ArtOfWar. Каменев Анатолий Иванович. "Знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл"...

"Каждый шел через мои руки, и сказано ему было, что более ему знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл. Так был он на себя и надежен, - основание храбрости"...

А.В. Суворов

ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО

Мысли на будущее...

0x01 graphic

НРАВСТВЕННЫЙ ЭЛЕМЕНТ В РУКАХ

А.В. СУВОРОВА

С. Гершельман

Во время вынужденного бездействия в Италии, продолжавшегося более месяца, вследствие ожидания сначала взятия Мантуи, а затем подхода освободившихся из-под этой крепости войск, Суворов все время занимал войска маневрами дневными и ночными, причем обучались быстрым сквозным атакам.

Между прочим, он производил примерные штурмы стен Александрии, но на такие участки, чтобы осажденный в цитадели французский гарнизон мог видеть производство штурма. Может это и повлияло на то, что гарнизон Александрийской цитадели сдался на капитуляцию после бомбардировки и венчания гласиса - не дождавшись назначенного на следующую ночь штурма.

На другой день по занятии цитадели в лагере было благодарственное молебствие, а вечером в театре Александрии было особое представление, с изображением "торжества победителей".

В этом же лагере с особенною торжественностью праздновались царские табельные дни.

Преимущественно в царские дни Суворов объявлял войскам монаршие милости и награды за бывшие победы.

Вот в какой обстановке это происходило:

"Раздача полученных наград производилась всегда в самой церкви, с большой торжественностью. Обыкновенно после обедни, фельдмаршал сам носил на алтарь на блюде все знаки отличия, окроплял их святою водою, потом подходил к собранным в церкви генералам и офицерам, удостоенных монарших милостей. Каждый из них поочередно был вызываем и становился на колени; тогда Суворов прикалывал ему знак и благословлял его. Ту же церемонию исполняли и австрийские офицеры".

Прибавим еще, что награды эти были раздаваемы приблизительно всего спустя два месяца после оказанного отличия.

< ...>

Заканчивая выборку эпизодов из Итальянской кампании 179 г., мы приведем выдержки из некоторых предписаний, данных Суворовым своим подчиненным начальникам по разным случаям.

В предписании графу Бельгарду от 31-го мая, следовавшему в то время на присоединение к Александрии из Тирополя, Суворов, торопя его прибытием, описывает весьма подробно принятый им порядок совершения переходов:

"Идти им тем же порядком, какой у меня давно уже заведен; а именно: кашевары с мясом и котлами во вьюках выступают в 12 часов ночи вперед на две мили (у меня весь суточный переход от четырех до пяти милей.

Кашевары располагаются и варят.

Войска поднимаются в 3 часа ночи; идут милю; отдыхают один час; потом опять милю и приходят к своим котлам; кушанье готово - вино там! ни одного усталого!

Потом отдыхают до 4 часов пополудни; потом опять поднимаются и идут одну милю; с час отдыхают; идут опять одну милю, так что в 9 часов вечера приходят в лагерь; все вьючные лошади с палатками были уже направлены в полдень; палатки поставлены; солдат подоспел и ложится отдыхать до 30-х часов следующего утра, а потом снова в поход".

< ...>

Зная, что русским воскам в первый раз пришлось действовать в горах, фельдмаршал перед началом движения в горы объявил по воскам: "Правила для военных действий в горах", в которых подробно указан был порядок движения и боя в горах.

Кроме того, австрийским войскам, оставшимся в Швейцарии, рекомендовалось обучаться атакам холодным оружием, для чего и назначены были офицеры от корпуса Корсакова.

Не упустил, конечно, Суворов и поговорить перед походом в горы с солдатами, дав им вкратце следующие наставления:

"Вот там (указывая на северную сторону, на горы) безбожники французы; их мы будем бить по-русски...

Горы велики, - есть пропасти; есть водотоки, а мы их перейдем - перелетим; мы русские!

Бог нами водит. Лезши на горы, одни стрелки стреляй по головам врага; стреляй редко, да метко! а прочие шибко лезь в россыпь.

Влезли: бей, коли, гони; не давай отдыху.

Просящим - пощада; грех напрасно убивать.

Везде фронт! Помилуй Бог! мы русские, - Богу молимся: Он нам и помощник; Царю служим. Он на нас и надеется, - и нас любит, и нас наградит Он словом ласковым, чудо-богатыри! чада Павловы! Кого из нас убьют: царство небесное! Церковь Бога Молит. Останемся живы: нам честь, нам слава, слава, слава!!"

< ...>

0x01 graphic

"Взятие крепости Кольберг в ходе Семилетней войны". А. Коцебу. 1852 год. На картине изображено взятие крепости русскими войсками в 1761 году.

Мы не будем подробно передавать все перипетии дальнейшего похода, так как поход этот составляет единственный в своем роде подвиг в военной истории всех времен и народов и, конечно, известен всем истинным русским воинам, как составляющий гордость и величие нашей славной армии. Напомним только, что в боях за Урнерский проход и Чертов мост отдельные команды охотников карабкались, как кошки, на боковые утесы и своими обходами пролагали путь корпусу.

Наконец, в гор. Альтдорфе не оказалось обещанного австрийцами пути по берегу Люцернского озера, и Суворов решается двинуть армию через Росштокский хребет по тропинке, которую: "...без сомнения можно было почесть непроходимою для войск и, конечно, ни одной армии не случалось еще проходить по таким страшным стремнинам".

Не даром же историк этой кампании, сам прошедший путь Суворова, свидетельствует:

"За то переход русских войск через эти горы до сих пор еще живет в памяти местных жителей, как предание полубаснослоное: показывая а эту тропинку, едва заметную на скалах и снежных пустынях, швейцарец говорит с благоговейным удивлением: "здесь проходил Суворов".

На картах Швейцарии тропинка эта обозначена простой надписью: "путь Суворова в 1799 году".

Не забудем, что перед тем войска, в течение семи дней, шли в горах, пробивая себе штыком дорогу, что обувь и снаряжение обносились, что вьюки отстали, провиант был истощен и солдаты имели лишь небольшое количество сухарей, да то, что случалось отбить у противника.

При таких условиях совершался этот тяжелый переход и войска видели впереди и среди себя своих любимых начальников: Ребиндера, Дерфельдена, Багратиона, Милорадовича, которые по примеру 70-ти летнего полководца, делили с войсками все трудности похода. Даже Великий Князь Константин Павлович сделал весь этот переход пешком с авангардом князя Багратиона.

< ...>

...Более всего высказалась власть Суворова над войсками и умение его подготовлять начальников к совершению беспримерных подвигов со своими частями, в Муттене, где его ожидали самые горестные новости.

17-го числа, казаки, посланные на рекогносцировку в Гларису, нашли Клентальскую долину занятою французами и не открыли присутствия австрийцев; в тот же день от жителей узнали о Цюрихской катастрофе.

Наконец, 18-го сентября, фельдмаршал получил донесение от Линкена о том, что войска Корсакова потерпели полное поражение в Цюриха и отошли к Шафгаузену. Готце тоже разбит наголову на р.Линте. Остальные же автрийские войска Елачичи и Линкена отступили за Рейн, покинув Суворова в Швейцарии на произвол судьбы. Положение действительно сделалось критическое.

< ...>

На военном совета Суворов так начал свою речь:

"Теперь идти нам вперед на Швиц - невозможно.

У Массены свыше 60.000 человек; а у нас нет полных и 20.000.

Идти назад ... стыд! Это значило бы отступать... а русские ... и я ... никогда не отступали!...

Мы окружены горами; мы в горах!

У нас осталось мало сухарей на пищу; а менее того боевых артиллерийских снарядов и ружейных патронов. Мы будем окружены врагов сильным, возгордившимся победою..., победою, устроенной коварною измененою!"

"Со времени дела при Пруте, при Государе Императоре Петре Великом, русские войска никогда не были в таком гибельно грозящем положении, как мы теперь... никогда!... ни на мгновение!...

Повсюду были победы над врагами, и слава России слишком восемьдесят лет сияла на ее воинственных знаменах, и слава эта неслась гулом от востока до запада; и был страх врагам России, и защита, и верная помощь ее союзникам.

НО Петру Великому, величайшему из царей земных, изменил мелкий человек, ничтожный владетель маленькой земли, зависимой от сильного властелина... Грек! А Государю Императору Павлу Петровичу, нашему Великому Царю, изменил ... кто же? Верный союзник России - кабинет великой, могучей Австрии... Нет! Это уже не измена, а явное предательство, чистое, без глупости, разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии!"

"Помощи теперь нам ожидать не то кого; одна надежда на Бога, другая на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых. Это одно остается нам. Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире: мы на краю пропасти!...

