ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "В самом высшем градусе сохранять"

"В самом высшем градусе сохранять"

Медаль, выбитая в честь фельдмаршала графа П.А. Румянцева-Задунайского.

(Лицевая сторона)

ЕКАТЕРИНА И РУМЯНЦЕВ

(Фрагменты из книги С.М. Соловьева)

В Петербурге толковали об условиях мира, которого сильно желали; но турки не были доведены до крайности прошлогоднею кампаниею, не просили мира, который следовало купить новыми тяжкими усилиями, новыми победами.

"Победа -- враг войны и начало мира; победою истребляется война и прокладывается путь к миру", -- записала Екатерина.

Румянцев действительно дал знать императрице, что "не находит удовольствия в подобных происшествиях", но старался оправдать Штофельна, которым он очень дорожил. С этой целию он еще прежде писал графу Григ. Григ. Орлову:

"Благодарю наипризнательнее за советы, которые преподаете мне в своих примечаниях. Отложите, милостивый граф, и мысли, чтоб наши изъяснения были мне не инако как милостивым руководством. Прошу дать мне опыт своего чистосердечия, т. е. уведомить меня в дружескую конфиденцию, как наши нынешние победы приемлются, не в рассуждении меча, но в рассуждении огня. Я по вашим словам заключаю, да и сам, конечно, того мнения, что пожигать селения, а паче здания великолепные есть обычай воюющих варваров, а не европейцев. Но с другой стороны, надобно представить ту особливость, что настоящая война в себе имеет, в которой иные меры и иной образ, как во брани в других частях Европы. Те ли обычаи свойственны нашему неприятелю, что европейцам? Он дышит зверством во всех делах; селения, что в иной войне пользовали бы, ради таких выгод здесь на тот конец нельзя никак обратить, потому что неприятель ежели не успеет со всеми своими пожитками убраться, то сам оные истребляет, чтоб нам ничто не доставалось. А ежели оставлять в целости селения хоть пустые, то должно в опасности быть, чтоб оные не заразил неприятель, не знающий человечества, лютою язвою, что он нередко предпринимал на гибель рода человеческого".

Получив приведенное письмо Екатерины, Румянцев писал ей:

"Поистине настоящая война имеет вид того же варварства, каково обычайно было и нашим предкам, и всем диким народам, почему и трудно соблюдать меры благости против такого неприятеля, которого поступки есть одна лютость и бесчеловечие. В продолжение прусской войны скоро мы узнали, сколь были вредны для нас самих производимые пожоги и истощения края, в коем войну вели, и потому, подражая противным, переменили мы свои старые обычаи на лучшее; а против турок воюя, примеры их варварства столь ожесточают и наши войска, что выходят сии из всякой против них пощады. Ген --поручик фон Штофельн, сколько мне самому свойства его известны, конечно бы, не предал огню неприятельские обиталища, если б был в состоянии обратить оные в свою пользу или же бы мог инако обессилить против себя неприятеля. Целость сих селений послужила бы утвердиться наилучше туркам на сем берегу Дуная и производить с помощию того на разорение Валахии и к утомлению наших войск непрестанные предприятия; но теперь отняты способы их армии перебраться на сию сторону Дуная, поелику в опустошенных местах на сем берегу ничего они не отыщут потребного для движения, что самое и приносит доселе спокойство границам обоих покоренных княжений и нашим в оных пребывающим войскам. Военный сей резон меньше отяготил жителей, которые по объявлению завременно все свои перенесли с собою пожитки в Валахию и Молдавию и при сожжении утратили только одни стены своих жилищ, нежели то тиранство, коими удручали их турки; а притом жилища сожженные по большей части населяли магометане, кои в приближении наших войск перебрались Дунай. При всем том я ген --поручику фон Штофельну примечу высочайшее и человеколюбивое соизволение в. в-ства, дабы впредь сообразоваться оному".

"Иду с армиею за Днестр, -- писал Румянцев, -- и походом моим прямым по сей стороне Прута стараюсь в неприятеля вложить больше мыслей, чем суть прямые мои силы, и прикрывать недостаток оным видом наступательных действий".

Непроходимые от дождей дороги представляли страшные препятствия, так что Румянцев мог двинуться из-под Хотина только 25 мая.

Поход был тяжелый.

"Здешний климат, -- писал Румянцев, -- попеременно то дождями обильными, то зноем чрезмерным нас тяготит, ибо в ясные дни, коих и немного было, при самом почти солнечном всходе уже жар величайший настает, которого на походе солдаты, паче из новобранных рекрут, снести не могут, а ночи, напротив, холодом не похожи на летние".

Поход тяжкий, а впереди солдата ждала не славная смерть на поле битвы, а смерть в госпитале от чумы.

Поэтому Румянцев решился идти по сей стороне Прута, местами малообитаемыми, где не было еще опасности от чумы. В Яссах от чумы умер в конце мая генерал Штофельн, и место его занял хорошо известный нам князь Ник. Васил. Репнин.

Румянцев доносил о смерти Штофельна в таких выражениях: "Сие приключение смущает меня несказанно, как потеря благоразумного полководца из рабов в. и. в., который из усердия наивеличайшего к службе вашей пожертвовал собою, держась тех мест, от коих я ему многократно и для собственной его безопасности приказывал удалиться, однако ж считал я на несколько нужным его там бытие по снисхождению на просьбы жителей и для ободрения их упования на покровительство в. и. в.".

А Румянцев находил страну, занятую в прошлом году русским войском, слишком обширною и решил очистить Бухарест.

Екатерина, уведомляя его о движении Панина, писала: "Я уповаю, что и вы не только не замедлите своим походом и прибытием к тому месту, которое вы предограждением быть почитаете произведению предприятия на Бендеры, но и в случае всякое вспомоществование в том чинить не оставите. Ваше усердие и ревность меня в том удостоверяет не меньше, как и в том, что вы, конечно, такие меры примете, чтобы оказавшееся в некоторых местах поветрие со всевозможною предосторожностью пресечено было и войско бы никакого вреда от того не чувствовало. Вы сами довольно знаете, сколько нужно распространение оружия нашего над вероломным неприятелем, чтобы поражением его с вашей стороны все в разных местах мною на него предприятия с пользою облегчить можно было и всеми образы принудить его к постановлению желаемого мира. Сожалительно, что вы прежде времени оставляете Букарешт; но я надеюсь на помощь Божескую и искусство ваше в военном деле, что не оставите сего наилучшим образом удовлетворить и произвести такие дела, которые приобретут вам славу и докажут, сколь великое усердие ваше к отечеству и ко мне. Не спрашивали римляне, когда, где было их два или три легиона, в коликом числе против их неприятель, но где он: наступали на него и поражали, и немногочислием своего войска побеждали многособранные противу их толпы; а мы русские; милости Божеские за правость нашу в сей войне с нами. Я вас имею над войском командиром; храбрость войска известна; итак, о благополучнейших успехах моля Всевышнего, надеюсь на его покровительство".

"Я осмеливаюсь, -- отвечал Румянцев, -- и теперь, и вперед отвечать не словами, но делом, что я всегда поспею и ничего не упущу в предположениях, что сопряжены с возложенною на меня должностию. Труды настоящие и действия, что производят войска в. и. в., мне вверенные, собою дали бы примеры мужества самим римлянам, если бы тех веки позже нашего наступили".

Ответ был действительно дан делом.

Турки побежали к Дунаю, бросив пушки и весь лагерь в добычу победителям; потеря их убитыми простиралась до 20000: у русских было убито 353 человека и ранено 550.

Кагульская победа дала Румянцеву право припомнить Екатерине ее внушения насчет римлян.

"Да позволено мне будет, -- писал он ей, -- настоящее дело уподобить делам древних римлян, коим ваше величество мне велели подражать: не так ли армия в. и. в. теперь поступает, когда не спрашивает, как велик неприятель, а ищет только, где он".

Восторг Екатерины выразился в письме к новому римлянину (Румянцеву - А.К.):

"За первый долг я почла принесть Всемогущему Богу за бесчисленные его к нам милости и щедроты коленопреклоненное благодарение, что сего утра (2 августа) со всем народом при пушечной пальбе в церкви Казанской исполнено было, и весь город зело обрадован. Потом, возвратясь во дворец, сев за стол и вспомня подающего нам причины радости и веселия своим искусством, усердием и разумом, при пушечной пальбе пила я здоровье г. фельдмаршала графа Румянцева, с которым вам новопожалованным и весьма вам заслуженным чином вас поздравляю и должна вам засвидетельствовать, что у меня за столом не было человека, который бы не был тронут до слез от удовольствия, видя, что я справедливость показала их достойному согражданину. Несравненной армии моей успехи и победы кто с толиким удовольствием видеть может, как я? Но коль велика радость моя, сие легче чувствовать можно, нежели описать. Благодарю я вас и за то, что вы то самым делом исполняете, что про римлян говорят, и не спрашиваете, многочислен ли неприятель, но где он. Я уверена, что вы не оставите мне тех назвать, кои себя отличили, дабы я могла им воздать справедливость".

Отличившиеся были: генерал-майор Олиц, генерал-поручики Племянников, граф Брюс, граф Салтыков, кн. Репнин; генерал-квартирмейстер Баур; генерал-майоры кн. Долгорукий, гр. Солтыков, артиллерии генерал-майор Мелиссино, Глебов, Подгоричанин, Потемкин, бригадир Гудович; подполковники гр. Воронцов (Семен Романович), Елчанинов.

Измаил, тогда еще слабо укрепленный, сдался ген. Потемкину; кн. Репнин взял Килию. Аккерман сдался бригадиру Игельстрому. Но Браилов упорно защищался и отбил приступ.

Об этой неудаче Румянцев писал императрице (3 ноября):

"Я избрал к осаде сего города ген --майора Глебова как способнейшего из резону, что он служил в артиллерии. Я его снабдевал ежедневно новыми наставлениями, которые мне казались быть нужны по его известиям и планам, мне сообщаемым. Но дела его при сей осаде не отвечали оным. Штурм, кроме того что рано начат, веден был необозренными местами, и, так сказать, один бок города только был осажден, ибо о лагере неприятельском, между Дуная, крепости и предместья бывшем, познали, токмо пришедши на него. Неоспоримо, что усердие и ревность, кои ему по справедливости отдать должно, были побуждением на сие предприятие отважное, и как все, хотя, впрочем, несогласные вестники, в том, однако ж, единогласно уверяют, что все дело имело бы наилучший успех, ежели бы недостойные звания последнего солдата 4-го гренадерского полка гренадеры, в непослушании и малодушии неоднократно примеченные, сами пошли и другим идти не задержали".

Затем Румянцев повторяет свою обычную жалобу, что войска мало сравнительно с пространством занимаемых областей:

"Весьма трудно с немногим числом войска, каково у меня есть ныне налицо, обнять все пространство завоеванных земель. Квартиры для армии расположу я сколь можно будет теснее в здешнем краю и к пребыванию моему места не возьму далее города Ясс. Все почти генералы по болезням своим отъехали из армии. Я Храповицкого и Хераскова только уговорить мог остаться, а и они подали просьбы об увольнении. Проникнуть нельзя каждого в сердце; примечаю, однако ж, что иные считают себя упослежденными в награждении пред своими сверстниками и потому удаляются; а другие, находя опасность в сих местах остаться, где армия располагается".

***

Мы видели, с какими затруднениями было сопряжено плавание эскадры Спиридова.

Из семи кораблей и осьми разных других судов, вышедших из Кронштадта 26 июля, в конце декабря 1769 года у острова Минорки собралось только четыре корабля и четыре мелких судна. Болезни продолжали свирепствовать и похищать значительное число людей.

Спиридов под впечатлением первой минуты писал графу Ивану Чернышеву: "Турецкий флот атаковали, разбили, разломали, сожгли, на небо пустили, потопили и в пепел обратили и оставили на том месте престрашное позорище, а сами стали быть во всем архипелаге господствующими".

Спокойно и скромно донес Орлов императрице о знаменитом событии, вовсе не стараясь усилить его значение.

