовом творении своем, описал греко-персидскую войну, а непосредственно после него Фукидид - пелопоннесскую. Ксенофонт же, вслед за Фукидидом, написал "Киропедию", или историю персидского за­воевателя Кира старшего, и "Анабазис", или поход Кира младшего в верхнюю Азию и отступление из нее в Малую Азию 10 тыс. греков. В образцовых творениях этих трех первых и превосходных историков Греции, история имеет уже харак­тер преимущественно военный. Она сохраняет его и в творениях последующих, лучших историков Греции: Полибия, Диодора, Дионисия, Арриана, Плутарха и др., и позже римских: Юлия Цезаря, Саллустия, Тита Ливия, Тацита, Корнелия Непота и др. У некоторых из этих историков, как например, у Ксенофонта, Арриана и особенно Юлия Цезаря, история имеет характер даже почти исключительно военный. Таким образом, вообще история в древние времена, от са­мого начала ее у евреев до разрушение западной римской империи и с нею всего строя древнего мира, всегда, менее или более, вместе с характером политическим, имела часто преимущественно, а иногда почти исключительно, характер военный, не переставая однако носить, как у греков, так и у римлян, одно общее название истории. Причины того весьма естественны и понятны. Война в древние времена, с самого начала образование на востоке первых гражданских обществ и больших государств, была, можно сказать, почти нормальным состоянием народов и государств, и в продолжение 30-ти веков (25-ти до и 5-ти по Р. X) едва ли можно приискать один год, в котором не было бы войны. В числе этих, почти беспрерывных войн были и мелкие племенные, и большие международные, и завоевательные, и междоусобные, и даже всемирные, как войны греков с востоком, а римлян со всем известным тогда миром и, наконец, с народами севера и востока, сокрушившими наконец западную римскую империю. При этом, повсюду и всегда в древние времена, военная повинность была всеобщею, каждый гражданин был воином, военное звание было важнейшим и почетнейшим, и высшие деятели общественные и государственные большею частию были вместе с тем и военными. Вследствие всего этого, история, как и вся вообще литература, в древние вре­мена была почти всегда, по словам одного новейшего французского эллиниста, результатом тогдашнего общественного быта, и древние историки были не исключительно кабинетными учеными, во всегда общественными, государственными, политическими и военными, деятелями, нередко полководцами, словом - гражданами, находившимися в постоянном соприкосновении с общим политическим движением и писавшими потому, что жили, а не жившими для того, чтобы писать. С падением Западной римской империи, в продолжена наступивших варварства и невежества средних веков, история, как наука, совершенно пала и низошла на степень хроники или летописи, основанной на преданиях и писанной в западной Европе на искаженном латинском языке, а в восточной римской или греческой империи на таком же греческом. В эти хроники вносились также и сведение о войнах, военных событиях и т.п., и хотя они заключают в ссбе обильный материал для военной истории этих времен, но немногие из них имеют истинное военно-историческое значение. Только с возрождением в западной Европе, в XV и особенно в XVI столетиях, наук и искусств, возродилась и история, сначала в духе подражание древним классическим образцам и с изложением на испорченном латинском языке, почему и характер имела несколько подобный древнему, т.е. политический и военный вместе. Но как общий строй и частный, и общественный, и государственный, политический и военный, был уже совершенно иной, нежели в древние времена, то, сообразно с ним, историческая наука стала постепенно получать иное, новое направление. Между государствами западной Европы стали возни­кать начала новых международных отношений, послужившие первыми основаниями позднейшей системе европейской политики. А в образе в искусстве ведение войны, со времени введения огнестрельного оружия, произошел такой переворот, что и все вообще военное искусство получило совершенно иное, нежели прежде, новое направление. Таким образом, и политика, и война одновременно имели решительное влияние на существо и характер исторической науки, и она начала уже разделяться на политическую и собственно военную. Первая стала заниматься преиму­щественно политическими событиями, не вдаваясь в подробности военных; вторая же, наоборот, начала преимущественно и позже почти исключительно посвящать свое внимание исследованию событий военных, лишь для необходимой связи касаясь политических. В этом именно разделении исторической науки и скрывается начало новой, особенной отрасли ее - военной истории. Но ход и развитие последней сначала были довольно медленные. Обаяние и влияние классических образцов древности были столь сильны и продолжительны, что новое направление, возникшее в силу самых обстоятельств, встречало упорную борьбу и замедление со стороны старого. Три века - XVI, XVII и XVIII - длилась эта борьба, сильнее в начале, слабее в последстии. Упорно держа­лось