Александр Васильевич умолк на минуту, и потом, взглянув на нас, сказал: "но, мы русские! С нами Бог!" и этот быстрый, величественный взгляд его, и эти слова переполнили жар, кипевший в душах наших: "Спасите, спасите честь и достояние России и ее Самодержца, Отца нашего Государя Императора!... Спасите сына Его, Великого Князя Константина Павловича, залог Царской милостивой к нам доверенности!".

< ...>

0x01 graphic

Портрет А. В. Суворова.

Рисунок Н. М. Аввакумова. Бумага, карандаш. 1939

Влияние Суворова на войска

Покончив с выборкой эпизодов из боевой деятельности Александра Васильевича Суворова, приступим теперь к посильным выводам и группировке данных и обратимся, прежде всего, к указанию мер и характера их в деле подъема духа своих войск.

В этом отношении, конечно, первую роль играет личность начальника, ведущего войска в бой...

Подъем духа, как отдельной личности, так и целых частей войск, возможен при существовании непоколебимой уверенности в своих силах и в надежде, что дело увенчается полным успехом, и мы видим, что большинство мер именно рассчитаны на то, чтобы вселить в войска эту уверенность и надежду.

Религия

В ряду подобных мер весьма рельефно выступает стремление Суворова укрепить в своих войсках религиозность и связать неразрывно все дело войны с религией.

Будучи сам человеком глубоко убежденным и религиозным, Суворов строго исполнял все церковные обряды и заставлял окружающих себя тоже их исполнять. Так, за столом у него, перед приступом к трапезе, всегда произносилась молитва; иногда он лично читал молитву перед войсками во время зори, при расположении лагерем.

Суворов всегда присутствовал при всех церковных службах по возможности, со всем своим штабом. При встрече с духовным лицом, где бы это ни было, при входе ли в завоеванный город, или просто, при приезде своем в какое-нибудь место, или к армии, он, прежде всего, принимал благоволение от духовного лица.

< ...>

В разговорах и речах своих ко всем, а в особенности к солдатам, он всегда напоминал имя Божие, и неоспоримая и глубокая набоженность его служит нам ручательством, что оно упоминалось не всуе.

Этим, по-видимому, Суворов старался вкоренить во всех убеждение, что на войне без Господа Бога нельзя, так сказать, и шагу вступить. И действительно, Суворов настолько старался укоренить связь между церковью и войском, что высказывал даже следующее:

"Бог наш генерал, Он нас и водит!"

В том же духе действовали и младшие начальники; мы видели, как готовя людей к предстоящему бою, они молились вместе с ними о ниспослании победы (Прага, Нови, Муттен). Благодаря этим мерам, связь между церковью и войсками была настолько сильна, что полковые священники иногда становились перед штурмующими колоннами и выводили их из критического положения (Измаил).

Такое укоренение набожности в войсках имеет огромное значение в смысле вселения в них уверенности в своих силах. Наш солдат, как всякий религиозный человек, всегда, не задумываясь, пойдет на всякое дело, если он уверен в помощи Божией и в том, что, исполнивши свой долг, он, в случае смерти, заслужит милосердие Всевышнего и будет Им принят в царство небесное.

В войнах же с турками религия играла ту особенную роль, что войны велись против неверных, всегда объявлявших священною - войну с гяурами. Тут уже каждый ратник, исполнивший свой долг, или павший на поле брани, исполнял службу не только перед царем и отечеством, но и прямо перед верою христианскою, к порабощению которой всегда стремился ислам.

Почти такое же значение можно было придать религии на войне против французской республики, так как одним и принципов революционеров было отрицание ее. Поэтому-то мы и видели, что Суворов в своих речах всегда говорил: "безбожные ... французишки".

Боевые подвиги русских войск

Затем большое внимание было обращено на восстановление в памяти людей прежних боевых подвигов частей.

И Суворов, и, по его примеру, младшие начальники на походе почти перед каждым боем говорили с людьми о прежних подвигах.

В то время это имело двойное значение.

Во-первых, так как в войсках было много ветеранов, действительно бывших в этих больших сражениях, то для них воспоминание о бывших подвигах, ими совершенных, служило прямо вселением уверенности, что они и вновь совершат таковые же; во-вторых, и, главным образом, это имеет большое значение для целой части, хотя бы и все ее наличные люди не участвовали ни в каком сражении.

В военной семье есть выражение: "Да наши предки Рим спасли!" не имеет уже смысла чванства.

Всякая военная семья имеет свои традиции и верное воспитание людей части состоит именно в том, чтобы они, любя свою часть, дорожили ее традициями. При наличности такого воспитания достаточно напомнить любому полку, что хотя 100 лет тому назад их предки взяли Измаил, чтобы убедить всех людей его в том, что перед ними не устоит и в настоящем никакая неприятельская твердыня.

Инициатива

Следующей мерой явилось ревнивое сохранение Суворовым в своих руках инициативы действий и немедленный захват таковой, в случае если бы противник желал ее проявить. В таком отношении. В этом отношении весьма резкими примерами являются, как мы видели, Сталовичи, Брест, Фокшаны, Рымник, Прага и Треббия.

Действительно, эта сторона дела имеет наиважнейшее значение именно в том смысле, что вселяет в свои войска полную уверенность в своем превосходстве и силе, как начинающий или инициатор есть всегда наиболее сильный по уму, духу и физически.

Быстрота и энергия

Затем нельзя не обратить внимание на то, что все действия войск, под командою Суворова, отличались выходящей из ряда быстротой и энергией. Никогда мы не видели, чтобы войска его действовали вяло или ходили иначе как, по нынешним понятиям, форсированно.

...Такая энергия невольно придавала много силы войскам.

Кто не испытывал на себе, что энергия в какой бы то ни было работе, только бодрит дух и увеличивает силы и, наоборот, вялые и сонливые действия утомляют весьма скоро.

Сюда же нужно отнести и то, что Суворов никогда не оставлял войска в бездеятельном покое, в те редкие случаи, когда ему приходилось долго стоять на месте. Мы видели, что всегда в этих случаях короткие, но энергичные ученья не допускали войск до вялости. Особенно выделяется в боевой деятельности Суворова та неимоверная настойчивость в раз начатой атаке, которой он требовал от войск. Она особенно рельефно проявляется в боях при Треббии, Нови и С.-Готарде.

0x01 graphic

"Портрет А. В. Суворова".

Художник К. Штейбен, 1815

Настойчивость

Суворов совершенно не допускает возможности прекратить начатую атаку и считал возможным только два конца - победу и смерть.

В этом отношении весьма характерен анекдот, передаваемый Дюбокажем, который свидетельствует, что при Нови:

"Центр русской армии, после отбитой атаки, был в полном беспорядке. Офицер скачет доложить об этом фельдмаршалу, но, забыв, что докладывает Суворову, он говорит: я прибыл доложить что русские разбиты. "Русские разбиты, - повторил Суворов, - значит они все убиты?".

Конечно, нет, ответил офицер. "Так значит же они не разбиты", - продолжал герой.

Не мудрено после этого, что даже у противника о Суворове сложилось следующее мнение.

Вот отзыв о нем генерала Моро:

"Что сказать о генерале, обладающим столь безнадежным упорством, что он скорее погибнет вместе с последним солдатом своей армии, чем отступит хоть на один шаг".

Подобная настойчивость, проведенная через всю боевую деятельность, не могла, конечно, не вселить в войска полного доверия и прочного убеждения, что каждая предпринятая атака во всяком случае поведет к победе.

И войска всегда шли в атаку с непоколебимою уверенность в успехе.

Не можем не коснуться здесь, что именно это упорство в начатой атаке подвергается постоянно самой резкой критике военный писателей, разбирающих деятельность нашего славного фельдмаршала.

Но они, как нам кажется, часто забывают, что не всегда обстоятельства боя позволяют начальнику настолько верно уяснить обстановку боя, как это может военный историк, имея перед собой открытые карты обоих противников.

А, следовательно, и великий полководец может иногда ошибиться в направлении и своевременности решительной атаки. Но из этого не следует еще, что можно советовать в подобных случаях бросать начатую атаку, не добившись ее конечной цели. Каковы будут войска, которые привыкнут ходить в атаку не с тем, чтобы, во всяком случае, довести ее до конца и заставить противника уступить их желаниям?

Конечно, такого рода настойчивость ведет за собою весьма упорные и крайне кровопролитные бои, но и это имеет за собой не мало выгоды, так как, говоря словами Суворова:

"...Одно кровопролитное сражение исключает многие другие, которые в сумме стоили бы больших потерь".

