Нужна серьёзная программа адаптации военнослужащих, но с этим явлением никто не работает... Есть мнение психологов, что после сорока дней пребывания в зоне боевых действий уже происходят определённые процессы в психике, которые потом требуют восстановления.
Беседа с писателем - участником боевых действий в Чечне и на Донбассе
Война и всё, что с ней связано, - достаточно распространенная тематика в отечественной литературе, как минимум, со времен "Войны и мира". Меняется время, меняются войны, но не меняются вечные вопросы, поднимаемые писателями: о войне и мире, о жизни и смерти, о ненависти и любви. И пусть, на первый взгляд, между гусаром времен наполеоновских войн и контрактником чеченских войн - немного общего, но, тем не менее, при их описании, так или иначе, возникают всё те же вечные вопросы. В этом я убедился, беседуя с участником боевых действий в Чечне и на Донбассе, автором книги "Чеченские рассказы", писателем Александром Карасёвым.
- Александр, я так понимаю, что ваши рассказы на тему чеченской войны писались "из жизни"? На собственном опыте, на опыте сослуживцев или каких-то знакомых...
- Проза всегда пишется по собственному опыту, и мои рассказы, конечно, написаны на эмоционально прожитом материале. Но это не мемуары. Цель автора в данном случае - не написать, как это было на самом деле, а создать именно художественное произведение. В целом же, пусть читатель сам решает, насколько это соотносимо с реальной жизнью и реальными людьми. Я вообще не пишу "на темы". Это не так важно: писать про Чечню или просто историю о человеке в мирной обычной жизни.
- И всё же, в большинстве ваших рассказов затрагивается если не тема войны, то, по крайней мере, связанная с армией. Почему вам интересна именно эта сторона жизни?
- Военная тематика меня интересовала с детства, я читал только про войну, играл только в войну. Срочную службу я проходил еще в Советской Армии, уже потом, во время учебы в университете, на военной кафедре я получил офицерское звание. Я люблю армию, военное дело, как-то душа у меня на это откликается.
- А вы сами - из военной семьи?
- Нет, отец был инженером, мама - тоже инженером, дед был зоотехником. А вот до него те шесть поколений предков, что мне известны, - все были военные, донские казаки.
- Вы говорите, что вас всегда интересовала военная тематика. Когда вы попали на войну, насколько сильно вы ощутили контраст между своими прежними представлениями и тем, что увидали в реальности? Вы испытали разочарование или приняли это как само собой разумеющееся?
- Сильный был контраст, когда я вообще впервые попал в армию: это сильно отличалось от моих юношеских представлений о ней. Офицеры, например, очень отличались от того идеалистического образа, который нам навязывался в кино. А когда я, уже позже, попал в район боевых действий, то мне там очень понравилось: никаких особых нестыковок с восприятием. Я могу сказать, что время, которое я провел в Чечне, - это самое счастливое время в моей жизни. Я был уже взрослый человек, мне было 28 лет, был женат. Для срочников, которые попадают на войну в 18-20 лет, ваш вопрос, наверное, был бы более уместен, а я уже был подготовлен морально.
- Когда у вас возникла мысль описать всё это?
- У меня были попытки писать прозу еще в студенческие годы. А в Чечне я делал записи в ежедневнике, фрагменты, сразу пытался писать прозу. Нет, описать всё, как было, мысли не было. Потом мне эти заметки сильно помогли, и я их использовал, когда писал рассказы на чеченском материале. И потом уже потихоньку стал писать, не только о Чечне. Начали складываться даже стихи. В общем, так на меня Чечня подействовала.
- Что вы хотите донести до читателя своими книгами? Вы говорите, что тема не важна...
- Я считаю, что любая проза, любая настоящая проза, если это действительно произведение литературы, может быть только на одну тему - тему любви. В широком понимании, разумеется, не о любви мужчины к женщине, не только о ней. О любви к Богу, любви к миру, любви к людям. И в каждом произведении прозы какая-то крупица этого присутствует. Если ты смог выразить эту любовь в словах - это и будет посыл к читателю (читатель должен быть способен воспринимать эту любовь). Значит, произведение получилось, и оно становится произведением искусства. А всё, что написано "на темы", оно исчезает со временем, если в нем нет крупиц этой любви. Тема не является критерием искусства.
- А вообще - есть ли на войне место высоким чувствам, той же любви?
- Эти чувства могут проявляться в форме самопожертвования, помощи товарищу. Я это наблюдал.
- А какое событие произвело на вас наибольшее впечатление?
