ArtOfWar. Карелин Александр Петрович. "Поклониться второй своей маме..."

"Поклониться второй своей маме..."

"Я сегодня пришел поклониться

Второй своей маме.

Маме лучшего друга,

Которого я потерял..."

/Владимир Мазур/

Предисловие от автора

Сегодня говорят, в афганской войне смысла не было изначально. "Политическая ошибка" - так это определили. И всё опять стало просто и понятно - для тех, кто там не был. И для тех, кто не ждал... Неужели всё обесценено - наши раны и желтухи, протезы и медали, последний глоток тёплой воды и вой китайского "эрэса"? Седые волосы наших матерей?

"Вы нам только шепните - мы на помощь придём!" Так нас воспитали... Мы выполнили свой долг так, как нам его объяснили. И поэтому герои останутся героями, подлецы - подлецами, мёртвые - мертвыми...

Нам надо держаться вместе. Чтобы построить недостающие памятники. Чтобы помогать семьям погибших. Чтобы выжить.

Как написал один поэт-"афганец":

"А мальчики совсем не виноваты,

Что кто-то приказал:

"Вперёд, ребята",

Что мамам на прощанье улыбнулись,

Сказали: "Мы придём" -

И не вернулись..."

А матери - в чём виноваты? Нам бы не оставить их наедине с сыновними могилами...

В основу рассказа положены реальные события. Фамилии главных персонажей повествования изменены.

Вадим тронул машину с места, не спеша, закурил, выпустив длинное облачко дыма в приоткрытое окно водительской двери.

-Ну, что, Александр, нам ехать долго и далеко. Ты всё просил рассказать хоть что-нибудь о моей службе в Афганистане. Изволь, я готов. Будешь слушать?

-Конечно. Какой может быть разговор!

- Хорошо. Я постараюсь по памяти припомнить одну из поездок "на караван". Побольше расскажу тебе о своём погибшем друге, к маме которого мы сейчас едем. Это было, кажется, в сентябре 87-го.

На рассвете отроги Таргар - Чёрных гор - ещё в объятиях ночи. Но вот дунул "афганец", дрогнул туман, и обнажились цепи тёмных хребтов, окрашенные светом зари. Тени от вертолётов скользят по скалам, ныряют в сумрачные пади - наша досмотровая группа уже час на караванном маршруте душманов.

Впереди пара МИ-8 под командованием майора Круглова. Чуть выше и сзади - пара вертолётов огневой поддержки, возглавляемая подполковником Матвеевым. Чтобы уберечься от огня зениток и пулемётов, идём в непривычной близости к горам.

Ведущий вертолёт в боевом развороте. Прямо по курсу - караван. Пулемётные трассы прошивают тропу впереди и сзади каравана. Это рубеж остановки.

-Иду на посадку, - звучит в эфире голос Николая Круглова. - Прикрой.

МИ-24 замыкают круг над плато.

Наш вертолёт будто проваливается в воздушную яму. Стремительно набегают чёрные скалы, огромные валуны, кустарник. Командир досмотровой группы, мой друг, старший лейтенант Александр Белоусов, ещё с минуту назад, казалось, дремавший, весь подобрался, глаза цепко всматриваются в местность - где лучше десантироваться, с какой стороны подойти к "горбам", как называют караваны из одногорбых верблюдов.

На караванной тропе любая оплошность смерти подобна. Не однажды было - с виду мирный караван, приветливо машут руками погонщики, но едва досмотровая группа приближалась на расстояние выстрела, из-под рваных халатов выхватывались автоматы, и очередями встречали наших ребят.

-Оружие к бою! - коротко бросает Белоусов.

Щелкают присоединяемые к автомату магазины, лязгают затворы. Все молча готовятся к броску. Поправляет подсумок с запасными магазинами сержант Греков. Я, переводчик, лейтенант Ведерников, отбрасываю складной приклад автомата. Для меня это был первый полёт с досмотровой группой после возвращения из госпиталя: ранили пулей на тропе, когда вёл переговоры с блокированной охраной каравана. Сейчас я втайне завидую молчаливому спокойствию и выдержке разведчиков - отвык воевать за пару месяцев жизни "на белых простынях".

-Пошёл! - рубит рукой воздух старший лейтенант.

Исчезают в проёме двери пулемётчик, радист. Прыгают на ходу. Вот и мой черёд. Главное - приземлиться, как учил меня мой друг Саша, на обе ноги: кругом камни.

До застывшей цепочки каравана метров сто пятьдесят. Но какие это метры! Каждой клеткой тела чувствуешь, ощущаешь ледяной холодок опасности: ждёшь выстрелов. Сто метров - противодействия нет. Семьдесят. Пятьдесят...

Вспомнилось, как накануне, около месяца назад, я после госпиталя летел к разведчикам, дислоцирующимся вблизи пакистанской границы, в памяти всё время звучала песня, написанная здесь, на афганской земле:

"Пролетают машины

Под грохот далёкого боя,

Пронося наши жизни

Навстречу врагам и судьбе..."

Это словно написано о них, офицерах и солдатах из досмотровых групп. Нет, пожалуй, в Афгане опаснее обстановки, в которой оказываются эти парни. О работе разведчиков я знал не из песен: довелось до ранения вместе с подразделением разведчиков однажды выйти на захват каравана. Возглавлял тогда группу кавалер двух орденов Красной Звезды капитан Пайзулло Курбанов.

Наверное, никогда не забуду окраину кишлака Данд, где мы поджидали душманов. Но, оказывается, сами попали в засаду. Внезапно из-за дувала ударил гранатомёт, потом второй, третий. Били по бронетранспортёру почти в упор. К счастью, мимо. Четвёртого выстрела не было - наш пулемётчик сразил расчёт душманов.

Уехал на Родину капитан Курбанов, но слава о разведчиках этого подразделения приумножалась. Только орденами Красного Знамени награждены были здесь более 15 человек.

Перед вылетом на задание в тесном кабинете командир подразделения подполковник Гилёв познакомил нас с караванными маршрутами, протянувшимися с пакистанских баз в Чёрные горы, растекающимися по провинциям Кунар, Кундуз, Парван, идущими в центр страны.

-Бывает, караван насчитывает до 300-400 вьючных животных. Идут не только на верблюдах, используют японские автомашины, тракторы. Пробравшись через границу, караван дробится на мелкие группы. Пробиваются скрытно - ночью, на рассвете. Днём отсиживаются в ущельях, пещерах. Охрана всегда маневренная, на лошадях или мотоциклах, вооружённая новейшим оружием, в том числе американскими зенитными ракетами "Стингер". При обнаружении занимают круговую оборону, вызывают по радио помощь, уничтожают наиболее ценное вооружение. Поэтому схватку с ними всегда ведут самые опытные, проверенные в боях воины.

Среди офицеров-разведчиков старший лейтенант Белоусов был очень авторитетен. Выпускник Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища всегда учил подчинённых смело брать "вертикали", держать дыхание на крутых подъёмах, метко поражать цели на крутых склонах, неслышно брать "языка", владеть штыком и боевыми приёмами самозащиты. Подтянутый, с бронзовым от загара и ветра лицом, Александр, не знал, кажется, усталости, не ведал страха. Буквально до этого нашего совместного полёта его досмотровая группа обнаружила и обезвредила караван с оружием. Разведчики хорошо знают, какой ценой достаётся каждый обезвреженный караван. Душманы идут на месть, стараются выследить группу, завлечь в засаду. Их "клятва на крови" - не пустой звук...

