"И "боги войны" погибают..."
"Пусть он ушёл, твой друг. И навсегда
Какой-то луч погаснет в свете этом,
Исчезнет в мире капелька тепла,
Которая согрела бы планету.
Пусть даже нужные кому-то,
Но в этот миг словам не верю я,
Заменит их молчания минута"
/Михаил Шустов, 1.12.1963-12.11.1983,
артиллерист-корректировщик/
Предисловие от автора
Офицерские вдовы, так и не дождавшиеся своих любимых. Офицерские и солдатские матери... Офицерские дети, так и не увидевшие своих отцов...Только память о них - какими были, что любили - останется навсегда. Как самую дорогую реликвию хранят во многих семьях погибших последнюю фотографию, присланную в письме из Афганистана. Невозможно поверить, что ЕГО уже нет и не будет. Но, как поётся в одной афганской песне, "только кажется порой, они должны к нам возвратиться..." Как хочется этого! Они - сыны наши. Они всегда должны быть с нами.
В основу рассказа положена реальная история офицера-артиллериста, погибшего в Афганистане. Все фамилии изменены.
1
Звонок прозвучал звонко и требовательно, возвещая об окончании урока. Но в классе никто не сдвинулся с места, явно не собираясь выходить на перемену.
-Так, ребята, продолжаем слушать нашего гостя. Сегодня у вас запланировано подряд два моих урока биологии, так как Вера Степановна заболела, истории не будет. Мы с вами решили провести "Урок мужества", пригласив участника войны в Афганистане в канун праздника 23 февраля. Майор Невский очень интересно рассказал нам о работе военных врачей по спасению наших раненых бойцов и командиров. Какие ещё у вас есть вопросы, задавайте, не стесняйтесь.
-Елизавета Никаноровна, можно я спрошу товарища майора?
-Конечно, Вадик. Только подними руку и встань, пожалуйста. Не надо говорить с места. Я уже в какой раз напоминаю всем о правилах поведения. Наш дорогой гость решит, что вы не девятый класс, а сборище непослушных ребят и девочек.
Полная пожилая женщина погрозила пальцем всему классу и улыбнулась. Её глаза остались по-прежнему печальными, в них словно навсегда поселилась грусть.
Худенький паренёк с последней парты поднял руку, затем встал и протараторил свой вопрос, при этом он смотрел не на офицера, а на свою классную руководительницу:
- Расскажите, пожалуйста, как воевали советские артиллеристы на земле Афганистана, особенно хотелось бы услышать о работе корректировщиков огня.
Майор Невский с удивлением смотрел на школьника, который, задав вопрос, уселся на место, с победным видом обводя взглядом своих одноклассников. Александр взглянул на учительницу, лицо которой приняло напряжённое выражение.
- Я удивлён этим вопросом. Я весь предыдущий урок рассказывал о своей службе в Афгане, и мне показалось, что все должны были понять, что по профессии я врач, а не артиллерист.
- Сын Елизаветы Никаноровны был офицером-артиллеристом, он погиб ровно пять лет назад в 1986-м, ему не было и двадцати пяти. Мы всем классом ухаживаем за его могилой, обязательно приходим к нему на день рождения 18 сентября и на день гибели 16 февраля. Вот и три дня назад навестили Виктора Ивановича. Да, конечно, мы знаем, что вы были врачом, но нам интересен ваш взгляд на службу корректировщиков огня, наверняка, вы можете что-то припомнить из своих впечатлений, - смуглая, кареглазая девушка поправила рукой чёлку и села за парту.
- Мне очень жаль, Елизавета Никаноровна. Я не знал о вашем горе. А вы, ребята, молодцы, что чтите память погибшего офицера. Вы правы, я видел артиллеристов в работе во время участия в рейдах. Ну, что ж, пусть это будет рассказ непрофессионала. Попробую припомнить свои впечатления.
2
Это был сентябрьский рейд в самые первые месяцы после прибытия в Кандагар. Автоперевязочная, на которой, как обычно, я выехал для медицинского обеспечения рейда, расположилась при управлении Бригады (70 Отдельная мотострелковая бригада). На второй или третий день меня направили на бронетранспортёре к стоявшим неподалёку артиллеристам - надо было оказать срочную помощь раненому офицеру.
Фельдшер, конечно, на месте помощь оказал, наложил на ногу жгут, сделал перевязку, ввёл обезболивающее, но требовалось переливание кровезаменителей, обработка ран. У капитана оказалась перебита осколками рука, а правая ступня держалась на клочке кожи.
Прямо под небольшим брезентовым навесом я промыл раны, стопу пришлось ампутировать, ввёл антибиотики, наложил чистые повязки и транспортные шины на ногу и руку, ввёл несколько флаконов кровезаменителей.
Вертолёта пришлось ждать довольно долго - обстановка не позволяла ему приземлиться из-за обстрелов. Он прилетел только утром, так что требовалось наблюдать состояние раненого постоянно, вводя то или иное лекарство. Иван, так звали офицера, держался мужественно.
