Аннотация: Жизнь, перечеркнутая ранением. Осколки афганской войны...
Посвящается светлой памяти
Александра Романовича Лурии
"Одинокий воин в мире боли..."
"Ты в странном мире странник поневоле,
Ты одинокий воин в мире боли.
Над бывшим и над будущим не волен-
Так будь же в настоящем, и не более!"
/ Вера Великих, "Странник"/
Предисловие от автора
Декабрь 1979 года. СССР ввёл войска в Афганистан. Выполнение интернационального долга. Никто ещё не знал, чем это обернётся для сотен тысяч наших соотечественников, их близких и родных. Сколько крови прольётся в этой "дружественной соседней стране", сколько слёз будет пролито! Загубленные молодые жизни, исковерканные судьбы. Война в Афганистане длилась девять лет, один месяц и девятнадцать дней...
В основу повести положены реальные события. Фамилии и имена некоторых действующих персонажей использованы настоящие, других - изменены.
Эта повесть об одном мгновении этой "спрятанной войны", которое разрушило целую жизнь.
Это повествование о том, как пуля, пробившая череп человека и прошедшая в его мозг, раздробила его мир на множество кусков, которые он так и не смог собрать.
Автор выражает огромную благодарность за уникальный материал, собранный Лурией А.Р. (16.7.1902-14.8.1977), выдающимся советским учёным, основателем нейропсихологии.
Пролог
"Как неудачно завершается этот год... Все планы - "коту под хвост!" Отлично окончил физфак Уральского Государственного университета (УрГУ) к большой радости моей мамы. Она смогла-таки дать сыну высшее образование. Помнится, она так и сказала, рассматривая "красный диплом", мол, я подарила тебе это образование, остальное в жизни будет зависеть от тебя. Конечно, ей было очень трудно - одной поднимать нас с сестрой "на ноги". Я лишился отца ещё несколько лет назад, когда заканчивал школу. Мой отец умер вскоре после операции по поводу злокачественной опухоли желудка. Поздно обнаружили.
Мама моя работала в нашем посёлке Бисерть библиотекарем, а зарплата там небольшая. Так что приходилось ей крутиться, как "белка в колесе". Конечно, выручал всех нас огород - с него и кормились, имеется и своё хозяйство: куры, утки, поросёнок. Мама у меня очень трудолюбивая, не испугалась пришедшей новой и суровой жизни и как-то ухитрялась, и одеть, и обуть, и накормить, и обогреть нас с сестрой. Сеструха у меня на пять лет моложе, тоже очень хорошо в школе училась. По окончании сразу поступила в педагогический институт, так что и она получит высшее образование. Я никак не хотел огорчать свою маму, все годы в университете учился отлично, получал повышенную стипендию, а каждое лето зарабатывал деньги в стройотрядах. Этим летом закончил вот учёбу. Планировал поступать в аспирантуру, хотелось заниматься любимой наукой и дальше.
А в середине августа меня призвали в армию. Как мне объяснили в военкомате - в первую очередь отбирают холостяков, придётся отдать долг родине. Я на военной кафедре получил звание лейтенанта, вот теперь и буду носить погоны два года. Правда, мне намекали, что есть возможность остаться и на весь срок, а это двадцать пять лет. Ну, уж, дудки! Ни дня больше не останусь, мне надо ещё много в науке сделать. Попробую после службы всё же попытаться поступить в аспирантуру.
Несколько месяцев всего служу командиром взвода, а кажется, годы пролетели. Теперь эта поездка в Афганистан. Как думаешь, Саня, долго мы там пробудем?"
- Не знаю, Серёга. Для меня эта поездка прямо накануне Нового года тоже неожиданная. Едва успел жену и сына обнять на прощание. Моему Игорьку только два года исполнилось недавно. А успели мы уже по военным гарнизонам поколесить не мало. А ты почему не женился-то? Так бы и не взяли "пиджаком".