Вот и в тот раз, пригнувшись, Белоусов словно скользит по каменистой осыпи. При этом он не выпускает из виду всю цепочку "горбов", близкие скалы. Указания от командира идут только жестами, взглядами. Каждый в группе знает своё место, свои обязанности. На флангах с ручными пулемётами залегли наши ребята Белкин и Завалин. Сзади притаилась группа прикрытия во главе с лейтенантом Солдатовым. Мы с командиром идём к проводнику. Никто не знает, что ждёт тебя в двух метрах впереди... Не исключено - граната, пуля, удар кинжала.

Протянув в приветствии руки, навстречу нам выходит коренастый бородач в чалме. Зовут Касым. Жестикулируя, говорит, что все сорок пять вьюков на верблюдах пустые, караван следует в кишлак Марванд за дровами. О политике национального примирения Касым ничего не слышал. Душманы под страхом смерти запрещают слушать радио Кабула.

Пока мы беседуем с ним, вдоль каравана проходят разведчики во главе с рядовым Лукашиным. Они проверяют содержимое груза. Вскоре сообщили: всё чисто.

-"Воздух", я - "Барс", - докладывает вертолётчикам радист младший сержант Новиков. - Противодействия нет.

Да, на этот раз караван пустой. Но почему так подобострастно прощается гордый обычно пуштун? Почему ретиво стреляет качма - кнут погонщиков? Караван поспешно трогается.

"По всему видно, что врёт, - сокрушается старший лейтенант Белоусов. - Наверняка ночью доставили груз в тайник, а теперь вот за новым топают. Но попробуй, докажи..."

Зелёная ракета чертит дымовую дугу. Сигнал сбора. Только в вертолёте мы переводим дыхание. И снова винтокрылые машины рубят лопастями воздух у самых скал. Клубы пыли застилают низкое утреннее солнце. Отвернув рукав камуфляжа, я глянул на часы: 6.30. Досмотр каравана занял всего десять минут, а мне сейчас они показались часами.

-Наблюдаю три группы примерно по 20 "горбов". Движутся со стороны границы, - докладывает командир вертолётов огневой поддержки.

Старший лейтенант Белоусов командует:

- Оружие к бою! Приготовиться к прыжку...

Вместе с Александром мы ещё не раз вылетали на досмотр караванов. В день его смерти меня рядом не было, свалился с малярией, пришлось полечиться. Он погиб в бою при досмотре каравана 15 февраля 1988 года, ровно за год до вывода наших войск из Афганистана.

Дело было в "Белом доме". Нет-нет, не в американском и не в московском, который в лихие августовские дни 91-го стяжал себе славу бастиона демократии в России. В городе Екатеринбурге. Тоже имеется свой "Белый дом" - огромное высотное здание, более 20 этажей. В то время это было единственное подобное сооружение на весь областной центр (теперь-то их "пруд-пруди", есть и повыше этого "зуба" - так горожане именовали одиноко торчащий "небоскреб"). В те годы (начало 90-х) там размещалось руководство области, Областной совет депутатов.

Подполковник Александр Невский, избранный областным депутатом в 90-м году, третий год приходил в этот дом на работу. Сессии Областного совета, заседания депутатских групп, встречи и прочие заседания. Обычная депутатская работа. Она была бы обычной, если бы не одно "но". Он был единственным "афганцем" среди сотен своих коллег-депутатов, поэтому приходилось буквально "пробивать головой" проблемы ребят, вернувшихся с недавней войны. На встречу со своим депутатом-"афганцем" приезжали молодые люди из разных городов области. Вместе решали насущные проблемы.

В тот январский день Александр выписал пропуск для встречи с "афганцем" - руководителем одного из районных объединений "афганцев" Екатеринбурга. Спустился на первый этаж, встретил высокого молодого человека, приветливо пожавшего ему руку. Познакомились. Вадим Ведерников.

Не спеша стали двигаться к лифту, поднялись на 21-й этаж. Вадим заметно прихрамывал на левую ногу. Выяснилось - потерял её на уровне нижней трети голени - подрыв на противопехотной мине в мае 88-го. Служил переводчиком с фарси, многократно участвовал в досмотре караванов - после окончания института был призван на два года в Афганистан. Планировал даже продолжить службу, но после ранения и излечения решил на военной службе поставить точку.

Невский и Ведерников шли по просторному коридору, покрытому красной ковровой дорожкой и вдруг разом остановились. Будто натолкнулись на препятствие, которое ни обойти, ни перепрыгнуть.

-Послушай, браток, встань да покури там, где положено, - тщательно выговаривая слова, спокойно произнёс Вадим.

Молодой человек лет тридцати, полулежавший на широком учрежденческом подоконнике, лениво оторвался от чтения газеты, беззаботно стряхнул пепел на шикарную ковровую дорожку и остановил свой недоумённый взгляд на возмутителе его спокойствия.

Без всякого чтения мыслей на расстоянии - по одному взгляду - можно было догадаться, что молодой человек не привык к столь панибратскому обращению. "Браток" - это откуда-то издалека, которое не разглядишь из окон фешенебельного красавца. Так обычно смотрит прохожий на невзрачную дворнягу, вдруг с лаем набросившуюся на человека. Больше шума, чем страха.

-Да, браток, ты догадливый, именно тебе я и говорю. Рядом роскошный туалет, а там должна быть и прекрасная курительная комната. Так ведь, Александр?

Он посмотрел на Невского и подмигнул. Тот согласно кивнул и поддержал товарища:

-Всё так. Шагай-ка ты в курилку, мил человек. Беда с этими новыми представителями власти.

Только теперь, кажется, до отутюженного российского чиновника дошло, с кем имеет дело... "Афганцы". Это только они могут так беззастенчиво - упрямо прожигать своими глазами и говорить то, что думают, что бог на душу положит, не думая о последствиях.

Едва успел чиновник раствориться в проёме ближней двери, тут как тут милицейский сержант. Вежливый такой, гибкий. Как будто туловище у него на шарнирах.

-Ну, спасибо, мужики, вы хоть согнали его с подоконника. Вы - первые, кто сделал замечание этим, ну, в общем, новым хозяевам.

-А ты, сержант, какого черта тут стоишь? Для пущей важности что ли? Или дополнением интерьера служишь?

Сержант замялся. Что тут скажешь? Правду-матку режет этот высокий парень. Приходится подделываться под общую анархию. Скажешь что-нибудь не так, на былые милицейские заслуги не посмотрят: вылетишь с тёплого места со звоном. А кому в столь тревожное время охота место терять.

-Ладно, земеля, служи давай, да не прислуживайся! - сказал Вадим, как свинцом приварил. - Пошли, Александр, показывай, где заседает ваш депутатский комитет. Опаздываем уже.

И они пошли, не оглядываясь. С чувством собственного достоинства. Не по собственной воле и надобности поднялись на этот чиновничий этаж. Сами бы как-нибудь, жалко инвалидов, вдов, матерей, потерявших своих сыновей, детей погибших "афганцев". Хоть и часто приходится и тому и другому ходить буквально с протянутой рукой, пробивая льготные документы, чтобы предприятия "афганцев", прежде всего инвалидов, работали в условиях льготного налогообложения, прогибаться не научились.

-Вот тебе, Александр и демократы. В чистом виде. Притом ещё в зародышевом состоянии, что-то будет, если они в силу войдут?