Душманские зажигательные ракеты продолжали лететь в нашу сторону, однако падали они, как говорится, вразнотык, гдё придётся. И чем дальше, тем эта стрельба - лишь бы куда, становилась очевиднее. Мне так объяснили эту стрельбу душманов артиллеристы: до нашего прихода сюда вся местность была ими пристреляна, но когда наши артиллеристы начали накрывать одну за другой их огневые точки, остальным пришлось сниматься с насиженных мест, выбирать новые, более защищённые. А новая позиция, в сравнении со старой, пристрелянной, это, как говорится, сбитый прицел. К тому же и с новой позиции наши артиллеристы не позволяли душманам вести прицельный огонь. Спустя несколько часов душманские термитные ракеты вообще прекратили прилетать с гор. И у наших артиллеристов вроде бы работы поубавилось. А потом наступила такая тишина, что, казалось, можно услышать, если очень напрячься, как мигают на вечернем небе первые крупные звёзды.
Так продолжалось до полуночи. А потом началось...
В пяти километрах от позиций наших артиллеристов, среди полуразвалившихся стен старого караван-сарая, ещё засветло был оставлен по просьбе афганского командования взвод. Задача его - обеспечивать безопасность движения по дороге, которая пролегала в ста метрах от того караван-сарая, заброшенного потому, что дорога возле него была асфальтированная и по ней мчались не верблюды, а автомобили, им, как известно, нужен не караван-сарай, а нужна бензоколонка. И вот в полночь затрезвонили телефоны на позиции у артиллеристов. Командир того взвода доносил, что на них в атаку пошли душманские цепи.
Подполковник Кокунько это прокомментировал коротко:
-Обнаглели...
С этого момента Герман Игнатьевич не отнимал телефонную трубку от уха, по-моему, часа два подряд. Только один раз отвёл её в сторону и сказал мне, сидевшему в это время рядом с ним:
-Док, хочешь послушать, что там делается? - и протянул телефонную трубку.
Я взял её и прижал к уху. Слабо, будто из-за толстой стены, слышалось уханье, треск эфира, голос: "До них уже шестьдесят метров. Я "Стекло", до них уже шестьдесят метров Они ползут..." Я поскорее передал трубку Кокунько. Подполковник взял её и сразу стал говорить:
-Всё нормально. Не горячись. Ну-ка, дорогой мой, ещё раз поточнее координаты... Чудесно. Теперь смотри, как ложатся снаряды... Спокойно, дорогой, сейчас всё уладим...
Рядом с палаткой ударило сразу несколько наших стволов.
-Как легли? - продолжал Герман Игнатьевич в трубку. - Ну вот, всё будет чудесно. Сейчас, "Стекло", будь повнимательней, ты меня понял, будь повнимательней, пусть твои пригнут головы, я ударю поближе. Понял... Всё будет хорошо. Только замечай разрывы и докладывай. Можешь? Всё будет чудесно, ты только не горячись.
Опять за палаткой рвануло так, что ветер пошёл понизу.
-Откатываются... Ну вот видишь... Ты только разрывы замечай... Замечай разрывы... В обиду я тебя не дам, дорогой ты мой. Понял? Не дам... А сейчас будет ещё лучше. Замечай разрывы и говори мне... У нас тут всё готово, всё нужное есть. Главное - замечай разрывы и докладывай, - так ворковал в трубку командир, без промаха накрывая душманские цепи.
-Взвод наш душманам там как кость в горле, - пояснил мне командир. - С того места взвод контролирует участок дороги в одну сторону на пять километров и в другую на столько же. А душманам надо этот отрезок дороги за ночь успеть заминировать, потому что утром по дороге пойдёт колонна афганских автомашин. Вот почему они и прут сейчас цепью.
После интенсивного огня напряжение несколько спало. "Стекло" успокоилось, хотя до утра ещё множество раз звонили телефоны на позициях артиллеристов, и они незамедлительно открывали огонь.
- Самое главное в таком деле, как сегодня, а других тут и не бывает - это артиллерийский корректировщик, - пояснил подполковник Кокунько. - Хороший артиллерийский корректировщик тут, как говорят в хоккее, полкоманды стоит... Как там, Ваня, док?
-Держится капитан. Скорей бы отправить его в госпиталь. Вертолёт скоро будет, Герман Игнатьевич?
- Да, уже на подходе. Готовь раненого к эвакуации.
3
Утром после той ночи я на вертолёте пролетал над караван-сараем, где был артиллерийский корректировщик с позывным "Стекло". И видел с высоты ночную работу артиллеристов - воронки от разрывов снарядов безукоризненно ровной строчкой впечатались в пятидесяти метрах от дувалов караван-сарая, за которыми были наши солдаты. Артиллеристы знают, что значит ночью положить снаряды в пятидесяти метрах от своих. Ювелирная работа! Но она такая не ради, как говорится, искусства.
