ArtOfWar. Карцев Александр Иванович. Мгимо. Секреты военного разведчика, ч.2

МГИМО. Секреты военного разведчика, ч.2

(начало - http://artofwar.ru/k/karcew_a_i/text_1320.shtml)

10. Комната посетителей

Когда я учился в военном училище, нам часто говорили, что боевые и общевоинские уставы написаны кровью. В курсантские годы мы как-то особо не задумывались над этими словами.

А еще мы регулярно проходили мимо Комнаты посетителей на первом контрольно-пропускном пункте, когда бегали кроссы в Кузьминском парке на утренней физзарядке, ходили в увольнение или на стрельбище. А иногда и заходили в эту комнату, когда к нам приезжали наши родители или девушки. Но всегда считали, что это помещение предназначено лишь для удобства встреч с близкими нам людьми. И не более того.

В Афганистане мы довольно быстро убедились в истинности того, что нам говорили в училище насчет уставов. Оказалось, что стоит лишь забыть об азбучных истинах по организации боевого, походного или сторожевого охранения, как у тебя во взводе могут появиться потери. Караульная служба на сторожевых заставах была организована немного иначе, чем в Союзе. Но стоило тебе ослабить контроль над очередностью назначения на посты (поначалу на моей заставе старослужащие бойцы записывались на вечернее время, когда спать еще особо не хотелось, а молодых ставили на утренние, самые опасные часы), то с безопасностью заставы возникали серьезные проблемы.

Разумеется, в рейдовых подразделениях и подразделениях, которые несли службу на сторожевых заставах, содержание Устава Внутренней службы было немного иным, чем в училище. Но никто не отменял и в Афганистане соблюдение распорядка дня, санитарно-гигиенических правил, требований безопасности и многое, многое другое. И, если командир переставал следить за своим внешним видом, даже в самых сложных условиях, поддерживать свой авторитет среди подчиненных ему становилось труднее.

Требования Дисциплинарного Устава тоже заметно отличалось от тех, к которым мы привыкли. Увольнений, дополнительных суток к отпуску (да, и вообще отпусков для солдат и сержантов за отличную службу), благодарственных писем родителям отличившихся военнослужащих, нарядов вне очереди и замечаний у нас, как правило, не было. Хотя сказать спасибо или объявить благодарность перед строем за хорошую службу нужно было обязательно. И представить к боевым наградам за мужество и отвагу, проявленные в бою. Но с наградами для солдат и сержантов наше командование, по непонятным для меня причинам, почему-то было не слишком щедрым. Хотя к полковому командованию, как правило, претензий не было. Не часто, но наградные в полку писались. "Резали" их уже где-то выше.

А самым страшным дисциплинарным наказанием для разведчиков оказался перевод их в пехоту. Хотя мне ни разу не довелось прибегнуть к такому наказанию.

Стоит отметить, что моя идея проводить "Дни встречи" при прибытии молодого пополнения на заставу, оказалась более чем удачной. Обычная беседа, когда молодой боец рассказывал о том месте, где он родился, о своей семье, о своей учебе и работе, позволяла включить теорию шести рукопожатий. А если она не срабатывала и у бойца не получалось найти своих земляков, то хотя бы помогала найти общие интересы с остальными военнослужащими заставы. И давала понять, где можно было использовать этого бойца с максимальной пользой. А еще, когда выключалась "обезличенность" молодых бойцов и другие военнослужащие знали их хотя бы по имени, это позволяло избежать дедовщины в худшем её понимании. И работа в боевых тройках, когда вместе работали и воевали военнослужащие старшего, среднего и "молодого" призыва, была в том большим подспорьем.

А вот идея с Комнатой посетителей пришла мне в голову не сразу. В первые дни моего пребывания в батальоне (2 мсб 180 мсп) я обратил внимание, что в крепость, где располагался штаб батальона, частенько захаживали афганцы. По словам комбата, это были мирные дехкане из ближайшего кишлака Чауни. Иногда ребята, которые служили на этой заставе, играли с ними в волейбол. И даже пытались играть в футбол.

Но когда я стал начальником разведки батальона, понятия "мирные дехкане" мне стало явно недостаточно. Постепенно я начал собирать информацию о каждом из наших гостей. Выяснилось, что один из игроков, Сафиулло, который почти полгода назад играл с нами в волейбол, но давно уже не показывался, ушел в банду к Анвару. Сейчас он проходит подготовку в учебном центре в Пакистане. Скоро должен вернуться в банду. Такой вот игрок в волейбол захаживал к нам на командный пункт батальона в августе 1986 года.

На 8-й сторожевой заставе, которой я командовал, частным гостем был Хасан, командир местного отряда самообороны из кишлака Калашахи. Я знал, что он дружит с Сафиулло. И, скорее всего, сотрудничает с душманами.

Застава моя находилась на горе Тотахан (отм. 1641 м.), она была не только прекрасным наблюдательным пунктом (в радиусе пяти километров). Но во время боевых действий, которые проходили у нас с завидным постоянством, и прекрасным командным пунктом. В том числе, и для командования афганского 666-го полка "Командос".

Частыми гостями у нас на заставе были офицеры ХАД (афганской госбезопасности) и Царандоя (афганская милиции). Когда Сафиулло вернулся из Пакистана, он что-то не поделил со своим новым командиром и убил его. А чтобы избежать смерти от душманов, вынужден был нам сдаться. Раскаявшись в своих "ошибках молодости", ушел работать в Царандой и уже через полгода стал там командиром роты. С учетом того, что его младший брат был моим помощником, Сафиулло тоже частенько приходил к нам в гости.

На Тотахане (отм.1641 м.) перед ћканцеляриейЋ 6 мср: на камне сидит Гафур с поста Хасана, в чалме — Сафиулло, командир роты Царандоя, правее стоит его боец-царандоевец, за ним — сторожевой пёс по имени Саг (собака, на фарси). [Александр Карцев]

В общем, застава наша была настоящим проходным двором. Это было неправильно. Очень даже неправильно! И тогда я вспомнил о Комнате посетителей.

А так как я - большой любитель современного и удобного жилья, то решил, что у меня на заставе будет не просто Комната, а целая трехкомнатная квартира для посетителей. Первая "комната" будет располагаться в нашей землянке, которую мы с гордостью называли канцелярией роты. Эта "комната" для тех посетителей-афганцев, в ком я практически не сомневался - для офицеров из 666-го полка "Коммандос", для хадовцев, а позднее и для Сафиулло (хотя на самом деле, из всех афганцев, я не сомневался только двух - в себе и в моем контакте Шафи, но Шафи поднимался к нам на заставу только, когда меня подранили). Для них в нашей канцелярии роты всегда был горячий чай и лепешки из тандыра.