Решительный вид и тон

Но кроме вселения в людей уверенности в их силе до степени недопущения возможности неудачи, необходимо, чтобы и начальники их, да и сам главный начальник дышали, так сказать, этой уверенностью.

Сам Суворов наружно для своих подчиненных всегда дышал самою непоколебимою уверенностью в успехе.

В таком именно духе и тоне были редактированы все его разговоры с войсками и все его наставления и распоряжения. Почти каждое наставление для действий в предстоящем бою заканчивалось непременным указанием, что делать со сдающимся неприятелем.

Это кроме преследования гуманных идей, поневоле приучало людей к тому, что за всякой их атакой должна следовать сдача и помилование побежденного противника.

Тон же его распоряжений достаточно рельефно выказался в приказах и диспозициях перед боями на Треббии: все они были отданы, как бы для преследования уже разбитого неприятеля, тогда как мы видели, Суворов принял целый ряд мер на случай неудачи этих боев.

Военные советы

Все перечисленные выше меры, конечно, служили и для вселения уверенности в начальниках, но мы видим, что в особенно критические кампании или перед предстоящим для войск весьма трудным подвигом, Суворов пользовался для этой цели еще одним средством и добивался блестящих результатов.

Мы говорим о военных советах, на которые он собирал иногда начальников частей.

Но эти советы были, конечно, не теми совещаниями слабых духом начальников со своими подчиненными, которые созываются иными для того, чтобы вывести себя из гнетущего состояния нерешительности или, чтобы свалить с себя ответственность в принятом решении, прикрываясь общим голосом своих подчиненных.

Напротив, Суворов, пользуясь силой своих убеждений и энергией своего дара слова, вливал в душу начальников свою идею до того прочно, что они уходили от него в полном убеждении в успехе предпринимаемых действий.

Весьма рельефно в этом отношении явился совет перед Измаилом, когда те же самые начальника, которые несколько дней перед тем решили необходимость покинуть попытки против крепости и отступить от нее, постановили у него на совете взять крепость не иначе, как штурмом.

Еще поучительнее является совет в Муттене ...

Суворов ничего не скрыл от своих подчиненных.

В самых мрачных красках описал он критическое положение армии и затем подробно изложил каверзы и интриги австрийцев. доведших армию до столь печального положения.

Зная психическую природу человека, он, видимо, стараясь этим озлить своих подчиненных, понимая, что злоба прижатого к стене человека удесятеряет его силы и энергию.

После такой подготовки настроения начальников ему не трудно было, упомянув о славе русского воинства и преданности царю и отечеству, довести их до торжественной клятвы спасти честь русского оружия и живыми или мертвыми выбиться из западни, подготовленной вероломными союзниками.

< ...>

Обстановка спокойствия и уверенности в войсках

Но одной этой уверенности для всегдашнего успеха еще недостаточно; крайне необходимо еще создать такую обстановку, чтобы в войсках всегда царило полное спокойствие и хладнокровие, так, как только при этом возможно уберечь их от нервозности.

Только в этом случае, возможно, рассчитывать, что никакая неожиданность и случайность, которых такая масса в боевой практике, не поселит в войсках пагубной суетливости и даст им возможность воспользоваться своею, находчивостью для обращения всякой случайности в свою пользу.

Всякий человек может сохранять полное спокойствие и хладнокровие в работе лишь тогда, когда он будет знать, что ему надлежит делать.

Тоже самое, будет вполне применимо и к деятельности войск.

Если войска будут знать, что им надлежит делать, если в их действиях и требованиях от них ничего не будет заключать нового, им незнакомого; если, наконец, они встретятся с врагом, даже и незнакомым, но таким, каким они его себе представляли, то хладнокровным и спокойным начальникам не трудно будет сохранить таковые качества и в подчиненных им войсках.

И действительно, мы видели, что Суворов перед каждым серьезным делом, кроме подробной диспозиции, в которой указывался не только порядок движения войск, но иногда и строй, и весь порядок атаки с приложением чертежа, очень часто давал еще наставления в приказах по армии и почти всегда развивал их подробно в своих постоянных разговорах с людьми на походе.

Никогда также не упускал он случая подготовить войска к предстоящим действиям и для этого не раз производил им учения или маневры, показывал на них приемы штурма укреплений или просто атаки, в зависимости от того, к чему он готовил войска.

Если же Суворову приходилось принимать под свою команду войска, с ним незнакомые, то он обыкновенно раздавал им свой "военный катехизис" или издавал для них руководящие приказы и командировал для их обучения особо доверенных лиц с достаточным числом инструкторов. В этих случаях он никогда не стеснялся даже несколько задеть самолюбие войск, как это им было сделано с австрийскими войсками в Итальянскую кампанию.

< ...>

Все эти меры ... имели целью подробно ознакомить войска и их начальников с требованиями от них фельдмаршала, и сводились к тому, как говорил сам Суворов, "чтобы войска предводителя своего разумели..."

Таким образом, Суворов вступал в бой с противником во всеоружии, и войска его хорошо знали, что им предстоит делать, но если, по условиям изменившимся во время боя обстоятельств, приходилось делать перемены. то он делал их так, что войска их даже и не замечали.

< ...>

Приучение офицеров и вообще начальников к находчивости есть, конечно, работа мирное времени, на войне же явится в этом отношении большая практика. Суворов со своей стороны, всегда старался расширить эту практику для начальников, предоставляя им самим решать в каждом данном случае по своему усмотрению, нисколько не вмешиваясь в их распоряжения и избегая давать им о мелочей подробные инструкции.

< ...>

0x01 graphic

Отъезд А. В. Суворова из села Кончанского в поход 1799 г.

Художник Н. А. Шабунин

Знание противника

Весьма заботливо тоже относился Суворов к тому, чтобы войска имели правильное понятия о противнике, так, чтобы встреча с энергичным, сильным или хорошо укрепленным противником не была бы для них неожиданностью и новостью.

Для этого он всегда войскам говорил правду о противнике, а свои разговоры с людьми обыкновенно облекал в такую форму, что хотя противник и многочислен, и сильно укреплен, но в такие "чудо-богатыри" и "русские", что наверное сломите его и победите.

< ...>

Восстановление порядка

В деятельности нашего великого полководца мы очень мало можем найти указаний на меры, к которым он прибегал для восстановления поколебленного порядка в части во время боя.

Происходит это, очевидно, потому, что войска его, благодаря его воспитанию и обучению и вообще всеми другими мерами, очень редко доходили до расстройства моральных сил.

В тех же редких случаях, когда это могло иметь место, совершенно достаточным оказывалось личное появление фельдмаршала перед войсками.

Вот почему мы и могли указать лишь на три случая.

В первом из них ему удалось убедить войска, что вынужденное отступление не есть с их стороны неустойка, а есть плод преднамеренного маневра для "заманивая" наступающего противника, с целью лучшего нанесения ему поражения. И он достиг своей цели очень скоро, повернув отбежавшие войска опять фронтом к противнику.

Затем мы видели, еще два случая, когда Суворов, предвидя полное истощение физических сил людей, вследствие слишком форсированной работы, вызвал их обновление. Так, во время похода навстречу у Макдональду, он приказал войскам заучивать 12 французских слов и тем отвлек просто внимание людей от их сверхъестественной усталости, что давало им возможность продолжать движение как бы по инерции. Способ этот имеет за собою громадный практический смысл. Каждому, мы думаем, приходилось испытывать на себе в жизни, что сосредоточение внимания своего на величине и трудности производимой работы только уменьшает силы для ее продолжения, и наоборот. Развлечение внимания и появление какого-нибудь постороннего интереса делает самый труд незаметным.

К этому же разряду мер относится и эпизод ... когда Суворов, видя сильно утомленных людей, затянул на всю колонну песню и тем самым вывел людей из сосредоточенного внимания к трудностям совершаемой ими работы.

Слово начальника

Покончив с мерами, служащими для успокоения нервов части, перейдем теперь к мерам, служащим для возбуждения частей и могущим довести до высшего градуса боевой азарт в частях, стол необходимый во многих случаях в бою.

Главною мерою в этом отношении у Суворова служило слово начальника.

Редко это слово передавалось войскам в приказах, в большинстве случаев фельдмаршал лично говорил с войсками на походе или перед боем. Но, не ограничиваясь своими разговорами, Суворов нередко приказывал начальникам частей приготовлять своих людей к предстоящему делу (Измаил) и особенно заботился, чтобы достигнутое этими внушениями возбуждение людей не успело остыть до начала боя. Для этого он приказал (Измаил) не выводить людей в линию раньше как за * часа до начала дела, чтобы бесцельное ожидание боя не ослабило их возбуждения.

