ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карелин Александр Петрович
"Незалеченные раны неоконченной войны..."

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.65*19  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История воина-"афганца", ставшего инвалидом первой группы в девятнадцать лет.

"Незалеченные раны неоконченной войны..."

"Боль дорог Афганистана.

Шрамы в сердце не видны

Незалеченные раны

Неоконченной войны..."

/Вера Великих/

   Предисловие от автора
  
  
   Для тех, кто получил тяжёлые ранения, изменившие их жизнь, война не закончилась ни в сорок пятом, ни в восемьдесят девятом. Их жизнь - каждодневная борьба не только с физическими страданиями и душевными муками, но ещё и с отчаянием: когда же они получат, например, возможность иметь хотя бы качественные протезы?
   Тысячи инвалидов афганской войны, многие пользуются протезами верхних и нижних конечностей. Тем не менее, большинство трудится, приносит пользу обществу, старается жить активной, деятельной жизнью. Но... Их много, этих "но", и за каждым - проблема. Едва не самая острая - протезы. В последние годы государство увеличило расходы на нужды органов соцобеспечения, но с толком использовать выделенные средства они пока не могут - слишком крепки бюрократические плотины и рогатки всевозможных инструкций, сковывающих инициативу и поиск неравнодушных к чужой боли людей. Технический уровень протезостроения и протезирования у нас настолько низок, что существующие протезы причиняют пострадавшим людям сегодня лишь дополнительные мучения.
   Из письма воина-"афганца", инвалида войны: "В Афганистане мы часто слышали и читали о том, что наше государство не оставит в беде тех, кто не струсил, не отступил, до конца выполнил свой воинский долг. Всем нашим ребятам трудно было там, но не менее трудно многим из нас, когда мы вернулись домой. Особенно тем, кто стал инвалидом. Не все на деле оказались готовы прийти нам на помощь, когда пришлось решать вопросы с работой, с учёбой, с жильём. Я уж не говорю о том, что хороший протез - практически неразрешимая ныне проблема..."
   В основу данной повести положена реальная история воина-"афганца", ставшего инвалидом первой группы в девятнадцать лет. Все имена и фамилии изменены. Автор выражает благодарность журналистке Елене Агаповой, собравшей в течение нескольких лет уникальный материал.
  
  

Пролог

   Они учились в одной школе в параллельных классах несколько лет, но лично познакомились только за полгода до выпуска, в шумной школьной компании на новый, 1984 год. Это был молодёжный клуб, недавно открывшийся в их районе, но уже завоевавший славу одного из лучших в Волгограде. Конечно, большинство будущих выпускников школы всеми правдами и неправдами постарались вырваться из цепких родительских рук в "свободное новогоднее плавание". Впрочем, Виталию и не пришлось уговаривать свою маму и отца отпустить его на встречу Нового года. Десять дней назад ему исполнилось семнадцать, он считал себя вполне взрослым и самостоятельным человеком. Он и попросил на своём дне рождения в качестве новогоднего подарка отпустить его в молодёжный клуб. Родители дали добро.
   Решение Нади встречать Новый год отдельно от родителей повергло их в шок. Много было пролито слёз, никто не хотел уступать. После очередного ультиматума дочери родители сдались.
   -Только не ходи ночью одна!
   -Ну, что ты, мамочка, там будет половина нашего класса, да и из соседних десятых будут девчонки и мальчишки. Не волнуйся за меня. Что со мной может случиться в компании?!
   Это был замечательный новогодний праздник. Танцевали, смеялись и пели под гитару всю ночь. Потом, под утро, высыпали гурьбой на улицу - кидались снежками, катались с ледяной горки. Долго ещё провожали по очереди друг друга, всем не хотелось расходиться.
   Последние школьные полгода пролетели быстро. Теперь каждое утро Виталий спешил к подъезду Надежды, чтобы вместе с ней идти в школу. После занятий он также хотел провожать её до дома. Ему нравилось носить портфель Нади, слушать пересказ прочитанных книг, просто смотреть на девушку. Всё свободное время Виталий старался проводить с Надюшей. Они часто ходили в кино, изредка - на танцы.
   Впервые Виталик поцеловал свою ненаглядную на школьном выпускном вечере, когда они специально улизнули от группы одноклассников, гуляя по ночному городу.
   Летом их любовь расцвела и окрепла. Виталий должен был видеться с Надей ежедневно, иначе он просто не мог. Надежда слабо протестовала, но соглашалась на встречи. А надо было готовиться к поступлению в институт. Она выбрала педагогический, филологический факультет. Виталий же твёрдо решил пойти служить в армию, непременно в десантные войска. Он ещё в школе начал посещать аэроклуб, сделал несколько прыжков с парашютом. Правда, придётся дождаться исполнения восемнадцати лет, а значит, и в армию он сможет пойти не раньше будущей весны. Ничего, пока поработает на заводе "Красный Октябрь", отец обещал устроить его в свой цех учеником.
   В институт Надя не прошла по конкурсу. Не хватило всего одного балла. Ничего, решила она, поступит на следующий год. Устроилась работать в пункте проката свадебных принадлежностей. К ней приходили счастливые люди. Она советовала: вам к лицу это платье, а вам без фаты никак нельзя. Хозяйка свадебных аксессуаров, неугомонно-радостная по характеру девушка, словно в оправдание своей фамилии - Солнышкина - сама светилась счастьем. Конечно, она не могла не думать о таком же счастливом дне в её собственной жизни. Рядом с собой она хотела видеть только Виталия Куприянова. Этого красивого, высокого и серьёзного парня, которого любила. Теперь, когда оба работали, встречаться приходилось реже. Зато каждая встреча выливалась в праздник.
   У каждого в жизни есть своя тайна, своя первая тёмная ночь, своё счастье, и они оба давно ждали её, эту тёмную тайную ночь. Только Надя не хотела, чтобы её счастье с Виталиком было торопливым, случайным. И эта ночь настала. Новогодняя ночь! Они поехали отмечать годовщину своего знакомства и наступающий 1985-й на дачу к друзьям. Большой бревенчатый дом на берегу реки.
   После шумного застолья, танцев и веселья молодежь разбрелась по разным комнатам. Виталий и Надежда остались наедине. В печи потрескивали поленья, дверка была открыта, и плясавшие языки пламени были единственным освещением в комнате. Виталий вдруг почувствовал робость. Он нерешительно остановился у двери, прижался спиной к косяку. Надежда тряхнула своей кудрявой головой, быстро приблизилась к нему.
   Он был выше её ростом, и она поднялась на цыпочки, прошлась ладошками по его плечам, мягко, по-кошачьи прильнула к нему. Её мягкие руки, и грудь, и щеки, всё это медленно, властно, неотвратимо плело единую, большую тайну сближения. Он уже был её навсегда, навеки, но ей всё ещё было мало, она уже колдовала над его душой, над его дыханием, и он отдал ей душу, отдал ей в губы своё дыхание. Обезумев от полноты счастья и уже не помня себя, он взял её на руки, донёс до кровати, начал прорываться к её молодости, к её чарам.
   Надежда отдалась ему легко, без борьбы, без ложных клятв, без мучительных внутренних раздумий. Но она была ещё девушкой, первой девушкой в его жизни. До этого у него совсем не было женщин, он очень приблизительно представлял себе, что и как. А может, подействовала усталость, новизна обстановки. Так или иначе, но на рассвете он лежал весь взмыленный, а она тихо посапывала рядом, такая же красивая, такая же непорочная. Её волосы и вся она пахла апельсинами. Этот удивительный запах его прямо пьянил, укачивал, разрывал на части.
   И он сказал себе: "Всё, свершилось! Юношество кончилось, началась большая взрослая жизнь".
   Он поцеловал её спящую. И то ли потому, что было утро, то ли потому, что это было в первый день наступившего Нового года, поцелуй его был неумел и свеж, и чист, как и весь тот мир, что их окружал...
   Они решили пожениться ещё до призыва Виталия в армию. Он, как и полагается, первым сделал предложение. В феврале, когда Наде исполнилось восемнадцать, пришёл к ним домой, чтобы, по старому обычаю, просить её руки, получить согласие родителей. Анна Николаевна, мама Надежды охала и ахала. Отец, Павел Николаевич, нервно курил на кухне. Решили, что вернутся к этому вопросу через день-другой.
   Галина Павловна, мать Виталия, узнав, по-матерински озаботилась: "Да вы же ещё дети. Отслужишь в армии - тогда и о семье думай..." Её поддержал и отец Виталия, Сергей Семёнович. Впрочем, родителей можно было и понять. Менее полугода, как женили своего старшего сына Виктора, требовалось время, чтобы и денег подкопить на новую свадьбу.
   Молодые смирились, решили свадьбу отложить. Надя верила, что два года разлуки пролетят незаметно, она легко дождётся своего Виталика. В тот вечер она не пошла ночевать домой, осталась в комнате Виталия до утра.
   "Ты мой вдохновитель жизни, ты с приходом приносишь мне радость, солнце и любовь, - жарко шептала Надя на ухо своему избраннику.- Тебе я верю больше, чем себе, только тебя могу так любить, не думая, что будет потом".
   В мае Куприянов был призван в армию. Как и мечтал, попал в десантные войска. После учебного подразделения, получив звание младшего сержанта, Виталий был направлен для дальнейшей службы в Афганистан, в 357-й пдп (парашютно-десантный полк) 103 вдд (воздушно-десантной дивизии). Первое письмо из Афганистана Надя получил в октябре 85-го...
  