Гора Тотахан (отм. 1641 м.), 8 с.з. С котом по имени Кот (Пищак, на фарси) перед входом в нашу канцелярию, осень 1986 г. [Александр Карцев]

Вторая "комната" была для Хасана и парикмахера Хакима. Это была небольшая площадка между станцией радиоперехвата и канцелярией роты. Все перемещения по заставе для Хасана и Хакима были запрещены (дабы избежать ненужных контактов с нашими бойцами, различных торговых махинаций и попыток подсадить наших бойцов на наркотики). Видеть на нашей заставе Хасан и Хаким могли только то, что мы хотели им показать. Но не более того.

А третья "комната" располагалась на южной стороне нашей горки, за пределами нашей заставы. Это была куча валунов с красивым названием Зубы Дракона. В случае необходимости, это место прекрасно простреливалось из миномета, но саму заставу рассмотреть оттуда было невозможно. Там мы встречались с теми, кому на нашей заставе делать было нечего. Или чье пребывание у нас было нежелательным.

Когда в Афганистане началась политика национального примирения, и к нам на Тотахан стали захаживать на переговоры главари местных банд, эта третья "комната" оказалась очень кстати (хотя обычно мы старались встречаться на нейтральной территории). Однажды к нам на переговоры пришел главарь одной очень нехорошей банды по имени Исмад. Он даже не пытался скрыть от нас свое любопытство, старательно вытягивал шею и пытался что-то рассмотреть у нас на заставе. Но у него ничего не получалось. Это было очень забавно. И очень правильно, что у него ничего не получалось.

11. (Технические вопросы)

12. АКБ для разведчиков

В середине мая 1987-го года мне с моим разведвзводом предстояло принять участие очередных боевых действиях. Где-то за Гардезом. В полном объеме задача, как обычно, была нам неизвестна. Информацию доводили до нас лишь в части нас касающейся.

На первом этапе операции моему разведвзводу предстояло совместно с третьим мотострелковым взводом старшего лейтенанта Игоря Викторовича Васильева (из 3-ей мср) прикрывать выдвижение армейской артиллерийской группы (Игорь погиб две недели спустя, подорвался на мине вместе с сапером из инженерно-саперной роты нашего полка рядовым Карабаевым Зиедом Хамидовичем). По прибытии в Гардез мы должны были получить следующую задачу. И так далее. Такая многоступенчатость предотвращала утечку информации. Но одним из побочных "эффектов" этой секретности было то, что я совершенно не представлял, в каком районе нам предстоит работать. И поэтому вместо плащ-палатки, я взял с собой маскировочную сеть. Она оказалась далеко не лишней, но совершенно бесполезной от проливных дождей, которые шли почти ежедневно на пакистанской границе в районе Древнего Шелкового пути. И уж, тем более, никто из нас, офицеров батальонного звена, не догадывался, что операция эта может затянуться почти на целый месяц - пока афганская пограничная бригада не оборудует укрепленный район за нашими спинами и не перекроет афгано-пакистанскую границу.

На фото: наш выезд на Гардез, май 1987 года. Афганские

Второй серьезной проблемой этой "секретности" оказалась недостаточное количество запасных аккумуляторов для ночных прицелов НСПУ, которые мы взяли с собой в горы. Бои в районе Алихейля были тяжелые, постоянные обстрелы со стороны духов, несколько раз они ходили в атаки на позиции соседнего 345 парашютно-десантного полка, один раз сбили с позиций полковую разведроту десантников.

Доставалось и нашему 180-му полку. Контакт с духами был плотный, практически на расстоянии броска ручной гранаты. Поэтому ночные прицелы ночью мы не выключали. А заряда их батарей хватало максимум на шесть часов. Вертолеты с боеприпасами, продовольствием и запасными аккумуляторными батареями прилетали не чаще, чем раз в трое - четверо суток. В результате, одну или две ночи из этих суток мы были "слепыми".

С этим срочно нужно было что-то делать. Благо, что не было проблем с запасными аккумуляторными батареями для радиостанций Р-148. Их хватало на гораздо больший срок. Среди наших отечественных батарей для радиостанций, совершенно случайно, мне попала на глаза батарея, если не ошибаюсь, югославского производства. Именно она и подсказала мне способ решения данной проблемы.

Аккумуляторная батарея для Р-148 (10НКГЦ-1Д) состоит из десяти аккумуляторов по 1,2 вольта. Для ночного прицела НСПУ необходимо было 2,5 вольта. Другими словами, нужно было всего лишь разобрать аккумуляторную батарею от радиостанции и "запитать" от двух "банок" (двух аккумуляторов) ночной прицел. А, по мере их разрядки, подсоединять следующие "банки".

Аккумуляторная батарея для радиостанции Р-148 (10НКГЦ-1Д); под номером 2 — одна из тех, которые я разбирал для использования с НСПУ [Александр Карцев]

На командном пункте полка у связистов нашелся небольшой кусок нужного мне телефонного провода. Проблема с ночными прицелами была решена.

В середине июня операция под Алихейлем закончилась. И мы вернулись в Кабул. В полку выяснилось, что аккумуляторные батареи для радиостанций, который я разбирал и использовал для ночных прицелов, не пригодны для дальнейшего использования и больше не "держат заряд".

Пришлось мне выслушивать от командира взвода связи нашего батальона капитана Пасмурцева всё, что он обо мне думает. Благо, что Вадим был свой человек, и высказал он мне всё это больше для поддержания разговора, чем для того, чтобы я посочувствовал, что ему придется списывать эти аккумуляторные батареи. Я посочувствовал.

Ведь по действующему на то время Приказу Министра Обороны "О материальной ответственности военнослужащих за ущерб, причиненный государству (N 85 от 17 марта 1984 г.)" за порчу аккумуляторных батарей, используемых для радиостанций, мне полагалось выплатить их стоимость в двукратном размере.

Разумеется, я бы выплатил эту стоимость. И любой другой на моем месте, выплатил бы тоже. Сколько бы это ни стоило - это были сущие копейки по сравнению с жизнями наших бойцов, которые мы смогли сберечь.

P.S. На операции под Алихейлем в мае-июне 1987 года мой разведвзвод использовался нашим командованием, как обычное пехотное подразделение - три недели сидел в обороне, "работал" носильщиками (выносил раненых на вертолетную площадку), сопровождал "караваны" с боеприпасами, водой и сухим пайком от вертолетной площадки на командный пункт полка. Разумеется, мои разведчики пошли в этот раз в горы без МПЛ-50 (малых пехотных лопат), а я не сообразил это проконтролировать, полагая, что в горах лопаты нам точно не понадобятся. В результате, почти три недели, под постоянными обстрелами нашей горки со стороны духов реактивными снарядами, из миномета и горной пушки, мои разведчики окапывались в скальном грунте, используя штык-ножи и "палки-копалки".