- В Чечне? Бой под Сержень-Юртом 23 апреля 2000 года. Этот бой замечен в истории войны, там мой взвод прикрывал участок дороги, по которому двигалась колонна тульской дивизии ВДВ, где она и попала в засаду. Огонь велся по моему взводу и по самой колонне. Но мы отбились.
- Насколько осознавалась сама близость смерти: что в любой момент может попасть, может ранить, может убить и всё, вас не будет?
- Нет, там об этом не думаешь. Естественно, там ты уклоняешься, укрываешься, но это всё происходит в автоматическом режиме. Возникает ощущение, что идет какая-то замедленная съемка: время протекает по-другому, и то, что происходит за какие-то мгновения, кажется крайне медленным. Там - не до философских рассуждений о жизни и смерти: нужно думать о выполнении своих обязанностей как командира, о подчинённых, как вести огонь, как снабжать огневые точки боеприпасами.
- А что думали и говорили солдаты и офицеры о политике, о политиках, начавших эту войну? Как-то осмысливались эти вопросы?
- Никак не переосмысливались. Совсем не было рассуждений на эту тему, ни разговоров между собой; это было просто никому не интересно. Военные просто выполняли свои задачи, без всякой политики. Причём не было никакой пропаганды, никакой обработки. Мы просто делали свое дело. Никакой критики в адрес властей или чего-то подобного, по крайней мере, я такого не помню.
- На войне часто бывает такое, что противник расчеловечивается? С вами такое было? Как вы относились к тем, кто воевал с той стороны? Были ли какие-то контакты с ними?
- К противнику относишься как к противнику, какое тут может быть еще отношение? Контакты были, но не с явным противником: с местным населением, с ополченцами, которые были, вроде как, на нашей стороне, но при этом ситуация могла всегда измениться.
- А с их стороны какое было отношение?
- Они уважают только силу. Если ты себя ведёшь уверенно, они относятся с уважением. Дал слабину - уважать не будут.
- Вы были контрактником?
- Все офицеры служат по контракту, но их контрактниками не называют, так обычно именуют солдат. Я был командиром взвода в звании лейтенанта. Позже получил старшего лейтенанта. Вообще я считаю, что термин "контрактник" - неправильный, вредный. Я бы заменил его термином "доброволец".
- То есть материальный стимул - не главное?
- Нет, многие ездили в Чечню, чтобы заработать денег. Многие жили в сельской местности, где часто не было никакой работы, были семьи, которые надо было кормить. Это солдаты, контрактники. Были и люди просто романтически настроенные. Срочники - так все они, почти, рвались на войну.
- А для вас был значим материальный аспект?
- Для меня - нет.
- А что вас мотивировало?
- Желание служить в армии офицером. Я ощущал призвание к военному делу, я считаю, что военный человек должен воевать. Это, наверное, обидно: всю жизнь прослужить в армии и ни разу не участвовать ни в каких боевых действиях.
- Как долго, на ваш взгляд, происходит возвращение к мирной жизни после окончания войны?
- Среди моих знакомых все вернулись к мирной жизни абсолютно нормальными. Я закончил исторический факультет, и у нас из группы, те, кто получил звание на военной кафедре, человек пять прошли Чечню. Там, конечно, разная степень участия, но - тем не менее. Все они абсолютно нормальные люди. Общался я много с людьми после Чечни, они как-то притягиваются друг к другу, - тоже совершенно нормальные. Хотя, конечно, это всё так не проходит: я, например, очень долго ощущал, что меня тянет на войну. У кого реакция - диаметрально противоположная: "Меня там больше не будет!" То есть проявляется всё по-разному. Но те проблемы, о которых вы говорите, - они, наверное, более остро стоят перед теми, кто попадает на войну в более молодом возрасте.
- То есть, на ваш взгляд, такие понятия, как "афганский", "чеченский", "вьетнамский" синдромы, они больше преувеличены?
- Нет, я не замечаю, чтобы эта тема преувеличивалась: ни в прессе, ни на ТВ я не вижу, чтобы эта тема затрагивалась. Нужна серьёзная программа адаптации военнослужащих, но с этим явлением никто не работает. Я читал: есть мнение психологов, что после сорока дней пребывания в зоне боевых действий уже происходят определённые процессы в психике, которые потом требуют восстановления. И самое главное - отношение к ветеранам военных конфликтов должно быть иным. Часто бывает так, что приходишь с войны и понимаешь, что тут никому это не нужно: ни обществу, ни государству, всем плевать. На войне ты ощущаешь свою важность: все твои качества характера, твои духовные силы задействованы полностью. Когда ты приходишь на "гражданку" - всё это уже не чувствуется, ты работаешь в полу-холостом режиме.