-Да не в демократии дело, Вадим, - Невский указал на дверь, в которую приглашал пройти новому товарищу. - Человеком просто надо быть - будь ты коммунист или демократ, - а не свиньёй. Помнишь, как Булгаков в "Собачьем сердце" устами профессора Преображенского говорит примерно следующее, точно не припомню: "Почему, как только революция, так сразу надо в подъездах гадить?" Очень точное замечание. Мы сегодня переживаем то же самое, но со знаком минус. Я себя не причисляю ни к демократам, ни к консерваторам. Я в своё время читал Гегеля, так вот этот мудрец говорил: "Свобода - это осознанная необходимость"...

После завершения совместного заседания депутатского комитета и исполнительной областной власти, решив свои вопросы, новые приятели спустились на первый этаж небоскрёба, где размещалась столовая. Вадим восхищался многообразием, а, главное, такой дешевизной вкусных блюд.

-Хорошо, я смотрю, кормят "слуг народа".

Он невесело усмехнулся. Разговор незаметно вернулся к прежней теме - "о разрухе в головах".

Если под консерваторами понимать коммунистов, то, как выяснилось, Вадим Ведерников никогда в компартии не состоял. И если бы не афганские награды, не боевое ранение и, как следствие, инвалидность, то вряд ли бы поступил и экстерном окончил престижный следственно-прокурорский факультет юридического факультета, получив второе высшее образование. Не потому, что в науках не был силён, а потому, что юридический факультет готовил следственно-прокурорскую гвардию КПСС. Неблагонадёжных не подпускали на пушечный выстрел.

Орден Красной Звезды, медаль "За отвагу" хоть и были надежной охранной грамотой, однако кое-кто засомневался и в их достоверности. Проверили. Всё подтвердилось: настоящие. Впрочем, работников военкомата можно было понять. Самозванцев, "кровь мешками проливавших", объявлялось немало. Только подобная проверка - свидетельство недоверия. Но человеку-то от этого легче не бывает.

Когда Вадима спрашивали, почему не вступил в партию "за речкой", ведь офицером служил, а это накладывало ответственность, заученно отвечал, что считал себя недостойным до поры до времени этого высокого звания, а сам вспоминал уроки прабабушки Варвары Николаевны.

- Представляешь, Александр, сто три года прожила эта сибирская казачка - царство ей небесное - всё повидала на своём долгом веку: от великолепия мундиров офицеров Сибирского казачьего войска до тюремных отсидок мужа, участника Брусиловского прорыва, уже в годы сталинского террора. Бывало, выйдем с ней в степь, прабабушка и говорит: "Видишь, Вадик, берёзы, осины стоят - все разные. Вот так и в жизни: ничего одинакового не бывает. А вот большевики всё хотели уравнять. Вырастишь, Вадик, учись, работай, воюй - ты казак, только вот в партию не вступай. Вспомню, как они коров, лошадей отбирали - кровь в жилах стынет. Ведь не их всё это было. Люди годами добро наживали".

Я-то хоть и был пацаном, но спорил с ней, возражал. В моих-то школьных учебниках совсем по-другому была изложена история последних 70 лет. Но старушка не успокаивалась: "А скажи-ка, внучок, чему же тебя в мужичьей школе учат? Раньше казачат в областной центр, в гимназию возили, там из них человеков, офицеров делали, а в вашей школе чему хорошему учат?"

Не сдавал я идейных позиций, сыпал вопросами:

-Ну, если ты никого не любишь, что же ты сыновей на войну отправила?

-Беда была: все воевали. Чего уж тут было выбирать...

Словно в воду глядела прабабка: и Вадиму выбирать не пришлось. Правда, романтическую службу летчика-истребителя, о которой грезил с детских лет, пришлось отвергнуть: медкомиссия "зарубила". Поступил в институт Востоведения, вдруг влюбился в этот уголок на планете. Получил специальность историка Среднего Востока, свободно говорил на фарси - неожиданно открыл в себе способность к языкам. Призвали на два года на службу офицером, как человека свободного, не обременённого семьёй. Был направлен в Афганистан переводчиком.

"Спрятанная война", как назвали её позже "бушевала" уже несколько лет. Если судить по газетам тех лет, то это уже не было время закладки аллей советско-афганской дружбы, рытья каналов и прочей идеологической писанины. Писали о войне, которую ведут и наши советские воины. Печально знаменитые "чёрные тюльпаны" раз за разом переваливали через границу, отвозя "ребятишек" домой. В цинковых гробах. Так что Вадим знал, куда едет. Но решил пройти через это испытание судьбы. В октябре 86-го он уже писал письма своей маме из Джелалабада. И так почти два года. Прошёл. Выдержал.

После первого ранения, когда вывозили на "вертушке" из горного ущелья, три дня находился между жизнью и смертью. Пришёл в себя: рядом у кровати сидит знакомый офицер, плачет: "Вадик! Мы уже думали, что ты больше никогда не придёшь в себя..."

После лечения в госпитале Кабула светила перспектива дослуживать в Союзе - отказался. Как бы посмотрел в глаза своим дорогим разведчикам, с которыми успел сродниться...

Странно, но ненависти к афганцам не было. Больше того, вспомнилась узкая дорога в горах и звонкий мальчишеский крик: "Шурави! Шурави!" Старый знакомый, мальчишка-афганец, бежал к БТР. "Здравствуй, шурави! Как ты живёшь? Как твоё здоровье?" Мальчик был очень похож на его племянника. Поэтому и запомнил. Мальчишка ответил взаимностью. А ещё он уважал советского офицера за знание языка своей родины. У Вадима ничего не было: ни конфет, ни жвачки. Он сдёрнул с головы шлемофон.

-На, держи бакшиш. Будет холодно в горах, будешь носить.

Нет, ненависти не было...

Вадим допил компот, вытер губы салфеткой, собираясь подняться из-за стола.

-Слушай, а хотел бы ты показать недавно приезжавшим в Екатеринбург американцам, воевавшим во Вьетнаме, пулю от американской винтовки М-16, вытащенную из твоего живота на операционном столе и едва не стоившую тебе жизни? - Невский внимательно смотрел на Ведерникова, ожидая ответа.

- Зачем? Они бы мне показали пулю от автомата Калашникова, - не задумываясь, ответил Вадим.

... После этого дня знакомства встречались ещё несколько раз. А накануне 15 февраля, очередной, четвёртой уже годовщины вывода наших войск из Афганистана, Ведерников позвонил и предложил съездить в Полевской, небольшой городок на юг от Екатеринбурга.

-Понимаешь, там живёт Анна Васильевна, мама Саши Белоусова, моего "афганского" друга, погибшего в этот день. Пять лет исполняется. Я уже четвёртый год поеду в его день памяти. Для меня она вторая мама. Никого кроме неё не осталось: моя родная мама умерла вскоре после моего возвращения из Афганистана, а батю мы с ней похоронили ещё во времена моего студенчества. Она чудесная женщина. Я тебя с ней познакомлю. Поедешь?

- Конечно, Вадим. Я готов. Встречаемся завтра на автовокзале.

-Ну, что ты! Поедем на моём "Жигулёнке". Мне ведь был положен "Запорожец", как инвалиду. Но я собрал деньжат, доплатил энную сумму и вот уже третий год езжу по нашим "раздолбанным" дорогам. Не боись, не опрокину. У меня ведь только часть ноги не хватает, а не мозгов - езжу "с головой". Диктуй домашний адрес.

