ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карелин Александр Петрович
"Я хотел бы умереть во сне..."

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.50*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это повесть о жизни и смерти, о тонком мире вокруг нас, о зле и испытаниях. И о надежде на лучшее...

"Я хотел бы умереть во сне..."

/Из цикла: "Ах, война, что ты сделала, подлая..."/

"Я хотел бы умереть во сне,

Хоть под снегом,

Хоть под летним дождём..."

(Из песни)

  
  
   Предисловие от автора
  
   Хочется прикоснуться к проблеме смерти. В последние десятилетия ХХ века мы в нашем обществе как бы исключили её из сознания. Исключили из литературы, искусства. Скажем, отменили жанр трагедии. Всем было предписано быть настолько счастливыми, или обобществлёнными, что смерть, как и Бога, вычеркнули из жизни...
   Замечательно сказано у поэта Коржавина: "даже смерть отнесли к проявлениям старого мира"... Отдать жизнь на войне - это моему поколению было понятно. Но это как-то не равнялось смерти. Да, смерти не было. Господствовало убийство. А смерти не было. И это одно из главных упущений. Поэтому и не было жизни. Это связано.
   Прочитал эпиграф Владимира Набокова к роману "Дар": "Дуб - дерево. Роза - цветок. Олень - животное. Воробей - птица. Россия - наше Отечество. Смерть неизбежна" (П.Смирновский).
   Полистал учебник, по которому сегодняшние первоклассники осваивают русскую грамматику. Какие розы, дубы, олени, воробьи? Про Россию - и то ни слова. Об Отечестве, похоже, юной смене придётся из словарей узнавать. Зато великое множество слов наворочено в учебнике вокруг Кремля, родного и любимого правительства.
   "Смерть неизбежна"? Такое в учебнике появиться вообще не могло. Тема смерти всегда считалась запретной, неуместной, неприличной в обществе, которое, упиваясь оптимизмом, изначально и непоколебимо настроилось исключительно на молодость. Силу и здоровье своих подданных...
   Эта повесть о жизни и смерти, о тонком мире вокруг нас, о зле и испытаниях. И о надежде на лучшее.
   История жизни офицера-"афганца", чьё тело и душа были безжалостно искалечены на войне...
  
  
  
  

Глава первая

  
   1
  
   "Я вернулся... Пришёл оттуда, откуда в наше мирное время возвращались не все. Из Афганистана. Путь домой растянулся на год. После одного из тяжелейших боёв - госпитали, операции... Выбирался, выкарабкивался с большим трудом... Не мог говорить. Сестрички в госпитале учили, как малого дитятю. Тренировался с магнитофоном.
   И вот я опять в строю, но уже не в армейском.
   После ранения до головной боли, до темноты в глазах задумывался, а что дальше? И не находил ответа. Там, в горах, я был нужен, выполнял со своими бойцами боевые задачи. Там люди верили в меня, я надеялся на них. И вот я лишён своей профессии, разрушена судьба.
   Но почти всегда на смену тяжким мыслям приходила одна спасительная: "Приеду домой, всё образуется, не может не образоваться, а иначе за что мы в Афгане гибли?"
   Но теперь, после года жизни дома всё чаще думаю: "Кому я здесь нужен? Кому нужны мы, воины мирного времени?". И эти мысли, конечно, из ничего не возникали. Я не хочу поддаваться плохому настроению, но факты, факты, они накапливаются в организме, как яд. И, к сожалению, он не выводится.
   Нас забывают после шумных встреч и праздничных оркестров. У моего друга по госпиталю Андрея Берна драма: жена, узнав о ранении (пуля, задев позвоночник, ударила в бронежилет и отрикошетила в лёгкое), отказалась от него. Другой, старший лейтенант Смык, мы его звали Сеней, спасая машину с афганцами, свернул свою БМП с горного моста. Сломан позвоночник - живут только глаза. Что его ждёт?
   Это госпиталь. Но и в "мирной жизни" я сталкиваюсь с чудовищным.
   Разговариваю с молодым парнем. Он мне:
   -Вы зарабатываете там деньги, здесь квартиры, - и презрительно: - "Зелёные береты".
   Я только судорожно глотнул воздух, слова застряли в глотке. Думаю, тебя бы туда отправить за деньгами хотя бы на сутки, посмотрел бы на тебя...
   В трамвае:
   -Подумаешь, Афган, я срок отмотал, - и опять презрительные ухмылки, обезьяньи ужимки.
   Думаю, примеров достаточно. Они говорят о страшном, о том, что в стране сформировалось негативное отношение к прошедшим через Афганистан. Я не об официальной шумихе вокруг нас. С трибун говорят о воинах-интернационалистах только прекрасные слова. Я о жизни, которая сложнее, ближе и, к слову, больнее ранит.
   Мы пришли домой с большой верой в доброе. Мы объединены таким понятием, как патриотизм. Но сегодня нас объединяет ещё и горький осадок. Поймите меня правильно. Нам нужна поддержка, нам нужно привыкнуть к сложностям мирного времени, а то за несколько лет службы солдаты и офицеры под честным словом разучились понимать что-то другое, кроме честного слова.
   Один пример. Все знают, что "афганцам" государство гарантирует некоторые льготы, в том числе и получение квартиры вне очереди. Ребята часто от них отказываются, если чувствуют себя нормально. Ну, а если пришёл больной человек, психически расстроенный, контуженный? Он ходит и унижается перед бюрократами, перед их самодовольными тупыми рожами, которые не могут понять, что человек воевал!
   Последний случай, перевернувший меня.
   Илья Абдикеев контужен в боях, живёт с женой и ребёнком на семи с половиной метрах, дочь постоянно болеет. Работает он на "Пневмостроймашине". Хороший рабочий. Три года заместитель директора по быту Евгений Вагин прокормил его "завтраками":
   - Скоро получишь, конечно, получишь, мы всё понимаем.
   И Илья верил этому чиновнику, не зная того, что он его даже в очередь за эти три года не включил.
   Теперь, после вмешательства народного контроля, Илья Абдикеев поставлен в очередь последним.
   А в Афганистане мы свои пули и осколки, мины и ракеты получали вне очереди...
   Я всё понимаю, и то, что бюрократы сильны, и то, что перестроиться не просто, но поймите и нас.
   При встречах с ребятами я всё чаще обращаю внимание на то, что в разговорах у нас сквозит горькая ирония. Встретила страна...
   Я никогда не забуду лица парней, пересекавших мост через Амударью в первых числах февраля 1989 года, во время вывода наших войск из Афганистана. Я специально тогда взял отпуск на работе и приехал увидеться с ребятами. Это трудно передать словами, это надо было видеть. Кто смеялся, кто плакал, кто спал, кто выл, кто молчал, кто матерился, кто проклинал, кто посылал воздушные поцелуи. А мой старый знакомый командир батальона Пётр Мележ, с которым я очень рад был встретиться, уходивший последним с Южного Саланга, оттащил меня от колонны в сторону и прохрипел сорванным голосом: "Помяни моё слово, Рома. Для них война ещё не закончилась".
   Я как-то не придал тогда значения его словам. Их смысл дошёл до меня намного позже, когда через полгода от того же Петра узнал, что один из бывших его подчинённых сел в тюрьму за изнасилование, другой - за рэкет. "Отвоевались", - саркастически прокомментировал этот факт другой мой знакомый. И не было в его словах ни боли, ни понимания. Как будто, так и надо. Как будто, привыкшие воевать, они ни к чему другому не приспособлены. Одним словом, потерянное поколение. А ведь и впрямь оно может таким стать, если насущные заботы "афганцев" мы запакуем в долгий ящик и отправим транзитом в туманное будущее.
   Если по-прежнему будем сорить словами и вместо инвалидных колясок плодить обещания. Если вместо помощи ветеранам Афганистана в трудоустройстве и получении жилья будем отводить глаза в сторону. Если по малейшему поводу будем возмущаться непокладистым характером "афганцев". Если, наконец, не поймём, что процесс адаптации длится не месяцы, а годы. И им, научившимся "под огнём ходить не гордо", очень трудно научиться ходить на угодливых ногах".
  
  
  
  
   2
  
  
   Подполковник Ковнир Юрий Евгеньевич бросил взгляд на подпись под статьёй - "Р. Королев, старший лейтенант в отставке, кавалер ордена Красной Звезды, член клуба воинов-интернационалистов Верх-Исетского района Свердловска". Не спеша, сложил газету "На смену!" за октябрь 89-го и откинулся на спинку кресла. Почти четыре года прошло, а какие большие изменения произошли в судьбе Романа, написавшего эту заметку в газету. Теперь надо спасать самого офицера, но удастся ли это сделать?
   Подполковник Ковнир сущий идеалист. В нынешний смутный век, во вставшей на дыбы от разрухи стране, он ухитряется верить в то, во что уже никто давно не верит - в доброту. Кого-кого, а Ковнира, служившего два года в Афгане офицером особого отдела, расследовавшего дела предателей, мотавшегося по простреливаемым горным дорогам, сентиментальным не назовёшь. Он твёрд духом и твёрд в убеждении: тех, по кому железным башмаком прошла война, нельзя мерить общим аршином.
   Первое письмо от осужденного Романа Тимофеевича Королёва он получил после публикации в областной газете "На смену!" своих афганских дневников. Письмо дошло полулегально, через нарочного и рассказывало о судьбе офицера и человека с изломанной судьбой, в двадцать семь оказавшегося за тюремной решёткой.
   Королёв не просит ничего. Прислал стихи, трогательные до боли.
  
   "Не стучите колёса.
   Не тревожьте меня.
   Надоели вопросы,-
   Я замёрз от огня".
  
