Аннотация: Летчики. Люди героической профессии. В Афганистане они демонстрировали высочайшее мастерство и большое личное мужество, бесстрашие...
Всем лётчикам, летавшим в небе
Афганистана, посвящается...
"Сверху видно все..."
Предисловие от автора
В России отношение к людям лётной профессии особое. И не только потому, что наша страна стояла у истоков воздухоплавания: Нестеров, Чкалов, Покрышкин, Гастелло - это не просто наши национальные герои, а люди, которым не одно поколение молодёжи стремилось подражать, по ним, как по безупречно выверенному лекалу, старались делать свою жизнь. Они стали олицетворением русского характера, которому свойственно, с одной стороны, стремление к простору, к заоблачным высотам, с другой - желание твёрдо стоять на родной земле. На таких людях, собственно говоря, и держится земля российская. Не перевелись они и в наше время.
1
Соколов с детства научился верить в приметы. Как же иначе! Бабушка Варвара их знала множество и учила этим премудростям любимого внука каждое лето, когда он приезжал к ней в деревню на каникулы. Деревня Упёртовка, что на Южном Урале, казалась Андрею лучшим местом на земле. Ещё бы, каких он лещей и окуней "таскал" из реки Уфы! Было, о чём похвастать перед одноклассниками, когда возвращался в родной Челябинск. В традиционном первом сочинении, которое учительница задавала своим ученикам "Как я провёл лето", Андрей Соколов всегда описывал новую захватывающую историю о рыбалке. А ещё о новых приметах. Как правило, его сочинение учительница читала перед всем классом, как лучшее. Правда, она не одобряла его увлечения приметами.
"Что это за пережитки старины!- говорила она Андрею, оставив его в классе на перемене.- Советский человек не должен верить во всю эту чертовщину! Надо уверенно смотреть в своё светлое будущее. А жизнь вас всех ожидает замечательная! Давно уже нет войны, и вам, молодым, предстоит строить коммунизм!"
Андрей кивал головой. Но в приметы верить не переставал. Вот и бабушка не может желать дорогому внуку плохого. Иначе, зачем бы она втолковывала, что "Мураши в доме - к счастью. Кони ржут - к добру", "Петухи во всю ночь поют - не к добру", "Ласточка или голубь в окно влетит - к покойнику", "Кто в лесу поёт и увидит ворона, тому наткнуться на волка", "Большой урожай рябины - к тяжкому году, к морозу". Или, например, рассыпанная соль - это к ссоре; кошка, перебежавшая дорогу, и найденные на полу деньги - к беде; свист в доме и крошки, сметённые со стола в руку,- к безденежью. В общем, примет Андрюша с детства знал столько, что хоть составляй энциклопедию и живи по ней. Жизнь от этого лучше не становилось. Хотелось плюнуть на всё это и жить, как советовала учительница. Но...
Всё равно получалось - так уж получалось - Соколов верил в приметы. Не потому, что они обладали некоей мифической силой, - нет, по другой причине: однажды не сумел оборвать нить примет, собственную привязанность к ним, а позже всё это уже начало срабатывать с такой крепостью, что назад дорогу отрезало, а потом и профессия наложила свой отпечаток.
Соколов был лётчиком. А лётчики всегда верили, верят, и будут верить в приметы. Почему избрал эту профессию? "Сверху видно всё очень хорошо - вся земля, как на ладони", - обычно отвечал на этот вопрос. А ещё фамилия, наверное, обязывала. Впрочем, не обошлось и без преемственности. Дед Андрея, Фёдор Гаврилович, учился в авиационной школе вместе с Валерием Чкаловым. Знаменитым лётчиком он не стал, но любовь к небу сохранил до конца своих дней. Андрюшу, ещё мальчишку, всегда брал с собой на аэродром в День Воздушного Флота, вместе смотрели, как виртуозно работают в небе воздушные асы. Короче говоря, Андрей уже в восьмом классе знал, что будет лётчиком.
-Я хочу летать. Решение, имей в виду, окончательное,- заявил он тогда своему отцу.
Отец смотрел на сына без удивления. Во-первых, потому, что "окончательное решение" тот объявлял ему, чуть ли не с тех пор, как научился выговаривать слово "самолёт". Во-вторых, что ж тут удивительного, если парню нравится отцовская профессия.
-Будет очень трудно, Андрей. И не день, не год - всю жизнь, - только и сказал старший Соколов младшему.
- А тебе разве легко?
Так и есть: крыть нечем. Легко ему, конечно, не было никогда. А порой приходилось так трудно, что он удивлялся, как сумел, как выдержал.
Так что этот выбор профессии Андрея одобрил и отец, военный лётчик. Видимо, дед Фёдор в своё время и сына своего, Юрия, в первую очередь "заразил" авиацией. Соколов Юрий окончил Саратовское высшее военное авиационное училище лётчиков. Службу проходил лётчиком-оператором в Группе советских войск в Германии, где и появился на свет 16 апреля 1958 года сын Андрюша. Позднее Соколов был назначен командиром вертолёта. Военная судьба далее привела в Краснознамённый Белорусский военный округ. Много лет прослужил и в Уральском военном округе. Семья офицера безропотно переезжала с места на место. Впрочем, Андрею такая жизнь нравилась. Надолго осели они только на Южном Урале.
Когда в 28-ю среднюю школу города Челябинска пришёл офицер из штурманского училища и после беседы со старшеклассниками спросил, кто из ребят желает поступить в училище, Андрей поднял руку первым. Готовясь стать венным авиатором, Соколов успешно окончил школу юных космонавтов при училище.
И вот сбылась мечта в 1975году: Андрей Соколов - курсант Челябинского высшего военного авиационного училища штурманов.
По внешнему виду Андрей не выделялся какими-то особенными физическими качествами. В училище на первых порах он стеснялся своей худобы, немало переживал, когда ему не удавалось вытягивать на обязательные спортивные нормативы. Худощавый, неширокий в кости, он за службу так и не набрал веса для своего роста. Сила Андрея была в силе духа. Только сильный духом мог так сконцентрировать свою волю.
После окончания училища у Андрея был широкий выбор. Предлагалось ему даже остаться инструктором в училище. Ведь он хорошо летал, точно бомбил. Однако Андрей выбрал Дальний Восток. И не только потому, что манила романтика дальних странствий. Повлияло на его выбор другое, более важное обстоятельство - туда же получили назначение ребята, с которыми он крепко сдружился в училище - Макломаш Сергей, Кожута Юрий, Стопочкин Александр. Уж очень не хотелось ему с ними расставаться. Готовясь вместе к выпускным экзаменам, друзья поклялись в этом друг другу - летать в одних небесах.