- Каким "пиджаком"?
- Это мы, кадровые офицеры, так зовём всех гражданских, кого офицером на два года призывают. Эти ребята так и не избавляются от гражданских привычек, да и служат, как правило, "спустя рукава", отбывают этот "срок".
- Понятно. А жениться я не успел. Встречались полгода с однокурсницей. Марина Чарская. Вот её фото,- Сергей сунул руку во внутренний карман полевой формы, бережно подал снимок. - Красивая, да? Все парни на курсе по ней сохли, но она меня выбрала. Планировали к ноябрьским праздникам заявление идти подавать, но теперь пришлось отложить. Обещала ждать. Если быстро из этого Афганистана выберусь, то в отпуск обязательно к ней вырвусь. Она распределилась в Свердловск по окончании университета, пока учительницей в школе поработает, дальше будет видно.
- Ладно, не переживай, Серёга. Дождётся тебя твоя Марина, не забудь и меня на свадьбу пригласить. Всё понял, товарищ лейтенант Костромин? Забирай свою фотографию красавицы.
- Так точно, товарищ старший лейтенант Чайка! Слушаюсь и повинуюсь!
Сергей бережно спрятал фотографию в карман и широко улыбнулся.
- А ведь, кажись, приземляемся, Серёга. Ну, держитесь враги наши! Не дадим в обиду свободолюбивый народ Афганистана, который строит новую жизнь. Это говорим тебе мы, советские офицеры Чайка и Костромин!
Огромный самолёт ИЛ-86 резко пошёл на снижение в аэропорту Кабула. Ограниченный контингент советских войск в Афганистане пополнился новой группой военных для выполнения интернационального долга.
Часть1. Год 1980
1
- Сашка, ты слышал новость? В госпиталь наш привезли первого раненого из Афганистана. Он лежит в нейрохирургии. Ранение в голову. Но он уже, говорят, ходит. Мы хотим сразу после лекции "рвануть" туда с Толиком Девятовым и с Игорем Войтюком. Пойдёшь с нами? Расспросим очевидца, наверняка много интересного узнаем. Наши войска там уже четыре месяца, а никакой информации нет. А, говорят, там воюют по-настоящему, даже уже убитых привозят.
- Витёк, ну откуда ты всё это берёшь? "ОБС" что ли слушаешь?
- Невский, ну почему ты такой "упёртый"? Не надо слушать только программу "Время" да читать "Красную звезду". Я тебе говорил уже сто раз - в Афганистане идёт настоящая война. Пойдёшь с нами в нейрохирургию, там тебе раненый офицер всё это подтвердит. А "ОБС", кстати, что значит?
- Это расшифровывается, как "одна баба сказала". Поменьше опирайся на слухи. Мало ли, что болтать могут. А газетам я верю - чего бы им правду утаивать. Ладно, пойду с вами тоже к этому раненому.
В учебную аудиторию стремительно вошёл высокий полковник в белом халате - Главный хирург Уральского Военного округа. Лейтенанты Невский и Шептаев сразу прервали разговоры. Начиналась очередная лекция по вопросам военно-полевой хирургии.
Восемь офицеров-медиков проходили первичную специализацию по хирургии. Пять лейтенантов, два капитана и даже один майор усердно постигали азы хирургии, обучаясь в 76 ИМС (интернатуре медицинского состава). Занятия начались с третьего января, когда ещё живо обсуждалась последняя новость - введение советских войск в Афганистан. По крохам офицерами собиралась информация - очень хотелось узнать ситуацию в этой стране. Официальные источники писали и бодрыми голосами вещали по телевидению, что характер нашей помощи народу этой страны носит исключительно мирный характер.
То и дело показывали репортажи из южной страны: советские солдаты высаживают деревья на многочисленных "аллеях дружбы", помогают обрабатывать поля и виноградники. Никаких репортажей о ведении боевых действий не было.