Обращаясь к вопросу, как должны быть составлены эти приказы и разговоры с людьми, т.е. по каким клавишам сердца нашего солдата нужно ударять, чтобы вызвать полную октаву боевого азарта, мы видим из всех вышеприведенных слов, что Суворов особенно напирал на следующее: "Вы русские!".. - всегда говорил фельдмаршал своим молодцам и тем постоянно возбуждал их национальную гордость. Затем ни одной фразы не обходилось без ссылки на помощь Божию и на милость Всевышнего за честно исполненный долг службы. Затем шла преданность "Матушке Царице" и возбуждение честолюбия как личного, так и целых частей.

Торжественная обстановка

Следующей мерой для усиления боевого азарта служило обставление атаки войск в возможно торжественную обстановку и для этого, во время атаки всегда практиковался барабанный бой и музыка, а иногда, мы видели, что русские войска шли в атаку с песнями.

Эта последняя мера имеет огромное значение в особенности теперь, как мы постараемся выяснить ниже, когда, благодаря дроблению частей в боевом порядке, музыка не может служить для всех частей боевого порядка отдельной части. То же значение имеет и движение вместе с часть в атаку распущенных знамен, этой военной святыни, за спасение которой всякий добрый ратник всегда готов положить свою голову.

Пример начальника

Затем, нам остается сказать еще о последней мере - о примере начальника.

Не даром, можно сказать, что личность начальника есть последний резерв своей части.

Мы знаем, на что может подвигнуть пример любимого начальника, становящегося во главе своей части в критические минуты боя. Мы видели, что появление Суворова в передовых рядах своих "чудо-богатырей" в одну минуту изменяло характер боя на данном месте и приводило неминуемо к победе над упорным сопротивлением врага.

< ...>

0x01 graphic

Сражение на реке Адда.

Художник Спиавонетти

Меры подавления моральных сил противника

Переходя теперь к мерам, служившим ему для подавления моральных сил противника, мы видим, прежде всего, что большинство мер, служивших для ободрения и поднятия духа в своих войсках, в то же время имели противоположное значение для противника.

Действительно, один вид спокойно, бодро и с полню уверенностью идущих в атаку наших войск отзывался в желаемом смысле на нравственным силы противника, если же прибавить к этому музыку и песни, показывающие, что для наших войск штыковой удар есть праздничное и желанное событие, то будет понятно, какое влияние все эти приемы должны были производить на противника.

Инициатива в нападении

Затем, главным воздействием на противника являлась в руках Суворова постоянная инициатива в нападении.

Чтобы понять все огромное значение этой меры, достаточно вникнуть в положение человека, наносящего удар, с другим бойцом, на долю которого остается лишь парирование грозящей опасности.

Первый из них имеет возможность нанести удар чем хочет, куда хочет и когда хочет, а, следовательно, может выбрать и способ, и средство, наиболее ему знакомое, и обставить применение их в наиболее для себя выгодные условия. Все это не может не вселять уверенность в успех, что и даст ему много шансов для сохранения спокойствия и хладнокровия, исключающих нервозность и отвечающих сильному поднятию духа.

У обороняющегося же, наоборот, первою мыслью невольно явится заключение о силе нападающего уже по одному тому факту, что тот отваживается на нападение.

Затем, с началом борьбы обороняющийся не будет выходить из-под гнета беспокоящей его мысли, как бы вовремя разгадать намерения противника и успеть отпарировать его удар. Времени же для соображения и выбора способа действий весьма мало, так как нужно все это исполнить уже в то время, когда удар противника занесен и грозит исполнением. Вот почему обороняющемуся гораздо труднее сохранить хладнокровие и не поддаться нервозности, так сильно подавляющей моральные силы.

То же самое будет справедливо и по отношению к целым частям войск и к армиям. Почему-то инициативы в действиях и влияем столь пагубно на состояние духа противника.

Глубоко понимая это, Суворов сам всегда пользовался в самом широком объеме этим средством и вселял таковые же понятия в своих подчиненных:

"Фельдмаршал Суворов в особенности отличался искусством взять инициативу в атаке, каково бы при этом ни было его положение, положение противника и численность последнего. Не спрашивайте никогда, сколько их, но где они? - говорил этот неустрашимый военный, выражаясь своим энергичным лаконизмом" .

Победить - значит удивить

Все остальные меры, служившие Суворову для понимания моральных сил у противника, вытекали из афоризма "победить - значит удивить" и из выбора такого способа действий, который мог наиболее влиять на нервность врага. Удивлял врага Суворов неожиданностью появления перед ним и применением такого способа действий, которого противник никак не мог ожидать в данную минуту.

Быстрота, неутомимость и скрытность движения всегда помогали Суворову совершенно неожиданно появляться перед противником и заставать его врасплох.

Поэтому-то он и говорит в споре с принцем Кобургским перед Рымником:

"Численность противника!...

Их укрепленная позиция...

Да поэтому-то и нужно немедленно их атаковать, чтобы захватить врасплох..."

Мы видим, с каким успехом было применено им это средство при всех действиях в Польше, под Фокшанами и Рымником, на Треббии...

Ночные нападения

Главным средством для возбуждения нервности врага у Суворова были ночные нападения, во-первых, потому, что ночное нападение всегда является для противника неожиданным и, во-вторых, ночью очень трудно дать себе отчет о силах противника, а, следовательно, и о размере грозящей опасности.

Как не раз он сам высказывал, расчет ночных нападений основывался на следующем: всякий человек, предупрежденный о грозящей опасности и видящий ее приближение, будет иметь время для внутренней борьбы с инстинктом самосохранения; видя же размеры опасности, он даже убедит себя скорее в том, что таковая опасность для него не страшна и он имеет достаточно силы, чтобы с нею справиться.

Совсем другое при неожиданном и ночном нападении.

У подвергшихся нападению нет времени для борьбы с природным инстинктом и, за невозможностью разглядеть и оценить силы нападающего врага, нет оснований для убеждения себя в том, что он сильнее грозящего ему.

Усыпление бдительности

Кроме того, Суворов иногда сначала мало противодействовал наступлению противника, давая тем самым укорениться в его рядах убеждению, что успех будет легок, противник не опасен, не решается даже ему как следует противодействовать.

Но как только противник достаточно увлечется видимым успехом своих действий, Суворов с близкого расстояния неожиданно поражал его силою и энергией своих действий, обдавая увлеченного противника смертельным залпом и картечью, бросаясь на него в ожесточенны. атаку штыков и, в большинстве случаев, противник не выносил этого резкого перелома от предвкушения торжества победы над слабым противником к познанию и ощущению всей неожиданной силы его (Гирсово, Кинбурн, Муттен).

Тоже самое было, если смотреть на дело более широко, и под Рымником, где, вместо предположенного заковывания в цепи малочисленного отряда австрийцев, турки были сами неожиданно атакованы в своем громадном лагере.

Использование артиллерии

Зная нравственную силу артиллерийского огня, Суворов никогда не пренебрегал им и давал своей артиллерии возможность выказать полную мочь в деле обстреливания противника и даже в тех случаях, когда, вследствие сближения обеих сторон, артиллерия должна была прекращать свои действия, он приказывал иногда ей продолжать стрелять сильными холостыми зарядами (Туркутай, Измаил).

Эта-то нравственная сила артиллерии, как известно, ведет к тому, что потеря артиллерии производит сильное впечатление на войска, в особенности на молодые.

Поэтому-то мы видим, что в Польше Суворов сам старался и настоятельно советовал своим подчиненным прежде всего нападать на орудия противника.

Когда же Суворов встречался с таким противником, который отличался храбростью и внутренним устройством и не терялся от первого наносимого ему удара, то завязывалась борьба на продолжительное время и фельдмаршал, зная терпкость и выносливость характера своих войск, настойчиво и непоколебимо наносил противнику удар за ударом до тех пор, пока не добивался у неприятеля такой нервности, что последний удар его приводил противника к панике (Нови).

Милость к побежденному

В бою Суворов был неумолим к врагу с оружием в руках, раз добившись признаков расстройства в рядах противника, он не давал ему ни на минуту опомниться, быстро и настойчиво развивал в нем упадок духа и неотвязчивым преследованием, не щадя своих войск, доводил противника до полного и решительного расстройства моральных сил.

Но раз противник бросал свое оружие, Суворов из неутомимого бойца обращался в доблестного рыцаря. Особенным вниманием и ласками пользовались у него пленные офицеры и генералы. О всех вообще пленных он заботился и строго приказывал обходиться с ними и кормить их как следует. Раненых неприятельских он приказывал перевязывать и подавать им ту же помощь, что своим.

Всякую речь, приказ или диспозицию перед боем он заканчивал напоминанием и предписанием мер милосердия к побежденному и безоруженному противнику.

