ArtOfWar. Карцев Александр Иванович. Кое-что о ножах

Кое-что о ножах

Красноармеец Коля Белянин

Вскоре после моего выпуска из училища, мой бывший ротный предложил мне съездить в гости к его отцу. Сказал, что перед поездкой в Афганистан мне будет интересно (и полезно) пообщаться с бывшим войсковым разведчиком.

Мы приехали перед обедом. Деревня была небольшой, домов двадцать - не более. Второй дом от околицы был конечной точкой нашего путешествия. Мы прошли за калитку. По двору бродили куры, в пруду плескались утки. На завалинке умывался большой серый кот. Видно намывал гостей. То есть нас. Все это походило на сценку из какого-то детского фильма. Или сказки. Да, скорее, сказки. Потому что в глубине двора открылись ворота, и великан двухметрового роста вынес на руках из хлева небольшого бычка. Поставил его на ноги и только после этого обратил на нас внимание.

- А, Гриша. Я сей минут. Хлев дочищу и приду. Ты пока веди гостя в дом. И скажи матери, пусть накрывает на стол. - Великан приветливо кивнул головой в мою сторону.

Дом был непривычно большим. Под стать самому великану. С горницей и светелкой. С кладовыми и террасами. С разными мостками и переходами. С огромной русской печью. И множеством больших и маленьких комнат и комнатушек, в которых легко было заблудиться. Или ненароком наткнуться на какого-нибудь домового или лешего.

- Григорий Николаевич, а зачем ваш отец вынес бычка из хлева? Бычок, что сам не мог выйти? - Не удержался я от вопроса.

Ротный удивленно пожал в ответ плечами.

- А кто его знает?! Наверное, мог бы. Но там порожек высокий. И батя всегда его выносит...

Да, невольно подумалось мне, вполне возможно, что бычок немного подвернул ногу и чтобы её осмотреть, отец ротного вынес пострадавшего на свет. А что?! В нем и весу-то кот наплакал. Правда, кота, лежащего на завалинке, не случайно называли Толстым. И, видимо, при необходимости плакать он умел от души - бычок явно весил не меньше центнера.

Григорий Николаевич познакомил меня со своей мамой. Миниатюрной женщиной с удивительно добрыми глазами. Через полчаса мы уже сидели за накрытым столом. Уплетали за обе щеки вкуснейший борщ со сметаной. А дядя Коля, отец ротного, рассказывал нам о войне. О том, как он попал на фронт. И о своем боевом крещении.

- Призвали меня в начале сорок третьего. Был я тогда крепким, здоровым парнем. Не то, что сейчас (мне невольно подумалось о бычке, и я попытался представить, каким дядя Коля был в молодости? Прим. авт.). Хотя и стукнуло мне всего семнадцать лет, выглядел я на все восемнадцать. Служить я попал в полковую разведроту. На фронте в эти дни стояло затишье. Шли, так называемые, бои местного значения.

В ближайшие дни намечалось большое наступление. И нашему командованию срочно потребовался "язык". Вот уже несколько дней над этой задачей ломал голову начальник разведки полка. Несколько предыдущих поисков не увенчались успехом. Немцы не смыкали глаз. Служба у них хорошо была поставлена. Раз за разом возвращались наши разведгруппы не солоно хлебавши.

Все это продолжалось до тех пор, пока наши наблюдатели не обратили внимания на пулеметную ячейку на правом фланге одной из немецких рот. Наблюдатели докладывали, что ночью пулеметчик в этой ячейке почему-то всегда оставался один. Без второго номера.

Этого пулеметчика и решено было захватить в плен. В состав разведгруппы включили и меня. Как новичку, задачу мне поставили самую, что ни на есть простую. После того, как саперы проделают проходы в наших и немецких минных полях, вместе с одним из разведчиков (его звали Семеном), я должен был прикрывать действия группы захвата.

Так оно все и было, как планировалось. Перед рассветом саперы проделали проходы в минных полях. Мы с Семеном заняли свои позиции. А два разведчика из группы захвата сиганули в немецкий окоп.

Из окопа несколько минут слышалась какая-то возня. А затем все стихло. Пора уже было появляться нашим ребятам с пленным немцем. Но их все не было и не было. Что-то явно пошло не так. Семен приказал мне прикрывать его, а сам пополз в сторону окопа. Перевалился через бруствер и тоже исчез. Снова раздался шум борьбы, и снова все стихло. В голове не укладывалось, что могло там произойти?!

Не укладывалось до тех пор, пока со стороны немецкого окопа не раздался какой-то шум. При тусклом свете взлетевшей ракеты я увидел, как над бруствером появилась голова немца, устанавливающего перед собой пулемет. Через cекунду раздался его требовательный голос:

- Иван, иди сюда.

Он не мог меня видеть. Никак не мог! Хотя мне до сих пор кажется, что смотрел он мне прямо в глаза. Это вряд ли. Просто фашист понимал, что кроме группы захвата, рядом должна была находиться и группа прикрытия. К тому времени я уже догадался, что все мои товарищи погибли. А еще догадался, что и мне уйти не удастся. Пулеметчик не даст. И пулемет, установленный на бруствер, был тому подтверждением.

Отложил я тогда в сторону бесполезный теперь автомат. Достал из-за голенища сапога нож, поднялся на ноги и пошел к немецкому окопу. Догадывался я, что было нужно немцу. И не ошибся. Немцу хотелось крови. Вылез этот фашист из окопа и пошел мне навстречу. Такого здорового бугая мне встречать еще не приходилось.

Путь этот длился целую вечность. Успел я вспомнить всю свою жизнь за это время. Да, в деревне мы, бывало, дрались. Куда ж без этого?! Сходились и стенка на стенку. Но никогда в жизни не приходилось мне использовать в драке нож. Правда, сегодня стоял передо мною враг. Тот, который только что убил моих товарищей. И сейчас идет убить меня самого. Все это было понятно. Но ударить его ножом я все равно не мог.

А потому переложил нож из правой руки в левую. И привычно, как в деревенской драке, ударил фашиста кулаком в лицо. Разве, что чуть сильнее, чем обычно. Потому что кулак мой проломил немцу переносицу. И пулеметчик упал замертво.