Вертолёт высадил меня неподалёку от Автоперевязочной; к уже имеющемуся на борту раненому капитану добавили ещё троих раненых, которых пришлось "обрабатывать" в моё отсутствие оставленному фельдшеру, впрочем, он справился с этой работой успешно. Вертолёт помчал всех раненых в госпиталь Кандагара, а я приступил к своим обычным обязанностям.
Сказанное подполковником Кокунько о значимости артиллерийского корректировщика я потом имел возможность слышать и от других знакомых офицеров-артиллеристов. Например, находился на лечении после ранения у нас в Медроте Кандагара подполковник Козевич Василий Маркович. Он потомственный артиллерист. После окончания училища попал служить в тот дивизион, в котором отец был командиром. Вскоре отец вышел в отставку. До Афганистана Василий Маркович окончил военную академию, два года успел послужить за рубежами нашей Родины, награждён медалью "За боевые заслуги". Одним словом, потомственный бывалый артиллерист.
-На мой взгляд, кое в чём артиллеристы подрастеряли опыт Великой Отечественной войны. Преподаватели сегодня в училищах и академиях пороху не нюхавшие. А в Афганистане ведь батарее приходится вести огонь по двум-трём целям сразу и по разным направлениям. Поначалу иной даже твёрдый отличник теряется. Через полгода только становится настоящим, что называется, "богом войны". А ведь в какие-то времена у нас даже из лексикона исчезло это выражение - "бог войны", - говорил мне в разговоре Козевич.
Однажды, рассказывал мне подполковник, афганский пехотный батальон попал в горах в засаду. Выяснилась и такая подробность: в суматохе боя кто-то из руководства погиб, кто-то плохо знал местность, короче, батальон ко всем бедам ещё и заблудился, не знал, в каком направлении двигаться. И Козевичу и его артиллеристам была поставлена задача вызволить батальон.
Нужен артиллерийский корректировщик, и не один, а два. Один в той обстановке не справился бы. Не буду утомлять вас пересказами, с какими трудностями и риском в район, где отбивался от душманов батальон, забросили двух лучших корректировщиков - старшего лейтенанта Вениамина Вовнейко и старшего лейтенанта Артёма Снежик. И началась работа.
Позиция артиллеристов отстояла от района боевых действий на 15-19 километров. Осветительными снарядами Козевич обозначил направление, в котором следовало пробиваться батальону. Одновременно, по данным, которые сообщили ему корректировщики, он отсекал огнём артиллерии наседавших со всех сторон душманов.
-Мы поставили подвижный заградительный огонь, - рассказывал Козевич. - операция по выводу батальона длилась тринадцать часов. Корректировщики наши - умницы. Без них мы бы не знали, как и что...
А там, между прочим, такие горы, в которые без специального горного снаряжения и сунуться-то нельзя. Быть завзятым скалолазом - ещё одно обязательное требование к корректировщику.
- Знаешь, док, какая самая большая награда бывает для нас, артиллеристов? - спросил тогда меня Козевич., я молчу, но он, видимо, и не ждёт от меня слов, отвечает сам. - Это когда после боя спускаются с гор солдаты, заходят на наши позиции и говорят: "Спасибо". А мы в свою очередь говорим "спасибо" нашим корректировщикам.
Вот есть у нас лейтенант Алексей Шёлковый, корректировал он однажды огонь. Радистом у него был сержант Суюн Бабаяров. В такой они попали тогда переплёт, что вынуждены были вызвать огонь на себя.
Подполковник замолчал, наверное, вспомнил и заново переживал то событие.
- Ведь какой сейчас пошёл душман? Битый. Так вот, как только мы начинаем вести огонь, душманы стараются вплотную приблизиться к нашим мотострелкам. Расчёт прост: боясь поразить своих, мы прекратим огонь. У душманов ведь опытные инструкторы. Знающие. Тут за счёт мастерства только и можно их накрыть, не поразив своих.
И опять речь о мастерстве артиллерийских корректировщиков. Вот откуда требование работать с ювелирной точностью.
-Ну, а что с лейтенантом и сержантом?
-Живы остались. Только сержанта Бабаярова немного поранило. Укрыться успели. А душманы, которые их окружили, полегли. Не ожидали они, что наши артиллерийские корректировщики вызовут огонь на себя...
А вот ещё уже из моих личных наблюдений. Несколько дней в одном из рейдов прожил я среди артиллеристов. Однажды был свидетелем дуэли наших артиллеристов и душманских, засевших где-то в горах. И я видел, как работали под огнём наши. Без суеты. Толково и размеренно. Сноровисто и ловко. Через пятнадцать минут душманские огневые точки были подавлены.