К дому Белоусовых подъехали в двенадцать часов. И очень вовремя: Анна Васильевна спешила на встречу, которую организовали воины-"афганцы" и представители городской власти для родителей погибших в Афганистане воинов. Буквально "на бегу" обняла и крепко, по-матерински, расцеловала Вадима, а затем своего нового гостя Александра. Предложила пойти вместе с ней, а уж оттуда заедут на могилку её сыночка, а затем вернутся домой. Ведерников и Невский, конечно, согласились.

Вошли в небольшую уютную комнату. Невский невольно замер. Прямо на него смотрели с портретов в траурных рамках лица молодых ребят. А внизу, под портретами, в стеклянной витрине - свидетели последних дней их жизни: фотографии, документы, афганские и советские газеты, письма. На соседней стене был стенд "Афганские будни", рассказывающий о том, как входят в жизнь вернувшиеся с войны.

Только Александр подумал: "Сыновья.... Как же матерям не хватает вас, как хочется услышать ваши голоса!" И словно в ответ на эту немую просьбу председатель городского Комитета СВА включил магнитофон. Зазвучали "афганские" песни. Казалось, это ребята с портретов поют и рассказывают всем собравшимся о своей жизни и службе в Афгане, о том, что скучают по дому и своим близким, о том, как воюют.

"И вот опять летим мы на задание,

Режут небо кромки лопастей.

А внизу земля Афганистания

Разлеглась в квадратиках полей.

И кому судьба какая выпадет,

Предсказать пока что не берись.

Нам не всем ракетой красной высветят

Право на посадку и на жизнь"

/Слова Игоря Морозова/

После нескольких песен, исполненных мужчинами, зазвучал женский голос. Молодая девушка пела об Афгане. В её песнях не было взрывов, стрельбы, засад, стонов раненых. Но была безысходная боль матери, потерявшей своего сына. Её негромкие, как молитва слова, звучали почти набатом, страстным призывом к людям во имя жизни встать на пути войны.

Проникновенность её стихов, подкупающая простота мелодий, сильный голос, умелое владение гитарой всё это вызвало у слушателей чувство сопричастности, доверия и сопереживания.

"Повстречались две сестры у реки.

У обеих были судьбы горьки.

Разожгли они сердцами костёр,

Да не шёл у них никак разговор.

Всё молчали и смотрели в огонь.

Вдруг одна из них раскрыла ладонь,

А поверх её судьбы - борозды

Заискрил геройский орден Звезды.

Говорила еле слышно: "Сынок

Заслужил, а вот вернуться не смог.

Днём и ночью смотрю на Звезду,

А сама всё верю и жду".

А другая молчала сестра,

Протянула ладонь у костра,

Из ладони, казалось, пустой

Зазвенел протяжно дождь золотой.

Только звёзды огнём не брались,

А взлетали безудержно ввысь.

И среди одиноких светил

Вниз смотрели глазами могил.

И ушла в рассвет, не став говорить.

"Кто ты?" - мать едва успела спросить.

Лёгкий ветер ей ответ прошептал:

"Сын твой Родиной меня называл".

/Стихи Елены Орловой "Две сестры"

(погибшим в Афганистане посвящается)/

Так началось знакомство с "афганцами" в г. Полевском. Надо сказать, что бывать в семьях погибших в Афганистане ребят Невскому приходилось часто, но всегда это было сопряжено с тревогой и болью: как живут и переносят своё страшное горе отцы и матери, как относятся к ним живущие рядом люди, помогает ли кто-нибудь им в это трудное для всех время, не забыли ли вернувшиеся с войны своих погибших товарищей?

В этот день в Полевском Комитете СВА собрались родители погибших афганцев, горвоенком, первый заместитель главы администрации города, ребята-"афганцы". За чашкой чая с домашними пирогами и вареньем в удивительно сердечной, непринуждённой, практически, семейной обстановке обсуждались самые насущные проблемы Комитета и семей погибших.

Чувствовалось, что матери душой болеют за дело "афганцев", а ребята, в свою очередь, стараются заменить родителям их погибших сыновей, помочь им морально и материально.

В этих целях решено было открыть магазин. Комитет берёт в аренду лесопилку, город выделил для работы 1000 кубометров леса. От этого отдача будет не скоро, но уже сейчас из своих пусть небольших, но самими заработанных средств, Комитет каждой семье погибшего выделил материальную помощь в размере 700 рублей, оказывает помощь в приобретении мебели и бытовой техники.

Выходя из здания после окончания этой встречи, невольно подумалось: "Этим матерям не грозит одиночество. Рядом с ними боевые товарищи их погибших сыновей"...

На кладбище к скромному обелиску старшего лейтенанта Александра Витальевича Белоусова Невский и Ведерников положили букетики красных гвоздик. Как капли пролитой крови лежали они на чистом белом снегу. Посидели в скорбном молчании. Анна Васильевна поднялась первой, поправила свежий веночек на могиле родного сына:

-Всё, Сашенька, оставайся с миром. А я твоих боевых сослуживцев, сыночков моих дорогих, приглашаю в свой дом. Угощу их, о тебе будем говорить-вспоминать.

Пожилая женщина низко поклонилась обелиску и пошла по протоптанной в снегу тропинке, не оглядываясь. Невский и Ведерников заспешили за ней.

...Одноэтажный каменный беленый дом, разделённый на две половины. В одной - Анна Васильевна и её родной младший брат, в другой - соседка Людмила, невеста Александра, так и не ставшая ему женой. Свадьбу планировали справить сразу после возвращения Саши из Афганистана, к маю должен был вернуться. Но его привезли раньше, в феврале. В закрытом цинковом гробу.

На кухне жарко растопленная печь. Три комнаты. В одной, всё время зашторенной, он. Младший брат Сергей. Лежит на железной пружинной кровати. Лежит уже второй год - парализован. Всю свою семью потерял в Фергане во время вспыхнувших там беспорядков, а в начале 92-го, когда рушилось единое государство, он перенёс инсульт. Анна Васильевна перевезла брата к себе. Без её помощи он бы не выжил в республике, вдруг ставшей для него чужой.

Она часто перечитывает письма сына. Оттуда, из Афганистана. Словно вновь и вновь разговаривает с ним. Вот и в этот день, усадив гостей за накрытый стол, первым делом прочитала вслух несколько писем Саши.

"Здравствуй, дорогая мама! Сегодня получил твоё первое письмо. Знаешь, какая это была радость. Два месяца уже здесь, а ничего не получал. Бойцы уже начали меня немного жалеть. Всем пишут, со всех концов Союза доходят письма, а мне всё нет. Успокаивали: ничего, товарищ старший лейтенант, это из-за непогоды. Какие славные в моем подразделении люди - очень отзывчивые и всегда готовые выручить. Так бы вот всегда и все жили..." (15.07.1986г.).

Анна Васильевна начала рассказывать о сыне, больше поглядывая на Невского, так как Вадим и сам знал всё хорошо.

Стать офицером Александр мечтал с детства. Рос в семье, где всегда царило преклонение перед военными: отец - капитан-артиллерист закончил войну в Берлине, дослужился до полковника. Умер Виталий Иванович, когда Саша заканчивал восьмой класс. Сказались полученные на войне ранения. Дед по отцовской линии был командиром партизанского отряда в соединении Ковпака.

Анна Васильевна выбежала поспешно в соседнюю комнату, вернулась с альбомом фотографий. Невский внимательно разглядывал пожелтевшие снимки людей, которые принесли всем победу от фашизма.

-А это кто? Вижу, что ему пририсована звезда Героя Советского Союза.

