ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. Война открыла свой кровавый счет...

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА

(из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Сохранить,

дабы приумножить военную мудрость

"Бездна неизреченного"...

Мое кредо:

http://militera.lib.ru/science/kamenev3/index.html

М. Катуков

Война открыла свой кровавый счет...

(фрагменты из кн. "На острие главного удара")

Война застала меня в Киевском окружном военном госпитале.

Она ворвалась в тихую палату грохотом взрывов и звоном разбитого стекла. Только к полудню мы, пациенты, узнали, что бомбежка украинской столицы немецкими бомбардировщиками не просто провокация, как думали тогда многие, а начало настоящей воины.

Хотя шов после операции еще как следует не зарубцевался, а температура часто держалась на отметке "тридцать восемь", мне все же удалось уговорить лечащего врача выписать меня из госпиталя.

На попутной машине добрался до городка, в окрестностях которого тогда дислоцировалась 20-я танковая дивизия, входившая в состав 9-го механизированного корпуса К. К. Рокоссовского.

Ехал со щемящей тревогой на душе.

Уж я-то хорошо знал, что дивизия еще находится в стадии формирования и не готова к серьезным боям.

По штату нам полагались танки последнего выпуска Т-34 и КВ. Их обещали поставить в июле сорок первого. А пока весь наш парк состоял из 33 учебных подержанных и побитых БТ-2, БТ-5.

Другие части дивизии тоже были недоукомплектованы.

В артиллерийском полку имелись только гаубицы.

Мотострелковый полк вообще еще не получил артиллерию, а понтонный батальон -- понтонный парк. Батальон связи располагал лишь учебной аппаратурой.

Словом, дивизия еще была далеко не укомплектована людьми и техникой.

Когда вечером 23-го я добрался наконец до городка, гитлеровцы непрерывно бомбили железнодорожную станцию.

Длинные языки пламени обвивали станционное здание, и клочья черного дыма тянулись в высокое вечернее небо.

В воздухе висела пыль а гарь. На повозках, тарахтевших по мостовым, на автомобилях везли раненых и убитых, война уже открыла свой кровавый счет.

В штабе дивизии выяснил, что два танковых полка под командованием моего заместителя полковника В. М. Черняева уже выступили по направлению к Лупку.

После неоднократных попыток мне удалось связаться по телефону с К. К. Рокоссовским. Я доложил о прибытии и просил уточнить обстановку.

Голос комкора был ровен и спокоен.

Впоследствии мне пришлось воевать с Константином Константиновичем не один месяц, приходилось бывать и сложнейших ситуациях, и всегда я не переставал удивляться исключительной выдержке этого человека, его безукоризненной вежливости со всеми -- от рядового солдата до маршала.

К сожалению, комкор располагал пока скудными сведениями.

Мне удалось выяснить, что корпус подчинен 5-й армии генерал-майора танковых войск М. И. Потапова. Вместе с другими подвижными соединениями Юго-Западного фронта механизированный корпус получил приказ нанести удар во фланг прорвавшейся группировке противника.

Но каковы силы этой группировки, каков замысел ее командования -- этого Рокоссовский сообщить пока не мог.

Необходимо было срочно перебросить к Луцку, отстоявшему от городка на 200 километров, и другие части дивизии. Эвакуировать семьи комсостава.

Мы собрали все имеющиеся машины и начали марш.

К сожалению, было их немного, поэтому пришлось перебрасывать войска перекатом. Автомобилисты выбрасывали две-три роты километров на тридцать вперед, а дальше эти роты двигались в пешем строю. Грузовики же торопились назад, чтобы подтянуть другие подразделения.

Так перекат за перекатом двигались мы навстречу противнику.

Справка:

Михаил Иванович Потапов (3 октября 1902 -- 26 января 1965) -- генерал-полковник (1961 год).

-- Родился в селе Мочалово (сейчас -- Калужская область).

-- В Красной Армии с 1920 года.

-- В 1925 году окончил военно-химические курсы усовершенствования начсостава.

-- В 1936 году проходит и успешно заканчивает Военную академию механизации и моторизации РККА.

-- За время с 1923 и до 1941 года прошёл службу в должностях: командира взвода, эскадрона, начальника химической службы полка, помощника начальника штаба, начальника штаба полка, командира полка, бригады, корпуса.

-- В 1939 году участвовал в боях в районе реки Халхин-Гол (Монголия) в должности заместителя командующего 1-й армейской группой (командующий -- Г. К. Жуков).

-- До начала 1941 года командовал 4-м механизированным корпусом в Киевском Особом военном округе.

-- С начала 1941 года -- командующий 5-й армией в звании генерал-майора танковых войск в том же округе.

-- В сентябре 1941 года в последние часы перед пленом сражался врукопашную, но был тяжело ранен осколком снаряда и потерял сознание.

-- Попал в плен. В немецком плену находился до апреля 1945 года, где держался мужественно и с достоинством. Содержался в лагерях Хаммельбург, Гогельштейн, Вайсенбург, Моозбур.

-- После окончания войны фактически под арестом был доставлен в Москву.

-- Сталин высоко оценил мужество, стойкость и отвагу Потапова, он был восстановлен на военной службе без какого-либо поражения в правах, продолжал расти по службе.

-- В 1947 году он закончил Высшие академические курсы при Военной академии Генштаба.

-- В 1958--1965 годах был первым заместителем командующего войсками Одесского военного округа.