   В юности, в оставшейся далеко дотюремной молодости Рома печатался в газетах, писал стихи, хотел быть журналистом, но пересилило желание стать военным. Потом был Афган, ранение и послевоенная жизнь. А потом пришла неожиданно новая беда...
   Юрий Евгеньевич боли за свою жизнь насмотрелся достаточно. Но не привык к ней, как не привыкают к боли люди честные и справедливые. И когда на телемарафоне, посвящённом помощи "афганцам", спросили его, почему некоторые из ветеранов Афганистана сидят в тюрьмах, ответил прямо: война - это жестокость, беззаконие, беспредел. А жестокость, как наркотик, - проникает в разум, становится трудноизлечимой болезнью. Судят "афганцев" те, кто войны не знал, чьи знания о войне основаны на той лжи, что печатали в газетах долгие годы. Рассказал о Романе Королёве, о поверхностном и субъективном следствии по его делу. Сказал прилюдно, перед телекамерой, что будет добиваться пересмотра дела. Предложил подполковник Ковнир от имени телемарафона обратиться к руководству областного правоохранения с просьбой пересмотреть дела "афганцев", отбывающих наказание в колониях области. Таких к тому моменту было 42. Обращение приняли единогласно.
   Ответа на обращение не последовало никакого. Тогда в конце марта, через месяц после марафона, подполковник Ковнир отправил письмо в защиту Р. Королёва в Верховный Суд России.
   Ответ пришёл через два месяца. Да и не ответ вовсе, - стандартная отписка, подписанная человеком из канцелярии: "...Сообщаю, что разрешить Вашу жалобу не представляется возможным..." Никто жалобой просто напросто не занимался.
   Но одновременно с обращением в Верховный Суд, Юрий Евгеньевич послал письмо прокурору области.
   "...Я понимаю и допускаю, что по известным причинам ни следователи, ни прокуратура, ни судьи не знали, да и не могли знать всех обстоятельств пребывания наших войск в Афганистане. Мы далеко ещё не всё сказали об этой войне и её последствиях. Но, надеюсь, сегодня среди нас уже не осталось тех, кто думает, что мы там занимались исключительно посадкой деревьев, обустройством газонов. Любая война - это, прежде всего, изнурительная, самая опасная и тяжёлая из всех человеческих работ на земле. Это изматывающее душу ощущение постоянной - днём и ночью - смертельной опасности, правда, потом переходящее в равнодушие и привычку.
   ...Но, прежде всего, война - это кровь, жестокость и насилие над личностью. Афганистан травмировал морально и физически наших ребят не на один день или месяц - на долгие годы. И лечить их должно всё общество. Но, к великому сожалению, вышеназванные обстоятельства не всегда учитываются правоохранительными органами.
   Нет ничего более опасного, чем поспешное правосудие. В конце 1989 года постановлением съезда народных депутатов СССР все без исключения военнослужащие, совершившие преступления в ходе афганской войны, полностью амнистированы. Прощены. Прощены, в том числе и те, на чьих руках немало крови советских солдат и офицеров. А если "афганец" совершил преступление на следующий день, месяц, год после вывода войск? Разве не требует он особого внимания? Или после встречи на советском берегу с цветами он стал таким же, как все?..
   Своё мнение в отношении обстоятельств осуждения Романа Королёва и просьбу о пересмотре его дела я направил в Верховный Суд России. Но в настоящее время в местах лишения свободы Свердловской области находится ещё десятки осуждённых, принимавших участие в военных действиях в Афганистане и совершивших преступления уже в мирные дни. У меня к вам огромная просьба: дать указание соответствующим лицам ещё раз вернуться к их делам, ещё раз проверить законность их осуждения"...
   Прокурор промолчал. Наверное, есть в области дела и поважнее, это вполне понятно. Но как же парни, большинство из которых отбыли уже значительную часть положенных сроков? С ними-то как?
   В общем, подождав месяц, подполковник Ковнир опубликовал своё письмо к прокурору в областной молодёжке. Вот тут-то ответ последовал сразу. Позвонил старший помощник прокурора Иван Кобах. На свердловчан, сказал он, дела посмотрим, а с иногородними сложнее - по ним прокуратура области решать ничего не может, но прокурор дал указание сделать соответствующие запросы. Запросили и начальников мест лишения свободы - возможны ли "афганцам", отбывающим наказание, разумные скидки и послабления. Были созданы соответствующие комиссии.
   Скольким помог тогда Ковнир? Вряд ли это можно как-то подсчитать. Чем измеряется радость матерей, ждавших сыновей с войны, а потом вынужденных ждать их из колоний, и вот теперь, благодаря настойчивости одного доброго человека, наконец, дождавшихся.
   И всё-таки помочь удалось не всем. В том числе остался за решёткой и Роман Королёв, преступление которого относится к числу тяжких. Постепенно пришло понимание: бороться за ребят нужно не разовыми мероприятиями, а постоянно. И добиваться не послаблений, а амнистии. Всеобщей амнистии, по всем видам преступлений. И объявить эту амнистию должен Президент. За что Ковнир намерен воевать и дальше.
   Один, понятно, в поле не воин. И поэтому выйти с соответствующим обращением должен с единомышленниками.
   А Королёв прислал второе письмо. "... Я благодарен Вам за помощь и участие в моей судьбе. И даже если никаких изменений в моём деле не произойдёт, я всё равно буду знать, что с меня скинули большой груз одиночества. До посадки в тюрьму я был замкнут, быстро "выходил из себя", раздражался и видел почти в каждом душмана. Я был так оскорблён на несправедливую ко мне судьбу, что не замечал, как невольно приношу боль и страдание людям, которые пытались помочь мне вернуться в бытие. Можно бесконечно долго говорить на эту тему. Но стоит ли, когда я ясно понимаю теперь, что я не одинок, что вопреки всем законам и логике, я по-настоящему счастлив там, где никак нельзя быть счастливым, - в неволе. И для многих осужденных это так и есть, потому что для всех счастье, - это, прежде всего, свобода..."
  
   В письме были и стихи:
  
  
   "За высоким забором
   Взгляд - небесная синь.
   Бредит сердце простором,
   И душа - сизокрыл".
  
  
  
  
   3
  

Силы зла... Отступление первое

   Почему мы хорошего человека называем светлым, а про плохого говорим - "у него тёмная душа" или - "он - тёмная личность". "Живая Этика" Елены Рерих нам поясняет, что всё это не случайно. Действительно, существуют люди и "светлые" и "тёмные". Дело в том, что качество внутреннего мира человека отражается на его ауре. У высокодуховного, нравственно чистого человека аура яркая, сияющая и переливается всеми цветами радуги. У человека дурного, злого, несущего "тёмные" мысли и чувства, аура или тёмная, или серая с тёмными полосами и пятнами.
   "Живая Этика" расширяет все эти понятия и говорит о том, что существуют и Силы Света и Силы Тьмы. Между ними ведётся постоянная вековая борьба. Тёмные сеют среди людей ложь, вражду, разрушение, зависть, эгоизм, злобу. При этом большинство современных людей рассматривают веру в существование "тёмных" сил как забавное заблуждение и показатель отсталости.
   Это очень нравится "тёмным", поскольку помогает им творить зло. Именно на это указал один западный философ: "Победа дьявола состоит в том, что он сумел внушить людям, что он не существует". Ведь когда мы во что-то не верим или что-то отрицаем, то совсем перестаём этого остерегаться, защищаться и тем легче попадаем во всякие тенёта, расставленные приспешниками тьмы.
   Светлые силы - наши Космические Учителя, которые постоянно стараются спасти людей, защитить от влияния "тёмных" Но в силу действия Закона Свободной Воли они не могут активно вмешиваться в нашу жизнь. Мы сами должны выбирать между добром и злом.
   "Тёмные" же силы не заботятся о соблюдении космических законов, поэтому они активно толкают нас на всё дурное - и в мыслях, и в чувствах, и в поступках. Особенно активны они сейчас, в начале XXI века, когда заканчивается любимая ими Тёмная Эпоха - Кали Юга. Им приходит конец. В Новой Светлой Эпохе - Сатье Юге не будет места ничему плохому, злому. Поэтому сейчас тьма особенно старается успеть навредить нам, не допустить приход Новой Эпохи, в которой человечество Земли объединится в мировую общину, чтобы жить в единстве и любви. А конец Кали Юги ознаменуется окончательным поражением "тёмных" сил и отходом их на Сатурн.
   У каждого человека возникают естественные вопросы - откуда взялись Тёмные Силы?
   Вот как рассказывается об этом в "Живой Этике". Оказывается, во всём повинен хозяин нашей планеты - Люцифер. Это не вымышленная фигура. Он появился на заре человечества в числе семи Великих Белых Братьев, которые пришли руководить эволюцией планеты.
   Вначале Люцифер был светодателем, как и другие собратья, и участвовал в пробуждении в человеке его высших способностей. Ему была отведена миссия истинного хозяина нашей Земли, её Руководителя. Однако он оказался не Высшим среди своих Собратьев. Когда он облёкся в плотные земные оболочки, дух его не удержался на прежней высоте. Овладев многими космическими тайнами и силами, Люцифер достиг сознания своей мощи. Увидев невежество масс людей, он не смог удержаться от многих соблазнов и прежде всего - от гордости духа. Для этого нужна была огромная сила сердца, но её не хватило. Низшее естество в нём взяло верх над высшим, божественным. Он проявил ревность к другим Великим Собратьям и начал против них борьбу.
   Его отход от пути Света наметился уже в конце Третьей Расы во времена Лемурии. Окончательно его падение совершилось во времена Атлантиды. Во всех последующих веках он явился ярым противником Сил Света. Он восстал не только против Белого Братства, находящегося в Шамбале, но и против всей Космической Иерархии, порвал с ней связь, чтобы не иметь над собой власти. Он пожелал стать полным и единственным властелином Земли. Люцифер решил вести человечество не космическим путём, а особым, без сотрудничества с другими планетами.
   По плану Космоса люди Земли должны были пройти свою духовную эволюцию в земной жизни, а затем покинуть Землю и развиваться дальше на более высоких планетах. Но Люцифер решил превратить людей в своих рабов, поэтому, нарушая Космические Законы, он направил развитие человечества не в сторону развития Духа, а в сторону развития техники, механического совершенствования за счёт полного забвения Духа.
   Он оторвал людей от Сил Света - Космических Учителей, закрыл от них наше сознание, ибо в них наша сила и защита, и Сатана очень боялся, что человечество узнает о существовании такой Великой Космической Опоры...
  