  
  
  
   Глава первая
  
  
   1
  
   - Саша, молодец, что выкроил время и пришёл в гости. Правда, лучше бы заранее позвонил, чтобы согласовать время. Ты застал меня буквально на пороге. Я ведь тороплюсь на свадьбу. Слушай, а пошли вместе со мной?
   - Привет, Валентина. Завтра утром я улетаю в Свердловск, вот и решил забежать и попрощаться. Да и какая свадьба, я же там никого не знаю? Неудобно будет.
   - Ничего, я тоже мало кого знаю, но это очень важно для жениха и невесты. Я уверена, что они не будут против ещё одного "афганца". Пошли, я тебе позже всё расскажу. Я уже и цветы в подарок купила.
   Валя, невысокая миловидная женщина, сунула большой букет в руки и буквально вытеснила гостя на лестничную площадку, поспешно закрыла входную дверь. Александр еле поспевал, сбегая по ступенькам за молодой женщиной. Вот он уже снова из прохлады подъезда выбежал на жаркую июльскую улицу.
   Капитан Невский пятый день находился в Ленинграде в командировке, был направлен на сборы преподавателей военных кафедр медицинских институтов страны. На базе Военно-Медицинской Академии им. Кирова С.М. проводился семинар по военной токсикологии, которую Александр преподавал второй год своим студентам. В первый же вечер он позвонил домой Валентине Растегаевой, сослуживице по медицинской роте в Кандагаре. Они встретились на набережной Невы, посидели в кафе, вспоминая всех, с кем довелось служить в Афганистане. Валя дала свой домашний адрес, просила непременно приходить в гости.
   - Слушай, Валь, а далеко ехать на эту свадьбу?
   - Ой, на край света. Да не пугайся! Это я пошутила, - Валентина весело рассмеялась, беря Невского под руку. - Это надо ко мне на работу шагать. Ты ведь знаешь, что я работаю медсестрой в травме в 442-м Окружном военном госпитале. Это буквально рядом с моим домом, мне очень повезло с работой. Перешёл Суворовский проспект наискосок от моего жилища, и оказался в госпитале.
   -А свадьба прямо в госпитале что ли будет? Кто-то из твоих коллег?
   - Совершенно верно, в госпитале, но не у коллег моих. Чуть позже узнаешь. Сам посмотришь, поймёшь многое. Кое-что и я поясню. Не будем время терять. Не хочется опаздывать.
   Они остановились у дома под номером 63, Невский успел прочитать вывеску госпиталя.
   Валентина решительно открыла дверь КПП (контрольно-пропускного пункта).
   - Здравствуйте, дядя Женя. Это я со своим товарищем по Афгану иду на свадьбу Виталика Куприянова. Пропустишь нас? - крикнула она в окошечко небольшой каморки.
   Почти сразу в ответ донеслось:
   - Привет, Валюха-горюха! А я гадаю, чего это ты на работу торопишься, - ты же сегодня "выходная". Проходи со своим капитаном. Как не пустить на важное событие. Знаю, всё знаю про свадьбу. Из ЗАГСа женщина уже пришла минут двадцать назад. Так что и вы поспешайте.
   Лязгнул запорный механизм, освобождая вращение "вертушки" в дверях. Валя с Александром пробежали на территорию военного медицинского городка. Далее молодая женщина уверенно повела своего спутника в близлежащий корпус, они прошли несколько больших и малых коридоров. В "сестринской" Валентина одела белый халат, нашёлся такой же халат и для Невского. Теперь можно было и дух перевести. В холле травматологического отделения было оживлённо - толпились десятки людей в белых халатах и в больничных куртках и штанах.
   В тот день по госпиталю разнеслось: женится Виталий Куприянов. Тот самый Виталий. Такое - раз в сто лет, говорили одни. Быть такого не может, уверяли другие. С утра возле Виталиной палаты толпились "афганцы": кто в гипсе, кто на коляске.
   Валентина решительно взяла Александра за руку и начала протискиваться сквозь толпу, не охотно пропускающую новых посетителей.
   - Привет, Зинуля. А где Надюша? - обратилась она к стоявшей у самого входа в палату молоденькой медсестре.
   - Привет, Валя! Успела-таки. Смотрю не одна пришла. Познакомишь с усатеньким. А невеста сейчас будет, ей наши девчонки помогают надеть свадебное платье в "ординаторской".
   Она повернулась к капитану и подала ему ладошку "лодочкой", очаровательно улыбнулась и сделала книксен:
   - Зина, процедурная сестра. - Невский осторожно пожал кисть, назвал себя.- А я, товарищ капитан, работаю с Валюшей в этом отделении. Какой вы молодец, что пришли на эту регистрацию брака. Будете нашим "свадебным генералом". Я ещё вчера разнесла пригласительные всему руководству госпиталя, всем офицерам нашего и хирургического отделения. Но пока так никто и не пришёл. Надежда увидит такое невнимание и обидится, а её состояние и Виталий почувствует. Мне подполковник, секретарь парткома, час назад сказал, мол, согласись, что ситуация деликатная, наше присутствие там будет лишним. А я так не считаю. И до сих пор не поняла, из каких таких соображений высшего порядка врачи остались безучастными.
   В холле раздался единый возглас одобрения, послышались несколько хлопков в ладоши.
   Александр, Зина и Валя обернулись. К ним подходила невысокая, хрупкая, красивая девушка в белом платье, как и полагается невесте. Но без фаты. Так они решили с Виталием. За Надей сквозь толпу протискивались две девушки в белых халатах - подружки невесты. Зина и Валя по очереди расцеловали сияющую невесту, Невский тоже осторожно поцеловал её в щёку. Девушка зашла в палату.
   Следом вошёл капитан с группой медсестёр. Четырёхместная палата была буквально "забита" до отказа. На трёх кроватях вплотную сидели ребята в больничной одежде. На кровати у окна полулежал молодой парень в спортивной курточке, сквозь расстегнутую молнию проглядывали полоски тельняшки. Он был в тёмных очках, а его ноги прикрывал клетчатый плед.
   Надежда протиснулась между кроватями и положила руку на плечо своего жениха. Тот улыбнулся ей широкой улыбкой.
   Невский прошёл на свободное местечко у стены, рядом разместились медсёстры. Все ждали работника ЗАГСа. Ребята, сидящие на кроватях, негромко переговаривались. Медсёстры ахали: какая Надюша хорошенькая.
  
  
  
  
   2
  
  
   В назначенный час в палату вошла работница ЗАГСа и увидела Надю возле койки, где лежал Виталий.
   Случай был необычным, и слова требовались какие-то особые, недежурные. Но регистрация есть регистрация - так, видимо, рассудила представительница ЗАГСа. И начала ту же, что и всегда, ритуальную речь.
   В том месте, где полагалось сказать: "обменяйтесь кольцами", она осеклась и посмотрела на открытую коробочку, лежащую на серебряном подносе, с одиноким кольцом. Только сейчас всё понял и Невский. У Виталия не было рук. Он плотно прижимал всё это время скрещенные обрубки к груди - до локтей они отсутствовали.
   Надежда молча надела кольцо себе на палец и снова положила Виталию руку на плечо.
   С этого дня вы муж и жена. Отныне, какие бы жизненные трудности ни выпали вам, вы должны делить их вместе - таков был смысл сказанного дальше.
   После обязательного первого супружеского поцелуя, работница ЗАГСа, изобразив дежурную улыбку, предложила поздравить молодожёнов всем родным и друзьям.
   Первой к молодожёнам приблизилась Галина Павловна, мама Виталия, худенькая, безвременно поседевшая, с опухшими от слёз глазами женщина. Она была в белом халате, и Невский поначалу принял её за одну из медицинских сестер. Расцеловав сына и обретённую дочь, Галина Павловна немного отошла назад и со словами: "Я должна поклониться Надежде", сделала глубокий поклон.
   Повисшее молчание было прервано аплодисментами. Все, находившиеся сейчас в палате, готовы были поклониться этой девушке, преподавшей настоящий нравственный урок всем, в том числе и людям постарше её. Следовало поклониться и её родителям, которые заложили в душе дочери такой заряд человечности.
   Какая мать не желает дочери добра? Но истина в том, что у каждого разное его понимание. Узнав о её решении, мама Нади не билась в истерике. Так рассудила: "Никогда не вступай в разлад с сердцем, дочка". Она прекрасно понимала, что Надежда выбрала себе судьбу не по общей мерке, что решать только ей самой.
   Медсестры и раненые, находящиеся в палате стали по очереди подходить и поздравлять молодых. У каждого находилось доброе слово для молодожёнов. Невский вручил букет и от души пожелал молодой семье счастья и процветания. Вскоре палата стала напоминать цветочный магазинчик - так много цветов было вручено Надежде, и их продолжали передавать из коридора те, кому так и не удалось протиснуться в палату.
   Сославшись на неотложные дела, работница ЗАГСа удалилась, а для всех остальных было объявлено о начале свадьбы. Конечно, это было очень специфическое торжество. Пара ящиков пепси-колы, торты для угощения - вот и вся свадьба. Но гости были довольны. То и дело звучали крики: "Горько!", как и на обычной свадьбе. Надежда обнимала мужа за голову и, и они сливались в долгом поцелуе.
   Впрочем, не все присутствующие на этой свадьбе одинаково понимали происходящее. Прогуливаясь со стаканом напитка и с куском торта по коридору отделения, Невский невольно прислушивался к разговорам. Было видно, каким недоумённым любопытством горят у некоторых глаза. А кто-то и шептал собеседнику: ненормальная она, что ли? Некоторые, наиболее "сердобольные" вызывали Надю из палаты и кололи, как иголкой, прямо в глаза: "Наденька, ну зачем ты это сделала?"
   Уж совсем потрясло капитана Невского, когда в одной из группок сыпался, как из дырявого мешка, шепоток: "Понятное дело, из-за льгот. Глядишь, и прописочка ленинградская..."
   Александра начала бить нервная дрожь. С трудом сдерживая себя, он вклинился в группу:
   -Как вы можете так рассуждать?! Прекратите эти грязные, обывательские пересуды!
   - Что такое? Кто вы вообще такой? - Полная, круглолицая женщина в белом халате с большим куском торта в руке, торопливо прожевав очередной кусок, развернулась к Невскому. Продолжила шипеть. - Кто вам давал права учить меня, что я могу говорить, а чего не могу?! Слава Богу, сейчас не время застоя, а 87-й год, наступила пора гласности и плюрализма мнений.
   Александр махнул рукой и, ссутулившись, устало побрёл искать Валентину.
   Валя и Зина стояли у входа в палату Виталия вместе с высоким, спортивного телосложения парнем в синей рубашке с галстуком в наброшенном на плечи белом халате.
   - Вот, познакомься, Александр. Это Антон Ноздрачёв. Сержант запаса, отслужил в Афганистане, был ранен, имеет орден. Если бы не он, то и регистрации этой не было.
   Невский крепко пожал протянутую руку, заглянул во внимательные, серые глаза, назвал себя.
   - Да ладно, Зинуля. Не преувеличивай. Мы все здесь делали одно большое и доброе дело. Я лишь сделал то, что должен был сделать. Я, к сожалению, опоздал на регистрацию брака Виталика и Нади, но вот на свадьбу успел. Поздравил молодых от души.
   Откусив от протянутого Валей торта кусочек и запив его пепси-колой, Антон не спеша начал рассказывать, а Зина и Валентина дополняли и поправляли его. Они словно торопились поведать эту горькую историю человеческой жизни своему новому знакомому, стараясь добиться его сочувствия и понимания.
  