"Прискорбно мне, -- писал он, -- что я не могу и впредь надежды не имею поздравить в. в-ство с сухопутною, равною морской, победою; ежели бы был так счастлив, желания бы мои совершенно были удовольствованы, мог бы тогда надеяться заслужить ваше благоволение. Ныне же не остается мне другого, кроме как стараться запереть подвоз в Царьград и стараться еще, если можно, возвратить государству издержки, употребленные на сию экспедицию".

Легко представить восторг Екатерины, что в ее царствование совершилось то, о чем не мечтал великий основатель русского флота, совершилось после долгих лет упадка морского дела в России, и совершилось человеком из фамилии, возвышенной Екатериною, за что так давно и постоянно раздавались ей упреки.

"Ничего знаменитее, кажется, в той стороне быть не может. Дивен Бог в чудесах своих! -- писала Екатерина Румянцеву -- Мало в свете слыхано подобного было. Мы 14-го числа сего месяца (сентября) Богу приносили благодарение, а на другой день была соборная панихида Петру Великому, основателю флота и первому виновнику сей новой для России славы. Мы плодом его трудов пользуемся; наш флот подобен Исааку, который, женясь 70 лет, оставил потомство, кое ведется и до сего дня; и наш флот после семидесяти лет его основания покрылся славою, коя, дай Боже, да продлится долее, нежели потомство Исааково".

Медаль, выбитая в честь Чесменской победы

(Лицевая сторона с портретом графа А.Г. Орлова)

В рескрипте Орлову говорилось: "Сие в редких веках едва случившееся происшествие служит новым доказательством, что побеждает не число, но единственно мужество и храбрость. Где же тому более искать очевидных примеров, как не в нынешнем году, которые российскими войсками оказаны: 21 июля наш фельдмаршал граф Румянцев при реке Кагуле с 17000 разбил и в совершенный бег обратил за берега дунайские 150000 турецкой сволочи: ваша победа с девятью кораблями над великим множеством неприятельских при Чесме 24 июня возбуждает страх, равномерный неприятелям и ненавистникам нашим, и от морских российских сил, кои по сю пору еще удержаны были наказать врагов империи. Но, блистая в свете немнимым блеском, флот наш под разумным и смелым предводительством вашим нанес сей раз наичувствительный удар оттоманской гордости. Весь свет отдаст вам справедливость, что сия победа вам приобрела отменную славу и честь; лаврами покрыты вы; лаврами покрыта и вся при вас находящаяся эскадра".

Орлову пожалован был военный орден первой степени и право оставить при себе на всю жизнь кейзер-флаги внести его в свой герб; Спиридову -- Андреевский орден и деревни; графу Федору Орлову и контр-адмиралу Грейгу, которого особенно рекомендовал граф Алексей Орлов, -- военный орден второй степени.

Медаль, выбитая в честь Чесменской победы.

(Оборотная сторона)

А Екатерина писала Вольтеру как будто в ответ на депешу Каткарта:

"Забавно, что турки уверяют, будто мы не можем долго вести войну. Если бы страсть не обладала этими людьми, то как могли они забыть, что Петр Великий вел войну в продолжение 30 лет то с этими самыми турками, то со шведами, то с поляками, то с персами, а империя не была доведена до крайности: напротив, Россия из каждой войны выходила более цветущею, чем была прежде; войны возбуждали промышленность; каждая из них порождала какой-нибудь новый источник, который давал новую жизнь торговле и оборотам. Если так называемые государи христианские, держащие сторону мусульман, завидуют успехам этой войны, то должны винить самих себя: кто им велел возбуждать ее против меня, не предвидя последствий? В России все идет своим порядком; есть области, где почти не знают, что у нас два года война. Нигде нет ни в чем недостатка; поют благодарственные молебны, танцуют и веселятся".

Главною заботою было строение судов.

Еще в конце 1770 года флота капитан Ногаткин осмотрел в Молдавии леса, годные для этого дела, и начал их рубку.

Императрица писала Румянцеву в марте 1771:

"Российская есть пословица: на Бога надейся, да сам не плошай. Весьма, конечно, желателен мир, но, не видав сему желанию начала, не то чтобы конец, нужно, несомненно, думать о будущем; в том разуме отправлены к вам морские офицеры для вымерения рек и осмотра лесов; но то и другое бесконечно будет, если вы да я не примемся прямо за дело. Построение судов и какие суда строить, в том большая нужда, если в 1772 году поспешить смелым предприятием конец бед рода человеческого; и для того прошу вас приказать поскорее сделать какое ни на есть положение, что строить, где, кем и из чего, -- одним словом, разбудить нерасторопность господ морских, и дайте жизни и живости сему предприятию, дабы время не ушло понапрасну и чрез то мы бы не были принуждены нести еще несколько лет тягостное бремя военного пламени".

В апреле Екатерина уведомляла фельдмаршала, что она советовалась насчет постройки судов с искусным человеком, который в продолжение 53 лет своей морской службы перебывал на всех морях во всякое время года с английским адмиралом Ноллисом. Искусный человек сделал чертеж нового рода судов, которые по простоте своей оснастки могут управляться почти не знающими морского искусства людьми, способны ходить на гребле и на парусах и могут поднять от 3 до 4 сот человек с провиантом и пушками.

"Прошу теперь всячески стараться, -- писала императрица, -- чтоб к построению сих судов, коих, что более, то лучше будет, хотя б несколько десятков, или, лучше сказать, как успеют, все надобное, как леса, так и работники, доставлены были к верфям. Что же до такелажа и прочих припасов касается, то они из Тулы и Брянска доставлены будут до Киева".

В апреле Екатерина писала Румянцеву:

"Что еще до вас не доставлены ни амуниция, ни рекруты, о том весьма тужу. Амуниция в Киеве осенью уже была; чаю, что чума много перевозу препятствовала, а о рекрутах слышу, что их внутри нашей границы обучали и обмундировывали. К будущему году амуницию теперь уже отправляют в Киев. Я ни единого вашего письма мимо ушей не пропускаю и всякий раз, что вижу какое ни на есть от вас требование, всячески стараюсь словом и делом, чтоб вы всем удовольствованы были и все препятствия отдалены и преодолены бы были, чего и впредь не упущу продолжать".

Репнин отвечал письмом, в котором выражалось сильное оскорбление, уведомлял о своей болезни, заставившей его сдать команду и просить увольнения для пользования заграничными водами.

На это Румянцев писал ему (21 июня):

"С прискорбностию я получаю ваше уведомление о приключившейся вам болезни, и не без сожаления я был тогда, как необходимость службы и долг моего к вам усердия принудили меня сказать вам истину, которая из письма вашего, я вижу, что вас так властно огорчает, как бы нанесенное в чем-либо от меня насилие. На многие случаи и на многих приятелей моих я могу послаться, пред которыми я был иногда в подобном, как и с вами, положении, что они видели напоследок мои заключения справдившимися, которые сперва почитали себе за нападок. Трудно всякого убедить на способ, какой каждый человек свой особенный имеет рассуждать о делах, например, в. с-ство изъемлете себя отвечать за происшествие, а я, напротив, ожидать повинен, что все у вас происходящее придет на мой ответ; да если бы не долженствовать никому ответом за следствия, которые происходят от наших дел, то все бы полководцы воевали беспечно и какая нужда была бы тогда заботиться кому-нибудь о своих упражнениях? Мне чувствительно, когда я должен ваши рапорты так, как они есть, представлять двору, ибо увидят из оных, что в. с-ство в одном описываете своих войск недостатки в амуниции и провианте, в другом говорите, что в городе Бухаресте сложенная амуниция и пропитание вас отягощают".

Репнин получил увольнение за границу для излечения от болезни.

Занявший его место генерал Эссен в августе подступил к Журже, но потерпел неудачу, причем почти все офицеры были убиты или ранены, нижних чинов выбыло из строя около 2000.

Екатерина писала Румянцеву:

"В удачных предприятиях я вас поздравляла; ныне в неудачном случае, когда генерал-поручик Эссен не успел взять Журжу, но сам с большою потерею остался, я вам также скажу свое мнение: я о том хотя весьма сожалею, но что же делать? Где вода была, опять вода быть может. Бог много милует нас, но иногда и наказует, дабы мы не возгордились. Но как мы в счастии не были горды, то надеюсь, что и неудачу снесем с бодрым духом. Сие же несчастие, я надежна, что вы не оставите поправить, где случай будет. Более всего мне прискорбна великая потеря храбрых людей: еще ни одна баталия во всю войну нам так много людей не стоила. Впрочем, стараться буду оную наградить и привести армию в наипочтительнейшее состояние, нежели еще была".

Вода действительно явилась там, где была прежде: Эссен взял наконец Журжу.

Обращаясь опять к Орлову, к его возражениям против перемирия, Румянцев писал:

"Флот наш имеет путь открытый, и не привязывает его к себе никакой остров, вместо того что здесь всякий шаг земли нельзя оставить без предосуждения оружию; следственно, и защита земель пространных, приобретенных завоеванием, весьма разнствует от плавания по водам беспрепятственным. Не могу я скрыть пред вами в рассуждении моей искренней дружбы моих мыслей, до коих меня доводит жестокий упадок телесных сил. Многия лета проводил я, следуя движениям любви к отечеству и усердной склонности к делу военному. Не будучи никогда в счастливом положении, чтоб по собственному желанию избирать себе случай, но что на меня возлагали, то я исполнял без подобных другим жалоб. Теперь болезненные припадки так меня обессиливают, что я едва могу препроводить короткое время, ежели будет зимняя кампания, а в дальнейших уже подвигах я не льщу себя участием. К понесению военных трудов, во-первых, надобна естественная сила, а я уже лишился оной. Бой ваш политический в самом жарком воспалении имеет средство к своему утолению; но наши схватки всегда кровопролитны, так что раз опрокинутая их тягость редко низложенному даст подняться на ноги и решенному одним сражением не воспротивляются целые веки. Военные битвы и способы к тому явны всей публике, следственно, суд и обвинение тут неизбежны, а оправданию едва бывает место, но связь и пружины сил ваших и их действия скрывают кабинеты от всякого других проницания".

От 28 февраля Румянцев получил высочайшее повеление -- "вынудить у неприятеля силою оружия то, чего доселе не могли переговорами достигнуть, и для того с армиею или частью ее, перешед Дунай, атаковать визиря и главную его армию".

Уведомляя об этом Обрезкова, Румянцев писал:

"Тебя я, мой дражайший друг, имею, так сказать, по боге свидетелем нашего здесь состояния, а потому и не затрудняю тебя дальнейшими объяснениями, зная, что твое проницание лучше всех видит наши к тому силы и удобство, особливо, когда надлежит сломать прежде крепкие преграды, т. е. разбить силы неприятельские и овладеть городами, стан визирский закрывавшими, и когда на все стороны осматриваться надобно, чтоб не проронить чего-либо к предосуждению безопасности мест, нами оберегаемых, то сколь способно мне к одному месту тронуться; и по дружеству и благосклонности ко мне легко заключать можешь мои тут затруднения. Присовокупить надобно, что и время не сходствует для таковых поисков, когда стужа заставляет искать всякого убежища в избе, а, преодолевая суровство времени, себя только преодолеваешь и приводишь в несостояние в удобное время к действиям".

Румянцев не нашел себе соперника, который бы мог заменить его на Дунае, и, как легко было предвидеть, возбужденное им негодование в Совете кончилось решением ободрить его, увеличить его армию, исполнить его требования относительно наград подчиненным.

Но Румянцев нашел себе сильную соперницу в борьбе на письмах.

Екатерина отвечала ему также очень искусно, с полным достоинством, снисходительно, милостиво, с постоянным выражением совершенного доверия к искусству полководца, надежды, что он поведет дело как нельзя лучше, и вместе с прочим внушением, что ему не следует предполагать врагов, которые могут вредить ему при ней, с указанием, что и сам он виноват в озлоблении своей армии; наконец, дано понять, что намек фельдмаршала на отставку не испугал ее, что она готова уволить его; но здесь так искусно была отстранена всякая тень неудовольствия, раздражения, что обидеться и действительно подать просьбу об увольнении было нельзя.