"Этот твой порыв прекрасен,- писал Андрею отец в 1980 году из ДРА,- а о людях, в конечном счёте, всегда судят по их поступкам, потому что, как ты красиво не говори о чём-либо, именно в деле, конкретном деле, конкретных условиях ты и я, все мы вместе видны. И твой поступок - на Восток, на Дальний, не за романтикой, а за другом - говорит, что ты - настоящий человек".
Осенью 1981-го, когда отец ещё не вернулся из своей первой поездки в Афганистан, случилась беда. Тяжело заболела мама Андрея. Она с детства страдала болезнью сердца, не раз лечилась по больницам и военным госпиталям. Вот и сейчас её положили на лечение в больницу Челябинска. Андрей смог выпросить у командования краткосрочный отпуск, прилетел буквально на три дня. Мама рада была встрече с сыном, много говорили об отце, который скоро должен вернуться из далёкой и жаркой страны.
В последний день своего отпуска, Андрей решил отметить день рождения мамы прямо в палате. Накупил всяких вкусностей, прихватил бутылочку белого вина. Соседки по палате приняли активное участие в пиршестве. Все поздравляли именинницу, желали ей счастья и здоровья.
Лишь одна Мария Викторовна была не "в настроении", долго не хотела выпить за здоровье рюмочку. Потом махнула рукой - и залпом осушила бокал. Она лишь негромко сказала сыну: "А как же приметы, Андрюша? Ведь день рождения у меня будет только завтра, 5 сентября. Ты сам всегда верил в приметы. Бабушка Варвара ("Пусть земля ей будет пухом"- её схоронили три года назад) тебя как учила? Нельзя заранее поздравлять с днём рождения! Вот и отца твоего тоже приучила к приметам. От вас и я стала такая суеверная".
Андрей смутился: "Ничего, мамочка, это не страшно. Всё это пережитки прошлого. Я ведь уже коммунист, а мы в это не верим. И потом завтра я уже должен быть на службе".
Мать устало кивнула. Они тепло расцеловались на прощание. Утром Андрей улетел на свой Дальний Восток.
Мария Викторовна умерла через две недели, уже закончив лечение и, вернувшись домой, два дня как. Телеграмма потрясла Андрея. Он сразу вспомнил этот день рождения в палате. Рвал на голове волосы, рыдал в голос. Но маму уже не вернешь.
После похорон Андрей долго не мог прийти в себя. Отныне он навсегда будет верить во все приметы, как и учила бабушка Варвара.
Через месяц вернулся из Афганистана отец. Андрей прилетел домой в Челябинск на день. Несколько часов, обнявшись, они просидели с отцом у дорогой могилы.
А вскоре Андрея списали по здоровью с лётной работы - заболел, было, туберкулёзом, но сумел его побороть, и не столько лекарствами, сколько волей, наладил абсолютно аскетический режим жизни.
И вернулся в строй, правда, до полётов пока не допускали. Он мог и иную дорогу выбрать - к спокойной, беспечальной жизни: у него была хорошая должность в большом городе, перспектива роста по службе - чего ещё надо? Но Андрей Соколов пишет рапорт:
"Хочу выполнить свой интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан, как и мой отец, кавалер ордена Красного Знамени. Прошу направить..."
Боевую специальность на необъявленной войне Андрей выбрал сам: авиационный наводчик.
Отец не отговаривал сына. На прощание крепко, по-мужски, обнял. Произнес: "Помни, сын, что умирать следует за то, ради чего стоит жить. Это ещё Сент-Экзюпери так говорил.- Потом, помолчав, добавил.- Буду снова проситься в Афганистан. Возможно, там и увидимся скоро".
В мае 1982 года старший лейтенант Андрей Соколов прибыл в Кандагар.
2
Это был ничем не примечательный, обычный жаркий июльский день. Впрочем, на родине его бы назвали - "Макушкой лета", ведь было 15 число. Но здесь, в Кандагаре, этого не скажешь - впереди ещё таких дней видимо-невидимо, пожалуй, до ноября месяца.
70 ОМСБ (отдельная мотострелковая бригада) общих, больших рейдов не проводила. Крупной партии раненых не ожидалось, поэтому медики Медроты "расслабились", стараясь использовать каждый час свободного времени, чтобы ополоснуться в своём бассейне, хоть немного остудить жар тела.
Многих врачей не было - убыли в отпуск, либо находились на прикомандировании в госпиталях Кандагара или Кабула. Из шести хирургов, включая стоматолога, "в строю" осталось трое, причём во второй половине дня один из них - ведущий хирург Зыков - уехал консультировать больного в ООН-овский городок.
Два Александра - Невский, ординатор операционно-перевязочного отделения и Стебивка, новый начальник приёмного отделения (приехал по замене всего пару недель назад) - отвечали теперь за всю хирургическую работу. Капитан-новичок проходил сейчас тяжёлый период акклиматизации, стараясь привыкнуть к ужасающей жаре. Несмотря на все дружеские советы, он через каждые двадцать-тридцать минут выпивал флягу воды, которая быстро покидала тело. Парень ходил, обливаясь потом, в промокшей на спине форме с белыми разводами соли. Ему сочувствовали, но помочь ничем не могли. В Афганистане каждый проходил через это испытание, требовалось лишь время, чтобы привыкнуть.
Сегодня Стебивка ещё первый раз заступил дежурным врачом, так что этот груз ответственности давил на него дополнительным весом. Он пил воду больше обычного.
Часов в пять Невский закончил работу в стационаре, сразу отправился в бассейн. Как здорово, что у них был сооружен этот искусственный водоём! Каждый раз хотелось поблагодарить своих предшественников за это сооружение. Быстро окунулся в ещё прохладную воду - недавно только заменили свежей. Вот это радость жизни!
Он уже одевался, когда заметил подбегающего к бассейну капитана Стебивку.
- Саня! Позвонил оперативный дежурный. Срочно требуют отправить хирурга на аэродром. Надо лететь за раненым офицером. Вопрос жизни и смерти.- Александр вытер пот, стекающий с лица ручьём, перевёл дыхание.- Бронетранспортёр уже ждёт у штаба. На сборы дали пятнадцать минут.
- Хорошо, Саша. Я сейчас быстро соберусь. Не переживай, успею.
-Сложность ещё в том, что просили захватить кровь для переливания. Надо будет сразу по прилёту восполнить кровопотерю, иначе не доживёт раненый до госпиталя.
-А группа крови какая?
- В том-то и дело, что никто не знает. Надо брать универсальную группу.
- Ладно, возьму два флакона с первой группой. У нас в реанимации есть запас, только сегодня видел. Плохо, что по такой жаре придётся везти, как бы не испортилась. Всё понял. Уже бегу.