старое, но и новое росло и крепло. В XV и XVI веках преимущественно издавались и переводились исторические произведения древних писателей, а немногие оригинальные, политические и военные, писались большею частию на латинском языке. В XVII веке число оригинальных военных, на новейших языках, стало увеличиваться, а на латинском - уменьшаться; но влияние классической древности все еще было господствующим. Это продолжалось и в XVIII веке, особенно во Франции, и хотя военная история, как и политическая, уже значительно развилась и получила самостоятельность, но пристраетие к классической древ­ности все еще было очень сильно, даже в конце XVIII века. Во Франции оно новело даже к непрактическому и малополезному, мелоч­ному педантизму, выразившемуся преимущественно в составлении комментариев на историков и военных писателей древности и на военные события древних времен. От такого направления военно-исторической науки была, конечно, некоторая доля пользы (как, напр., в продолжительной полемике о древнем, глубоком и о новейшем, тонком строе), но едва ли не было еще более вреда от того, что собственно прямой практической пользы в этом вообще было очень мало. Тем не менее однако, военно-историческая наука в ХVIII веке все-таки сделала большие успехи и, без сомнения, могла бы сделать и еще более значительные, если бы не была задерживаема и замедляема на истинном пути к своему развитию и совершенствованию и даже отчасти совращаема с него, как сказано, пристрастием к грекам и римлянам. Но 1-я французская революция, повлекшая за собою, почти 23 года продолжавшиеся, большие европейские войны, произвела совер­шенный переворот как в политическом и военном отношениях, так и собственно в направлении военной литературы вообще и военно-исторической в частности. Громадные, мировыя события этих 23 лет (1792 - 1815) отвлекли внимание от классиче­ской древности к себе и послужили поводом к первому началу новейшей военно-исторической науки. В течение более полувека со времени общего замирение в 1815 году, она получила посте­пенно такое направление и такое быстрое движение по нем и до­стигла такого развития, каких никогда дотоле не имела. В такой степени развития находится она ныне и не остановилась на нем, но продолжает ход свой далее и далее. Таким образом, из вышеизложенного усматривается, что наука военно-историческая есть наука новая, не существовавшая ни в древние, ни в средние времена, но обязанная своим происхождением общему возрождению наук в XV и XVI столетиях, постепенно, хотя и медленно, развивавшаяся с тех пор, и в последние 57 лет достигшая нынешнего, значительного развития своего. В этом, современном нам, состоянии своем, она уде не общая история, хотя бы с преимущественно военным характером, как в древние времена, еще менее хроника или летопись, как в средние времена, но особая, самостоятельная военная наука, хотя и отрасль одного общего корня, истории, важнейшая из всех военных наук, образующих с нею одну общую систему. Предметом ее - военные события, имевшие большее или меньшее значение, важность и влияние: 1) в политическом отношении, в судьбах целого мира, или известной части его, или одного народа либо государства, и 2) собственно в военном, т.е. в отношении к военному искусству вообще, к различным отраслям его и к искусству ведение войны в особенности. Цель ее - состоит в научном, критическом исследовании означенных военных событий, на основании достоверных источников, критически же разработанных, и затем в историческом изложении этих событий, согласно с требованиями новейшей военно-исторической науки, в необходимой связи с историей политической, с сведенияии военно-статистическими и военно-географическими, с современным состоянием военного искусства и различных отраслей его, и с надлежащим раскрытием причин, последствий и результатов событий, взаимной связи их между собой, и видов, намерений, распоряжений и действий с обеих воюющих сторон. Этими: предметом и целью военной истории в наше время определяются, как значение ее, в смысле особой, самостоя­тельной военной науки, так и способы деления, исследования, изложение и изучение ее, и полная система ее, и польза изучение оной. Деление ее, подобно, как и политической истории, двоякое: 1) по пространству - на всеобщую, т.