Но к несчастию, дунайскую воду должны были пить дважды, и, что бы ни писалось из Петербурга, Румянцев был убит горем вследствие невозможности остаться за Дунаем. "Боль во мне душевная не может исчезнуть", -- писал он Екатерине, которая находилась также не в завидном состоянии духа.

Екатерина заметила по поводу этих предложений: "Заставить турок силою подписать мир. Для достижения этого надобно, чтоб в армии фельдмаршала Румянцева было действительно 80000 человек; кроме того, надобно заготовить магазины на целый год, надобно иметь на Черном море флот для овладения Варною. Предприятие требует больших издержек и будет стоить множества народа. Пригласить венский двор содействовать этому великому делу диверсией со стороны Белграда -- это будет наименее выгодно для России, ибо венский двор захочет извлечь для себя такую значительную пользу, которая не будет согласоваться ни с действительным интересом России, ни с интересом других европейских государств. Уступить в некоторых условиях, особенно тяжелых для Порты, пожертвовать некоторыми выгодами в пользу мира, вознаградить себя Очаковом или Бендерами за уступки. Первое есть самое блестящее, но и самое опасное; второе даже самое слабое и наименее политичное; третье находится в средине между обоими; это путь самый верный, и можно считать его самым благоразумным".

Было ясно, что безопасность на севере зависела исключительно от хода дел на юге, зависела от успехов Румянцева в 1774 году.

Мы видели, что в самом конце 1773 года Екатерина велела написать Румянцеву рескрипт, чтоб он по взятии Варны и разбитии визиря не останавливался перед Балканами, а шел далее для завоевания мира.

Мир был необходим, ибо на востоке надобно было тушить пугачевский пожар.

В рескрипте Румянцеву, отправленном по получении известия о мире, высказалась вся радость, возбужденная этим событием.

Радость была тем сильнее, что потеряли надежду получить такой выгодный мир.

"Возвещая мир, рук ваших творение, возвестили вы нам в то же время чрез оный и знаменитейшую услугу вашу пред нами и отечеством, -- писала Екатерина Румянцеву. -- Мы объявляем ее во всем пространстве тех трудов и подвигов, коими вы чрез все время войны ополчаться долженствовали к преломлению сил и высокомерия неприятеля, обыкшего доныне в счастливых своих войнах предписывать другим законы жестокие. Мера благоволения нашего к вам и к службе вашей стала теперь преисполнена, и мы, конечно, не упустим никогда из внимания нашего, что вам одолжена Россия за мир славный и выгодный, какового по известному упорству Порты Оттоманской, конечно, никто не ожидал, да и ожидать не мог с рассудительною вероятностию. Самая зависть не может оспорить сей истины, ибо, с одной стороны, турки, лишившись Крыма и всех татарских орд, лишились на будущее время значительного числа войск, тем более полезных, что содержание их Порте ничего не стоило, а уступка нам трех пристаней на Черном море даст нам способ вредить Порте в самых для нее чувствительных местах, если б она опять покусилась на войну с нами вследствие посторонних происков".

Кроме денег война требовала усиленной поставки рекрут.

Мы видели, что немедленно же было сделано распоряжение о взятии в военную службу священно- и церковнослужительских детей, живущих праздно при отцах и родственниках.

...

Сенат приказал: всех этих дьячков и пономарей, состоявших сверх штата, записать в военную службу, а мастерской и оружейной конторе предписать, чтоб они впредь сами собою в означенные церкви служителей не определяли, но, выбрав достойных, представляли архиерею.

Мы видели, что Екатерина при своем основном стремлении: действовать против безнравственных явлений средствами нравственными, а не жестокостию наказаний, обращалась за помощью к церкви, как то поступлено было ...

Румянцев.

С гравюры Валькнера.

Из истории полководца Румянцева

Ю. Клокман

Русская регулярная армия, созданная Петром I, выросла на основе огромной боевой практики Северной войны (1700 -- 1721 гг.). Замечательные победы над шведскими войсками создали ей заслуженную славу одной из сильнейших армий Европы. Русское военное искусство во многом превосходило военную культуру Запада.

Но при слабых и неумных преемниках Петра I в русскую армию были широко раскрыты двери иностранцам, главным образом немцам. В массе своей они были не знавшими родины авантюристами. Жадные до наживы, они смотрели на службу в России, как на отхожий промысел, как на путь для карьеры и личного обогащения. Многие из них занимались шпионажем. Подавляющее большинство пришельцев обладало ничтожными военными знаниями. Появление таких ограниченных и бездушных "экзерцирмейстеров" сопровождалось усилением жестокой палочной дисциплины и муштры в русской армии.

В особенности же отрицательно сказалось на общем состоянии русских войск проведенное при Анне Ивановне (1730 -- 1740 гг.) механическое заимствование привнесенного с Запада военного искусства, главным принципом которого был постепенный "измор" живой силы противника путем бесконечного маневрирования и действий на коммуникациях врага.

Наглядным примером в этом отношении служит война России с Турцией 1735 -- 1739 гг., которая велась под руководством Миниха.

Отсутствие стратегической целеустремленности, неумение оценить обстановку в целом и определить основное направление военных действий. Конница, находившаяся накануне войны в расстроенном состоянии, быстро повысила свои боевые качества; она успешно боролась с кавалерией пруссаков, широко применяя холодное оружие. Артиллерия, получившая новую, улучшенную и более единообразную материальную часть, отличалась своими высокими тактико-техническими свойствами. Ее организация, а равно маневренность и подвижность значительно возросли.

Война наглядно показала, что русская армия обладала в то время лучшей в Европе артиллерией.

Вступив в войну молодым генералом, П. А. Румянцев вместе со всей русской армией прошел ее суровую практическую школу и приобрел огромный боевой опыт.

Командуя последовательно бригадой, дивизией и отдельным корпусом (армией), Румянцев принимал активное участие почти во всех крупных сражениях и боях Семилетней войны, сыграв выдающуюся роль в разгроме Пруссии русскими войсками.

Действия Румянцева в сражении у Гросс-Егерсдорфа характеризуют его как смелого и инициативного военачальника.

Оставленный без всякого руководства со стороны главнокомандующего Апраксина, находясь в исключительно трудных условиях, он сумел правильно выбрать время для решающего удара в направлении, "где опасность была больше, нежели в других местах".

В сражении у Гросс-Егерсдорфа Румянцев показал себя сторонником самой решительной наступательной тактики. Как и Петр I, Румянцев стремился полностью использовать холодное оружие пехоты. Своей решительной атакой в этом сражении он дал яркий пример активного применения штыка. Во всей последующей полководческой практике Румянцева активная роль холодного оружия в бою продолжала непрерывно возрастать.

Румянцев снова отличился в сражении у Кунерсдорфа (близ г. Франкфурта-на-Одере) 1-го августа 1759 года.

В этом сражении дивизия Румянцева занимала центр боевого расположения русской армии и приняла на себя основной удар противника. Отражая яростные, следовавшие одна за другой атаки пруссаков, Румянцев проявил большое упорство в обороне. В сражении при Кунерсдорфе он умело сочетал стойкость сопротивления с решительными контратаками против превосходящих сил противника. Руководя действиями войск на своем участке, Румянцев добился общего перелома в ходе всего сражения, тем самым предопределив его исход в пользу русской армии.

Прусская армия Фридриха II, численностью до 48 тыс. человек, действовавшая по шаблону косого боевого порядка и запутавшаяся в нем, была полностью разгромлена, а отдельные разрозненные остатки ее обратились в беспорядочное бегство, ища спасения за Одером. В сражении при Кунерсдорфе обращает на себя внимание правильное использование Румянцевым всех родов войск -- пехоты, артиллерии и конницы -- и организация четкого взаимодействия между ними даже в самых тяжелых условиях боевой обстановки.

Как и при Гросс-Егерсдорфе, Румянцев показал огромное значение инициативы частного войскового начальника в решающий момент боя. Значение такой инициативы подчеркивалось еще Петром I, между тем как в прусской армии она приравнивалась к нарушению воинской дисциплины и считалась преступлением.

В 1761 г. Румянцев после непродолжительной осады взял Кольберг, сильную военно-морскую крепость на Балтийском море, игравшую важную роль в обороне Пруссии, прикрывая ее с северо-востока.

Осада и взятие Кольберга -- первая крупная боевая экспедиция, которую Румянцев провел вполне самостоятельно, обнаружив при этом незаурядные способности талантливого полководца, новатора в военном искусстве.

Значение Кольбергской экспедиции 1761 г. выходит далеко за пределы Семилетней войны. Являясь по времени ее последним, заключительным эпизодом, она открывает новую страницу в истории развития национального русского военного искусства.

Помимо полководческих дарований, Румянцев при осаде Кольберга в 1761 г. обнаружил и весьма незаурядные способности талантливого военного организатора.

В этой связи большое значение представляет устав под названием "Учреждение, данное от генерал-поручика и кавалера Румянцева в корпус, под главною командою его состоящий, для согласного во всех случаях произведения службы".

Устав вводил единые правила несения строевой и караульной службы, определяя порядок совершения маршей, размещения корпуса лагерем и на квартирах, а также очень подробно освещал ряд других специальных вопросов, касающихся жизни, быта и внутренней деятельности в войсках. Все основные положения "Учреждения" 1761 г. вошли затем в качестве неотъемлемых, составных частей в устав Румянцева "Обряд службы", написанный им в 1770 г.

Значительное место в работах Военной комиссии заняли вопросы обучения войск.

Комиссия разработала ряд уставов и инструкций для армии, главнейшие из которых: "Пехотный строевой устав", "Устав воинский о конной экзерциции", "Инструкция полковничья пехотного полку", "Инструкция конного полку полковнику". "Инструкция полковничья пехотного полку", изданная в 1764 г., и аналогичная ей "Инструкция конного полку полковнику", вышедшая в свет двумя годами позже, служили дополнением для пехотного и кавалерийского уставов 1763 г.

В части обучения войск обе инструкции касались, главным образом, одиночной подготовки рекрут и молодых солдат (совместная подготовка наиболее полно была освещена в уставах).

Особенно интересна в этом отношении "Инструкция полковничья пехотного полку", глава пятая которой носит название "Чему новоприверстанного в полку рекрута и всех солдат вообще научать надлежит".

Согласно инструкции, ротный командир должен был лично познакомиться с каждым вновь прибывшим рекрутом, "в разные случаи несколько времени разговаривать с ним", "примечать его склонность, привычки", сохраняя за собой и унтер-офицерами общий надзор, поручить его затем "надежному и добронравному солдату, чтоб он ежечасно того нового солдата обучал не только порядочному поведению, но как обуться, одеться и дать себе добрый вид".

Инструкция указывала, что "новоприверстанный" рекрут "не должен быть не только сначала бит, ниже отращен". Результатов в обучении рекомендовалось достигать "ласковостью и со истолкованием".

Обучение следовало начинать с того, чтобы рекруту "накрепко втвердить, чтоб он ружье свое, мундир и амуницию не только по должности, но за нужное почитал содержать в бережении и в крайней чистоте, изъясняя ему, что то к сохранению самого его служит и что исправностью ружья побеждается неприятель, а чистотою и бережением амуниции сохраняется его собственное здоровье".

"При чтении воинских артикулов, уставов и приказов" главное внимание нужно было обращать на то, чтобы объяснить прибывшему в часть рекруту "оных силу и значение, а паче что до солдата касается, изъяснять должность службы и требуемую от солдат неустрашимую храбрость и что никакие страхи и трудности храбрость и верность российских солдат никогда поколебать не могли, в которых число и он принят". По усвоении всего этого рекрутов обучали обращению с ружьем, причем тоже постепенно: сначала обучали, как надо собирать и разбирать ружье, ходить с ним в строю и без него, а затем уже переходили к ружейным приемам и стрельбе. Вся эта программа обучения была рассчитана на пять месяцев.

Изложенные в "Инструкции полковничьей пехотного полку" положения относительно одиночной подготовки новобранцев являлись руководящими для всей армии.

Период Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг., когда полководческая деятельность Румянцева развернулась с наибольшей силой, равно как и вся вторая половина XVIII в. в целом, был расцветом мануфактурного периода войны. Он характеризовался наличием сравнительно узкой материальной базы, ограниченностью сил и средств ведения войны и небольшими по своей численности феодальными армиями.