Не трудно было заметить, что тщательнее всего он выставлял эту разительную разницу между всесокрушающею и ничего не щадящей силой при сопротивлении и полным милосердием при покорности в польских войнах, так как по обстановке этих войн вселение в конфедератов и жителей симпатий к русским воскам уменьшало силы противника и облегчало ведение войны. То же самое мы видели в Италии, так как и там подобные меры, производя нравственное впечатление, уменьшали приверженцев революционного знамени, поднятого французами.

0x01 graphic

Суворов, как начальник

и отношение его к подчиненным

...Мы видели, какое огромное значение имеет личность начальника. Мы видели, что иному начальнику достаточно высказать войскам свое решительное намерение, послать их на совершение невозможного подвига, чтобы это невозможное становилось для войск возможным, и они шли бы на него с полной уверенностью в успехе. Суворову достаточно было появиться перед войсками, чтобы они совершали чудеса храбрости, забывали сверхъестественное утомление и трудности и воодушевлялись настолько, что, казалось, никакие силы и никакой противник не в состоянии был вырвать из их рук победу.

Одного его взгляда и слова было достаточно, чтобы вызвать в людях всегда без отказа полное напряжение, на какое только способен человек по своей натуре, всех как физических, так и нравственных сил. Не было дела и подвига, которого бы не в состоянии были бы исполнить его "чудо-богатыри", следуя всюду безответно, куда он их вел, с полной уверенностью на успех всего им предпринятого.

До того он успел завладеть их сердцем и влить в них безграничное боевое доверие, любовь и преданность к себе, как к начальнику. Посмотрим теперь, каким образом сложилось столь беспредельное обаяние Суворова в среде его подчиненных и обратимся сначала к его боевой деятельности, так как в ней мы найдем поводы к боевому доверию.

Боевое доверие

Боевое доверие людей к своему начальнику, как нам кажется, сложится весьма легко и скоро в том случае, когда люди видят в своем командире выдающийся пример бесстрашия и доблести в бою и, кроме того, когда он будет обладать умением вести свой войска к победе.

В этом последнем отношении можно с уверенностью сказать, что если начальнику удастся доставить своим подчиненным чарующее чувство испытать все наслаждения одержанной победы, что он вполне завладеет их доверием, и люди с уверенностью пойдут за этим начальником в следующий бой.

Из разных эпизодов видно, что Суворов, как только того требовала обстановка и критическое положение его войск в бою, появлялся всегда перед ними во время атак и рукопашных свалок. Нередко он сам водил войска в атаку, как это было, например, при Нови:

"...Вдруг одна сильная колонна, сомкнувшись, бодро пошла на нас, густотою своею прорвала нашу рассыпную линию (наш сборный батальон и большую часть Московского гренадерского полка) и, опрокинув, погнала, осыпая пулями.

В это время, как Архистратиг Господень, явился к нас Александр Васильевич, шибко разъезжая, громко повелевал: "ко мне! - сюда! - сюда, братцы!.. стройся!!" Находясь под выстрелами пуль и картечей, он в мгновение собрал всех нас вокруг себя и повел нас на врага".

Одним словом, как только войскам Суворова приходилось тяжело в ожесточенном бою с противником, он моментально появлялся в головных рядах частей, одушевляя их на новое усилие. Конечно, не раза за свое многолетнее боевое поприще он подвергался серьезной опасности.

В первый же год своей боевой деятельности, будучи штаб-офицером, Суворов получил две раны при взятии города Гольнау, во время прусской кампании в 1761 году.

В 1770 году, командуя войсками Люблинского района, во время войны с конфедератами, Суворов при одном из своих постоянных поисков за польскими шайками, переправлялся с партиею через Вислу, упал в воду и стал тонуть. Наконец, одному гренадеру удалось поймать его за волосы и вытащить на понтон.

При неудачной попытке на Ландскронский замок в 1711 году, Суворов был оцарапан и под ним ранена лошадь. В ночном бою при Сталовичах Суворов окликнул солдата, пробиравшегося в дом, приняв его за мародера. Солдат оказался одним из гвардейцев Огинского и выстрелил в Суворова, но дал промах.

В 1773 году, во время первого поиска на Туртукай, при атаке турецкой батареи, на ней разорвало пушку, и Суворов был ранен осколками в правую ногу. В этом же бою в рукопашной схватке один из янычар наскочил на него, и он должен был парировать грозящие ему удары, пока к нему не подоспели на выручку.

В самом начале боя под Кинбургом, в 1787 году, под Суворовым была ранена лошадь, так что он участвовал в атаке своих войск, находясь в передних их рядах пешком. Увидев двух людей с лошадьми в руках, Суворов крикнул им, чтобы они подали лошадь, но это оказались турки, которые не замедлили броситься на него в числе нескольких человек. К счастью, подоспевший во время мушкатер Новиков, заколол одного из них, застрелил другого, а остальные обратились в бегство. В том же бою, во время временного успеха турков и отступления русских войск из занятых было турецких ложементов, Суворов был ранен картечью в левый бок ниже сердца, так что в первое время потерял даже сознание. Но, несмотря на эту тяжелую рану, он не только остался в строю, но поддерживал все время в своих войсках надежду на окончательный успех и делал распоряжения о прибытии войск из резерва. Прибывшие резервы позволили ему снова направить войска в решительную и окончательную атаку, но в конце боя он был снова ранен и левую руку навылет ружейною пулею.

Суворов тут же на месте, на берегу моря, с помощь, есаула Кутейникова, омыл иперевязал рану галстуком, хотя едва держался на ногах и часто впадал в обмороки от значительной потери крови. После этих ран, Суворов очень долго не мог поправиться, так что даже через четыре месяца бок его еще болел, а рука не позволяла держать поводья, но несмотря на это, он делал верхом в шесть дней около 500 верст и никогда не терял бодрого расположения духа.

Наконец, последний раз Суворов был ранен пулею в шею под Очаковым и лошадь его была изранена несколькими пулями.

Исполняя, таким образом, свято обязанности начальника в бою и появляясь перед войсками там, где это было необходимо, Суворов был для своих подчиненных всегда примером доблести и бесстрашия в бою.

Боевые успехи

Другим боевым качеством, необходимым начальнику для утверждения за собою боевого доверия, Суворов, как известно, обладал в совершенстве.

Где только он ни появлялся, там неминуемо следовала за ним победа: "Суворов всегда имел только успехи", - говорит про него Дюбокаж.

Постоянные успехи с начала боевой деятельности его сложили ему постепенно полный ореол непобедимости не только в рядах наших войск, но и у тогдашних противников. Достаточно вспомнить, как старательно поляки в 1794 году убеждали свои войска, что следующий в Польшу Суворов есть только однофамилец знаменитого победителя турок. Когда Суворов в 1792 году прибыл в Херсон, то получил от русского уполномоченного в Константинополе следующую депешу:

"...Один слух о бытии вашем на границах сделал облегчение мне в делах и великое у Порты впечатление; одно имя ваше есть сильное отражение всем внушениям, кои со стороны зломыслящих на преклонение Порты к враждованию нам делаются".

0x01 graphic

Битва при Треббии.

Художник А.Коцебу

Успех первого столкновения

Но, несмотря на все это, Суворов всегда дорожил тем, чтобы первое столкновение с новым врагом или при незнакомых ему войсках было бы непременно удачное, так как от этого зависел весь ход последующих действий.

Мы видели, как в начале Итальянской кампании он двигался с несвойственной ему медлительностью и осторожностью до первого удачного дела. В эту же кампанию он, для обеспечения успеха первых столкновений с противником, назначил в голову всех колонн знакомые ему русские войска, под командою наиболее надежных командиров.

Мы можем привести еще один достаточно рельефный пример из первой турецкой войны. В этой войне он в первый раз участвовал в кампании против турок и с войсками, тогда еще мало его знавшими. Этим-то мы и объясняем себе, почему он во время первого поиска на Туртукай переправился и находился в бою с головной колонной. Во втором же Туртукае, когда он ознакомился и с начальниками, и с войсками, и с противником, он уже был, во время боя, на месте, более соответствующим главному начальнику - при главных силах.

Забота о пище

Но кроме боевого доверия, для возможности полного владения сердцами своих подчиненных, для начальника необходима почти сыновняя любовь и преданность со стороны подчиненных.

Суворов вполне пользовался ею, а потому-то он и мог так властно и без промаха эксплуатировать весь запас нравственных и физических сил своих войск.

...В армии, начиная с рядового гренадера и кончая корпусным командиром, все называли Суворова не иначе как - "отец, Александр Васильевич".