Кроме того, мы взяли с собой очень мало МОН-50 и МОН-100 (их нам здорово не хватало). Очень не хватало миниатюрных переносных станций наземной разведки, которых тогда еще не было в природе. А тащить с собой в горы ПСНР-5 было просто нереально.

С питанием и водой проблем у нас не было (благо рядом было множество родников и вертолеты "привозили" сухой паек регулярно). Но питательная смесь, готовить которую нас научил лейтенант Горлов Владимир Вячеславович, командир нашего училищного спортивного взвода (50 мл. глюкозы, столовая ложка сахара, столовая ложка цветочного мёда, половина чайной ложки соли, элеутерококк экстракт жидкий 50 мл.) тоже была бы не лишней. Особенно в горах.

13. Дипломатический этикет

Когда бывший посол Великобритании в России сэр Родрик Брейтвейт работал над своей книгой "Афган. Русские на войне", по его просьбе, в Москве был организован ряд встреч с бывшими воинами-интернационалистами. Сэр Родрик был большим поклонником моего романа "Шелковый путь (записки военного разведчика)", поэтому вопросов ко мне у него было много. Одна из наших встреч проходила в кафе "Жан Жак" на Никитском бульваре.

Книга сэра Родрика Брейтвейта ћАфган. Русские на войнеЋ [из инета]

Беседа наша немного затянулась. И в какой-то момент я почувствовал, что что-то изменилось в интонации моего собеседника. Но, что произошло, мне было непонятно. Просто сэр Родрик вдруг стал немного другим. Немного растерянным, что ли?

После небольшой паузы он задал мне один очень нескромный вопрос.

- Саша, а вы "пишете" нашу встречу?

Подобный вопрос от человека, в недавнем прошлом возглавлявшего Объединенный разведывательный комитет Великобритании, заданный тому, кто начинал свою службу в войсковой разведке в Афганистане, выглядел действительно более чем нескромно.

- Пишу - скромно произнес я в ответ. Ведь я же знал, что позднее мне и самому будет интересно послушать, что я рассказывал бывшему послу о своей службе.

- У меня села батарейка на диктофоне. Если вас не затруднит, пришлите мне, пожалуйста, на электронную почту запись нашего разговора.

- Хорошо, сэр Родрик. Пришлю.

То, что перед работой нужно проверять исправность вооружения и техники (в том числе, заряд аккумуляторов) я усвоил еще в Афганистане. И то, что один разведчик всегда должен помогать другому разведчику. Это были важные уроки.

Когда в следующий раз сэр Родрик прилетел в Москву, он захотел побывать у меня в гостях. Жил я тогда в уютном подвале на 1-й Тверской-Ямской улице, где друзья выделили мне комнату в своем офисе. Мы договорились о встрече на определенное время, но мой гость немного задерживался. И перезванивал мне по телефону почти каждые пять минут с извинениями.

Я пытался его успокоить. Говорил, чтобы он не волновался. Я знаю, что такое московские пробки. И обязательно его дождусь.

Когда сэр Родрик приехал, он был очень расстроен.

- Это невозможно. Я никогда так сильно не опаздывал.

Когда-то давным-давно мне попалась на глаза книга о дипломатическом этикете. Помнится, там рекомендовалось приходить в гости или на прием в интервале: назначенное время - плюс десять минут. Чтобы немного отвлечь своего гостя от переживаний, я попытался переключить его внимание на другую тему и рассказал ему о прочитанном.

- Сэр Родрик, а с чем связан это интервал? Почему именно десять минут? Почему нельзя прийти раньше (у разведчиков есть такая привычка -- приходить на задачу немного раньше назначенного времени, чтобы осмотреться)?

Сэр Родрик сказал, что сейчас этот временной интервал увеличен до пятнадцати минут. И попытался объяснить мне эту традицию на примере обычного похода в гости.

Раньше назначенного времени приходить нельзя ни в коем случае. Ведь любая хозяйка очень точно рассчитывает своё время. И если вы придёте чуть раньше, она обязательно то-то не успеет сделать к вашему приходу. И будет чувствовать себя неловко (по вашей вине).

Если вы придете на пять-десять минут позже назначенного времени, за эти минуты она успеет сделать в десять раз больше, чем успела сделать до этого. И будет искренне вам благодарна за то, что вы это знаете, цените и дарите ей эти самые дорогие минуты.

Но если вы придете позже, более чем на 15 минут, то блюда, приготовленные хозяйкой, начнут остывать. И она будет думать, что остывшие блюда стали невкусными. Будет ломать голову, как их подогреть. И, как выкрутиться из сложившейся ситуации? И ей снова будет неловко - от этих переживаний.

Поэтому приходить нужно чуть позже, чем в назначенное время. Но не позднее пятнадцати минут.

Тогда я подумал, что это хорошая традиция, в какой стране бы ты не работал - приходить в правильное время, уважать труд тех, к кому ты пришел в гости. И уходя, чувствовать, что тебе были искренне рады и будут очень рады увидеть тебя снова.

14. Волшебный пендель

К сожалению, жизнь военного разведчика - это не только подвиги, слава и честно заслуженные награды. Бывают в ней и менее приятные моменты - госпитали и медсанбаты.

На фото: начальник разведки (командир отдельного разведвзвода) 1 мсб 180 мсп лейтенант Карцев А.И. у горы Норай, неподалеку от пакистанской границы. Май 1987 г. За ћплечамиЋ уже 10 месяцев в Афганистане. Было мне тогда 22 года. [Александр Карцев]

Через полтора месяца после прибытия в Афганистан, в сентябре 1986-го года, я "загремел" с тифом в баграмский инфекционный госпиталь. Из двух недель пребывания в госпитале мне запомнились довольно необычные ощущения клинической смерти, телепередача с участием замечательного учителя из Донецка Виктора Федоровича Шаталова (которую я слушал через стенку реанимационного отделения) и газета "Красная Звезда", которую увидел в холле, когда меня переводили в обычное отделение.

На первой странице в этой газете была небольшая статья о том, что "в Афганистане при артиллерийском обстреле погиб главарь одной из крупнейших банд Карим. Осколочное ранение в голову". Это было довольно странно, ведь, когда мы его выследили, то запрашивали авианалет, а не артобстрел. Хотя это было не столь важно. Важен был результат.

В тот же день я встретил в отделении своего командира роты старшего лейтенанта Володю Стародумова с красивыми желтыми глазами. Вместе с ним, "желтухой" (гепатитом) заболели еще два бойца из нашей роты. Ротный попросил меня срочно вернуться на Тотахан, потому как на заставе не осталось ни одного офицера. Что и было сделано на следующий день.

В общем, особо приятных воспоминаний от инфекционного госпиталя у меня не осталось. Кроме одной мысли, что воевать в регионах с такой неблагоприятной эпидемиологической обстановкой, как в Афганистане, лучше без использования своего воинского контингента.