-А это мой родной старший брат Мишенька, посмертно был награждён, а Звезду ему Сашок пририсовал шариковой ручкой, когда ещё в школе учился. Так и не пришлось Мише поносить награду.

-Ой, расскажите, пожалуйста, Анна Васильевна, о своём брате. Не часто приходилось разговаривать с родными Героев, о подвигах их слушать.

Пожилая женщина кивнула, подлила горячего чаю в кружки гостей. Вышла проведать лежащего брата, вернулась и начала рассказ.

"Я хорошо помню, как незадолго до конца войны по городам и селам страны прокатилась весть: Указом Президиума Верховного Совета СССР звание Героя Советского Союза присвоено сразу 67 воинам. Да, да - именно так высоко был отмечен подвиг отряда морских десантников. Люди пожилого возраста, как я, конечно, помнят этот исторический факт, но для вас, молодёжи, видимо, не лишним будет сообщить о нём поподробнее".

-Я тоже с удовольствием послушаю вас, мама. Никогда не рассказывали мне эту историю,- Вадим смущённо кашлянул.

-Ты, сынок, не спрашивал, я и не рассказывала, - Анна Васильевна озорно улыбнулась, сразу помолодев на десяток годов. - Продолжаю. Я много об этом подвиге брата читала, да и муж хорошо разбирался в военной истории, любил мне рассказывать.

"Бои на подступах к Николаеву приняли затяжной характер, ибо гитлеровцы создали здесь несколько поясов укреплений с минными полями, системой дотов и дзотов, полосами проволочных заграждений и разветвлённой сетью траншей. Оборону врага укрепляло и то, что оба её фланга упирались в берега двух рек - Ингула и Южного Буга. Наступать на город можно было лишь по узкой, насквозь простреливаемой всеми видами оружия полосе. Но это неизбежно потребовало бы больших жертв.

Вот тогда-то у командования наших войск, действовавших в направлении Николаева, возникла идея: под покровом ночи выбросить в порту морских пехотинцев с тем, чтобы отвлечь на себя с фронта какие-то силы врага.

В отряд вошли пятьдесят пять уже прошедших огни и воды десантников, десять сапёров и два радиста. Возглавил его старший лейтенант Константин Ольшанский, а проводником вызвался быть пятнадцатилетний парнишка из местных Андрей Андреев. Итого, таким образом, - 68 человек, которые в штормовую погоду в ночь с 25 на 26 марта 1944 года на семи весельных лодках отправились в дерзкий рейд.

Первыми на портовый пирс поднялись сапёры и несколько автоматчиков, в числе которых и был мой брат, Михаил Коновалов. Они бесшумно сняли часовых, сделали проходы в минных полях и проволочных заграждениях, почти без боя проникли в здание элеватора и в какой-то четырёхэтажный портовый дом. Вслед за ними сюда просочился и весь десант.

Трое суток десантники мужественно отражали одну атаку врага за другой. Даже мальчишка-проводник не выпускал из рук автомата.

Старшина 2-й статьи Михаил Коновалов со своим отделением занимал второй этаж захваченного здания. Задача у него была одна: не подпустить врага к элеватору, где сражалась большая часть десанта, не дать врагу возможность проникнуть в эту крепость. И он, уже раненый в ногу, сдерживал натиск гитлеровцев, управлял огнём отделения так, что враги не могли подойти к элеватору ближе, чем на выстрел. Когда пуля снайпера сразила пулемётчика, Михаил сам залёг за пулемёт...

...Когда утром 29 марта в порт пробилась разведрота батальона морской пехоты и выбила из него остатки уцелевших гитлеровцев, вокруг элеватора валялось более 700 трупов врага, а навстречу им из пепла и ада, шатаясь, вышло всего несколько краснофлотцев. Михаила Коновалова и ещё двоих десантников санитары нашли ещё живыми. Они были изранены, контужены и отравлены газом дымовых шашек, которыми гитлеровцы пытались выкурить их из дома, ставшего неприступной крепостью. Не приходя в сознание, они умерли уже в медсанбате.

А вскоре вышел Указ, которым все 67 бойцов и командиров легендарного Николаевского десанта были возведены в ранг Героев Советского Союза".

- Но ведь их было 68, - почти в один голос прервали рассказчицу Вадим и Александр.

-Да, 68-м был юный проводник Андрей Андреев. В том бою он погиб, и по прихоти какого-то штабиста не был включен в список десанта. Однако по многочисленным ходатайствам оставшихся в живых десантников и жителей Николаева в 1965 году звание Героя Советского Союза было присвоено и ему. К этому хочу ещё добавить вот что: 31 января 1984 года поднят военно-морской флаг на сторожевом корабле, вошедшем в состав Краснознамённого Черноморского флота, и на его борту - крупными литыми буквами "Михаил Коновалов".

Анна Васильевна промокнула крохотным платочком набежавшие слёзы, а потом добавила со вздохом:

- Вот какой у меня был старший брат Миша. Герой! Мой сынок и его племянник Сашенька вырос на рассказах о дяде, очень гордился им и своим отцом-фронтовиком. Вот и он, я знаю, воевал здорово. Только себя не уберёг...

После восьмилетки поехал Александр Белоусов в Свердловск, в суворовское училище. Небом "заболел" год спустя, когда стал посещать клуб ДОСААФ, впервые прыгнул с парашютом. В выборе военной профессии не колебался. Только в Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище имени Ленинского комсомола. Здесь он возмужал. Отсюда шагнул на нелёгкую командирскую стезю: сначала был командиром парашютно-десантного взвода, через год доверили роту. Потом служба на афганской земле в должности командира разведывательного подразделения...

Невский слушал прерывистый рассказ матери о погибшем сыне и боялся поднять глаза - столько боли звучало в её словах. Это, как резать по живому. Но такие воспоминания должны звучать с высоких трибун, нельзя об этом забывать! Большой грех предавать этих матерей забвению, когда и сыновние могилы ещё свежи. К сожалению, если их и вспоминают, то лишь в связи с очередным письмом в газету или депутату-избраннику народа... "Обращается к вам мать погибшего воина-интернационалиста..." Они, как правило, очень короткие, эти письма: "Помогите!" Крышу залатать. Угля на зиму подвезти. Жильё сносное получить. Защититься от впавшего в раж чинуши... От вопросов этих никуда не уйти...

Но, допустим, залатали крышу, подвезли угля, наказали бюрократа. И - всё? До следующих писем? А как живут они, матери погибших "афганцев", изо дня в день? Что думают - о себе, об обществе, об этой войне? И что знают, как относятся к ним те, кого сия страшная чаша миновала? Быть может, узнав чуть больше, лучше можно будет познать и себя, и свою душу, и свою совесть...

Невский невольно сравнивал судьбы Михаила Коновалова и его племянника, десантника-разведчика, сложившего голову на далекой земле. Мог ли предположить морской десантник там, в Николаевском десанте, что домой вернётся в виде бронзового памятника и со звездой Героя на груди? Да нет же. Что голову сложит в бою с врагом - это он допускал, даже знал, только цену за неё хотел взять и взял возможно бОльшую. Да и его племянник, Александр Белоусов, не очень-то заглядывал в завтра. Сказано лететь на досмотр каравана - летел. Сказано прорваться через ущелье - прорвался. Надо выручить из беды афганских солдат - нет вопросов, поспешим, ребята!

Наверное, это в крови русского воинства - думать сперва об Отечестве и лишь потом о себе, стремиться во что бы то ни стало взойти на высоту солдатского долга. Вот отсюда, наверное, и возникают у военных замысловатые и непредсказуемые зигзаги судьбы: во многих уголках земного шара оставил следы русский солдат...