В Западной Европе в то время получила всеобщее распространение так называемая кордонная стратегия. Ее основным принципом было равномерное распределение войск на театре войны для прикрытия оборонительных линий, крепостей и других важных стратегических пунктов. Принятая система снабжения армий из неподвижных баз ("магазинов") сильно ограничивала их маневренность, так как войска могли удаляться от своих магазинов не далее как на пять-шесть переходов. При выборе объекта действий по этой стратегии отдавалось предпочтение местности и местным предметам, а методическое маневрирование на коммуникациях врага вне поля сражения признавалось основным способом ведения войны.

В России кордонная стратегия не получила распространения. В числе передовых русских полководцев и военных деятелей второй половины XVIII в., решительно отвергавших кордонную стратегию, был и фельдмаршал Румянцев. Полную несостоятельность кордонной стратегии, и несомненное превосходство решительных наступательных действий сосредоточенными силами, направленных на разгром армии противника в полевом сражении, Румянцев наглядно показал во время Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг.

Выступая против кордонной стратегии, ее предвзятых схем и шаблона, Румянцев указывает, что "искусство военное... состоит в одном том, чтоб держать всегда в виду главную причину войны, знать, что было полезно и вредно в подобных случаях в прошедших временах, совокупно положение места и сопряженные с тем выгоды и трудности, размеряя противных предприятия по себе, какое бы могли мы сделать употребление, будучи на их месте.

Вот... правила военные, правила кратчайшие".

Исследуя различные формы и способы ведения войны, Румянцев приходит к выводу о несомненных преимуществах войны наступательной над оборонительной.

"Полководец, ведущий свои действия по правилам первой, -- говорит он, -- в предмете имеет один главный пункт и к оному течет со всем устремлением, поелику одолением оного опровергает все другие, от того зависящие. Но в оборонительной войне нельзя взять предмет такого равновесия, ибо тут на все части потребны и силы и внимание по подвержению оных попыткам неприятельским".

В немногих словах здесь высказаны важнейшие правила, которыми нужно руководствоваться при организации и проведении наступления: стратегическая целеустремленность и действие сосредоточенными силами на направлении главного удара.

Румянцев выступает убежденным сторонником самого решительного наступления.

"Я того мнения был и буду, -- утверждал он, -- что нападающий до самого конца дела все думает выиграть, а обороняющийся оставляет в себе всегда страх, соразмерно деланному на него стремлению".

В соответствии с этим, целью военных действий для фельдмаршала являлось не занятие территории, крепости или города, а уничтожение живой силы неприятельской армии.

"Коль ни давно уже упражняюсь всегда в одном ремесле, -- писал Румянцев, -- но ни испытание и ничто другое не могло мне никогда присоветовать за лучшее предпринимать такие дела, в которых получаемые успехи не делали бы преломления силам противных и не подавали бы по себе следствий решительных".

Румянцев совершенно справедливо полагал, что разгром войск противника будет иметь своим неизбежным следствием занятие его территории и приведет к выигрышу всей войны в целом. "Никто не покорял города, не разделавшись прежде с силами, его защищающими", -- говорил Румянцев, критикуя действия генерала Голицына под Хотином в 1769 г. и отмечая, что последний "предпринял блокаду в виду неприятеля и многочисленного и нимало еще не утесненного".

Блестящим примером наступательной стратегии Румянцева, направленной на уничтожение живой силы противника, являются его знаменитые победы над численно превосходящими турецкими войсками в сражениях у Рябой Могилы, при Ларге и Кагуле в кампанию 1770 г.

Установка на решительное наступление отнюдь не означала у Румянцева огульного продвижения вперед. Одним из основных положений его полководческого искусства являлась тщательная подготовка к военным действиям и закрепление достигнутой победы.

"Стою я непременно в том правиле, -- заявлял он, -- что, не обеспечивши надежно оставляемого за собою, большими шагами нельзя ступать вперед".

Между тем, именно забвение необходимости сочетать наступление с закреплением достигнутой победы было одной из слабых сторон стратегии Наполеона I, а в теории Клаузевица этот важнейший принцип военного искусства не нашел своего надлежащего места.

Признавая наступление основным видом военных действий, Румянцев не отрицал и роли обороны. Но последнюю он рассматривал лишь как временное явление, вызванное недостатком сил и средств для ведения решительных действий. Оборона у Румянцева всегда носила активный характер. Примером такой активной и вместе с тем маневренной обороны является оборона южной границы России на Украине в 1768 -- 1769 гг. и действия Первой русской армии на Дунае в кампанию 1771 г.

Сочетая большую решительность и смелость действий с величайшей осторожностью и предусмотрительностью, Румянцев в своей полководческой практике допускал и отступление (марш-маневр Румянцева от крепости Силистрии к Гуробалам с обратной переправой на левый берег Дуная).

"Часто мужество и храбрость совершенные уступали превосходной силе", -- говорил фельдмаршал, желая этим сказать, что в условиях огромного численного превосходства противника своевременно и умело выполненный отход есть признак большого полководческого мастерства каждого командующего армией.

В приказе генерал-майору Потемкину, корпус которого в 1771 г. действовал в Крайовском Банате, он поставил перед ним задачу "защищать ту землю от неприятеля", "покудова сил и способов хватит", "не отваживая своих войск явной опасности".

"Но ежели неприятель, несмотря на ваше возможное сопротивление, -- указывал далее Румянцев, -- перейдет в превосходных пред вашими силами чрез Дунай, тогда вы по лучшему своему благоизобретению воспользуйтесь локальною позициею тамошних мест, которая подала бы удобность постоять вам противу числа великого и получить над оным, выбрав время, свои авантажи, что будет делом вашего военного благоразумия и предприимчивости, ибо впустить можно неприятеля иногда для того, чтоб выгнать его потом с большим вредом ему".

Отступление Румянцев рассматривал как форму маневра, предпринимаемого для того, чтобы в соответствующее время перейти в контрнаступление и наступление.

Полководческое искусство Румянцева отличалось гибкостью и разнообразием форм, в том числе применением маневрирования на театре войны. Но взгляды Румянцева относительно роли и значения маневра на театре войны были диаметрально противоположны взглядам о том самодовлеющем значении, какое эта форма военного искусства приобрела в то время на Западе. В практике полководцев Западной Европы XVIII в. маневрирование было общепринятым средством достижения целей войны не путем сражения, а путем воздействия на коммуникации врага, при котором противник, под угрозой разрыва своих сообщений с базами снабжения и другими важными стратегическими пунктами, принуждался к отходу.

Румянцев рассматривал маневр на театре войны не как самоцель, не как единственный, исключающий все другие способы ведения войны, а как одно из средств поставить свои войска в наиболее выгодное положение по отношению к противнику и соответственно стеснить тем самым свободу действий врага, навязать ему свою волю, заставить его принять сражение в невыгодных условиях и облегчить, таким образом, разгром живой силы неприятельской армии.

Именно такую конечную цель -- облегчить и ускорить общий разгром врага в полевом сражении -- преследует Румянцев во время марш-маневра Первой армии от Хотина к Рябой Могиле и Ларге в кампанию 1770 г.

Наиболее ярко цель и характер маневра Румянцева при его наступлении к Дунаю в 1770 г. проявились в период, непосредственно предшествовавший сражению у оз. Кагул. Имея перед собой численно превосходящего противника -- в тылу татарскую конницу, а с фронта турецкую армию, -- Румянцев, выставив заслон против крымского хана, а сам, искусно маневрируя двумя авангардами и главными силами, выждал, пока визирь вступит со своими войсками на чрезвычайно пересеченную, изрезанную многочисленными реками и озерами местность. Как только турецкая армия втянулась в узкую лощину, фельдмаршал внезапно обрушился на нее основными силами, разбил ее и, одержав победу, разом разрешил стоявшие перед ним стратегические задачи.

Применение новых форм и способов ведения войны, предложенных Румянцевым, со всей неотложностью требовало и соответствующего же изменения общепринятых тогда способов управления войсками. В XVIII в. главнокомандующий армией, если только он не являлся одновременно неограниченным правителем страны, был сильно связан в своих решениях постоянным вмешательством придворного военного совета, распоряжения которого шли подчас вразрез с требованиями боевой обстановки.

Румянцев был первым полководцем, который не только потребовал предоставления командующему армией полной самостоятельности в руководстве боевыми действиями войск и вообще во всех вопросах ведения войны, но и теоретически обосновал принцип единого главного командования.

"Военные дела... по своим следствиям более всех иных требуют осмотрения и осторожности, -- говорил Румянцев, -- а всякий полководец оные не инако учреждать может, как релятивно его понятию и дел соображению".

Румянцев категорически возражал против навязываемых ему петербургским Военным советом планов кампаний, которые все были продуктом кабинетно-доктринерского мышления. Эти планы разрабатывались за тысячу верст от театра военных действий, без учета конкретной боевой обстановки и носили характер отвлеченных стандартных схем, рассчитанных на такой же стандарт и шаблон при претворении их в жизнь.

В отличие от присылаемых ему голых абстрактных схем, Румянцев выдвигает требование составлять планы военных действий на основании тщательного изучения конкретной боевой обстановки, строгого учета всего того, что может оказать влияние на общий ход кампании. Например, осенью 1773 г., готовясь к новой кампании против турок, Румянцев просил Екатерину II сообщить ему о "положении дел союзных и соседних держав и каковы действия назначены будут другим частям войск Ваших, сухопутных и морских; ибо без того я больше не могу понимать состояния военного, как только что вижу в одной моей части; а действия здешние должны, без сомнения, сливаться с другими, следственно удобно их согласить, знав всю общую связь".

По мысли Румянцева, план войны или кампании должен быть одним из средств организации стратегического взаимодействия между войсками на театре войны. В излишние подробности входить, отнюдь, не следует. Составление плана лучше всего предоставить главнокомандующему армией, который, оценив положение на театре войны в целом, должен сам избрать направление главного удара и в соответствии с этим действовать, исходя из своих реальных сил и возможностей, учета конкретной боевой обстановки.

"Планы, обыкновенно делаемые в начале только войны или в начале кампании для согласного учреждения движений и содействии, предполагаемых от разных и дальних пунктов или в общем деле с союзниками, бывают, однакож, подвержены нередкой перемене; но при сближении к неприятелю предается тогда искусству военачальника располагать дальние предприятия на него по видимой на то время и удобности к предстоящим обстоятельствам".

В условиях тесного соприкосновения с противником, когда боевая обстановка непрерывно меняется, военные действия сами "открывают путь к знаменитым предприятиям, нежели великие предложения быть могут выполнены без препятствия и затруднения".

Выдвинутый Румянцевым принцип единого главного командования был совершенной новостью для своего времени. Это видно уже из того, что только в кампанию 1774 г. фельдмаршалу удалось добиться полной самостоятельности. Получив возможность действовать вполне самостоятельно, Румянцев одержал быструю победу над врагом, которую с исключительным мастерством сумел закрепить дипломатическими средствами. Заключенный им 10 июля 1774 г., "без всяких обрядов министериальных, а единственно скорою ухваткою военною, соответствуя положению оружия, с одной стороны превозмогающего, а с другой до крайности утесненного", Кучук-Кайнарджийский мирный договор был очень выгоден для России.

В Западной Европе в XVIII в. связь между войсками на театре войны осуществлялась посредством вытягивания их в одну линию согласно установившимся правилам кордонной стратегии. Нарушение кордонного расположения войск приводило обычно и к разрыву связи. Поэтому выдвинутый Румянцевым принцип организации стратегического взаимодействия между отдельными войсковыми группировками заслуживает самого пристального внимания. Именно по такому принципу Румянцев организует оборону южной границы России на Украине в 1768 -- 1769 гг., предпринимает действия войск Первой армии на Дунае в 1771 г. и осуществляет наступление за Дунаем в кампанию 1774 г. Румянцев стремился также установить стратегическое взаимодействие между своей армией и армией Петра Панина в 1770 г., армией Долгорукова в 1771 г. и другими русскими войсками и флотом в кампанию 1774 г.

