ArtOfWar. Карелин Александр Петрович. "Все его долги..."

"Все его долги..."

"Вернулся целым, но

Больна душа..."

/Надежда Ширяева/

Предисловие от автора

80-е годы ХХ века. На них пришлась война в Афганистане, калечившая судьбы и отнимающая жизни. Тысячам советских людей пришлось пройти дорогами этой войны. Но на это время пришлась и другая катастрофа планетарного масштаба - авария на Чернобыльской АЭС. Эта авария тоже калечила судьбы и отнимала жизни. И этому испытанию радиацией многим и многим пришлось подвергнуться. А были и те, на чью судьбу выпал и Афганистан, и Чернобыль. Кто-то с честью выдержал эти "подарки" судьбы. Но были и жертвы.

В рассказе, написанном в форме очерка, автор рассказал об одной такой истории, в основу которой положена реальная судьба человека. Все фамилии изменены.

Глава первая

Свой первый долг он исполнил в Афганистане. Война только начиналась, называлась "братской помощью", и части формировались в основном из представителей восточных республик, остальных было гораздо меньше.

Шёл второй месяц его пребывания в воюющей стране. Так получилось, что рядовой Вениамин Сенько остался один на один с душманами...

Утром 18 декабря ему сказали, что надо ехать к Герату - там, в окрестностях города подбиты БМР (боевая машина разминирования) и БТР (бронетранспортёр). Стало быть, надо их вытаскивать. Дело привычное. Завёл Веня свой тягач, пристроился следом за "бэтээром" с мотострелками - поехали. Тягач - он как танк, только без башни. Вместе с Веней были лейтенант, сержант и два солдата.

Не доезжая до города, свернули с шоссе налево и дальше двинулись по просёлку. Место было плохое: слева, почти вплотную к дороге, тянулись глиняные дувалы, справа бежал заросший кустами арык. В таких местах только засады и устраивать.

Подъехали к подбитой технике. Развернулись. БМР наполовину утонула в арыке. Зацепили её тросом, стали тащить. Но едва стронулась, как семитонные катки увязли в глине - и ни с места. Что делать? Решили до подхода подмоги пока с "бэтээром" управиться. Вытащили его, вернулись, сели обедать. Тянулись лицами к нежаркому ясному солнышку. Тишина, только птицы щебечут. Хорошо! Тут ещё танк подошёл с сапёрами на броне, а они ребята хозяйственные - наломали сухих веток, костёр разожгли, скоро и каша поспела.

Рядовой первого года службы Вениамин Сенько тщательно выскреб свою миску, запил нехитрый обед чаем и с удовольствием осмотрел окрестности. В Афганистане он находился недавно, пороху покуда не нюхал, но и страха особо не испытывал, было ему всё любопытно - и арыки эти, и дувалы, и птицы диковинные. После танковой "учебки" оставляли его механиком-инструктором в Союзе, но он хотел сюда, а потому слукавил. "Да я, - говорит, - в танках так ничего и не соображаю, отпустите меня "за речку". Отпустили. Ему интересно тут. Хочет понять, на что способен.

Стрельба началась сразу и со всех сторон. Ахнули гранатомёты, бешено забабахали пулемёты. Веня и его спутник сержант Сапар Бегматов прыгнули в тягач, остальные укрылись внизу - за гусеницами, стали отстреливаться. Веня, придя в себя, взобрался на броню, сел за ДШК (крупнокалиберный пулемёт), открыл ответный огонь.

А обстрел всё плотнее, кольцо стягивается, и в пулемёте кончаются патроны. Левую руку осколком обожгло. Бегматов бросил ему снизу мешочек с патронами, тут же и его ранило, он застонал и через нижний люк выбрался из тягача на землю к остальным ребятам. Веня увидел: все они отползают к танку. Но тут внимание его было отвлечено тем, что на броне загорелся запасной бак с маслом: видно, зажигательная пуля попала в него, горящее масло потекло вниз, а это было очень опасно, и ему пришлось нырять в люк и гасить огонь собственным бушлатом. Потом снова припал к пулемёту, его броневой щиток аж звенел от прямых попаданий.

Стало темнеть. Когда патроны у ДШК кончились, он спустился вниз. Услышал: танк завели, он тронулся с места, но далеко отъехать ему не удалось, потому что дорогу перегородила подбитая БМР. Веня Сенько перелез на место механика-водителя и тоже попытался завести мотор, однако ничего у него не вышло.

Стал смотреть в триплекс: видит - ребята у танка дали дымовую завесу и под её прикрытием уходят. Первым растворился в тумане бронетранспортёр, за ним медленно двигался танк. Стрельба стала стихать. И Веня Сенько вдруг понял, что остаётся один. Наверное, его посчитали погибшим.