  
  
   3
  
  
   С Виталием судьба обошлась беспощадней некуда. Он потерял руки. В любой момент мог потерять искалеченные взрывом ноги. Этот мужественный человек, бывший десантник, часто говорил медикам, в том числе и медсестричкам: "Не самое страшное без рук и ног. Это ещё не смерть".
   Как о смерти он думал и говорил о слепоте. Осколками рассекло один глаз. Из другого, частично сохранившего зрение, предстояло извлечь кусочек металла. Риск был огромный, но неизбежный. Самолётом Куприянова доставили из Окружного госпиталя в Ростове-на-Дону, где он проходил лечение, в Ленинград, в клинику глазных болезней Военно-Медицинской Академии им. Кирова С.М.
   Врачи старались изо всех сил, но они не боги. Медицина оказалась не всесильна. Сколько не повторяй эти оправдательные фразы, Виталию не будет легче. Сделав всё, что было в их силах, врачи не спасли этот глаз. Отныне день растворился в ночи.
   Ослепшего, его перевели в клинику травматологии. Нужен минимум год, а может, и два, заключили врачи, чтобы поставить Виталия на ноги.
   В клинике ВТО (Военной травматологии и ортопедии) Военно-Медицинской Академии считали, что за все годы Афганистана у них это был самый тяжёлый случай.
   Виталий отходил от наркоза, и его снова везли в операционную. Оттуда - в реанимацию. Иногда медики не верили, что он доживёт до утра. Он выкарабкивался.
   Откуда в этом пареньке такая сила? На этот вопрос не находился однозначный ответ. Была десятая, двадцатая, сороковая операции... Сплошной комок боли. Неотлучно при нем находилась его мама, Галина Павловна. Позже при нём появилась и Надежда. Она просто сказала: "Буду здесь, сколько нужно", для этого пришлось бросить учёбу в педагогическом институте.
   После неудачной операции на глазах Надя сама заговорила о свадьбе. Об этом Виталий по секрету рассказывал Вале и Зине, с которыми очень сдружился. ("Надя сама, понимаете, не я, а она сама..."). К тому времени его как раз после серии восстановительных операций перевели временно из Военно-Медицинской Академии в Окружной военный клинический госпиталь Ленинградского военного округа.
   Узнав о решении сына и его невесты, Галина Павловна проплакала всю ночь. На другой день пошла в районный ЗАГС. Там наотрез отказали: никак не можем, прописка-то у них волгоградская. В другом ЗАГСе снова отказ. У неё ноги не шли в госпиталь. А тут ещё новость. К Наде в гостиницу пришёл милиционер, документы проверил. И устыдил: такая молодая, здоровая, а тунеядствуешь...
   Она давно пыталась устроиться в госпиталь санитаркой, как, впрочем, и Галина Павловна. Но всякий раз они слышали: у вас нет прописки. А стало быть, снова - отказ. Валентина, Зина и другие медицинские сёстры отделения всеми силами пытались помочь матери Куприянова решить проблемы. Но непреодолимая стена стояла на их пути.
   Трудно сказать, чем закончилась бы история с регистрацией, да и другие события, если бы рядом не оказалось Антона Ноздрачёва. Зина более полугода встречалась с этим парнем, который сам попробовал круто посолённый хлеб Афганистана. Однажды она в порыве отчаяния поделилась с ним возникшей проблемой.
   Антон, возглавлявший к тому времени районный совет ветеранов афганской войны, поехал в ЗАГС, затем в горисполком. Потом было немало и других кабинетов. "Тут же особый случай!" - кипел Ноздрачёв. Да, случай особый, соглашались многие. Но что поделаешь - законом он не предусмотрен, этот ваш случай.
   Нет, это были не бессердечные люди. Сочувственных слов хватало. Однако ни в одном кабинете никакие особые обстоятельства не способны побороть магию действующих инструкций. "Расколдовать" абсурдную ситуацию опять же бумажка - ходатайство Ленинградского обкома комсомола.
   Эта история с хождениями по кругу - цепь неподдающихся здравому смыслу фактов и событий. Как будто какой-то пакостник взялся изгаляться над достоинством людей, перед которыми, казалось бы, все двери должны были сами открываться. Какой-то дух казенщины, мертвящей всё живое, продолжал тяготеть над Куприяновыми, к чему бы они ни оказывались причастными.
   Но сегодня Антон, Зина, Валя и другие добровольные помощники праздновали долгожданную победу. Да ещё какую! Они помогли соединить два любящих сердца в законную семью.
   - Ничего, мы ещё повоюем! - Антон обвел победным взглядом капитана и сестричек. - Теперь впереди решение и других наболевших проблем. Будем решать вопрос и с денежным довольствием Виталика.
   Семь рублей - ровно столько до сих пор получал Куприянов каждый месяц на протяжении всех полутора лет лечения в госпиталях. И никто не подумал, в каком контрасте находится эта мизерная сумма с тяжестью его положения. Психология, замешанная на чиновничьем безразличии, срабатывала безотказно: человек находится на полном государственном обеспечении. Его кормят, поят, лечат, одевают...Чего же ещё?
   Переезды его мамы и Нади в Волгоград и обратно, гостиница, продукты с рынка - всё это стоило денег. Надо на что-то было жить. Отец Виталия, Сергей Семёнович, присылал им почти всю зарплату. Старший брат Виктор бросил дневное отделение института: "Пока Виталик не встанет на ноги, буду работать". Помогали и родители Надежды. Они завезли, например, Сергею Семёновичу на зиму картошки. Соседка-пенсионерка прислала сэкономленную тридцатку. Кто-то передал Виталию в госпиталь ведро клюквы... Но свести концы с концами всё равно было невозможно.
   Конечно, Виталий чувствовал, как перебиваются его близкие, и страдал ещё больше. Об этом он говорил и с Антоном, который теперь его часто навещал, и с медсёстрами. Там, в Афганистане, когда речь шла о жизни или смерти, он понимал, против кого и за что они воевали. Здесь, дома, многое было непонятно. Почему, например, он, безмерно пострадавший, его близкие, столько пережившие, должны теперь унижаться, просить. Почему на всё один ответ: нет, нельзя, не положено.
   Им всюду объясняли: о назначении пенсии по инвалидности не может быть и речи. До тех пор, пока Виталий не пройдёт ВТЭК в Волгограде, не получит там группу инвалидности. И пока собес всё там же, по месту жительства, не назначит ему пенсию. А если три года лежать в госпитале, пять лет? Да хоть и десять, разъясняли им, закон есть закон.
   Антон порывисто достал из кармана брюк пачку сигарет, повертел её в руках, снова убрал. Тряхнул кудрявой головой и закончил с надрывом:
   - Почему пенсию по инвалидности нельзя назначать в госпитале тем собесом, который находится рядом с ним?! Как же наше общество, полагающее себя гуманным, человечным, столько лет мирится с этим абсурдом? И сколько людей, не сломленных душманским огнём, подорвалось за эти годы афганской войны на "минном поле" бюрократической волокиты? Ладно, ребята, мне пора. Пойду, попрощаюсь с Надей и Виталием. Мы ещё повоюем!
   Ноздрачёв крепко пожал руку Невскому, чмокнул в щёку Зину, потом Валю и скрылся в палате.
   -Да, Саша, нам тоже пора. Попрощаемся и мы с молодожёнами и пойдем ко мне в гости. Я угощу тебя настоящим борщом, а ты расскажешь, чему ещё тебя научили на твоих сборах...
  
  
  
   Глава вторая
  
  
  
   1
  
  
  
   Как и обещала, Валентина стала в своих коротеньких письмах сообщать новости о супругах Куприяновых. Виталий боролся за жизнь. А она в своих официальных проявлениях мытарила, как могла, не только его, но и людей, которые спасали его от депрессии и ловушек одиночества.
   В одном из писем Валя возмущённо писала:
   "Не могу умолчать об истории с орденом. В начале сентября Виталику сказали, что переводят на лечение снова в Военно-Медицинскую Академию. Мы с Зинулей тепло попрощались с ним, его мамой и Надюшей, помогли на каталке вывезти на улицу. От каждого толчка - дикая боль в ногах, через которые пропущены металлические спицы. Но Виталий мужественно терпел. Потом выяснилось, что они больше часа прождали машину. Вдруг смотрим, Виталия снова завозят в наше отделение. А там, как говорится, в торжественной обстановке зачитали выписку из Указа, вручили орден Красной Звезды. И сразу в машину.
   Мы с Зиной были страшно возмущены, всё пытались выяснить в госпитале, почему так вышло. Секретарь парткома вроде как и причины назвал объективные. Я слушала его и думала о Виталии, который вряд ли их поймёт, эти причины. Его душу долго ещё разъедала обида: кто-то забыл его орден в сейфе, а спохватился лишь в последний момент..."
   Куприяновых девушки навещали теперь в отделении военной травматологии в Академии, правда, это удавалось не так часто - раз в три-четыре недели. Не забыл о Виталии и Антон Ноздрачёв. В какие только двери не стучался он с Галиной Павловной. Кругом отказы. Оставалась последняя надежда - Москва. Должны же хоть там понять, что их семья не претендует на какие-то особые привилегии. Что речь идёт о человечности, только и всего. Посоветовавшись с Антоном, мама Виталия написала письмо Министру обороны.
   В одночасье, как говорится, камня на камне не осталось от прежних запретов, на которые всюду кивали Галине Павловне.
   К Куприянову приехала ВТЭК, установили ему I группу инвалидности, пенсию назначили, выплатили компенсацию за все месяцы лечения. Выдали единовременную помощь. Галину Павловну временно прописали, определили санитаркой здесь же, в клинике ВТО (военной травматологии и ортопедии). Надю тоже прописали временно. Возместили все расходы на дорогу, за проживание в гостинице.
   Надежда, как и Галина Павловна, устроилась работать младшей медсестрой, проще говоря, нянечкой. Живут в общежитии, дежурят посменно сутками, но всё равно каждый день все вместе в госпитале, который пока ещё будет их домом.
   Читая новости о Куприяновых из писем Валентины, Невский радовался переменам. Очень хотелось верить, что чёрная полоса в их жизни уступит место белой полосе, очень хотелось, чтобы в жизни Виталия и Нади был мир и лад. Припомнилась статья о судьбе лесника из города Волхова Петра Антипова, которого так же безжалостно опалила Великая Отечественная, о его жене Анне Тимофеевне. Вместе они построили свою жизнь, воспитали двоих детей, став примером для многих волховчан.
   Поделилась Валя и заветной мечтой молодой семьи: хочется Виталию и Надежде посидеть на кухне дома, в Волгограде, чайку попить тихо, по-семейному. Устали они от пережитого.
   Конечно, случай с Виталием Куприяновым - исключительный, но, увы, не единственный. Эта история стянула в тугой узел самые болевые точки нашей жизни. Бюрократическое пренебрежение к человеку. Дефицит чуткости. Стылость наших чувств. В стране расшаталась не только экономика, в стране обеднели, охладились наши души, что само по себе безнравственнее и хуже всего прочего.
   Кажется, в том же Ленинграде когда-то была улица Милосердия. Название сменили, наверное, как устаревшее. Но давно настала пора нам возвращать не только те названия, от которых мы так легко и бездумно отказались, но и заключённую в них суть.
   Милосердие принято считать профессиональным качеством медиков. Но это же вовсе не продукт медицины. Милосердие - продукт самого общества. Дефицит его в обществе - дефицит и в медицине. Милосердными должны быть все - и врачи, и академики, и рабочие, и писатели, и работники ЗАГСа. Этот "кричащий" случай с Куприяновым тому пример...
   В начале июня Александр получил приглашение - в Ленинграде была запланирована встреча сослуживцев по медицинской роте в Кандагаре. Кто же откажется от возможности встретиться со своими боевыми товарищами! Со всех концов необъятной страны дали согласие приехать многие врачи и медсёстры. Просматривая список, Невский даже немного поволновался - мало с кем удалось встречаться после Афгана.
   И вот уже скорый поезд мчит его в Ленинград на долгожданную встречу. А если удастся, то и о Куприяновых сможет узнать новости.
  