Занимаясь теорией военного искусства, Румянцев не ограничивал своих исследований изучением специфических, одних только военно-технических его сторон. Он усматривал прямую связь между политикой и войной. Признание влияния "дел политических", которые "дают правила военным", распространялось им и на обстановку, складывавшуюся непосредственно на самом театре военных действий. Понимание связи политики и войны проходит красной нитью через всю полководческую деятельность Румянцева.

Конечно, Румянцев не понимал и не мог понимать социальной природы войны и классового содержания политики. Но его взгляды на политику и войну, с признанием ведущей роли первой по отношению к последней, были передовыми для своего времени. Эти положения, высказанные им намного раньше Клаузевица, представляют несомненный интерес с точки зрения развития военной мысли в России в XVIII в.

В период Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг. Румянцев, выступив убежденным сторонником наступательной стратегии, направленной на уничтожение живой силы противника, разработал также принципы наступательного боя в тактике. Впервые в истории военного искусства Румянцев приходит к заключению о необходимости расчленить линейный боевой порядок на его отдельные составные части. Расчленение происходит и по построению и по действию. В зависимости от противника и местности Румянцев применяет колонны, рассыпной строй, каре (в основном дивизионные). Применяя новые боевые порядки, Румянцев еще не отказывался и от линейного строя. Но самим фактом своего появления эти новые боевые порядки знаменовали зарождение новой тактики -- тактики колонн и рассыпного строя, -- которая свое массовое применение получила лишь в конце XVIII -- начале XIX в. Румянцев, а вслед за ним и Суворов, задолго до Наполеона I, правильно определили и направили пути дальнейшего развития стратегии и тактики.

Теория и практика военного дела Западной Европы XVIII в. оказались не в состоянии разрешить проблему сочетания огня и движения в сражении. Все западноевропейские полководцы придерживались общепринятого шаблона -- остановки атакующих частей для ведения частого неприцельного ружейного огня. При таком всеобщем увлечении огнестрельным боем исход сражения решало медленное продвижение огневой линии пехоты.

Перейдя к расчлененному боевому порядку, применяя колонны, рассыпной строй, каре (в основном дивизионные), Румянцев нашел удачное сочетание огня и маневра на поле боя. Бой не носил у Румянцева характера шаблонного фронтального столкновения, при котором все войска вводились в бой одновременно и действовали одной общей массой. Расчлененный боевой порядок обеспечивал Румянцеву возможность производить концентрацию войск в определенном пункте для сосредоточенного удара, организовать взаимодействие частей и соединений и, что самое главное, атаковать противника, вести активные наступательные действия.

Главной составной частью боевого порядка Румянцева была пехота, которую фельдмаршал считал главным родом войск, "поелику пехота -- самое твердое основание в воинстве".

Но ее роль в бою была совсем иная, чем на Западе.

В армиях западноевропейских государств назначение пехоты сводилось к ведению огневого боя, массовой непрерывной стрельбы.

Румянцев же требовал от пехоты безостановочной атаки противника с переходом в решительный штыковой удар. В полном соответствии с боевыми традициями Петра I штык в войсках Румянцева приобретает значение активного наступательного оружия пехоты.

Подавление огня противника возлагалось на артиллерию. Румянцев добился от артиллерии умения оказывать помощь войскам на важнейших направлениях.

"Искусство артиллеристов, -- говорил он, -- наставить их производить огонь в содействие и облегчение одного перед другим больше терпящего огонь неприятельский, а особливо стараться, открыв неприятельские линии, их анфилировать".

В своей армии Румянцев создает сильные артиллерийские батареи, которые, тесно взаимодействуя с пехотой и конницей на поле боя, подавляли своим огнем противника. Тем самым Румянцев заложил первые основы тактики артиллерии.

Совершенно по-новому решает Румянцев и вопрос управления боем.

Он обращает самое серьезное внимание на всемерное развитие инициативы частных войсковых начальников, на их умение и способности быстро ориентироваться в боевой обстановке, принимать правильные решения и действовать смело и энергично. Ставя перед подчиненными ему командирами боевые задачи, фельдмаршал всегда ограничивался только тем, что, припомнив им "генеральные предметы", оставлял собственному их "просвещению посредство к достижению оных". Это совершенно расходилось с установившимися догмами линейной тактики, исключавшей всякое проявление инициативы частными войсковыми начальниками.

Румянцев разработал новый порядок совершения марш-маневров (марш-маневр армии Румянцева от Хотина к Рябой Могиле и Ларге в кампанию 1770 г., осуществленный тремя отдельными войсковыми группами, которые соединились затем перед боем в установленный срок и в определенном пункте). Такого метода совершения марш-маневра, когда наступление отдельных частей армии регулируется по времени и рубежам, не знало военное искусство Западной Европы XVIII в. Тем не менее тенденциозная буржуазная военно-историческая литература незаслуженно приписывает приоритет в этом отношении Наполеону I и Мольтке.

Особого внимания заслуживает принятый Румянцевым порядок размещения артиллерии на марше. Во время похода при артиллерии обязательно должны были находится саперы для исправления всех препятствий, встречавшихся на пути. Каждая батарея совершает марш не иначе, как построившись колонной в одно орудие, при каждом из которых должен быть свой зарядный ящик.

Принцип неотделимости от орудия его боеприпасов стал затем достоянием всех строевых и боевых уставов артиллерии и не утратил своего значения и в настоящее время.

Преследование разбитого противника в войнах XVIII в. применялось весьма редко. Выиграв сражение, полководцы Западной Европы, как правило, предоставляли противнику "золотой мост" для отступления. Румянцев требовал от войск неутомимого преследования разгромленного врага до полного его поражения и уничтожения.

"Следы неприятеля никогда терять не должно", -- говорил он.

В своих приказах, письмах и донесениях фельдмаршал дал и теоретическое обоснование необходимости решительного преследования противника с целью использования достигнутой победы.

"К совершенству полководца столько относится знать побеждать неприятеля, как и уметь своими победами пользоваться".

В связи с этим исключительно важное значение приобретает фактор времени.

Узнав, что генерал Каменский после победы, одержанной Суворовым при Козлудже 10 июня 1774 г., ничего не предпринял против турок, Румянцев в категорической форме потребовал немедленно же начать преследование разгромленного и бежавшего врага, выговаривая ему, что "в таком положении" "не дни да часы", но "и моменты дороги и потеряние невозвратно". Румянцев добивался от войск умения и готовности действовать в любых условиях погоды и времени.

"Дело известное, -- говорил он, -- что, идучи на неприятеля, надобно готовым быть, где только он покажется, к бою".

Большое значение Румянцев придавал правильной организации разведывательной службы.

Никогда нельзя "твердо положиться, -- говорил он, -- что предприятия неприятельские нашим первым воображениям всегда будут согласны в последствиях своих". Поэтому "правило первое для командующего" состоит в том, "чтоб знать своего противника положение и как при наступлении на него полезнее действовать". "Для восприятия в потребном случае сопротивных мер против своего неприятеля есть в том одна из главных должностей военачальников, чтоб стараться узнать его положение, силы и способы к действиям".

Благодаря хорошо поставленной войсковой и агентурной разведке Румянцев всегда имел необходимые сведения о противнике, о всех его передвижениях и намерениях.

В период Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг. Румянцев сражался всегда с малыми силами, побеждая численно превосходящих врагов быстротой и решительностью действий, более высоким искусством ведения боя.

"Разбить с малым числом многочисленного неприятеля -- есть дело искусства и великой славы. Быть же побежденным многочисленностью весьма естественно, но при этом храбрость и слава на стороне, того, кто решился презирать многочисленность", -- говорил Румянцев.

Отмечая отсутствие единой системы обучения русской армии и отрицательное влияние этого обстоятельства на качество боевой подготовки войск, Румянцев писал Екатерине II:

"В Вашего Величества армиях полки хороши от полковников, следственно от особ, а не от устава, как бы быть им должно. Тогда бы все они были хороши и все бы текло в равномерном порядке до последнего пункта службы, как часы, заведенные от силы действующего устава".

Именно поэтому, "распространяя порядок, поспешествующий службе", и "утверждаясь в том правиле, что ничто целое не может быть совершенно, если части оного между собою не будут согласны", Румянцев в марте 1770 г. написал свой устав "Обряд службы".

Сообщая об этом в Петербург, Румянцев писал:

"Должен я был теперь выдать во всю свое постановление, отрешая разновидные обряды, каковые я здесь нашел, что каждый полк имел свой образ, отличествующий от другого исправлять службу, дабы введением для всех должности единообразной отдалить настоящее нестроение, яко полки один перед другим неодинаковыми поступками представляют собою как бы иное войско".

Учебой был охвачен также и офицерский состав.

Будучи сам широко и всесторонне образованным генералом, Румянцев постоянно заботился о повышении уровня общих и специальных военных знаний у офицеров, о развитии и совершенствовании их боевых качеств. Особое значение Румянцев придавал тактическому образованию своих офицеров, их умению ориентироваться в боевой обстановке, быстро принимать правильные решения и действовать смело и инициативно. Обстоятельное и твердое знание "Обряда службы" стало основным требованием для занятия офицером той или иной командной должности.

Направляя "Обряд службы" в полки, Румянцев приказывал:

"Полковым командирам рекомендую накрепко своим штаб- и обер-офицерам подтвердить, дабы мною изданный "Обряд службы" не довольно прочесть, но и всегда в крепкой памяти иметь. Для лучшего же знания иметь всегда в кармане при себе".

***

Главное внимание Румянцева в подготовительный период войны было обращено на повышение боевой активности всех войсковых частей и соединений, так как "в искусстве военном, -- говорил он, -- общим правилом сделавшемуся мнению последовать надлежит, чтоб, не хотя быть от неприятеля озабочену и обеспокоену, надобно его самого озабачивать и обеспокаивать".

Поставив такую общую задачу, фельдмаршал предоставил своим начальникам полную возможность проявлять самую широкую инициативу и самостоятельность, ограничившись только несколькими руководящими указаниями, главнейшие из которых состояли в следующем:

1. "В дистанции всякого взять завременно меры к заграждению неприятелю входа на наш берег и определить в пристойных местах резервы легкоэкипированные для подкрепления легких поиск и уничтожения противных покушений".

2. "На всякий непредвиденный случай быть в готовности, ежели б неприятель в больших силах где-либо оказался и реку переходить стал, чтобы тотчас выступить в встречу и на опровержение его".

3. "На путях, лежащих к реке Дунаю" заложить магазины (склады продовольствия и фуража) и "открывать слабости неприятеля, пользоваться оными и, подавая ему зависть на главные его посты, стараться схватывать отделенные и меньше других укрепленные".

4. "Мосты или переправы через реки, лежащие между дивизиями и корпусами, в лучшем и исправном состоянии содержать".

<...>

Полководец, основным принципом ведения воины которого являлось решительное наступление с целью разгрома живой силы противника, очень болезненно переживал свое вынужденное возвращение из-за Дуная и в письмах в Петербург не переставал подробно и обстоятельно доказывать, почему он должен был обратить свои усилия сначала против Силистрии, а затем отказаться от атаки этой крепости и вообще прекратить дальнейшие действия в Болгарии.

"Я перенес уже пробу жестокую, чтоб удостоверить только легкому воображению воинов спекулятивных, -- писал Румянцев Н. И. Панину 17 июля, -- теперь остается против их возражений или затыкать уши, или сказать: приди, виждь и сделай лучше. Кто знает положение сопротивного берега, кто судить может, каково оставить спину свою, сообщение и переправу чрез широкую реку во власть неприятелю, тот не может говорить, что излишня была наша попытка на город Силистрию. Она была необходима и долженствовала быть самою первою, потому что, не низвергнув сего поста, от коего неприятель всякий наш шаг вперед восследовать мог, руки при том имея свободные истребить все позади нас даже и переехать посредством судов, бывших при Силистрии на наш берег, нельзя было ничего вдаль на той стороне предпринимать".

"Ежели бы предположители операций сами посмотрели задунайские места, где, так сказать, сама натура противится образу нашего вооружения, -- писал он в другом письме, -- что ни пешему, ни конному строю нет пути... то признали бы они сами, что действия, ими предназначаемые, великих сил требуют".