Стало почти темно. Он тщательно задраил люки и приготовился... Умирать? Драться? Вступить в переговоры с врагом? К чему приготовился 18-летний парень, оставшийся один против множества очень злых людей в чужой ночи? Что испытывал он? На что надеялся?

Задраив себя в броневой коробке, рядовой Сенько первым делом произвёл ревизию арсенала. В тягаче оставалось три автомата, два магазина к ним по 45 патронов каждый, десять гранат и цинк запалов. Веня повеселел: жить было можно. Он нащупал в подсумке консервный нож, вскрыл им цинк и завернул во все десять гранат запалы.

Услышав возбуждённые крики на чужом языке, понял: подошли вплотную, празднуют победу. Стал смотреть в триплекс. Духи почти в упор стреляли из гранатомёта по удаляющемуся танку. Танк загорелся, горький запах дыма проник даже к нему под броню. Сейчас наступит очередь тягача, подумал Веня отрешённо, будто и не сидел сам в этом тягаче. Смотрит в триплекс, решил смотреть до конца, чёрт с ним, страшно, конечно, но и интересно тоже.

Человек тридцать окружили его машину - все в чалмах и шароварах, только двое в европейской одежде, у одного на голове спортивная шапочка с помпончиком. Вооружены до зубов. Есть молодые и седобородые. Вот они рядом, тычут стволами в стекло триплекса, гогочут, размахивают руками. Но не стреляют что-то. Ага, вон почему. Достали откуда-то кувалду, взобрались на броню, лупят по крышке люка. Всё ясно, понял он, решили добыть живым.

Рядовой Сенько взял гранату, отогнул усики чеки - так, чтобы при желании легко можно было вырвать кольцо, крепко сжал ребристую "лимонку" в кулаке. Затем взял ещё одну гранату, зубами отогнул чеку и сжал гранату в другой руке. А до этого ещё пяток гранат распихал по разным карманам. И у ног разложил. Вскроют они тягач - он им такой фейерверк устроит... Так и сидел.

А те беснуются. С кувалдой у них ничего не вышло, броня крепка, тогда от злости стали из пулемёта в упор стрелять. Звон пошёл, грохот. А уши не заткнёшь, руки-то заняты. Лишь зажмурился крепко Вениамин и от окуляра отпрянул: хоть и устроен триплекс так, что пуля сквозь него не залетит, а всё равно страшно.

Но и пулемёт не взял нашу броню. Тогда они снова за танк принялись: ещё жахнули по нему из гранатомёта и попали, видно, в боекомплект, потому что там, внутри, сильно рваться начало, потом совсем ужасный раздался взрыв - такой, что даже танковая башня с места съехала. А когда там утихло, на танк взобрался один в чалме. В руках он держал верёвку, но тот, который в спортивной шапочке, что-то недовольно закричал, и малый с верёвкой споро прибежал к тягачу, полез на него. Видно, повесить меня хотят, подумал Веня.

Но странно, страха не испытывал. Все мысли его постоянно возвращались к ребятам своим: "Неужели все погибли: и лейтенант Тулкин Атажанов, и рядовые Шермат Ахатов и Ботир Аликулов, да и раненый сержант Сапар Бегматов? Но в любом случае они не могли все поместиться в танке, хоть там из всего экипажа и был только один механик-водитель. Кажется, он его помнил ещё по учебке - Сеня Юраш. Значит, кто-то оказался на бронетранспортёре вместе с сапёрами. А они прибудут с помощью непременно. Только бы ночь продержаться!"

С приходом ночи духи вроде угомонились. Надолго ли? Он был один. Броня, ещё недавно казавшаяся такой надёжной, делала его невидимым, но не могла гарантировать спасение. Машину можно было облить горючим и поджечь. Её можно было взорвать фугасом. Просечь насквозь выстрелом из гранатомёта. В любом случае - верная гибель. В любом.

И никто не узнает, как, при каких обстоятельствах пропал рядовой первого года службы Вениамин Сенько.

Время тянулось мучительно вяло. Услышит Веня снаружи какие-то звуки - отогнёт чеку, приготовится дать последний бой, а станет тихо - и у него передышка. Он думал о своём посёлке, что на севере Урала. Родители писали, зима очень морозная выдалась, снегу много. Ответ им сочинял. Мол, жив-здоров, погода хорошая, сослуживцы нормальные, служба идёт, как у всех. Ещё думал, что с рассветом наши придут, непременно его выручат.