  
  
  
  
  
   2
  
   В Ленинград приехал ранним утром. Сразу отправился в знакомый дом на Суворовском проспекте. Валентина, квартира которой была определена, как "штаб" встречи медротовцев, дверь открыла сразу, словно ждала на пороге.
   - Привет-привет, Саша. Молодец, что приехал! - Она чмокнула Невского в щеку и махнула в сторону большой комнаты. - Проходи, надеюсь, не забыл за год, где у меня что расположено. Таня и Света ещё вчера приехали, сейчас уехали на вокзал встречать Ванечку с женой. Звонила Тоня, тоже скоро приедет. До назначенного времени ещё далеко, надеюсь, остальные тоже подтянутся. Тебя покормить или подождём остальных?
   - Спасибо, Валюша. Я не голоден. Слушай, мне надо заехать по делам в клинику травматологии. Еще год назад я встретил Владимира Михайловича, он оперировал меня в Кандагаре. Говорили "на бегу": он торопился, да и мне надо было ехать в аэропорт. Очень он просил зайти к нему при первой возможности. Хочет посмотреть на отдалённые результаты моего лечения, сделать фотоснимки. Как-никак, а собирали меня тогда "по частям", он даже статью написал о той операции. Я ему ещё с вокзала позвонил, будет ждать. Так может, я и съезжу до сбора всей компании? Хотел ещё и о Куприянове узнать. Он по-прежнему в травме лежит?
   - Виталик-то? Да, он после очередной операции. Конечно, надо бы и мне его проведать. А давай я с тобой поеду? Недели две не видела. Я сейчас позвоню Зине, пусть и она с Антоном подъезжает, все вместе и проведаем парня, охота мне и с Надюшей повидаться. Да, ты ведь не в курсе ещё? Зина и Антон поженились, две недели, как я у них на свадьбе погуляла. А сейчас у них медовый месяц. Ничего, полезно иногда и на божий свет выбираться.
   Валентина скрылась в соседней комнате, вскоре раздался её приглушенный разговор по телефону.
   -Порядок. Встретимся у входа в травму через час. Сегодня суббота, так что пропустят всех без разговоров. Туда ведь не всякий день и не каждого пропускают. Режим-с.
   -А как же мы уедем, а девчата как попадут в квартиру?
   - Не боись. У них есть ключ. Не будем терять время. Поехали!
   До клиники ВТО добрались без проволочек. Зина и Антон уже ждали их у входа в здание. Зина еще больше похорошела и расцвела. Антон счастливо улыбался, пожимая руку Александра. Он бережно поддерживал под руку свою молодую жену, словно опасаясь её разбить, как драгоценную вазу.
   Коротко обменявшись новостями, зашли в лечебный корпус клиники. Антон с девчатами сразу направились на второй этаж в палату Куприянова, а Александр, пообещав присоединиться к ним позднее, прямиком направился в кабинет полковника Шаповалова на первом этаже
   Владимир Михайлович практически не изменился, только некогда черные с проседью волосы стали почти седыми. Невского он узнал не сразу. А узнав, кто стоит перед ним, обнял по-отечески.
   - Рад тебя видеть, Саша. Хорошо выглядишь! Давай, садись в кресло, рассказывай. Сейчас напою тебя чаем с лимоном.
   Полковник тут же налил в чашки густой дымящийся чай, пододвинул к Невскому его чашку, нарезанный ломтиками лимон на тарелочке, сахарницу, тарелку с печеньем.
   -Мне всё о тебе интересно знать. До сих пор при встрече с Борисом Владимировичем вспоминаем тебя. Ох, и видок у тебя был! Уж не чаяли, что снимем тебя с операционного стола. Жаль, полковника Беспалко сейчас нет в городе, он уехал в Ригу в командировку. Но я ему расскажу о нашей встрече. Сколько мы с тобой не виделись? Я не считаю мимолётной встречи год назад.
   - Сначала вы оперировали меня в Кандагаре в январе 84-го, потом лечили меня уже в Кабуле в феврале-марте. А к вам в клинику я был переведен из Свердловска уже в ноябре того же года, тогда и вы вернулись из этой командировки. Наконец, в январе 85-го мы с вами распрощались. Меня снова вернули в Окружной госпиталь в Свердловск. Так что, как не крути, более трёх лет прошло.
   -Подожди, я всё это запишу для памяти. Я ведь докладывал о твоём ранении на семинаре травматологов. О, твои рентгеновские снимки произвели настоящий фурор. Шутка ли сказать - вытащили тебя буквально с того света после такого чудовищного ранения. Кое-кто из моих коллег до сих пор не верит, что это было прямое попадание из гранатомёта. Но ты выжил на зло всем врагам. А это главное. Храню твои фотоснимки трехлетней давности. Это главное доказательство правильности нашей выбранной методики лечения. Сейчас ещё сниму твои оставшиеся последствия после ранения. Думаю, наберу ещё материал на новую статью в журнал. Как говорится, следует показать свою работу "лицом", мне есть чем гордиться.
   Напившись чаю, приступили к "фотосессии". Владимир Михайлович снял с разных ракурсов последствия ранения руки, ноги, спины и живота. Александр только успевал поворачиваться перед объективом.
   - Саша, ты не тушуйся. Я понимаю, что было бы лучше, если вместо этих шрамов и костных деформаций было всё чисто и гладко. Но врачи сделали всё возможное и невозможное, удалось чудесным образом сохранить тебе и руку и ногу. А это главное. А шрамы. Ну, что же, и с ними можно жить. К тому же, говорят, что шрамы украшают мужчину. Так что выше голову!
   - Хотел у вас спросить, Владимир Михайлович, о раненом пареньке по фамилии Куприянов. Вы его не знаете?
   - Виталика? Как же не знаю. Очень хорошо знаю. Оперировал его не раз. Тяжелейший случай в моей практике. Если не ошибаюсь, его ранило в конце декабря 85-го. Как и в твоём случае, он попал под выстрел из гранатомёта. Руки ему ампутировали ещё в Баграме, потом лечили в Кабуле, затем в Ташкенте. Боролись за сохранение ног и смогли это! Больше сорока операций ему провели. Лечили его в Окружном госпитале в Ростове-на-Дону. А уже оттуда к нам перевели. Много времени было упущено. Эх, если бы его прямиком к нам из Кабула переправили. Главное, это вполне решаемый вопрос, ведь на санитарных самолётах ИЛ-76МД "Скальпель" к нам в клинику привозили раненых. Правда, речь шла о старших офицерах. А тут всего лишь простой русский солдат, младший сержант. Их десятками теряли на операционных столах. Чудо, что Виталий тогда выжил. Видать, так на роду у него было написано. Много было сделано с ним тактических ошибок, ведь специалистов нашего уровня (говорю без ложной скромности) нет в окружных госпиталях. Так что, Саша, считай, тебе крупно повезло, что ещё в Кандагаре ты попал в наши с Борей руки. А уж мы не подкачали, ведь мы знали, что ранен наш коллега-хирург. А ты откуда про Куприянова знаешь? Вроде никто не писал о нём статей. Кстати, на счёт статей. Подброшу парторгу эту идею - пусть пригласит толковых журналистов, чтобы рассказали об этом парне. Он достоин такого внимания. Может быть, это поможет ему решить накопившиеся проблемы.
   - Спасибо вам, Владимир Михайлович! До конца жизни буду вас с Борисом Владимировичем вспоминать. Не каждому так повезло, как мне. Тут и говорить нечего. А с Куприяновым я познакомился год назад в день его свадьбы с Надей. Меня на неё привела Валя из 442-го Окружного госпиталя, была у нас в Кандагаре медсестрой, я к ней забежал проездом в гости, вот и нежданно-негаданно оказался причастным к событию этих ребят. Таким женщинам, как Надя, я уверен, памятники при жизни надо ставить!
   -Это ты правильно сказал. Я сам порой поражаюсь мужеству и самоотверженности этой молоденькой, даже совсем юной женщины. А сколько ей пришлось услышать кривотолков за спиной! Знаю, всё знаю. Помню, мы сидели с ней в небольшом учебном классе клиники. Она теребила поясок на халате и рассказывала, как они жили всё это время, сколько горького досталось Виталию, его маме. О своих обидах ни слова. А в усталых глазах - настороженность. Будто ждала, неужели и я спрошу: зачем вышла замуж за такого израненного парня?
   Вот и сейчас, как вспомню лицо Виталия, хочется крикнуть: да что же происходит с людьми? Почему человеческий поступок сегодня стал в глазах многих чем-то ненормальным? Почему не любовь, а предательство иные считают нормой? Для многих поведение Нади необъяснимо, а если и объяснимо, то только с позиции прагматизма. Да велики ли они, эти льготы, по сравнению с той пыткой - изо дня в день, из года в год видеть измученное болью лицо близкого человека?!
   Сходил бы ты, Саша, сейчас к нему да проведал. Он рад каждому вниманию к себе.
   -Мы как раз и приехали вчетвером к Виталию. Трое уже у него, я а я сначала к вам зашёл.
   -Ай, молодцы! Сознаюсь к своему стыду, что у наших врачей порой просто не хватает времени на простое человеческое общение с пациентом. Да, в клинике травматологии делают порой чудеса. Пришивают отсечённые руки, удлиняют конечности, пересаживают большие участки тканей. Здесь работают ведущие военные травматологи.
   Но, когда с изнанки, отстранённым взглядом, увидишь тяжелейший труд моих коллег, невольно думаешь о том, что их как будто сознательно заставляют не видеть ничего кроме инъекций, капельниц, рентгеновских снимков. После напряжённых операций, которые здесь длятся иногда до 12 часов, после сложных перевязок, наложений аппаратов, дежурств на "скорой", лекций для слушателей им просто негде нормально поесть, негде спокойно отдохнуть. На одного врача в этом самом тяжёлом в клинике отделении, где в четырёхместной палате (за неимением других) лежит, например, Куприянов, приходится иногда 22 больных. Медику и словом некогда обмолвиться с ними, не то, что поговорить по душам. О каком полноценном врачевании души молодых людей может идти речь? Вижу, что не на том мы экономим. Ты извини, Саша, что я тут так "разошёлся". Тоже, знаешь ли, болит на душе. Сколько молодых жизней покалечила эта афганская война! Сердце кровью обливается. Вот облегчил перед тобой душу и самому легче стало. Ладно, иди к своим товарищам. Пусть и Виталик видит, что есть люди, которым он не безразличен. Даст Бог, еще мы с тобой свидимся.
   Полковник обнял Невского, слегка подтолкнул к выходу.:
   - Бывай здоров. Постараюсь и я попозже заглянуть к Куприянову.
  