Среди слушателей интернатуры частенько затевались жаркие споры - одни офицеры доказывали мирный ход интернациональной помощи, другие говорили о боевых действиях (удавалось изредка послушать по радио "забугорные голоса").
И вдруг, в 354 ОВГ (окружной военный госпиталь), где проходили основные занятия офицеров по хирургии, в конце апреля привозят этого первого раненого. Было, отчего заволноваться.
Кое-как дослушали лекцию Бориса Паисовича о тактике лечения пострадавших с ранением в живот. Как только полковник Лапин отпустил медиков восвояси, четыре лейтенанта стремительно направились из хирургического отделения на четвёртый этаж - в нейрохирургию.
Самый старший и опытный Анатолий Девятов взял на себя руководство. Он намного был старше остальных ребят - успел отслужить срочную службу в армии, потом поработал фельдшером, затем поступил в медицинский институт, после четвёртого курса появилось желание стать военным врачом. Как и все выпустился из Военно-Медицинского Факультета в звании лейтенанта, а ведь ему было уже под тридцать лет.
Анатолий решительно приблизился к постовой сестре:
- Привет, Тамарочка! Привёл к тебе настоящих "орлов",- он махнул рукой в сторону остальных офицеров. - Ничего не надо тебе помочь в отделении? Могут тяжести переносить, что-нибудь передвинуть, отодвинуть.
- Привет, Толя!- девушка приветливо заулыбалась.- Нет, ничего такого не требуется. Так что зря привёл "бойцов".
- Ладно, это я пошутил. А хочешь ещё посмеяться? Ты ведь знаешь, что мы учимся на хирургов. Не дай Бог тебе, Тома, самой попадать на операционный стол. На всякий случай запомни и подругам расскажи эти фразы, я их тебе по большому секрету говорю. Итак, что не желательно услышать, находясь на операционном столе:
-Погоди, погоди! Если это селезёнка, то что тогда вот это?.. Не надо драматизировать- ведь если глубоко вдуматься, то не такая уж это и большая потеря для человечества...Всё готово, надеюсь, я ничего не забыл внутри, как в прошлый раз...Здесь стерильно? Уборщица помыла пол или нет?.. Смотрите: когда тянешь за эту фиговину, сгибается нога. А этот нерв тогда для чего?.. Давайте побыстрее закончим, а то у меня самолёт через два часа...Ну вот, пожалуйста! Отрезал не то. Я же тебя просил не смешить меня...
Медсестра сначала с недоумением смотрела на рассказчика, потом начала фыркать после каждой шутки, наконец, не смогла удержаться от смеха. Офицеры тоже с трудом сдерживали смех, хотя и слышали эти "хохмы" от Анатолия не первый раз. Девятов, довольный результатом своих шуток, без всякого перехода обратился к медсестре:
-Тамарочка, а мы к тебе по делу. В какой палате лежит раненый офицер из Афганистана? Как его звать-величать? Не отпирайся - нам всё известно. Хотим с ним немного поговорить о жизни в далёкой стране.
- В третьей. Лейтенант Костромин Сергей Васильевич. Только вы напрасно пришли. Он не станет с вами говорить.
Девушка растерянно смотрела на удаляющиеся спины в белых халатах. Она хотела остановить решительную группу, потом махнула рукой, мол, сами разберутся.
Палату нашли быстро. Лейтенант Девятов осторожно постучал в дверь (никак не могли отвыкнуть от этой привычки - ведь людям в белых халатах путь везде открыт, можно входить смело без всякого стука).
Не дождавшись ответа, Анатолий открыл дверь и бочком протиснул своё массивное тело. Следом робко вошли трое остальных лейтенантов. В палате было четыре кровати. Только на одной из них у окна, спиной к вошедшим, сидел, ссутулившись, человек в синей больничной куртке. Голова его была перевязана бинтом в виде "чепчика". Раненый даже не оглянулся.