-- В 1961 году получил звание генерал-полковника.

-- Умер 26 января 1965 года.

Первый бой произошел 24 июня у местечка Клевань.

Разведка сообщила, что по соседству расположились на отдых моторизованные части 13-й танковой дивизии противника. После изнурительного марша солдаты валились с ног от усталости, но времени на отдых не было.

Дивизия получила приказ атаковать врага.

Основной огневой силой нашего соединения был артиллерийский полк (24 орудия).

Он состоял из двух дивизионов: один -- из 152-мм, другой -- из 122-мм гаубиц. Командовал полком майор С. И. Юрьев.

Поставив орудия на прямую наводку, артиллеристы расстреливали танки и пехоту противника. Отважно сражались в этом первом бою мотострелковый полк подполковника П. В. Перервы и наш понтонный батальон, превращенный в стрелковый. По нескольку раз в этот день поднимались в атаку и переходили врукопашную герои-пехотинцы.

Но в этом первом неравном бою мы потеряли все 33 наши учебные "бэтушки".

Наши БТ не представляли собой грозной силы, к тому же использовали мы их неправильно.

С такими быстроходными, но слабобронированными и легковооруженными машинами нельзя было ввязываться в открытый бой.

Но горький урок не прошел даром: и не только потому, что за каждый наш танк немцам пришлось заплатить по нескольку танков, -- опыт боев на Украине, и в частности именно этот бой под Клеванью, впервые заставил меня задуматься над вопросом широкого использования тактики танковых засад.

Эта тактика впоследствии в боях под Орлом помогла нам с малыми силами нанести серьезный урон 24-му танковому корпусу Гудериана.

Под Клеванью понесли мы первые потери.

Погиб в этом бою командир 40-го танкового полка майор Л. Г. Третьяков. Он сгорел в танке, возглавляя атаку полка. Меня связывали с ним годы совместной службы. Военная судьба разлучала неоднократно, пока снова не свела в 20-й танковой.

Рослый, широкоплечий, с красивым открытым лицом, Третьяков любил военную службу. Для него она была призванием. Не помню его праздным, скучающим. Энергия в нем била через край. Он всегда был в заботах и хлопотах.

Первая победа под Клеванью обошлась нам дорого.

Но она ободрила нас, укрепила уверенность в своих силах.

Мы захватили богатые трофеи: много автоматов, винтовок, пулеметов, боеприпасов и пистолетов "парабеллум". Были захвачены первые пленные.

Из допроса пленных и захваченных документов мы выяснили, что 13-я танковая дивизия противника переброшена на советско-германский фронт из Франции. Об этом свидетельствовали и найденные у фашистов французские духи, вино, шоколад, открытки с видами Парижа.

Обойдя сожженные и подбитые танки врага, я увидел, что они сделаны не только в Германии.

Кроме немецких T-II, T-III, T-IV здесь были и чехословацкие машины завода "Шкода", и французские -- "Шнейдер-Крезо", "Рено" и даже захваченные в Польше танкетки английских заводов "Карден-Лойд".

Я воочию убедился, что на Гитлера работала вся промышленно развитая Европа.

Не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы прийти к выводу: борьба с вторгнувшимся на нашу территорию противником будет ожесточенной и наш успех под Клеваныо пока временный.

И действительно, в течение трех следующих дней -- 26-28 июня -- наша дивизия, как впрочем и вся 5-я армия, вела тяжелейшие бои в районе Дубно, сдерживая ожесточенный натиск частей 3-го моторизованного корпуса противника.

Враг непрерывно бросал в бой крупные танковые и авиационные силы.

Но соединения 5-й армии -- 9, 22 и 19-й механизированные корпуса -- не только отразили все атаки врага, но и по приказу командующего фронтом 29 июня нанесли контрудары с рубежа Луцк--Гоща в общем направлении на Дубно. В результате этого удара 5-я армия осуществила глубокий прорыв на юг, на несколько дпей задержав наступление противника.

Это обстоятельство зафиксировал в своем дневнике Гальдер: "I июля западнее Ровно последовало довольно глубокое вклинение русских пехотных соединений из района Пинских болот во фланг 1-й танковой группы".

Но, к сожалению, все это были временные успехи.

6-я полевая немецкая армия, та самая, что впоследствии была окружена и разгромлена под Сталинградом, совместно с 1-й танковой группой Клейста продолжала наносить удары южнее нас, в стык наших 6-й и 5-й армий. Гитлеровцы ввели в прорыв моторизованные части и устремились к Житомиру.

Нам ничего не оставалось, как отойти.

Мы отступали дорогами Южного Полесья с тяжелыми боями, но организованно, нередко сами переходили в контратаки.

Сверху требовали: "Ни шагу назад!"

Но этот казавшийся на первый взгляд волевым приказ диктовался часто полнейшей неосведомленностью о реальном положении дел.

Тяжелое положение сложилось для 20-й танковой дивизии в районе бывшей немецкой колонии Гринталь.

Мало того, что мы потеряли связь со штабом корпуса и отступали под непрерывным воздействием танковых колонн противника. Неожиданно мы услышали грохот канонады у себя в тылу.

Выяснилось, что соседняя 35-я дивизия, тоже танковая, отошла, не успев предупредить нас, и наши фланги остались открытыми.

Мы оказались почти в окружении.

Для отхода в тыл оставался коридор шириной каких-нибудь несколько сотен метров.

Так и не связавшись с корпусом, на свой страх и риск я принял решение отступать.