Но нам собственно интересно, как относился сам Суворов к своим подчиненным и на какой, так сказать, почве могла развиться и сложиться такая беспредельная преданность войск.

На первом плане во время всей деятельности Суворова мы видим крайнюю заботливость его к войскам.

Первою заботою его была пища солдата.

По некоторым, дошедшим до нас данным, мы можем заключить, что Суворов обращал на пищу большое внимание; сам пробовал ее и весьма строго взыскивал за недоброкачественность, равно как и за нерадение в этом отношении.

Так, в бытность свою в городе Херсоне он поднял такую бурю по поводу негодного провианта в Карасубазарском магазине, что Государыня принесла в военную коллегию следующую записку:

"Белевского и Полоцкого полков полковников Карасубазарского магазейна провиант кто подрядил, кто в смотрении имел, провиантского штата провиантмейстера и комиссионера - прикажите судить и сделайте пример над бездельниками и убийцами, кои причиною мора ради их воровства и нерадения, и прикажите сделать смотр прочим магазейнам в той стороне, и на каторгу сошлите тех, кои у меня морят солдат, заслуженных и в стольких войнах храбро служивших.

Нет казни, которой те канальи недостойны".

Совершая постоянные усиленные и форсированные марши, он указывал войскам такие правила их совершения, при которых все внимание было обращено на заботу о людях.

Кавалерия в колонне следовала отдельно и впереди других родов оружия.

За кавалерией, за три часа до подъема войск с бивака, следовали кашевары с котлами и провиантом, так что войска, придя на большой привал, заставали уже варку вполне готовой и прямо приступали к еде, не теряя ни одной лишней минуты для отдыха. При дальнейшем движении тоже высылались вперед кашеварные повозки с палаточными ящиками, благодаря чему, к приходу войск на ночлег палатки уже были разбиты и все для немедленного отдыха людей приготовлено. Заботу о пище и отдыхе Суворов не покидал ни при каких обстоятельствах.

< ...>

Для доставления людям более продолжительного отдыха он требовал, чтобы войска снимались с бивака, и становились на отдых по частям по мере прихода, не дожидаясь задних.

Равносильно и задние должны были подниматься лишь по дошедшей до них очереди, а не одновременно с головной частью. Сюда же нужно отнести и совершение всех передвижений во время Итальянского похода ночью, так как это было предписано с целью не утомлять людей дневными переходами, при господствовавшей там жаре.

Забота о здоровье

На первом же плане у Суворова всегда была забота о здоровье войск.

В бытность свою на Кубани для уменьшения смертности между людьми, он прибегнул к более широкому их расположению и к эвакуации госпиталей. По вступлении в командование войсками в Крыму, Суворов опять же, прежде всего, принялся за эвакуирование переполненных госпиталей и попечение о больных возложил на прямую ответственность полковых командиров.

В этом отношении очень интересен его приказ по войскам Крымского и Кубанского корпусов, от 16-го мая 1788 года, выписки из которого мы здесь и приводим:

"...2)Полковым, батальонным и их команд лекарям и подлекарям иметь ежедневное попечение о соблюдении паче здоровья, всегдашними обзорами в касающемся до них содержании каждого вообще, до их пищи и питья. Последнему принадлежит, где не лучшая вода, таковая отварная и отстоялая; слабым сухарная или с уксусом; к пище же - выпеченный хлеб, исправные сухари, теплое варево и крепко-полуженные котлы. Застоянную, олудьевую отнюдь не употреблять; но надлежаще варить, а по употреблении вымывать и вытирать котлы сухо.

Обуви и мундирам быть не весьма тесным, дабы в обуви подстилка употребляться могла.

Наблюдать весьма чистоту в белье, неленностным вымыванием оного.

Строго остерегаться вредного изнурения; но тем паче к трудолюбию приучать, убегая крайне праздности, в противном случае, г.лекарь или подлекарь представляет тотчас г.зскадронному или ротному командиру. В случае неудовлетворения от сего, доносить о том полковому, батальонному или того отделения начальнику; далее же относиться уведомлением о том, хотя письменно, г.командующему той частью, а потом и тоже бригадою. В крайности же иметь право о сем непорядке немедленно сообщать старшему при корпусе г.лекарю, для донесения корпусному генералу; но таковые приключения никогда не ожидаемы.

Случайно больных и слабых в лазаретах при войсках, строгим наблюдением обыкновенных порядков в лечении и содержании: неутомлено приводить в прежнее состояние их здоровья.

В каком, и малом, в предвидимом умножении оных, г.батальонный командир имеет долг, при самоличном в том месте обозрении, исследовавши причину зла, неослабно взыскать на начальнике, ибо иначе ответствует он одною своею особою начальнику корпуса".

Благодаря всем этим мерам, войска выступили из Крыма, не оставив там ни одного больного и не взимая при движении ни одной обывательской подводы под больных и слабых.

Не мало сведений дошло до нас о деятельности в этом отношении Суворова в Финляндии, где ему было поручено начальствование над войсками в 1791 году.

В Финляндии он застал большую болезненность и смертность между войсками и переполненные госпитали. Он приступил прежде всего к опорожнению госпиталей, оставляя в них лишь одержимых некоторыми болезнями, всех же других перевел в лазареты при частях на личную ответственность начальников оных. Таким образом, в двух госпиталях, в которых было более 1.000 человек, осталось всего лишь 40.

Из частей больных в дальние госпиталя запрещено было посылать:

"Дорогой они приходят в худшее состояние и вступают полумертвыми в смертоносный больничный воздух".

Слабым он приказывал давать льготу и помещать их:

"...В особой казарме или крестьянских домах; соблюдать крайнюю чистоту; потному не садиться за кашу, не ложиться отдыхать, а прежде погуляться и просохнуть.

На лихорадку, понос и горячку - голод, на цингу - табак.

Кто чистит желудок рвотным, проносным, - тот день голод.

Солдатское слабительное - ревень, корень коньего щавеля тоже.

Непрестанное движение на воздухе.

Предосторожности по климату - капуста, хрен, табак, летние траки.

Минералы, ингредиенции (аптечные лекарства) не по солдатскому воспитанию, на то ботанические средства в артелях".

< ...>

Строгость

Как известно, на походе Суворов всегда следовал с войсками и, появляясь неожиданно в разных местах походной колонны, тем самым проверял порядок движения.

"Если Александр Васильевич замечал в каком-нибудь полку, или хотя в малой отдельной части беспорядок, отлучку ратника от фронта в сторону - горе тому начальнику!

Александр Васильевич был неумолим; и строгое наказание было неизбежно: строжайший выговор главному начальнику, арест частному офицеру, и всем доставалось по заслугам.

Так, в Италии, после сражения при Кассано, Александр Васильевич на походе заметил несколько человек нижних чинов на отлете. повелел их схватить, и тут же, на походе, прогнать сквозь строй".

Строгость Суворова и требовательность его в этом отношении видны тоже из следующей выписки из приказа его от 28-го февраля 1772 года:

"Во всяком случае оплошности взыскивать и без наказаний не оставлять, понеже ничто так людей к злу не приводит, как слабая команда. Почему командующему за прегрешения неослабно наказывать, ибо когда послабит, о тем временем в непослушание придут и в своем звании оплошнее учинится".

По свидетельству историков Суворова, он "...отличался большою строгостью во взысканиях за проступки против существенных требований военной службы.

Это не наносило ущерба его популярности в среде войск, скорее напротив.

Вообще он был более требователен к высшим, чем к низшим, так как от первых исходит на последних и добро, и зло".

Из всех помещенных выписок возможно придти к заключению, что Суворов отличался строгостью и крайнею требовательностью, при полной справедливости, так как никто не оставался без соответствующей кары, начиная с простого рядового армии и кончая самых старших начальников в армии.

Но эта строгость была вполне в национальном духе русского народа, так как была не педантичною, ибо он "...не вмешивался в разные мелочи ни на учебном поле, ни на квартирах, и не любил, чтобы и другие придирались к солдатам и офицерам из-за пустяков".

Равносильно строгость Суворова никогда не переходила в жестокость и шла в параллель с милостями.

Взгляд его в этом отношении рельефно выражается из следующих строк одного из его частных писем, в котором он горько жалуется на новые порядки, после воцарения Императора Павла I:

"... При строгости надобна милость, иначе строгость - тиранство.

Я строг в удержании (в войсках) здоровья, истинного искусства, благонравия: милая солдатская строгость, а за сим общее братство.

И во мне строгость по прихотям была бы тиранством.

Гражданские доблести не заменят бесполезной жестокости в войсках...".

Поощрения

Указанная требовательность Суворова сопровождалась всегда тароватым вознаграждением и вниманием к заслуженным и достойным подчиненным.