  
  
   3
  
  
   В отделении Александр был приятно удивлён: он нашёл Виталия и его гостей не в тесной палате, где трудно было протиснуться между поставленными впритык кроватями, а в "закутке" коридора у большого раскрытого окна и большого фикуса в кадке. Виталик сидел в коляске, заботливо укрытый до пояса пледом. Он "гулял" у окна, наслаждаясь чистым воздухом. Антон рассказывал очередной анекдот, а вся компания, включая Куприянова, весело отзывались на шутку.
   Со стороны могло показаться, что вокруг темноволосого парня в тёмных очках, присевшего на минутку на кресло-каталку, собралась группа старых друзей. Вот сейчас они все вместе, насмеявшись вдоволь, сорвутся с места и побегут гулять по городу, наслаждаясь солнечной летней погодой.
   Невский подошёл к ребятам, когда Антон заканчивал очередной анекдот:
   "Вчера с родителями своей девушки познакомился!
   -Ну и как?
   -Приняли как родного сына. Отец даже ремня дал!"
   Отсмеявшись вместе со всеми, Антон первым заметил капитана:
   -А вот и доктор появился. С вас "штрафной" анекдот, а-то долго сюда добирались. Познакомьтесь, ребята, с Александром.
   -А чего знакомиться? Он же был вместе со мной на свадьбе Нади и Виталика ещё год назад. Так что встречайте старого знакомого.
   -Ой, Валя, я и забыл. Я ведь сам тогда опоздал на начало торжества, совсем память "прохудилась".
   -Привет, ребята. Рад вас видеть,- Невский осторожно пожал плечо Виталию, приветливо кивнул Надежде.
   Она как будто и не изменилась за прошедший год. Может быть, только углубились скорбные морщинки у переносицы. Виталий выглядел бодрее, даже немного округлилось его лицо.
   -Да, Александр, я вас вспомнила. Спасибо, что не забыли нас с Виталиком, - она бросила быстрый взгляд на капитана.- Давайте, где же ваш анекдот, ждем!
   - Хорошо. Выдаю:
   " Подруга рассказывает другой:
   -Знаешь, мужу при выпуске из детского садика в школу давали характеристику: "Общительный, хорошо кушает и играет". И за 30 лет ничего не изменилось".
   Не дожидаясь, пока все отсмеются, причем громче всех хохотал Ноздрачёв (он непрерывно повторял: "Ну, Зинуля, это про меня ты будешь рассказывать через несколько лет нашей семейной жизни!"), Невский начал новый:
   "Скажите, пожалуйста, а почему у генерала на этом памятнике такая странная поза?
   - Ну, понимаете, была задумана конная статуя, но потом на коня денег не хватило".
   С удовольствием взглянув на смеющегося Виталия, Александр официальным тоном произнёс: "Прослушайте прогноз погоды для ленинградцев: Лето в этом году будет жаркое! Но короткое. Но главное - не пропустить этот день!"
   Долго ещё все старались поддерживать своими анекдотами "градус веселья" в Куприянове и его супруге. Ведь смех, как известно, хороший лекарь. А этим ребятам, ох, как нужна была такая поддержка.
   К сожалению, пришла пора прощаться. Виталия пригласили в палату на обед. Антон помог Наде перекатить каталку до кровати.
   Уходили из отделения в полном молчании. Каждый вновь и вновь пропускал через своё сердце трагическую судьбу этой молодой семьи.
   Только на обратном пути Валентина стала негромко рассказывать.
   "Понимаешь, Саша, тяжело всё это видеть. Не первый раз посещаю я Куприяновых. Сколько пришлось вынести этим людям! Например, по совету врачей время от времени Галина Павловна сажала сына. Но сколько усилий это требует. Она садится на кровати сзади него, обхватывает за плечи и поддерживает собой. Помню, я однажды даже спросила, мол, неужели нет никаких приспособлений у кровати? Его мама лишь устало покачала головой.
   Я даже выяснила у врачей, что кровать у Куприянова югославская. Говорят, лучше и не бывает. Но это европейское чудо, купленное на валюту, не приспособлено для таких больных, как Виталик. Больно, неудобно ногам, на которые наложены аппарата со спицами.
   Месяца два назад, Галина Павловна, насмотревшись на мучения сына, пошла к гостиничному столяру. Тот соорудил деревянную панель с прорезями для аппаратов. Конечно, Виталию стало полегче. Я вот всё думаю, неужели и сегодня в конце 80-х, на излёте ХХ века, надо всякий раз идти на поклон к кустарю?!
   Большую ясность лично для меня внёс лечащий врач Виталика полковник медслужбы Артемьев. Конечно, ты знаешь его тоже хорошо. Он два с лишним года проработал ведущим травматологом Кабульского госпиталя. Увидев первый раз самодельное устройство, он сказал: "В Афганистане такие панели мы делали сами. Отправляли чертежи в Москву, но выпуск их так и не был налажен". Помню, он ещё похвалил того столяра, спросил у мамы Виталия, как найти умельца".
   Они уже подходили к дому, когда Валя вновь заговорила:
   "Саша, ты сам врач, да и на своей шкуре многое испытал, поэтому хорошо знаешь: пережитое неизбежно накладывает рубцы на нервы, психику, мироощущение раненых. Уже не первый раз я слышу разговоры и по радио, и читаю в газетах, что, не впадая в слащавость и патетику, необходимо психологически готовить этих людей, чтобы они не чувствовали себя потерянными, неполноценными. Чтобы никто из них не лежал на койке сутками лицом к стене наедине со своими переживаниями. Госпиталь для этих ребят, будь тот, в котором были только что, или наш, в котором я работаю, или любой другой, - это переходный период из боевого окопа к мирной жизни. Потому так нужна им эта помощь специалистов-психологов, о которых пока приходится лишь мечтать. Знаешь, я чувствую, что могла бы работать по такой специальности. Только вот начали бы готовить таких специалистов. Обязательно буду туда поступать! Все эти люди, у которых перевернулась жизнь, не хотят сдаваться. Виталик Куприянов в их числе. Он уже сейчас думает о том, чем мог бы заняться в его положении. Долг нашего общества - помочь этим людям. Многие, по своему госпиталю знаю, страшатся выписки: чем заняться, когда без рук, ног, чем заполнить досуг? Кем работать? Им, как никому, нужна цель. "Человек без цели - потенциально больной",- это я вычитала у Юрия Власова. Этот человек сам был на грани катастрофы, но нашёл силы выйти победителем. Знаешь, Саша, ведь его? "
   Невский, молча, кивнул. Он с восхищением смотрел на Валентину - пока есть такие молодые женщины, страна наша выдержит все испытания!
   Открывая ключом дверь в квартиру, Валя вдруг озорно улыбнулась:
   -А сейчас все грустные мысли отбрасываем прочь! Нам предстоит радостная встреча с боевыми друзьями. Нам есть, что вспомнить! Виват, Кандагар!
   ...А встреча и, правда, была замечательная.
   Через два дня поезд уносил Невского из Ленинграда.
  
  
  
  
   Глава третья
  
   1
  
   Статья о Виталии Куприянове появилась уже в конце июня. Даже не одна. Сначала в газете "Красная звезда", чуть позже - в "Правде". Очень хотелось надеяться, что труд журналистов не пропадёт напрасно, что публикации помогут решить массу накопившихся проблем не только Виталия, но и всех других ребят, искалеченных в Афганистане.
   Очень понравилась большая и обстоятельная статья Елены Агаповой в "Звездочке". Сразу стало понятно, что судьба раненого солдата и его родных очень обеспокоила журналистку, она приняла их боль, как своих близких.
   Конечно, права, тысячу раз права Агапова Е., которая считала, что:
   "Госпитальную судьбу "афганцев" ни в коем случае нельзя считать делом чисто медицинским, специальным. Оно - общегосударственное и общенародное. Мы в долгу перед людьми, вернувшимися из Афганистана. И с милосердием, и с современными протезами, и с удобными колясками, койками, и со справедливым решением их многих жизненных проблем - как сильно мы задолжали!"
   Не забывала сообщать новости в письмах о Виталике Валентина Растегаева. И каждый раз Невский радовался, узнавая что-то новое: вот Виталий уже может сидеть сам, без чьей-то помощи. А недавно он пел с соседом по палате. Надя всё чаще стала улыбаться. Выяснилось, что на статью в "Красной звезде" был широкий резонанс: были написаны сотни писем. Некоторые из них были напечатаны в июльской статье. Это был настоящий шквал человеческих чувств. Первая реакция была подобна взрыву. Неужели такое возможно? Что происходит с нами - начитанными, умными, образованными? Многие признавались: о Куприянове нельзя читать без слёз. И спать спокойно тоже нельзя.
   Впрочем, призналась Елена Агапова, "такая реакция довольно типична: стоит написать о человеке в беде - тут же сотни протянутых рук, сочувствие. Материальная помощь. Но проходит месяц-другой, и отлив эмоций. Жизнь, понятно, захлёстывает. Но не говорит ли это и о другом, о тревожном симптоме - некоей моде на милосердие? Еще открыты раны Армении (землетрясение 7.12.88г.). Эта трагедия всколыхнула нас, вызвала самые горячие чувства сострадания и отклик поистине всенародного милосердия. Но Армения - это чрезвычайная ситуация. Гораздо чаще милосердие требуется в обычной, повседневной жизни. И это, как показал случай с Виталием Куприяновым, гораздо труднее".
   На исходе лета Виталий и Надежда побывали в "раю". Только так, а не иначе вспоминали они время, проведённое в Саках (Крым), в Центральном военном санатории МО, где вот уже несколько лет создан реабилитационный центр для "афганцев". С радостью сообщала об этом в письме Невскому Валентина, ибо с Виталиком там случилось чудо. Затянулись на ногах незаживающие раны, он окреп, воспрянул духом. Известная сакская грязь, рапа, массаж. По словам самой Нади, она не ходила - летала. Однажды инструктор ЛФК (лечебная физкультура) сказал: сегодня попробуем встать... Они ждали с Виталием этой минуты почти три года. Но когда он впервые за эти три года встал на израненные, исколотые спицами от аппаратов ноги - она не сдержала слёз. Теперь требовалось заново научиться ходить. Но главное произошло - Виталик стоит на своих ногах.
   В последний осенний месяц полковник медицинской службы Артемьев, лечащий врач Виталия в клинике травматологии Военно-Медицинской Академии сделал Куприянову очередную, 43-ю операцию. Будут, вероятно, и ещё. Но главное, о чём уверенно сказал этот замечательный доктор, - Виталий сможет ходить! В это, наверняка, не верил никто, кроме Надежды.
   Вот уже практически три года мир госпитальных палат и операционных - мир Виталия Куприянова. Многих военных медиков он вспоминает с благодарностью. Они делали и делают своё дело исключительно хорошо и милосердно. Очень повезло с врачами - так же считает и Надежда. Александр Анатольевич Артемьев, Геннадий Иванович Юшманов, Михаил Иванович Бабич. Они сделали невозможное...
   Сколько воды утекло с тех пор. Длинные месяцы в госпиталях: в Ташкенте, Ростове-на-Дону, потом в Ленинграде. Инвалидность первой группы - в девятнадцать лет.
   Когда, обколотый лекарствами, он выходил из забытья, то видел глаза мамы, Галины Павловны. Получив телеграмму, она примчалась из Волгограда в Ташкент, в чём была. И с тех пор, как бросила дом, работу, третий год неотлучно при сыне.
   Однажды, находясь уже в Ростове-на-Дону, Виталий почувствовал лёгкое прикосновение. Над ним склонилась Надя. То был не сон. Он узнал её по запаху любимых духов, которыми Надюша и раньше пользовалась специально для него. В её глазах, наверняка, застыли боль и нежность. Но он сказал тогда: "Не надо больше приезжать..." и повернул лицо к стене. Виталий твёрдо считал, что невеста - не жена, тут нет никаких обязательств. Он даже попросил маму назвать этот день, чтобы запомнить. 16 мая 1986года.
   Через неделю Надежда приехала снова. Он её не замечал. Девушка садилась рядом с Галиной Павловной и молчала. Потом её долго не было. И - резкое ухудшение. Ту физическую боль, которая редко его отпускала, Виталий уже умел прятать от мамы. Против другой боли, не физической, оказывались бессильны самые сильные лекарства.
   Она приехала неожиданно. Он сказал: "Здравствуй, Солнышко (он всегда звал её так в минуты нежности)". И это прозвучало так: "Как я ждал тебя".
   С тех пор Надя работала без выходных, копила отгулы и летела, хоть на несколько дней, к нему, которому, знала, она уже нужнее даже самых лучших лекарств и врачей.
   Теперь их было трое: он, мама и Надежда. Впрочем, были ещё и отец Виталия и старший брат Виктор, и родители Нади. И врачи.
  