... Через пятнадцать минут старший лейтенант Невский уже сидел в "брюхе" бронетранспортёра, который увозил его из расположения Бригады. Дорогу до аэропорта Ариана знал хорошо, поэтому даже не смотрел в бойницу. Наверняка их опять "атаковала" группка детишек у многоэтажных домов, построенных неподалёку от КПП (контрольно-пропускного пункта) военного городка. Маленькие, черномазые, некоторые совершенно голые, босоногие - они обычно долго бежали вслед за бронированной машиной, размахивая руками и непрерывно крича, требуя "бакшиш" (подарок). Клубы пыли их совершенно не беспокоили. Каждый раз удивлялся: как они умудряются выживать в таких условиях?!
Александр сидел, откинув голову назад и закрыв глаза, крепко удерживая между ног на полу тяжёлую медицинскую сумку (десантный вариант), подпрыгивающую на ухабах дороги.
Итак, очередной полёт на вертолёте. За год с небольшим пребывания в Афганистане полётов были уже десятки. Успел привыкнуть. Невольно вспомнился первый прошлогодний полёт. Летал за лекарствами и спиртом в Шинданд. Тогда приключений хватило! До сих пор вспоминал об этом с содроганием.
"А ведь это было ровно год назад!- Невский даже вздрогнул от этой мысли.- Точно-точно. Слава богу, тогда все остались в живых. Спасибо лётчикам, их мастерству!"
Тот, кто бывал в Афганистане, перемещался с места на место по горам и пустыням на своих двоих, либо по воздуху, испытывает к вертолётам особое чувство, очень сложное: тут и нежность, и благодарность, и некая сердечная теплота, вызывающая тревожный стук в сердце, и лёгкое жжение в висках; вертолёты в Афгане - самые незащищённые существа, особенно в горах. Да, именно существа. Живые! Невский, во всяком случае, был в этом твёрдо уверен - да, живые, каждая машина со своим дыханием, своей кровью, со своими лёгкими и уязвимым сердцем, вся защита вертолёта - только люди, командир, второй пилот (штурман-оператор, по-вертолётному, "правак") и борттехник: удастся им увернуться от огненной струи, сманеврировать, - значит, машина будет цела, не удастся - машина погибнет.
Каждый обязательно остановится и посмотрит вверх, когда услышит тяжёлое проволглое хлопанье винтов - вертолёты обычно возвращаются с задания усталые, в чёрной копоти, подрагивающие от напряжения и того, что было сделано - работа на долю вертолётов достаётся трудная,- часто с помятыми боками и рваными дырами в железе. Хоть и считаются вертолёты МИ-8 армейскими, но на самом деле они обычные, гражданские. Иное дело - грозные, обладающие большой боевой мощью вертолёты МИ-24.
От мыслей о вертолётах старший лейтенант вернулся к предстоящей задаче. Не то, чтобы он беспокоился от необходимости переливания крови в полевых условиях (уже переливал, правда, в Автоперевязочной, прочно стоящей на земле). Нет, волновался - успеют ли доставить раненого на операционный стол. Как понял из скупых объяснений оперативного дежурного, спасение пострадавшего - в немедленной хирургической операции.
Что касается переливания крови, то приходилось заниматься этими вопросами уже несколько лет, с самого начала работы хирургом. Так было в медсанбате Чебаркуля, в госпитале Печоры и теперь здесь, в Медроте Кандагара. Именно его в первые дни пребывания на должность назначали почему-то "ответственным за кровь". Случись что, будет с кого спросить. Конечно, определить группу крови могли и операционные сёстры, но именно врач должен принять окончательное решение - какая это группа крови. В сомнительных случаях приходилось переделывать самому. Сложнее бывало, когда оперируешь, тебя буквально на минуту окликают и показывают результат на тарелочке с каплями крови, должен подтвердить, мол, да, это первая, а не вторая группа. Это всегда и беспокоило, ведь возможна ошибка. Хирурга, которого Невский менял в медсанбате, сняли с должности именно за такую ошибку - неправильно определили группу, перелили кровь - человек скончался. Скандал был на весь Уральский военный округ. Не хотелось повторять ошибку своего коллеги.
Вообще идея замены потерянной или старой, "больной", крови молодой и здоровой существовала ещё в XV веке. Насколько велика была в те времена вера в переливание крови, видно хотя бы из того, что папа Иннокентий VIII, будучи дряхл и немощен, решился на переливание себе крови, хотя это решение находилось в противоречии с учением церкви. Переливание крови было произведено в 1492 году от двух юношей, однако результаты его были неудачными: больной погиб от "дряхлости и немощности". Юноши тоже умерли от заражения крови.
Спустя столетия, в 1667 году, придворный врач Людовика XIV Дени и хирург Эмерец перелили кровь ягнёнка (?!) тяжелобольному. Несмотря на несовершенную методику, больной выздоровел. Это был первый в истории медицины удачный результат. Одобрённые этим успехом, многие врачи пытались повторить переливание. Увы, больше ни одного удачного исхода. Множество загубленных жизней, как больных, так и ягнят.
Только в начале ХХ века Ландштейнером и Янским (1901-1907) были открыты группы крови. Стало ясно, что каждому человеку присуща своя группа (от первой до четвёртой), так что и переливать можно только пригодную кровь. Появились даже понятия "универсальный донор" (люди с первой группой могут отдавать свою кровь всем) и "универсальный реципиент" (обладатели четвёртой группы могут отдать свою кровь только таким же "четвёртникам" и никому более).
Но даже с открытием групп крови несчастные случаи при этой процедуре не прекратились. Открытие так называемого "резус-фактора" расставило все точки над "и". Отныне 85% людей на земном шарике считаются "резус положительными", остальные 15% - "резус отрицательными". Теперь переливать кровь стало безопаснее. Правда, специалисты по переливанию всё же настаивают - при больших переливаниях крови надо всё-таки переливать только (!) одногруппную кровь.
С этими размышлениями Невский и домчался до аэродрома Кандагара. "Броник" подъехал прямо к стоявшему у здания аэропорта вертолёту МИ-8, вокруг которого нервно выхаживал высокий крепкий мужчина в лётном комбинезоне и со шлемом в руках.
3
Подполковник Соколов Юрий Фёдорович, лётчик 1-го класса, командир эскадрильи (комэск), с утра был не в духе. Подчинённые с тревогой посматривали на своего прославленного командира. Гадали, что могло вывести из себя офицера.
А он был больше сердит на себя - опять размышлял над этими глупыми приметами. Никак не может избавиться от пережитков старины. Да, мама - покойница (царство ей небесное! Схоронил несколько лет назад) с детства "задурила" голову своему сыну.