Когда, несколько месяцев спустя, я попал в баграмский медсанбат (он располагался по соседству с инфекционным госпиталем) с осколочным ранением ног, приятных воспоминаний у меня было еще меньше. Я всегда боялся остаться без ног (профессиональный страх многих войсковых разведчиков), а тут сразу обе ноги зацепило, мы не сразу добрались до медсанбата, началось нагноение. Да, еще и хирург сказал, чтобы я готовился к операции. Не секрет, что на войне у хирургов слово "операция" часто является синонимом слова "ампутация". В общем, настроение у меня было совсем никакое.

И в этот момент в палату, в которой я лежал, вкатывается "тело" в больничной пижаме - на кресле-коляске, без ног. И начинает рассказывать нам какие-то новости и анекдоты, шутить и подкалывать меня и моих соседей - чтобы мы не кисли и не хандрили.

Если бы не этот неизвестный мне человек в больничной пижаме, скорее всего, пустил бы я всё на самотёк. И остался бы ждать операции. Но, словно какой-то волшебный пендель заставил мне встряхнуться. И начать цепляться не столько за жизнь, сколько за сохранение своих ног.

На следующее утро я узнал, где лежит наш вчерашний гость. И решил его проведать. Чтобы сказать ему спасибо и попрощаться. Когда я пришел в его палату, то впервые увидел, как могут плакать мужчины. Это не была истерика, но слезы текли отовсюду - из глаз, из носа. Он размазывал их по всему лицу и не мог остановиться. И не хотел жить. Просто ночью ему приснилось, что он бегал на своих ногах...

Пришлось основательно его встряхнуть и сказать всё, что я о нем думаю. А потом обнять и долго, долго сидеть с ним рядом. Разговаривая ни о чем. Мечтая о том, что все лучшее у нас еще впереди. И что оно обязательно будет.

Я так и не узнал, как его звали. Но до сих пор благодарен ему за то, что он заставил меня бороться. В тот же день я сбежал из медсанбата. Возможно, это было неправильно. Ведь ноги долго не заживали. Не помогали даже волшебные мази, которые приносил мне Шафи. Позднее раны на ногах часто открывались, текла какая-то сукровица. И еще много лет мне пришлось ходить с тростью. Но зато на своих ногах.

С тех пор я твердо усвоил одну очень простую истину. Что в больницах и в госпиталях бывают больные и выздоравливающие. Больные - это те, кто из большого и замечательного мира попадают в больничную палату. И начинают сжимать своими руками огромную планету, как шагреневую кожу, до размеров больничной койки и своего крошечного внутреннего мира. Отгораживаются от соседей по палате, от новостей и жизни. У больных слишком мало шансов на исцеление.

И есть выздоравливающие, которые, попав в больничную палату, первым делом отрывают форточки, чтобы запустить в палату свежий воздух. Находят себе новых друзей и товарищей, чтобы поддержать их в трудную минуту. Читают увлекательные книги, придумывают интересные занятия, отрывают двери и новые горизонты. Они обязательно смогут выздороветь. Или, хотя бы постараются.

А еще у выздоравливающих есть волшебный пендель - для больных, для того, чтобы исцелить их от хандры и неверия в свои силы. И придать этим пенделем не только ускорение к исцелению, но и правильное направление движения.

С тех пор прошло много лет. За эти годы я узнал не только о больных и выздоравливающих, о волшебном пенделе и целебной силе искусства и творчества. Но и о том, что любая болезнь - это не приговор, а лишь задача, которую нужно решить (с помощью врачей, друзей или самому). Или хотя бы постараться решить. Но только очень, очень сильно постараться.

Разведчики должны это знать.

15. О пользе ретрансляторов

В начале февраля 1987 года, когда я командовал отдельным разведвзводом второго мотострелкового батальона, комбат приказал мне выделить одно разведотделение для сопровождения колонны с продовольствием и боеприпасами на седьмую и двадцать первую заставы. А самому с двумя отделениями выехать к хребту Зингар и что-то там забрать. Это "что-то" - переносные зенитно-ракетные комплексы "Стингер". Дехкане кишлака Калайи-Девана случайно наткнулись на них в одной из пещер. Подумали, что нам это может быть интересно и пришли рассказать о своей находке нашему комбату.

Рядом с комбатом стоят два афганца. Они-то и должны показать мне дорогу.

Командир 2-го разведотделения Ришат Фазулов, командир отдельного разведвзвода Александр Карцев, экипажи БМП отдельного разведвзвода 2 мсб 180 мсп: Коля Лопатенко, Виктор Михин, Игорь Лёля, сидят: Олег Сергиенко, Вадим Бильдин и радио-телеграфист Роберт Русанов. Февраль 1987 года, КП 2 мсб, 10-я сторожевая застава, кишлак Чауни. Перед выездом за ћСтингерамиЋ. [Александр Карцев]

Что-то здесь не так. Неделю назад по всем разведподразделениям прошла информация, что командир первого подразделения, взявшего "Стингер", получит звезду Героя Советского Союза. Тогда я еще не знал, что первые "Стингеры" перевозились в Афганистан как настоящие драгоценности и хорошо охранялись. Но одно я знал точно, звезду Героя нельзя получить за обычные погрузочно-разгрузочные работы. За то, что ты просто съездил по указанному адресу, забрал там парочку "Стингеров" и привез их на КП батальона.

Мы подъехали к кишлаку Калайи-Девана. Там два моих проводника неожиданно признались, что сами они в этой пещере не были. А "Стингеры" видели их знакомые. И показали мне на двоих, чистейшей воды моджахедов, сидящих на обочине. Я поинтересовался, почему же они сами не пришли к нам на заставу?

- Они боялись, что вы их убьёте.

Да, при виде этих двоих комбат бы хорошенько подумал, прежде чем отправлять нас к чёрту на рога. Сажаем их на броню. Они показывают направление на кишлак Чашмайи-Харути. Сегодня ночью мы там уже были. От Калай-Деваны туда около двенадцати километров. Но мы не доезжаем два километра и сворачиваем налево. Машины приходится оставлять. Слишком крутой подъём. Спешиваемся. Дальше идем вдоль пересохшего русла реки Танги.

Мне становится как-то неуютно. Я уже догадываюсь, что будет дальше. Метров через пятьсот хребет Зингар закроет нас от огневых позиций дивизионной артиллерии. И мы останемся без огневой поддержки. Наши БМП нас уже и сейчас прикрыть не могут.

На небольшом привале я выхожу на связь с Отари Давитадзе, исполняющим обязанности начальника штаба баграмского разведбата. У меня радиостанция Р-148, радиус ее связи около 6 км., ее "хватает" только для того, чтобы связаться с моей бронегруппой, с соседними 8-й и 22-й сторожевыми заставами и еле-еле со штабом батальона. Хорошо еще, что напрямую до нашей 10-й сторожевой заставы около 6 километров, и мы находимся практически на прямой видимости.