  
  
  
  

Глава вторая

  
  
   4
  
   Роман и сегодня не может вспомнить имя того младшего лейтенанта, командира взвода, афганца-узбека по национальности. Может быть, потому, что встреча с тем взводным была кратковременной. А может, из-за того сотрясения мозга. Рота, которую принял Королёв по прибытию в Афганистан менее месяца назад, получила задачу поддержать во время боевых действий афганский пехотный батальон. Тогда-то и встретился ему этот афганский узбек, потому что продолжением траншей афганских пехотинцев была траншея наших мотострелков.
   Старший лейтенант первым заговорил с афганским офицером на узбекском, увидев, как тот расстилает на земле коврик:
   -Что это ты собираешься делать?
   -Время намаза. А почему ты не готовишься к нему?
   Королёв засмеялся и сказал:
   -Бога нет. К тому же я советский офицер и коммунист, а мы не верим, и ты давай бросай это занятие. "Религия - опиум для народа", - так у нас принято говорить.
   -Не богохульствуй. Ты же говоришь на языке мусульман, значит, тоже должен молиться.
   -Говорить на этом языке - это не обязательно быть мусульманином. Я учился четыре года в Ташкентском высшем общевойсковом командном училище, у меня много друзей и родственников среди этого народа, вот и я выучил язык. Мой отец строитель, он восстанавливал город после землетрясения 1966года, с тех пор так и остался жить в Ташкенте.
   Роман решил не посвящать во все тонкости своей семьи. Его отец, Тимофей Павлович, действительно строил дома в разрушенном городе, а потом не вернулся в свою семью на Урал, где у него осталась жена и трёхлетний сын. После развода он женился на узбечке, теперь у Романа есть сводные сестра и брат, они и учили его языку. После окончания десятого класса в Среднеуральске Рома поехал проведать отца, которого почти не помнил. В Ташкенте он поступил в военное училище.
   -Бог есть! - уверенно произнёс младший лейтенант и приступил тут же возле траншеи к намазу.
   У Королёва к младшему лейтенанту был только один вопрос: "Ты узбек, а не на земле предков, не в Узбекистане, как это?"
   "Нет моей вины тут, виноваты сами предки. Дед басмачом был. Ваш Будённый, рассказывал мне дед, загнал его и таких, как он, сюда вот..."
   Роман усмехнулся:
   -Выходит, предки наши с тобой классовыми врагами были, а мы вот, что называется, в одном окопе против общего врага?
   Но младший лейтенант опять спрашивал про бога, почему в него не верит шурави. Видно, у младшего лейтенанта в отношении с богом начались какие-то нелады, иначе чего бы ему допытываться у Романа, почему тот к Всевышнему совершенно равнодушен. Королёв же думал о том, как всё-таки бескомпромиссно время, как верное и справедливое всё-таки пробивает себе, вопреки и наперекор, дорогу, расставляет всех по своим местам. Справедливо, что он с внуком басмача сейчас в одном окопе защищает молодую республику. Логика истории.
   Потом начался миномётный обстрел. Первая мина легла далеко позади того места, где находились Роман и младший лейтенант, вторая - далеко впереди. Королёв толкнул младшего лейтенанта в плечо: "Беги к своим, скорее, сейчас сюда прилетит мина. Беги..."
   И она действительно разорвалась - за спиной у афганского офицера. И что запомнилось Роману: угасающий взгляд младшего лейтенанта. Офицер буквально был изрешечен осколками. Старший лейтенант же - получил сотрясение и только через пару недель пребывания в медицинском учреждении снова оказался способен исполнять свои служебные обязанности.
   Путь... Постоянное и неотъемлемое свойство пути - его трудность. Древние говорили: преодоление пути - есть подвиг. Но есть путь праведный и неправедный. Кто и как расплачивается за путь неправедный? Дед ли, который давно уже умер своей смертью, или внук, кончивший не своей смертью? Но есть путь, есть. У неправедного он короткий, по крайней мере, он хоть на шаг, да короче праведного.
   Он жалел младшего лейтенанта, ему было горько, что тот погиб, когда погибать вроде бы и не должен был. Он зримо представлял себе, каким был бы младший лейтенант лет через десять, наверное, как те узбеки, его знакомые, которые живут сейчас, допустим, в Ташкенте, учатся, работают, создают новые машины, выводят новые сорта пшеницы и хлопка. На месте этих глинобитных кишлаков он видел усадьбы, утопающие в садах, арыки, полные воды, которая в Афганистане испокон веков дороже золота... Он всё это видел зримо, иначе, зачем бы он писал рапорт с просьбой направить в Афганистан, зачем бы тогда командование удовлетворяло эту его просьбу? Зачем ему это мучительное сотрясение мозга, а завтра, может быть, и сама смерть? Есть путь, есть. Но в гибели младшего лейтенанта Роман видел несправедливость.
   А его путь... Почему он сошёл с праведного пути? Как он стал преступником?! Больше трёх лет минуло с того рокового дня, но Роман до сих пор не может без содрогания вспоминать это преступление...
  
  
  
  
  
   5
  
   Звуки падающих в капельнице слезинок из приоткрытой первой палаты, казалось, слышались во всём травматологическом отделении 354 ОВГ (Окружного военного госпиталя. Свердловск). Такая тишина установилась на этом этаже с прибытием группы раненых "афганцев". Больные, выздоравливающие и даже старшая медсестра Агния Трофимовна Макарена, иногда крикливая, опасались потревожить новичков, которых перевели поближе к дому из 340 ОВГ Ташкента. Это они, ничем не примечательные парни, близко видели смерть и злые глаза врагов. В их молодых и ещё недавно совершенно здоровых телах застряли осколки и пули.
   Это была уже не первая партия раненых за долгие годы войны, но каждый раз медики волновались: смогут ли создать достойные условия для выздоровления, всех ли смогут поставить на ноги.
   Столпившихся у первой палаты с трудом сдерживала медсестра:
   -Нет, нет, ну что вы целой делегацией!
   Однако видя, что оборону ей не удержать, Агния Трофимовна сдалась:
   -Только на пять минут.
   Кто на костылях, кто с аппаратом Илизарова, кто в гипсе - все заспешили в первую палату.
   -Р-р-оман Ко-королёв, ст-старший лейт-т-тенант, - приподняв голову и сильно заикаясь, произнёс сухими губами крепко сбитый парень. Его голова была перебинтована, а левая нога упакована в гипс, а в грудь впились присоски каких-то датчиков, у кровати стояла капельница.
   Говорить ему было трудно и не только из-за заикания - он тяжело перенёс перелёт на санитарном самолёте, очень устал и хотел спать.
   Руки врачей, сила молодого организма уже вырвали офицера из объятий смерти, но борьба за жизнь ещё продолжалась. Шёл пятый месяц после того ноябрьского боя, из которого его вынесли сильные руки ребят его роты, с которыми он делил последний глоток воды и последнюю коробку патронов, радость песни солдатской и тяжесть длительных переходов. Вертолёт вовремя доставил его на операционный стол госпиталя в Кабуле. Он и сейчас хранит пулю, которую у него извлекли опытные руки хирурга из головы. Потом была эвакуация в Ташкент. Снова операции на голове и на перебитых костях его голени. Пришлось заново учиться говорить и владеть своими руками и ногами. И вот перелёт на Урал. От Свердловска до родного Среднеуральска "рукой падать", Теперь матери его будет легче - не надо летать в далёкий южный город. Правда, там его часто навещали отец и сводные брат и сестра.
   Теперь Роман был несколько удивлён вниманием к его персоне, но это было и приятно. Не зря ведь говорят, что "дома и стены помогают". Совершенно незнакомые люди были готовы разделить его собственную боль.
   -На-награды? - глаза старшего лейтенанта блестели грустью и тоской. - Вер-р-рнуться бы в св-вою ро-роту - вот с-с-самая высокая на-на-награда.
   Для любого солдата навсегда остается дорогой родная рота, воспоминание о командирах. У "афганцев", видимо, это чувство развито особенно сильно. И поэтому прав был начальник отделения госпиталя, поместив в одной палате с Королёвым прапорщика Ивана Рысь. Пусть и не в одном батальоне служили, а всё же были рядом. Знал Валерий Генрихович: именно такая поддержка необходима возвращающемуся к жизни Роману.
   Прапорщика Рысь "царапнуло" в левую руку, которая почему-то стала плохо разгибаться в суставе. Сидя на кровати, скрестив "по-турецки" ноги, Иван часто возвращался к своей любимой теме:
   -Нет, Рома, мне тут задерживаться нельзя. К своим надо. Васька, брательник мой, техник, в батальоне остался. Не управиться ему без меня.
   Рысь говорил так убеждённо и проникновенно, что даже Роман, не знающий второго из близнецов со звучной фамилией, начинал верить, что, почитай, на двух братьях держится вся боевая техника мотострелкового батальона. И заменить их некем...
   Королёв в такие минуты тоже вспоминал свою роту, мечтал вновь увидеть своих "орлов", как он неизменно называл своих бойцов. И грустил больше обычного. Ел без аппетита. Думал и ждал. Ждал, когда ему, наконец, разрешат подниматься. Тогда он сможет пойти в кабинет полковника и поговорит с начальником отделения о важном для себя решении.
   В госпиталь Роман попал лишь после третьего ранения, если не считать небольшой контузии в первые дни пребывания в Афгане. Предыдущие он считал пустяковыми и умудрялся оставаться с ротой. Теперь дело было посерьёзнее. Силы возвращались к нему медленно. Часто болела и кружилась голова, ныли грудь и повреждённая нога. А ещё это заикание, которое в минуты волнения только усиливалось, не давая возможности сказать ни слова.
   Раны на ноге кровоточили через "окошечки" гипса, Роману по несколько раз в день меняли постельное бельё, и каждая смена доставляла новую боль. Однако ни единого стона от него никто не слышал.
  
  
  