Утром, когда Соколов брился перед тусклым квадратным зеркалом, непрочно прибитым к стенке дощаника, оно вдруг упало и разбилось. В голове мгновенно всплыло воспоминание - "разнесённое в брызги зеркало - к крови". Даже сплюнул в сердцах, вспомнив это утверждение матери. Добривался уже на ощупь, не хотелось тратить время на поиски нового.
Добрился, задумчиво ощупал лицо, волосы. Старухи из его детства говорили, что у счастливых растут волосы, а у несчастных ногти. Жуткая, если хорошенько вздуматься, примета и, видать, точная: Соколов, которому всегда везло - тьфу, тьфу, тьфу три раза через плечо, - был гриваст, как стиляга конца пятидесятых годов, любая женщина могла позавидовать его волосам, густым, жёстким, чёрным, как воронье крыло, без единой седой нитки.
И тут услышал, как громко, назойливо и одновременно жалобно заскрипела дверь - раз, другой, третий. А ей начал вторить, отзываясь на каждый звук внутренним несмазанным вздохом, кто-то живой, недобрый. Соколов насторожился, потянулся к пистолету, висевшему на боку. Сдёрнул кожаную петельку, накинутую на латунный глазок облегчённой кобуры. Взялся пальцами за рукоять "Макарова", чтобы можно было мгновенно выдернуть и в ту же секунду выстрелить.
Но в дощанике никого не было. Вспомнил, что скрипящие двери - это тоже плохая примета: раз двери скрипят, - значит, из дома кто-то должен уйти. Снова сплюнул в сердцах, застегнул кобуру. Но тревога прочно поселилась в его сердце.
Пытался пристыдить сам себя - боевой лётчик, коммунист, второй раз уже служит в Афганистане. Повторно прибыл в феврале этого 83-го года, причём сам попросился. Полгода писал рапорта, хотелось перебраться поближе к сыну, который исполнял интернациональный долг.
Сын. Вдруг мысль о нём обожгла подполковника. В нём было заложено крепкое отцовское чувство, нежное, озаряющее душу теплом и добрым светом. После недавних похорон жены, роднее сына у Юрия Фёдоровича не было человека на земле. Он даже болезненно поморщился. Тревога только усилилась. Редко, но всё же удавалось повидаться с Андреем здесь, на жаркой земле Кандагара. Он специально попросился именно в эту провинцию - сын служил теперь рядом.
Вспомнилось, как встретились по его прибытию - специально разыскал сына. Он очень изменился. Дело даже не в том, что исхудал ещё больше. Нет. Он повзрослел, возмужал. Твёрдый, прямой взгляд, в котором чувствовалась большая воля и крепость духа. Награждён орденом Красной Звезды, недавно вновь представлен. Досрочно получил очередное звание капитан. Они проговорили несколько часов, наслаждаясь общением друг с другом.
С лёгкой иронией рассказал Андрей о своём первом боевом крещении. Стрелковому подразделению, с которым шёл на задание старший лейтенант Соколов, предстояло совместно с афганскими воинами ликвидировать опорный пункт душманских банд. Андрею ставилась задача управлять с земли авиационной огневой поддержкой подразделения. Достигнув конечной цели маршрута, мотострелки с хода вступили в бой.
Андрей подхватил автомат, рацию и стремглав бросился к небольшому мостику, откуда доносились команды.
- Кто же под огнём так бегает?- осадил Андрея комбат, когда тот упал рядом с ним,- это тебе не стадион. Ничего, научишься зигзагами бегать. А сейчас смотри. Видишь на скале старую крепость? Там - душманские миномёты. А мы - как на ладони. Вызывай своих.
Соколов связался с пунктом управления авиации:
- Срочно "пару" в седьмой квадрат!
- Понял! Направляю, - сквозь помехи услышал Андрей ответ.
Теперь надо было, не мешкая, выбрать место для управления экипажами. Наметив удобную высоту, Соколов нацелился туда.
- Давай, только осторожнее. Под пули не лезь. Ты нам миномёты подави, остальное сами сделаем. Мы прикроем, - комбат хлопнул Андрея по плечу.
Бросок - семь метров, ещё бросок. "Ну, ещё немного!" - подбадривал себя Андрей. Здесь, в этих местах, воевал его отец в первый свой приезд в Афган. Мысль об отце придала силы.
"Миномёты мы тогда подавили с первого захода "пары",- закончил Андрей свой рассказ. Отец крепко обнял сына и шепнул ему на ухо: "Я горжусь тобой, Андрюха!"
Потом были ещё встречи, но всегда "на бегу": то отец, то сын спешили выполнять свои боевые задания. Последний раз виделись буквально три дня назад. Сын говорил о новом предстоящем выходе на боевые. Всё, как всегда.
Но почему теперь так щемит сердце? Нет, надо отбросить все эти глупые приметы, не думать ни о чём плохом. "Всё будет хорошо!" Повторил это, как молитву, несколько раз. Пора было приниматься за дело.
А работы у вертолётчиков было, хоть отбавляй...
К советскому командованию обратились представители народной власти провинции. Просили помощи. На один из кишлаков напала крупная банда душманов, пришедших из Пакистана. Семь часов отряд самообороны ведёт бой, укрывшись за стенами крепости. Силы горстки храбрецов тают. Им долго не продержаться, если не будет срочно оказана помощь.
Шестёрка вертолётов, возглавляемая комэском Соколовым, незамедлительно вылетела в заданный район.
Еще издали подполковник увидел захваченный душманами кишлак и на его окраине крепость, над которой вился дым - там что-то горело. Среди развалин кишлака - "пульсирующие зайчики": это душманы, завидев вертолёты, с дальней дистанции открыли по ним огонь. Ощущение весьма неприятное, когда видишь протянувшиеся к твоей машине свинцовые трассы.
Презирая опасность, подполковник Соколов продолжал двигаться со своим экипажем к цели. В ответ на выстрелы "духов" дал залп НУРСами (неуправляемыми реактивными снарядами). Выброшенные взрывами фонтаны сухой земли вздыбили густое облако пыли. Ответный удар нанёс также вертолёт его ведомого капитана Игоря Дмитреску. Коридор для боевых вертолётов открыт.
"Вперёд!"- приказал командир другим экипажам, заходя в повторную атаку, чтобы прикрыть боевых товарищей в момент выброски груза. Новыми залпами НУРСов он прижал душманов к земле. Один из вертолётов, погасив скорость, пошёл над крепостью, и вниз полетели ящики с медикаментами, мешки с продовольствием, боеприпасы.
Угроза существования народной власти в кишлаке была ликвидирована. Можно было возвращаться обратно.