С рассветом увидел: копошатся прямо у тягача, под днище лезут. Ясно: взорвать решили. Потом отошли, и почти сразу грохнуло, машину подбросило вверх. Веня ударился обо что-то головой и потерял сознание. Очнувшись, подумал: ну, гады, так они все катки повыбьют, это же, сколько ремонтировать потом. И сам улыбнулся этой сумасшедшей мысли.

А радоваться, между тем, причин не было. Уцелел сейчас? Так глянь-ка в триплекс, посмотри, что они сейчас удумали: тянут провод, волокут какие-то ящики. Явно фугас ладят. А против фугаса даже танковая броня не устоит. Всё, Веня. Не дождёшься ты наших.

"Вертушки" дали залп ракетами, он увидел, как духи разбегаются в разные стороны. Но никакой радости он не почувствовал. Сил для этого не было.

Спустя полчаса подошли танки. Он открыл люк.

Его окружили и смотрели на него так, как смотрят на тех, кто является с того света. Лейтенант Атажанов обнимал его и говорил-говорил, но что именно, Веня не пытался даже понять. Он, как водится, мало напоминал отважного героя. На его стриженой голове смешно торчали уши, в голубых глазах застыла смертельная усталость. Лоб был в веснушках, а на щеках играл румянец.

Рядом ударила мина. Все присели, а кое-кто и упал, хоронясь от осколков. Один он остался стоять. "Ты чего, Веня?" - дёрнул его за руку лейтенант. Сенько не ответил, пошёл к шоссе, не оглядываясь, прямиком. Он знал, что теперь до самого последнего дня его службы в Афганистане пули и осколки его не тронут, с ним ничего не случится. Ни-че-го.

Так и было. Правда, не совсем.

За тот бой он был награждён медалью "За отвагу", хотя представляли к ордену, но "на верху" решили, что уж больно фантастическую картину изобразили в наградном листе, ещё и пожурили, мол, "не завирайтесь". Но Веня не переживал. Медаль, так медаль.

До увольнения оставалась пара месяцев, но Афганистан решил его ещё раз проверить на прочность. Гепатит в тяжёлой форме сразил Сенько. Отправили лечить в Ташкент. И он запомнил этот город именно по госпиталю. И по мертвецкой. Впал в кому, пульс не прощупывался, вокруг солдатского народу много, все стонут, а этот, решили, отмучился. Хорошо, прозектор заметил: живой, мол, ещё. Вернули в палату. А сразу после излечения и срок службы закончился, в конце мая 82-го вернулся на Урал, в родной посёлок Рудничный, что неподалёку от Серова.

О своей службе в Афганистане ничего никому, даже родителям, не рассказывал, медаль и ту не показал, завернул в тряпицу и спрятал на дно сундука. И не потому, что строгий офицер инструктировал его об этом при выписке из госпиталя, просто не хотелось вновь возвращаться к пережитому. Молчал, даже когда стало можно говорить об Афгане. Слышал от таких же ребят, отслуживших "за речкой", что начали в военкоматах выдавать "Свидетельства о льготах" за участие в афганской войне. Махнул рукой. Гордость не позволяла. Воевал там, куда послали. А если паршивой бумажке верят больше, чем человеку...

Исколесил страну. Заколачивал деньги большие. В Ноябрьске водил трубовоз. В Магадане работал на рыбных промыслах - два каторжных года по подписке. Огромные чаны с рассолом, бочки на пристани, два лекарства: от цинги - чеснок, от жизни - водка, норма - три нормы. После истечения срока потянуло домой. Устроился монтажником в Серове. Вроде стало понемногу отпускать душу после Афганистана.

А тут по телевизору: "Авария на Чернобыльской АЭС..."

Глава вторая

Свой второй долг Вениамин Сенько исполнил в Чернобыле. В начале мая срочно собирали добровольцев со строительными специальностями. Квалификация высокая - будешь добровольцем. К тому времени уже кое-что писали в газетах о катастрофе, но больше слушали рассказы от "народного радио", слухи были один страшнее другого. Из их бригады один, Эдик, на колени перед Веней упал: спаси, трое детей, жена болеет, а ты холостой...

В "зону" прибыли на десятый день после аварии. Начальник построил, задачу объяснил: делать то-то и то-то, смена - через пять минут. Удивлялись: неужели так опасно? За пять минут немного наработаешь.

Много позже, по возвращению из Чернобыля, стал читать все газетные публикации, книги об этой аварии. Многое узнавал впервые, переосмысливал и переоценивал. Понял, что оказался причастным к подвигу многих и многих "ликвидаторов".

Столь большой аварии ещё не знала атомная энергетика. И потому потребовались невероятные усилия, чтобы локализовать её в первые же дни. Подвиг совершили десятки вертолётчиков. Они вели свои боевые машины к жерлу атомного вулкана, опускались над ним, зависали в радиоактивном столбе газов и сбрасывали защитные материалы. Они закрыли реактор толстым слоем песка, свинца, бора и глины и тем самым предотвратили распространение радиоактивности в атмосферу.