И военные бывают безмерно горды, когда зигзаги эти вознаграждаются либо Орденом, либо Медалью из благодарных рук Матери - Родины, либо грамотой какой, даже тёплым словом командира. И очень жаль, когда за ратный труд награда назначается посмертно...

Невский перебирал награды, вынимая их из шкатулочки. Это были награды Александра Белоусова, его отца и дяди. Они хранились теперь все вместе.

Словно почувствовав настроение своих гостей, Анна Васильевна заговорила вновь ровным голосом:

-Да вы не казните себя! В наши семьи многие идти боятся, даже те, кто вместе с сыновьями воевал. Недавно на Сашиной могиле фотографию подняла. Холмы какие-то, сплошные камни. А на обороте надпись: "Место гибели Саши - провинция Нангархар". И всё. Ни адреса, ни имени того, кто был. Не зашли. Думают, лишнюю боль причинят. Но куда уж больнее...

В городе меня избрали председателем совета матерей погибших "афганцев". Вы только вдумайтесь в словосочетание, которое становится уже привычным: "Совет матерей погибших..." Что заставляет нас объединяться? Вот что говорят мои "сестры по горю": "Люди каждый занят своим, и кому дело до таких, как мы?" "С бюрократами тяжко бороться, везде стоят на пути". "Нас может понять только мать, потерявшая сына в Афганистане..." Конечно, общее горе роднит.

На днях встретилась с Зоей Михайловной. У неё тоже единственный сын погиб. Очень горюет. Одно остаётся, говорит, это руки на себя наложить. Обняла я её: Зоенька, покуда мы живы, живы и наши сыновья...

А одна горемыка из наших к баптистам прибилась. Себя, семью забыла. Опять-таки к кому её муж пришёл за помощью? К нам.

Рядом с портретом сына на стене семь таких же снимков в чёрных рамках. Погибшие в Афганистане молодые и красивые парни.

Перехватив взгляд Невского, Анна Васильевна пояснила:

- Мы, их мамы, как-то особенно сдружились. Вот и усыновили теперь - каждая семерых. Так вроде легче.

Она помолчала. Потом неожиданно улыбнулась своим мыслям и торжественно произнесла:

- Людочка мне тоже помогает и по хозяйству, и заходит поговорить по душам. Уговариваю её замуж выходить. Не хочет. Всё Сашеньку ждёт, мол, хоронили в закрытом гробу, а, может, и не погиб он... А ещё у меня появился сынок Вадик. Не забывает меня, старуху. Часто приезжает, по хозяйству помогает, деньги мне присылает каждый месяц, хоть и отказывалась я. Ни в какую! Спасибо ему. Деньги-то мы в общий "котел" складываем с моими сестрами названными. Кому-то надо могилку поправить, веночки новые купить. Так и живём.

Анна Васильевна порывисто поднялась, обняла и расцеловала Ведерникова.

Тот засмущался:

- Да будет меня хвалить, мама. Александр решит, что я прямо "белый и пушистый". Тоже ведь не сразу решился к вам зайти. Первые два года просто приезжал на могилу друга. Потом только насмелился письмо написать.

- Верно-верно. Как-то раз в конце 89-го получаю письмо. И сердце зашлось. Хоть и видели глаза, не слепая ведь - чужой, чужой почерк, и всё же - мыслимое ли дело вновь прочитать: "Здравствуйте, мама!" Написал о своей службе с моим сыном. В конце письма извинился, что обратился ко мне как к маме. И тут же попросил разрешения именно так меня называть. Ответила Вадику. Стали переписываться, а потом уж он стал домой ко мне приезжать. Трудно ему бывает, сама вижу, но меня старается своими проблемами не обременять. Хотя сколько раз ему говорила, мол, облегчи душу, расскажи, легче станет. Вот тоже покалечила его эта война - на протезе-то ведь тоже, чай, не побегаешь.

- Я когда в Афганистан уезжал, мой старенький дед, жив был тогда ещё, меня напутствовал: "С войны приди хоть без ноги, но с медалью... " Я так и пришёл, и не только с медалью, но и с орденом.

Вадим грустно улыбнулся.

- С Сашей мы жили в одной комнате офицерского модуля, даже кровати были рядом. Можно сказать, познакомились обычным образом. Позднее сдружились: выяснилось, что мы оба с Урала, общие воспоминания о Свердловске, о других городках области. Как и я, он рано потерял отца, старался помогать во всем своей маме.

Первое время я работал переводчиком при Политотделе Бригады. В начале 87-го попросился к разведчикам. Сашка меня сначала отговаривал, мол, убьют дурака такого не обстрелянного и фамилии не спросят. Он упорно называл меня "пиджаком", как обычно называют гражданских, призванных на два года в армию. Потом взялся меня обучать искусству выживания. Он так и говорил, что никогда не простит себе, если меня убьют - значит, плохо учил. Мы были почти ровесники, но рядом с ним я всегда ощущал себя младшим братом. Была в нём какая-то основательность, надежность. А в учёбе он мог быть очень жестким, требовательным.

Начинать пришлось с малого - учиться ходить неслышно в горах, когда с первого километра ноги наливаются свинцом, а лёгкие с трудом втягивают расплавленный, словно из печки, воздух высокогорья. После первого марш-броска с тяжеленным рюкзаком, хотелось одного - упасть в тень скалы и залпом опорожнить флягу с водой. Но Белоусов был неумолим - глоток воды - и вперёд.

"Сначала десантник бежит, сколько может, а потом - сколько нужно для боя...", - любил повторять Александр.

А однажды произошёл такой случай. Отрабатывали спуск с горы на веревке.

- Пошёл, - скомандовал он своим подчинённым, среди них и я находился. Солдаты один за другим заскользили вниз.

Я сделал, было, шаг к краю обрыва, но потом вдруг всем корпусом подался назад. "А если не выдержит верёвка, - мелькнула предательская мысль, - или вбитый в скалу крюк?"

-Спокойно, Вадик, - без нажима, но твёрдо произнёс Александр. Повторил команду уже для меня одного.

Я стоял столбом и не шелохнулся.

-Вслед за мной пригнешь? - подошёл он поближе. И неожиданно добавил: "Брось сначала сердце, а потом себя..."

Не успел я сообразить, что ответить, как старший лейтенант сделал два быстрых шага и заскользил вниз.

Я не помню, как оттолкнулся ботинками от скалы, заскользил по верёвке вниз. Очнулся, услышав голос друга и командира:

- Молодец, Вадик! Правда, совсем не страшно, когда сначала бросаешь сердце, а потом себя?

Сколько раз после этого за время службы на афганской земле я, "бросив сначала сердце, а потом себя", под огнём прыгал из зависшего вертолёта на близкие скалы, вёл бой на караванной тропе, шёл по горным кручам в засаду, где каждый выступ таил опасность, каждый шаг мог стать последним. И всегда помнил эту науку выживания, которой меня обучил Александр Белоусов. Думаю, я вернулся живым только благодаря ему. Один раз расслабился, потерял контроль и наступил на противопехотную мину. Саши тогда уже не было в живых...

Вадим замолчал. Вынул из кармана пачку сигарет и показал Невскому. Тот согласно кивнул. Извинившись перед Анной Васильевной, вышли на крылечко покурить. День догорал, заметно похолодало. Надо было собираться в обратный путь. Но перед отъездом Ведерников решился рассказать ещё один "поход на караван", который он совершил с Белоусовым. Тогда сложилась довольно тяжёлая ситуация, но и из неё вышли победителями благодаря мастерству Александра Белоусова.