Уже после возвращения из Афганистана познакомился с ещё одним артиллеристом. Полковник Касьян Юрий Николаевич - опытнейший артиллерист. По отзывам его сослуживцев, навести орудие на цель способен, кажется, по звёздам, по луне, по солнцу, по облакам - по чему угодно.
-А вы не задумывались, откуда вообще у нас корректировщики, без которых мы и выстрела произвести не можем? - как-то спросил меня в разговоре Юрий Николаевич. - Скажу откуда. Из подразделений. А надо бы - из училищ. Есть такой вид стрельбы - по наблюдению знаков разрывов. Как без корректировщика такую стрельбу проведёшь! Ровно половина офицеров-артиллеристов ходит корректировщиками. В училищах надо обратить особое внимание на подготовку этой категории специалистов - офицеров-корректировщиков. Конкретно? Усилить упор на глазомерную подготовку, на умение ориентироваться на незнакомой местности, в горах, где почти нет ориентиров, а для остальных - чтобы учились больше стрельбе в горах... Хотелось бы, чтобы каждый курсант проявил себя в этом виде боевой учёбы всё своё старание, всё своё прилежание. За напряжённый этот труд потом в бою он будет благодарен судьбе... Очень нужное дело и сегодня, и завтра...
И опять звонок прозвучал неожиданно. Невский смущённо улыбнулся:
- Как быстро летит время. Спасибо вам, что так внимательно слушали. Быть может, я слишком увлёкся подробностями, но, как видите, постарался обрисовать работу артиллеристов со своей позиции.
- У вас сейчас математика? - Елизавета Никаноровна посмотрела на наручные часы. - Отдохните на перемене. А я от вашего имени и от себя лично благодарю майора Невского за такой интересный и содержательный рассказ, в том числе и о труде артиллерийских корректировщиков, теперь я чуть лучше представляю службу моего сына. Так, ребята, вы ведь хотели ещё вручить нашему гостю подарок. У кого он?
С парты у окна поднялась девушка с длинными волосами. Она пошуршала под партой бумагой и извлекла на свет горшочек с кустом розы, щедро покрытым алыми цветами. Густо покраснев, она проговорила: "Это мы сами вырастили в нашей школьной оранжерее" и подала подарок Невскому.
-Спасибо вам большое, дорогие друзья. Теперь этот куст розы мне будет всегда напоминать о нашей встрече. Всех ребят хочу поздравить с наступающим праздником Советской Армии и Военно-Морского Флота, а если кто-то пожелает связать свою судьбу с армией, то непременно желаю дослужиться до генерала.
Из класса майор Невский выходил вместе с учительницей под дружные аплодисменты девятиклассников.
4
- Вы не очень спешите, Александр? Ничего, что я так просто по имени вас зову? При детях я такого не допускала. Но мне шестьдесят лет, я почти вдвое вас старше, а мой сын почти вам ровесник.
-Конечно, я не против. И я никуда не тороплюсь.
Елизавета Никаноровна Будина достала из сумочки пакет и подала его Невскому.- Ваш цветок давайте положим сюда.- Она помогла осторожно упаковать горшок с розой.
- Вы, наверняка, голодны. Время обеда. Пойдёмте в наш школьный буфет, я вам составлю компанию. Кстати, там прилично кормят. - Учительница двинулась по школьному коридору, ловко обходя многочисленные "стайки" детей, которые в "броуновском движении" перемещались туда-сюда. Шум в коридорах стоял невообразимый.
В буфете было тихо, лишь вполголоса переговаривались учителя, разместившиеся в зале у столиков.
Невский, следуя примеру своей спутницы, взял сосиски с картофельным пюре, стакан компота и коржик. Они уселись на освободившееся место у столика.
-Вы, Александр, наверняка были удивлены вопросу, который задал вам Вадик. Это он для меня старается. Когда мы устраиваем встречу с военными, а это бывает и в начале года, и в феврале, и в мае на праздник Победы, то он обязательно задаёт свой "коронный вопрос". К сожалению, пока среди приглашённых нам не удавалось послушать настоящих артиллеристов, но каждый немного рассказывал об этих "богах войны".
-Помните, я упоминал полковника Касьяна? Юрий Николаевич настоящий артиллерист, он служит в нашем военном училище - Свердловском высшем военно-политическом танково-артиллерийском, даже возглавляет кафедру, не помню только какую. Давайте, я поговорю с ним, он отзывчивый и порядочный офицер, наверняка согласится рассказать вам о службе артиллеристов в Афганистане, где он прослужил более двух лет, награждён двумя орденами. Я прекрасно понимаю ваше желание узнать побольше об условиях службы вашего сына.
- Это было бы просто замечательно. Я оставлю вам номер моего домашнего телефона. Если согласится офицер, то вы мне позвоните, решим, как лучше организовать встречу.
-Договорились.
Елизавета Никаноровна допила компот, поднялась из-за стола.
- Я пойду ещё куплю стаканчик. Вам взять? Очень вкусный нынче получился.
-Да, спасибо.