- Никакого чувства обиды от этого не возникает?
- Я думаю, в разной степени такое бывает. Вот случай Аркадия Бабченко, которого мне интересно было читать, - то, что он писал о Чечне. Вот это, на мой взгляд, как раз и есть последствие "чеченского синдрома": большая непрожитая обида. Он, насколько я знаю, попал на войну в 19 лет, потом воевал ещё по контракту во второй чеченской, и от этого у него осталась большая психотравма. Нужно внимание общества, внимание и понимание того, что эти люди сделали большое важное дело.
- А вы сами сталкивались с пренебрежительным к себе отношением?
- У меня - другая ситуация, я был офицером, достаточно зрелым человеком, женатым. Конечно, вначале могли быть какие-то срывы, при общении с представителями какой-бы то ни было власти. Но это всё проходит.
- Вам как участнику боевых действий, наверное, полагаются какие-то выплаты?
- Да, регулярно платят "ветеранские деньги", около трёх тысяч рублей.
- Прямо скажем, немного. Нет ощущения, что это мало, что вас недооценивают таким образом?
- Да нет, три тысячи в месяц, они лишними не бывают. И я общаюсь с людьми: ни от кого таких нареканий не слышал. Я вообще, когда устраивался в полк, не знал, что там платят деньги за Чечню.
- А сколько платили?
- Я как офицер получал 950 рублей в день, солдат получал 750. Короче, в месяц, по тогдашнему курсу, получалось около тысячи долларов. С учётом того, что я зарплату получал две тысячи рублей в месяц, там я такую сумму получал за два дня. Это были большие деньги по тому времени.
- Вы можете назвать каких-то авторов военной прозы, чьи произведения вам нравятся?
- Самая лучшая повесть о войне - это повесть Виктора Курочкина "На войне как на войне": это шедевр, я считаю. Мне нравится проза Вячеслава Кондратьева, "Афганские рассказы" Олега Ермакова. Мы одно время с ним переписывались, хотя в живую ни разу не виделись.
- Вообще, вам доводилось общаться с ветеранами иных войн - того же Афгана, Приднестровья, еще каких-то? Отличаются ли впечатления воевавших на тех войнах друг от друга?
- Афганская и чеченская война, хоть и совсем разные войны, но личные впечатления примерно одинаковы. Там было много разного в том, что касается материальной части, разное обеспечение, разная ситуация, другой характер боевых действий, разная интенсивность. Но в том, что касается воздействия на человека, они примерно схожи.
- Вам доводилось уже в мирной жизни встречаться с людьми, которые были в той войне по другую сторону фронта?
- Может, и доводилось, но я об этом не знаю. Я встречал в Чечне людей, которые в первую войну воевали против нас, а во вторую уже были на нашей стороне. Всё это воспринимали абсолютно спокойно, как само собой разумеющееся.
- Во время первой войны вы учились в университете, какое у вас было к ней отношение?
- Безразличное. Это была не моя война.
- В каких горячих точках, помимо Чечни, вам довелось побывать?
- На Донбассе. Там я словно вернулся в свое прошлое: надел те же самые погоны.
- Сколько всего вы там пробыли?
- С сентября 2015 по май 2017 года.
- Вы там воевали?
- Выполнял боевые задачи.
- Есть какие-то общие черты между войной на Донбассе и войной в Чечне?
- Совсем не похожи. В Чечне была война партизанская, на Донбассе - позиционная.
- Вы в ДНР или ЛНР участвовали в боевых действиях?
- Я был офицером армии ДНР. Приехал в Донецк, пришёл в военкомат, в конце концов, - поступил в часть в качестве офицера.
- Возвращаясь к творчеству, вы состоите в каких-то писательских организациях?
- Я член Союза российских писателей, но я давно никак с ним не контактирую. В Донецке я вступил в Союз писателей ДНР. Вот там очень интересно. Очень хорошие люди. В отличие от того, что я знаю у нас, там ещё теплится жизнь, есть энтузиазм, там ещё энергия бурлит. Без денег, без каких бы то ни было средств. У нас же я видел в основном угасание.
- Ну, и напоследок: что вы сейчас пишете?
- Пишу рассказ.
Беседовал Денис Шульгатый
Шульгатый Д. Александр Карасёв: "Любая настоящая проза может быть только на одну тему - тему любви" // Новая газета Кубани. 2018. 21 мая.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023