Всякое вознаграждение за службу имеет тем более цену в глазах подчиненных, чем скорее оно воспоследует и чем торжественнее будет обставлено самое получение награды, так как эта обстановка сильно действует на самолюбие подчиненного, которое и составляет почти главную побудительную причину хорошей и усердной службы.

Мы видели, что Суворов всегда находил время, на другой же день после победы или удачного действия своих войск, явиться перед ними со словами благодарности или отдать таковую в приказе по армии.

Можем здесь привести еще несколько случаев.

Когда, собираясь выступить против Макдональда в Итальянскую кампанию 1799 года, Суворов должен был спешно вернуть только что отправленные русские войска Розенберга из Александрии, то, по прибытии их, в дневном приказе по армии значилось: "За скорое собрание и поспешность в марше войскам, следующим от города Турина и прибывшим вчерашним днем сюда. объявляю мою благодарность".

Такая же благодарность была отдана в приказе по армии и за обратный скорый марш войск, двигавшихся в Швейцарию и повернувших для ограждения Тортонской цитадели от покушений Моро из Ривьеры.

Таким образом, мы в праве заключить, что ни один случай усердного исполнения подчиненными своих обязанностей не проходил незамеченным и отмечался с удовольствием Суворовым. А это имеет громадное значение.

< ...>

0x01 graphic

Битва при Треббии.

Художник А.Коцебу

Спартанский образ жизни

Еще одна черта в деятельности Суворова, как начальника, рельефно вырисовывается и проходит белою нитью через всю его жизнь.

Это его спартанский образ жизни, который позволил ему. без притворства и насилия над собой, всегда быть первым солдатом своей армии и являть собой пример последнему рядовому в перенесении всех трудов и лишений, выпавших на долю его войск.

Действительно, мы видели всегда Суворова, несмотря на его годы, едущим на походе вместе с войсками верхом. Он мог являть такую физическую терпимость, которая не могла не повлиять на подчиненных.

Так перед вторым поиском на Туртукай его все время мучила лихорадка, от которой он даже ездил лечиться в Бухарест. Но когда поиск был решен, войска видят его среди себя в неутомимой деятельности. несмотря на то, что "будучи крайне истощен лихорадкою, он мог двигаться не иначе, как с помощью двух человек, поддерживающих его под руки, и говорил тихо, что при нем находился офицер для повторения отдаваемых им приказаний. Но в нем так был велик перевес воли над физической немощью, что под конец дела он сел на лошадь".

Во время своего четырехлетнего пребывания в Крыму и на Кубани он был:

"Постоянно среди солдат, особенно во времена трудные, он делил с ними и тревогу, и горькие минуты безвременья.

Без всякого труда над собою насилия, которое не скрылось бы от солдатского чутья, он вел жизнь одинаковую с последним рядовым, довольствовался одною с ним пищею и более стойко и равнодушно переносил всякие крайности и лишения.

Солдаты видели в нем не только своего брата-солдата, но притом солдата редкого, каких мало.

Он всегда был весел, разговорчив, шутлив; его грубоватое, а подчас и грязноватое балагурство не годилось для салонов и гостиных, но было бесценно в лагере, на биваке, на походе".

Мы видели также, как он мерз в кителе во время похода под Прагу и одел суконную одежду только тогда, когда и солдатам подвезли зимнее одеяние.

Столь же нетребователен он был и относительно комфорта жизни. Всегда располагался в палатке, когда войска стояли лагерем.

После штурма Праги, например, для Суворова была тут же на месте разбита солдатская палатка, в которой он лег отдохнуть, и кругом расположенные войска соблюдали строжайшую тишину, говоря:

"Он не спит, когда мы не спим..."

А если вспомнить, каким лишениям при ослабевшем уже здоровье и в 70-летнем возрасте, подвергался этот великий солдат-полководец, когда он вел своих богатырей через швейцарские скалы и бездны, в холодные осенние дни, при непогодах и снежных метелях, тогда понятно станет все великое значение примера со стороны высшего начальника.

За ним, как мы видели, тянулись, с тою же выносливостью и остальные начальники.

Один из историков свидетельствует, что во время штурма Праги: "Шевич страдал лихорадкою с ежедневными пароксизмами; бригадир Поливанов с самого выступления из Бреста едва говорил, что не помешало ему врубиться первым в неприятельские ряды; Исаев оставался на ногах с пулею в руке, пронизавшей ему грудь; Фрезен перемогался несколько дней через силу".

Что же после этого оставалось делать солдатам?

Каково должно быть впечатление, когда солдат, воспитанный в правилах нашей военной дисциплины, видит перед собой начальника, стоящего неизмеримо выше его на лестнице военной иерархии переносящего те же лишения и не ищущего комфорта до тех пор, пока он не может предоставить такового же своим подчиненным. Это добровольное подчинение начальника всем невзгодам обстановки делает их для солдата нестоящими внимания, а следовательно беспримерно усиливает его в борьбе с таковыми и делает для него перенесение их делом шуточным. Но, кроме того, эта общность интересов, это совместное участие в горе и радостях, или, как говорили солдаты про Суворова, - "наш Суворов ... во всем с нами в паю..."

Все это до крайности сближает начальника с подчиненными и делает из всякой военной части одну общую семью, где начальник есть вместе с тем и работник, и участник в общем тягле. А что же может быть на свете сильнее, как хорошо и прочно организованная семья?

Из всех обрисованных выше отношений Суворова к своим подчиненным, мы видим, действительно, что он стремился к достижению в войсках этого семейного начала, где начальник перенося вместе со своими подчиненными все тяготы дела, печется самым настойчивым образом о их благосостоянии. Но в то же время является их полным руководителем, карает строго и справедливо всех нерадивых и провинившихся и щедро вознаграждает и ласкает всех честных тружеников, приносящих наибольшую пользу общему делу.

Одним словом, держит себя в среде подчиненных не просто поставленною над ними властью, а является в полном смысле "отцом-командиром".

< ...>

0x01 graphic

Проявление нравственного элемента

в деле обучения и воспитания войск

Всем, конечно, хорошо известен основной принцип Суворова в деле воспитания и обучения войск в мирное время - готовить войска исключительно для войны. Поэтому-то в этом отделен мы и постараемся указать, какими приемами в мирное время наш великий полководец подготовлял войска к тому, чтобы они были наиболее восприимчивы к нравственному воздействию на них начальников в военное время.

Укрепление в Вере

Прибегая весьма часто к воздействию на религиозность войск, Суворов и в мирное время не оставляет этого без внимания, подавая в этом отношении лично пример и помогая укреплению людей в вере.

Кроме приведенных уже в первом отделе выписок и фактор, обратим внимание на следующее:

Во время командования полком в г. Ладоге он выстроил полковую церковь и составил для обучения нижних чинов Закону Божьему молитвенник и коротенький катехизис.

О необходимости обучения солдат религии Суворов сам пишет: "Немецкий, французский музык знает церковь, знает веру, молитвы; у русских едва знает ли то его деревенский поп, то сих мужиков в солдатском платье учили у меня неким молитвам. Тако догадывались и познавали они, что во всех делах Бог с ними и устремлялись к честности".

Следующие выписки из Дюбокажа еще более подтвердят на сказанное выше: "Все священнослужители пользовались его уважением, часто он останавливался перед простым священником, и всегда перед епископом, прося у каждого благословения. По получении благословения от священника, служащего в церкви, он обыкновенно оборачивался к офицерам и их благословлял в свою очередь".

"Встав с постели ночью или с рассветом, он прежде всего становился на молитву. В праздничные же дни всегда священник совершал богослужение, на котором должны были присутствовать все штабные офицеры".

Таким образом, краеугольным камнем в деле воспитания войск у Суворова было вселение в людях истинной религиозности. И действительно, верующий солдат почерпал у него в нашей православной вере все, что было необходимо для хорошего воина.

Патриотизм

Православная церковь укрепляла и внедряла в каждом воине безграничную преданность и любовь к Престолу и Отечеству, полное послушание старшим начальникам, благонравие и честность.

Любовь к родине приводила к подъему патриотизма, вызывала национальную гордость и любовь к славе своего оружия. И все это воспринималось солдатом не помощью непрочной мозговой работы, а прямо сердцем и было потому так твердо в них укреплено, что являлось плодом не разумения и памяти, а веры.

Честолюбие

Вместе с тем Суворов старался развить в людях честолюбие.

Вот как он сам об этом говорит: "Капрал был почетен в капральстве, как капитан в роте; имел своего ефрейтора и экзерцирмейстера; предводим был с возможнейшим наблюдением старшинства, по достоинству, без рекомендации. Сержанты ведали капральства, но не для хозяйства. Всякий имел свое честолюбие".