2
Анатолий громко кашлянул. Никакой реакции. Он сделал пару шагов в направлении раненого и громко произнёс:
- Простите! Это вы будете лейтенант Костромин Сергей Васильевич?
Голова сидящего слегка дёрнулась и склонилась ниже. Но человек по-прежнему не оглядывался.
Девятов в недоумении переводил взгляд с одного своего товарища на другого. Виктор Шептаев пожал плечами, Александр Невский развёл руками, а Игорь Войтюк округлил свои большие глаза. Анатолий снова громко покашлял, сделал ещё пару шагов и почти прокричал в понурую спину Костромина:
- Извините нас за беспокойство! Мы хотели поговорить с вами о службе в Афганистане, послушать, как вы получили своё ранение. Нам всё интересно. Кто знает, может и нам придётся там послужить. Вы меня слышите?
Наконец, Сергей медленно начал подниматься с кровати и одновременно поворачивал голову в сторону посетителей. Казалось, прокручиваются кадры замедленной съёмки - так медленно двигался раненый. Вот он полностью распрямился, повернулся и стоял теперь, глядя на медиков. Это был молодой человек, почти мальчик, с правильными, даже красивыми чертами лица. Он стоял с растерянной улыбкой, глядел на Девятова, как-то неловко наклонив голову, так, чтобы лучше видеть его. Позже медики узнали, что правая сторона зрения выпала у Костромина и чтобы рассмотреть что-то, он должен был повернуться, используя сохранённую у него левую половину.
Сначала из груди раненого вылетел какой-то "клёкот", потом неясные звуки, а затем с трудом удалось расслышать его хриплую речь:
- Ну... вот... как это... Да, я Сергей Костромин.
- Как вы себя чувствуете?- растерянно произнёс Анатолий, делая неожиданно шаг назад.
Вместе с ним попятились и все остальные офицеры.
Сергей долго молчал, потом робко сказал:
- Ничего.
Девятов несколько успокоился и стал задавать новые вопросы. Каждый раз приходилось долго ждать ответа.
Вопрос: "Когда был ранен?", по-видимому, поставил Костромина в тупик: "Вот... это... уже несколько... наверное два... или три..."
"Откуда родом?" - "Ну, вот... дома... я вот хочу написать... и никак..."
"Кто есть из родных?" - "Вот... мама... и ещё ... как её... как же их обеих звать?"
Парень явно сразу не схватывал смысл вопросов, и слова не приходили ему сразу в голову; каждый ответ вызывал у него мучительные поиски.
Офицеры начали подавать знаки Девятову, мол, пора на выход. Ясно, что ничего узнать не удастся.
Медики растерянно переминались с ноги на ногу, понемногу продвигаясь к двери. Тут Сергей снова заговорил, оставаясь с такой же растерянной улыбкой. Каждое слово он произносил после паузы, но говорил складно, точно читал по бумаге:
- До ранения я... очень легко всё понимал..., что мне говорили... люди, легко учился и мог... учиться любым наукам, и легко их понимал... , после же ранения я забыл все науки, исчезли все... мои знания, исчезла... вся моя... образованность, пропало всё...
Ничего не держится ... в памяти, и даже каждое слово вскоре забывается... так же, как и в слове, забываются ... буквы...
Я не сразу... начал осознавать себя, что... со мной, и долго не мог понять, где же... у меня рана... Я просто, кажется, превратился... от ранения головы... в какого-то странного... ребёнка.
Я до сих пор не могу припомнить... свой адрес, я даже не могу вспомнить... имена моей сестры и матери.
Раненый замолчал и медленно уселся на кровать спиной к посетителям.
Потрясённые до глубины души офицеры друг за другом тихо вышли в коридор. Это был шок. Что может наделать с человеком война?!
Они уже двигались на выход из отделения, когда навстречу им попалась молодая, красивая женщина с большим букетом цветов в руках. У постовой сестры она громко спросила, где можно увидеть лейтенанта Костромина Сергея. Она его невеста.