е. всех главных и известнейших народов и государств мира, как угасших или исчезнувших, так и существующих, на специальную или частную - одного известного народа или государства, личную - одного известного лица (военная биография или жизнеописание, ха­рактеристика и т. п), или же одного какого-либо известного воен­ного события из общей или частной военной истории (монография), - и 2) по времени, - на военную историю древних, средних, новых и новейших времен, каждая из которых, для большего удобства в изложении, обозрении и изучении, подразделяется еще на известное число периодов, по важнейшим эпохам политическим и военным, таким образом, военную историю принято делить и подразделять по времени следующим образом: 1. Военная история древних времен - от образования первых государств на востоке древнего мира (за 2.500 лет до Р.X) до падения западной римской империи (в 476 по Р. X). Период 1-й - начала и постепенного развития военных учреждений и военного дела на Востоке, у народов азиатских и африканских, и в Европе у греков, до начала греко-персидских войн (за 500 л. до Р. X). Период 2-й - наибольшего развития и цветущего состояния военных учреждений и военного искусства у греков и македонян, от начала греко-персидских войн до смерти Александра В. (500 - 323 г. до Р. X). Период 3-й - наибольшего развития, и цветущего состоя­ние военных учреждений и военного искусства у римлян, от смерти Александра В. до Августа или образоваиия римской империи (323 - 30 до Р. X). Период 4-й - постепенного упадка военных учреждений и военного искусства у римлян и в древнем мире, от Августа до падения западной римской империи (30 г. до Р. X. - 476 г. по Р. X). II. Военная история средних времен - от падения западной римской империи до тридцатилетней войны (476 - 1618). Период 1-й - от падения западной римской империи до Карла Великого включительно (476 - 814). Период 2-й - собственно средних веков, от смерти Карла Великого до введеиия огнестрельного оружия (814 - 1350). Период 3-й - от введение огнеетрельного оружия до тридцатилетней войны (1350 - 1618). III. Военная история новых времен - начала 30-ти-летней войны до начала войн 1-й французской революции и республики (1618 - 1792). Период 2-й - войн конца XVII и начала ХVIII столетий. Период 3-й - войн Фридриха Великого: силезских и семилетней, и современных им, до начала войн 1-й французской революции и республики (1740-1792). IV. Военная история новейших времен, от начала войн 1-й французской революции и республики до наших времен. Период 1-й - войн 1-й французской революции и рес­публики до люневильского мира (1792 - 1801). Период 2-й - войн 1-й французской империи или Напо­леона 1-го (1805 - 1815). Период 3-й - войн после 1815 года до наших времен. Этому делению может быть подчинена как всеобщая, так и частная военная история. Исследование военной истории обнимает: 1) исследование источников и 2) исследование событий, то и другое путем научной критики. Источники должны быть подвергнуты тщательным: изучению, разработке, очищению и взаимному сличению, для определение степени достоверности и значение их, а самые события - критическому разбору, для разъяснение всех причин их, исторического хода, взаимных: связи и влияния, результатов и последствий, равно всех сомнительных фактов, всех приведенных в действие мер и способов, и вообще всего того, что могло иметь или имело влияние на ход, характер и результаты военных событий. Поэтому критическое исследование источников и событий военной кстории, путем исторической критики, есть пер­вый, главный и основный труд военно-исторического писателя, являющегося в нем, собственно исследователем военной истории. Вторым затем, не менее важным трудом его, уже как военно-исторического писателя, есть собственно составление или изложение военной истории. Оно должно быть рассматриваемо в двояком отношении: 1) метода или способа и 2) системы. Метод или способов изложения военной истории могут быть три, смотря по форме изложение и особенно по боль­шему или меньшему участию и влиянию критики. Первый способ, простейший, состоит в хронологическом, более или менее сжатом и кратком, общем обзоре военных событий, их причин, хода, характера и результатов, представляющем материалы для собственных размышлений и суждений. - Второй способ, более сложный, совершенный и возвышенный, заключается в изложении более подробном и обстоятельном, основанном на историческом исследовании фактов, их причин, хода, связи, результатов и последствий. Наконец, третий способ, высший, но и трудвейший, состоит в тщательном, критическом исследовании и разборе военных событий и всех фактов их, с преимущественным обращением внимание на исследование и обсуждение всех мер и способов, приведеших в действие, разъяснение сомнительных фактов и проч. В отношении к системе изложения военной истории должно сказать, что, по самому существу войны и отношениям ее к политике и к средствам и способам, содействующим достижению целей той и другой, всякое военно-историческое изложение должно быть расположено в известной, логической системе, а именно: так как война есть средство достижение вооруженною силою, управляемою искусством, известных политических целей, указы­ваемых политикой, то в главе всего должно стоять изложение политического состояния и взаимных политических отношений, побуж­дений, намерений, видов и целей, как двух воюющих государств или союзов государств, так и других, не участвующих в войне или нейтральных а также ближайших политических причин, произведших войну, и политических целей, которые каждая сторона предположила достигнуть войною. Затем должны быть рассмотрены и изложены все военный средства и способы, которые с той и с другой стороны могли и имели быть употреблены в действие, для