"Но когда они всю пользу полагают в разбитии полевых войск, то сие исполнено с полным успехом. Пусть скажут, -- спрашивал в заключение фельдмаршал, -- что больше можно сделать с тринадцатью тысячами войска в такой стороне, где нет пути, а камней претыкания и на совершенное падение весьма довольно?".

Таким образом, Румянцев отступил из-под Силистрии на левый берег Дуная, решив, что лучше пожертвовать своим престижем, но спасти армию, сохранить ее и без того немногочисленную живую силу. Но этого не понимали ни Екатерина II, ни кто-либо другой из многочисленных придворных критиков фельдмаршала.

Наряду с большим полководческим искусством в Русско-турецкой войне 1768 -- 1774 гг. фельдмаршал Румянцев проявил себя и незаурядным военным организатором, мастером боевой подготовки войск.

Обучая свои войска искусству ведения боя, Румянцев особое внимание обращал на повышение маневренности частей, соединений и всей армии в целом. Эта установка на развитие подвижности войск была руководящей для Румянцева, она проходит красной нитью через все его уставы и наставления. В 1770 г. в процессе подготовки к военным действиям Румянцев производит дробление боевого порядка и тем самым впервые приспосабливает его к наступлению сосредоточенными силами на избранном направлении главного удара. В 1773 г. в "Правилах генеральных...", разработанных накануне перехода через Дунай, фельдмаршал требует от своих войск умелого сочетания огня и маневра на поле боя.

Румянцев рассматривал солдата прежде всего как человека, защитника государства, который уже по одному только этому достоин уважения.

"Если положение военного человека в государстве считается сравнительно с другими людьми беспокойным, трудным и опасным, -- писал ученик Румянцева, командир 1-го Гренадерского полка Воронцов в "Инструкции ротным командирам...", -- в то же время оно отличается от них неоспоримою честию и славою, ибо воин превозмогает труды часто несносные и, не щадя своей жизни, обеспечивает своих сограждан, защищает их от врагов, обороняет отечество".

Румянцев стремился всемерно воспитывать в солдатах чувство патриотизма, готовность ради интересов родины мужественно переносить все трудности военной службы, вдвойне тяжелой в условиях феодально-крепостнического государства

Важным моментом в воинском воспитании Румянцев считал всемерное развитие у солдат сознательного отношения к своим обязанностям. Румянцев "всегда старался возбудить в подчиненных" гордость "почетным званием воина", "благородное соревнование" и чувство собственного достоинства.

Другим средством воспитания воинской доблести у солдат было широкое культивирование боевых традиций каждой воинской части, ее боевого прошлого.

"Надлежит внушать солдату любовь и привязанность к полку, в котором служит, -- указывалось в "Инструкции ротным командирам", -- объясняя ему полковую историю, с тем чтобы каждый честь, заслуженную полком, на себя переносил".

Румянцев стремился развить в каждом солдате инициативу, сметливость, выносливость и все качества храброго и стойкого воина.

"В особенности же надлежит каждому толковать, как необходимо нужен строй и порядок и что оными победы также получаются, как и храбростью; одна же храбрость без них ни к чему не служит".

Преимущество такого метода воспитания было очевидно.

"Если солдаты будут иметь амбицию и будут сохранять строй непоколебимо, то и непобедимы будут перед какими бы то ни было превосходными силами и ничто против них не устоит".

Румянцев считал, что воинскую дисциплину, которую он называл "душой службы", необходимо "в самом высшем градусе сохранять". В своих приказах фельдмаршал неоднократно указывал, что "все успехи от доброго порядка, послушания и равенственного отправления службы зависят... и тем взаимная доверенность между командующим и войском и спокойствие оных утверждается".

Не отказываясь от применения физических наказаний, Румянцев устанавливает индивидуальную ответственность за совершенные проступки, стараясь при этом свести наказания за нарушения дисциплины до минимума.

"Наказания должны делаться за каждую вину, разбирая оную".

"За маршировку и за приемы отнюдь не бить и не скучать показывать, как их должно делать".

"Наказывать должно неряху, пьяницу, но надлежит наблюдать, чтобы наказания не переходили в жестокость".

"Этим человека не поправишь, а только в лазарет отошлешь".

В своих отношениях с подчиненными Румянцев стремился всегда разумно сочетать метод принуждения с методом убеждения.

Конечно, Румянцев не был так близок к солдатам, как были близки к ним его ученики Суворов и Кутузов. Но фельдмаршал пользовался большой популярностью в армии и его личное влияние на солдатские массы было огромно.

И не случайно, что, по некоторым известиям, рядовые солдаты восторженно приветствовали его после победы у Кагула словами: "ты -- прямой солдат" и "ты -- наш истинный товарищ".

По отзывам людей, лично знавших Румянцева, "фельдмаршал споспешествуемый естественным гением, совершенно знал образ мыслей своих солдат, и сему-то сведению должно приписать благоразумные перемены его в тактике, принятой российскими военачальниками".

Подобного же обращения с солдатами Румянцев требовал и от своих офицеров. Весьма характерно, что одновременно с направлением в части и подразделения армии только что изданного "Обряда службы" в специальном приказе он обязал "всех полковых и ротных командиров" прежде всего "с рачением постараться" "нижних чинов привесть в свойственное военным людям состояние, т. е. в добропорядочную жизнь, вежливое обхождение и чистоту".

Вполне понятно, что достигнуть такой цели можно было только при условии честного и добросовестного отношения командного состава к своим служебным обязанностям.

"Я надеюсь, -- писал Румянцев, -- что каждый при полку не письменно или пересыльно, приказами должность свою, но и самолично, где что до кого надлежит, с усердием отправлять будет".

"Те офицеры, -- продолжает эту мысль своего главнокомандующего полковник Воронцов, -- кои поверхностно о существе дел рассуждают, считают все вышеописанное ненужными мелочностями и даже, думая развратно, наблюдение оного подлым для офицера упражнением почитают; но те, кои представляют себе, что от чистоты здоровье зависит, а от опрятности солдат имеет вид званию его принадлежащий..., те удостоверятся в том, что нет ненужных мелочностей в службе и что офицеру стыдно не иметь попечения о том, что относится до солдата".

Румянцев обязал офицеров не только обучать солдат строю, ружейным приемам и остальной экзерциции, но и заниматься непосредственно их воспитанием. Командир роты должен был знать всех солдат своего подразделения в лицо и не только по фамилии, но и по имени, знать их нужды и вообще глубоко вникать во все вопросы их повседневного быта и содержания.

"Если необходимо, -- говорит Воронцов в заключение своей "Инструкции ротным командирам", -- чтобы капитана как главу в роте все боялись и почитали, столь же необходимо, чтобы его любили и имели к нему полное доверие... Он должен входить во все подробности ротного хозяйства, помогать своими советами, изыскивать для солдат все выгоды, какие только от него зависят... иметь попечение о целости всего им принадлежащего... одним словом, иметь о солдатах попечение как о детях своих".

Внимательное и заботливое отношение к солдату составляет характерную особенность воинского воспитания Румянцева.

Принятая Румянцевым система обучения и воинского воспитания имела для своего времени прогрессивный характер.

Ее целью была высокая боевая подготовка войск, создание первоклассной, хорошо выученной и дисциплинированной армии. Война показала, что русский полководец вполне достиг поставленной цели. Русские войска под командованием Румянцева не знали поражений, неизменно выходя победителями из всех боев с численно превосходящим противником. Заслуги Румянцева в области обучения и воинского воспитания, равно как и его полководческое искусство, получили высокую оценку у современников.

Генерал Хрущев, участник Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг., служивший в войсках фельдмаршала, оставил следующее высказывание о нем:

"Муж известный всему свету знанием ремесла нашего, разумом, великостью и неустрашимостью, человек никем еще неподражаемый, граф Румянцев-Задунайский, облегчил службу и отправление оной,... бросил рогатки и оставил батальон-каре во время похода; начал водить колонны и научил нас построению фронта противу турок таким образом, что до сих пор никто еще сего переделать не осмелился... На место всей красоты фронта заступила привычка к сражению, а всегдашние удачи родили невероятную храбрость, так что и до сих пор она в сердцах наших поиск не истребилась".

Семилетняя война России с Пруссией (1756 -- 1763) со всей очевидностью показала полную несостоятельность прусской и несомненное превосходство русской формы линейной тактики. Из четырех крупных сражений с русскими войсками прусская армия была наголову разбита в трех (у Гросс-Егерсдорфа, Пальцига и Кунерсдорфа) и только одно сражение (у Цорндорфа) осталось нерешенным.

Даже Фридрих II, свидетельство которого тем более интересно, что оно принадлежит бывшему противнику Румянцева на поле брани, не счел возможным обойти молчанием Кагульскую победу.

Он обратился к Румянцеву с письмом, в котором пишет:

"Полная победа, которую одержали вы над турецкою армией, приносит вам тем более славы, что успех ее был плодом вашего мужества, благоразумия и деятельности... Если что доводит до крайней точки то высокое мнение, какое я имел о вас, это все то, что совершили вы ныне самым блистательным образом... Мое уважение и дружество к вам совершенно".

Когда Румянцеву пришлось в 1776 г. побывать в Берлине, Фридрих II в присутствии всего своего генералитета разыграл примерный план Кагульского сражения.

Система обучения и воспитания войск Румянцева, основные принципы которой изложены в "Обряде службы", оказала большое влияние и на Суворова. Находясь во время Русско-турецкой войны 1768 -- 1774 гг. в армии Румянцева, Суворов придерживался сам этого устава и требовал от своих подчиненных исполнять "в точности "Обряд" его сиятельства главнокомандующего".

Клокман Ю.Р.

Фельдмаршал Румянцев в период Русско-турецкой войны 1768-1774 гг. - М., 1951.

Петербург при Екатерине Второй.

Вид памятника Петру Великому при его открытии в 1782 г.

С гравюры Мельникова.

Старая, но и умная литература

-- Записки генерал-фельдмаршала П.А. Румянцева-Задунайского о реорганизации русской армии (1777) // Военно-исторический журнал. - 1941. - N1.- с.138-144.

-- Иванов В. П.А. Румянцев - основоположник решительной наступательной стратегии регулярных армий // Военно-исторический журнал. - 1980. - N1.- с.77-81.

-- Игнатьев Н. Взгляд на постепенное изменение в образе действий русских войск против турок. - СП б., 1852.

-- Из архива гр. Н. И. Панина. (Дипломатическая переписка по делам польским...) // Русский архив, 1872, N 1, с.1-97.

-- Из бумаг гр. Никиты Ивановича Панина. [Письма 1770 г.] // Русский архив, 1878, кн. III.

-- Каталог Московского отделения Общего архива Главного штаба. Опись дел фельдмаршалов графа Румянцева-Задунайского и князя Таврического Потемкина (193 и 194 описи). -- СП б.,1892. Вып. Ш.- 132 с.

-- Кистяковский А. Ф. Доклад гр. П. А. Румянцева имп. Екатерине II 1781 г. о согласовании некоторых особенностей внутреннего строя Малороссии с порядками нового наместнического правления. -- Журн. Киевская старина, 1884, N 12, с.693-702.

-- Клокман Ю. Фельдмаршал Румянцев в период русско-турецкой войны. 1768-1774. - М., 1951.- 207 с.

-- Клокман Ю.Р. Кольбергская операция 1761 г. // Исторические записки. - т.30. - М., 1949.

-- Коробко Н.М. Фельдмаршал Петр Александрович Румянцев-Задунайский. Очерк о боевой деятельности. - М., 1944.

-- Коробков Н. М. Румянцев и оформление русского военного искусства.--Историч. журн., 1942, N7, с.75-86.

-- Коробков Н. М. Фельдмаршал П. А. Румянцев-Задунайский. // Воен.-историч. журнал, 1941, N 1, с.105-120.

-- Коробков Н.М. Записки генерал - фельдмаршала П.А.Румянцева-Задунайского о реорганизации русской армии // Военно-исторический журнал. - 1941. - N1.

-- Коробков Н.М. Ларга и Кгул. Материалы о полководческой деятельности Румянцева-Задунайского. Документы 1770 г. Вводная статья Н.Коробкова. // Красный архив. - 1940.- т.6.