Не мог же я допустить, чтобы дивизия стала легкой добычей противника.

Коридор, по которому мы отходили, уже простреливался вражеской батареей, а у нас не было огневых средств, чтобы подавить пушки противника.

Оставшаяся у нас артиллерия сдерживала своим огнем наседавшие с фронта танки гитлеровцев. К счастью, к нам присоединились сильно потрепанный в боях танк Т-26, экипаж которого выходил из окружения, да еще счетверенная зенитная установка.

Появился, вернувшись из очередного рейда, и наш разведчик В. С. Катушев на своем броневичке.

Этот человек словно в рубашке родился.

Работа у него была горячей. Бывало, отступим на новые позиции, и Катушев отправляется по моему приказу устанавливать связь с соседями.

Ситуация в те дни, как известно, менялась ежечасно.

Приезжает он в село, где, по нашим сведениям, должны быть советские части, а там уже передовой отряд противника.

Из стычек с фашистами Катушев не только выходил победителем, но и трофеи привозил.

Его тяжелый броневик с башней от танка БТ, 45-мм пушкой и пулеметом был словно заговорен. Ни один фашистский снаряд не мог его подбить. Правда, однажды болванка угодила в капот, прошила броню, пролетела между водителем и сидевшим рядом Катушевым и с шипением ударила в снарядницу.

Казалось, катастрофа неминуема.

Но Катушев метнулся к снаряднице и выбросил снаряды в открытый люк.

Впоследствии мне не раз приходилось встречать таких счастливчиков. Каким-то образом им удавалось выходить из труднейших ситуаций. Катушев принадлежал к их числу. О его ловкости и везучести в дивизии ходило немало разговоров.

Понятно, как обрадовались мы в эту тяжелую минуту его появлению.

Подкрепления невелики, но они помогли нам подавить батарею противника и благополучно выйти из окружения. Позже мои действия были одобрены командованием корпуса, хотя, по правде говоря, я ожидал за отход нагоняй.

Сложная обстановка тех трудных дней научила нас поенной хитрости.

Каждый день начальник артиллерии дивизии подполковник К. И. Цикадо намечал план действий "кочующих" орудий. Батареи дивизионов меняли позиции днем и ночью.

У немцев создавалось впечатление, что они имеют дело с крупными артиллерийскими силами. К тому же непрерывная смена позиций позволяла нам уберечь орудия от обстрела и бомбежек.

Прослышали мы, что гитлеровцы боятся наших танков Т-34 и КВ.

Но где их взять?

Не помню уж, у кого в дивизии родилась мысль сделать макеты тридцатьчетверок. Обшили мы несколько транспортных машин фанерой, приделали деревянные пушки, покрасили в защитный цвет. Слоят такие пугала, замаскированные, в кустарнике или на опушке леса, а рядом ведут огонь настоящие пушки.

На пехоту противника это производило впечатление, и на этих участках она не лезла напролом...

Даже теперь, спустя тридцать с лишним лет, я не могу не поражаться тому мужеству, той боевой активности, которые ежедневно, ежечасно проявляли воины 20-й танковой в то трудное для нас время.

В лесах и болотах Полесья мы прошли настоящую боевую школу.

Несмотря на огромное превосходство врага на земле и в воздухе, нам удалось сохранить воинскую дисциплину.

Не припомню в дивизии случая паники. Отходя с боями в составе девятого мехкорпуса, дивизия выполнила главную задачу -- вместе с другими частями и соединениями она сдержала продвижение фашистских войск и помешала им осуществить молниеносный выход к Днепру.

В Главном автобронетанковом управлении меня немедленно принял генерал-лейтенант танковых войск Яков Николаевич Федоренко. Мы были знакомы по совместной службе в Киевском военном округе, а еще раньше по той же Шепетовке, где Федоренко командовал бригадой тяжелых танков.

Яков Николаевич пришел в бронетанковые войска с флота.

Во время гражданской войны довелось ему воевать на бронепоезде, что в конечном счете и определило его судьбу. Он стал танкистом. Перед войной Федоренко немало сделал для укрепления боеспособности наших танковых и механизированных войск. Этому делу он отдавал все свои силы.

Но для меня он был еще и товарищем, всегда отзывчивым и приветливым. Бывало, по какому делу ни зайдешь к нему, он тут же усадит тебя, подробно расспросит обо всем и непременно напоит чаем.

Большой медный чайник был неизменным его спутником.

Всегда в нем дымился кипяток.

Будучи загружен огромной работой и занимая ответственный пост, Федоренко оставался в душе простым, жизнерадостным украинским парубком. В запасе у него была бездна забавных историй, баек, анекдотов, которые он рассказывал с великолепным украинским юмором.

Но в этот раз, войдя в его кабинет, я не мог не обратить внимания на то, что Яков Николаевич за последнее время постарел и осунулся.

Мешки под глазами, красные прожилки на белках, серый цвет лица. Видимо, сказалось нервное напряжение последних месяцев.

Но, несмотря на тяжелые известия, поступавшие с фронта, и загруженность, Яков Николаевич не утратил ни своей приветливости, ни сердечности.

-- Вот что, Катуков, -- сказал он, едва мы успели обменяться рукопожатиями, -- принимай четвертую танковую бригаду.

-- Бригаду? -- удивился я.