Атака на аварийный реактор в майские дни началась и в "лоб". Люди не могли подойти к нему сами, и на штурм отправились машины, управляемые по радио. Нет, пока взбунтовавшийся ядерный исполин не сдаётся, он ещё опасен. Но стратегия борьбы определена, необходимые средства есть. А значит, победа обязательно придёт. В это верил Вениамин, в это верили и все в тридцатикилометровой зоне.

Но отдельный разговор - о пожарных. О них Веня мог говорить часами. И его восхищение ими было искренним, хотел передать это и каждому собеседнику, с кем заходил разговор о той катастрофе. Слов порой не хватало. Если видел, что слушают плохо, начинал горячиться, а то и в драку лез. После возвращения из той "зоны" он стал очень нервным, даже психованным. Некоторое порой пальцем крутили у виска, кивая тайком на Вениамина.

Отношение к пожарным в Чернобыле особое. К ним относятся не так, как многие из нас привыкли относиться у себя дома, привычно выслушивая абсолютно верные, но скучные истины. Здесь все знают, сколько труднейших задач решила и продолжает решать служба. Не потуши они в короткий срок огонь на четвёртом энергоблоке, он мог бы перекинуться на другой. О возможных последствиях не хотелось бы думать. Пожарные сделали всё. Всё, что могли: в ту ночь спасали многих из нас. В числе первых были двадцать восемь, они оказались в первой шеренге. И не дрогнули. Вступили в борьбу с огнём, ясно осознавая, на что идут...

Хочется повторить ещё раз: пожарные отлично знали, на что идут. Знали, какой объект отбивали у огня. И если бы не их точная и самоотверженная работа, вряд ли можно было бы определить позднее радиус особой зоны существующими размерами.

Пожарные провели и другую операцию, за которой с волнением следили все: больше суток сменяли друг друга экипажи добровольцев, откачивая заражённую воду из бассейна, расположенного под реактором четвёртого блока. Наконец, показались задвижки, и удалось пустить стационарные насосы. Бассейн осушили. Так угроза взаимодействия раскалённых элементов реактора с водой миновала!

... Пожарные всегда - в экстремальной ситуации. Они идут туда, куда другим путь заказан. У них - навык, у них - добытый дорогой ценой опыт. В Чернобыле им поручали сложнейшие участки. Но специфика службы такова, что пополнять резерв и техники непросто. Конечно, были собраны лучшие специалисты, многие прибыли с других АЭС. Идет двадцать первый день после беды. Через зону вокруг Чернобыля уже прошли более 400 пожарных. Теперь они отдыхают, их сменяют другие, среди которых всё чаще добровольцы. Был среди них и Вениамин Сенько.

Прибывает и новая техника взамен вышедшей из строя. Героизм момента уступил место будничной работе. Однако напряжение будней этих такое высокое, что и про обычную работу не грех говорить высоким штилем. Впрочем, на работе разговоры такие - лишние.

У бетонной стенки канала, неподалёку от станции, замерли красные машины. Нет, на этот раз не на случай огня: по рукавам пожарные подают воду для цементного раствора. Простая вроде бы вещь, но нынче здесь важно всё. Если бы вдруг вода иссякла, "закозлила" бы трубы, по которым раствор подаётся к аварийному реактору, распечатать трубопровод уже не удастся - пойдёт насмарку огромный труд, будет потеряно драгоценное время. "Если" необходимо исключить. И снабжение раствором бетономешалок продублировано трижды. На этом участке Сенько отстоял несколько смен. Позже перешёл на новое место, впрочем, сколько их было всего, он уже не помнит. На красно-белой машине смонтирована дождевальная установка. Изобретение, позволившее значительно снизить уровень радиации в районе насосного пункта. Не событие - мелочь? Отнюдь! Люди здесь, сменяясь, работают круглые сутки.

Темп, темп, темп... Быстрее убрать всю радиоактивную "грязь". Скорее "справиться" с реактором. Приблизить день окончательной победы. Ох, как это всё хочется. Но жизнь и расчёты учёных шапкозакидательству места не дают. Не скоро такое дело делается. Не скоро...

Месяц уже прошёл после аварии по календарю. Но у тех, кто ведёт схватку с вышедшим из повиновения реактором, иные подсчёты времени. Диапазон рабочей смены здесь от 18 часов у тех, кто трудится за пределами промплощадки, и до нескольких минут для тех, кто приближается к реактору, чтобы устанавливать на нём температурные датчики, или собирает у четвёртого блока осколки графита и топлива, вырванные из реактора. Время работы каждого диктует уровень радиации, а он колеблется от почти естественного фона до сотни рентген в час. Дозиметристы регулярно - ночью и днём - ведут необходимый контроль за радиационной обстановкой как на территории АЭС, так и внутри помещений каждого блока, в том числе и четвёртого, хотя к нему по-прежнему трудно подобраться.