До рассвета оставалось совсем мало времени. Наскоро обыскал я немца. Забрал его солдатскую книжку, какие-то документы и письма. Непонятно зачем, забрал его штык. А затем вытащил из окопа наших ребят. Все они были зарезаны. Связал я двух своих товарищей поясными ремнями вместе, чтобы удобнее было нести. К Семену привязал оружие. И в два захода вынес их всех к нашим позициям.

Наш поиск так и не увенчался успехом. Языка взять не удалось. К тому же, почти вся наша разведгруппа погибла. Это было провалом. Правда, в одном из писем немецкого пулеметчика нашли довольно забавную информацию. Оказывается, их командир полка был не только хорошим службистом, но и хорошим семьянином. Каждую неделю он отправлял посылки своей семье в Фатерлянд. С продуктами. В том числе, и с продуктами из солдатского пайка. А это было уже крысятничеством. Такая информация стоила дорого.

На следующий день из политотдела дивизии пришла к нам машина с громкоговорителем. Один из немецких антифашистов выступил с пламенной речью. Он говорил о необходимости одуматься, сдаваться в плен. И лишь вскользь обмолвился о продуктовых посылках командира полка. Но этого "упоминания" оказалось достаточно, чтобы немецкое командование вскоре сняло того с должности и отдало под суд. Полк был отведен в тыл на переформирование. А ему на смену была поставлена какая-то румынская часть.

Возможно, румыны были хорошими солдатами. Но это был сорок третий год, а не сорок первый. В сорок третьем году они воевали уже немного иначе. Да, и боевое охранение у них было организовано куда хуже, чем у немцев. Поэтому проблем с захватом румынского "языка" у нас уже не возникло. И вскоре наши войска перешли в решительное наступление.

За свое боевое крещение получил дядя Коля медаль "За Отвагу". Штык немецкого пулеметчика он пронес через всю войну. И через сорок лет после окончания войны подарил его мне...

Возвращался я домой с тяжелым чувством. Меня мучил один вопрос: смогу ли я сам ударить ножом другого человека? Точнее, врага?

Моему крестному было двадцать семь лет, когда он заступился за девушку, к которой приставали хулиганы. Они пытались отнять у неё сумочку. В сумочке, как позднее выяснилось, лежало что-то около двух рублей мелочью. Крестный был хорошим спортсменом, мастером спорта по боксу. В этой ситуации для него не было ничего сложного. Он даже не собирался никого бить, лишь попросил парней оставить девушку в покое. Парни тоже не хотели драться. Просто ударили его ножом в спину. Он умер еще до приезда скорой помощи.

Да, вполне возможно, что для кого-то ударить другого ножом было легче, чем выкурить сигарету. Но только не для меня.

Я только что окончил военное училище. Успешно сдал выпускные экзамены. Меня научили высшей математике и сопромату, вождению боевых машин и метко стрелять по мишеням. Научили многому. Кроме двух вещей - ненавидеть и убивать врага. Смогу ли я сделать это в нужную минуту? Уверенности в этом у меня не было...

На фото: мой ротный Григорий Николаевич Белянин в 2010-м году. Он удивительно похож на своего отца, бывшего войскового разведчика Колю Белянина, каким я его увидел в 1985 году. [Карцев А.И.]

Коготь Тигра

Не знаю, под счастливой звездой я родился или нет? Эти звезды выбираем не мы. Но их свет освещает наш Путь и определяет наши судьбы. Мою звезду называли Главным Разведывательным Управлением. Через год после окончания Московского ВОКУ, эта Звезда привела меня в Афганистан.

Из последнего инструктажа я понял, что работа мне предстоит не самая героическая. В то время, когда приличные люди будут ходить на засады и в рейды, совершать подвиги, проявлять мужество и героизм, мне придется заниматься всякой ерундой.

Приехав в окрестности Баграма, я должен был встретиться с неким Шафи (псевдоним "Кази" - судья). Обычным афганцем, окончившим в свое время Оксфорд и несколько лет проработавшим врачом в Японии и Китае. Позднее Шафи преподавал в Кабульском политехническом институте. Одним из его студентов, а позднее и лучшим другом, был Ахмад Шах Масуд, будущий главарь крупнейшей группировки моджахедов по прозвищу Панджшерский Лев. На Ахмад Шаха в Москве были большие надежды. В связи с предстоящим выводом из Афганистана наших войск, вставал вопрос не только о безопасности этого вывода, но и о дальнейшем политическом обустройстве Афганистана. Не секрет, что Ахмад Шах был не только отважным воином, но и мудрым политиком. Человеком, способным вывести свою страну из хаоса гражданской войны. Ему решено было помочь...

В этих грандиозных планах мне отводилась совершенно незначительная роль - почтальона Печкина. Я должен был обеспечить связь с Шафи (а через него и с Ахмад Шахом). А в качестве "легенды" мне предстояло стать учеником Шафи (следует отметить, что ГРУ всегда было уникальной организацией - оно собирало не только военные секреты, но и любые знания, которые считало полезными). В Управлении не учли одного: это у нас ученики считают, что учителя им что-то должны, должны их учить. На Востоке же стать учеником не так-то просто. Знание - слишком большое богатство, чтобы разбрасываться им во все стороны. Это богатство принадлежит Роду. И, как правило, передается по наследству.

На станции радиоперехвата 4-й роты баграмского разведбата, на Тотахане (отм. 1641 м.) [Карцев А.И.]

Правда, шанс у меня был. Жена Шафи погибла в автомобильной катастрофе. Наследников по мужской линии у него не было. Была только дочь. Очаровательная, необыкновенная девушка по имени Лейла. Или Джуй (Ручеек), как обычно называл ее Шафи.

Да, маленький шанс был. Не было лишь уверенности, что Шафи мне его предоставит. А потому пришлось пустить все на самотек. Заняться своими делами (помимо основной - "почтальонской" работы, в то время я был еще и командиром сторожевой заставы), в надежде на то, что время и обстоятельства помогут мне наладить контакт с этим человеком.

Я периодически встречался с ним (относил его шифровки на нашу станцию радиоперехвата и приносил ему ответы). С помощью Шафи открыл в кишлаке Кала-Шахи небольшой лазарет. Выполнял какие-то его задания и прекрасно понимал, что все это - обычная проверка. Шафи присматривался ко мне...