  
   6
  
  
   Самые новые лекарства, препараты, тщательный уход, забота товарищей - всё это, конечно, помогало. Но особое оживление среди больных вызвало появление девушек-практиканток из Областного медицинского училища. Всякий раз, когда Надежда, Галина или Татьяна заходили в палату, чтобы поставить уколы, раздавался смех, приводивший девушек в некоторое замешательство.
   Самой стеснительной была Галя Кудря. По-детски круглое лицо её мгновенно наливалось румянцем, руки заметно подрагивали, когда она готовила шприц. Видя это, Королёв, заикаясь, но строго отчитал весельчака Сергея Позолотина за неуместные, на его взгляд, шутки с практикантками, смех прекратился, зато всё чаще стали доноситься звуки гитары. Контакт с учащимися училища укреплялся с каждым днём.
   Галина. Её большие голубые глаза, ямочки на щеках, маленькие руки привлекали всеобщее внимание. Немногословная и обходительная, в долгие разговоры она ни с кем не вступала, в училище - круглая отличница.
   Уже за первый месяц практики девушки узнали поимённо всех больных, их истории болезней. Каждый раз, выходя на дежурство, они несли яблоки, помидоры, огурцы, лимонад тем, кто ещё не мог ходить. С девушками крепко подружились "афганцы".
   С Королёвым Галина разговаривала мало. И не потому, что в палате были другие больные. Она не знала, что сказать. Молчал и старший лейтенант даже тогда, когда их взгляды встречались.
   -Слушай, Рома, - как-то утром завёл разговор прапорщик Рысь.- Раньше во сне ты требовал прикрыть, приказывал радисту вызвать "вертушки", сосредоточить огонь. А теперь имя Гали произносишь. С чего бы это?
   -Да сестрёнка у меня Галка, не видел её давно, - ответил Королёв, хотя Иван помнил, что родной сестры у него нет, а сводную зовут Зульфия, но он улыбнулся и закивал головой.
   Второй месяц практики подходил к концу. Всё чаще Романа стали видеть вместе с Галей. Опершись рукой на маленькое плечо девушки, Рома вышагивал по коридору. О том, как нелегко давались эти шаги, нетрудно было догадаться по искусанным в кровь губам. Галина улыбалась, когда шла рядом, а сердце, видать, обжигалось болью. Так и делили они пополам коридорные метры страдания.
   -А теперь я сам. Ты посмотри, сильно хромаю?
   Шаг, ещё, ещё... Каждый, кому по разным причинам пришлось заново учиться ходить, понимал, как нестерпимо больно делать эти самостоятельные шаги. А что могла чувствовать эта светловолосая девушка, которой, к счастью, не встречались такие трудности?
   Сорок пять метров по коридору. Ещё никогда Роману не казались эти метры такими бесконечно длинными.
   Когда Королёв подходил к телевизору, стоящему в конце коридора, Галя не выдержала, рванулась к нему.
   -Стой! Я сам вернусь!
   Он произнёс эти слова, как приказ. Почти так же, как после подрыва бойца своей роты, он, вскинув автомат, приказал всем остановиться, а сам первым бросился оказывать помощь истекающему кровью солдату. Опытный офицер, он понял: попали на минное поле. Но тогда больше пострадавших не было, он смог вывести всех с опасного участка. И теперь Королёв шёл по узкому коридору, словно по минному полю: неровными шагами, широко расставляя ноги.
   Галина смотрела на него и плакала. Может быть, чувствовала, что её сердце навсегда покорил этот мужественный человек. Она гордилась им. И он вернулся к ней, они обнялись, не стыдясь взглядов окружающих. Крепко прижались друг к другу.
   - Ну, пошли, мужики, покурим,- заторопился Иван Рысь, ловко подбросив непослушной рукой зажигалку, - скоро, видать, танцевать будут.
   Отдохнув немного, Королёв достал из-под салфетки на тумбочке листок бумаги, наполовину исписанный мелкими буквами, подмигнул девушке:
   -Вперёд, без с-с-страха и сом-м-мнения.
   Перед дверью с табличкой "Начальник травматологического отделения" остановился, поправил непослушный чуб, одернул по бокам куртку, встал по стойке смирно и решительно толкнул дверную створку.
   Рапорт с просьбой отправить его дослуживать в Афганистан он написал на имя Главнокомандующего Сухопутными войсками. Полковник внимательно прочитал, покивал головой:
   -Да я никогда и не сомневался в тебе, Роман. Будем ждать ответа. Но ты должен помнить, что тебя ещё должна оценить военно-врачебная комиссия. Последнее слово за ней. Но пока рано о ней говорить. Ты только-только начал ходить. Мы ещё не до конца разобрались с твоими проблемами после ранения в голову. Но, думаю, не надо вешать нос.
   Дверь приоткрылась, и вошла Галя.
   -Лечит любовь да ласка. Слыхали песню эту? - хитро улыбнулся Валерий Генрихович.- Вот она самая и тебя на ноги поставила.
   Галина вмиг покраснела, опустила голову. Никак не могла понять, что её любовь, первая и такая чистая, видна многим.
   ... Осень выдалась поздней и не по-уральски тёплой. В конце октября 88-го Роман Королёв покидал госпиталь, в котором пробыл полгода. Но повода для радости не было: его не только не отправили дослуживать в Афган, но и вообще уволили по состоянию здоровья из Вооружённых Сил. Проклятое ранение в голову отозвалось последствиями - у него начались посттравматические эпилептические припадки. Пока они были кратковременными, но кто знает, что будет дальше. Конечно, о службе в армии пришлось забыть.
   Галина, которую оставили работать в травме окружного госпиталя, с жаром доказывала ему, что это даже лучше, что он найдёт применение себе в новой мирной жизни. Но Роман сильно горевал.
  
  
  
  

Глава третья

  
  
   7
  
  
   Я родилась в Полевском, небольшом уральском городке. Моя мама воспитала и вырастила троих детей. Папа её бросил, когда она была беременна последним. Младшего брата мы воспитывали всем двором. Мама работала днём и ночью, чтобы расплачиваться за кооперативную квартиру. Мы помогали, как могли. А папе до нас дела не было, он вскоре вообще уехал в Свердловск жить к своей матери. Он у неё единственный и любимый сын, что она ему скажет? Оказалось, что это моя мама ему жизнь испортила. Я помню, как он кричал и оскорблял маму и нас, его дочерей. Мама тогда сильно плакала. Она вообще очень часто плакала, пока жила с ним.
   После его ухода наша жизнь понемногу наладилась, мы с сестрой и братом "купались" в маминой любви, её хватало на всех. По окончании школы старшая сестра уехала в Свердловск, поступила в Уральский политехнический институт (УПИ), а через три года и я переехала в этот город, поступила в Областное медучилище. Но мы часто ездили на выходные в родной город, не забывали маму и младшего братишку.
   Сестра Вера жила в студенческом общежитии, я тоже жила в общежитии, но в другой части города, так что нам редко удавалось видеться. Но на свадьбу я, конечно, приехала, как и мама моя с братишкой. На последнем курсе Вера вышла замуж за однокурсника, они сняли частную квартиру, через год у них родилась дочка. К тому времени они уже закончили с мужем институт, он работал в строительной организации. Жили они скромно, денег, конечно, не хватало, тем более что много платили за квартиру, но Вера с Виталиком не жаловались.
   Подходил к концу и мой учебный период. На практику меня с несколькими однокурсницами определили в Окружной военный госпиталь. Там я и познакомилась с Романом. Он был сильно покалечен на войне в Афганистане. Ему даже не разрешили служить больше в армии из-за последствий ранения - начались эпилептические припадки. Жуткая картина - я как-то оказалась свидетельницей такого приступа. Я, как могла, успокаивала Рому, что, мол, многие люди с такими недугами доживают до глубокой старости, а Достоевскому это не помешало писать гениальные романы.
   После выписки из госпиталя он не захотел жить с мамой в родном Среднеуральске (он однажды свозил меня, познакомил с Зоей Изотовной, она мне очень понравилась - скромная женщина, всю жизнь проработала на местной птицефабрике), а устроился на работу в Верх-Исетский завод, кажется, инженером по технике безопасности. Он не любил говорить о своей работе, а мне было неудобно его расспрашивать. Поселился он тоже, как и я, в общежитии, даже ещё в более скромных условиях: на четыре человека в комнате, мне в этом отношении было лучше - жили с подругой вдвоём. Видеться нам с ним приходилось редко, а однажды даже мы поссорились, он много тогда пил, становился очень нервным и грубым, так что не виделись несколько месяцев. Встретились случайно на концерте "Голубых беретов" во Дворце молодёжи. Он посчитал это добрым знаком, очень рад был нашей встрече, я это видела. Рассказал, как пару месяцев назад ездил в Термез, чтобы встречать выходившие из Афгана наши последние воинские части, ему удалось некоторых офицеров увидеть, с кем он начинал свою боевую службу.
   После концерта мы проехали в моё общежитие. Ани не было, она уехала проведать родителей в свой пригородный посёлок. Вообще-то, у нас строго с гостями, но Рома обманул вахтёра: вышел в 23 часа через дверь, а потом залез ко мне в комнату через окно по пожарной лестнице, а это ведь третий этаж! Я так из-за него перенервничала. Но все страхи улетучились в его жарких объятиях. Это была первая наша ночь. Как я была счастлива! Весь следующий день мы провели вместе, это было воскресение. Мы строили планы на будущее, он сделал мне предложение, я согласилась стать его женой.
   Он явно повеселел, много смеялся, рассказывал о своей жизни, даже почти не заикался при этом.
   После той чудесной ночи мы стали встречаться часто, при каждом удобном случае. Он рассказал, что его поставили на заводе в очередь на квартиру, как ветерана и инвалида афганской войны. Рома признался, что на завод устроился именно с такой мыслью - получить жильё, ведь государство предоставляло такое право "афганцам".
   В конце лета у меня умерла бабушка, папина мама. В октябре моя сестра Вера с мужем и дочерью переехали в её двухкомнатную квартиру, а примерно через неделю и я уступила настойчивым просьбам сестры, приехала к ним жить. Буквально в первый же день я поняла, что это за жилище.
   В большой комнате жил мой папа, а мы вчетвером заселились в маленькую. В нашей жизни начался кошмар, который я до сих пор вспоминаю с содроганием.
   Сколько себя помню, папа всегда пил. Алкоголик со стажем. А сейчас выяснилось, что три года назад он привёл немолодую женщину, которую её брат выгнал из дома за пьянки. Позже мы узнали, что она лишена родительских прав на троих своих детей. Старшему сыну тогда, как и мне, было 18 лет.
   После смерти бабушки от соседей я узнала, что папа со своей сожительницей постоянно её били. Бабушка пряталась у соседей, а они бегали по подъезду и искали её. Могли вытащить у неё из сумки кошелёк и забрать все деньги, бабушка даже сказать ничего не успевала.
   Я поначалу не верила, хотя, когда я была маленькая, он мог мою старшую сестру просто взять за волосы и ударить головой о стену, правда, меня не бил.
  