0x01 graphic

"Фельдмаршал Суворов на вершине Сен-Готарда 13 сентября 1799 года"

А. И. Шарлемань.

Учить тому, что необходимо...

для победы в бою

Мы видели, какое важное значение придавал Суворов тому, чтобы войска не встречали новизны в требованиях от них перед лицом неприятеля, сознавая. что в этом лежит основа спокойствия духа войск во время бояи уверенности их в том, что они все знают, что нужно для одержания победы над неприятелем.

Исходя из этой общей программы, в подробности, при обучении, обращено было особое внимание на следующее.

При обучении уменью владеть своим оружием ставилось на первом плане обучение действию штыком и вообще холодным оружием.

Настойчиво обучая свои войска колоть и рубке чучелов, Суворов часто говорил свою известную фразу: "пуля дура, штык молодец".

Фразу эту, конечно, никто не поймет в смысле пренебрежения к огню, так как и сам Суворов требовал от своих войск стрельбы меткой и цельной, а только в смысле придания большего значения штыку. Раз же армия воспитана на идее превосходства холодного оружия, то она и будет всегда добиваться его применения в бою, что в свою очередь поведет к развитию стойкости и инициативы, этих важных стимулов в деле подъема нравственного духа войск.

Поводя эту идею в дальнейшем обучении войск, Суворов обучал их преимущественно атакам на неприятеля холодным оружием: "...как в Ладоге, так и под Смоленском, зимою и летом я их приучал к смелой нападательной тактике".

Причем требовал всегда быстроты и решительности в производстве атаки: "...Жестокое и поспешное нападение"; "...удары простые, но поспешные и храбрые".

Сквозные атаки

Преследуя цель вполне ознакомить войска с тем, что им придется делать в бою, Суворов своими сквозными атаками желал возможно ближе изобразить на маневрах бой и достигал в них попутно осваивание войск с боевым беспорядком, заставлял части без вздваивания рядов протискиваться одну сквозь другую.

Те же части привыкали быстро восстанавливать нарушенный порядок и спокойствие, играющие столь важную роль в деле поддержания нравственных сил войск.

Форсированные марши

Кроме того, весьма частым упражнением Суворовских войск было совершение форсированных маршей, причем Суворов ... давал полное распределение марша и предписывал меры для большего удобства движения. Таким образом, войска еще в мирное время не видели в форсированных маршах ничего особенного и запасались сноровками для их совершения. Цель же этих маршей было нравственное влияние на противника, что видно из следующих слов:

"По сей быстроте и люди не устали, неприятель нас не чает, считает нас за сто верст, а коли издалека, то на двух, трех-стах и больше; вдруг мы на него, как снег на голову.

Закружится у него голова!

Атакуй с чем Бог послал!

Конница начинай! руби, коли, гони, отрезывай, не упускай! Ура! чудеса творит, братцы!".

Производя воскам форсированные марши, Суворов не боялся их утомления, говоря:

"Легко на ученье -тяжело в походе, тяжело в ученье - легко в походе".

С тем же рвением войска занимались ночными маршами и боем, и атакою нарочно выстроенных укреплений. Таким образом, мы видим, что войска обучались решительно всему, что от них потребуется в военное время, чем и достигалось то что на поле брани они е встречали ничего нового, а потому и были спокойны духом.

Суворов сам говорил:

"Каждый шел через мои руки, и сказано ему было, что более ему знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл. Так был он на себя и надежен, - основание храбрости".

Но зато требовал, чтобы войска хорошо знали то, чему их учили:

"Ученье свет, а неученье тьма; дело мастера боится; и крестьянин не умеет сохою владеть, хлеба не родится.

За ученого трех неученых дают".

Причем прибавлял: "Солдаты ученье любят, лишь бы кратко и с толком".

Есть тоже несколько указаний, что Суворов предписывал солдату при обучении убеждение, что для него ничего нет невозможного и никакой преграды не должно быть, при этом он не боялся вселять в людях преувеличенные, так сказать, несколько героические понятия о их силе, лишь бы они были в себе уверены.

"Где проходит олень, там пройдет и солдат", - утверждал он.

Солдатский ранец он называл - "ветер", желая убедить в его легкости.

О рукопашной схватке читаем в его словесном поучении: "...богатырь заколет полдюжины, а я видал и больше".

Но особенное внимание обращал Суворов на то, чтобы войска не обучались в мирное время тому, что хотя иногда и бывает в военное время, но не должно быть и нежелательно - это отступление.

Так, в его "Вахт-параде" (наука побеждать) сказано:

"Может начальник спросит отступных полутонгов? Лучше о них и не помышлять: влияние их солдату весьма опасно, ниже о каких ретирадах в пехоте и кавалерии не мыслить".

И действительно, Суворов никогда не позволял обучать войска не только отступлению, но даже и пассивной обороне.

В этом отношении выразительны следующие выдержки из его приказов во время Польской войны:

"Сикурс, опасность и прочие выразительные в мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезать, чтобы ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим - для подлой обороны, которая в конце - худа ли, добра ли - рассказчикам також храброю называется".

Или в другом месте: "...одно звание обороны уже доказывает слабость, следственно и наводит робость".

Преследуя полное искоренение в людях самого понятия об отступлении, он доходит до мелочей, не позволяя людям осаживать при равнении, ни в движении, ни на месте, говоря при этом:

"Шаг назад- смерть, вперед два, три, 10 шагов дозволяю".

При этом он требовал, чтобы ради одного вылезшего вперед человека, продвигались вперед хотя бы целые батальоны, лишь бы никогда ни один человек не осаживал назад.

Настойчиво вводя в обучение исключительно наступательный элемент, он стремился даже вывести в войсках самое понятие об отступлении, и строго запрещал употребление слов: "ретирада" и т.п.

Известно, насколько Суворов терпеть не мог и как жестоко преследовал "немогузнайство", но ради искоренения понятия об отступлении он допускал даже и его.

Так, однажды, во время объезда войск, он предложил одному молодому офицеру вопрос: "что такое ретирада?" Последовал ответ: "не знаю", так что Суворов готов уже был вспылить, как офицер прибавил: "в нашем полку это слово неизвестно, я его там никогда не слыхивал". "Хороший полк, очень хороший полк", успокоился Суворов и затем прибавил "в первый раз немогузнайка доставил мне истинное удовольствие".

Упомянем еще об этом преследовании "немогузнаек", так как это было одним из очень важных воспитательных приемов Суворова, служивших к возможности поддержания моральных сил войск.

Кому неизвестно, какое громадное поприще имеют случайности в боевом деле и что в бою все эти случайности пагубно действуют на войска, если они не успеют моментально найти средство для их отпарирования, не теряя при этом должного хладнокровия и спокойствия, то есть, другими словами, если начальник части не будет обладать необходимой настойчивостью, чтобы. не задумываясь, сейчас же применить нужное средство. Вот на развитие этой находчивости в начальниках Суворов и употреблял свой прием преследования "немогузнаек".

Для этого он, при всякой встрече с офицером, задавал ему какой-нибудь вопрос и требовал моментального и решительного ответа , и горе было тому, который не решался на какой-нибудь ответ и прикрывал свою ненаходчивость и нерешительность характера ответом: "не могу знать".

Нельзя не упомянуть, что в деле мирного воспитания войск и подготовки их к боевой деятельности большую роль играли речи и словесные поучения солдатам, которые были обязательны после каждого учения и развода, и, по данной Суворовым всем известной у нас форме (катехизис и наука побеждать), произносились наизусть одним из штаб-офицеров полка. от которого производился развод. В этом поучении, как мы знаем, напоминалось людям на словах все, что требовалось от них на деле при обучении; кроме того разъяснялись главные требования воинского искусства: глазомер, быстрота и натиск. Не забыты были и наставления из воинского быта и жизни людей. А в конце перечислялись пороки, которых должен был избегать всякий воинский чин и следующие достоинства:

"Солдату надлежит быть здорову, храбру, тверду, решиму, правдиву, благочестиву; молись Богу! от него победа.

Чудо-богатыри! Бог нас водит, он нам генерал".

0x01 graphic

Переход Суворова через Чёртов мост.

Художник А. Е. Коцебу

© Copyright Каменев Анатолий Иванович (kamenevai@mail.ru) Размещен: 05/11/2012, изменен: 05/11/2012. 87k. Статистика. Фрагмент: Политика Иллюстрации: 12 штук.	Ваша оценка:

Каменев Анатолий Иванович "Знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл"...

Каменев Анатолий Иванович
"Знать ничего не осталось, только бы выученное не забыл"...