"Это было в провинции Кандагар в конце мая, в то время там проводилась большая армейская операция", - произнёс Ведерников. Выпив залпом кружку остывшего чая, он начал свой рассказ.

"Уже десять часов мы лежали на горячих камнях и за это время, наверное, прокляли "духов" и жару на всю оставшуюся жизнь. Здесь, на горе, было как в адовой духовке: камни жгли сквозь одежду, пыль забивалась в рот. Два дня назад забросили нас вертолётами в раскалённые голые горы с заданием - проникнуть в тыл душманов и уничтожить караван с оружием. Это всё равно, что сунуть голову в пасть крокодилу и попытаться вытащить её назад. Риск смертельный. Можно напороться на засаду, на минное поле. Наконец, выдать себя. Поэтому на днёвке забиваемся в щели и лежим там до темноты, обливаясь потом, не разводя огонь: по запаху и дыму могут "вычислить" всю группу. Нельзя говорить: вокруг "вотчина" душманов. Группу ищут. Не успеешь дожевать кашу, как всех порежут очередями...

Наше время - ночь. Как стемнеет, вещмешок на спину, мины, гранаты - на пояс, автомат на шею и - вперёд, надеясь на удачу, рацию, оружие и особенно тех, кто рядом. И ещё, пожалуй, на последний патрон - что он не даст осечки. Ведь случись что, враг за караван живьём растерзает. Удивлён спокойствием и выдержкой этих парней. Ночью перед боем они не ворочаются с боку на бок, спят крепко, словно это не им вечером идти в самое душманское логово.

До перехода к разведчикам мне казалось: чтобы попасть сюда служить, надо пройти особый отбор, иметь выносливость марафонца, силу штангиста. Оказалось, ничего подобного: и щуплых видел, и не высоких ростом. Стоит такой в строю, на нём выкладка почти в тридцать килограммов. Вроде едва держится. А разговоришься - ахнешь, - у кого орден, у кого два. И у каждого на счету не один обезвреженный смертоносный караван.

Особая забота о радистах. Глаза и уши группы. "Духи" первым делом стараются уничтожить рацию. А добить группу, оказавшуюся у них в тылу без связи, - дело времени. Начальник радиостанции прапорщик Шайхатаров ходил десятки раз "на караваны". Однажды, помню, во время боя перебило антенну. Он встал во весь рост и в вытянутой руке держал обрубленный кусок до тех пор, пока не закончился сеанс связи.

... Кто спал, если можно уснуть на горячей сковородке, кто чистил автоматы, кто лениво ел, кто вёл наблюдение через маскировочную сеть. Вокруг была голая земля. Точнее, не земля, а лунный пейзаж: камни, пыль. Ни куста, ни травинки.

Вечером, когда горы отбросили длинные тени, мы свернули маскировочные сети и направились на юг. Сейчас там было самое жаркое место во всём Афганистане. Была несколько месяцев назад объявлена политика национального примирения и на юге происходили события, от которых во многом зависел завтрашний день страны. Контрреволюция здесь очень сильна. Особенно чувствуется это в Кандагаре.

Было объявлено, как известно, и одностороннее прекращение огня. Но, воспользовавшись этим, руководители "непримиримых" накапливали на территории Афганистана запасы оружия. Были созданы огромные арсеналы. Усилилась оснащённость "воинов ислама" зенитным оружием, в том числе американскими ракетами "Стингер" и английскими "Блоупайп". Почти всё это доставляли в караванах. И без того непростая обстановка в приграничных Пакистану провинциях Кунар, Нангархар, Кандагар накалилась, стала взрывоопасной. И хотя расслоение внутри вооружённой контрреволюции усилилось, положение в этих местах оставалось сложным.

Через юг по дорогам войны идёт доставка контрреволюции оружия, медикаментов, наркотиков, снаряжения. Уничтожать караваны - значит перекрывать врагу кислород, выбивать из-под ног его почву, держать в страхе и напряжении, вынуждать ошибаться. Тогда война перешла на древние караванные пути...

Этой заброски пришлось ожидать. Вертолёт долго не мог взлететь. Мы все сидели и ждали, когда раскалённый воздух остынет хотя бы до плюс 45. Иначе "вертушку" не держит: сильное разрежение.

... Летели на высоте 15-20 метров. Совершали противоракетные манёвры. Воздух держал плохо. Звук от вращающихся лопастей был такой, будто тысячи прачек одновременно полоскали бельё. Русла пересохших речек и все подозрительные барханы "щупали" очередями. Было несколько ложных посадок. Но главная - когда показались, словно призраки, горы. Мы выскочили в вязкий песок и под прикрытием пыли, поднятой вертолётом, побежали прочь. Я оглянулся на прощанье. Лётчик махнул рукой. По движению его губ догадался, что он произнёс:

- Ни пуха!

- К чёрту!..

Ночью стало казаться, что где-то журчит ручей. Мы проходили через русло. Но воды в нём не было. Язык не умещался во рту, губы пересохли. Горло стянуло обручем. И тут услышал от Белоусова долгожданное:

-Пришли!

Мы заняли оборону и стали ждать. Напряжение с каждой минутой возрастало. Ощущение было такое, словно к тебе подключили электричество и забыли выключить рубильник. Под впечатлением рассказов бывалых разведчиков, после посещения госпиталей (я тогда ещё не прошёл сам через испытание первым ранением), внутри что-то натянулось и уже не отпускало до последнего дня пребывания в Афгане: не наступить бы на мину, не попасть бы снайперу на мушку, не подорваться на фугасе...

Машины шли без огней, поднимая клубы пыли. Первым по дороге нёсся мотоциклист - дозор. За ним - "Тойота", ещё дальше - метрах в двухстах - "Симург". Машины шли, покачиваясь, словно катера на волнах. В них обычно по 10-15 человек охраны. Примерно через две минуты они вошли на участок дороги, который полностью покрывался огнём. И земное время для тех, кто был на дороге, по сути, остановилось. Они были обречены. Шансов у них почти не осталось.

... Длинная очередь Александра Белоусова - сигнал. И началось. "Шквал огня". Осколками от мин направленного действия вышибло лобовое стекло у "Тойоты". Водитель и сидевший рядом с ним погибли, видно, мгновенно. "Тойота" врезалась в придорожные дюны. Пять, шесть "духов" все же выскочили из машины. Песок вокруг беглецов тут же закипел от пуль. Они не сделали и пяти шагов. Все оглохли от бешеной стрельбы.

Из раскалившихся стволов шёл дым. Было даже слышно, как в моторах у растерзанных машин что-то щёлкало, шипело. Всего несколько минут....Страшное время.

Конечно, тот, кто едет в караванах, никак уж не рассчитывает, что с ним расправятся вот так, за десять-пятнадцать минут. Охранники обучены прекрасно, могут с ходу заложить пулю точно в ухо. Смерти не боятся, в плен не сдаются, если шансов вырваться не остаётся - подрывают себя. Дать таким опомниться - себя обречь. А было и такое. Поэтому - огня! Обычно бой длится по два, три часа. В тот раз повезло.