  
  
  
   8
  
  
   Когда мы стали жить под одной крышей, я поняла, что наша квартира - проходной двор. Моя сестра Вера просто боялась жить в таких условиях, её Виталик часто уезжал в служебные командировки, поэтому она и попросила меня поселиться с ними. Все бичи, алкоголики и уголовники - папины гости. Никто из них не работал. На что пили, не знаю. Все эти персонажи могли жить у нас неделями. Они наведывались к нам не для того, чтобы погреться или помыться. Нет, они заявлялись пить с папой и его подругой. Иногда приходили пары, чтобы уединиться.
   Они воровали из нашего холодильника еду. Много раз я подходила к ним и говорила, что если что-то надо, подойдите и попросите, я всегда найду продукты, чтобы поделиться. Но нет, для них всё было в порядке вещей. Если Вера утром варила мужу суп и уходила на работу, то вечером супа уже не было. Сколько раз мы их ловили, когда они шарили по нашим кастрюлям и сковородкам! Причём могли жрать даже руками. Если я варила племяннице на завтрак кашу, могли и её съесть. И даже не задумывались, что мне ребёнка накормить нечем. А если спросишь, кто это сделал, - ни один не признается, будут валить друг на друга. Даже одежду у нас воровали!
   В туалет зайти было невозможно, потому что понятно, как справляют нужду пьяные люди. Только вымоешь - снова лужа. И как в такой туалет было водить ребёнка?
   Бывало, когда Виталий уезжал в командировку, нам с Верой приходилось среди ночи отстаивать свою комнату с трубой от батареи в руках. И уголовники среди "гостей" были, всех и не запомнишь. Я до сих пор боюсь оставаться одна дома. Племянница после всего этого нервная стала, ребёнку всего четыре года, а она уже чего только не видела.
   Выгнать этих бичей не представлялось возможным. С нашей милицией мы за три-четыре месяца успели подружиться, но что она могла сделать? Алкашей разгонят, папу с сожительницей заберут на пару суток, а потом всё по новой. Пить эти люди не бросят никогда, это вся их жизнь, от которой они испытывают огромный кайф.
   Виталик пытался несколько раз навести порядок в квартире, но его никто не слушал, и, похоже, он побаивался с ними связываться.
   Своему Роману я долго не хотела говорить о наших домашних проблемах, мне было очень стыдно. Он много времени тогда уделял работе с воинами-"афганцами" в военно-патриотическом клубе "Красная Звезда". То одному искалеченному парню помогают, то другому. Проблем много приходилось решать. Помню, он даже письмо написал в газету, очень гордился этой статьёй.
   А однажды, это было в начале февраля, он обратил внимание на мой измученный и утомлённый вид - очередная была бессонная ночь - мы с Верой отстаивали свою комнату от пьяной компании. Я разревелась и всё ему рассказала. Роман страшно рассердился, его даже начало трясти, хотел прямо сейчас идти ко мне домой, еле уговорила его успокоиться.
   Но на следующий вечер он привёл с собой кучу друзей-"афганцев". Что тут началось! Всех, кто был в комнате у папы, - нет, не били, просто брали за шкирку и выбрасывали на улицу. Отцовскую сожительницу притащили на кухню, где заставили не один раз всё перемыть, попутно объясняя, кто она такая.
   Рома поговорил с моим отцом в комнате, потом сказал ему:
   -Или ложись, проспись или иди, помогай своей подруге.
   Папа выбрал первое. Только Роман вышел, отец выпрыгнул с балкона (у нас первый этаж). Его догнали. Ударили несколько раз, когда он имел наглость заявить, что содержит младшую дочь, меня то есть. Кто-то из соседей вызвал милицию. Приехавшему молодому сержанту, оказавшемуся к тому же "афганцем", Роман рассказал всё как есть. Тот позвонил в отделение, сказал, что всё нормально, и уехал. А как папа радовался, что милиция его защищать приехала!
   Короче, Рома стал жить в комнате с папой и его сожительницей. Мог разбудить их среди ночи и заставить всё мыть и убирать. Выкинул из комнаты весь хлам, очистил балкон, а затем выгнал папину сожительницу после того, как она всё отмыла.
   Папу никто не выгонял. Он ушёл сам. Через неделю приходил, говорил, что прячется от милиции, мол, его разыскивают за алименты. Потом несколько раз звонил, всегда пьяный, просил в долг "червонец". Спрашивал, когда съедет этот "бешеный", то есть Рома.
   В квартире мы провели генеральную уборку, в большую комнату перебралась Вера со своей семьёй. А мы с Ромой заняли маленькую комнату. Это были две недели нашей счастливой жизни. Конечно, об отце я не забыла. Мы с Ромой решили, что если он вернётся, то мы за ширмой поставим ему кровать, будем кормить-поить, но больше никаких его "гостей". Почему мы должны терпеть всех окрестных бомжей и содержать их?
   Думаю, что нет ни одного порядочного бомжа, по крайней мере, я таких ещё не встречала. Человек, если захочет, всегда найдёт себе работу. Даже если паспорта нет, можно пойти на стройку или на склад овощи перебирать - там с документами не строго. Мне таких людей не жалко.
   Есть много по-настоящему несчастных людей, например, тех же "афганцев"-инвалидов, которым и помогал Роман и его друзья по клубу интернационалистов. Вот они и нуждаются в нашей помощи и внимании.
   А мы с Ромой могли стать счастливой семьёй. Могли. Но... Всё сложилось иначе...
  
  
  
  
  

9

  
  

Силы зла... Отступление второе

  
   В течение долгих тысячелетий людям внушалось, что Земля - это единственная планета, на которой есть жизнь. Из "Живой Этики" мы узнаём, что весь Космос наполнен жизнью.
   Люцифер хотел не только задержать и пресечь эволюцию сознания людей, но и добивался огрубления и вырождения его. Для этого нужно было вывести мужчину из-под влияния женщины, которая передавала ему свою мягкость, сострадание, любовь, сердечность, справедливость. Все эти качества мешали планетам Сатаны. Он боялся духовной силы женщины. Чтобы лишить её этой силы, он унизил женщину и поставил её в зависимое положение, этим он нарушил Великий Космический Закон - равновесия двух начал - мужского и женского. Так вся Кали Юга прошла под знаком преобладания мужского начала, и это породило неуравновешенность и разрушение. Страшное падение нравственности, болезни, вырождение народов, все творимые сейчас ужасы и преступления есть результат нарушения Люцифером Закона Равновесия Двух Начал.
   И мы бы давно погибли, если бы Великое Белое Братство не оказывало постоянное сопротивление Люциферу. Предательство Люцифера дало миру Христа. Он пришёл, чтобы парализовать зло, причинённое Земле, вывести её в общее русло жизни Космоса. Великая жертва была решена в Высших сферах Иерархии. Только в добровольной жертве хранилась та великая сокровенная мощь, которая не только могла противостоять тьме, но и охранить Землю от гибели. Жертвой Христа был нанесён мощный удар силам тьмы и была поколеблена твердыня зла в её основании, но всё же не опрокинута - и Люцифер ещё силён. Он имеет много помощников. Силы тьмы образуют "чёрную ложу".
   Центрами главных "тёмных" сил являются крупные города. Но основная масса сил тьмы обитает в невидимом Тонком мире. Они видят нашу ауру, читают наши мысли и воздействуют на наше мышление. Они усиливают наши худшие качества: нетерпимость и осуждение, зависть и предательство, раздражительность и злобность, лживость и сомнение, гордость и обидчивость, эгоизм и самоуверенность. Эти качества тёмные используют, как любимые струны, на которых легко играть в душе незащищённого человека. Ещё они любят страх во всех его видах и всячески разжигают в людях это чувство.
   Хотя "сеть тьмы и плетётся искусными руками", но мы, развивая силу нашего Духа, этой силой можем защитить и себя и других.
   В "Живой Этике" говорится: "Чёрное братство распространяет учение всех позорных свойств. Никто из Учителей не завещал человечеству самость и корысть - не от Света родились эти ехидны. Силы разложения очень подвижны - они являют отупление ко всему прекрасному".
   И действительно, это ярко проявляется в нашей так называемой массовой культуре, которая пропагандирует насилие, порнографию и вообще всё низменное, особенно влияя на молодёжь.
   "Живая Этика" указывает, что линия раздела между Светом и Тьмой не проходит по государственной границе, по разную сторону от неё оказываются не только люди, живущие в одной стране, но даже члены одной семьи. Но самое драматичное в том, что часто эта граница проходит внутри нас самих.
   Что же нам делать, в чём наша задача? Прежде всего, нужно защитить себя и принять в сознание факт существования "тёмных" сил. Это раскроет чувство самосохранения, которое подскажет, как быть настороже. Мы должны постараться найти свои недостатки и всячески избавляться от них. Таким путём будет сделан выбор между Светом и Тьмою. Середины нет. "Живая Этика" говорит нам, что именно так мы можем победить тёмных на пороге Новой Эпохи.
   В тонком мире идёт завершающая битва между Светом и Тьмой, названная в "Живой Этике" Армагеддон. Исход её решит судьбу нашей планеты.
   Вот что написано об этом у Елены Рерих: "Армагеддон есть символ последней решающей битвы между Светом и Тьмою. Битва Михаила Архангела с Драконом тьмы. Но не следует полагать, что она может быть закончена скоро. Битва будет продолжаться на протяжении многих лет... С каждым годом воздействие Сил Света будет усиливаться... Истинно грядущее время явит величайшее испытание всему человечеству"...
  
  
  

Глава четвёртая

  