достижения воору­женною силой политических целей. Сюда должно войти все, что обнимает состояние вооруженных сил воюющих государств, вообще и в частных подробностях, в данный момент, и что составляет предмет военной статистики. После того необходимо сделать военно-географический и военно-топографический обзор, как целого театра войны, так и различных частей его, которые могли послужить или и послужили театрами частных, побочных или второстепенных военных действий, что составляет предмет военной географии и военной топографии. При этом театры войны и военных действий должны быть рассмотрены в связи с находящимися на них, в данный момент, естественными и искусственными пособиями и препятствия­ми к ведению войны (сухопутными и водяными путями сообщения, крепостями, складами и проч.). Затем должно быть изложено взаимное распределение и расположение вооруженных сил и военных средств и способов на театрах войны и военных действий, и планы действий, общий и частные, с обеих сторон, перед самым началом войны и военных действий. И, наконец, за этим уже должно следовать самое исто­рическое изложение хода войны и военных действий. То, что здесь сказано было о методах и системе исследования и изложения военной истории, может быть применено и к методам и системе изучение ее. Они столько же необходимы для последнего, сколько и для двух первых. Изучение воен­ной истории, без известных: методы и системы, т.е. без порядка, не только бесполезно, но и вредно; но с другой стороны, дия извлечения из него надлежащей пользы, оно не толь­ко не легко, но и очень трудно, в по этим-то именно причинам, разумное избрание лучших: методы и системы существенно необ­ходимо для полезного изучения военной истории. Для решение же выбора их, желающий изучить военную историю с пользой должен, прежде всего, тщательно сообразить желание свое с сте­пенью своих познаний, общих в специальных военных, и с целию, которой он намерен достигнуть. Поле обширное, на­чиная от самых мелких подробностей до самых высших сфер военных соображений, распоряжений в действий целой вой­ны, иначе - от предметов, входящих в скромный круг обя­занностей подчиненного офицера и постепенно доходящих до об­ширного круга важных и трудных обязанностей высших начальствующих лиц и самого предводителя целого войска. Каждый, по своим силам и целям, может избрать то, что ему пригоднее и нужнее, а особенно любознательный и желающий из­учить все, нужное и для низших и для высших чинов, всецело посвятить себя труду полного и всестороннего, или, по край­ней мере, многостороннего изучение военной всторий. Военная же история так богата и щедра, что, как один греческий писатель (Дион Хрисостом) выразился об Илиаде Гомера - "она каждому, и юноше, и мужу, и старцу, столько дает, сколько кто может взять". Выгоднейшими способами изучения военной истории могут быть следующие три, различающееся степенью полноты и подроб­ности: Во 1-х самый полный и подробный, критический - войн и походов великих полководцев разных времен, осо­бенно: древних - Александра Великого, Аннибала и Юлия Цезаря, и новейших - Густава-Адольфа, Фридриха Великого, Наполе­она 1-го и, собственно для нас Русских, Петра Великого и Суворова, - а также и всех вообще войн новейших времен, начиная с 30-ти-летней. Наполеон I (в записках своих, писанных на острове св. Елены), советует изучать походы Александра В., Аннибала, Юлия Цезаря, Густава-Адольфа, Тюрення, принца Евгение Савойского и Фридриха В. ... При всем уважении к такому военному авторитету, нельзя, однако, согласиться на поставление Тюрення и принца Евгения Савойского на ряду с другими 5-ю великими полководцами, названными Наполеоном. И Тюренн, и принц Евгений Савойский были, бесспорно, весьма искусными и замечательными полководцами, но и в древние, и в новейшие времена было много полководцев, не уступавших им в искусстве, и ни по степени оного, ни в особенности по объему и значению совершенных ими подвигов, Тюренн и принц Евгений Савойский не могут быть поставлены на ряду с такими, можно сказать, колоссальными, мировыми военными деятелями, как Александр В., Аннибал, Юлий Цезарь, Густав-Адольф и Фридрих В. Но наряду с ними, бесспорно и несомненно, должен быть поставлен нами сам Наполеон I. Во 2-х менее подробный и обстоятельный, хотя и не менее тщательный, способ изучения, сверх того, войн и походов особенно искусных и замечательных полководцев, число которых было весьма значительно во все времена, и древния, и средние, и новые, и новейшие. И, наконец, в 3-х, сверх того, краткий обзор остальных затем войн и походов древних и средних времен, для не­обходимой связи между перво- и второстепенными и для изучения постепенного хода и развития военного искусства вообще, различных его отраслей и искусства ведение войны в особенности. Что касается порядка занятий по изучению военной истории, то, во 1-х, необходимо иметь предварительное знание политической истории, военной географии стран, в которых велись войны, военной статистики государств и состояние военного искусства у народов, которые вели их, и главных второстепенных и вспомогательных военных наук; во 2-х, следует коротко озна­комиться с историческим ходом войны или войн и всеми их военными событиями, и, наконец, в 3-х, заняться критическим разбором их, составляя письменные замечание о главных моментах их и периодах между ними, сличая их с теорией и делая из этого разумные выводы. При этом случае и по этому доводу, не лишним будет привести следующие мысли прусского генерал-майора фон-Гойера, в предостережение против излишнего многоведенния ... в такую эпоху, в которую вообще, стремление клонится к чрезмерному книжному образованию... молодого воина, т.