Офицеры подавленно переглянулись. Говорить ни о чем не хотелось.
3
Прошло несколько дней. Сразу после празднования Дня победы Невский заступил помощником дежурного хирурга по Окружному госпиталю. В этот раз он будет помогать подполковнику Момчак Валерию Фёдоровичу, начальнику отделения нейрохирургии. Дежурство начиналось вечером, когда основная масса врачей уже разошлась по домам. В первую очередь предстояло обойти в отделениях всех тяжёлых больных, подлежащих наблюдению, а затем принимать, а при необходимости и оперировать всех вновь поступающих.
Реанимация, хирургия, травматология. Валерий Фёдорович внимательно осматривал оставленных под наблюдение, изредка бросал краткие пояснения Невскому. Наконец, они поднялись и в родное отделение подполковника. В нейрохирургии таких больных было два.
Александр надеялся, что начальник отделения проведает и раненого из Афганистана, но тот прошёл мимо этой палаты. Лейтенант всё же решился сам спросить о Костромине. Подполковник внимательно посмотрел на помощника, потом обронил:
- Позже как-нибудь. Будет у нас с тобой свободное время, поговорим и об этом раненом.
Потом были подряд две операции: прооперировали офицера с аппендицитом, только закончили - снова вызов в Приёмное отделение. И опять аппендицит. На этот раз солдат. Теперь уже оперировал Невский, а помогал ему Валерий Фёдорович.
Уже около двух часов ночи наступило затишье. Сидели в отделении нейрохирургии, в кабинете начальника отделения, пили чай.
- Ты просил рассказать о раненом лейтенанте. - Без всякого вступления начал Момчак. - Изволь, расскажу. Очень тяжёлый случай. Вот его "История болезни".
Подполковник покопался в бумагах на столе, нашёл необходимый документ. Неторопливо начал говорить, изредка заглядывая в бумаги:
- Лейтенант Костромин Сергей Васильевич, родился 9 октября 1957 года, русский. Мать Зинаида Игнатьевна, проживает в посёлке городского типа Бисерть Нижнесергинского района Свердловской области. Есть сестра-студентка, живёт в Свердловске. Да, есть ещё невеста, Марина, кажется, Чарская. Она после окончания университета преподаёт физику в школе. Умная девушка. Несколько дней приходила к Сергею, после каждого посещения подолгу плакала в моём кабинете. Я ей сказал всё начистоту. Зачем обманывать. Пока прогноз не утешительный. Парень вряд ли сможет вернуться к нормальной жизни. Он был ранен 23 февраля, пулевое проникающее ранение черепа левой теменно-затылочной области. Ранение сопровождалось длительной потерей сознания, и, несмотря на своевременную операцию в госпитале Кабула, где извлекли пулю, осложнилось воспалительным процессом, вызвавшим слипчивый процесс в оболочках мозга и выраженные изменения в окружающих тканях мозгового вещества.
Далее, в начале марта, эвакуирован в Ташкент в Окружной военный госпиталь N340. С ним много поработали там, провели подробное исследование.
Пуля внедрилась в вещество задних, теменно-затылочных отделов мозга, разрушила мозговую ткань этой области. Как я уже говорил, ранение осложнилось воспалительным процессом; он не распространённый, местный, ограничен лишь областями мозга, примыкающими к непосредственному месту ранения, но теменно-затылочные отделы левого полушария, отделы, так тесно связанные с анализом пространственного мира, необратимо повреждены, а дальше начнётся процесс образования рубцов, который неизбежно повлечёт за собою частичную атрофию расположенных вблизи ранения участков мозгового вещества.
Ты хоть понимаешь, о чём я говорю?
- Да-да, конечно. Мы же за время учёбы повторяли и топографическую анатомию, и физиологию. Вот и с мозгом тоже разобрались.