10

  
   "Я почувствовал, что наступает смерть, и в следующий момент мой дух, моё сознание как бы отделилось от тела и под неприятный шум с огромной скоростью понеслось сквозь тёмное, замкнутое пространство навстречу яркому свету..."
   Ух-ты, как интересно это написано. Нечто подобное и я ведь испытал, когда был ранен в ногу, а затем и в голову. Как эта книга вообще попала в библиотеку? Да, видать большие перемены наступили в стране, пока я тут сижу четвёртый год. Могу судить по газетам, которые нам разрешают читать или вот по таким книгам. Кто автор-то? Раймонд Моуди. Видать, из зарубежных. И название-то провокационное - "Жизнь после смерти". Помню, что нас учили иначе, мол, нет никакой иной жизни, кроме земной. Выросли мы такими вот - не верующими и не признающими "ни бога - ни чёрта". Неужели это правда в книге написана?! Но я ведь и сам испытал такой полёт и последующее возвращение.
   Роман покачал головой в знак согласия с самим собой и вновь углубился в чтение. Он увлёкся книгами, перечитал их за три года сотни, навёрстывал то, что пропустил в "той жизни" - так он именовал дотюремный период. А с другой стороны, что ему ещё оставалось делать в этой одиночной камере с одним небольшим зарешетчатым окошком. Теперь он хорошо понимал это выражение - "небо в клеточку". Книги выручали, иначе он давно бы сошёл с ума. Но прежде больше попадались приключения и путешествия, исторические книги, а тут такая новинка.
   "Когда я умер, моё сознание вытекло из моего тела и зависло под потолком реанимационной палаты. Я наблюдал, как врачи пытаются реанимировать мой труп, слышал, как они спорят при этом: есть ли смысл далее продолжать работу. Затем я почувствовал, что внизу, в вестибюле больницы, сидит моя сестра и плачет по поводу моей кончины. Своим сознанием я устремился к ней сквозь железобетонные стены, не ощущая никакого сопротивления. Мне было в таком состоянии неописуемо хорошо и не хотелось возвращаться к бывшей земной жизни, и тогда какая-то сила вернула меня в физическое тело..."
   Время летело незаметно. Роман, что называется, "запоем" читал удивительную книгу. Примерно такими рассказами людей, побывавших в состоянии клинической смерти, была наполнена книга врача-психиатра, доктора философии Раймонда Моуди. Составлена она, как понял Роман, на основе рассказов 150 опрошенных автором человек. Все они либо были возвращены к жизни после констатации их смерти, либо оказывались на грани смерти в результате несчастного случая или болезни.
   Конечно, подобные исследования лишь в небольшой мере могут служить доказательством существования "загробной жизни", но Роман с жадностью "утопающего" схватился за эту соломинку: в этой жизни он потерпел крах, так может быть в "той" будет более счастлив...
   Ему не хотелось по привычке отметать, как нечто антинаучное, хотя бы только за то, что они противоречили его прежним материалистическим представлениям о жизни. Скорей наоборот: куда приятней размышлять о возможности продолжения своего существования, чем предаваться мрачным думам о неизбежном уходе в небытие.
   Роман не был специалистом в данной области и поэтому сразу позволил себе вольность в таких размышлениях. Но ему казалось, что любой достаточно рассудительный человек не возьмётся начисто отрицать теорию возможности существования разума вне физического тела, если даже эта теория глубоко не соответствовала его прежнему внутреннему убеждению.
   Если даже размышления о "той жизни" не больше, чем красивая сказка, то и они всё равно имеют право на существование. Человечеству нельзя жить без сказки, нельзя без легенды о бессмертии. Иначе жизнь превратится в тяжёлое бремя ожидания мрачной безысходности смерти, а в положении Романа это было тяжелее вдвойне.
   Королёв хотел даже отказаться от запланированной прогулки, но потом всё же отложил поразившую его книгу и вышел в зарешетчатый тюремный дворик. Яркое летнее солнце припекало, было душно. Он с тоской смотрел на проплывающие по небу облака - они свободны и вольны лететь, куда им вздумается. Впрочем, они подчинены воли ветра, значит, тоже зависимы. Но кто-то из людей может сейчас поехать на пляж, купаться и загорать, встречаться с друзьями и любить, жить "на полную катушку". Они могут, а он... Нет, он не может.
   После прогулки Роман вновь углубился в чтение. Он был уже уверен, что в природе космоса может существовать множество форм, если можно так выразиться - "бестелесной" жизни, что его физическое тело служит лишь временным "рассадником" для формирования и вызревания его разума. А затем созревший и высвобождённый из умершего тела разум в виде сгустка энергии сможет принять другую форму жизни. Конечно, это была только гипотеза, навязчиво поселившаяся в его голове. Но с того дня он постоянно возвращался к ней. Хотелось бы послушать мнение компетентных людей, но где их взять в этой тюрьме?
   Формула "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда или потому, что я в это не верю" была для Романа несостоятельна, тем более применительно к открывшимся для него явлениям, объяснение которым современная наука не давала. Да, слишком мало все мы знаем о самом человеке - убеждался Роман - и с расширением и углублением этих знаний о человеке только ещё больше осознаём недостаток этих знаний. Вероятно, сократовское "Я знаю только то, что ничего не знаю" - вечно.
   А вот что касалось "высшего разума", то лично Роману было приятно думать, что есть продолжение лучших свойств человечества хотя бы в виде бестелесных форм.
  
  
  
  
  
  
   11
  
  
   Он теперь часто думал о смерти. О своей. И о смерти тех, с кем довелось служить вместе в Афганистане. Самое определённое в жизни - смерть, гласит латинское изречение, и самое неопределённое - её час. Именно в силу неопределённости часа смерти я должен, считал Роман, быть готовым к ней всегда. В юности смерть, конечно, воспринималась им как нечто, что может случиться только с другими, но не с ним. В Афгане такая его уверенность сильно поколебалась.
   На войне смерть не останавливала свой выбор в зависимости от воинского звания. Она подчинялась каким-то дьявольским законам, недоступным человеческому пониманию. И только иногда заранее обнаруживалась странными приметами. Лежит в тенёчке молодой солдат его роты, а на лице его - глубокая, старческая морщина. И пот бежит ручьём по этому искусственному "овражку". Почему-то Роман (о потом выясняется, что и некоторые другие) знает, что не жилец солдат на этом свете. Но никто словом не обмолвится. И точно: на следующий день солдата убивают.
   В другой раз ни с того, ни с сего обрывается медаль "За отвагу" с околышка. Новенькая медаль. Через два дня пуля попадает прямо в сердце офицера.
   К началу осени 87-го в роте старшего лейтенанта Королёва осталось около пятидесяти человек личного состава. Роман этот апогей жертвоприношений войне пережил чудом, чтобы быть тяжело раненым в ноябре того же года.
   Произошло это в Чарикарской долине - удивительно благодатном месте, где вдоволь воды, где разводят сады и виноградники. Эту-то долину и облюбовал крупный отряд мятежников. Спускаясь с гор, они осуществляли внезапные и опустошительные набеги на кишлаки, уводили с собой заложников. Подразделения афганской армии несколько раз устраивали засады, но душманы уходили, словно вода сквозь песок. Тогда на помощь пришла воинская часть, в которой и служил старший лейтенант Королёв.
   На рассвете мотострелки на нескольких вертолётах вылетели в район наиболее активных действий. План был таков: выдвинуться на гору Сургуант, которая господствовала над местностью; овладев ею, сковать действия отряда, выявить основные места его дислокации. Королёву ставилась задача обеспечить безопасность корректировщику огня, а затем продвигаться со своей ротой по согласованному маршруту.
   Высадка прошла спокойно. Но едва мотострелки поднялись вверх по склону, как раздались выстрелы. Тут Роман подал команду, к которой за год войны успел привыкнуть:
   -Рота - в укрытие, корректировщик - вперёд!
   Вперёд - значит под пули, чтобы визуально определить, откуда стреляют, а потом выдать координаты для ведения огня. Туда, навстречу неизвестности, и стал пробираться прикомандированный к его роте лейтенант Пиастопула с радистом. Вдоль террасы они продвинулись до площадки, засыпанной камнями. Залегли за валуном. Лейтенант стал осматривать горный склон, поросший кустарником. За Глебом, в свою очередь, напряжённо следил Королёв, он понимал, что от точной работы этого лейтенанта сейчас зависело много.
   Пиастопула сумел выдать точные данные. И через полчаса огневые точки душманов удалось подавить. Рота Королёва вновь двинулась к вершине. Теперь корректировщик и радист следовали в её боевых порядках.
   Остаток дня прошёл относительно спокойно: мотострелки оборудовали ячейки для стрельбы, натаскивали валуны, присматривали места для ночлега. Но спать в ту ночь им не пришлось. С наступлением темноты отряд повёл атаку с трёх сторон. Для корректировки огня лейтенанту пришлось выйти за рубеж своей обороны. Противник бил из всех видов оружия, какое только смог поднять в горы. Наибольшую опасность представляли крупнокалиберный пулемёт и безоткатное орудие на склоне горы Ришака. С пулемётом наши артиллеристы справились довольно быстро, а вот безоткатка долго оставалась неуязвимой. У мотострелков появились раненые, а она не умолкала. Роман почувствовал тупой удар - и левую ногу обожгло ниже колена. Перевязал себя сам.
   Между тем, ободрённые успехом, "духи" пошли в открытую. Грохот стрельбы сливался с их воплями и заклинаниями. Теперь Королёву приходилось прикрывать корректировщиков и самому отбиваться, а силы быстро покидали его - сильное кровотечение из раны перебитой ноги продолжалось.
   Когда кончились патроны, мятежники находились в пятнадцати метрах от командира роты. Оставалось одно - вызвать огонь на себя и укрыться за выступом скалы. Королёв передал лейтенанту приказ. Он сильно высунулся из укрытия, и тут чудовищный удар в голову опрокинул офицера. Тьма мгновенно поглотила его...
   В Кабульский госпиталь Королёва доставили на санитарном вертолёте. Начался новый период его жизни...
  
  
  
  
  