С котом по имени Кот (Пищак на фарси) у канцелярии 6 мср на Тотахане [Карцев А.И.]

Одним из таких заданий было изготовление некого "боевого" ножа. Полоска латуни от гильзы танкового снаряда, деревяшка. Казалось бы, ничего сложного? Единственное, Шафи почему-то забыл рассказать мне, как должен выглядеть этот нож. А без его подсказки я довольно смутно представлял себе это. Да, и руки, видимо, росли у меня не из того места, чтобы я мог успешно пройти это испытание (в отличие от моих двоюродных братьев, которые творили из дерева и железа настоящие чудеса).

Но я пытался. Старался, как мог. Результатом моих стараний была дюжина испорченных заготовок...

В середине сентября с командного пункта батальона пришла радиограмма: духи обстреляли нашу водовозку. Было предложено пару дней обходиться своими силами. Возить воду с речки Барикав, что протекала у подножия нашей горки. Эта "пара дней" затянулась более чем на полторы недели...

Мы пытались кипятить речную воду, но сказывалось высокогорье, и закипала она плохо. В результате, мы постоянно мучились животами. А еще через неделю меня отвезли в Баграмский инфекционный госпиталь. Оказалось, что, кроме гепатита и малярии, в Афганистане болеют и другими, не менее экзотичными, болезнями. Потому что в госпитале я услышал давно забытое слово - тиф.

С каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Сначала меня положили в палату для больных с фактором риска. Поставили капельницы, сделали уколы. Затем перевезли в реанимацию. Потом сделали еще несколько уколов. И еще. А потом я потерял сознание...

Я пришел в себя от того, что в палате стало слишком многолюдно. Врачи суетились у кровати какого-то больного. Делали уколы. Меняли капельницы. Рядом с ними стояли мои родители. Молчал отец. Мама не плакала. Было как-то тихо и очень торжественно. И очень светло. Потом появился мой куратор из разведуправления и сказал, что есть работа. Его сменил Шафи и начал что-то говорить о ножах. В углу комнаты я увидел его дочь Лейлу. Она сжимала в руках мой подарок - маленького дракончика и что-то шептала.

Но самым удивительным было то, что в больном я узнал себя. Это было так странно! Словно я одновременно находился в двух разных местах. Человек, который лежал на кровати был мною. Но одновременно я находился и над всеми. Сверху в самом дальнем углу палаты.

Я прекрасно слышал, о чем говорили врачи. Они были очень реальны. Но остальные - появлялись и исчезали, словно во сне. Остальных я не слышал. Точнее, я не слышал их голосов. Но зато отчетливо слышал их мысли. И, кажется, эти мысли жили какой-то своей, отдельной от людей, жизнью.

Мне было интересно. То моё Я, которое могло думать, совершенно ничего не чувствовало. Оно было Ничем. Ни воздухом, ни облаком, ни сгустком энергии. Оно было просто местом, которое могло мыслить и видеть то, что происходило вокруг. Это было так здорово! И так удивительно!

Мне нравилось это состояние. Но неожиданно что-то начало происходить с посетителями комнаты. Их образы стали размываться и исчезать. Один за другим. Постепенно стало исчезать и то удивительное сияние, которое создавало необыкновенно радостное чувство праздника. Потом все исчезло...

Позднее мне скажут, что прошло двое суток, прежде чем я снова пришел в себя. Ощущения праздника больше не было. Не было и моего второго Я. Мое единственное Я лежало на кровати и рассматривало потолок. Рядом висела капельница. Кроме капельницы и потолка я больше ничего не видел. Но откуда-то издалека донесся голос:

- ... кажется, вернулся. Позовите врача.

Мне стало легче. Только не на душе, естественно. Через два дня меня перевели в палату для больных с фактором риска. Все так же, каждые полтора часа, мне кололи уколы. Ставили капельницы. Все так же, по ночам, мою палату посещали близкие мне люди. Мы разговаривали с ними. Почти каждую ночь рядом со мною была моя любимая девушка. Иногда рядом оказывались мои друзья. Иногда - Шафи и Лейла. Но мои родители и сестра почему-то были в черном. А утром мне говорили, что я снова бредил. Я понимал, что разговаривал с призраками. Это было очень странным - ведь наяву я говорить еще не мог.

За стеной нашей палаты стоял телевизор. Показывали какие-то передачи. Конечно, мне хотелось их посмотреть, но пока я мог только слушать. Одна из передач запомнилась особенно. В ней рассказывалось о преподавателе физики и математики из Донецка - Викторе Федоровиче Шаталове. У него оказалась интереснейшая система преподавания. Но в этот раз урок он вел не по физике или математике, а по истории. Рассказывал о Дмитрии Донском и Куликовской битве. О маршруте движения Дмитрия к Куликову полю. И как он выиграл сражение, еще до его начала. Думаю, что Виктор Федорович рисовал на доске какие-то схемы. К сожалению, я их не видел (хотя и представлял довольно отчетливо). Но зато в этот вечер я снова начал говорить.

А ночью ко мне в палату пришли Шафи с Виктором Шаталовым. Они обсуждали между собой какие-то "короткие траектории". Спорили, соглашались. Это была последняя ночь в госпитале, когда меня посещали призраки. Но уже утром я знал, как должен выглядеть мой боевой нож. Теперь я отчетливо представлял, что ожидал от меня Шафи.

Вскоре я вернулся на заставу. И через несколько дней сделал свое домашнее задание - свой боевой нож. Я не рисовал эскизов, не думал над его формой. Я вообще ни о чем не думал. Складывалось впечатление, что руки делали его сами собой. На ощупь. Под управлением каких-то потусторонних, неведомых мне сил. Он действительно получился необычным. Небольшая аккуратная рукоятка и широкое семисантиметровое обоюдоострое лезвие, чем-то отдаленно напоминающее коготь тигра. Затем сделал ножны для крепления ножа на запястье руки. Совершенно не задумываясь (благо, что частенько в детстве наблюдал, как отбивают косу косари), я отбил молотком кромку лезвия. Получилась забавная игрушка - легкая, удобная, очень острая. Но внешне совершенно безобидная.

Призраки Афганистана

Конечно, нож, который я сделал, был далек от совершенства. Латунь - не самый лучший материал для клинка. Нож легко было точить. Но и тупился он быстро. Увы, другого материала у меня не было.