е. к сообщению ему слишком многих знаний и тем к соделанию его непригодным для того назначения, которое он имеет в данное время. "Если с одной стороны, - говорит Гойер, - придавать себе ученое значение, изыскивать и критиковать ошибки главного предводителя войска составляет приятное чувстве, то с другой стороны, офицер в подчинен­ных званиях должен иметь слишком много любви к чести для того, чтобы заслужить упрек в незнании необходимого в его звании и должности, и недостатком виимания к мелочам подвергать своих начальников и подчиненных опасности. Только тогда, когда офицер в младших чинах знает и исполняет с любовию и усердием обязанности своего личного по­ложения, может он помышлять о приуготовлении себя к высшему назначению. Генерал фон-Лоссов, в своем сочинении: Der Krieg fur wahre Krieger (1815), говорит: "Военный человек должен знать столько, сколько от него требует занимаемое им место, но в тоже время должен быть в состоянии исполнить столько, сколько имеет нужных для того познаний". Того же мнение по этому предмету - говорит Гойер - и гениальный Де-Линь, и ученый Валентини, и осторожный Каниц, и остроумный Брандт, и разумный автор Света и Теней ... Человек многознающий ... по изображению Коцебу, во всяком случае неприятен, в военном же звании - особенно вреден и нетерпим". Здесь же следует сделать одно замечание, одинаково отно­сящееся и к исследованию, и к изложению, к изучению во­енной истории. История новейшей литературы ее, к сожалению, представляет немало примеров увлечения исследователей и писателей ее, предвзятыми, часто неверными, нередко ложными, теоретическими мыслями, мнениями, предположениями и даже пра­вилами и теориями, будто бы прямо извлеченными из военной истории. Но военная история нимало не причастна этому и не виновата в том: истины ее - непреложны. Напротив, ум человеческий не изъят от заблуждение и ошибок в воззрениях и суждениях, особенно если упорно устремлен к одной предвзятой, постоянной мысли ... Под влиянем ее и сродного иногда человеку тщеславия блеснуть создавием новой теории, истины и достоинство военной истории легко искажаются, извращаются, изображаются в ложном свете и с прямого пути к истинной цели сводятся на побочные, удаляющиеся от нее и приводящие иногда к выводам, по-видимому, будто бы и правильным в теории, но неверным, ложным и вредным в отношении к практике. Этого-то увлечение и направление особенно следует остерегаться и при исследовании, и при изложении, и при изучении военной истории. Иначе, на место исторической истины не­чувствительно и незаметно встанет - ложь, а на место пользы - вред, тем более опасный, что ложь будет по-видимому осно­вана на прямых выводах из военной истории и по внешности согласна с ее истинами. Выше было упомянуто, что военная история служит средоточием всех военных наук и они составляют с нею одну общую систему. Для указания места, которое каждая из них занимает в этой системе и для определение взаимных отношений их между собою и к военной истории, можно разделить их на основные или главные, приготовительные, частные и вспо­могательные. Основною, или главною наукой есть, бесспорно, военная история, как вмещающая в себе и преподающая основ­ное понятие о минувших военных событиях в жизни народов и государств-событиях, основу которых составляет война во всем смысле этого слова. Но основное понятие о со­стоянии народа или государства в военном отношении, в настоящее время или же в данный момент истории, заключает в себе и преподает военная статистика, а потому ее следует поставить рядом с военною историей в числе основных или главных военных наук. IIриготовительной наукой следует считать ту, без ко­торой основные или главные не могут быть возвышены до науч­ной формы и изображены в необходимой внутренней, взаимной связи, а именно: наука об изучении источников ... военной истории, путем исторической критики. Частными военными науками следует признать те, которые содержатся в основных или главных, как части в целом, но, во взаимных: сопоставлении и связи, возвышаются каждая до самостоятельной научной формы. Сюда должно отнести: 1) исто­рию военного устройства и военных учреждений или вообще военного быта; 2) историю военного дела и военного искусства вообще; 3) историю тактики или тактических: устройства, образования, строя и образа действий войск разных родов; 