Будина вернулась с двумя стаканами, наполненными до краёв тёмной жидкостью:
-Попросила поменьше положить фруктов, - учительница улыбнулась. Потом сразу посерьёзнела и задумчиво посмотрела на офицера.- Я хотела немного вам рассказать о своём сыне. Это моя незаживающая сердечная боль. А вот поговорю о нём, и становится легче.
-Расскажите, Елизавета Никаноровна. Я выслушаю вас с большим вниманием.
Учительница извлекла из рукава кофточки крошечный носовой платочек, промокнула вмиг повлажневшие глаза и начала неторопливо говорить, продолжая теребить кусочек ткани.
Витя родился в 61-м, в мой собственный день рождения. Это был мне самый дорогой и желанный подарок, десять лет мы тогда уже прожили в браке с мужем. Сын у нас относительно поздний ребёнок, мне ведь было тогда тридцать уже. Мы в то время жили в Днепропетровске. Отец Виктора, Иван Николаевич, с девятнадцати лет в армии, воевал ещё в финскую, потом на фронтах Великой Отечественной, прошёл нелёгкий путь от солдата до офицера. В детстве Витя часто просил отца рассказать вместо вечерней сказки про то, как они жили на фронте, а в школьных сочинениях писал, что тоже, как и отец, будет защищать Родину... После восьмого класса сын поступил в Киевское суворовское военное училище, окончив его, - в Сумское высшее артиллерийское командное, дважды Краснознамённое училище имени М.В. Фрунзе.
Зоя вспоминала (Зоя - это жена Виктора), что некоторые сослуживцы, которые вернулись из Афганистана, рассказывали Вите о работе там корректировщиков огня: это, по их словам, опасная офицерская должность артиллериста. Но ещё она вспоминала, что её муж, то есть Виктор, их слушал, но отвечал, что будет служить на такой должности, где он нужен, а не где безопаснее.
Они познакомились случайно. Зоя, тогда студентка пединститута, гуляла с подругами на улице. Навстречу - группа курсантов-артиллеристов.
-Девчата, пошли с нами на танцы в училище, - весело предложил стройный паренёк с русой чёлкой. Это был Виктор.
Полтора года их дружбы пролетели незаметно. В мае 81-го играли свадьбу. За столом рядом с молодыми сидели в основном гости в защитного цвета обмундировании - товарищи Виктора по седьмой роте. Погостили недолго, подняли символический тост, весело крикнули "Горько!" и стали прощаться: в этот день в училище начинался выезд на полевые занятия.
Дочь Светочка родилась в молодой семье за месяц до лейтенантских звёзд отца. Виктор получил назначение в Одесский военный округ. Зоя пока осталась у родителей - заканчивать институт. Год спустя приехала к мужу вместе со Светой с одним желанием - больше не расставаться.
Прожили вместе два года. Прожили счастливо. Однажды, вернувшись поздно со службы, Виктор признался Зое: "Ты знаешь, я, порой сам того не замечая, возвращаюсь домой бегом - хочу скорее увидеть тебя с дочуркой".
Тогда она ещё не знала, что предстоит скорая разлука. Вскоре Виктор в соответствии со своей просьбой получил назначение в одну из частей Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. В августе 85-го сын уже писал нам с мужем письма из горной и жаркой страны. Он был очень целеустремлённый, очень ценил время, зря не тратил ни одной минуты. Даже приезжая курсантом в отпуск домой, Виктор рассчитывал время не только по дням, но и по часам.
Когда Виктора не стало, я начала интересоваться условиями службы артиллеристов в Афганистане, пыталась вникнуть во все тонкости и секреты их профессии. Много читала мемуаров, правда, это была другая война - Великая Отечественная. Но теперь уверена, что многие черты характера сына присущи и другим артиллеристам. Ведь эта профессия приучает их к ответственности, точности, экономии времени. Разумеется, у сегодняшних артиллеристов есть электронно-вычислительная техника. Но ведь в горы её на себе не потащишь! Поэтому, как я поняла, в Афганистане корректировщики обычно обходятся минимумом: компас, фонарь, карта, таблицы стрельбы, дальномер. Плюс свой тренированный мозг, личный боевой опыт и - абсолютная, не зависящая ни от каких обстоятельств профессиональная и человеческая честность.
За несколько месяцев до отъезда Виктора в Афганистан мы с мужем перебрались сюда, в Свердловск. Иван Николаевич вышел в отставку в звании полковника. Решили мы круто изменить жизнь, переехали к его старенькой маме, правда, она вскоре и умерла.