Речь о другом. Перед самой отправкой в Афганистан я как-то, по случаю, зашел в охотничий магазин. Полюбовался оружием, шикарными охотничьими ножами. Увы, для покупки даже охотничьего ножа мне нужен был охотничий билет. Но охотничьего билета у меня не было. И даже если бы и был, возможно, я смог бы провести нож в багажном отделении самолета до Ташкента. А вот таможню в Тузели прошел бы едва ли. Не только потому, что нашлись бы какие-нибудь, запрещающие провоз ножей, приказы. А просто потому, что нож понравился кому-то из таможенников.

Забавно, в Афганистане Родина доверяла мне стрелять из любого вида оружия. А вот привезти офицеру на войну удобный нож, не доверяла. Вот и приходилось мне делать нож из подручных материалов.

Прошло еще несколько дней прежде, чем я смог похвастаться перед Шафи своей поделкой. Мы встретились с ним у развалин одной из крепостей. Место встречи было не совсем обычное. Мы ни от кого не прятались. Несколько минут бродили по развалинам, заброшенному винограднику, сидели в тени небольшой березовой рощи. Цель этой прогулки была мне не совсем понятна. Хотя не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это какая-то очередная проверка.

- Дыши. - Сказал Шафи. - Ты должен научиться дышать. Вдыхать запахи. Вбирать в себя тепло цветов и дуновение ветра. Учись слушать! Что говорят цветы и птицы, ветер и тишина, деревья и камни. Все они живые. Нужно только научиться понимать их язык. У каждого из них есть своё имя. Вот "Дерево, грустящее над арыком", вот "Камень, лежащий у обочины". А вот и "Ветка виноградной лозы, любящая солнце". Когда ты познакомишься с ними поближе, ты никогда не спутаешь одно дерево с другим. На винограднике ты будешь знать каждую лозу. И по легкому дуновению распознавать настроение ветра, по прозрачности воды - мысли арыка. Тогда они станут твоими друзьями. И всегда предупредят об опасности. О засаде, спрятавшейся в роще. О враге, притаившемся за камнем. Всегда укроют тебя от них. И помогут...

На прощание я протянул Шафи то, что уже долгое время жгло мои руки - свой последний нож. Шафи не удивился. Он согласно кивнул головой: "Это то, что нужно". Словно знал, что сегодня я принесу именно этот нож. И у меня в голове возникло совершенно безумное предположение, что форму ножа мне подсказали учитель Шаталов и Шафи. Когда навещали меня в инфекционном госпитале. Но их не могло быть там! Это были всего лишь галлюцинации. Или я все-таки ошибаюсь: и они там были?

На следующий день мы встретились в крепости Шафи. Там меня ожидал настоящий пир. Стол ломился от угощений. И хотя вместо стола в центре комнаты была постелена циновка - угощений было действительно много.

- Что празднуем? - Не удержался я от вопроса.

- Обедаем. - Ответил Шафи с лукавой улыбкой. - Командиру надо набираться сил после болезни.

В этом Шафи, конечно же, был прав. После госпиталя я еще не совсем оправился. Кружилась голова, слабость была просто потрясающая. Каждый шаг давался с большим трудом. А еще - постоянный страх потерять сознание. Никогда не думал, что можно быть таким слабым. Таким слабым, как я.

Мне постоянно слышались какие-то голоса (точнее, как бы странно это не звучало, но скорее это были не голоса, а чьи-то мысли). Казалось, что тени необыкновенных бесформенных существ окружают меня. Они были похожи на сгустки энергии, мыслящую пустоту. Иногда они разговаривали со мной. Но в памяти не оставалось почти ничего из того, о чем они говорили. Чаще они разговаривали между собой. Я улавливал обрывки их слов (точнее мыслей). И понимал, что они "говорили" обо мне. Говорили в третьем лице - "Он, его, о нем". Говорили на незнакомом, но понятном мне языке. Возможно, это были какие-то местные призраки? Но, скорее всего от слабости, после тифа, у меня были обычные галлюцинации.

После обеда началось что-то совершенно непонятное. Шафи достал из небольшого сундука все мои самодельные ножи. Включая последний, сделанный после госпиталя. Завязал мне глаза черным платком и разложил ножи передо мною.

- Сейчас ты должен выбрать свой нож. - В голосе Шафи послышалась какие-то новые нотки.

- Как я его узнаю?

- Ты не ошибешься. У него будет теплая рукоятка. Не думай, что выбор только за тобой. Нож тоже выбирает. Если ты ему понравишься - он даст тебе об этом знать.

От этого попахивало какой-то мистикой. Нож не может выбирать себе хозяина! Да, и насчет теплой рукоятки у меня были большие сомнения. Возможно, последний нож был сделан более качественно, чем остальные. И рукоятка его могла лучше лечь в руку, чем у других ножей. Но от одного из ножей действительно шло какое-то необыкновенное тепло или излучение. Мне показалось, что от него шло не тепло, а свет. Это было очень необычное ощущение.

Я снял повязку. В руке был мой последний нож. Коготь тигра.

Как найти нож?

Шафи позвал Лейлу. Она появилась моментально - видно ждала в соседней комнате. Шафи передал ей нож и сказал что-то на непонятном мне языке. Китайском либо японском. Лейла согласно кивнула головой в ответ. Улыбнулась мне, и тут же убежала с моим ножом из комнаты.

Шафи объяснил мне то, к чему я шел так долго. Форму ножа. Он говорил очень медленно, и мне казалось, что я проваливаюсь в легкую полудрему. В этом не было ничего удивительного. Работали биологические часы. Наступал период "быстрого полусна". Возможно, Шафи хорошо знал мои биологические часы. Но, скорее всего, после госпиталя все мои часы были абсолютно неисправны. Последнее было более правдоподобно. Шафи тем временем продолжал рассказывать о рукопашном бое, фехтовании и моем ноже. Я уловил лишь окончание фразы:

- ... такое лезвие не застрянет в теле врага. Очень важно чтобы твой нож был твоим другом. Сегодня он признал тебя, отдал тебе частицу своего тепла. А теперь важно узнать, отдаст ли он тебе свои глаза. Сейчас Джуй отнесет его и положит в знакомом тебе месте. Твое сознание должно войти в нож, а нож должен стать твоими глазами. Тогда ты сможешь увидеть это место и описать его.