Наводчик-оператор моей командирской БМП, как обычно, работает "ретранслятором" для связи с батальоном. И оказывается сейчас совершенно незаменимым для связи с баграмским разведбатом - благо, что мы часто работаем совместно с 3-й рдр, и на наших радиостанциях Р-123 есть их рабочая и запасная частоты (если бы мы не использовали данную схему связи - с помощью "ретранслятора", шансов остаться в живых у нас бы не было - до Баграма наши Р-148 не "доставали" по дальности, к тому же, оказавшись в ущелье, мы были закрыты от него хребтом Зингар).

У Отари хорошие отношения с вертолетчиками, чьи МИ-24 постоянно барражируют над баграмским аэродромом. Объясняю ему в двух словах ситуацию и прошу договориться, чтобы парочка вертушек залетела между делом в наш район. Это незаконно, но ради старой дружбы, на что не пойдешь! Вертолетчики знают, что если собьют их вертолет - их жизни будут зависеть от расторопности разведчиков. Так уж сложилось, что разведподразделения частенько выполняют задачи поисковых отрядов. Вытаскивают летчиков из пекла и окружения. И поэтому разведчикам они обычно не отказывают. Никогда не отказывают. Таков неписаный закон фронтового братства.

На пути нам попадается несколько пещер. Осматриваем их. В них осколки разбитых глиняных кувшинов и какие-то тряпки. Похоже, в этих пещерах моджахеды пережидают дневные часы. Сейчас в них никого нет. Пещеры нас немного задерживают, но есть дела, в которых лучше не спешить. Мы можем совершать любые глупости, но оставлять моджахедов за своей спиной - непозволительная роскошь.

А на душе у меня уже скребут кошки. Мы рассыпаемся в цепь. Хорошо, что ребята понимают меня с полуслова. Мы разбиты на четыре тройки. Идем перекатом. В каждой тройке один занимает позицию для стрельбы лежа, второй перемещается, короткими перебежками. Третий поднимается, чтобы повторить маневр второго. Каждая тройка прикрывает соседнюю.

Два духовских пулемета открыли огонь практически одновременно. Наши проводники сразу же "сиганули" в кяриз, что оказался совсем рядом. Свою задачу они выполнили - вывели нас на засаду. Всю дорогу от наших машин я держал их на прицеле. И все-таки их прыжок оказался для меня неожиданным. Ненадолго. Не задумываясь, я бросил им вслед гранату Ф-1.

К пулеметчикам присоединились три автоматчика. Позиции у них хорошие. Нам их не достать. Но и им нас тоже. Нас спасло то, что мы не шли в колонну, а растянулись цепью. То, что не стояли на одной линии. И то, что давным-давно мои родители дружили с одной семьёй. Глава её, бывший офицер вермахта, после окончания Великой Отечественной войны несколько лет был у нас в плену (пленные немцы восстанавливали наш город Клин, строили жилые дома). А потом навсегда остался в нашей стране. Он-то и рассказал мне о "Змейке" - предбоевом порядке разведподразделений вермахта (о Чаншаньской змее я узнал позднее). Эта "змейка" нас и спасла. Мои разведчики передвигались именно в таком предбоевом порядке.

Мы открыли ответный огонь. Оставаться на месте было равносильно гибели. Надо было уходить. Но путь назад был отрезан автоматчиками. Нас выдавливали в небольшой коридор в этом огневом мешке. И я не сразу сообразил почему.

В эфире раздается голос Ришата Фазулова, командира второго разведотделения. Говорит он открытым текстом и на повышенных тонах.

- Товарищ лейтенант, тут со всех сторон мины!

Я уже и сам вижу, что духи выдавили нас на наше же минное поле. Вокруг рассыпаны небольшие ярко-оранжевые пластмассовые контейнеры. Размером со спичечный коробок. Это мины-лепестки. Примерно через трое суток они самоликвидируются. Опасности днем они практически не представляют. Слишком заметны. Их предназначение - ночная работа. Против вьючных животных и их погонщиков. Охраны и сопровождения. Против караванов. С оружием и боеприпасами. Ведь только они ходят в горах ночью.

На связь выходит Отари Давитадзе.

- Сокол. Я - Беркут. Держись. Крокодилы (вертолёты огневой поддержки) будут через пару минут. Обозначь себя. Как понял, прием?

- Беркут. Я - Сокол. Понял тебя. Спасибо.

Жестами показываю своим разведчикам, чтобы обозначили фланги. Ребята поджигают сигнальные дымы. Через мгновение над нашими головами проходят два МИ-24. И открывают огонь по засаде НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Интенсивность стрельбы моджахедов сразу падает.

Это даёт возможность сосредоточиться на минах. Их много, но проползти можно. Тем более, сейчас, когда вертолетчики работают с духами. Начинаю движение. Теперь главное не спешить. За мною следом ползёт Максим Таран. Леша Стасюлевич нас прикрывает.

Все бы ничего, но шальная духовская пуля попала в одну из мин прямо перед моим носом. Мина срабатывает. Несколько осколков впиваются мне в лицо. Самый большой перебивает нижнюю губу. Крови немного, но говорить я не могу. Жестами показываю Максиму, чтобы передал всем группам: "Остановиться, занять круговую оборону и выходить по одному. Следом за мной".

Лепестки мы прошли довольно быстро, но впереди оказалось самое сложное. Настоящее минное поле. Стало понятным многое из того, что произошло за последние сутки. Третья разведывательно-десантная рота баграмского разведбата вчера немного пошумела в районе горы Гагаргар. Это был отвлекающий маневр. Тем временем саперная рота дивизионного инженерно-саперного батальона устанавливала минное поле в районе пересохшего русла реки Танги (вот откуда взялись следы наших армейских сапог в этом районе). Моя же засада, которую прошедшей ночью я проводил со своим разведвзводом, была частью общего плана. Не ведая того, я прикрывал саперов с фланга.

Около часа шомполом автомата я сантиметр за сантиметром прощупывал грунт, проделывал проход в минном поле. К нашему великому счастью, это оказалась не "Охота", а обычные противопехотные мины ПМН-2. Их полагалось уничтожать накладным зарядом. Но такой возможности у меня не было (негде была спрятаться нам самим). Поэтому приходилось просто искать тропу между минами. И небольшими камушками обозначать сами мины. За это время мы проползли почти пятьдесят метров. Оставшиеся десять километров до нашей заставы в Чауни мы проехали на своих БМП минут за пятнадцать.