-- Коробков Н.М. Роль П.А.Румянцева в развитии русского военного искусства.// Большевик, 1945. - N6.

-- Коробков Н.М. Русское военное искусство ХVIII - начала ХIХ века. // Агитатор и пропагандист Красной Армии. - 1943.- N8.

-- Коробков Н.М. Семилетняя война. - М., 1940.

-- Коробков Н.М. Фельдмарал П.А.Румянцев-Задунайский. - М., 1944.

-- Коробков Н.М. Фельдмаршал П.А.Румянцев-Задунайский (военные деятели прошлого) // Военно-исторический журнал. - 1941.- N1.

-- Корсаков Н. М. Записка генерал-фельдмаршала П. А. Румянцева-Задунайского о реорганизаций русской армии. (Документ). // Воен.-историч. журнал, 1941, N 1, с.138-144.

-- Краткое обозрение турецкой войны // Военный журнал. - 1810.- кн.24.

-- Кутузов П. Воспоминания о генерал-фельдмаршале гр. П. А. Румянцеве-Задунайском. -- Отечественнные записки, 1845, N 3, с.35-80.

-- Лазаревский А М. Два письма гр. Петра Александровича Румянцева к Ивану Александровичу Бахчевскому и к Андрею Степановичу Милорадовичу, 1771-1772 гг. // Русская старина, 1876, т. XV, с. 212-213.

-- Лазаревский А. М. По поводу ста лет от смерти гр. П. А. Румянцева.--Журн. Киевская старина, 1896, т.LV, с.374--394.

-- Ларга и Кагул. Материалы о полководческой деятельности Румянцева-Задунайского. (Документы 1770 г. Вводная статья Н.Коробкова).-- Журн. Красный архив, 1940, NVI, с.160-197.

-- Левашов Б.А. Поденные записки некоторых происшествий во время прошедшей с турками войны от дня объявления оной по 1773 год... - СП б., 1790.

-- Лесницкий Н. Генерал-фельдмаршал граф Петр Александрович П.А.Румянцев-Задунайский. // Отечественные записки. - 1825.- N24.

-- Лубченков Ю.Н. Фельдмаршал службы российской: Ист. повествование. -- М.: Мол. гвардия, 1988. -- 112 с.: ил.

-- Майков А.М. Румянцев Петр Александрович // Русский биографический словарь. -т.17. - Пг., 1918.

-- Майков А.М. Письма А.А.Безбородько к гр. П.А.Румянцеву // Старина и новизна. - СП б., 1900.- кн.3.

-- Майков П. М Письма гр. П. В. Завадовского к фельдмаршалу гр. П. А. Румянцеву. -- Журн. Старина и новизна, кн. 4, 1901, с.223-383.

-- Майков П. М. Письма А. А. Безбородки к гр Петру Александровичу Румянцеву [1777--1779 гг.] --Журн. Старина и новизна, кн. 3, 1900, с.160-289.

-- Майков П. Румянцев Петр Александрович. // Русский биографич. словарь. Т. (Романова- Ресовский), 1918, с.521-573.

-- Манштейн . Записки исторические, гражданские и военные с 1727 по 1774 г. - СП б., 1794.

-- Масловский Д. Ф. Ларго-Кагульская операция гр. П. А. Румянцева. (1769--1770 гг.) // Военный сборник, 1893, NN 8--9.

-- Масловский Д. Ф. Сборник военно-исторических материалов. Вып. 4. Письма и бумаги А. В. Суворова, Г А. Потемкина и П. А. Румянцева. 1787--1789 гг. -- СП б.,1893.

-- Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. Вып. 1-3. - М., 1886-1891.

-- Материалы для биографий гр. П. А. Румянцева-Задунайского. -- Журн. Киевская старина, 1895, т. ХLIII, с.385-404.

-- Материалы для истории первой турецкой войны в царствование императрицы Екатерины II.--Сборник воен.-историч. материалов. Изд. под ред. Н. Ф. Дубровина. -- СП б.,1893, вып. III, с.302-413.

-- Материалы для русской военной истории.// Военный журнал, 1853, N 2, с.143-160; N3, 134-147.

-- Меерович Г.И. Румянцев в Петербурге. -- Л.: Лениздат, 1987. -- 236с.

-- Михеев С. История русской армии. Вып. II. Эпоха Румянцева и Суворова. - М., 1910.

-- Михневич Н. Военно-исторические примеры. Изд. 3 испр. -- СП б.,1892.

-- Морошкин И. И. Донесения гр. Петра Румянцева с собственноручною припиской Екатерины II о движени Оттоманской Порты 1768 г.// Русская старина, 1878, т. ХХIII, с.133.

-- Новицкий . Кучук-Кайнарджийская операция 18-22-го июня 1773 г. Заключительный акт Силистрийской операции гр.Румянцева с 7-го по 27-е июня 1773 г. Военно-историческое исследование. - СП б., 1893.

-- Опись дел фельдмаршалов: графа Румянцева-Задунайского и кн. Потемкина-Таврического. Под ред. Масловского. -- СП б.,1892.

-- Ордера письма и донесения графа Румянцева, Г. А. Потемкина и графа И. П. Салтыкова. -- Сборник воен.-исторических материалов. Вып. III. Изд. под ред. Н. Ф. Дубровина. - СП б., 1893, с.334-395.

-- П.А.Румянцев. Документы. Т.1-3. - .М., 1953-1959.

-- Памятник Румянцеву на поле Кагульской битвы. -- Журн. Москвитянин,, 1849, N 24, с.52-54.

-- Панин П. И. Письма к брату его Никите Ивановичу во время первой турецкой войны при Екатерине Великой. [1769--1770 гг.] // Русский архив, 1888, N 11.

-- Переписка гр. П. А. Румянцева с гр. Н. И. Паниным в 1765 и 1771 годах. Сообщ. В. Н. Паниным. -- Сборник Русского историч. о-ва, т. X, 1872, с.321-330.

-- Переписка имп. Екатерины II с гр. Румянцевым-Задунайским. - М.,1805.

-- Петелин В.В. Фельдмаршал Румянцев: Документальное повествование. - М., 1989.- 464 с.

-- Петров А. Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1769-1774 гг. т.1-5.- СП б., 1866-1874.

-- Петров А. Ларго-Кагульская операция //Военный Сборник. - 1893. - N12.

-- Петров А. П. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие военного искусства. Т.1. Война 1769-1774 гг. - СП б., 1893.

-- Письма братьев Орловых к П.А. Румянцеву (1764--1778); Изд. с предисл. и прим. А. Барсукова. -- СП б.,1897.

-- Письма и бумаги Суворова, Потемкина, Румянцева. 1787-1789 гг. (Кинбурн-Очаковская операция). С предисл. Д. Ф. Масловского. - М., 1889. :

-- Письма, рапорты и высочайшие рескрипты к гр. П. А. Румянцеву-Задунайскому. 1777--1778 гг.// Чтения в имп. О-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1876, N 1, с. 113-240.

-- Письмо к Ф. В. Ч. о фельдмаршале гр. Румянцеве и Суворове.// Временник имп. Моск. о-ва истории и древностей российских, 1854, кн. XIX, с.2-9.

-- Полевой Н.А. Русские полководцы или жизнь и подвиги российских полководцев от времен императора Петра Великого до царствования императора Николая I. -- СПб.: тип. К. Жериакова, 1845. -- С. 117--144.

-- Потемкин-Таврический Г. А. Семь собственноручных писем и записок к П. А. Румянцеву-Задунайскому (1769--1788). С предисл. и прим. А. П. Барсукова. -- Журн. Старина и новизна, кн. 5, 1902.

-- Похвальная грамота гр. Румянцева-Задунайского Донскому войску 1775 июня 4. -- журн. Славянин, 1828, N 6, с.196-197; газ. Русский инвалид, 1833, N68, с.270.

-- Приказ войскам из дежурства гр. Румянцева после сражения при Ларге в июле месяце 18 числа 1770 г. // Русский инвалид, 1853, N271-272, с.1213.

-- Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения. Собр. и изд. под ред. Н. Дубровина. Т. 1--4. -- СП б.,1855-1889.

-- Прунцов В. Полководец П.А.Румянцев. - М., 1946.

-- Румянцев П А. Ордер генерал-вагенмейстеру Ламздорфу 6 июля 1770 г. перед Ларгским сражением. // Русский инвалид, N 271-272, с.1213.

-- Румянцев П. А Всеподданнейшие донесения и письма гр. П. А. Румянцева-Задунайского разных годов. --Чтения в имп. О-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1876, N 2, с.241 -294.

-- Румянцев П. А. Два рапорта генерал-аншефа гр. Румянцева в Государственную коллегию.--Газ. Русский инвалид, 1853, N249, с. 1131-1132; N 253-254, с.1147.

-- Румянцев П. А. Донесение гр. Румянцева-Задунайского имп. Екатерине II из лагеря близ Шумлы в 1774 г.--Журн. Славянин, 1828, N 35, с.326-329.

-- Румянцев П. А. Ордер генерал-аншефу Олицу 8 марта 1770 г.// Русский инвалид, 1854, N 45, с.11.

-- Румянцев П. А. Письма И. И. Шувалову. 1758-1759-1761 гг. -- Сборник Русского историч. о-ва, т. IX, 1872, с.512-921.

-- Румянцев П. А. Письма от 28 декабря 1789 г. к кн. Дашкову из с. Лазарени в Молдавии (просьба о лечении на водах) и от 8 мая 1790 г. - Журн. Московитянин, 1843, N 1, с.242.

-- Румянцев П. А. Письмо к ген. прокурору кн. А. А Вяземскому о награждений малороссиян чинами. Сообщ. Н. В. Стороженко -- Журн. Киевская старина, 1891, N1, с.176-177.

-- Румянцев П. А. Письмо к императрице Екатерине II. -- Журн. Московитянин, 1844, N1, с.265-268.

-- Румянцев П. А. Рапорт в Государственную военную коллегию от 21 июля 1768 г. за N 642. // Русский инвалид, 1853, N199, с.831.

-- Румянцев П. А. Рапорт в Государственную военную коллегию от 24 сентября 1768 г. за N922. // Русский инвалид, 1853, N207, с.865-866.

-- Румянцев П. А. Реляция об открытию Киевского наместничества.-- Чтения имп. О-ва истории и древностей российских при Моск. ун-е, 1865, кн. II, с.75-76.

-- Румянцев П. А.. [О нем].--Биографич. записки, 1856, т.II, стб. 101, 391, 400, 486, 493.

-- Румянцев П.А. Письма графа П.А.Румянцева к графу Н.И.Панину //Русский Архив. - 1882.- кн.1.

-- Румянцев П.А. Письма к Панину по поводу переговоров с Турцией //Русский Архив. - 1865.

-- Румянцев П.А. Письмо к императрице Екатерине II //Московитянин. - 1844. - N2.

-- Румянцев С. П. Письма к отцу его гр. Румянцеву-Задунайскому.-- Журн. Русская архив, 1869, с.854.

-- Румянцева Е. М. Письма к ее супругу фельдмаршалу гр. П. А. Румянцеву в 1762--1779 гг. с портретом. Изд. гр. Д. Л. Толстым. -- СП б.,1888. .

-- Румянцев-Задунайский П. А. Письма к гр. Панину по поводу переговоров с Турцией.// Русский архив, 1865, с.987-990.

-- Румянцев-Задунайский П.А. Жизнь, характер и военные деяния. В 4-х ч. - М., 1803.

-- Румянцев-Задунайский Петр Александрович. // Энциклопедич. словарь Гранат. Т. 36-VII, стб. 132-134.

-- Румянцев-Задунайский. -- Подпись: Н. В. // Энциклопедич. словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 53 с.286-287.

-- Сазонович И. Жизнь характер и военные деяния гр. П. А. Румянцева. - М., 1803.

-- Сакович П. Исторический обзор деятельности гр. Румянцева-Задунайского и его сотрудников: кн. Прозоровского, Суворова и Брянка с 1775 г. по 1780 г. -- Журн. Русская беседа, 1858, т II, с.1-86; т. III, с.62-151; т. IV, с.173-260.