Снова нахлынули воспоминания. Соколов повёл крутыми плечами. Тесноватый выгоревший комбинезон, который он надевал, чуть ли не на голое тело, затрещал. Еще в первое пребывание в Афганистане шёл Юрий во главе своей "пары" на задание с "НУРСами". Получили задание - накрыть банду одного муллы, пришедшего из Пакистана и вырезавшую пуштунский кишлак. Его вертолёт шёл низко, почти цепляя колёсами за землю. Лётчик выжимал из вертолёта всё, что можно выжать, спешил, взлетал на каждую каменную горбушку, нырял в каждый увал - весь рельеф ущелий своим вертолётом повторял, будто старательно срисовывал всякую встречающуюся на пути неровность. Шёл на предельной скорости, впритык к земле и, вместе с ущельем совершив крутой поворот, вымахнул на ровное, какое-то домашне-весёлое место. Место это было словно бы специально создано для пикников. Чистое, обжаренное солнцем, с хрустально-прозрачной речушкой, окаймленной белой галечной крошкой и затенями, в которых можно было спрятаться от жары.
Пикниковую площадку точно посередине пересекала линия - высоковольтовка. На карте её не было. Соколов не успел приподнять вертолёт над линией - ни силы у двигателя, ни времени на это не хватило, - зато успел до мельчайших деталей рассмотреть, что это за линия: и толстый, глянцево-чёрный, словно бы отлитый из чугуна, провод, и жёлтовато-светлые, будто вырезанные из кости, изоляторы, и переходный бандаж, похожий на лубок, который накладывают на сломанную ногу. На всё у него хватило времени, кроме одного...
Он думал, что электрический удар швырнёт машину на камни, рассыплет по деталям, а от людей оставит пепел, но, видать, была его звезда счастливой, и светила эта звёздочка ярче других. Машину действительно повело вниз, людей встряхнуло, в кабине запахло гарью, от слепящей вспышки в глазах стало темно, иллюминаторы вылетели - они просто обратились в прозрачную сталистую крошку, но люди остались живы. И машина жива. Во всяком случае, полуослепший и полуоглохший Соколов смог довести её до Кандагара.
Там кое-как посадил вертолёт, заглушил мотор и долго сидел, соображая, как же он всё-таки остался в живых: по всем законам должен был погибнуть, превратиться в горстку крупного серого пела, в спекшийся камень, во что угодно, а он уцелел.
Вот и сейчас, вспоминая давнее событие, вновь изумился: Что это может значить? Под каким таким счастливым небом он вырос? Соколов больно, чуть ли не до крови закусил губу - ещё не хватало копаться в сентиментальных мелочах. Небо у всех одно, и воздух один - главное, чтобы его хватало.
Долетели домой без происшествий. А ближе к вечеру поступило это страшное сообщение: разведрота, в которой авианаводчиком был его сын, приняла неравный бой. Есть раненые. Самоё тяжёлое ранение у офицера по фамилии Соколов. Требуется срочное восполнение кровопотери и экстренная эвакуация с последующим оперативным лечением.
Подполковник Соколов решил сам возглавить группу поисково-спасательного обеспечения (ПСО). Оставалось за малым - дождаться врача.
4
Невский выгрузил из машины медицинскую сумку, подошёл и представился.
-Подполковник Соколов,- сухо назвал себя высокий мужчина в лётном комбинезоне, надевая на голову авиационный шлем. Он крепко пожал руку доктору, задержал её в своей шершавой ладони, спросил, заглядывая в глаза,- сможешь помощь оказать в нелёгких условиях и кровь перелить? Понимаешь, там мой сын. И он очень нуждается в нашей с тобой помощи.
Глядя прямо в зрачки обеспокоенного офицера, Невский кивнул и ответил коротко:
- Смогу, товарищ подполковник.
- Тогда полетели.
Соколовская пара вертолётов поднялась в воздух в 18.30. С КП уточнили: полёт до Н-ского квадрата, где личный состав разведроты ведёт неравный бой с превосходящими силами. Есть раненые. Задача: взять на оба борта подкрепление разведчикам, врача и - вперёд.
Итак, старший группы ПСО, комэск и командир вертолёта МИ-8, позывной "ноль одиннадцатый", подполковник Юрий Соколов, ведомый - капитан Игорь Дмитреску - "ноль двенадцатый", повели свои "вертушки" на помощь разведчикам.
"Самый надёжный из всех моих ведомых. Я на него больше, чем на себя всегда полагаюсь",- так отзывался Соколов о своём товарище.
К их "паре" присоединилась ещё пара МИ-24 - вертолёты огневой поддержки. Для прикрытия. Придётся всем хорошо поработать.
"Вот уж асы так асы - с первого захода накрывают любую цель",- любил говорить о них подполковник Соколов. Он вообще о других отзывался только в превосходной степени. Выходило, все, с кем довелось ему повстречаться в жизни - и до службы, и на службе,- одни просто изумительные, другие - замечательные, третьи - славные, четвёртые - исключительные.
Невский сидел, плотно сжатый с боков бойцами из десантно-штурмового батальона. Их направляли на помощь разведчикам. Лица у всех были сосредоточены, сидели в молчании. Впрочем, разговаривать на борту всегда проблематично из-за шума двигателей.
Доктор периодически смотрел в иллюминатор. Горы, пустынные равнины, участки "зелёнки" вдоль небольших речушек.
По рассказам знакомых офицеров Александр уже знал, что служить в Афгане авианаводчиком - дело сложное и очень опасное: в любом бою душманы старались уничтожить этих людей в первую очередь. А вот Андрей Соколов, из скупых объяснений отца, служил здесь в Кандагаре уже второй год. Пока всё было нормально, даже не было ни царапины, ничем не болел. Везло. И вот.
Невский незаметно перешёл на воспоминания о своём доме. На душе потеплело. Постепенно и тревога улеглась. Он справится со своей задачей. Иначе и быть не может!
Около тридцати минут уже находились в воздухе, быстро наступали сумерки. В горах темнеет очень рано. По всем подсчётам, вышли в заданный район. С высоты подполковник Соколов наблюдал, как там, внизу, проплывали пустынные участки, горные хребты, одинокие вершины. Наконец, внизу засверкали огненные трассы. По всему видно: идёт бой с душманами. Пока трудно понять где - наши, где - чужие.
Пунктиры выстрелов соединяли две горные вершины. Надо поддержать "огоньком", но где именно свои?
Тут место посадки обозначили зажжённой шашкой, в сумерках она явственно была видна.
Соколов тут же припомнил, как ему пришлось трижды совершать маневр, чтобы взять десантников с крохотного выступа. Точно-точно, трижды. Каждый раз дым от шашки менял направление: в гигантской каменной трубе гулял шальной ветер. Но сейчас, слава Богу, сильного ветра не было.