-- Да, бригаду. Механизированные корпуса и танковые дивизии расформировываются, поскольку многие заводы эвакуируются на восток и выпуск машин временно сократится. Машин для крупных соединений не хватает, поэтому решено спешно создать соединения меньших масштабов -- бригады.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что бригады, которой мне предстояло командовать, как таковой, еще не существует, что она находится пока в процессе формирования.

-- Выезжай под Сталинград, -- заключил нашу беседу Я. Н. Федоренко. -- Готовь соединение к тяжелым боям.

Справка:

Яков Николаевич Федоренко (10 октября 1896 -- 26 марта 1947) -- маршал бронетанковых войск (1944), заместитель наркома обороны СССР (20 июля 1941 -- май 1943).

-- Родился в семье портового грузчика.

-- Окончил церковно-приходскую школу.

-- С 9 лет работал пастухом, кучером, батраком, чернорабочим на шахтах Донбасса, солеваром на солеваренных заводах в Славянске, рулевым на барже.

-- В мае 1915 года призван в Русский императорский флот, окончил школу рулевых Черноморского флота. Служил на минном тральщике.

-- После Февральской революции избран председателем судового комитета.

-- Во время Октябрьской революции командовал отрядом моряков, участвовал в установлении Советской власти в Одессе.

-- Сразу после революции вступил в отряд Красной Гвардии.

-- В Красной Армии с февраля 1918 года. В Гражданскую войну -- комиссар штаба 2-й Революционной армии (Екатеринослав), командир и комиссар бронепоезда N 4, в 1920 году -- командир-военком группы бронепоездов 13-й армии. Воевал на Восточном фронте против чехословацкого корпуса и Колчака, на Северном фронте против Юденича, на Западном фронте против Польши, на Южном фронте против Врангеля. Отличался храбростью, дважды ранен, один раз контужен в боях.

-- После войны командовал бронепоездом, дивизионом, с 1930 года -- 2-м полком бронепоездов Белорусского военного округа.

-- В 1924 году окончил Высшую артиллерийскую школу комсостава, в 1927 году -- годичные Артиллерийские курсы усовершенствования старшего комсостава, в 1930 -- курсы партийно-политической подготовки командиров-единоначальников при Военно-политической академии имени Н. Г. Толмачева, в 1934 -- Военную академию РККА имени М. В. Фрунзе.

-- С 1934 года -- в танковых войсках, командир 3-го отдельного танкового полка в Московском военном округе; с 2 мая 1935 года -- командир 15-й механизированной бригады Украинского военного округа. 26 ноября 1935 года присвоено звание комбриг.

-- С августа 1937 года -- начальник автобронетанковых войск Киевского (с 26 июля 1938 Особого) военного округа.

-- С июня 1940 года начальник Автобронетанкового (затем Главного) управления.

-- С июля 1941 года -- заместитель наркома обороны СССР -- начальник Автобронетанкового управления РККА, с декабря 1942 года -- одновременно командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной армии. Генерал-полковник танковых войск (1.01.1943).

-- Во время Великой Отечественной войны неоднократно выезжал в войска, был представителем Ставки Верховного Главнокомандования в битве под Москвой, в Сталинградской и Курской битвах.

-- После войны, с апреля 1946 года -- командующий бронетанковыми и механизированными войсками Сухопутных войск

Вряд ли стоит доказывать, что новое назначение -- всегда большое событие.

Ехал я в Москву и думал: как сложится дальнейшая судьба, где будет мое место в той огромной, поистине всенародной битве, которая развертывалась от берегов Белого моря до побережья Черного.

И вот конец неизвестности.

Впереди -- ясная, четкая цель.

Если назначили командиром нового формирующегося соединения, значит, предстоит -- и в самое ближайшее время -- трудная боевая работа. От тебя, во многом только от тебя, зависит то, как будет она выполнена.

Сотни километров отделяли Сталинград в августе сорок первого от фронта.

В то время город был еще глубоким тылом.

Добираться решил на машине -- способ наиболее падежный, особенно если за рулем такой человек, как Кондратенко. До войны он возил директора одной донбасской шахты, а после мобилизации прикатил к нам в дивизию на директорской "эмке". Не знал я тогда, что с этим человеком меня накрепко свяжет фронтовая судьба.

Был Кондратенко ловок, находчив, смел.

Во время отступления не раз выручал он меня из тяжелых положений. Я уже рассказывал, как мы вырывались из окружения под Гринталем. Так сложились обстоятельства, что мы с начальником штаба выходили с последней группой, когда гитлеровские автоматчики буквально наседали нам на пятки. Вокруг рвутся снаряды, автоматчики простреливают дорогу, отрезая нам путь.

И вдруг смотрю: метрах в двухстах от проселочной дороги нас ждет в кустарнике Кондратенко со своей "эмкой". Она вся изрешечена осколками, но ходовая часть в порядке.

Нырнули мы в машину, шофер дал газ -- и благополучно выскочили из-под обстрела.

И вот теперь, запасшись продовольствием, мы с Кондратенко пылим по Рязанскому шоссе.

Не терпится добраться до места назначения поскорее, и поэтому едем без остановок. Глубокой ночью прибыли в Борисоглебск.

Город в глубокой, непроглядной тьме -- действует суровый закон светомаскировки. Кондратенко приходится буквально пробираться на ощупь. Надо бы передохнуть после утомительной дороги, но кругом ни души. Тишину нарушает только рокот мотора "эмки" да лай встревоженных нашим вторжением собак.