-- Сборник некоторых важных известий и официальных документов касательно Турции, России и Крыма. Изд. с прим. В. Д. Смирнова -- СП б.,1881.

-- Селифонтов Н. Н. К биографии гр. П. А. Румянцева. // Чтения в имп. О-ве истории и древностей российских при Моск. ун-те, 1859, кн. 3; 1861, кн. 1; 1865, кн. 1 и 2; 1866, кн.. 1; 1868, кн. 1; 1869, кн. 1; 1875, кн. 1; 1876, кн. 1 и 2; 1891, кн. 1.

-- Сенютович Т. М. Учитель гр. П. А. Румянцева-Задунайского. -- Журн. Киевская старина, 1889, N1, с.223--224.

-- Созонович С.И. Жизнь, характер и военные деяния генерал-фельдмаршала Петра Александровича Румянцева-Задунайского. В 4-х Ч. - М.. 1803.

-- Статья из рукописи под названием: Сподвижники имп. Екатерины II... со вступления на престол по день кончины... --Журн. Сын отчества, 1847, ч. VII, с.1-32.

-- Страчевский А.В. Граф-просветитель (Румянцев-Задунайский) // Россия молодая. - 1992.- N5.- с.10-13.

-- Танков А. А. К биографии гр. П. А. Румянцева-Задунайского. // Историч. вестник, 1902, N 9, с.930.

-- Тарапыгин Ф.А. Известные русские военные деятели. Краткое их жизнеописание. -- СШ.: тип. И.В. Леонтьева, 1911. -- С. 15 -- 22.

-- Туган-Мирза-Барановский А. Проект удаления турок с Черноморья в 1780 годах. - Журн. Русская старина, 1875, N 7, с.443-446.

-- Фельдмаршал Румянцев (1725-1796): Сб. документов и материалов. - М., 1947.- 408 с.

-- Храповицкий А. В. Памятные записки. - М. 1862, с. 21, 48, 56, 58, 64, 67-68, 92, 103, 104,108, 114, 117, 128, 131, 132,144, 147,158, 191, 218, 259.

-- Хрущов А. Размышление, в каком состоянии армия была в 1764 г. // Сборник главного управления Генерального штаба. - СП б., 1909.

-- Чичагов Н.П. Жизнь генерал- фельдмаршала Петра Александровича Румянцева-Задунайского. - СП б.,1849. -146 с.

-- Шубинскнй С. Н. Исторические документы 1742 г. // Русский архив, 1864, вып. 5 и 6. [Об А. П. Румянцеве с.524. Опровержение слуха об отцовства Петра I.]

-- Шуругов М. Ф. Письма прошлого века к гр. П. А. Румянцеву-Задунайскому и к гр. А. В. Суворову-Рымникскому. 1789--1791 гг.// Русский архив, 1874, N 9, с.532.

-- Щепкин Е. Русско-австрийский союз во время Семилетней войны 1756-1763 гг. Исследование по данным Венского и Копенгагенского архивов. - СП б., 1902.

-- Щербатов М. М. Оправдание моих мыслей и часто с излишнею смелостию изглаголанных слов. -- Библиографич. записки, 1859, ч. II, N13, с.394-409. [О политике после Кайнарджийского мира. Сатирическая статья оканчивающаяся стихотворной сатирой на начальника войск (Румянцева)]

-- Энгельгардт Л.Н. Записки 1766-1836 гг. - М., 1867.

Персы.

Кир: рельефное изображение на обелиске

Великие мысли

(изречения из древней Индии)

-- Не совершай того, чего не следует делать -- даже под угрозой смерти; не откладывай того, что следует сделать, -- вот извечная заповедь.

-- Как ни мало благодеяние, оно пустит сотню ростков, если оказать его достойному.

-- Ты думаешь: "Я один" -- и не знаешь, что сердце твое не покидает мудрец, взирающий на добро и зло, творимые тобою.

-- Никакое добро не пропадает даром.

-- Побеждай гнев мягкостью, зло -- добром, жадность -- щедростью, ложь -- правдой.

-- Нет подвижничества, равного терпеливости; нет счастья, равного удовлетворенности; нет дара, равного дружбе; нет добродетели, равной состраданию.

-- Говори приятное, но не льсти; будь героем, но без хвастовства; будь щедрым, но не к недостойным; будь смелым, но без дерзости.

-- Тот велик, кто становится слепым перед чужими женами, хромым в погоне за чужим богатством, немым, слыша хулу на ближних.

-- Шестеро не помнят тех, кто помогал им раньше: ученик -- учителя, женатый сын -- мать, разлюбивший муж -- жену, достигший цели -- помощника, выбравшийся из чащи -- проводника, больной -- врача.

Источники Ю.Р. Клокмана:

Современник Манштейн в своих воспоминаниях рассказывает, что среди иностранцев было много и таких, "которые почитались презренными в прочих местах Европы. Сии бродяги, не зная куда преклонить голову, толпами приходили в Россию и иногда удавалось им получить такое счастье, как считаться лучшими подданными".- Манштейн. Записки исторические, гражданские и военные с 1727 по 1744 гг., ч. II. - С. 320.

Записки Андрея Тимофеевича Болотова. - СП б., 1871, т.1. - С.537.

Журн. Русск. военно-историч. общ-ва. - СП б., 1913, N 1-2.

Гиппиус А. И. Образование (обучение) войск. - В кн.: Столетие военного министерства. Ч.1, кн.2, отд. 3. - СП б., 1903. - С. 67-68.

Хрестоматия по русской военной истории. - С.212.

Гиппиус А. И. Указ. соч. - С. 77.

Там же.

Хрестоматия по русской военной истории. - С. 213.

Гиппиус А. И. Указ. соч. - С. 77-78.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 27 января 1769 г. Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, рук. отд., ф. Панина, д. VI-12, л. 33.

Реляция Румянцева Екатерине II от 15 марта 1771 г. ЦГВИА, Ф. ВУА, д. 1925, л. 71.

Ордер Румянцева генералу Прозоровскому от 14 ноября 1777 г. "Присоединение Крыма к России. Рескрипты, письма, реляции и донесения". Под ред. Н. Дубровина. - СП б., 1885, т. I. - С. 832.

Письмо Румянцева А. М. Обрескову от 13 февраля 1773 г.// Чтения ОИДР", 1865. кн. 2. - С. 243.

Письмо Румянцева Н. Н. Панину от 5 сентября 1769 г. "Чтения ОИДР", 1865, кн. 1. - С. 199.

Реляция Румянцева Екатерине II от 5 апреля 1770 г. Там же, кн. 2. - С. 48.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 27 января 1769 г. "Русский архив", 1882, кн. 1. - С. 52.

Ордер Румянцева генерал-майору Потемкину от 21 марта 1771 г. ЦГВИА, ф. ВУА, л. 1877. л. 28 об.

Реляция Румянцева Екатерине II от 25 марта 1773 г. ЦГВИА, ф. ВУА, д.1937, л. 17.

Письмо Румянцева Екатерине II от 25 сентябре 1773 г. "Чтения ОИДР". 1865, кн. 2. - С. 284.

Письмо Румянцева Екатерине II от 28 октября 1773 г. Там же. - С. 292.

Там же.

Реляция Румянцева Екатерине II от 17 июля 1774 г. ЦГВИА. ф. ВУА. д. 2011. л. 273 об.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 21 февраля 1771 г. "Чтения ОИДР", 1865. кн. 2. - С. 125-126.

Думается, с этим суждением Ю. Клокмана вряд ли можно согласиться. (Автор-составитель).

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 25 февраля 1769 г. Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, рук. отд., ф. Панина, л. VI-12, л. 48.

"Правила генеральные, что должны быть наблюдаемы, доколе чрез рекогносцирование получатся лучшие сведения о неприятельском положении". ЦГВИА, ф. 52, оп. 94, д. 32, л. 122.

Там же, л.123.

Ордер Румянцева генералу Олицу от 18 декабря 1770 г. ЦГВИА" ф. ВУА, д. 1866, л. 361.

"Наставление всем господам батарейным командирам". "Хрестоматия по русской военной истории". М., 1947. - С. 225-226.

Ордер Румянцева генералу Олицу от 18 декабря 1770 г. ЦГВИА" Ф. ВУА, д. 1866, л. 359 об.

Ордер Румянцева генералу Каменскому от 13 июня 1774 г. ЦГВИА, Ф. ВУА, д. 1993, л. 77.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 5 сентября 1769 г. "Чтения ОИДР", 1865, кн. 1. - С.199.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 25 февраля 1769 г. - Там же. - С. 170.

Ордер Румянцева генерал-поручику Дальке от 17 октября 1768 г. - Там же. - С. 68.

Ордер Румянцева генерал-майору Текели от 23 января 1773 г. ЦГВИА, ф. ВУА. д. 1967, л. 37.

Петров А. Война России с Турцией и польскими конфедератами с 1769 по 1774 г. - СП б., 1866, т. 2. - С. 194.

"Чтения ОИДР", 1865, кн. 2. - С. 31.

Там же.

Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, рук. отд., ф. Румянцева,. д. 3730.

"Чтения ОИДР", 1869, кн. 2. - С. 31.

Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, рук. отд., ф. Румянцева, д.3730, л.48.

Сборник военно-исторических материалов. / Под ред. Дубровина. - СП б. 1893, вып. III. - С. 355.

ЦГВИА. ф. ВУА, л. 1877. л. 396 об.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 17 июля 1773 г. // Русский архив, 1882, кн. 3. - С. 54-55.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 30 июня 1773 г. - Там же. - С. 54.

Письмо Румянцева Н. И. Панину от 17 июля 1773 г. - Там же. - С. 55.

"Инструкция ротным командирам за подписанием полковника графа Воронцова 1774 г., января 17 дня, в 17 пунктах состоящая, на 13 листах. // Военный сборник, 1871, кн. 11. - С. 3. (Инструкция была составлена по распоряжению Румянцева. Она целиком и полностью исходит из "Обряда службы", развивая и конкретизируя положения, данные в уставе. По времени своего появления она относится к более позднему периоду, а именно к 1774 г. Но, несомненно, что эта инструкция в значительной своей части зафиксировала уже существовавший ранее в армии Румянцева порядок).

Анекдоты, объясняющие дух фельдмаршала графа П. А. Румянцева-Задунайского. - СП б., 1811. - С. 22.

"Инструкция ротным командирам за подписанием полковника графа Воронцова 1774 г., января 17 дня, в 17 пунктах состоящая, на 13 листах // Военный сборник, 1871, кн. 11. - С.3.

Там же.

Ордер П.А. Румянцева генералу Олицу 8 марта 1770 г. - Гос. библиотека СССР им. В.И. Ленина, рук. отд., ф. Румянцева, д.3730, л.1 об.

"Инструкция ротным командирам за подписанием полковника графа Воронцова 1774 г., января 17 дня, в 17 пунктах состоящая, на 13 листах. // Военный сборник, 1871, кн. 11. - С.4.-15.

Анекдоты, объясняющие дух фельдмаршала графа П.А. Румянцева-Задунайского. - СП б., 1811. - С. 22.

Там же. - С. 40.

Ордер П. А. Румянцева генералу Олицу от 8 марта 1770 г. Гос. библиотека СССР им. В. И. Ленина, рук. отд., д. 3730, л. 1 об.

Там же.

"Инструкция ротным командирам за подписанием полковника графа Воронцова 1774 г., января 17 дня, в 17 пунктах состоящая, на 13 листах. // Военный сборник, 1871, кн. 11. - С.35.

Там же. - С.46.

Сборник Главного управления Генерального штаба. - СП б., 1909. вып. III. Размышления генерала от инфантерии Алексея Хрущева. - С. 63.

Петров А.Н. Война России с Турциею с 1769 по 1774 год. Т.1-5. - СП б., 1866. - С.17.

Масловский Д. Ф. Примечания и приложения к запискам по истории военного искусства и России. - СП б., 1894, вып. II. - С. 65.

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 21/11/2010, изменен: 21/11/2010. 111k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 6 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "В самом высшем градусе сохранять"

Каменев Анатолий Иванович
"В самом высшем градусе сохранять"