Эта смерть стала первой в череде несчастий, постигших нашу семью. Зоя со Светочкой отказалась переезжать к своим родителям, от предложения переехать к нам в Свердловск тоже отказалась. Осталась в военном городке, где продолжала работать в школе, дочь посещала детский садик. В начале зимы проводились какие-то плановые прививки детишкам в садике. Возникла реакция на эту вакцину у нескольких детей, тяжелее всего она протекала у нашей внучки. Аллергия, общий отёк. Одним словом, умерла наша Светочка. Это горе было так велико, что Зоя сразу после похорон слегла, пролежала в больнице больше месяца. Конечно, мы с мужем приехали к ней, как и её родители. Поддерживали, как могли. Но словами горю не поможешь.
Зоя даже запретила Виктору писать о гибели дочери, позже, мол, сама сообщит. А он в каждом письме настойчиво расспрашивал о дочке своей, наверняка сердцем чувствовал беду. Спустя несколько недель не стало и Вити.
Я ждала его, как может ждать только мама. Но случилось непоправимое. В конце февраля пришли к нам представители районного военкомата.
"Уважаемая Елизавета Никаноровна и Иван Николаевич..." Что это? Со мной ли это происходит?! "С прискорбием извещаем вас о том, что ваш сын старший лейтенант Будин Виктор Иванович, выполняя боевое задание, верный военной присяге, проявив стойкость и мужество..."
И вот стоит обелиск над могилой офицера. "Погиб при исполнении служебных обязанностей". Печальная тишина кладбища под Свердловском. Рядом со своей бабушкой он и покоится. Но не долго они были вдвоём. Летом того же года не стало и его отца, моего дорогого Ванечки. Не смог он смириться с потерей сына, слёг, а потом и сердце его отказало. Теперь вот навещаю всех троих. Жаль, что могилка внученьки далеко от нас. Но там за ней присматривает Зоя. Я каждый год тоже приезжаю к Светочке.
Вот какую беду принесла в нашу семью афганская война. Я, мать, убитая горем. Жена сына, ставшая вдовой и потерявшая свою дочь. Витя так и погиб в неведении, что дочка его любимая не осталась на земле. Но ничего, ТАМ они наверняка встретились. И теперь до конца жизни мне и Зое нести эту боль.
Сын мог не быть на этой должности, так как здесь, в Союзе, он на ней уже отслужил, уже был переведён на другую... Не осталось на земле его продолжения, его кровиночки, которой бы я могла рассказать о своём сыне (её отце) и которая бы свято хранила память о нём, передавала из поколения в поколение...
5
Юрий Николаевич смог выкроить свободное "окошко" в своём плотном рабочем графике. Полковник Касьян согласился сразу, услышав рассказ об этой трагедии пожилой учительницы от Невского, проблема была только в свободном времени. Наконец, эта возможность появилась. Александр Невский созвонился с Елизаветой Никаноровной Будиной, она назвала место встречи.
Офицеры приехали прямо в школу N 146 на улице Уральской. Был конец марта, время весенних каникул. В коридорах царила непривычная тишина, шаги отдавали гулким эхом по зданию. Елизавета Никаноровна встретила гостей прямо у входной двери. Она заметно волновалась, то и дело, поправляя пышную прическу.
- Рада познакомиться с вами, Юрий Николаевич! Пойдёмте в мой кабинет биологии, там никто не будет нам мешать. Спасибо вам, Александр, за вашу помощь. Признаюсь честно, когда вы вчера вечером позвонили, то я страшно разволновалась, не спала всю ночь. Вновь и вновь перебирала свою жизнь, заново проживая счастливые годы, когда все ещё были живы, а мы имели счастье видеть и обнимать нашего с Иваном сына.
Женщина вновь тщательно промокнула платочком повлажневшие глаза, смущённо улыбнулась:
- Вы не обращайте внимания на мои слёзы. Известное это дело - женские слёзы, мы, бабы, скоры на "мокроту из глаз". Так мой муж всегда говорил.
Поднялись на второй этаж, прошли в конец коридора.
-Вот и мой кабинет. Царство биологии. Ну, Александр уже здесь был, а вот Юрию Николаевичу будет интересно взглянуть на наш живой уголок.
-Это что у вас, настоящий зоопарк?
Полковник разглядывал белых мышей, хомячков и черепаху, которые копошились в своих жилищах. Невский прошёл прямо к большому аквариуму, в котором кипела жизнь: разноцветные рыбки всевозможных размеров и пород сновали туда-сюда среди пузырьков воздуха, обильно поднимающихся от трубок компрессора.
-Кто же за всем этим ухаживает?- Юрий Николаевич с изумлением посмотрел на Будину.
-Как кто? Мои ученики, а в каникулы я сама прихожу каждый день. И знаете, зверьки меня узнают. Даже черепашка Варвара встаёт при моём приближении на задние ноги. Это она так со мной здоровается. Я теперь только с животными нахожу своё успокоение. Дома у меня собака и кошка. Тоже требуют внимания и ухода.