И вдруг видим: на одном из перекрестков в угловом доме из-под неплотно задернутой шторы пробивается свет. Я вышел из машины и постучал.

Дверь открыл высокий молодой человек в военной форме. Я предъявил документы, рассказал, кто такой и куда еду.

-- Можете ночевать у меня, -- предложил молодой человек. -- Квартира у меня большая. Дома никого нет. Да и машину есть где поставить. Работаю я в городском отделе НКВД. Фамилия моя Синицын.

Из разговора выяснилось, что наш хозяин -- родной брат Ивана Васильевича Синицына, помощника командира роты 235-го Невельского стрелкового полка, того самого, в котором в 1922 году, по окончании 23-х Могилевских курсов комсостава, я был назначен на первую командирскую должность.

В ту борисоглебскую ночь просидели мы с Михаилом Васильевичем Синицыным до третьих петухов. С большой теплотой вспоминал я его брата, а также своего ротного Александра Михайловича Серебрякова -- моих первых наставников, учивших меня, молодого взводного, наверное, самому сложному из всех искусств -- искусству работать с людьми.

В ту ночь я узнал, что брат его умер, а вдова живет в Сталинграде, куда мы и направлялись. Поэтому по прибытии в город остановились у нее.

Сталинград еще жил мирной жизнью.

Разумеется, тогда никому и в голову не приходило, что всего через год он станет ареной жесточайшего сражения и что именно здесь, на берегах великой русской реки, армия гитлеровской Германии столкнется с поразительным мужеством советского народа и получит такой удар, от которого уже не сможет оправиться.

Но в тот сентябрьский день сорок первого над Сталинградом было мирное, хотя и жаркое, мутное от зноя небо. Деревья в скверах бросали прохладную тень. С Волги доносились гудки пароходов. Война напоминала о себе бумажными крестами на окнах да присутствием госпиталей -- изредка встречались раненые.

В обкоме партии нас познакомили со строителями танков и сообщили адрес формирования бригад.

8 сентября мы, наконец, добрались до цели.

Приехали поздно ночью, когда, кроме наряда, все спали. Тишина стояла удивительная. Кругом простиралась бескрайняя степь. Решили до утра никого не беспокоить. Спать легли прямо на траве, у машины.

Поднялись, когда взошло солнце и горнист сыграл "Подъем", и пошли знакомиться с людьми.

Народ у нас подобрался хороший, много коммунистов и комсомольцев.

И очень ценно то, что обстрелянный: бригада формировалась из экипажей 15-й танковой дивизии, судьба которой схожа с нашей, 20-й. Так же как и наша, она имела на вооружении мало танков, но оказала немцам упорное сопротивление и приобрела ценный опыт боев.

До моего приезда обязанности командира бригады исполнял заместитель по строевой части полковник Рябов, энергичный, знающий офицер.

Начальником штаба был назначен подполковник П. В. Кульвинский, комиссаром -- полковой комиссар М. Ф. Бойко, начальником политотдела -- старший батальонный комиссар И. Г. Деревянкин, опытный политработник, бывший до войны инструктором Горьковского обкома партии.

Очень повезло мне с помощником по технической части капитаном П. Г. Дынером.

До войны он работал на одном из киевских заводов инженером и впоследствии благодаря усилиям возглавляемой им службы подбитые танки быстро становились в строй.

Всю войну прослужил со мной начальником оперативного отдела бригады, затем корпуса и армии капитан М. Т. Никитин, ныне генерал-полковник. Никитин всегда прекрасно разбирался в обстановке и в совершенстве владел искусством штабной работы. Не удивительно, что он вырос в крупного военачальника.

Познакомившись с командирами бригады, дня через два после прибытия я приказал собрать весь личный состав бригады неподалеку от лагеря, прямо в степи.

Ни трибун, ни скамеек, конечно, не было.

Скрестив по-восточному ноги, люди расселись прямо на траве.

Загорелые, в большинстве молодые лица.

Взгляды устремлены на меня. Оценивающие, любопытные.

Я знаю: пройдет совсем немного времени и все мы встретимся лицом к лицу с врагом; знаю также, что передо мной не новички, а люди, уже прошедшие через горнило военных испытаний.

Я представился танкистам.

Рассказал, как сложилась моя судьба в Красной Армии, где и как воевал в первые дни войны. Конечно, к тому времени я еще не мог похвастаться большим боевым опытом, но и тот, которым располагал, уже позволял мне говорить об излюбленных тактических приемах врага, о том, как лучше организовать противодействие наступающим танковым силам противника.

Я считал своим долгом подготовить личный состав к тому, что в ближайшее время нам придется воевать с превосходящими силами противника, и поэтому от нас потребуется максимум изобретательности, выучки -- словом, максимум военного мастерства.

В тот сентябрьский день я еще не знал, что военные пути-дороги сроднят меня с командирами и политработниками бригады и что многие из тех, с кем я познакомился 8 сентября 1941 года, станут прославленными героями.

А с некоторыми из них мне доведется дойти по трудным фронтовым дорогам до Берлина.

Незадолго до меня в лагерь прибыла специальная комиссия из Москвы, в задачу которой входило отобрать наиболее опытных и проверенных механиков-водителей, башенных стрелков, радистов, командиров и политработников.

Товарищи из Москвы оказали нам большую помощь.

В течение двух недель перед членами комиссии проходили бойцы и командиры бывшей 15-й танковой.