Слова Шафи приходили откуда-то издалека, из подсознания. Меня снова окружали какие-то существа и призраки. Все казалось нереальным. Происходящим не со мной. Я не видел, как в дверном проеме возникла голова Лейлы, кивнула Шафи и исчезла. В моем мозгу пульсировала лишь одна мысль: "Я - нож. Обычный нож. Вокруг меня..."

Это не было вспышкой. Скорее ощущением того, что нечто, подобное небольшому облаку, накрыло меня с головой. Я был ножом. Я лежал среди серых камней разрушенной крепости. Солнце уже не отражалось в моем лезвии. Меня закрывало от него дерево, склонившееся над арыком. Я узнал его. Это было "Дерево, грустящее над арыком". Справа от меня в трех шагах находился вход в крепость. Это давало точные координаты моего места нахождения.

Шафи проводил меня до крепости. Я подобрал свой нож. У меня уже не было сил удивляться. Или пытаться что-либо анализировать. Я вернулся на заставу смертельно уставшим. Почти трупом. После смерти мне необходимо было еще провести развод караула и дважды за ночь проверить посты.

Двадцать шесть месяцев светили над моей головой чужие звезды. Через несколько лет после моего возвращения из Афганистана, они напомнили о себе снова. В очередной командировке меня немного зацепило. И хирург, который меня оперировал, посоветовал мне заняться резьбой по дереву, чтобы разработать руку. У самого хирурга были золотые руки - операцию он провел уникальную. А вот мне, чтобы разработать пришитые им пальцы, нужно было еще хорошенько попотеть. Поэтому после операции я перебрался на дачу к родителям. И вырезал в мастерской какую-то маску, когда ко мне подошел мой восьмилетний племянник. Чем-то Сережка был сильно расстроен. Как выяснилось, утром он ходил за грибами и потерял в лесу ножик. Обычный перочинный ножик ценою в рубль с копейками. Но это был дедушкин ножик. Любимый. И как признаться деду в его потере, Сережка не знал.

А потому обратился ко мне. Больше было не к кому. Сережкин отец погиб еще три года назад. К тому же, в семье ни для кого не было секретом, что в Афганистане я научился некоторым необычным вещам. В частности, теперь я умел находить потерянные Сережкой игрушки.

С этим ножом я и сам частенько ходил по грибы. Маленький, удобный, с "теплой" рукояткой... Так что попытаться вспомнить некоторые навыки, которым обучил меня Шафи, стоило. Или хотя бы попробовать...

Через несколько минут я рассказал Сережке, где лежит его пропажа. А после этого мы сходили с ним к горелой сече, забрали ножик. Всю обратную дорогу Сережка старательно молчал. Было видно, что мои способности не произвели на него особого впечатления. Но какой-то вопрос явно не давал ему покоя. Он озвучил его у калитки.

- Крестный, а ты можешь вот так же находить клады? А лучше деньги.

Видимо после нашей прогулки Сережка начал строить какие-то далеко идущие планы. Относительно своего светлого и безбедного будущего. Или просто, как и многим другим мальчишкам в возрасте восьми лет, ему были нужны какие-то карманные деньги?

- А много тебе нужно? - Спросил я, мысленно прикидывая содержимое своего кошелька.

Похоже, ответ на этот вопрос был придуман заранее. И не заставил себя долго ждать.

- Миллион. - Ответил племянник. Совершенно не задумываясь о единицах измерения: долларах, фунтах, кронах или франках. Это прозвучало, как "миллион денег". Но буквально через мгновение Сережка уточнил. - Нет, лучше два.

- А почему два? - Мне уже стало интересно.

В Сережкином взгляде было столько снисхождения. Вроде бы взрослый у него крёстный, а простых вещей не понимает!

- Так два же миллиона легче разделить на двоих!

Это была очень разумная мысль - делиться. Но, к сожалению, миллионы находить я не умел.

Сережка погибнет через шестнадцать лет. Во время второй Чеченской. И я больше не смогу находить потерянные ножи...

Боевая задача

В мае 1987 года мне пришлось временно оставить свою "почтальонскую" работу. Под Чарикаром попал в засаду отдельный разведвзвод нашего 1-го мотострелкового батальона. Его командир, Женя Шапко, получил тяжелое ранение (и скончался в госпитале почти три месяца спустя, так и не приходя в сознание). Во взводе были большие потери. В результате, перед армейской операцией под Алихейлем, мне пришлось принять командование над разведвзводом и набирать новых разведчиков.

Афганская пограничная бригада должна была перекрыть участок границы с Пакистаном (в районе Древнего Шелкового Пути). И оборудовать укрепленный район. А пока они будут заниматься этим оборудованием, задача нашей армейской группировки была поработать этакой прокладкой между ними и духами. Дабы последние не мешали пограничникам самозабвенно заниматься инженерным самоистязанием.

В результате, армейская операция превратилась в детскую игру "Царь горы". Наши подразделения заняли близлежащие высоты. А духи в течение месяца успешно и не очень пытались сбить нас с этих высот.

На Алихейле в мае-июне 1987 г. [Карцев А.И.]

Мой разведвзвод тоже сидел на одной из горок (мы прикрывали командный пункт нашего полка). Саперные лопатки мы, как обычно, в горы не взяли. Но этот раз был не слишком обычным. Братья-моджахеды явно переживали кризис перепроизводства. И не знали, куда девать лишние реактивные снаряды. А раз не знали - пускали их в нашу сторону. И явно их не жалели. В первые два дня на нашу горку прилетало 13 реактивных снарядов за 4 минуты. Без перерыва на обед, с 6 часов утра до 6 вечера. А потому нам приходилось активно окапываться. Используя ножи, палки-копалки и прочие подручные средства.

На соседний десантный полк духи не ленились даже ходить в атаку. Средь бела дня. Снизу вверх. Нам было полегче. До тех пор, пока они не пристреляли по нашей горке миномет...