Ну, ладно. Не будем терять времени. Садитесь, где вам удобно. Саша, наверное, вам передал, что мне хочется услышать о службе артиллеристов, в том числе корректировщиков огня от настоящего специалиста. Только вы можете отметить те опасности, которым подвергались мой сын и его коллеги. Возможно, одна из таких ситуаций и стоила жизни моему сыну. Как я поняла, тело моего сына сопровождал офицер, который даже не знал Витю, он не был артиллеристом. Я его, конечно, не обвиняю. Выбрали земляка и отправили сопровождать тело погибшего, а как награда за тяжкий труд - возможность проведать и своих родных. Обычное дело.
Юрий Николаевич снял очки, подслеповато перевёл взгляд с учительницы на офицера и обратно, при этом лицо его приняло совершенно беспомощное, детское выражение. Касьян протер очки носовым платком, вновь водрузил их на тонкий, "хищный" нос. Прочистил горло, негромко кашлянув.
- Не знаю, с чего начать. Да, Саша мне подробно рассказал о бедах вашей семьи. Примите мои искренние и глубокие соболезнования. Но вы должны жить. Ради памяти о дорогих вам людях. И вы правильно делаете, что не замыкаетесь в четырёх стенах. На людях всегда легче. Вон, какой у вас хороший класс, заботятся о вас, ухаживают и за могилками ваших близких. И вы воспитываете их настоящими патриотами. Уверен, из них вырастут хорошие люди.
Мне пришлось послужить в Афганистане еще в начале войны. Я и уезжал туда в 81-м, когда ничего не было известно о ситуации в стране. Пришлось, что называется, учиться на ходу. Конечно, я не смогу рассказать о том подразделении, где служил ваш Виктор, ибо служил в других провинциях: мне пришлось за свою службу побывать и в горах, и в пустыне, то есть там, куда направляли мой дивизион. Пришлось обеспечивать "огоньком" многие рейды. Поэтому я буду рассказывать, как вообще служили в Афганистане наши артиллеристы, особенно корректировщики. Имел с ними общие дела в горах и долинах, на командно-наблюдательных пунктах и в цепях, идущих под пулями подразделений.
Думаю, вы, Елизавета Никаноровна, сами найдёте в офицерах, о которых буду говорить, черты своего сына.
6
... Как издавна и везде, так и в Афганистане, "боги войны" - самые неутомимые её работяги. Только выйдут в район - сразу копают: основные позиции, запасные, склад боеприпасов, погребок, наблюдательный пункт, окопы. Напоминаю об этом умышленно, чтобы не подумали непосвящённые, будто артиллеристам-огневикам живётся и служится легче, нежели управленцам, то есть тем, кто чаще ходит в качестве корректировщиков.
Помню, приехал к нам корреспондент из столичной газеты. Отправил я его к заместителю командира батареи самоходных гаубиц старшему лейтенанту Владимиру Проноза, мол, давай "развлекай" гостя, рассказывай о своей работе. Чуть позже спускаюсь в заглублённый в каменистую землю, прикрытый маскировочной сетью пункт управления огнём. Слышу, Володя рассказывает журналисту, чем отличается дальномер от буссоли и как расшифровываются отметки на его командирской карте. Я только хмыкнул и решил не вмешиваться в их разговор. Тут звякнул полевой телефон: батарее приказано открыть огонь по цели номер такой-то.
Первыми на зов Пронозы - потные, пыльные, с лопатами в руках - появились из-под земли наводчик ефрейтор Игнат Невечеря и заряжающий, тоже ефрейтор, Сапар Файзиев. Старший лейтенант им только кивнул, и они сразу побежали к орудию. Через считанные секунды загремели выстрелы.
Скажу честно: во время батарейной стрельбы корреспондент даже сначала присел, потом он признался, что стоял всё это время стрельбы оглохший и потрясённый. Никогда не слышал он такого грохота, не видел такой мощи. А для нас, артиллеристов, это привычное дело. Благо, цель тогда была неподвижной, заранее пристрелянной. А если цель движется, и если к тому же невдалеке от неё находятся афганские и наши солдаты?
После окончания стрельбы корреспондент спросил Володю Пронозу, как он относится к корректировщикам. Вовка рассмеялся:
-К себе самому - хорошо. Потом пояснил гостю, что он не только руководит стрельбой батареи с позиции, но и ходит на задания старшим группы корректировщиков, в которой состоят и оба его ефрейтора: Файзиев - связист, Невечеря - разведчик.
Хорошо помню, что когда мы прощались с корреспондентом, то старший лейтенант сказал ему:
- О нас, артиллеристах, совсем ничего не пишут. А в горы без нас никто тут не ходит.
И это правильно. Правда, в те годы вообще мало писалось в газетах об истинном положении дел в Афганистане. Но всё же чаще героями репортажей становились десантники, лётчики, но не артиллеристы. Ну, ладно, это я отвлёкся.