С волнением вступали они в просторную, светлую комнату, отвечали на вопросы комиссии, а затем с нетерпением ожидали ее решения.

Мы получили огромное количество патриотических заявлений, в которых танкисты клялись сражаться за Родину до последнего дыхания на любом порученном им посту.

Так, впоследствии прославленный танкист П. А. Заскалько в 15-й танковой командовал батальоном. Не помню, из каких соображений комиссия предложила ему должность командира роты.

-- Да хоть командиром танка, -- заявил он. -- Лишь бы на фронт.

Вскоре бригада стала получать материальную часть со Сталинградского Тракторного завода.

Первый батальон получил тридцатьчетверки.

Мощная броня, легкость управления, подвижность и маневренность -- вот что привлекало в этом танке. Эта машина во всех отношениях превосходила немецкие T-II, T-III, T-IV, которые имели на вооружении соответственно 20, 37, 50 и 75-мм пушки и по своим боевым качествам значительно уступали новым советским машинам.

Однако в первые дни войны наша промышленность не имела возможности в достаточном количестве оснастить армию этими великолепными машинами.

Поскольку времени на подготовку и овладение новой материальной частью нам было отпущено мало, помощники командиров подразделений по технической части, механики-водители и солдаты роты технического обеспечения вместе с рабочими участвовали в сборке деталей и агрегатов, изучая машины прямо в цехах.

Нелегко приходилось рабочим Сталинградского Тракторного.

На заводе уже тогда были трудности с питанием. Но, не считаясь ни со временем-, ни со здоровьем, люди неделями не выходили из цехов.

Страна была в опасности.

Фронту нужны были машины, и люди трудились самозабвенно.

Такую же самоотверженность проявляли и танкисты.

Шла подготовка к решительным боям. И танкисты учились по четырнадцать -- шестнадцать часов в сутки.

Совместно с начальником штаба Павлом Васильевичем Кульвинским, комиссаром Михаилом Федоровичем Бойко мы учили экипажи, взводы, роты и батальоны действовать в различных видах боя.

Мы стремились ставить людей в наиболее сложные, приближенные к боевой обстановке условия.

Уже после боя под Клеванью, видя преимущество врага в танках и авиации, я стал задумываться над тем, как с максимальной эффективностью применять танковые засады в обороне.

Постепенно сложилась такая схема.

Мотострелки располагаются в обороне, предварительно отрыв настоящие окопы и ложные. В ложных ставятся макеты душек и пулеметов. Часть этих окопов занимают небольшие группы бойцов с настоящими пулеметами.

На их долю выпадает роль "актеров", инсценирующих передний край.

Сзади, на небольшом расстоянии, идут настоящие окопы, а дальше, на танкоопасных направлениях, ставятся танки -- иногда взвод, иногда просто одна машина. Для маскировки танки используют местные укрытия: кустарники, деревья, скирды хлеба, стога сена, обратные скаты высот.

Каждый экипаж готовит себе не одну позицию, а две-три, которые можно менять незаметно для противника. Экипажи заранее определяют ориентиры и расстояния до них. С пехотой, артиллерией, саперами заблаговременно организуется взаимодействие и устанавливается связь или по радио, или специальными сигналами, или посыльными.

Все танковые экипажи должны находиться в поле зрения друг друга, готовые прийти на помощь соседу.

Противник начинает вести наземную и воздушную разведку.

Засады не обнаруживают себя.

Противник боем прощупывает передний край. В действие вступают "актеры" в ложных позициях, артиллерия и минометы с запасных позиций. Танки молчат.

Авиация врага начинает бомбить ложные окопы. "Актеры" незаметно отступают ходами сообщения. И наконец, противник пускает танки в сопровождении пехоты. Наступают самые критические минуты боя.

Стрелки, артиллеристы, минометчики расстреливают пехоту противника.

Засады молчат. И только тогда, когда вражеские машины подходят на 200--300 метров, засады выходят на огневую позицию и открывают огонь по атакующим в упор, наверняка. В то же время экипажи засад не выпускают из поля зрения соседей и бьют в борта прорвавшихся танков противника. Получается косоприцельный, перекрестный, губительный огонь.

Командир засады выходит на огневую позицию только в случае крайней необходимости. Откуда-нибудь из окопчика или из-за кустарника следит он за полем боя, намечает цели, определяет прицел и лишь после этого садится в танк, и машина выскакивает, чтобы открыть огонь. Прицел поставлен, пушка приблизительно наведена на цель. Сделав три-четыре выстрела, танк задним ходом отползает в укрытие. Долго стоять на позиции нельзя: экипаж станет жертвой прицельного огня.

Из укрытия командиры снова ведут наблюдение и снова выскакивают на позицию, но теперь уже на другую.

Так повторяется несколько раз.

Бой -- это целый комплекс сложных проблем, часто настолько связанных друг с другом, что порой трудно разобраться, где причина, а где следствие.

Наверняка лишь можно сказать, что успех всегда зависит от правильного решения многих, зачастую косвенных вопросов.

Далеко не всегда победа достается стороне, обладающей превосходством в сил

Но почти всегда -- стороне, превосходящей в организации боевых действий.

Нас, например, волновал вопрос эвакуации танков с поля боя. Вопрос жизненно важный в то время, когда каждая боевая машина была на счету.

По довоенной инструкции вытаскивать с поля боя покалеченные машины должны были сильные тягачи.

Но где их взять?

Тягачей нам не дали.