Утром меня вызвал командир полка. Приказал выделить двух снайперов. А им - подавить минометный расчет. Голос у подполковника Прудникова тихий и интеллигентный. Такой же, как и он сам. И такой же смертельно усталый. Задача была поставлена очень корректно. Уничтожить расчет, находящийся на закрытой огневой позиции, снайперы не могли. Подавить же - означало воспрепятствовать ведению прицельной стрельбы. Это было возможно. Стоило лишь обнаружить корректировщика минометного огня. Проблема была в другом: оба мои снайпера прослужили в Афганистане меньше месяца. И были снайперами лишь по должности, но никак не по призванию. Боевого опыта - ноль. И ни одной подтвержденной ликвидации. Ставить им задачу на свободную охоту, значило посылать на верную гибель. Но приказ был приказ. Если бы мы не убрали этих духов, они убрали бы нас. Ибо в горах зверя страшнее, чем миномет нет! Ну, разве что пара-тройка пулеметов, на расстоянии кинжального огня.

В любом приказе скрыта небольшая свобода выбора. Выбора способа выполнения поставленной задачи. Некоторые не понимают этого. Не понимают, что командир должен уметь брать на себя ответственность в этом выборе. Слова о том, что ты солдат и выполнял приказ, достойны солдата. Но не командира.

Передо мною была поставлена задача. Вот только способ ее решения был выбран, на мой взгляд, немного неправильно. Точнее, неправильно были выбраны исполнители. Это была работа не для снайперов. И я уже начинал догадываться, для кого.

Ну, почему все лучшее в этом мире достается детям? А старикам все остальное. Ну, почему именно я должен делать самую грязную работу? Я был стар для нее. Я был слишком стар для этой работы. Стар. Просто "Super Star". Что это означает по-английски вы, конечно же, знаете. Я начинал чувствовать себя супер звездой. Явная мания величия! Созрел очередной клиент для психушки. Конечно же, я не был героем. Никогда не был. Просто был подготовлен немного лучше, чем мои бойцы. И не мог перекладывать на них свою работу.

Вечером мне пришлось немного пошаманить. Вместе со своими пулеметчиками. Я рассматривал окружающий мир в прорезь прицелов, втыкал в брустверы окопов небольшие колышки. Это была защита от шайтана! Все шаманы используют для этого колышки. Осиновые. У меня под рукой были только сосновые. Но это было несущественно. Я обозначал сектора для ночной стрельбы. Готовил огневые мешки для тех, у кого могло появиться желание побегать ночью по горам. За мною. И "коридор" для своего выхода.

Со снайперами проверил ночные прицелы (батарейки для НСПУ давно уже сели, пришлось разбирать АКБ для радиостанции и "запитывать" НСПУ от них). Они должны были им пригодиться следующей ночью. Ночью, когда я должен был возвращаться из самовольной отлучки. Я готовил группу прикрытия отхода. Ставил задачи своему заместителю, саперам и связистам.

Моя же подготовка заняла гораздо меньше времени. Ровно столько, сколько было необходимо, чтобы справиться с суточным горно-летним сухим пайком. Я хорошенько поужинал. Супом "Особым с черносливом" (на самом деле он больше напоминал компот с черносливом и рисом), смолотил 400-граммовую банку овощей. Расправился со стограммовыми банками тушенки и сосисочного фарша. Умял печеночный паштет и стограммовую банку сгущенного молока. Вволю напился чаю с галетами. К чему лукавить: я всегда любил повеселиться, особенно поесть. Врачи-диетологи не рекомендуют много есть на ужин. Но я же практически ничего и не съел! Так, слегка размялся! К тому же, весь следующий день я собирался поститься.

Во время ужина в нескольких метрах от моего окопа упал реактивный снаряд. И не разорвался. Странно! Скорее всего, это была хорошая примета? Ведь если хороших примет не хватает, их всегда приходится придумывать. Разве не так?

А еще в нашей шаманской работе очень важны амулеты. От злых духов помогают самые разнообразные. Но я взял с собой только проверенные: АКМС с накрученным на ствол прибором бесшумной, беспламенной стрельбы, магазин с тридцатью патронами с ослабленным пороховым зарядом (плюс четыре магазина с обычными патронами в лифчике). Сто пятьдесят патронов на одну ночь - это очень много! Надеюсь, что мне столько не понадобится. И очень мало! На полторы минуты боя. Правда, в бою любого количества патронов будет мало!

Взял подсумок с двумя осколочными гранатами Ф-1 (еще четыре лежали в лифчике). И два ножа. Это были мои главные амулеты! Один сделал еще на заставе. Из латунной гильзы танкового снаряда. Деревянная рукоятка, лезвие обоюдоострое, широкое. Сантиметров семь в длину. Детская игрушка! Было бы побольше времени, сделал бы и вторую такую игрушку. Двумя одинаковыми ножами работать легче. Ведь бог дал человеку две руки. Но времени не хватило. Второй сделать так и не успел. Пришлось взять с собою обычный армейский штык-нож. Он выглядел гораздо солиднее. Но, как известно, не все то золото, что блестит. В применении он был не слишком удобен.

С полчаса ушло на то, чтобы закрепить поверх брезентовой куртки-штормовки маскировочную сетку, несколько веток и пучков сухой травы. Я оставил свои документы и офицерский жетон с личным номером Виталику Жердеву, который "завис" у меня на двое суток в ожидании попутного борта (вертолета) до своего взвода.

Ближе к полуночи луна спряталась за облаками, начал моросить дождь. Пришло мое время. Я шел всю ночь (совсем немного пешком, а большую часть пути по-пластунски). Сначала на юг. Потом на восток, потом на север. Духи находились на востоке. Но, как известно, нормальные герои всегда идут в обход.

Перед самым рассветом я заполз в какую-то небольшую промоину. Засыпал себя ветками и старой пожухлой травой. Впереди был долгий, долгий день.

Запах крови

Мне повезло. Повезло трижды. Во-первых, ночью я не наткнулся на духов. Во-вторых, я вышел на батарею пусковых реактивных установок. И, в-третьих, я не оглох за день. Третье было самым удивительным.

Пока все складывалось как нельзя лучше. Меня не заметили. В мою сторону вообще никто не смотрел. Каждый был занят своим делом. За что я так люблю артиллеристов! Рядом с ними никогда не бывает праздношатающихся бездельников. Тяжелая физическая работа, постоянный грохот приводят к тому, что после смены артиллеристы валятся с ног от усталости. И моментально засыпают мертвецким сном. Милое дело для диверсантов находиться в это время рядом с ними!