   12
  
  
   Это было в один из последних дней февраля 90-го. День не заладился с самого утра. Сначала повздорил с товарищем по работе, а после обеда разговорился с одним из "афганцев", который тоже ждал выделения квартиры на заводе. Юрий с горестью сообщил, что за три года его очередь совсем не продвинулась. Роман решил тоже узнать, как его шансы на получение жилья, тем более что пошёл второй год, как ему сказали о постановке на выделение квартиры. К тому же он был отнесён к категории инвалидов войны, а. значит, должен получить жильё вне очереди.
   Замдиректора завода по быту, сославшись на большую занятость, не хотел принять посетителя, но Роман всё же прорвался через "кордон" из секретарши.
   Иван Сергеевич Сладкомёдов, сладко улыбаясь, вышел из-за стола и пожал руку взъерошенному посетителю. Всем своим видом чиновник излучал благодушие и довольство жизнью: круглая лоснящаяся голова с толстыми красными щёчками, круглый большой животик, круглые пальцы-сардельки на пухлых и мягких ладонях, да и весь он был какой-то круглый и благополучный.
   Роман не стал выслушивать его восторженных слов по поводу визита "дорогого воина-интернационалиста", а попросил показать списки, в которых записана его очередь или внеочередь на получение квартиры.
   Иван Сергеевич начал бормотать что-то о большом количестве таких внеочередников, мол, приходится постоянно вносить коррективы. В итоге выяснилось, что он "забыл" внести Романа Королёва в такой список. Время было потеряно напрасно - целый год! Считая, что разговор окончен, Сладкомёдов протянул руку для пожатия и, сладко улыбаясь, решил пошутить на прощание:
   -Не горюй, солдат. Какие твои годы, учись терпению. Вон у нас ещё ветераны Великой Отечественной ждут очередь на квартиру, терпят десятилетиями, вот с кого ты должен брать пример. А в очередь я тебя сейчас же внесу.
   Мир сузился, Роман не видел ничего, кроме этой улыбающейся и ненавистной красной рожи. И он ударил Сладкомёдова. Тот неожиданно заверещал тонким голосом, оттолкнул Королёва и выбежал из кабинета, не переставая кричать.
   Роман вышел вслед за ним, бросил взгляд на побледневшую секретаршу и покинул управление завода. Он понимал, что добром эта пощёчина для него не кончится. Куда убежал этот перетрусивший человечек, Роману было всё равно. Обида и отчаяние клокотали в его душе. Он мечтал, что скоро у них с Галей будет свой "угол", они официально оформят свои отношения. И вот всё рухнуло.
   Весь остаток рабочего времени Королёв ждал, что за ним придёт милиционер, но всё было спокойно.
   На выходе через проходную он столкнулся с "товарищем по несчастью", рассказал Юре о своем походе к Сладкомёдову. Парень ахнул, но признался, что и он хотел врезать "от души" этому "колобку". Но побоялся. А вот Роман не струсил. Они шли вместе, рассказывая друг другу о своих проблемах, заметили кафе, решили зайти "на минутку".
   ... Поздним вечером, залив водкой свои беды-печали, приятели обнялись на прощание, и пошли каждый своей дорогой. Роман продумывал слова в оправдания, когда увидит обиженные глаза Галки - обещал ведь ей, что с выпивкой покончено.
   Он не сразу обратил внимания на две ссутулившиеся фигуры у входа в подъезд. При его приближении они оживились. Сильный удар бородатого типа в лицо едва не опрокинул Романа, но он устоял и тут же нанёс ответный удар, сбив с ног нападавшего. В руке второго мужчины блеснул клинок, но тренированное тело само ушло от ножа, а руки нанесли молниеносные удары, выбив оружие, и свалив бандита, надолго отключившегося после треска ломаемой челюсти.
   Роман почувствовал "жажду крови", он поднял со снега финку и помчался за убегающим бородатым мужиком. Ему вдруг показалось, что это душман уходит от возмездия, этого нельзя было допустить. В прыжке Королёв свалил "душмана" и нанёс удар ножом в грудь, но тот с неожиданным проворством вскочил и бросился бежать, громко зовя на помощь. Роман уже ничего не хотел знать, размазывая по разбитому лицу кровь, он настиг жертву и стал наносить ему удары один за другим, пока какие-то мужские руки не оторвали от мёртвого тела, не скрутили его и не связали.
   Последнее, что он помнит - это заплаканные глаза Галины у его поверженного противника, она громко рыдает и по-бабьи причитает над своим мёртвым отцом.
   "Так это был её отец, - как-то отрешённо подумал Роман, - то-то мне показалось его лицо знакомым".
   Его погрузили в милицейскую машину, а убитого увезла другая машина.
   Следствие провели быстро, "по горячим" следам. Впрочем, Роман ничего не отрицал, признал свою вину. Он сам себя больше осудил, чем любой прокурор. Он убил отца своей невесты. Что может быть страшнее! А то, что хотели убить его, Роман совершенно не брал во внимание.
   В первых числах мая состоялся скорый суд. В зале тихо плакала его мама, а Галина смотрела на него глазами, полными слёз. Роман понимал, что простить такое нельзя, он не смел просить прощение у девушки. С того трагического вечера они ни разу не виделись.
   Очень удивился Королёв, когда в качестве свидетеля увидел Сладкомёдова, который требовал самого высшего и справедливого наказания к этому "бандиту". Выяснилось, что Иван Сергеевич живёт неподалёку от места убийства и "случайно" оказался очевидцем трагедии. Другим свидетелем выступал крепкий мужчина с наложенной шиной на нижнюю челюсть, так что ему приходилось невнятно говорить сквозь сомкнутые зубы. Но главное он смог донести: этот подсудимый напал на них с товарищем, когда они мирно стояли у подъезда.
   Прозвучал приговор суда. И вот он в своей одиночной камере. По приговору суда ему предстояло первые пять лет провести в тюрьме с последующим отбыванием наказания в колонии строгого режима.
  
  
  
  
  

Глава пятая

13

  
   Когда Роману объявили, что его вызывают на свидание, он очень удивился: кто бы это мог быть? Мама была у него совсем недавно, вряд ли ей снова разрешили повидаться с сыном - нечего баловать. За три года заключения кроме матери к нему смогли "прорваться" ещё несколько друзей-"афганцев". Неужели Галина? Сердце его тревожно забилось.
   Но это был какой-то офицер, подполковник медицинской службы. Невский Александр. Так он отрекомендовался.
   -А ведь мы с тобой встречались раньше. И даже не однократно. Вспомни - клуб воинов-интернационалистов "Красная Звезда" в Верх-Исетском районе.
   Александр приветливо улыбнулся, словно предлагая вспомнить его именно таким.
   -Да, я вас вспомнил. Точно, встречались на совместных делах "афганцев" района. А я вот теперь здесь "отдыхаю".
   -Вижу, как ты отдыхаешь. А я даже и не знал, что с тобой такая беда стряслась. Ты как-то исчез внезапно, все думали, что уехал по своим делам, а потом и закрутились сами. А я пару месяцев назад услышал о тебе на телемарафоне, там один подполковник о твоей судьбе рассказал. И вот я здесь.
   -И что вам вот так просто разрешили повидаться с убийцей, отбывающим наказание?
   -Всё не так просто. Да и я не "ком с горы". Как-никак, а с апреля 90-го я избран депутатом Областного совета от Верх-Исетского района, кстати, из более 350 человек в совете я оказался единственным "афганцем", так что представляю интересы всех наших интернационалистов области. Тяжело, конечно. Но в данном случае "и один в поле воин". Узнал, что группа наших депутатов будет объезжать ряд колоний и тюрем, вот я и попросил меня тоже включить. Занимаюсь конкретно осужденными "афганцами". Не хвалюсь, но некоторым удалось помочь. А сюда я приехал исключительно ради тебя.
   -Что я должен сделать?
   -Рассказать о том февральском дне.
   -Но всё ведь написано в моём "Деле".
   -Читал я твоё дело, но там же всё "шито белыми нитками". Я хочу услышать от тебя версию убийства.
   -Хорошо, если интересно, слушайте.
   -Я с твоего разрешения запишу весь рассказ на диктофон. Можно?
   -Валяйте.
   Трудно сказать почему, но Роман доверился этому офицеру. Может потому, что это был свой "брат" - "афганец".
   Сначала фразы были короткие, вымученные, вновь стал заикаться, хотя считал, что уже избавился от этого дефекта. Но постепенно успокоился, речь стала плавной и складной. Незаметно для себя Роман не остановился на том роковом дне 26 февраля, а рассказал и о службе в Афганистане, о лечении, о знакомстве с Галиной и об её отце.
   Александр не перебивал, только изредка задавал уточняющие вопросы. Попросил лишь прерваться, когда переворачивал или менял кассету в диктофоне.
   Полтора часа пролетели не заметно. Роман почувствовал огромное облегчение, словно камень свалился с его плеч. Нечто подобное он испытал, когда отправил письмо подполковнику Ковниру примерно три месяца назад. Нет, он не верил, что ему кто-то сможет помочь. Он давно поставил на себе крест. Но он хотел, чтобы Галина узнала всю правду, чтобы не проклинала его. Он даже не надеялся на её прощение, но хотел понимания.
   - К сожалению, Рома, мне пора. Я ведь не один приехал, скоро мы должны ехать дальше. Какие у тебя есть просьбы, жалобы?
   - Какие у меня могут жалобы? Произошедшего не изменить, и я могу жаловаться только на самого себя.
   -Но почему ты не рассказал всей этой правды следователю? Ведь ты первый подвергся нападению, тебя самого хотели убить, ты защищался. Я не очень разбираюсь в юриспруденции, но, по-моему, речь должна идти о превышении пределов необходимой обороны и об убийстве в состоянии сильного душевного волнения, но не как об умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами. И твою статью 102 следует заменить на 104 или 105. И потом с этими свидетелями убийства не всё чисто. Сдаётся мне, что этот Сладкомёдов сыграл здесь не последнюю роль.
   - Мне бы никто не поверил, я был в подпитии, и потом именно меня скрутили прохожие, пока я наносил десяток ударов ножом в отца Галины. Нет, со мной кончено. Мне отсюда не выйти никогда, я это чувствую. Но я хочу, чтобы вы встретились с Галей и рассказали ей правду. Сделаете?
   - Сделаю. Галина сама послушает твой рассказ на диктофоне. Возможно, она захочет встретиться с тобой. Не отказывайся от свидания.
   - Хорошо. Есть у меня ещё одно желание, правда, оно адресуется не вам. Даже не знаю, кому его передать.
   -Так скажи, я передам.
   Роман неожиданно горько улыбнулся:
   -Боюсь, с ним у вас нет связи. Я хотел бы умереть во сне...
   -Не надо так шутить, Роман. Тебе надо держаться. Я уверен, твоё дело можно будет пересмотреть, твой срок заключения будет сокращён, а там, как знать, может, и под амнистию попадёшь. Но это скорее мои надежды, а не обещания. Сам знаешь, я не специалист в этих вопросах. Но почему всё-таки такое желание - во сне?
   - Спасибо вам за всё. Но я не обольщаюсь амнистией. А во сне я вижу Галину. Почти каждую ночь. Вновь и вновь мы с ней вместе. И она улыбается мне и между нами не стоит её убитый отец. А если я умру во сне, то навсегда останусь с ней.
   -Всё понятно. Мне надо идти. Пока, Роман. Надеюсь, мы с тобой ещё увидимся.
   Вошёл сержант, Роман кивнул на прощание и, заложив руки за спину, вышел вслед за охранником.
   Невский вышел через открывшуюся металлическую дверь.
  