А потом еще полчаса фельдшер батальона Любовь Николаевна накладывала мне швы на нижнюю губу. Комбат сидел рядом и за что-то извинялся. Осколки решили не доставать. Корпус мины-лепестка сделан из пластмассы, и рентген их не обнаруживает. Поэтому искать осколки можно только на ощупь. Я подумал, что моя челюсть вполне может без этого обойтись. Тем более, что Любовь Николаевна пообещала, что через пару лет они все равно должны выйти наружу. Прожить так долго я даже и не надеялся.

Весь следующий день я чувствовал себя героем. Я вывел взвод из засады без потерь. А еще освоил новую специальность. Сапёра. Точнее - одноразового сапёра.

Не нужно было быть большим умником, чтобы понять главное. Не мой опыт и даже не немецкая "змейка" спасли жизни моих бойцов. Нас никто и не хотел убивать. Душманы разыграли свою серенаду "Солнечной долины", как по нотам. Судя по всему, на той стороне перевала находился караван с оружием. Когда моджахеды обнаружили, что тропа заминирована, кому-то из них и пришла в голову идея со "Стингерами". Зная тягу наших командиров к разным блестящим "украшениям" и частую несогласованность в действиях между нашими подразделениями, они слили нам откровенную дезу (дезинформацию). А меня и моих разведчиков использовали, как одноразовых саперов для проделывания прохода в нашем же минном поле. Что помогло нам избежать потерь, так это выдержка и опыт моих разведчиков. Организация взаимодействия с баграмским разведбатом. Боевая взаимовыручка. И правильная организация связи.

Я чувствовал себя оплёванным. С головы до ног. Хотя на что здесь было обижаться?! Мне повезло, я встретил более сильного и опытного противника. Чем был сам. Нужно было у него учиться. Урок был прекрасный - оказывается, противник может быть умнее тебя. И все равно на душе было очень грустно. Интересно, а кому после такого было бы весело?

Я вышел на связь с Отари Давитадзе. Еще раз поблагодарил его за помощь и рассказал о проходе в минном поле, который мы проделали. О том, что его неплохо было бы перекрыть "Охотой". И о предполагаемом караване.

Отари со мной соглашается. И успокаивает. Говорит, что за одного битого - двух небитых дают. Наверное, он прав?

P.S. Прим. 1. В данном случае работа "ретранслятора" выглядела довольно забавно: мы с Р-148 находились почти на два километра ближе к нашему батальону и к Баграму, чем наша бронегруппа. Но Р-123, установленные на БМП, были значительно мощнее наших радиостанций и для них эти два "лишних" километра погоды не делали. Тем более что они находились на прямой видимости - и с нашим батальоном, и с разведбатом, а наши Р-148 не только "не добивали" до баграмского разведбата по дальности, но нас еще и закрывал от Баграма хребет Зингар. Так что, правильная организация связи нас тогда здорово выручила.

16. Малобюджетное немецкое кино

Перед отправкой в Афганистан мой наставник Сан Саныч Щелоков говорил, что я обязательно должен оставить дома что-то такое, ради чего нужно будет вернуться. Чего бы это ни стоило. Или ради чего можно будет умереть.

А взять с собой порекомендовал самоучитель английского языка. Чтобы во время своей службы в Афганистане я мог начать готовиться к следующей командировке. В отличие от меня, заместитель командира 6-й мотострелковой роты 180-го мотострелкового полка Олег Артюхов взял с собой в Афганистан не учебник английского языка, а учебник стенографии.

По его словам, после возвращения из командировки, стенография пригодится нам гораздо больше, чем английский язык. Потому что со знанием стенографии нас гораздо быстрее возьмут в секретари-машинисты (на машинисток мы с Олегом явно не тянули) к какому очаровательному руководителю женского пола, лет двадцати-двадцати двух, чем со знанием английского языка. Потому что английский язык и так все знают. А стенографию, кроме нас, никто.

В чем-то Олег, наверное, был прав. Тем более что, как выпускник школы с углубленным знанием иностранных языков, лично он знал английский очень, очень хорошо.

Так что приходилось нам с Олегом, в редкие минуты относительно свободного времени, осваивать стенографию. Но главное, теперь у меня был хороший наставник по английскому языку. Чьи уроки и советы были для меня по-настоящему бесценны.

Заместитель командира 6 мср 180 мсп ст. л-нт Олег Артюхов (без головного убора), командир взвода управления минометной батареи 2 мсб ст. л-нт Олег Агамалов (в панаме) и командир 8 сторожевой заставы л-нт Александр Карцев. Осень 1986 года, на 8 с.з., гора Тотахан (отм 1641 м.), 10 км. южнее Баграма [Александр Карцев]

Через полгода Олег уехал по замене в Союз. А меня поставили на его должность. Теперь заниматься английским мне приходилось в одиночку.

А еще через полгода меня вызвал на командный пункт батальона наш комбат.

Когда я доложил ему о прибытии, комбат задал мне только один вопрос.

- В каком объеме знаете английский язык?

- Неоконченные курсы военных переводчиков Московского ВОКУ, - ответил я. Мысленно пытаясь догадаться, от кого комбат узнал о том, что я занимаюсь на заставе изучением английского языка? И для чего ему это нужно?

- Хорошо. Сегодня на заставу вы не поедете. А вечером вы мне понадобитесь. Идите!

- Есть, товарищ майор! - Ответил я. Повернулся кругом и вышел из комнаты, мысленно представляя, что уже сегодня вечером мне торжественно вручат парашют, буденовку, радиостанцию Р-105 и маузер с одним патроном. Прикажут оставить все мои боевые ордена и медали (которых у меня еще не было), крепко обнимут на прощание, пустив при этом скупую мужскую слезу.

А ровно в полночь меня выбросят с самолета У-2 в тыл моджахедов с суперсекретным заданием - под видом обычного гражданина Великобритании, работающего садовником в Лондоне на Лайм-стрит и на выходных просто решившего немного прогуляться по Гиндукушу в поисках Рододендрона афганского. А зачем еще стал бы вызывать комбат с дальней заставы бывшего исполняющего обязанности начальника разведки батальона, как не для того, чтобы поручить ему какую-нибудь серьезную боевую задачу?

Задача оказалась более чем необычной. Вечером комбат торжественно объявил мне, что кто-то из наших офицеров приобрел в полковом магазине видеомагнитофон. Видеокассет в магазине не было. Поэтому ему пришлось провести настоящую войсковую операцию по незаконному проникновению на территорию кабульского рынка. И в одном из дуканов приобрести эти самые видеокассеты.

К сожалению, в дукане не оказалось видеокассет с материалами XXVII съезда КПСС. И поэтому, чтобы не уходить с пустыми руками, ему пришлось приобрести там кассеты с какими-то немецкими малобюджетными фильмами, на которых, по словам дуканщика, красивые девушки знакомятся и интересно проводят время со страстными мужчинами. Но все эти фильмы на английском языке. Сегодня вечером мне предстоит переводить эти фильмы. И все офицеры десятой сторожевой заставы уже собрались в столовой для их просмотра, чтобы узнать, о чем же говорят эти девушки и мужчины?