Все складывалось хорошо. За одним маленьким исключением. Я никак не мог обнаружить огневую позицию минометчиков. Это попахивало какой-то мистикой! Позиция находилась не более чем в пятидесяти метрах от меня. Я прекрасно видел корректировщика огня, лежащего на небольшом коврике под поваленной сосной. Точнее его спину. Видел бинокль и крошечную японскую радиостанцию в левой руке. Я прекрасно слышал каждый выстрел миномета, ощущал вибрацию воздуха и земли. Но сам миномет не видел!

Чтобы его обнаружить, необходимо было сменить место. Моя промоина оказалась прекрасным укрытием, но никудышным наблюдательным пунктом. Такое тоже иногда случается. Для смены места необходимо было дождаться темноты, и потерять еще одни сутки. Это в мои планы не входило. Но, как известно, человек предполагает, а Аллах располагает. Я понимал, что придется ждать ночи, менять позицию и следующий день вести наблюдение. Пока не обнаружу минометную позицию, дальнейшие действия были просто бессмысленны.

И тут мне в очередной раз улыбнулась удача! Выглядела она совсем неказисто. В виде старенького, разбитого грузовика. Он отделился от колонны машин, перевозивших снаряды. И остановился в нескольких метрах от меня. К нему подошли пятеро афганцев и начали деловито выгружать мины. И относить их на огневую позицию. Кто бы мог подумать, что она находилась у меня под самым носом. И лишь небольшой куст не позволил мне обнаружить её раньше. Он рос в паре метров от моего лежбища и закрывал от наблюдения совсем крохотный пятачок земли.

Я продолжал наблюдать за корректировщиком огня, но до сих пор не видел ни одного минометчика. Это было странно. По логике вещей, они должны были помогать в разгрузке машины. Ну, предположим, что они не вылезали из воронки потому, что укладывали мины. Но после окончания работы, когда подносчики сели пить чай, они снова не появились. Это могло означать только одно...

В этот момент корректировщик повернулся в мою сторону. Ну, конечно, минометчики держались в стороне от афганцев по одной простой причине. Они считали их людьми второго сорта. Корректировщик огня был арабом. Как я не догадался сразу?! Ведь по почерку за версту было видно, что это не совсем обычный минометный расчет. Стрельба по выносной точке прицеливания, как днем, так и ночью, не были характерны для афганцев. Как не была характерна и такая виртуозная меткость стрельбы. Она требовала не только определенных навыков владения оружием, но и знания таблиц ведения огня. И наличия минометного прицела. Афганцы же, прицелом, как правило, не пользовались.

Все встало на свои места. Я прикрыл глаза и позволил себе немного расслабиться. До начала сумерек оставалось еще более часа. Спешить было некуда. Да, и рабочий день мой уже практически подходил к концу. Оставалось совсем немного: убрать корректировщика, сходить в гости к минометчикам и вернуться домой. К своим. Оставались сущие пустяки!

Корректировщика разумнее всего было убрать из автомата. Тем более что у меня был прибор бесшумной беспламенной стрельбы. Это здорово упрощало задачу. Минометчиков я легко достал бы и гранатой. Тридцать метров дальности, большая площадь цели - задача не сложная. Вполне возможно, что во время пуска реактивных снарядов никто бы не обратил внимания на разрыв гранаты.

Но в данных условиях такой способ был не самым лучшим. Ведь помимо ликвидации, необходимо было получить подтверждение успешности её проведения. Неподтвержденная ликвидация сродни недоделанной работе. А она, как известно, всегда является началом следующей, более трудоемкой, работы. Её всегда приходится доводить до конца. Но второй раз это сделать всегда сложнее.

Сумерки подкрались, как всегда, незаметно. Над позициями соседнего полка появился санитарный вертолет. Видимо у ребят снова были потери. И сразу же оживились расчеты пусковых установок. Батарея открыла огонь по месту предполагаемой посадки вертолета. Всю поляну накрыло облаком пыли и ревом реактивных снарядов. Зашевелился и мой корректировщик. Соседний полк не был его целью, но что-то заинтересовало его на позициях нашего полка. Он буквально прилип к биноклю. В этот момент я и выстрелил. Нас учили стрелять короткими очередями из двух-трех патронов. Но у меня был установлен прибор бесшумной, беспламенной стрельбы. Патроны были с ослабленным зарядом, стрелять я мог только одиночными. Расстояние было слишком маленьким, поэтому я дважды выстрелил ему в голову. Выбрался из укрытия, повесил автомат за спину и, пригнувшись, побежал к позиции минометчиков.

По моим расчетам минометчиков было не более двух-трех человек. По крайней мере, я на это надеялся. В тот момент, когда прыгал в воронку. С ножами в обеих руках.

Их действительно было только двое. Заряжающий оказался ближе ко мне. И на него ушла пара секунд. Хуже дело обстояло с наводчиком. Он прильнул к прицелу и мой штык-нож, находившийся в правой руке, нашел только его спину. Точнее позвоночник. Лезвие застряло где-то между четвертым и пятым грудными позвонками и сломалось. Мне здорово повезло, что их было только двое! Я смог добить минометчика обломком штык-ножа и своим самодельным ножом. Эх, мама-мамочка, ведь учила ты меня в детстве никогда не бить лежачих. И не бить в спину. Говорила, что кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Жалко, что путь к желудку моего минометчика оказался мне недоступен.

Я наскоро осмотрел огневую позицию. Небольшой китайский фонарик в цинке из-под патронов на бруствере служил выносной точкой прицеливания. Прицельные таблицы на арабском языке. Аккуратные штабеля осколочных мин. На небольшом коврике сложены два автомата Калашникова китайского производства, рюкзаки с магазинами и каким-то хламом, большое блюдо с остатками плова. Несколько лепешек, красивый арабский нож в кожаных ножнах и две гранаты Ф-1 лежат рядом.

Рукояткой штык-ножа разбиваю водяные уровни на прицеле. Можно наклонить ствол миномета и опустить в него мину. Предварительно проведя с ней несколько несложных манипуляций. При небольшом угле наклона выстрела не произойдет. Затем миномет ставится в исходное положение. Когда в него опустят вторую мину, будет очень весело. Очень смешно. Окружающие просто умрут. От смеха. Миномет разорвет на множество маленьких-маленьких миномётиков.