  
  
   2
  
   К декабрю месяцу в редакции "Красной звезды" накопилась целая пачка писем от неравнодушных читателей. Многие спрашивали, мол, не забыла ли газета о Куприяновых, как чувствует себя Виталий, какая нужна помощь, не страдают ли опять Куприяновы от чиновничьего равнодушия? И каждый просил поздравить через газету Виталия, его жену и маму с наступающим Новым 1989 годом. С новыми надеждами...
   Опираясь на эти просьбы, Елена Агапова решила вновь встретиться с Куприяновыми. Оказалось, что это не так просто: Виталий, Надя и его мама вновь были отправлены в Сакский военный санаторий.
   Просматривая в который уже раз письма от читателей, Елена внимательно перечитала одно из них. "Кланяюсь Наде за преданность, верность и бескорыстную любовь,- написала в редакцию Мамонтова А. из Николаева. - Я взрослый человек. Замуж вышла по любви, но теперь спрашиваю: а хватило бы моей любви, если бы жизнь уготовила мне такое испытание?.." Решение было принято: последняя командировка этого года непременно к ним, Куприяновым.
   "Часть писем в редакцию я захватила с собой в эту декабрьскую командировку. Взяла и кассету со звуковым письмом от военнослужащих из Петропавловска-Камчатского. Знала, теперь у Виталия есть магнитофон, японский - подарок клуба воинов-интернационалистов волгоградского завода "Красный Октябрь", где работал до армии Виталий.
   И вот я уже в Саках, в военном санатории. Мы сидим в их уютной небольшой палате. Они по очереди рассказывают о своей жизни. Надя кутает его ноги в теплый плед. "Это наша первая совместная покупка", - улыбается она. На столике вижу - Эпикур, Булгаков, Бек. Эти книги подарили ребята из Крымского обкома комсомола. Спрашиваю про самоучитель английского языка, лежащий на подоконнике. Тут уж улыбаются оба. "Моя затея, - говорит Виталик, - хочу выучить английский. Надя читает, я запоминаю. Хотя забот у неё прибавилось. Надо ещё ответить, поблагодарить всех, кто нам написал, поддержал".
   Больше ста писем я привезла тогда ребятам. Многие советовали обратиться к известному офтальмологу Фёдорову. Виталий по-прежнему живёт надеждой, что когда-нибудь сможет видеть.
   Позже состоялся разговор и с мамой Виталия. В заключение Галина Павловна произнесла: "Мы готовы дать Виталику свой глаз, только, говорят, такие пересадки пока не делают нигде..."
   Они готовы на всё пойти ради близкого человека.
   Как-то, через пару дней, заглянула в их палату в "тихий час". Виталий спал, а Надя сидела рядом на стуле и неотрывно смотрела на него. Потом видела её глаза уже в другой ситуации. Это когда Виталия увезли в перевязочную. Она сидела какая-то отрешённая. Будто с неё снимали в тот момент припекшиеся бинты. Вспомнила, что говорили когда-то про Надю: ненормальная. Дескать, за то, что жертвует собой, медали не дадут... А она ведь самая что ни есть нормальная, потому что сначала любовь, а потом все остальные соображения.
   Мы много говорим сегодня о кризисе семьи, повальных разводах, падении нравов. Мы с лёгкостью осыпаем друг друга упрёками, погрязли в мелких дрязгах. А здесь - иные ценности.
   Счастье Надежды - в борьбе за жизнь близкого человека. Не на этом ли держится их вера, надежда, любовь. И оптимизм.
   Не забуду последний разговор с Виталием Куприяновым. Только тогда и рискнула спросить у него, что он думает о Наде, какая она и что в ней главное.
   Он ответил сразу: "Надя справедливая..."
   Говорят, каждый стоит то, о чём он хлопочет. Знаю, о чём хлопочет Надежда, эта удивительная молодая женщина. Знаю, как она верит, что придёт день, пусть не завтра, но придёт. Как верит она в то, что они выйдут с Виталием на залитую солнцем улицу. Как он увидит мир, его яркие краски и скажет: "Неужели всё кончилось? Неужели всё позади?"
   Он верит и надеется. А надежда, говорят в народе, умирает последней. Только бы верил Виталий..."
  
  
   3
  
   В течение нескольких лет Куприянов отказывался вспоминать свою службу в Афганистане и чем это всё обернулось. Мозг словно защитным экраном старательно гасил малейшие воспоминания. В начале января, когда они вернулись обратно в клинику травматологии в Ленинграде из санатория в Саках, где встретили новый 1989 год, Виталий всё чаще стал вспоминать былую службу. Он смирился со своим положением, теперь легче было погружаться в свой прошлый армейский мир. Страна готовилась к окончательному выводу советских войск из Афганистана. По небольшому радиоприёмничку, который подарила ему жена на Новый год, Виталий слушал репортажи о ходе вывода наших частей. Подводились итоги девятилетней войны. Неожиданно появилось острое желание рассказать и о своей войне.
   Вскоре представился подходящий случай: его пришли проведать верные друзья. Виталий всегда радовался визитам Валентины и супругов Ноздрачёвых. Зине уже было трудно ходить - они с Антоном ждали своего первенца, но будущая мама всё-таки приехала проведать Виталия.
   Как и в прежние посещения вывезли Виталия на коляске к их "месту встречи и общения". Фикус в кадке ещё более вырос, напоминал деревце из далёкой экзотической страны.
   Надя повязала тёплый шарф на шею мужа, чтобы его не продуло из открытой форточки. Мороз разрисовал все окна причудливыми узорами. Жаль, что такую красоту не видит Виталик. По-прежнему его мир был погружён в темноту. Антон начал рассуждать о выводе наших войск из Афгана. Его неожиданно прервал Виталий:
   - А хотите, а расскажу о своей службе.
   Ребята, молча, переглянулись.
   -Милый, может быть, не стоит ворошить прошлое?
   -Ничего, Надюша, я уже готов к таким воспоминаниям. Я хочу, чтобы и ты послушала. Будешь лучше знать своего мужа.
   -Вит, говори. Мы слушаем тебя. Потом, может быть, и я расскажу о своей службе.
   Виталий надолго замолчал, собираясь с мыслями. Наконец, он сделал глубокий вдох, словно собираясь броситься под воду.
   -Сейчас вот подумал, что и рассказывать особенно нечего. Сразу по призыву попал в учебку. Стал младшим сержантом. Потом - Афган.
   -Ты когда-нибудь думал, что попадёшь в Афганистан?- подала голос Валентина.
   -Я не просто думал, а был почти уверен в этом. Ещё в школе увлекался самбо. Ростом вышел, и потому на всех медицинских комиссиях мне говорили, что смогу служить в десантных войсках. Зря что ли имел несколько прыжков с парашютом? Так и вышло. Правда, форму носил десантника, но был разведчиком.
   В Афгане я вначале попал в Кабул. Там было кино, театры, телевидение. У людей там есть элементарная возможность получать информацию. Но ничего этого не было и нет в провинции. Нас там встречали, как чудовищ, и убегали от нас и наших пушек. Потом уже с оружием они возвращались, чтобы прогнать нас, незваных гостей. И убивали нас, как только могли и где только могли. Что оставалось делать нам? Отвечали тем же. И мы стреляли и убивали. И добивали, потому что, даже раненые, эти фанатики не бросали оружия, стараясь увести с собой к аллаху побольше неверных. Конечно, была афганская армия и мирные жители, которые помогали нам. Но их было мало. К тому же, если они попадали к душманам, их ждало одно - смерть. Ну, а солдаты афганской армии... Не знаю. Там, где мне довелось побывать, воевали в основном наши парни.
   Хорошо помню, что во мне была злость и ненависть к религиозным фанатикам. И ещё была боль за матерей, которые в мирное время получали похоронки.
   -Виталий, а ты сам убил кого-нибудь? - осторожно вклинилась в разговор Зина.
   -Было и это... Я знаю, что приятного тут мало, но если бы я им объяснил, что просто пришёл, чтобы освободить их и помочь построить социализм в их стране, то не сидел бы здесь с вами в коляске даже слепой и безрукий. Сколько я убил? Вначале не считал. Потом пропал мой друг Володька. Через пару дней его нашли. Когда я увидел тот обрубок, я поклялся, что за жизнь Володьки они заплатят пятью жизнями... Потом я опять перестал считать. Сейчас ты, Зина, задаёшь вопросы, от которых трудно удержаться гражданскому человеку. Но уж такой я теперь есть. Наверное, тебе хочется ещё спросить, помню ли я кого-нибудь из убитых?
   - Прости, но ты угадал.
   - Тут и угадывать нечего. Некоторые, наверняка, смотрят на нас, "афганцев", как на потенциальных убийц. Люди гражданские забывают об одном: на войне люди здорово меняются. До армии я был самым мирным человеком. Вот и Надюша, моё Солнышко, не даст мне соврать.- Виталий осторожно погладил подбородком руку жены, положенную на его плечо. Надя кивнула, сглотнув слюну. - Афган изменил меня не только физически, он что-то сломал у меня в душе. Ты, Зинуля, спрашиваешь, помню ли я кого-нибудь. Хорошо помню лишь самого первого. В том бою душманы, как всегда, начали стрелять нам в спины. Мы попрыгали с "бэтээров" и бросились к домам. Я думаю, тот парень был не намного старше меня. Вся разница в бороде, которую там носят практически все. Меня спасло то, что я держал палец на спусковом крючке. Я с ним столкнулся нос к носу и сразу выстрелил. Я смотрел, как на глазах ломается пополам его тело. Я видел, как автомат выстреливает ему в живот, в грудь, в голову пулю за пулей, и не мог остановиться. Наверное, я не смог бы даже разогнуть палец, если бы захотел. Но я не думал об этом. Я смотрел, как на глазах гибнет человек, а автомат, будто бы и не в моих руках, продолжал стрелять...
   Потом патроны кончились, и мне стало плохо. Я сел на землю. Виктор из моего отделения резко приподнял меня и дважды перехлёстом ударил по лицу: "Очнись, салага. Командир недоношенный. На тебя же твои бойцы смотрят". Его слова я помню до сих пор. А ведь мы были одного призыва. И в Афган попали примерно в одно и то же время. Разница в том, что меня отправили на месяц в Кабул, а его сразу в эту провинцию.
   Если не считать месяцев, проведённых в афганских госпиталях, то "в строю" я пробыл только три месяца. Но и за этот срок мне показалось, что мы оказались на чужой войне. Да, мы оказывали интернациональную помощь, но оказывали её афганскому правительству, а не народу, который в основном был против нас. Конечно, некоторые иначе считают, но это моё мнение после общения с местным населением. Я ещё раз повторяю, что, может быть, многого не знаю и по каким-то причинам мы сделали что-то неправильно. Но случилось то, что случилось. Народ Афганистана принял нас не за тех, кто мы есть на самом деле. Мне кажется, когда в Афган бросили первые дивизии, никто не учитывал разницу в идеологии, культуре, и религии. Нас там не ждали и не были нам рады. Я могу ошибаться, но, думаю, причина именно в этом. Крестьяне не взялись бы за оружие, если бы им не вбили в голову, что они воюют против врагов. Ну, скажите, о каком братском чувстве может идти речь, если из-за угла в тебя стреляет десятилетний ребёнок, когда вроде бы мирный с виду дехканин встречает советского солдата хлебом-солью, а когда тот поворачивается спиной, убивает его на глазах своей семьи? Нас не жалели, потому что для них мы были неверные.
   В начале декабря наш взвод выполнял задание - не пропустить душманов через перевал. Половина ребят остались там только убитыми.
   -Тебя ранило в том бою?
   -Нет, Антон. Тогда я отделался лишь царапиной на лбу. Из тех, кто выжил на перевале, не ранило только меня и ещё двух парней. Покалечило меня в другой раз. 27 декабря, ровно через неделю после моего девятнадцатилетия. Мы возвращались с задания. За километр от части наш БТР обстреляли. Граната прошила броневой борт, а я оказался у неё на пути. Кто нападает, всегда, по крайней мере, поначалу, имеет преимущество. А БТР пылал уже спереди и сзади, посредине в нём лежал я. Самое удивительное, что я не сразу потерял сознание, до сих пор помню всё в мельчайших подробностях. Но не от осколков я должен был умереть, а от дымного огня с двух сторон.
   Душманы, почуяв превосходство за счёт внезапности, наседали. Когда огонь горящего БТРа, подступив вплотную, и вот-вот должен был меня поглотить, я собрал последние силы и подполз к боковому люку. Мои глаза были залиты кровью, я ничего не видел, но понял, откуда идёт свежий воздух. Самому выбраться уже не осталось сил. Судя по грохоту выстрелов, душманы патронов не экономили, но приблизиться к горевшему "бэтээру" им не удавалось. Меня спас наш командир взвода, лейтенант Сергей Лисица, я узнал его по голосу. До сих пор удивляюсь, как это он смог вытащить меня из пламени, а потом ещё протащить на себе до кювета, там уложить на спину, попытаться перевязать раны, но это было невозможно, потому, что всё моё тело было одной сплошной раной. Но он сделал всё, что смог.
   Снова очнулся я только спустя много суток, уже в Кабуле.
   Потрясённые слушатели, молча, смотрели на Виталия. Надежда осторожно положила голову на плечо мужа. По лицу её непрерывно текли слёзы...
  