Да, лучше было бы мне этой ночью выброситься с парашютом где-нибудь в самом логове душманов. Или даже без парашюта, чем переводить эти бесконечные "привет" и "как дела". Как я понял, других слов актеры в этих фильмах не знали. Мне было только непонятно, зачем нашим офицерам был нужен переводчик, если дальше там и так все было понятно? Ни одного слова в этих фильмах не было ни о перестройке, ни о развитии социалистического общества. Да, девушки в этих фильмах были красивые, очень спортивные, очень доступные, но явно политически необразованные.

В общем, утром я вернулся к себе на заставу. А через две недели в нашем районе началась дивизионная операция. Так как наша гора Тотахан (отм. 1641 м.) была прекрасным наблюдательным пунктом, к нам на заставу в качестве арткорректировщика прислали Олега Агамалова, командира взвода управления с минометной батареи нашего батальона. Еще в самом начале моей службы на заставе Олег обучал меня тонкостям работы с минометом и стрельбе ночью по выносной точке прицеливания. С тех пор у нас были с ним хорошие, дружеские отношения.

Первый день Олег провел у трубы зенитной командирской. Высматривал какие-то цели. Проверял связь с кем-то, кто руководил этой операцией. Что-то им докладывал. И ждал, когда начнет работать дивизионная артиллерия.

С нашей горки было хорошо видно, как с дороги в зеленку сворачивали танки и боевые машины пехоты. Но в зеленку не совались. Изредка раздавались автоматные и пулеметные очереди, но до артиллерии дело пока не доходило.

Я оставался за ротного, уехавшего в отпуск. Наблюдать за "войнушкой", мне было некогда. Поэтому я весь день занимался какими-то хозяйственными делами.

В шесть часов вечера, во время очередного выхода на связь с батальоном (днем раз в два часа, ночью - ежечасно) дежурный по заставе сержант Алишер Разаков позвал меня к радиостанции.

- Товарищ старший лейтенант, вас вызывает "Шпора" (позывной батальона).

Связист с батальона передает мне приказ комбата срочно отправить в батальон Олега Агамалова. Мне сказали, что "коробочка" (боевая машина пехоты), которая его повезет, останется на ночь в батальоне. А утром привезет Олега обратно.

Смутные подозрения стали появляться у меня в голове. Зачем Олег так срочно, на ночь глядя, понадобился комбату? И кто будет корректировать за него огонь артиллерии, если он понадобится ночью, ведь дивизионная операция еще не закончилась?

Олег пошутил, что, наверное, кто-то из офицеров батальона прикупил новых кассет для видеомагнитофона с малобюджетными немецкими фильмами на английском языке. И сегодня вечером в штабе батальона планируют провести их премьерный показ? А раз я остался за ротного и оставить роту не могу, то придется ехать ему, переводить эти фильмы.

Все это было бы очень весело, если бы не было так грустно. Разумеется, любой выпускник пехотного училища знает, как корректировать огонь артиллерии. Кто-то в теории, кто-то на практике. Но одно дело корректировать огонь днем. И совсем другое дело - ночью.

Как бывшему командиру сторожевой заставы мне не раз приходилось корректировать огонь артиллерии по местам пусков душманами реактивных снарядов. По сути большой точности там не требовалось. Но сегодня в "зеленке" находились наши рейдовые подразделения, и любая ошибка арткорректировщика могла стоить им очень дорого.

И еще одна мысль не давала мне покоя. От нашей заставы до командного пункта батальона, расположенного в кишлаке Чауни, напрямую всего четыре километра. Но дороги напрямую нет. Кататься приходится в объезд. А это почти двенадцать километров. Утром или днем можно проскочить и на одной БМП. Но под вечер, когда в районе идут боевые действия, отправлять одну машину без прикрытия - значит, отправлять экипаж на смерть. На это я пойти не мог.

Пришлось передавать связисту, что отправить сейчас "коробочку" я не могу. Только утром.

К моему удивлению, вместо связиста в радиостанции раздается голос самого комбата. Видимо, он стоял где-то рядом.

В двух словах, на повышенных тонах, мне объяснили, что я неправ. Что это приказ. И я должен срочно отправить "коробочку" с Олегом на КП батальона. И все это было сказано безо всяких переговорных таблиц, прямым текстом.

Я попытался объяснить, что выполнить такой приказ не могу. Дорога саперами не проверена, душманов в зеленке сегодня хорошо растормошили, уже смеркается, одиночная БМП без прикрытия будет для них настоящим подарком...

Говорить о том, что не стоит забирать арткорректировщика с нашей заставы в то время, когда дивизионная операция еще не закончилась и некем его заменить, я даже не стал. В ответ комбат высказал всё, что он обо мне думает. И объявил мне предупреждение о неполном служебном соответствии.

- Есть предупреждение о неполном служебном соответствии! - Я облегченно выдыхаю в ответ.

Не расстреляли! Обошлось малой кровью. Меня совсем недавно назначили на должность заместителя командира роты (по бою). Ничего, послужу снова командиром взвода. Как говорится, меньше взвода не дадут, дальше Рухи, Гардеза, Газни, Джелалабада (о Кушке сейчас можно только мечтать) не пошлют. Эка невидаль! Главное, что никому никуда этим вечером не нужно уезжать. И сегодня все мы останемся живы.

О том, что комбат объявил мне о неполном служебном соответствии, слышали все командиры застав. Народ гадает, будут ли меня снимать с должности этой ночью. Отложат казнь до завтра. Или это будет считаться как "последнее тысяча первое китайское предупреждение"?

Мне это неинтересно. На следующий день наши рейдовые подразделения выводят из "зеленки". Вместо них будет работать 666-й полк "Коммандос" (афганский полк специального назначения). Олег возвращается к себе на заставу. А меня отправляют в ссылку - арткорректировщиком к афганским спецназовцам. Точнее, корректировщиком огня танка, расположенного у нас на Тотахане (отм. 1641 м.). С нашей горки кишлак Карабагкарез, в котором предстоит воевать афганским спецназовцам, виден, как на ладони. И это тот самый случай, когда один танк, расположенный в правильном месте, гораздо эффективнее дивизионной артиллерии. И может работать с хирургической точностью, что иногда бывает совсем не лишним.

Да, корректировать огонь танка гораздо веселее, чем огонь дивизионной артиллерии. И намного проще. Дальность от нашей горки до Карабагкареза всего три километра. Рукой подать. Вся моя корректировка заключается в "ближе - дальше, правее - левее" столько-то метров или тысячных. У меня свой личный переводчик, который переводит мне команды командира афганского полка. По радиостанции я даю целеуказание командиру танкового экипажа сержанту Игорю Минкину. Он работает по целям. Все очень просто.