Но есть ещё одна беда вертолётчиков: пыль, мелкая, как пудра. Когда Соколов впервые попал в Афганистан, всё удивлялся, кто это целыми кучами рассыпает цемент. Оказалось, вовсе не цемент, а песок - мелкий, белый, ветер поднимает его и несёт, ухудшая видимость. При посадке пыль так плотно окутывает вертолёт, что земли не видать.
Шашка внизу горела, разбрасывая сноп искр. Пора действовать. Боевые вертолёты по команде Соколова начали работать по вспышкам на противоположной от горящей шашки вершине.
-"Двенадцатый",- распорядился командир: в бою обычно обходились без "нуля".- Дистанция - тысяча. Начинаешь работать. Потребуется - прикрой.
-Понял, работаю,- отозвался Игорь Дмитреску.
Соколов сделал заход, снизил скорость, подвёл машину к определённой точке и метров с десяти бросил её вниз без зависания, чтобы пыль не успела накрыть вертолёт за те минуты, нужные ему для высадки десанта и приёма раненых.
- Есть касание! Двери! Лестницу!
Десант, едва колёса коснулись каменной площадки, нырнул в облако пыли. А к дверному проёму вертолёта кинулись несколько фигур.
Невский помог борттехнику втащить самодельные носилки с раненым офицером, следом забрались ещё трое легкораненых.
Машину качнуло - есть груз. Кто-то быстро втоптал в землю ботинком недогоревшую шашку, тем самым, лишив душманов ориентира.
Подполковник Соколов, не раздумывая, подвинул ручку "шаг-газа". Вверх, вверх, как можно быстрее.
"Ноль одиннадцатый" вскоре уже завис на высоте. Теперь он работал НУРСами, его ведомый должен высадить десант. Капитану приходилось вдвойне труднее - уже практически стало темно. Полёт почти вслепую. Это, как набросить на фонарь кабины плотное тёмное покрывало. Причём надо помнить, что рядом с винтом машины подымаются скалы, и двигатель задыхается от недостатка кислорода, что фары можно включить лишь на секунду, перед самым касанием к усыпанной крупными камнями земле, иначе рискуешь получить очередь из крупнокалиберного пулемёта от засевшего где-то врага.
Ничего этого Невский, конечно, уже не видел. Всё его внимание теперь привлёк раненый офицер на окровавленной плащ-палатке.
5
Последние два месяца Андрей Соколов считал своим домом заставу "Элеватор". Здесь уже шесть месяцев несла боевую вахту седьмая рота 3 батальона, которая обеспечивала охрану и оборону дороги от выхода из Кандагара и далее по трассе. Подразделение размещалось автономно на удалении от основных сил своего батальона, расквартированного прямо посреди пустыни. Прославленный командир роты, получивший звание Героя Советского Союза, недавно уехал по замене в Союз, передав своё подразделение сменщику. Он просил лишь об одном - сохранить славные боевые традиции "семёрки" и её звание - лучшей в 70 ОМСБ. Замполит Толя Бабиков, которому оставалось до замены еще несколько месяцев, обещал помочь новичку побыстрее войти в курс дела. Вместе они не уронят честь и достоинство славной седьмой роты.
Андрей успел за короткий срок сдружиться с ротным, пожелал ему на прощание счастливой военной судьбы. Александр обнял на последок отважного авианаводчика - пришлось и под огнём вместе побывать.
Соколов очень часто задействовался на боевых операциях, обеспечивая огневую поддержку своих коллег-авиаторов. Зато, когда удавалось пожить день-два, а-то и больше, в районе Элеватора - считал это "отпуском" от ратных дел.
Конечно, эту заставу с большой натяжкой можно было считать безопасным местом. Душманы регулярно подвергали всех обстрелам. Это могли быть мины и реактивные снаряды. Но здесь давно уже были созданы надёжные убежища, позволяющие переждать этот обстрел. А ещё у ротного миномётные гнёзда соединялись подземными ходами сообщения, освещёнными внутри.
-А что,- ответил командир "семёрки" восхищённому Андрею,- у "духов" кяризы, а мы - хуже? Построили вот.
"А ведь он просто любит своих солдат,- подумалось тогда Андрею.- Не любил - не строил бы". Действительно, о своих бойцах ротный говорил с восхищением.
- Мы тут на БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина) "василёк" (автоматический миномёт) установили, получилась этакая передвижная миномётная точка. А на днях был обстрел. Сидим в подземелье, слышу - наш миномёт отвечает, а ведь приказал: никому не высовываться. Бегу к БРДМ, а они, хлопцы мои, привязали к спусковой ручке верёвку, сами сидят внутри машины, за броней, и за верёвку дергают, кассету заменят и опять дёргают. Вот ведь молодцы!
-Но ведь пока меняют, тоже опасно,- изумился Соколов.
-Конечно, опасно, только здесь не прогулки по Арбату - война.
У ребят с "семёрки" даже было своё небольшое хозяйство: огородик, где выращивали лук, редиску, помидоры. Существовал крохотный бассейн, пусть маленький, но и он мог дарить ощущения отдыха. А ещё у них была живность - петух и три курицы, которые исправно поставляли к солдатскому столу свежие яйца.
С этими курицами даже было связано одно забавное происшествие, о котором теперь Андрей всегда вспоминал с улыбкой. Случился этот обстрел в один из первых дней пребывания капитана Соколова в расположении "семёрки". Они сидели с ротным, когда в убежище заглянул обеспокоенный боец:
- Товарищ капитан, Аську осколком ранило!
-Да как ты допустил такое?! Шкуру спущу. Давай её сюда!
-Слушаюсь!
Парень стремительно исчез.
- Это ваша медсестра, что ли? Я пока её не видел,- обеспокоился Андрей.
- Это наша любимица. Сейчас я вас познакомлю, если она не погибла.
Вскоре солдат снова появился, держа на руках... белую курицу. Правая лапка её была аккуратно забинтована.
- Я её уже перевязал. Пальчик на ножке оторвало, самый кончик. Хотел даже ей обезболивающий укол поставить, да не знаю, куда. Должна выжить, товарищ капитан.
Он бережно подал ротному курицу, которая довольно спокойно сидела на руках.
-Вот, Андрюха, познакомься, наша Аська. Цены ей нет. Самая старшая, несётся даже без петуха каждый день. Нам в мае на День победы подарила десять яиц, торт сделали на всю заставу. Позднее ещё добавились серая курочка Фроська и самая молоденькая пёстрая трёхцветка Каська. Эти пока не неслись ещё. Но выкармливаем. Вот и петуха на прошлой неделе, наконец, достали. Их мои ребята по брошенным кишлакам находят. Думаю, надо продолжать их выкармливать. Съешь их - и ничего не останется. А так - свежие яйца, да и о доме многим моим парням напоминают.
-Смотрю, они у вас все с именами. А как петуха назвали?