  
  
  
   Глава четвёртая
  
  
   1
  
  
   Поздним вечером, в конце марта 90-го в квартире Александра Невского раздался телефонный звонок. Звонила Валентина Растегаева. Она и раньше изредка звонила, считая, что лучше всё же поговорить, чем сообщать новости в письмах. А новость, и правда, была экстраординарная, сразу стало понятно желание молодой женщины поделиться с ней.
   -Саша, ты не поверишь! В семье Куприяновых прибавление - Надюша родила дочку!
   -Какая Надюша? - не сразу сообразил Александр.
   - Ну, ты даёшь! Какая-какая. Жена Виталика, естественно.
   Только сейчас в голове новость сложилась в стройную картину: Виталий Куприянов, тот самый Виталий, стал отцом. А Надежда, соответственно, - матерью.
   - А ты ничего не напутала? - всё же осторожно поинтересовался Невский.
   - Не волнуйся, у меня с головой всё в порядке,- на том конце провода раздался смех. - Мне сейчас на квартиру позвонил сам Виталий. Да, ты же не знаешь - Виталик давно уже сам ходит. Он снова в Ленинграде, в клинике травматологии Военно-Медицинской Академии. А Надя рожать уехала домой в Волгоград ещё два месяца назад. Теперь с Виталием только его мама. К своему стыду, я и сама давно его не навещала, но вот теперь чаще созваниваемся, Галина Павловна набирает номер, держит трубку, а Виталик говорит. Я и его маму поздравила с новым статусом - бабушки. Она, конечно, очень рада за молодых. Ещё бы, такое счастье. Продолжение рода. Их старший-то сын так и не стал ещё отцом. Да, а Антон с Зиной переехали в Москву, жалко, что не могут теперь навещать Виталия. У них растёт такой прелестный бутуз! Больше года уже ему. Дочку назвали Алёнкой.
   -Ты же сказала, что у них сын, - изумился Невский.
   -Да я про Куприяновых. Они, оказывается, заранее договорились. Если бы родился сын, то назвали Сергеем, в честь командира взвода, который его спас.
   Валентина ещё долго рассказывала последние новости, стараясь не упустить ничего. Александр внимательно слушал, кивая головой, словно Валя могла его видеть.
   -Теперь всё понятно. Пожалуйста, передай от меня тоже поздравление Виталию и его маме, а они пусть Наде передают наилучшие поздравления.
   -Ладно! Спокойной ночи.
   Разговор завершился. Виталия Куприянова Александр не видел около двух лет, но старался быть в курсе всех его новостей. Это удавалось с помощью Валентины, которая стала верной подругой Наде, надёжным другом Виталию. А уж Галина Павловна души не чаяла в этой молодой женщине.
   После такой новости долго не спалось. Вновь и вновь прокручивал Александр в голове всё, что знал и помнил о Куприянове. Несомненно, для врачей Виталий представлял медицинский феномен, исключительный случай. Они долгие годы не переставали удивляться: откуда в этом парне такая жизненная сила? Куприянов прошёл сущий ад, перенёс почти 50 (!) операций. И выжил.
   Но не следует забывать и о том, что именно этот человек, Куприянов, испытал на себе всё зло и пакость наших дней: жестокий ведомственный цинизм, глухое равнодушие собесов, ВТЭКов, абсурдность многих инструкций и законов, в которые никак не вписывалась его судьба не по общей мерке.
   Он долго боролся за жизнь, по сути, в полном вакууме. Не на афганской выжженной земле, не в пустыне - на родной земле, где столько краски перевели на лозунги о благе человека. И столько словесного елея пролили вокруг нашего гуманизма.
   Униженные просители - такая была уготована участь не только Виталию, но и его близким. Они не один год бедствовали, перебивались. И нигде не могли найти ответы на такие простые вопросы: почему, например, Виталию, на годы прикованному к госпитальной койке, нельзя назначить пенсию по инвалидности? Почему он, честно выполнивший долг, по-прежнему получает солдатские семь рублей в месяц? Почему Галина Павловна, прописанная в Волгограде, не может работать санитаркой в клинике в Ленинграде и быть при сыне? Или не может жить в общежитии, а не в гостинице, где плата им не по карману? Почему? Многочисленные почему...
   Получить ответы тогда было всё равно, что докричаться в прошлый век. Им всюду отвечали: нет, нельзя, не положено. Но, слава Богу, этот "гордиев узел" удалось разрубить после письма мамы Виталия Министру обороны. И тут история приняла другой оборот. Оказалось, люди, которые отвечали "нет", "не положено", те же самые люди могут действовать и вопреки инструкциям, на которые ссылались вчера. В один день Куприянову назначили пенсию, I группу инвалидности, компенсировали все расходы, Галину Павловну оформили санитаркой...
   И вот снова Ленинград, Военно-Медицинская Академия, клиника военной травматологии и ортопедии (ВТО). Всё та же палата на четверых. Виталий на своём привычном месте, справа от окна. Как будто и не было этих жутких пяти госпитальных лет. Правда, теперь Виталий заметно окреп, даже поправился. Встаёт без помощи мамы, сам ходит в курилку, хотя нога опять пронизана спицами от аппарата. По-прежнему занимается английским. Теперь к нему ходит преподаватель. Лечит Виталика всё тот же полковник медслужбы Артемьев. Это он вселил в Виталия надежду, что снова сможет ходить. С ногами, считает Александр Анатольевич, дело ясное. Другой вопрос - глаза...
  
  
  