Хочу вспомнить ещё об одном офицере-артиллеристе. Старший лейтенант Антон Лебедь. Мне кажется, многое совпадает, пусть не с абсолютной точностью, в биографии его и вашего сына, Елизавета Никаноровна. Судите сами. Антона, рано потерявшего отца, приобщил к военной судьбе отчим, подполковник морской пехоты Ираклий Нодарович Чонишвили. Лебедь тоже учился в суворовском - но в Ленинграде, в высшем артиллерийском - в Коломне. Оба были награждены орденами Красной Звезды уже в первые месяцы службы в Афганистане.
Лебедя мне довелось повстречать в заснеженных холодных горах, он с гордостью показывал мне свою гаубичную, "самую высокогорную в мире" батарею, прикрывающую дорогу и перевал Саланг. Впрочем, показывая, сам отмечал что-то для себя новое: три недели на батарее отсутствовал - выполнял обязанности корректировщика. В жилом, сложенном из камней домике, куда он привёл меня, Антон долго тогда стоял над койкой старшины батареи, рассматривал прикреплённый к стене лист с крупными неровными буквами: "Дорогой папа! Поздравляем тебя с днём рождения! Желаем тебе здоровья, счастья, возвращения к нам. Ждём, целуем. Твои сыновья Саша и Коля". Возможно, Лебедь думал тогда, что ему самому скоро исполнится двадцать пять лет, а он ещё не женат. Вслух же сказал вроде бы о другом:
-Четырнадцать килограммов на выходах сбросил. Прилечу к родным в Ленинград - мама расплачется, невеста вообще вряд ли узнает. Буду их успокаивать: дескать, спортом здесь занимался.
Но не суждено было Антону увидеть своих родных. Спустя несколько дней он погиб.
... Афганское подразделение прочесывало кишлак, в который, по разведывательным данным, была только что доставлена из Пакистана партия оружия и взрывчатки. Нашли склад, изъяли оружие, начали выходить из кишлака, но банда, которой предназначался груз, успела подтянуть силы, отсекла пулемётным огнём одну из афганских рот, атаковала её из ущелья. Лебедь и его радист Петров занимали позицию в полукилометре от места боя, видели в бинокли, как прицельно бьют душманские пулемёты, как быстро приближается по ущелью банда. Минута-две - всё будет кончено, тем более командир роты уже тяжело ранен, афганский радист тоже.
Оставалась единственная надежда - на советских артиллеристов. Но ведь гаубичная батарея, с которой держали связь корректировщики, стояла в двенадцати километрах от кишлака! Малейшая ошибка в расчётах, которые лихорадочно делал тогда Лебедь, и снаряды упадут на кишлак, на афганскую роту. Первые, пристрелочные снаряды Антон умышленно "положил" чуть в стороне, с запасом по дальности. Отмечая места разрывов, он встал в полный рост, и один из вражеских пулемётов тут же перенёс огонь на него. Антон снова рухнул на камни, прокричал Петрову поправки, которые нужно передать на батарею. Следующие снаряды легли ближе к целям. Зато и душманы поняли, кто теперь их главный противник, ударили по корректировщикам из всех своих пулемётов. Лебедь получил несколько ранений, но, истекая кровью, он снова и снова вставал над камнями, отмечая разрывы, высчитывая поправки. Рота была спасена. Банда не прорвалась. И когда спустились в ущелье артиллеристы, то нашли ещё очередную порцию брошенной бандитами, не прогремевшей взрывчатки. Но вот довести старшего лейтенанта до госпиталя не успели, он умер в вертолёте от большой кровопотери.
Юрий Николаевич оборвал свой рассказ на полуслове. В классе уже давно слышались едва слышные рыдания - это Елизавета Никаноровна старалась сдерживать себя. Но после сообщения о гибели офицера она уже не смогла сдержаться.
Невский бросился к столу, налил из графика воды, подал учительнице. Выпив полный стакан, она перевела дыхание.
-Извините меня, ради Бога. Я представила, что где-то ещё живёт мама, так и не дождавшаяся сына, а невеста не смогла соединить свою судьбу с любимым человеком. Давайте на этом поставим точку. Спасибо вам большое, Юрий Николаевич, за рассказ. Возможно, мой сын погиб тоже подобным образом. Я услышала всё, что хотела. Давайте, я провожу вас.
Больше она не произнесла ни слова. Да и офицеры шли молча. Мёртвым никакие слова не нужны. А живым это молчание наиболее приемлемо...
... Безмерно горе Елизаветы Никаноровны Будиной, матери погибшего офицера-корректировщика. Пусть поклонятся ей советские и афганские воины, водители вырученных из душманских ловушек военных и гражданских колонн, спасённые от террористических актов афганские студенты и лицеистки, дехкане освобождённых, ставших неприступными для банд кишлаков.
Поклонимся ей и мы все. Ей и всем советским артиллеристам...
*
Использованные материалы:
- Филатов В. "Огонь на себя", газета "Красная звезда", февраль 1986г.;
-Верстаков В. "Все её сыновья", газета "Красная звезда", февраль 1987г.
***