Машины были разбиты, иссечены пулями. Вокруг пробоин краска облупилась. В машине обнаружили ещё троих. Никто из охранников, судя по автоматам, не успел разрядить магазина. В кузове "Тойоты" были ящики, в них - автоматы совсем новые, ещё в смазке. "Симург" выглядел так, будто в нём специально кто-то насверлил сотни дырок. Вырежи лист металла - готовое сито. Беда, которую нёс его смертельный груз, обернулась против самих душманов.

-Всё, вызывай вертолёт, - сказал командир группы Белоусов радисту.

В вертолёте уже никто не думал об опасности. Надоело думать об этом.

-Первое, что сделаю на земле, - прокричал мне Александр, сквозь шум двигателя, приблизив ко мне лицо, - часа два под душем постою. Второе - попариться бы в бане.

- А третье? - спросил его я.

-Ещё раз в душ и в баню, - он широко улыбнулся и подмигнул мне. - С первого раза въевшуюся в нас пыль не отмоешь...

Вадим замолчал, долго постукивал костяшками пальцев по столу. Невский и Анна Васильевна смотрели на него. Все молчали.

Через несколько минут Ведерников продолжил глухим голосом:

- О последних минутах жизни моего друга мне рассказал один из его сержантов, оставшийся в живых. В тот день Саша вылетел с группой на досмотр каравана. Но их подкараулили. В вертолёт ударила ракета. Машина загорелась и, как говорят, посыпалась. Белоусов стал выталкивать солдат из люка. Последним покинул падающую машину, она в этот момент взорвалась. Очнулся от удара о землю. Вместе с оставшимися в живых солдатами организовал круговую оборону. "Духи" были метрах в сорока. Стали ждать, когда подойдут. Бывает же такое - не заметили.

Но спустя некоторое время к ним подошла новая вооружённая группа. Завязался неравный бой. Со сломанными ногами Александр отстреливался от наседающих душманов, руководил боем. Погиб от выстрела в голову. Очень скоро подоспели наши вертолёты. Живых и погибших эвакуировали.

Так закончил свой жизненный путь на земле мой друг.

Вадим низко опустил голову. В наступившей тишине стало слышно, как тихо всхлипывает Анна Васильевна. Потом она встала, подошла к Вадиму и обняла его.

-Не казни себя, Вадик. Твоей вины в смерти Саши нет. А пока я живу, он тоже всегда будет со мной. Спасибо вам, ребята, что приехали, помянули со мной моего сыночка. Дай Бог вам здоровья. Я верю, что он нас видит и радуется тому, что не забыт боевыми друзьями...

Обратно ехали в полном молчании. Да и говорить было не о чем - всё главное произнесено...

Для справки

Национальное примирение. Оно было провозглашено в январе 1987 года. Правительство Афганистана прилагало большие усилия для того, чтобы процесс примирения приобрёл необратимый характер. Более 30 тысяч человек сложили оружие, из-за границы на родину вернулось около 80 тысяч беженцев. Предпринимались меры по созданию национального правительства на основе объединения всех сил, выступающих за прекращение "необъявленной войны". Но диалектика примирения была такова: чем больше усилий к достижению мира прилагала законная власть, тем агрессивнее становились подкармливаемые спецслужбами зарубежных стран "непримиримые". Свою ставку они сделали на караваны. С их помощью главари контрреволюции стремились наводнить страну оружием.

"Караванная война" в конце 1987 года достигла апогея. Только в августе всеми видами разведок было обнаружено около 200 мелких и больших караванов и транспортов с оружием, пересекших афганскую границу. Половину удалось разгромить, остальные - будто растворились в горах...

Караванам с оружием по-прежнему преграждали путь разведывательные и досмотровые группы на вертолётах. Вот лишь несколько примеров за сентябрь:

14 сентября в 10.20 в районе 10 км юго-западнее Лашкаргаха досмотровая группа (ДГ) лейтенанта Ю. Стадника обнаружила караван с боеприпасами. В результате боя уничтожено: мятежников - 4, ракет "земля - земля" - 40, противотанковых мин - 60.

16 сентября в 7.20 досмотровая группа лейтенанта Ю. Рыбакова в районе 10 км юго-западнее Джелалабада обнаружила и захватила 19 ракет, подготовленных к пуску по городу.

17 сентября в 9.00 ДГ старшего лейтенанта В. Еремеева в районе 20 км юго-западнее Лашкаргаха обнаружила караван с оружием. В ходе боя уничтожено: мятежников - 25, машин - 4, тракторов - 1, ракет - 1.886, боеприпасов к ЗГУ - 27.200. Захвачено в плен 2 мятежника...

Список можно продолжать... Но даже эти примеры показывают масштабы вооружённой борьбы противников примирения. "Караванная война" идёт каждую ночь. Бьют их крепко. Не каждый караван безнаказанно достигает нужного района. Но правда в том, что вместо разгромленных тут же снаряжаются новые...

Вместо послесловия

15 февраля 2011 года. 22-я годовщина вывода советских войск из Афганистана... День Памяти погибших в афганской войне. Вспомним поимённо всех, кто погиб, низко склоним головы в память о них...

"Уже закончилась война" (стихи Евгения Бунтова)

"Уже закончилась война,

Хмельное зарево рассветов.

И всё, что сказано о нас,

Пылится пачками в газетах.

Уже закончилась война,

Не долетают злые пули,

Долги оплачены сполна,

И все, кто смог, назад вернулись.

Когда пургой свинец душил,

Мечтою грелись о России.

И вот вокруг всё та же жизнь,

Да только мы совсем другие.

Нас покалечила война

По одному из сотни тысяч.

И снова слух ползёт о нас

И кто-то в спину пальцем тычет.

Как было просто в жизни той

Где правду, ложь не перепутать.

А здесь своею простотой

Мешаешься в ногах кому-то.

И незаметным не пройти,

Ведь, как бельмо, твои награды.

И виноват лишь ты один,

Что не умеешь жить как надо.

Ты научился доверять

Стоящим за твоей спиною.

Как трудно заново понять,

Что здесь в цене совсем другое.

Забыто, кажется, навек

За глухо запертою дверью,

Что человеку человек

Когда-то был не только зверем.

Стучат по каменной земле

Слов равнодушия осколки.

Здесь не спасёт бронежилет

От лицемерия и подонка.

И не приступна высота

Улыбки милой бюрократа,

Как ненадёжна пустота

В руках, привыкших к автомату!

Пусть этот мрак невыносим,

От боли ты не смеешь крикнуть.

Страшней не выбиться из сил,

Страшнее к этому привыкнуть!

Пусть боевые ордена

Уже блестят совсем иначе.

Мы живы - это что-то значит,

Ещё не кончилась война!"

Использованные материалы:

-В. Щербань "Десант на караванной тропе", газета "Известия", сентябрь 1987г.;

-А. Олийник "На караванных тропах", газета "Красная звезда", октябрь 1987г.;

-Е. Суслов "Там, где сходилось небо с горами", газета "Ветеран Афганистана", март 1993г.;

-В. Симонов "Высоты солдатского долга", газета "Ветеран Афганистана", апрель 1993 г.

***

Комментарии: 7, последний от 19/02/2011. © Copyright Карелин Александр Петрович (alexkar1955@mail.ru) Размещен: 16/02/2011, изменен: 17/02/2011. 62k. Статистика. Рассказ: Афганистан Годы событий: 1986-881993	Оценка: *10.005** Ваша оценка:
Аннотация: Из цикла: "И матери ни в чём не виноваты"... К 22-й годовщине вывода войск из Афганистана.

Карелин Александр Петрович "Поклониться второй своей маме..."

Карелин Александр Петрович
"Поклониться второй своей маме..."