4) историю балли­стики (метательного оружия) и позже артиллерии (огнестрельного оружия); 5) историю фортификации, полевой и долговременной; 6) историю полиорцетики или осады и обо­роны укрепленных городов и крепостей; 7) историю военной администрации или внутреннего устройства и управление войск по всем отраслям; 8) историю стратегии или искусства и науки ведение войны; 9) военную географию и 10) военную этнографию различных стран и народов в различные времена, и 11) историю литературы всех главных и частных военных наук. Наконец, в разряд вспомогательных военной встории наук следует поставить: 1) на первом и главном месте - историю политическую, во всем ее объеме и во всех отношениях, особенно к политике и политическим, международным отношениям и договорам народов и государств; 2) историю международного права и дипломатий в новейшие времена; 3) историю морского дела и искусства, по связи его с военным, и те из вспомогательных наук истории вообще, которые, по тем или другим причинам, более или менее, могут способствовать возвышению и совершенству научной формы военной истории. Из этого легко усмотреть можно какое первенствующие значение и важность имеет военная история в общей системе во­енных наук, и по истине нельзя не признать и обширной, многообразной пользы ее в области военного знания и военной деятельности. "Если, - говорит Кауслер в предисловии к своему "Опыту военной истории всех народов", - история вообще заслуживает быть названною источником всех опытных знаний для всякого состояния, наставницей в общест­венной, как и в частной жизни, то это имеет особенное значение в отношении к военному человеку. При усиленных требованиях от него в наш век, в такое время, которое от­личается сильным стремлением к усовершенствованию во всех отраслях знания, военный человек не может более оставаться за резко обозначенноою чертою. Прошедшее, этот обильный источник поучений и побуждения к великим подвигам, не может оставаться замкнутым для него, а обширное поле, на классичес­кой почве которого он может обогатить себя - пустым и неразработанными Изученисм жизни и подвигов отличных воен­ных деятелей, военный человек нашего времени приобретает на столько же и опытности, а кто более нуждается в собствен­ной и чужой опытности, как не офицер, который в практи­ческой военной жизни встречается со столькими же, различными случайностями, сколько местность и изменчивое счастье представляет возможность к тому? Кто более нуждается в руководстве опыта, как не военный человек, который доколе не имеет опытности, будет вечно оставаться несовршеннолетним на великом поприще своего призвания!" Гойер, в своем сечинении: "Литература военных наук и военной истории" ... по поводу изучение военной истории говорит, что "правила тактических и стратегических учебников основываются частью на обычных определениях, частью же на мнениях, о которых можно судить только посредством или многосторонней опытности, или продолжительного чтения военной истории, с взаимным сличением установленных правил и действительных последствий и подвигов. Часто неверные предположение и заключение благоприятствуются счастием и, при больших еще ошибках неприятеля, являются основными правилами для действий, так что этим путем можно было бы приходить к мнению, что сра­жения выигрываются лишь отрицательно, или что все творит одно счастие, а военного искусства не существует, как полагал Беренгорст. Но не следует обманывать себя: хороший полководец, которому содействуют отважные офицеры и бесстрашные солдаты, всегда будет приковывать победу к своим знаменам. При бли­жайшем исследовании военной истории, часто будут обнаруживаться совсем другие причины счастливых или несчастливых последствий, нежели те, которые обыкновенно приписывает им толпа. Иной раз хорошо соображенное предприятие не удалось вследствие неверно понятых наставлений, поспешности, вялости или нерешительности подчиненных; в другом случае, дурно составленный план, вследствие отличных качеств подчиненных начальников и войск, был, напротив, причиной незаслуженной победы. Поэтому критическое изучение военной истории для офицера, близко знакомого с правила­ми военных наук, составляет высший, важнейший предмет; оно заменяет ему опытность, которую он в продолжительной войне не всегда имеет случай приобресть. И военная история древних времен не чужда его цели: правила новейшей войны извлечены из событий древней". Еще выше стоят мнения великих полководцев о пользе и необходимости изучения военной истории. <...> Весьма замечательны ... изречения Наполеона I, одинаково выражающие мысль, что знание высшей тактики (т.