  
  
  
   14
  
  
   Об этой своей тайне даже подполковнику Невскому Роман не решился рассказать. Впрочем, он уже подумывал об этом, но Александр вынужден был идти.
   "Ладно, это даже лучше, что не рассказал. Ещё решит, что я окончательно "спятил" в этой камере", - Роман переступил порог и услышал звук закрывающейся железной двери.
   Всё началось примерно год назад. Сначала это было связано с его участившимися эпилептическими припадками. Они могли начаться в камере или во время прогулки, его отправляли в медчасть на день-другой, потом вновь возвращали в камеру.
   После каждого такого приступа Роман засыпал, а во сне он встречался с Галей. Это было так реально и ощутимо, словно в обычной жизни. Он даже стал радоваться очередному припадку и ждал его с нетерпением. Но скоро руководство тюрьмы решило о нём побеспокоиться, его положили на лечение. Почти месяц он получал всякие лекарства, его лечили даже электрическим током. И приступы стали очень редкими и краткими.
   Роман горевал по этому поводу. Но он не оставил желания вновь видеть Галину во сне. Он даже "заказывал" себе такой сон. Бесполезно. Он или не видел её, а если и видел, то не помнил позже сновидения.
   Однажды Королёв лежал на кровати и смотрел на глухую стену камеры. Тут он вообразил, что перед ним закрытая дверь на фоне этой стены. Роман стал зрительно представлять, как дверь медленно открывается, а он проходит через неё. И тут случилось невероятное: после того, как он спроецировал своё сознание через дверь, обнаружил себя внезапно лишённым собственного тела. Чувство чрезвычайной лёгкости и свободы управляло его движениями. Пейзаж, лежащий перед ним, был полон красок и реальности, был вне сравнений с земными пейзажами, и он был наполнен фигурами, имеющими сходство с человеческими, с которыми он мог общаться.
   Роман был потрясен увиденным. Он даже опешил от изумления. Вспышка, и вновь он увидел себя в камере.
   Теперь эти опыты стали ежедневными, но долго ничего не получалось. Трудно было удерживать в воображении эту несуществующую дверь. И тогда Роман решил её нарисовать. Легко сказать, но чем. Ему посчастливилось - на прогулке он нашёл на земле кусочек мела.
   Тем же вечером он старательно нарисовал на стене небольшую дверь, достаточную, чтобы он смог бы через неё выйти. Новая попытка, и у него получилось! Опять он попал в сказочный сад. Роман видел счастливых людей, слышал голоса чудесных птиц, любовался невиданными животными.
   Но ему чего-то или кого-то не хватало. Ну, конечно! Здесь не было Гали. Раз за разом он искал свою возлюбленную, очень хотел её увидеть.
   Однажды перед выходом в воображаемую дверь Роман положил руки на затылок, скрестил ноги и страстно пожелал свидания с девушкой. Усилие мысли, и - увидел её.
   Это было счастье. Они опять были вместе. И они радовались общению друг с другом. Отныне они могли часами путешествовать по этому сказочному миру.
   С того времени Королёв стал навещать Галю часто, как только мог. И она иногда первая приходила к нему. Но чаще всё же он "заявлялся" к ней на дом. Была отработана целая процедура таких "путешествий". Парень ложился перед нарисованной дверью, как правило, в то время, когда по его расчётам, Галина уже спит.
   Роман принимал расслабленную позу и концентрировал внимание на этом путешествии, а затем представлял выполнение своей миссии от начала до конца. Он выходил через нарисованную дверь из камеры и устремлялся в направлении дома Гали. Для него уже не имело значения, как далеко находится дом любимого человека и надо ли пересекать реки и леса, поля и овраги. Важно только, что должен прошагать в воображении заданное количество шагов (он для себя определил в сорок: сложил дату своего и её дня рождения). Он теперь отсчитывал эти сорок шагов и зрительно представлял себя стоящим на пороге этого дома. Затем он обязательно стучался в дверь, чтобы приглашённым войти внутрь и встретить там Галину. Сила воображения должна здесь быть особенно сильна. Отчётливо представив, что доставил приглашение на встречу, он затем удалялся. Не забыв отсчитать то же количество шагов, Роман переносился в "райский сад", где тут же появлялась его любимая.
   Отработанная процедура была несколько громоздка, но она никогда не подводила.
   Теперь это стало основной заботой Романа - сможет ли он в очередной раз навестить Галю и пригласить на "свидание", а потом провести вместе несколько восхитительных часов. Конечно, такой образ "жизни" сильно изматывал - Роман совершенно не высыпался, всё чаще ощущал боль в сердце, но это его не беспокоило, точнее, старался не обращать внимания.
   Смерть его не страшила. Теперь он много думал о ней. И сам хотел её прихода. Ведь она принесёт ему освобождение...
  
  
  
  
   15
  
  
  
   Подполковник Ковнир не оставил своей идеи - добиться решения Президента об амнистии для "афганцев", совершивших преступления. Поиск единомышленников привёл его в конце лета в Областной совет, где он и познакомился с депутатом Невским. Они быстро нашли понимание, тем более оказалось, что Александр знал Романа Королёва до его заключения в тюрьму, даже встречался с ним несколько месяцев назад.
   Подполковник Невский сдержал своё обещание Роману - встретился с Галиной Кудря в Окружном госпитале, где она работала. Девушка взяла копии кассет с записанным разговором в тюрьме. Уже на следующий день она позвонила Невскому, и они встретились в Историческом сквере Екатеринбурга на лавочке. Весна окончательно вступила в свои права, снег практически везде растаял, солнышко хорошо пригревало. Они проговорили около двух часов, точнее, в основном говорила Галя, а Александр, молча, слушал её "исповедь".
   Девушка рассказала всё о своей ещё недолгой, но уже вкусившей "фунт лиха", жизни. Подробно остановилась на периоде лечения Романа в госпитале и об их последующих встречах.
   Не могла она обойти молчанием и тот трагический февральский вечер. Слёзы увлажнили её глаза, но она мужественно держалась, лишь чаще делала паузы в словах. Соседка позвонила и сказала, мол, "папку твоего убивают во дворе". Галина, набросив тёплую куртку, тотчас выбежала на улицу.
   Роман уже лежал на снегу со связанными руками, рядом валялся окровавленный нож, а её отец, залитый кровью, лежал неподалёку. Какой-то полный, круглолицый мужчина, захлёбываясь, рассказывал о разыгравшейся трагедии, очевидцем которой он стал случайно. Другой плотный мужчины мычал в знак подтверждения, держась обеими руками за подбородок.
   Галина боялась смотреть на Романа, она почти всё время провела у тела отца, пока его не погрузили на носилки и не увезли. Почти сразу уехала и милицейская машина с Романом. Что она должна была думать? Вот и на суде Роман подтвердил показания свидетелей, а решение суда принял, как должное.
   Если бы он тогда сам рассказал правду, Галина бы ему поверила, а не этим лживым свидетелям. Конечно, она сейчас будет просить свидания с Королёвым, ведь должны же ей пойти на встречу, спрашивала девушка и тут же сама отвечала - обязаны!
   Невский кивнул головой. Он и сам по-прежнему недоумевал, почему Роман не захотел рассказать правду на суде.
   В заключение встречи Галя понизила голос и рассказала, что почти каждую ночь встречается с Романом во сне.
   - И знаете, мы гуляем с ним в чудесном саду. Сны эти очень яркие и хорошо запоминаются, я даже стала их записывать, целая тетрадка уже набралась. Наверное, я схожу с ума. Как вы думаете?
   -Нет, конечно. Просто ты скучаешь. Кстати, Роман ведь тоже говорил мне о своих снах. Он тоже часто видит тебя. Думаю, тебе разрешат реальную встречу, а не во сне.
   Они попрощались, и договорились, что будут информировать друг друга о новостях от Романа.
   Подполковник Ковнир очень рад был, когда получил копии кассет с рассказом Романа. Это придало уверенности, что вина парня была сильно завышена. Да он совершил преступление, но статью следовало всё же изменить. Выяснились и некоторые другие обстоятельства: летом был задержан за убийство мужчина, которому Роман сломал челюсть в момент нападения. В одном из своих показаний задержанный признался, что ещё в 90-м получил заказ на убийство "афганца", которого они и поджидали с подельником у подъезда. Тогда всё пошло не по плану, был убит его напарник, а сам он отделался переломом. Назвал он и фамилию заказчика - Сладкомёдов.
   Всё шло к тому, чтобы подвергнуть пересмотру дело Королёва в связи с открывшимися новыми обстоятельствами.
   Офицеры написали прошение на имя Прокурора области, а Невский написал ещё и депутатский запрос по поводу прояснения перспектив на пересмотр дела Романа.
   Время шло, а никакого ответа не следовало. Страна переживала большие потрясения. Где уж заниматься судьбой отдельного человека, когда танки расстреливают в Москве "Белый дом" - здание Верховного Совета России. Страсти кипели и в Екатеринбурге, а судьба Королёва так и не была решена...
   В начале декабря, наконец, пришёл официальный ответ из прокуратуры области. Там в частности говорилось: "... сообщаем, что пересмотр дела осужденного Королёва Романа Тимофеевича, 1963 года рождения... (и т.д. и т. п.) прекращён в связи с его смертью, наступившей вследствие обширного инфаркта миокарда 15 ноября 1993года. Заключение врача прилагается".
   Невский и Ковнир долго сидели, молча, вновь и вновь перечитывая краткий ответ. Говорить ни о чём не хотелось. Александр пытался представить, как это случилось, что чувствовал и о чём думал в последние минуты своей жизни Роман Королёв. А может быть, он спал и получил этот подарок - ушёл из жизни во время сна, в котором был вместе со своей любимой...
   ... Роман вышел на прогулку, когда боль в сердце всё усиливалась, но он хотел подышать свежим воздухом, поэтому не сказал ничего. Через несколько минут ему было уже очень больно, и он лёг на землю тюремного дворика, не произнеся ни слова. Тело его становилось всё легче, появилось ощущение, что он начал подниматься всё выше и выше, где-то издали гулко звенели голоса охранников, ещё различимы были слова и фразы, они повторялись эхом, потом остались далеко внизу. Начиналось стремительное движение тела вверх и вперёд к ослепительному небу, по бокам стояли берёзы и сосны, их кроны вздымались высоко, все краски сочны - никогда ранее не удавалось видеть такой белизны стволов берёз и зелени хвои сосен. Движение всё ускоряется, деревья и хвоя сливаются, темнеют, превращаются в туннель, впереди яркая вспышка света. И всё...
  
  
   Вместо послесловия
  
   В "Живой Этике" неоднократно говорится о ведущей роли России и русского народа в возрождении духовности на всей планете и выходе её из кризиса. Именно поэтому "учение" дано на русском языке и начинается так: "В Россию моя первая весть" - "В безмерных страданиях и лишениях, среди голода, в крови и поте, Россия приняла на себя бремя искания истины за всех и для всех".
   Именно поэтому ярость тьмы направлена против русского народа. Но Елена Ивановна Рерих утешает нас: "Много чудесного впереди, и радость будущего должна жить в сердце, несмотря на мрачную очевидность".
   Будем обращать бодрость нашей мысли в будущее и формировать магнит будущих светлых событий!
  
   *
  
   Использованные материалы:
  
   - "Учение Живой Этики" ("Листы Сада Мории: Зов. Озарение"; "Община"; "Агни Йога"; "Беспредельность"; "Иерархия"; "Сердце"; "Мир огненный"; "Аум"; "Братство"), С-Петербург, 1993г.;
   - Раймонд Моуди "Жизнь после смерти", М. 1992 г.;
   - Виктор и Розмари Зорза "Путь к смерти. Жить до конца", М. 1990г.;
   - В. Михайлов "Когда бессильны прокуроры", газета "Ветеран Афганистана", апрель 1992 г.;
   -С. Коробов "Солдат вернулся", газета "Уральский рабочий", август 1987 г.
  
  
   ***
  
  
  
Оценка: 9.50*6  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023