Правда, для этой ситуации такая шутка не подходит. Едва ли кто будет стрелять из этого миномета. С этой позиции. А при смене огневой позиции первая мина, скорее всего, будет обнаружена. И коэффициент полезного действия её станет равным нулю. Ограничиваюсь тем, что под одну из мин в штабеле подкладываю духовскую гранату Ф-1. На разгрузку. Вторую укладываю под наводчика. Сюрприз! Кольца забираю с собою. Вся операция заняла не более пяти минут. И не привлекла ничьего внимания. Теперь пора домой. Переваливаю через бруствер воронки и растворяюсь в ночи...

Дорога обратно заняла гораздо меньше времени. Примерно через час я был уже на своей горке. Меня никто не преследовал и мои бойцы не подстрелили меня по ошибке. Можно сказать, жизнь удалась. Меня встретил Виталик Жердев. Дружески похлопал по плечу, внимательно посмотрел в глаза. И до утра никого ко мне не подпускал. Всю оставшуюся ночь мне казалось, что от меня пахнет кровью...

Тихий час в Гардезе. Командир полка приказал взять на Алихейль ВСЕ боевые машины 1 МСБ. В том числе и, подбитую на предстоящих боевых действиях под Чарикаром, БРМ-ку (башенный номер 643). Под Гардезом от короткого замыкания в электропроводке она загорелась снова. Пришлось провозиться с ней всю ночь. На следующий день, когда её немного подлатали, Сергей Карпов уснул прямо на броне. Где его и сфотографировали его бойцы. Машина благополучно добралась до Алихейля и затем вернулась в Кабул. Правда, заводилась она только с “толкача”. И постоянно норовила заглохнуть. [Карцев А.И.]

Возвращение из Афгана

Последний год моего пребывания в Афганистане мне вспоминать не хочется. Стыдно. Теперь я знаю, что родился под счастливой звездой: за двадцать шесть месяцев моего пребывания в Афганистане среди моих подчиненных не было не только убитых, но даже раненых. Но самому мне везло чуть меньше. На одной из засад мне перебило осколками ноги. Врачи настаивали на ампутации. Пришлось сбежать из медсанбата. Ноги долго не заживали. И угроза их ампутации все равно оставалась. Даже несмотря на все заботы Шафи и его "волшебные" мази. В результате этой неопределенности я пару месяцев я не писал писем домой. Мог бы написать хоть что-то. Но видимо слишком жалел себя и совсем не думал о других. Возможно, я был и неплохим командиром, а вот сыном оказался никудышным. За эти два месяца моя мама поседела...

По словам моих родителей, этот год был для них самым тяжелым (хотя какие года были для них легкими - годом раньше погиб их зять). В стране в это время были перебои с продуктами. А потому, чтобы достойно отметить мое возвращение, и как-то скрасить ожидание, они купили поросенка. Видимо в это время, поросенок больше всего ассоциировался в сознании моих родителей с их непутевым сыном.

По милости моего заменщика, мне пришлось задержаться в Афгане на пару месяцев. А потому, когда я приехал домой, поросенок превратился в настоящего "свина". По крайней мере, весил он куда больше моего.

Но дни его были сочтены. Теперь оставалось лишь превратить эту груду мяса в симпатичные свиные котлетки, вырезку, грудинку и прочие деликатесы. Проблема возникла на ровном месте. Отец сказал, что не может зарезать Борьку. Это заявление было подобно грому средь ясного неба. Потому что кроме отца, больше "свина" резать было не кому.

Отец родился в деревне. И зарезать свинью для него не было проблемой. Но, похоже, с этим Борькой было связано слишком много переживаний, надежд и ожиданий, что он перестал быть обычной свиньей. А стал, чуть ли не членом семьи. Зарезать "члена семьи" отец не мог. А потому сделать это предложено было мне. Типа: ты породил его, тебе и... Можно подумать, это я заводил этого поросенка?!

Отец купил бутылку водки. Сказал, что это традиция. Выпил почти целый стакан. И после этого начал рассказывать мне, как и что я должен делать. На мое шутливое замечание, что водку должен пить тот, кто "режет", последовал вполне резонный ответ:

- Но ты же не пьешь. Зачем переводить хороший продукт?!

Затем отец начал объяснять мне на пальцах, куда я должен попасть ножом.

- Пап, да, не суетись. Я все сделаю...

Я взял штык от немецкой винтовки, что подарил мне бывший войсковой разведчик Коля Белянин. И направился к сараю. Отцу предложил подождать меня у дома. Не хотел, чтобы он смотрел. Но отец не согласился.

- Я должен... попрощаться. И должен... присутствовать.

Что еще он должен и зачем, мне было не понятно. Но когда он попрощался с поросенком, я зашел в загон к Борьке. И сделал то, что должен был сделать...

Потом отец не разговаривал со мной два дня. Я не мог понять - почему? Пока на третий день его не "прорвало".

- Так нельзя! Ты его... Как человека. Так нельзя...

Что я мог ему ответить? Что он считает меня убийцей? И думает, что убивать людей и свиней для меня - плевое дело?

В первый же вечер мама устроила отцу настоящий скандал.

- Ты что, совсем с ума сбрендил?! Сын только что вернулся... Вернулся из ада. А ты его заставляешь снова...

Отец только сутулился. И виновато улыбался. Что он мог сказать ей в ответ? Когда-то он и сам был солдатом. И прекрасно понимал, что это была работа, которую кто-то должен был сделать. И какая разница, когда и откуда ты вернулся?

Первая публикация рассказов в американской газете

Александр Карцев (http://kartsev.eu)

Комментарии: 23, последний от 08/02/2018. © Copyright Карцев Александр Иванович (a.i.kartsev@gmail.com) Размещен: 07/02/2018, изменен: 20/02/2021. 63k. Статистика. Сборник рассказов: Афганистан Иллюстрации: 7 штук. Скачать FB2 Годы событий: 1943-1989	Оценка: *8.3841** Ваша оценка:
Аннотация: Эти рассказы написаны для конкурса, проводимого сайтом Окопка.Ру (http://okopka.ru/). К сожалению, никаких призовых мест на конкурсе они не заняли((

Карцев Александр Иванович Кое-что о ножах

Карцев Александр Иванович
Кое-что о ножах