Месяц после трагедии в Чернобыле...

Сейчас уже можно проанализировать этапы развития событий. Их драматизм и напряжение ясны каждому. Хотя далеко не все выводы можно сделать - это дело будущего.

К сожалению, в первые дни невозможно было определить масштабы аварии.

В эти дни один из прославленных советских атомщиков говорил: "До сих пор не могу поверить, что в реакторе произошёл взрыв. Конструкция надёжная, с точки зрения безопасности - тройное дублирование. Физики, казалось бы, предусмотрели всё, но тем не менее авария... Нет, не укладывается это в голове! А может быть, настолько привыкли к атомной энергетике, что считаем её обычной?! Но мы не должны забывать, насколько сложна атомная техника..."

Он прибыл в зону впервые. Вениамин видел этого ученого среди многочисленной свиты. Сначала тот облетел район Чернобыля на вертолёте, потом отправился на станцию, прошёлся по машинному залу...

-Будем работать, - коротко заключил он. - Надо готовить к пуску первый и второй блоки, внимательно изучить обстановку в тридцатикилометровой зоне - в некоторых районах радиации нет. Так почему люди должны где-то скитаться? Пусть возвращаются домой и нормально работают. Ну а там, где уровень радиации повыше, необходимо срочно проводить дезактивацию. В общем, пора начать решительное наступление!

В штабе по ликвидации аварии, в бывшем пионерском лагере "Сказочный", откуда уходят на станцию дежурные вахты, на контрольно-пропускных пунктах в тридцатикилометровой зоне, в воинских частях - везде люди неизменно вспоминали о подвиге тех, кто месяц назад принял первый удар на себя.

"Во время взрыва находился возле диспетчерской, на посту дневального. Вдруг послышался сильный выброс пара. Мы этому не придали значения, потому что выброс пара происходил неоднократно за моё время работы. Я собирался уходить отдыхать, и в это время - взрыв. Я бросился к окну, за взрывом последовали мгновенно следующие взрывы. Я увидел чёрный огненный шар, который взвился над крышей машинного отделения четвёртой очереди... Мы остались до конца, пока не затушили огонь. Потом спустились вниз, где нас подобрала "скорая помощь". Мы были в плохом состоянии..."

"При такой сложившейся обстановке никто не позволил себе никакого расслабления, а наоборот, показали свою сплочённость и организованность, умение и смелость принять самостоятельное, подчас рискованное решения. Но единственно правильное в данной ситуации. Хотя каждый знал и понимал, на что идёт..."

"Вода пошла на третий блок. Надо было её откачать. А для этого подать энергию. Кроме нас этого никто не мог сделать. Поэтому мы и остались, хотя знали, что уровень радиации очень высокий... Даже дозиметрист не мог сказать, какой именно, - у него приборы зашкалило..."

Эти фрагменты из записей пожарных, сделанных в больнице. Их уже нет среди живых. Но их подвиг навсегда останется в памяти народа...

В "зоне" Вениамин Сенько оставался с мая по декабрь 1986-го. Где он только не работал! Но на каждом отведённом участке трудился с полной отдачей сил, а частенько его можно было видеть среди добровольцев. Любил вспоминать стихотворение одного из классиков: "Все работы хороши, выбирай на вкус". Вот он и выбирал.

Несколько раз бывал по делам в штабе правительственной комиссии, в общежитии профтехучилища, где временно расположились инженерные службы, в кабинетах райкома партии, которые занимали крупнейшие физики-ядерщики. Видел, как буквально чуть ли не на коленке мастер строительного участка заполнял бланк на бетон и трубы. Видел, как подписываются приказы о премиях за выполненную в чрезвычайной обстановке работу. Ездил он к станции, плотно задраив люки, на бронетранспортёре. Это невольно напоминало службу в Афганистане. Только враг там был другой, его можно было увидеть, даже потрогать руками. А здесь враг невидимый - радиация. Её и руками нельзя взять. Но вот ощутить приходилось не раз. И тогда наваливалась слабость, отлеживался день-другой, и снова - в строю.

Газеты, в которых описывался ход работ на АЭС, прочитывал с особым вниманием. Уж чего-чего, а печатной продукции у них хватало.