На 9-й сторожевой заставе: мой переводчик-афганец, командир 9-й с.з. л-нт Валера Плахотский и заместитель командира 6 мср ст. л-нт Александр Карцев [Александр Карцев]

Небольшое неудобство заключается лишь в том, что танк находится восточнее относительно обнаруженных целей, а мы - севернее. Поэтому периодически приходится переводить тысячные в метры и наоборот. Но это не сложно. Формулу "Дуй в тысячу" (ДУ=В1000) любой школьник знает.

Три дня в кишлаке Карабагкарез идет самая настоящая война. С атаками и контратаками. Целый полк афганского спецназа не может выбить из развалин кишлака обычную, хотя и довольно крупную духовскую банду. На пакистанской границе под Алихейлем мне уже приходилось работать в таком плотном контакте с духами. И то, что душманы могут так упорно воевать у нас под Баграмом, для меня - не новость. Но мне совершенно непонятно, почему душманы не могут просто отойти? Зачем так упираться?!

Да, у нас есть небольшие сложности. Всего в километре от Карабагкареза находится наша 9-я сторожевая застава. Артиллерию и авиацию особо не используешь, чтобы не зацепить её. Поэтому наше командование специально оставило душманам "коридор" для выхода, чтобы увести банду ближе к горам и там накрыть их. Но духи упорно не хотят никуда уходить. Дело доходит до рукопашных схваток. Невольно ловлю себя на мысли, как здорово, что наши сюда не полезли. Досталось бы ребятам из наших рейдовых подразделений по самое нехочу.

Банда Карима - одна из самых боеспособных в нашей провинции. Не часто приходится участвовать в таких ожесточенных боях. Но на третий день банда всё же уходит со своих позиций. Где-то в стороне хребта Зингар по ней работает наша авиация. Нас это уже не касается. Прощаюсь с афганцами. Командир полка очень тепло и по-дружески обнимает меня на прощание. И я пешочком иду на 9-ю сторожевую заставу, а оттуда к себе на Тотахан. Домой. Хорошо, когда война закончилась!

Два дня спустя, когда меня вызвали на совещание в батальон (командиры рот еженедельно приезжали в батальон на совещание, привозили списки БЧС - боевого и численного состава роты, заявки на боеприпасы, ГСМ и т.д.), ротные ждали продолжения "Марлезонского балета" - чем же закончится мое предупреждение о неполном служебном соответствии? Но буквально за пять минут до совещания, комбат пригласил меня к себе в комнату. Оказывается, ему передали из штаба дивизии, что за боевые в Карабагкарезе командир афганского полка "Командос" представил меня к афганскому ордену "За храбрость" и попросил передать мне свою благодарность. Комбат дал мне понять, что я уже искупил в бою свою трусость и малодушие, невыполнение боевого приказа и все свои смертные грехи. Что, объявленное мне ранее, взыскание с меня снимается. И почему-то извинился.

Это извинение было совершенно неожиданным для меня. И очень странным. К тому же, "неполное служебное соответствие" было объявлено мне в присутствии (в радио-эфире) командиров всех сторожевых застав (командиров взводов). Хотя по Дисциплинарному Уставу, как исполняющему обязанности командира роты, взыскание могло быть объявлено мне только в присутствии равных по должности или тех, кто был выше. И, уж точно не в открытом радио-эфире. А вот о снятии взыскания мне почему-то было объявлено только лично. Видимо, было в этом взыскании, что не так? Может быть, причина была в тех самых малобюджетных фильмах, которые обязательно нужно было перевести именно в тот вечер, а не днем позже? А потому об этом взыскании постарались просто поскорее забыть. Все, кроме меня.

Потому что это взыскание заставило меня о многом задуматься. И стало для меня хорошим уроком: если ты будешь выполнять все приказы командиров, даже преступные и ошибочные, если "будешь жить по уставу - завоюешь честь и славу", высокие воинские звания, большую зарплату и награды. А если будешь жить по совести - ничего не завоюешь, кроме взысканий, нищеты и забвения. Ведь помнить будут только героев с большими звездами на погонах, успешных в военной службе и в жизни. А ты будешь считаться окружающими всего лишь жалким неудачником.

Да, понятия "совесть" нет в должностных обязанностях командиров. Возможно, что в нынешних "рыночных" условиях это совершенно бесполезное, устаревшее, а, может быть, даже и вредное понятие. Ведь командиры должны выполнять приказы беспрекословно, точно и в срок. Любой ценой. Встать насмерть или отправить кого-то на смерть, если понадобится. Такова специфика работы командира.

Но дважды за четверть века своей службы мне пришлось не выполнить приказы старших командиров: в этот раз и когда под Алихейлем командир полка приказал мне выделить двух снайперов для подавления работы духовского миномета, который всех нас достал. Чтобы не потерять своих молодых и еще необстрелянных снайперов, задачу по подавлению минометного расчета я выполнил тогда немного другим способом и своими руками - к счастью, командир полка так и не узнал, что я нарушил его приказ и решил проблему немного иначе.

Оказалось, что выполнить приказ любой ценой - не значит, ценой жизней твоих подчиненных. Ценой может быть твоя карьера, понижение в должности или в звании. Это всего лишь твой личный выбор.

Мне было проще. Потеряв двух своих дедушек в годы Великой Отечественной войны, я всегда думал не только о том, как лучше выполнить боевой приказ, но и, как сохранить при этом жизни своих бойцов. Со временем выяснилось, что моя неисполнительность ни в коей мере не мешала выполнению боевых задач, а лишь помогла выполнить их более успешно.

Увы, я не заслужил больших звезд на погонах, не заработал денег на дом, не исполнил многое из того, о чем мечтал. Но много лет спустя мне не раз приходилось слышать слова благодарности от своих бойцов, за то, что я смог сохранить их жизни. И это было для меня самой высокой наградой. А что будет самой высокой наградой для других - это решать им самим.

Александр Карцев, http://kartsev.eu

(продолжение следует)

P.S. Продолжение этой серии рассказов выкладываю в своей писательской группе вК - https://vk.com/alexandrkartsev

Оставить комментарий © Copyright Карцев Александр Иванович (a.i.kartsev@gmail.com) Размещен: 02/02/2022, изменен: 02/02/2022. 55k. Статистика. Сборник рассказов: Афганистан Иллюстрации: 9 штук. Скачать FB2	Оценка: *7.854** Ваша оценка:
Аннотация: По материалам нашей встречи в МГИМО. Небольшие секреты ремесла. Часть 2. Продолжение следует...

Карцев Александр Иванович Мгимо. Секреты военного разведчика, ч.2

Карцев Александр Иванович
Мгимо. Секреты военного разведчика, ч.2