- Счастливые люди! Я вот занимаюсь операциями на головном мозге уже более десяти лет, но многого до сих пор не знаю.
Подполковник засмеялся, но как-то очень по-доброму.
- Ладно, не конфузься! Кстати, ты что заканчивал?
- Военно-Медицинский Факультет в Томске в 1978 году.
- Вот как! Я тоже там заканчивал, только пораньше тебя. Ладно, наливай ещё чаю, не стесняйся. Нам с тобой надо будет попозже ещё проведать прооперированных, так что спать не придётся. Так, на чём это я остановился? Ах, да. Продолжаю о нашем раненом.
4
Коллеги из Ташкента вели довольно большие записи в "Истории болезни". Это нам очень пригодилось сейчас. Как я понял, уже в Ташкенте Костромин всё осознавал, всё видел, он знал, что находится в госпитале, что вокруг него товарищи, что сёстры и няни ухаживают за ним, что он был ранен, и что с ним произошло что-то ужасное. Сергей чувствовал, что живёт в каком-то тумане, что мир стал не тот, что был раньше, что он сам стал какой-то другой, что теперь - всё иное. Он постоянно задавал вопросы: "Что же это?!" "Что же с ним?!"
Всё то, что осталось в памяти его,- распылено, раздроблено на отдельные части пословесно, без всякого порядка.
В первый же месяц после ранения врачи сделали ошеломляющее открытие: раненый потерял свои старые знания. Он, выпускник университета, стал неграмотным. Это внезапное открытие было сделано, когда Костромин стал подниматься с постели и выходить. Какую же злую шутку сыграла с ним судьба?!
Он вышел из палаты в коридор посмотреть и найти самому туалет, о котором ему сказали, что рядом находится. Подошёл к ближней двери и стал смотреть на вывеску. Но сколько не смотрел, не мог ничего прочесть. Какие-то странные буквы, иностранные. Спросил у проходившего мимо больного, мол, что тут на двери написано. Тот ему объяснил: "Это мужской туалет. А ты что, читать не умеешь?"- засмеялся и пошёл дальше. Так Сергей и не решился сам зайти, пока его нянечка не завела туда.
Потом ещё случай. Товарищи по палате ему читали газету. Он хорошо слушал, снова включился в жизнь. Потом он сам взял газету, захотел взглянуть на неё. Ребятам в палате он сказал, что буквы ему показались иностранными, подумал, что она напечатана не по-русски. Посмотрел на заголовок газеты, он большой, знакомая газета, но почему она не по-русски написана? Решил, что она написана на языке какой-нибудь одной из республик СССР, так и сказал товарищам. Те, конечно, посмеялись. Подумали, что шутит так. А это была газета "Правда" на русском языке.
Окончательно его неграмотность выяснилась в кабинете глазного врача - надо было проверить остроту зрения. Оказалось, человек не знает букв. Вот как здесь записано в "Истории болезни":
"Я усадила раненого на стул, включила электрическую лампочку и просила посмотреть на табличку, на которой нарисованы буквы разных размеров. Затем взяла указку и показала на букву. Сначала на среднюю. Раненый молчит. Показала на большую букву. Опять молчание. "Что же вы молчите?" - спрашиваю. Долго это продолжалось. Он не смог назвать ни одной буквы. Наконец, он произнёс: "Я не знаю их".
Конечно, врач посчитала его симулянтом, мол, не хочет возвращаться в Афганистан, вот и "придуривается". Она даже написала рапорт на имя начальника нейрохирургического отделения, где изложила свои сомнения. Рапорт здесь вклеен. Поверх рапорта написано размашистым почерком: "В результате ранения в голову, полученного в боевых условиях на территории Афганистана, лейтенант Костромин Сергей Васильевич стал неграмотным". Ниже приписано: "Приступить к выполнению программы по изучению алфавита". Кстати, пока так и не удалось эту программу выполнить. После Ташкента результат нулевой, впрочем, они только пару недель позанимались.