Зам. Председателя Совета Министров СССР рассказывал в одном из интервью: "Остаточные термореакции затухают, однако уровень радиации у самого блока высокий, поэтому используем специальную технику. Предстоит сделать фундамент под реактор, а завал, образовавшийся после взрыва, не только "огородить" защитой, но и под него тоже подвести фундамент. В ближайшее время сюда будут доставлены две бетонные стенки. На мощных трейлерах подвезём к завалу и установим. Это сразу позволит расширить фронт работ - появится биологическая защита.

Это можно считать началом строительства "могильника". Но надо иметь в виду, что "могильник" - сооружение ответственное. Это не просто шатёр, который должен накрыть повреждённую часть станции, а довольно сложная конструкция. Ведь необходимо вести постоянный контроль внутри "могильника", и в первую очередь за температурным режимом. Хотя уровень радиации снижается, до нормы ещё далеко. Мы составили графики по дезактивации станции. Не только ликвидируем очаги радиации - убираем осколки, но и ведём работы по всей территории внутри станции. Параллельно начинаем подготовку к нормальной эксплуатации первого и второго блоков. На это потребуется несколько месяцев, но в этом году пустим их обязательно... Большие работы развернулись по дезактивации тридцатикилометровой зоны. Она разбита на три сектора, из 240 точек по нескольку раз в день получаем данные - с воздуха и с поверхности земли. Обстановка постепенно улучшается: каждые сутки уровень радиации снижается на пять процентов...

Если коротко оценивать сегодняшнюю ситуацию на Чернобыльской АЭС, могу её определить так: работа переходит в спокойное русло, ликвидация последствий аварии идёт уверенно. Труд напряжённый, но полностью контролируем происходящее и знаем, что делать в будущем".

Вениамин и сам видел, что большой чиновник говорил правду. Сейчас в районе Чернобыльской АЭС сосредоточены огромные силы. Необходимая техника идёт со всей страны. Множество палаточных городков раскинулось как внутри тридцатикилометровой зоны, так и за её пределами. Но работы впереди было ещё много.

...Жаль было прощаться с новыми друзьями. С ними он был в самые трудные и тяжёлые месяцы после аварии.

К расчету оказалось: у вербованных с документами путаница - неправильно оформлены, затерялись, в общем, чёрт разберёт. Да и полученную дозу облучения занизили в несколько раз, сведя до нормы. Но это, чёрт с ним. Так думал Вениамин. Хуже другое. Несколько тысяч рублей, по Вениным прикидкам, ему не выплатили. Выяснять почему, оказалось ещё дороже. Намекнули: наживаешься на народном горе.

Глава третья

Неожиданно нагрянула любовь. Как разыскал свою незнакомку, отдельная история. Впрочем, ничего необычного не было. Товарищ пригласил его на вечер в честь праздника 8 марта, который проходил в Серовском металлургическом техникуме. На танцах Вениамин и присмотрел симпатичную кареглазую девушку Майю. К лету они поженились. Майя заканчивала учёбу в техникуме, ей предстояло работать бухгалтером на металлургическом заводе имени А.К.Серова, который и располагался неподалёку от техникума.

Родители девушки, прямо сказать, в восторг от будущего родственника-"чернобыльца" не пришли. Но после свадьбы жить к себе молодых пустили. Без прописки, в крохотной хате-развалюхе.

И терпел бы Веня, даром, что характер вспыльчивый. Но Лиза родилась. Лизочка, солнышко пухленькое, черноглазое. Не чувствовал никогда в себе таких залежей нежности. Сняли у хозяев комнату, хоть чуть-чуть простора для ребёнка.

Кинулся в профком (в то время, сменив несколько мест работы в Серове, устроился в СУ-12 треста "Серовгорстрой", хорошие мастера везде в цене). Отвечают: нет у тебя оснований получать жильё.

Первый раз он почувствовал себя плохо в конце 88-го. Кружилась голова, немели ноги, перехватывало дыхание. Приступы стали частыми, злыми. Падал прямо на улице. К нему вызывали "Скорую помощь", но чаще милицию - думали, пьяный. За течением болезни наблюдали в медсанчасти треста, где Вениамина взяли на диспансерный учёт. Силы покидали его стремительно. В апреле 89-го Веню привезли в городскую больницу, откуда вскоре переправили в Областную больницу N2, что расположена на Набережной рабочей молодёжи Свердловска.

Больницы - от слова "боль". Любой человек старается побыстрее распрощаться с ними и забыть. Здесь боль особая. И почти постоянный состав пациентов, которые из отделения надолго не уходят. Для Вени оно стало вообще единственным светлым местом на земле. Тут умели слушать, сострадать и верить. А терпеть всякие процедуры он был готов сколько угодно.