Пришлось, как говорится, по ходу дела вносить в инструкцию поправки. Мы испробовали в качестве тягачей тридцатьчетверки, KB, и они справились с этой задачей.

Та же инструкция запрещала десантировать на тридцатьчетверках и других машинах пехоту.

Разумеется, эта инструкция была написана для своего времени, с учетом возможностей техники тех дней.

Но уже по опыту боев на Украине я пришел к выводу, что успех боевых действий непосредственно зависит от взаимодействия родов войск, в том числе танков с пехотой.

В лагере мы убедились, что тридцатьчетверки, а тем более KB без каких-либо осложнений несли на броне пехотный десант. Прекрасные сталинградские машины выдерживали дополнительные нагрузки без поломок и аварий.

Незадолго перед отправкой на фронт мы получили новые автомашины, еще не прошедшие обкатку.

Каждый грузовик должен был пропылить по степным дорогам вхолостую до тысячи километров.

-- Обидно гонять порожняком, -- сказал мне П. Г. Дынер, -- тем более что окрестным колхозам транспорт нужен до зарезу.

Действительно, в селах наступили страдные дни. На токах молотили хлеб, а вывозить его было не на чем.

Эти мысли я впоследствии изложил в брошюрах "Танковые бои" и "Боевые действия танков", оперативно выпущенных Воениздатом в 1942 году.

Подобрали водителей -- в них у нас недостатка не было,-- снарядили автоколонну и перебросили хлеб с полей в закрома.

23 сентября бригада погрузилась на платформы.

Провожали нас по-праздничному. Колхозники завалили подарками: белым хлебом, арбузами, дынями. Желали возвратиться с победой.

Запомнилось мне выступление на прощальном митинге старого партизана Матросова. Два его сына, Михаил и Александр, отправлялись на фронт в рядах бригады.

-- Если надо будет умереть, -- говорил он, обращаясь к сыновьям и ко всем воинам бригады, -- умрите, но не дайте проклятым фашистам увидеть Москву!

Поезд пошел на северо-запад, к Москве.

Скорее всего, сражаться нам придется на подмосковных рубежах. В пути следования несколько раз налетали гитлеровские бомбардировщики. Но дежурившие у зениток артиллеристы встречали их дружным огнем. Сброшенные стервятниками бомбы вреда нам не причинили.

Через пять суток бригада выгрузилась западнее Москвы, на станции Кубинка.

Штаб расположился у деревни Акулово.

Здесь мне придали 3-й батальон, оснащенный танками БТ. Не успел я познакомиться с его командиром Кожановым, как батальон этот у меня отобрали, перебросили его, видимо, в какую-то горящую точку.

Неприятно было сознавать, что бригада ослабела на одну треть.

Но что делать -- приказ есть приказ.

Катуков М.Е.

На острие главного удара. / Литературная запись В. И. Титова. -- М.: Воениздат, 1974

См. далее...

*****************************************************************

Если посмотреть правде в глаза...

0x01 graphic

Распутин в 1914 г.

Художник Клокачёва Е. Н.

Главный порок русской политики 40k "Фрагмент" Политика. Размещен: 27/03/2014, изменен: 27/03/2014. 40k. Статистика. 340 читателей (на 9.12.2014 г.)

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ РУССКОГО ОФИЦЕРА (из библиотеки профессора Анатолия Каменева)

Иллюстрации/приложения: 13 шт.

ГЛАВНЫЙ ПОРОК РУССКОЙ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ - стремление действовать "по обращению неприятельскому". Керсновский А.А. История Русской Армии. -- ч.I -- IV. Белград, 1933 -- 1938.

Подводя итог состоянию Русской Армии к лету 1914 года, мы можем увидеть два ее слабых места:

-- во-первых, слабую технику; -- во-вторых, неудовлетворительный высший командный состав.

Исправление первого недостатка было вопросом двух-трех лет. Гораздо серьезнее был второй -- наследие предшествующей эпохи застоя и оскудения духа.

Еще совсем недавно -- в куропаткинские времена и в 1905 году -- отношение русского общества к Армии и к офицерам было резко отрицательным и пренебрежительным.

Генерал Ванновский -- на склоне дней своих ставший Министром Народного Просвещения -- не находил ничего более умного, как отдавать в солдаты излишне шумных студентов.

Нелепая эта мера сильно вредила Армии, превращая ее в какое-то место ссылки, тюрьму, вредила и престижу военной службы в глазах страны, обращая почетный долг в отбывание наказания.

К мундиру относились с презрением -- "Поединок" Куприна служит памятником позорного отношения русского общества к своей армии. Военная служба считалась уделом недостойных: по господствующим в то время в интеллигенции понятиям в "офицеришки" могли идти лишь фаты, тупицы, либо неудачники -- культурный же человек не мог приобщаться к "дикой военщине" -- пережитку отсталых времен.

В 1905 году гимназии и университеты были очагами революции, в 1917 стали очагами контрреволюции.

Русское офицерство не образовало сплоченной касты; государства в государстве -- каким был прусско-германский офицерский корпус.

Чрезвычайно разнообразные по происхождению и воспитанию, русский офицерский корпус (по составу -- "самый демократический в мире") объединялся лишь чувством преданности Царю и жертвенной любовью к Родине.

Офицер был привязан к своему полку. Чем глуше была стоянка, тем сплоченнее была там полковая семья, тем выше был дух полка.

Главной причиной разнородности нашего офицерского корпуса была разнородная его подготовка.