- Султан назвали. Ведь он один при трёх жёнах. А как же без имени, чай, живые существа,- с улыбкой закончил ротный.
Он вернул курицу солдату и строго наказал - во время обстрела обязательно прятать всех в убежище.
-Головой отвечаешь,- строго закончил Александр.
Солдат кивнул и исчез с курицей.
Позже Андрей заглянул в сарайчик, где в углу в большом ящике жил Султан со своими жёнами. Каждый раз, возвращаясь с боевых, Соколов первым делом спешил повидаться со своими любимцами, обязательно приносил им зёрна. Не раз наблюдал, как эти пернатые, как ни в чем не бывало, смело разгуливают по территории даже во время обстрелов. Он, было, забеспокоился - может они все глухие? Но только крикнул: "Цып, цып, цып", как они тут же подбежали друг за другом. Последним важно подошёл Султан...
В ночь перед выходом с разведротой Андрей Соколов не спал. Тревожные думы одолевали его. Злился на себя, но сон не шёл. А тут ещё Султан всю ночь разкукарекался. Так и хотелось пойти и "шугнуть" на него, пусть не мешает спать людям.
Непрерывно почёсывая локоть (с чего бы это?), Соколов вдруг вспомнил, что по рассказам бабушки: "Локоть чешется - к горю", а "Петух всю ночь поёт - не к добру". Это воспоминание не добавило спокойствия. Сунул голову под подушку. Только под утро забылся тревожным сном.
Утром забежал покормить живность. Курицы и петух разгуливали неподалёку от сарайчика. Хвост белой прославленной Аськи был обсыпан соломой. Тут же словно кто-то прошептал в голове примету: "Солома к хвосту курицы пристала - покойник будет".
Даже не стал кормить своих любимец - так расстроился. Но пора было отправляться в очередной боевой выход.
... Разведроте, с которой шёл авианаводчик Соколов, предстояло взойти на высоту, господствующую над долиной. Там - опорная база "духов", поэтому, если будешь на высоте, будешь иметь в руках ключ от долины.
Разведчики упорно шли в гору. На середине примерно этого подъёма сделали остановку. День уже перевалил за вторую половину. Здесь, на высоте, меньше беспокоила жара, но сказывалась разрежённость воздуха. Андрей снял рюкзак, автомат, но заметил впереди грот. Командир роты уточнял со взводными маршрут, и, чтобы не отвлекать его, Соколов с одним из разведчиков проник в пещеру. Засады не обнаружили, зато нашли спрятанное оружие: автоматы, винтовки, патроны, гранаты.
Андрей выбежал с радостной новостью к ротному. Тут их и начали обстреливать с противоположной вершины. Очереди из крупнокалиберного оружия заставили всех искать надёжное укрытие. Вскрикнул один, другой раненый. Упал боец, пуля попала прямо в голову. Он погиб мгновенно.
Ротный приказал срочно вызвать "вертушки". Андрей немедленно связался с авиацией, просил поддержать "огоньком".
-Высылаем "пару" МИ-24,- ответил далёкий голос.
Боевые вертолёты справились со своей задачей. Два пулемёта ДШК замолкли. Можно было подниматься на господствующую вершину дальше. Одного разведчика оставили с легкоранеными и погибшим у грота. Позже эвакуируют всех.
Рота продолжила восхождение. Но, видимо, душманы не хотели так просто отдавать эту вершину. Часа через полтора-два начался сразу массированный обстрел. Андрей шёл в цепочке, когда почувствовал сильный удар по ногам. На мгновение в глазах вспыхнул ослепительный свет, потом - резкая боль. Сознание не терял, понял - попал под очередь пулемёта.
Подозвал к себе солдата, когда тот поспешно подполз, спросил: "Что с ногами? Обе оторваны?" Тот подавленно молчал, боясь взглянуть на окровавленные голени. Тогда Андрей попросил разорвать запасную гибкую антенну от походной рации - больше под рукой подходящего, что годилось бы на жгуты, не было. Солдат поспешно наложил эти импровизированные жгуты на оба бедра. Андрей сам ввёл себе обезболивающее из шприц тюбика - санинструктор перед рейдом раздал каждому. И только тут офицер заметил, что ранен ещё и в руку.
Рота уже приняла бой. На соседнюю вершину полетели ответные очереди. Солдат, решив, что больше ничем помочь не может, отполз в сторону, посылая очереди из автомата. К раненому офицеру между тем спешил санитарный инструктор. Он не стал трогать эти самодельные жгуты - кровь была остановлена. Наложил повязки на обе ноги. Правая нога была перебита чуть ниже колена, держалась буквально на "ниточке", левая тоже была сломана выстрелом большой пули. Чтобы хоть как-то обездвижить, санинструктор прибинтовал ноги друг к другу. Жаль, что здесь не найти ничего, пригодного для транспортной шины. Перевязал правую руку - сквозное ранение плеча. Кость, вроде не задета.
Внимательно глядя на смертельно бледного капитана, медик угрюмо произнёс:
- Кровь вам надо перелить, товарищ капитан. Много потеряли.
Помолчал с минуту.
- До госпиталя могут не довести,- жёстко закончил он.
Соколов кивнул головой, потом попросил придвинуть к нему рацию.
- Нажимай, я буду говорить,- сказал он медику, показав на кнопку в рации. Услышав знакомый голос капитана Николая Каптана, Андрей кратко доложил ситуацию. Назвал квадрат. Потом добавил:
- Медицина говорит, что не довезут до госпиталя. Хорошо бы на месте перелить кровь. Передай там.
Каптан мгновенно всё понял. Только сказал кратко:
-Ждите "пчёлок".
В момент опасности время растягивается. Это ожидание вертолёта показалось Соколову целой вечностью. Он терял сознание, снова приходил в себя. И ждал, ждал, ждал. Звук вертушки был для него лучше любой музыки. Наконец, борттехник благополучно втянул Андрея в вертолёт. Сознание снова замутилось...
6
По самым приблизительным подсчётам, после ранения прошло уже полтора часа, значит, срок наложения жгута истекает. Невский первым делом решил провести "контроль жгута" - снял самодельное устройство с левого бедра, тут же наложил настоящий резиновый, уже ниже прежнего уровня. На правой ноге повторил это действие, и опять жгут наложил на голень, ближе к месту ранения. Всегда не переставал на занятиях с санинструкторами обращать на это внимание - "жгут всегда (!) надо накладывать ближе к месту ранения". Надо бороться за каждый сантиметр. В случае последующей ампутации она тоже пройдёт гораздо ниже, легче потом протезирование произвести. До слёз бывало жалко раненого в область стопы или нижней трети голени, когда жгут накладывался по незнанию на бедро. Из-за невозможности быстрой эвакуации он поступал на операционный стол более чем через два часа после наложения жгута - вот и приходилось ампутацию проводить на уровне бедра.