Из больницы его выписали за нарушение режима. Отпросился на встречу с "афганцами" и пропал на несколько дней. Потом приняли снова. Потом опять выписали. Без заключения ВТЭК об инвалидности занимать так долго койку и продлевать больничный лист нельзя. ВТЭК не принимала документов по одной простой причине: отсутствие прописки в паспорте.

В медсанчасти треста, например, где стоял на учёте с сентября по декабрь 1989 года, спокойно отмечали: "На приём не является". В ту пору Вениамин лежал без движения в сырой комнате, чужой, "наёмной": наступила полная атрофия мышц...

Санитарной авиацией Сенько был перевезён в Свердловск. Знакомая областная больница, знакомое отделение, знакомые врачи.

А ведь думал, что все трудности позади, когда уезжал из Чернобыля. Считал, что служба в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане, приобретённый там жизненный опыт поможет избежать неурядиц, которые донимали его раньше в юности. Он, собственно, и стремился туда для того, чтобы испытать себя, перековать в себе то, что и сам, и другие считали нужно перековать.

Каким он вернулся оттуда? Бескомпромиссное деление людей на тех, кто только маячит при деле, и "своих", которые остаются мужчинами до конца. Ещё? Теплая ирония к своей "розовой" юношеской романтике. Понимание смысла будничного труда, втянутость в него. И убеждённость: если твой напарник растерялся в трудную минуту - значит, ты не научил его, значит, ты подставил его под удар...

Этому своему правилу следовал и в Чернобыле. Он и поехал туда, откликнувшись на просьбу товарища. И что теперь? Этот Эдик при встречах опускал глаза и норовил прошмыгнуть мимо. Он никогда не навестил Вениамина, пока тот лежал в больницах...

Вениамину чужого не надо. Ему бы положенные льготы - квартиру отдельную, чтобы дочке Лизочке, солнышку пухленькому, было, где расти. И пенсию за Чернобыль, для уверенности в завтрашнем дне родных.

... В январе 90-го Александр Невский навестил своего старшего товарища по службе (на военной кафедре медицинского института) в отделении, где проходили лечение пострадавшие от аварии на Чернобыльской АЭС. Подполковник в течение нескольких месяцев 86-го года находился в командировке в тридцатикилометровой зоне. Спустя несколько лет это сказалось на его здоровье. Юрий Евгеньевич в очередной раз проходил курс лечения в специализированном отделении. Он и познакомил Александра со своим соседом по палате Вениамином Сенько.

Общие темы для разговора нашли сразу - Афганистан. Веня сразу откликнулся на просьбу рассказать о своей службе. Да, пришлось парню испытать столько, что и не осознать сразу.

Майор Невский стал приходить в палату почти ежедневно по вечерам, освободившись после службы. Рассказы Вениамина пропускал через сердце, пытаясь представить все эти трудности и ужасы ситуации. Юрий Евгеньевич дополнял, растолковывал, объяснял с позиции своих знаний.

Он даже зачитывал цифровой материал из справочника, вышедшего по результатам трёхлетней годовщины после аварии, который зачитал "до дыр".

"В результате аварии четвёртого энергоблока на Чернобыльской АЭС произошло радиоактивное загрязнение многих регионов в разной степени. Наиболее отчётливо оно проявилось в Киевской, Житомирской, Гомельской, Могилёвской и Брянской областях, где уровни загрязнения поставили перед медицинскими и другими службами сложные проблемы безопасности населения.

В районах жесткого контроля, насчитывающих 786 населённых пунктов, 272,8 тыс. человек: за три послеаварийных года у 62,1% этого населения (в 431 населённом пункте) дозы в пределах от 1 до 5 бэр (биологический эквивалент рентгена); у 33,6% - 5-10 бэр; у 3,1% (в 47 населённых пунктах) - 10-15 бэр и 1,2% населения (в 19 населённых пунктах) - от 15 до 17,3 бэр.

Теперь о влиянии йода-131. Здесь уже другие цифры. У 1,5 млн. человек (из них 160 тыс. детей до семи лет на момент аварии), проживающих в зоне наибольшего загрязнения территории йодом-131 определены дозы внутреннего облучения щитовидной железы. Оценки показывают, что у 87% взрослых эти дозы составили 30 бэр, у 11% находились в пределах 30-100 бэр и у 2% превысили 100 бэр. Таким образом, можно говорить о наличии людей, имеющих повышенные дозы общего облучения и особенно облучения щитовидной железы".

Юрий Евгеньевич громко захлопнул книгу и бросил её на тумбочку:

- И эти люди даже не были "ликвидаторами", что уж говорить о нас с Веней. Мы получили дозы приличные.

-А что же со мной всё же произошло? - подал голос притихший Вениамин.