е. искусства ведение войны) приобретается только опытностью и многократным чтением и изучением истории походов всех великих полководцев (которых Наполеон I называет 7), образованием себя по этим образцам и ведением, подобно им, наступа­тельной войны: в этом Наполеон I поставляет един­ственное средство сделаться великим полковод­цем и постигнуть тайну искусства. Эти мысли Наполеона I, изложенный в немногих словах и строках, заключают в себе однако обширный и глубокий смысл. Разбор и изъяснение его подали прусскому генералу фон-Лоссау, в его сочинении: "Идеалы ведения войны", повод к предпосланию ему глубокомысленного, высоко прочувствованного и верно выраженного предисловия. Главные, замечательные мысли Лоссау заключаются в следующем: "Трудную, достойную размышления задачу составляют слова Наполеона. Легко сказать вести наступательную войну так, как названные им великие полководцы, но трудно исполнить это. Наполеон указывает вспомогательное средство к тому - частое чтение и перечитывание ... истории их походов. Но одно это не может еще образовать великого полководца. Только одна мысль заслуживает в высшей степени внимания, она заклю­чается в 4-х словах: ... "образуйте себя по ним", и имеет такой широкий смысл, что должна быть рассматриваема, как главное условие задачи. Если же с этим связать изречение Фридриха В., то, кажется, будет ясным, как должно смотреть на это правило или задачу. Чувство возвышенного и великого развивается в человеке поздно. Если нет этого чувства, то подавно не будет и самого действия или дела. Без него, самая обширная ученость не послужит к надлежащей оценке великих людей и их подвигов, и не воспламенит в уме и сердце того огня, которым пламенели великие полководцы, и в них будут усматриваться единственно только образцы, достойные изучение и подражания. Только одна самоличность ... решает это, и это именно и подразумевал Наполеон в 4-х словах: "образуйте себя по ним" и в другом изречении своем о силе личности Александра, Аннибала, Цезаря, Тюрення, Фрид­риха. Поэтому всего важеее впечатление, производимое фактами. Смотря по тону, какое впечатление факты производят на каждого, может быть определено, в какой степени каждому возможно самому себя образовать по великим образцам и идти туда, где воля подчиняется зрелому решению разума, и, таким образом, иелем осуществить мысль, достойную такого решения. Этим путем личности и воли, вероятно, шли великие образцы, и они-то, по совершении их подвига, и может быть исследован. Ум и твердая воля всегда приковывали счастие, пока были соединены между собой и с отважностью. По всем этим причинам, Наполеон и говорит: "ваш гений (а не ваш ум), просвещенный таким образом, заставит вас отвергнуть правила, противные правилам этих великих людей". Сила воли требует ежедневного упражнения, без чего не может достигнуть значительной силы. У великих людей она постоянно была в напряжении и приращении. А посторонний человек не может сам достаточно постигнуть и оценить этого. В изучении подвигов великих полководцев должно исследовать именно эту нравственную силу воли, дабы усмотреть, обсудить и привесть в исполнение истинный образ действий этих полководцев. Наполеон требовал похитить тайны искусства из их хранилища, как некогда в древней мифологии был похищен священный огонь с неба. Этим он разумел, что все дело в разъяснении вспомогательных средств, нравственных пружин, посредством которых великие полко­водцы действовали. Это и должно составлять цель изучения войн и походов великих полководцев. Впрочем, искусство ведения войны было и будет во все времена тоже. Орудия войны - армии и оружие - могут изменяться, но соображения, имеющия целью побеждать неприятеля, будут по­стоянно и неизменно иметь тот же источник и должны быть извлекаемы из превосходства ума полководца, подкрепленного силою его воли. Само счастие переходит, наконец, на сторону того из двух противоборствующих полководцев, ко­торый превосходить другого умом и волей. Нет примера, что­бы сильнейший умом и волей был, наконец, одолеваем слабейшим ими. Поэтому, какое бы пространство времени не лежало между великими полководцами, всегда остаются неизменными те же качества, которыми они сделались великими и которые привлекают наше внимание. В этом смысле нет ни древнего, ни нового, и походы от Александра до Напо­леона представляют одинаковый интерес и возбуждаюсь одинаковое участие, конечно, только для того, кто разумеет исследовать причины проявление их силы и не довольствуется беглым обзором истории великих всемирных событий. Наполеон не мог требовать иного, поставив Александра, Аннибала и Цезаря рядом с новейшими полководцами и каждого, назвав идеалом. Цель такой мысли велика и высока. Только тот, кто следовал этим путем, может постигнуть смысл слов На­полеона: отвергнуть правила, противные правилам великих полководцев. К этому и должно вести об­щение с ними, т.