Последние в школе оказывались часто из первых в строю и в бою, тогда как карьеристы, выбравшие не полк, а комфортабельную стоянку, обычно мало что давали полку.

Создание единого и сплоченного офицерского корпуса было государственной необходимостью.

Для этого требовалось вернуть Гвардии ее первоначальное назначение. Гвардия Петра I была государственным учреждением исключительной важности -- мыслящим и действующим отбором страны.

Императорское Правительство совершило жестокий промах, недооценив великой политической роли в стране организованного, сплоченного в монолит офицерского корпуса. -- Оно не сумело ни его подготовить, ни его ориентировать.

Переходя к оценке русского полководчества, будем кратки: его не существовало. Русской Армии не хватало головы. Прежде всего, потому, что она имела несколько голов.

"Армия сильна полковниками" Огромный вред принесла частая смена полковых командиров -- назначение на короткие сроки командирами полков офицеров Генерального Штаба, незнакомых со строем и чуждых полку. За время войны каждый полк имел двух, трех, а то и четырех таких "моментов". Одни смотрели на вверенную им часть лишь как на средство сделать карьеру и получить прибыльную статутную награду.

Ставка, не сознавала огромного значения, командира полка. Полк -- отнюдь не чисто тактическая инстанция, как батальон или дивизия. Это -- инстанция духовная. -- Полки -- носители духа Армии, а дух полка -- прежде всего, зависит от командира. -- В этом -- все величие призвания полковника.

На должность командиров полков следовало назначать носителей их духа и традиций -- уцелевших кадровых батальонных, либо даже ротных, произведенных за боевые отличия.

К началу третьей осени Мировой войны определились силы, ставшие подрывать устои Российского Государства.

Первую группу составляли придворные круги -- уклонявшиеся от фронта Великие Князья и представители "высшего света". Их интриги были направлены особенно против царствовавшей Императрицы. В общем, эта группа -- назовем ее "придворной" -- рубила тот сук, на котором сидела. "Кадр молодых, напористых и беспринципных офицеров"

Вторая группа -- чрезвычайно могущественная и влиятельная -- представлена была всей либеральной общественностью во главе с Государственной Думой, Земско-Городским Союзом и Военно-Промышленным Комитетом.

Сгорая властолюбием, они торопились сменить "бездарных бюрократов" и самим вершить судьбами России, руководясь при этом исключительно теоретическими познаниями, почерпнутыми из примеров заграничных законодательных учреждений.

Еще задолго до войны члену Думы Гучкову удалось создать военно-политический центр -- так называемую "Военную Ложу" -- проводившей идеи всероссийской оппозиции в среде молодых карьеристов Главного управления Генерального Штаба.

Оппозиционная общественность использовала несчастье России -- поражения на фронте -- к своей выгоде, развив иступленную антиправительственную агитацию.

Невежественные в политике, они приняли за чистую монету все слова политиканов о благе России, которую они сами искренно любили.

Третья группа притаилась в подполье. Это была зловещая группа пораженцев. Политические эмигранты марксистского толка -- партия с.-д. большевиков во главе с Лениным -- составляли за границей ее головку, а в самой России находились кадры "боевиков". -- Цель -- социальная революция. -- Средство - вооруженное восстание и развал Армии. -- Исполнители -- "боевики". -- Поддержка -- Германское Командование.

Война затронула интеллектуальный отбор в России гораздо слабее, чем в остальных странах. На фронт пошел лишь тот, кто хотел доказать любовь к Родине не на словах, а на деле.

Для большинства же интеллигенции военный закон... существовал лишь для того, чтобы его обходить.

Объезжая войска осенью 1916 года, Император Николай Александрович вызывал из строя старослужащих солдат, вышедших с полком на войну. Выходило по два-три, редко по пяти на роту -- из иных рот никто не выходил.

Измельчание состава повлекло за собой и изменение облика Армии.

Старая полковая семья погибла, новая не имела возможности создаться.

Превосходными оказались офицеры из подпрапорщиков.

Новых офицеров пришлось набирать в полуинтеллигенции. Университетские значки замелькали на защитных гимнастерках "земгусар" -- а в прапорщики стали "подаваться" окончившие городские училища, люди "четвертого сословия", наконец, все те, что пошел в офицеры лишь потому, что иначе все равно предстояло идти в солдаты...

Появились офицеры, в которых не было ничего офицерского, кроме погон -- и то защитных.

Офицеры, не умевшие держать себя ни на службе, ни в обществе.

Слово "прапорщик" сделалось нарицательным.

Вчерашний гимназист, а то и недоучка -- полуинтеллигент в прапорщичьих погонах командовал ротой в полтораста-двести мужиков в солдатских шинелях. Он мог их повести в атаку, но не был в состоянии сообщить им воинский дух -- той воинской шлифовки и воинской закалки, которой сам не обладал.

"Меч кует кузнец, а владеет им молодец".

Молодцов было еще достаточно, но кузнецов не стало...

0x01 graphic

Карикатура на Гучкова-председателя III Государственной Думы

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 10/12/2014, изменен: 10/12/2014. 53k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 6 штук.	Ваша оценка:
Аннотация: Катуков: "Перекат за перекатом двигались мы навстречу противнику". "Так и не связавшись с корпусом, на свой страх и риск я принял решение отступать"...

Каменев Анатолий Иванович Война открыла свой кровавый счет...

Каменев Анатолий Иванович
Война открыла свой кровавый счет...