В полутёмном салоне вертолёта Невскому помогали легкораненые - светили тремя фонариками, которые принёс борттехник. Вертолёт пока находился на месте, продолжая посылать свои "смертельные приветы": стреляли пулемёты, улетали НУРСы.
Доктор подбинтовал раны, наложил транспортные шины, которые нашлись на борту вертолёта. Один за другим ввёл ряд лекарств (сердечно-сосудистые, обезболивающие). Пора было приниматься и за переливание крови, ради которого его и взяли в этот полёт.
Ещё перевязывая Андрея, Александр заметил на его правом плече наколку: A(II)Rh+. Всё ясно - вторая группа, резус-положительная. Такие наколки многие в Афгане делали себе - группа крови. Не обходилось и без ошибок, поэтому обычно медики перепроверяли, прежде чем приступить к переливанию крови. Невский лично припомнил два случая, когда реальная группа не совпала с выколотой на руке. Сейчас перепроверить возможности не было, ведь определение группы крови - процесс трудоёмкий, требует отличного освещения. Оставалось рискнуть и поверить. С собой захватил два флакона с первой группой, резус-положительной. В данном случае она подходила.
Невский стал готовить систему для переливания. Чтобы успокоиться, попытался отвлечься от мысли, что находится высоко над землей в вертолёте, ведущем огонь по врагу. В голове сами собой стали всплывать строчки из учебника по хирургии. "Переливание крови может быть прямым и непрямым. Прямым называется переливание цельной крови, производимой с помощью аппарата для прямого переливания крови от донора, находящегося рядом с больным, лежащем на операционном столе. Такой метод теперь применяется лишь по особым показаниям.
Непрямым называется такое переливание, при котором операция взятия крови по времени отдалена от её переливания. Непрямое переливание получило широкое распространение.
Введение крови в организм больного производится внутривенно или по особым показаниям внутриартериально. Переливание крови производится струйным или капельным методом".
"А что, собственно, я волнуюсь? - обратился к самому себе Александр. - Мне нужно внутривенно перелить 400 мл крови. Есть тяжелораненый, есть флакон с кровью. Начали!"
Это легко сказать. Вертолёт начал совершать манёвр, трудно было устоять на ногах в салоне. А что уж говорить про попытки попасть в вену Андрею?! Вновь из кабины вынырнул борттехник Сергей,
- Док, командир спрашивает, как тут дела? Чем тебе помочь?
- Мне надо несколько минут неподвижности машины, иначе не попасть в вену. Может командир это сделать сейчас?
-Всё понял. Передам.
Прошло минут пять, вертолёт замер, точно остановился на прочной земле. Невский мысленно поблагодарил пилота. Со второй попытки он попал в крупную вену на здоровой руке. Есть! Теперь переливаем кровь. Но! Надо провести пробу на биологическую совместимость - первые 25 мл переливаются крайне медленно. Потом надо смотреть на самочувствие больного. Если состояние не ухудшилось - кровь переливают дальше. А как это определить по человеку, находящемуся без сознания?! Обычно они сами говорят, мол, начало "морозить", может начаться дрожь. Стоп! Дрожь. У него этого нет, значит, эта растянутая биологическая проба говорит о пригодности данной крови.
Невский мысленно пожелал раненому удачи и продолжил наполнять его вену донорской кровью. Он решил первую порцию крови ввести струйно - поднял флакон как можно выше, открыл просвет трубки полностью. Когда во флаконе осталось крови немного, перекрыл доступ в вену. Эти остатки полагается хранить сутки на случай проведения необходимых исследований, если возникнет какое-либо осложнение. Правила работы с кровью Александр помнил наизусть.
Второй флакон крови подсоединён. Опять проведена биологическая проба. Всё нормально! Можно переливать. Эту порцию крови переливал уже капельно.
Вновь появился борттехник. Невский показал ему большой палец - всё нормально. Сергей кивнул головой и исчез в кабине. Теперь вертолёт стремительно набирал скорость. Как можно быстрее требовалось доставить раненого на операционный стол.
Весь путь обратно пролетел незаметно - Невский не спускал глаз с капель крови, падающих друг за другом в системе для переливания. Несколько раз крепко тряхнуло, но доктор не выпускал из рук сосуд с драгоценной жидкостью. Александр не сразу понял, что они уже на земле. Стало вдруг тихо, потом распахнулась дверь кабины. Соколов-старший шагнул к лежащему на полу сыну, опустился на колени рядом с дорогим человеком. Невский продолжал ещё удерживать на весу флакон - переливание заканчивалось.
-Как он, док?
-Переливание перенёс хорошо. Осложнений я не видел. Надо оперировать срочно. Я его довезу до госпиталя.
-Хорошо. Я поеду с тобой.
В открытую дверь уже влез фельдшер из приёмного отделения госпиталя - он приехал за раненым.
Бережно переложили тело на носилки, перенесли в санитарную машину. Невский был "привязан" к раненому - продолжалось переливание крови, поэтому приходилось удерживать флакон на весу. Потом в салоне санитарной машины рядом плечом к плечу сидели доктор и лётчик. Оба не спускали глаз с лица Андрея.
Только перед дверями операционной Соколов-младший открыл глаза. Отец не скрывал слёз радости:
- Андрюшенька, всё страшное позади! Ты в безопасности! Сейчас тебя чудо-доктора прооперируют. Всё будет хорошо! Я буду здесь рядом.
Операция продолжалась несколько часов. Всё это время перед операционным блоком на кушетке просидели в молчании старший лейтенант и подполковник. Офицеры понимали друг друга без слов. Александр то и дело всматривался в голову лётчика - обильная седина покрыла ещё недавно чёрные волосы.
Невский несколько раз оставлял Соколова-старшего, скрывался в операционной. Выходил и произносил лишь одно слово:
-Оперируют.
Но однажды он задержался надолго. Юрий Фёдорович не на шутку встревожился. Наконец, дверь оперблока распахнулась. Мужчина и женщина в белых халатах вывели под руки Невского. Лицо его было бледным, почти белым.
- Не надо, я сам,- попросил он и осторожно, словно под ногами был первый ломкий ледок, сделал шаг, другой.
Александра усадили на кушетку. Встревоженный Соколов с ужасом смотрел на происходящее.
-Ради Бога, Юрий Фёдорович, не волнуйтесь,- произнёс начальник отделения. - Операция закончена, ваш сын будет жить. А Саша сдал ему свою кровь - прямое переливание. Так что теперь ваш сын и Александр - кровные братья. У нас закончились запасы второй группы крови, тут Невский и предложил такую же свою...