е. изучение их подвигов. О сходстве событий нечего и думать; тому препятствует бесконечное разнообразие обстоятельств. Наполеон имел зорко в виду не­зависимость искусства полководца; поэтому именно слова его и заслуживают величайшего внимания". Вообще смысл обоих изречений Наполеона тот, что знание искусства ведение войны приобретается прежде изучением военной истории, а потом уже опытностью. Первое, весьма естественно, должно предшествовать последнему. Это подтверждается и рассудком, и историей: все великие полководцы с молодых лет об­разовали себя чтением и учением. Александр В., получивший тщательнейшее и обширнейшее греческое образование во всех отраслях знаний, военное искусство изучил, между прочим, из чтения Илиады Гомера, к которому был так пристрастен, что во всех своих походах имел Илиаду при себе, хранил ее в золотом ковчеге, читал ее даже между военных действий и накануне сражений, и на ночь клал ее, вместе с мечом, под свое изголовье. Аннибал, как известно, получил весьма тщательное греческое образование, изучил греческих историков и даже сам сочинил военную историю, которая к сожалению не дошла до нас. Юлий Цезарь был одним из образованнейших людей своего времени и с славой великого полководца соединил и славу искусного оратора и превосходного историка. В новейшие времена, Густав-Адольф, Фридрих В. и Наполеон I, и в молодых, и в зрелых летах, высоко образовали себя книжным учением и, подобно Цезарю, будучи великими полководцами, были и образованнейшими людьми своего времени, по всем отраслям знаний вообще и военных особенно. Из наших отечественных великих полководцев, Петр В. в молодости своей не мог, по тогдашним обстоятельствам получить основательного и обширного военного образования, но в последствии образовал себя сам и, при своих необыкновенных природных дарованиях, в высшей степени соединяя силу ума и воли, был в полном смысле образованный великий полководец. А что касается Суворова, то из его жизни всякому известно, что он с самых молодых лет полюбил уединение и книжное учение, любимыми писателями его были историки и преиму­щественно военные, и в зрелых летах он был также одним из образованнейших людей своего времени. В наше же время, при значительном расширении области знаний вообще и военных в частности, уже далеко недостаточно ограничиваться первоначальным образованием, общим и военным, полученным в молодых летах, но необходимо продолжать его и в последствии, постоянно и самостоятельно, тому, кто желает приобресть основательное военное образование, для полезного применения его на деле, на всех степенях и во всех званиях военной служ­бы, до самых высших включительно. Благоразумную средину между неведением и многоведением, одинаково вредными, составляет надлежащая степень и мера истинной образован­ности, которая никогда не может быть вредною, но всегда будет полезною. Третье изречение эрцгерцога Карла, который сам был высокообразованным полководцем и военным писателем, прямо, положительно и верно выражает преимущество научных: стремления и опыта перед одним практическим личным опытом, для образования полководца, по той причине, что жизнь ни одного человека не богата настолько делами или подвигами, чтобы в полюй мере даровать опытность, и что никто не упражнялся в трудном искусстве полководца прежде, нежели достигнул этого высокого призвания. Поэтому прежде, нежели полководец приобретет личную опытность, ему необходимо обо­гащение собственного знания чужою опытностью, знанием и оценкою прежних исследований, сличением знаменитых военных подвигов и обильных последствиями событий военной истории. Таким образом, общий смысл всех трех изречений Фрид­риха В., Наполеона I и эрцгерцога Карла тот, что личной опыт­ности полководца необходимо должно предшествовать книжное, или научное военное образование вообще и преимуще­ственно изучение военной истории и войн и походов великих полководцев всех времен, древ­них, как и новых. "Орудия войны - армии и их оружие и тактика могут изменяться, но высшие соображения искусства ведения войны всегда были и будут неизменны в своих основных законах: для них нет ни пространства, ни времени, ни перемены". Лучшими образцами их всегда были и будут принадлежащими искуснейшим, особенно же великим полководцам всех времен без различия. Сокровищницею же их есть военная история, из которой исключительно почерпаются поучительные уроки искусства и науки ведения войны, и не одним положительным разумом, но и тем живым духом, который способствует, как говорит Лоссау, похитить тайну искусства, как некогда, по преданиям греческой мифологии, Прометей похитил священный огонь с неба! (Н.С. Голицын. Всеобщая военная история древнейших времен. - Ч. I. От древнейших времен до смерти Александра Великого (323 г. до Р.Х.). - СП б., 1872).
  

ВЕЛИКИЕ МЫСЛИ

0x01 graphic

Антуан РИВАРОЛЬ (1753 -- 1801) --

французский писатель-моралист.

  -- На мысли следует нападать с помощью мыслей: по идеям не палят из ружей.
  -- Те, которые дают советы, не сопровождая их примерами, походят на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят.
  -- В области нравственности не следует выказывать свою добродетель по малозначительным поводам: девственностью не хвастаются.
  -- Пословицы суть плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенные в формулы.
  -- Презрение должно быть самым молчаливым из всех наших чувств.
  -- Близкое общение -- вот откуда берут начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.
  

 Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023