   2
  
   Летом того же года Куприяновы решили пробиться к светилу. Несколько месяцев не без помощи депутата из Волгограда они добивались приёма у офтальмолога Фёдорова. Но Виталия он не принял. Его осмотрели другие специалисты центра и дали заключение: об операции речь идти не может.
   Оставалась одно: искать помощи в заграничных клиниках. Галина Павловна собрала все медицинские документы и направила в Минздрав СССР. Ответа пришлось ждать несколько месяцев.
   В стране между тем происходили глобальные перемены. Гражданское общество "бурлило и клокотало", его раздирали противоречия. Вся страна, затаив дыхание, слушала выступления народных депутатов, многие предпочитали смотреть эти "баталии" по телевизору. "Афганцев" не в последнюю очередь интересовала оценка афганской войны.
   Конечно, Виталий - человек гордый. Никто не мог припомнить случая, чтобы он когда-нибудь плакался. Даже в самые чёрные дни. И даже тогда, когда про Афганистан сказали: ненужная, проигранная война (Ой-ли, проигранная? Армия вышла организованно согласно подписанному соглашению, с развёрнутыми знамёнами, последним вышел командарм), ненужные жертвы. В обществе не задумывались над этим, выслушивая выступающих с трибуны "крикунов", а между тем таким, как Куприянов, жить с тех пор стало гораздо труднее. Но жить надо. И такие, как он, стиснув зубы, продолжали жить, загоняя внутрь переживания.
   Не от Виталия Куприянова узнала Валентина, что с 1 октября 90-го ему пенсия причитается 220 рублей. Раньше получал 160. Но уже и в наступившем 1991-м не могут эту новую пенсию пересчитать в ленинградском горсобесе. Говорят, пишите письмо в Минсобес РСФСР, сами выясняйте, где ваши списки.
   В феврале пришёл ответ из управления специализированной помощи: вопрос лечения за рубежом проработан управлением внешних связей МЗ СССР с клиниками ФРГ. Ориентировочная стоимость лечения - 100 тысяч долларов. Виталий сразу воспрянул духом - он был уверен, что министерство здравоохранения сможет выделить нужную сумму для своего солдата, пострадавшего на войне. Между тем мытарства Куприяновых в Ленинграде из-за их волгоградской прописки продолжались. Болезнь приписала его к этому городу надолго. Но штамп в паспорте не раз загонял этих людей в самые унизительные ситуации, когда звучали всё те же слова: нет, нельзя, не положено, хоть и случай особый. В феврале 91-го по той же причине Виталию был закрыт вход в ленинградский магазин "Ветеран". А он между тем в клинике безвыездно с осени прошлого года. Парню стыдно признаться: нужны джинсы. У кооператоров цены, известно какие - аховые. В синих же госпитальных штанах за границу на лечение не поедешь.
   Но это, конечно, мелочи по сравнению с желанием Виталия найти хоть какое-нибудь, маленькое, но дело. Такого дела нет. Специально ездил в Москву в Центральный институт экспериментального труда инвалидов. Там помочь ничем не смогли. Редкий случай. Без рук, слепой, о какой работе может идти речь? Биопротез руки сделать, конечно, можно, даже и на обе руки. Но зачем, говорят, такие протезы, если нет глаз?
   Сложнее стало узнавать новости о Куприянове - в конце февраля уехала в другой город на постоянное место жительства Валентина Растегаева, к тому времени у неё сменилась фамилия, ведь она вышла замуж. Но напоследок она сразила Невского новостью, позвонив ему, как обычно, на домашний телефон. Это известие повергло в большое уныние. Виталий и Надежда больше не муж и жена. Не каждая женщина способна выдержать такое испытание. Надя, похоже, не выдержала. Его Надежда, его жена, женщина, которая поддерживала его в самые тяжёлые дни, не смогла "разорваться" между мужем-инвалидом и дочерью, требующей каждодневного внимания.
   Узнав об этом, кто-то обрушит на неё свой гнев и осуждение. Но лично Невский не брался быть судьёй. Со стороны всё просто и ясно. Наши чувства не затронуты. Мыслим логично и бесстрастно. А тут - личная трагедия, в которой могут разобраться лишь двое. Этими мыслями Александр и поделился с Валентиной. "Главное,- закончил он, - мне кажется, что у Виталия есть дочь. И возможно, один шанс из тысячи даст ему счастье когда-нибудь увидеть свою Алёнку".
  
  
  
   3
  
  
   Однажды вечером, в конце марта, Александр Невский по обыкновению решил посмотреть новости по телевизору. Раньше не избалованный советский зритель довольствовался двумя телеканалами, был рад и этому. Теперь стали появляться дополнительные, в том числе и канал кабельного вещания, по которому день и ночь "крутили" зарубежные боевики и ужасы. Но ужасов хватало и в советских новостях. Страна продолжала бурлить и меняться. Особенно радовала появившаяся возможность смотреть телеканал Ленинграда. Даже новости подавались под иным углом зрения, чем у других.
   Страну захлестнули различные конкурсы, среди них - всевозможные "мисс" городов, районов, республик, отраслей и прочее - прочее - прочее. Вот и сейчас один из корреспондентов взахлёб рассказывал о ходе проведения конкурса "Мисс Пресса СССР". Журналисткам предстоял роскошный морской круиз в экзотические страны. Что ж, хороший у них получится отдых, наберутся богатых впечатлений и с новыми силами начнут писать в газетах свои опусы. Удивительно, но в нашем обнищавшем государстве на подобные шоу валюта находится всегда.
   Сплюнув в сердцах, Александр переключил канал на Ленинград. И очень вовремя. Шла передача об "афганцах", ставших инвалидами на войне.
   Корреспондент беседовал с сидящим рядом на лавочке пареньком, который крепко сжимал коленями поставленную тросточку. "Следует сказать об отношении к нам, инвалидам-"афганцам", здесь, в Союзе. Многое испытал на себе. Пенсию мне назначили даже не девяносто, а сорок четыре рубля. Как прожить на эти деньги при нынешней дороговизне? А у меня же семья...
   Пора ответить, наконец, на наши многочисленные вопросы. Почему, став инвалидами (мы лишились здоровья, выполняя приказ Родины), многие из нас оказались никому не нужны? Даже если афганская война и была политической ошибкой - мы-то, в чём виноваты? До каких пор о нас будут вспоминать, лишь, когда надо выступать перед школьниками? Почему, поломав столько молодых жизней, государство не может обеспечить нас необходимым? "И откуда вас, инвалидов, столько развелось? - услышал я однажды в почтенном заведении. - Слишком много вам льгот дали". Да, решение о льготах действительно есть, и, я считаю, мы их получили не за красивые глаза. Но как выполняют эти решения на местах? Будто одолжение делают.
   А что за убожество выпускается у нас под названием "протезы" (паренёк постучал тросточкой по своей правой ноге)? Многие ребята рисковали сломать себе шею уже здесь, в Союзе, падая с этих протезов. Я повторяю: не могу взять в толк, почему страна-гигант, считающая себя цивилизованной, не заботится о тех, кого послало на войну? Почему газеты нашли возможность уделить немало места вернувшимся из плена, иные из которых нарушили присягу, обливали грязью Родину на Западе, а о тех, кто честно выполнил свой долг, забывают? Я понимаю, что тема Афгана выходит из моды. Но, товарищи журналисты, подождите гоняться за сенсациями, вспомните, наконец, простых людей, их повседневные проблемы!
   Наши беды - тема отдельного большого разговора. Скажу ещё лишь вот о чём. Память павших в Афганистане должна быть свящённой. Будь моя воля, издал бы "Книгу Памяти" - о тех, кто погиб, выполняя свой интернациональный долг. Хотя бы по пол-листочка уделил каждому. Чтобы матери, вдовы смогли взять её в руки, убедиться, что их сыновья, мужья не забыты..."
   Сразу после этой передачи начались знаменитые "600 секунд" Невзорова. Первая же коротенькая информация ударила Невского, как током: 100 тысяч долларов нужно на глазную операцию "афганцу" Виталию Куприянову. Минздрав СССР в валюте отказал...
   Александр даже подскочил с дивана, не удержался от крепкого слова. У парня был шанс, и Куприянов имел полное моральное право использовать этот шанс. Но вот чиновники сами решили, что деньги этому искалеченному парню выделять не следует. Трудно сказать, о каких именно клиниках в ФРГ шла речь, о каких специалистах. Невский и не пытался брать на себя смелость утверждать, что на Западе Виталию смогут вернуть зрение. Но появилась малюсенькая надежда на успех. Почему же не воспользоваться этой возможностью?!
   Вопрос: где взять сто тысяч долларов? Он неотлучно сидел в голове Невского несколько дней. Побывал в Свердловском Отделении Союза Ветеранов Афганистана. Оказалось, что эта беда не оставила равнодушными уральских "афганцев", изыскиваются средства. Конечно, всю сумму "не поднять", но свой вклад будет внесён. Уже обзвонили соседние области, там тоже готовы прийти на помощь...
   Домой Невский возвращался в приподнятом настроении. В дни ярых противоборств и хрипа оголтелости, бесконечных парламентских дебатов и уличных споров, граждане страны не должны позволить себе очерстветь настолько, чтобы их не брала за живое такая судьба, как судьба Виталия Куприянова...
  
  
  
   Эпилог
  
  
  
   Тёплый майский вечер был на излёте. Удобно устроившись на диване, Невский смотрел передачу ленинградского канала. Держа микрофон в руках, журналист, стоя на фоне знакомого до боли здания, говорил, смотря прямо в камеру:
   "В Ленинград, как и во многие другие города и населённые пункты нашей страны, возвратились воины-интернационалисты. Как встретил их город, в котором были воздвигнуты в честь русского солдата, возвратившегося на Родину, Нарвские ворота, город, где каждый девятый житель - блокадник, хорошо знающий почём фунт военного лиха, где, наконец, пару лет назад родилось очень нужное в наши дни общественное движение "Милосердие"? Чем больше мы вникали в этот вопрос, тем тяжелее становилось на сердце: на "воевавших сыновей невоевавших отцов" социальная справедливость в Ленинграде пока почти не распространяется. И ладно бы на целых-невредимых, но и на покалеченных. Последний плацдарм на ленинградской земле, где раненые "афганцы" чувствуют о себе действительную заботу, - клиника военной травматологии и ортопедии Военно-Медицинской Академии им. Кирова С. М. Но и это только потому, что клиника ведёт ожесточённые бои с бюрократическим окружением".
   Далее журналист вкратце рассказал об одном таком раненом "афганце", который около шести лет находился на лечении в клинике травматологии и обрёл здесь второе рождение. Воин-десантник, получил тяжелейшее ранение, потерял обе руки, заново научился ходить. Теперь у него появился шанс заново увидеть.
   " Министерство здравоохранения, которое должно исходить из принципов милосердия, отказало ему в выделении валюты для лечения на Западе. К счастью, не перевелись пока милосердные люди. Есть необходимая сумма - сто тысяч долларов. Их передают Виталию Куприянову Союз ветеранов Афганистана и Всесоюзная ассоциация воинов запаса, воинов-интернационалистов. Живи надеждой, Куприянов! Дай Бог тебе, Виталий!"
  
  
  
  
   Вместо послесловия
  
  
   Стихотворение (песня) Владислава Исмагилова:
  
   Он по улице шел, не по моде одет,
   Изучающий взгляд из-под темных бровей,
   Он как-будто бы здесь, и как-будто и нет,
   Средь своих он казался чужим для людей.
  
   Он был прям и, быть может, немного горяч,
   Молчаливым, с печалью тоски,
   Будто в сердце его поселился палач
   И снутри разрывал на куски.
  
   Он смотрел на огни разноцветных реклам
   И в себя уходил на часы.
   Он больной? Не пугайтесь, отвечу я вам,
   Просто он не вернулся с войны.
  
   Он какой-то чудной и, наверное, псих -
   Со спины его шепотом режут.
   Он вернулся как-будто чужим для своих,
   Ни к друзьям, ни к врагам, где-то - между.
  
   Он не может понять, как здесь люди живут,
   Без войны тут шагают по трупам,
   Из-за денег и женщин воюют и мрут
   Лучший друг вдруг становится Брутом
   Из-за денег и юбок воруют и лгут,
   Лучший друг превращается в Брута.
  
   Сколько тех, кто не смог возвратиться домой,
   Хоть вернулись, оставшись в живых,
   И, сошедши с тропы в незаконченный бой,
   Превратились в своих для чужих.
   И сорвавшись с тропы, в незаконченный бой
   Превратились в своих для чужих
  
  
  
   *
  
   Использованные материалы:
  
   -Агапова Е., газета "Красная звезда", цикл статей (июнь, декабрь 1988, март 1991);
   -Медведников А. "Пережитое", газета "Правда", июнь 1988г.;
   -Сорокин Е. "Что мы делали там?", газета "Собеседник", май 1989г.
  
  
   ***
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 9.65*19  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023