-Одним из наиболее ранних из отдалённых последствий является острое белокровие, то бишь, лучевая болезнь. Это, брат мой Веня, и произошло с нами. Но, похоже, ты больше моего "хватанул" дозу, поэтому и тяжелее у тебя степень болезни. Но ничего, мы ещё поборемся! Так что, Александр, не ставь на нас крест.

-Ну, что вы, я и не собираюсь этого делать. Напротив, я вам для чего принёс яблоки и апельсины? Чтобы ели их, там витамины полезные. А вы лицо воротите, сами не хотите лечиться, как следует.

- Ты уйдешь, а мы с Венькой начнём есть. Ей-Богу, не обманываем. Я хотел ещё о другом сказать. В стране уже слышатся отдельные голоса, что, мол, мы можем быть спокойны за наше будущее, якобы чернобыльская авария вообще не оказала влияния на состояние здоровья населения. Нет, и ещё раз нет! Говорю, как токсиколог-радиолог, коим являюсь много лет. Да и ты, Александр, подтвердишь, чай не зря я передавал тебе свои знания и опыт. А почему нельзя успокаиваться? Во-первых, потому что в более поздние сроки, особенно у лиц с большими дозами облучения, могут развиться отдалённые последствия; во-вторых, с учётом концепции так называемой коллективной дозы в принципе существует определённый риск возникновения врождённых аномалий, онкологических заболеваний и генетических последствий. Наконец, в-третьих, влияние на здоровье следует оценивать не только с точки зрения радиоактивных воздействий, но и с учётом других факторов, связанных с чернобыльской аварией: эвакуация больших масс населения и обусловленные ею изменения привычного режима и образа жизни.

На следующий день Вениамин гордо сообщил Невскому, что он уже сдал кровь, 300 граммов, на анализ. И пояснил, что если "найдут в ней радиацию, то тогда признают связь с Чернобылем. И, значит, всё будет хорошо!"

Веня явно воспринял духом, приладил к спинке кровати "лесенку", на ней тренирует руки, массажиста просит его не жалеть. В общем, изо всех сил помогает медицине.

Вениамин Сенько. 28 лет от роду, очень хочет исполнить свой третий долг. Лиза, Лизанька...

Позже Невский узнал: исполкомом Всесоюзного движения "Союз "Чернобыль" принято решение о выделении Вениамину Сенько ежемесячного пособия в размере двухсот рублей. Этот факт не нуждается в комментарии.

...В январе 92-го Вени не стало. Об этом Невскому сообщил его коллега и непосредственный начальник по военной кафедре медицинского института. Впрочем, сам Юрий Евгеньевич ненадолго пережил своего бывшего соседа по палате.

Вениамин так и не смог выполнить свой третий долг - вырастить дочку. Впрочем, в стране в те дни происходили глобальные перемены. Не стало СССР, страны, отправившей Вениамина выполнять воинский и интернациональный долг в Афганистан, а потом и гражданский долг - в Чернобыль. Но кто поможет его вдове вырастить дочь? Вопросы остаются...

Вместо послесловия

Стихотворение Веры Великих:

Жизнь - это вечная война.
Проходят войны, словно вехи,
Но в сердце каждого навеки
СВОЯ война заключена.

Жизнь - это вечная война.
Друзей знакомые все лица,
Враги, что долго будут сниться...
Но каждый - только за себя!..

Жизнь - это вечная война.
Но Победитель - тот от века,
Кто оставался ЧЕЛОВЕКОМ
Во все лихие времена.

Жизнь - это вечная война.
Ведь поле битвы - наши души.
Так понимай, Кому ты служишь
И Что получишь ты сполна.

Жизнь - это вечная война.
И, перемирье заключая,
Лишь после смерти понимаем,
Что жизнь - для радости дана!
Но, словно сон, прошла она.

Использованные материалы:

-Иллеш А. "Шеренга номер один", газета "Известия", май 1986г.;

-Губарев В., Одинец М. "Соловьи над Припятью", газета "Правда", май 1986г.;

-Снегирёв В. "Про войну", газета "Комсомольская правда", февраль 1989г.;

- Пятак О., Цыб А., Матюхин В. "Радиация и здоровье", газета "Правда", май 1989г.

***

Комментарии: 12, последний от 15/09/2010. © Copyright Карелин Александр Петрович (alexkar1955@mail.ru) Размещен: 31/08/2010, изменен: 31/08/2010. 39k. Статистика. Рассказ: Афганистан Годы событий: 1980-1990	Оценка: *9.866** Ваша оценка:
Аннотация: Афганистан и Чернобыль. Они выпали на долю одного человека.

Карелин Александр Петрович "Все его долги..."

Карелин Александр Петрович
"Все его долги..."