Мы сейчас продолжаем эту практику. Каждый день к нему приходит в палату учительница начальных классов заниматься. Она тоже пребывает в растерянности. Всё никак не может понять, как взрослый человек забыл все буквы и не может их запомнить заново. По её словам, он только смотрит на неё и без конца глуповато улыбается. Кажется, он сам не верит, что вдруг стал таким неграмотным и забыл все буквы. Ведь так не бывает. Он учился десять лет в школе, пять лет в университете, очень много знал и вдруг ничего не помнит.
Как мне сказал Сергей, ему кажется, что он видит страшный сон. Да, это очень тяжело - лишиться возможности читать. Это страшное бедствие для сознания, это страшное горе. Он мечтает теперь снова научиться читать и писать. Конечно, так быть не должно! Ему обязательно надо снова учиться. Я вижу в этом теперь свою основную задачу.
Не правда ли, странно звучит: надо снова учиться, чтобы стать грамотным. Так что вот теперь наш Серёжа снова учит букварь, который уже в детстве учил. Кстати, он уже выборочно знает несколько букв. Я предложил подбирать для него ассоциации. Кажется, дело пошло на лад. Например, буква "А" для него это - Афганистан, "К" - его фамилия Костромин, "З" - Зина, так зовут его маму, а также "В" - Валя, его сестра. Конечно, помнит он теперь и невесту, поэтому знает букву "М" - Марина, её имя. Несомненно, запомнил и букву своего имени - "С". Ещё она ассоциируется у него со словом "смерть".
Сергей часто теперь говорит о смерти. Я даже записываю за ним, ведь это легко сделать - он так медленно подбирает слова. Вот что я записал на прошлой неделе, мы просидели более полутора часов, а он говорил всё это время:
" Я твержу всем, что после ранения превратился в другого человека, что я был убит 23 февраля 1980 года, но благодаря особой жизненной силе организма, я просто чудом остался в живых. Но хотя я и остался в живых теперь, тяжесть ранения изнуряет моё состояние, не даёт мне покоя, и я без конца чувствую себя, будто я живу не наяву, а во сне, в страшном и свирепом сне, что я просто сделался не человеком, а тенью человеческой, я превратился в неспособного ни к чему человека.
После ранения я по-прежнему живу до сих пор какой-то непонятной двойственной жизнью. С одной стороны, мне снится во сне, что я вдруг сделался таким ненормальным - совсем неграмотным, полуслепым, больным. Я никак не могу поверить этому несчастью, которое произошло после моего ранения в голову.
Я начинаю мыслить по-другому, а именно, что не может долго человек находиться во сне, тем более зная, что летят месяцы.
Я начал верить, что это я вижу сон, страшный сон!
Но я думал и по-другому: а вдруг это не сон, а результат ранения в голову! И мне тогда надо заново научиться запоминать все буквы, чтобы прочитать книги.
Мне трудно было верить в действительность, но и ожидать, когда я очнусь ото сна мне тоже не хотелось. К тому же моя новая учительница убеждала меня, что я живу не во сне, а наяву; что от тяжёлого ранения в голову я стал больным и неграмотным.
Не сон ли я это вижу всё время? Но сон не должен тянуться так долго и однообразно. Значит, не сплю я все эти месяцы, значит, не во сне нахожусь, а наяву. Но какая это страшная болезнь! До сих пор я не могу прийти в себя, до сих пор не узнаю себя, каким я был и каким я стал.
Я все ещё по-прежнему время от времени обращаюсь к своему сегодняшнему разуму: "Я это или не я? Во сне ли всё ещё живу или наяву?" Уж слишком длителен сон, чего не бывает в натуре, раз летят месяцы. А если это не сон, а явь, то отчего же я всё болею, отчего я живу в этом мире боли, отчего всё ещё страшно болит, шумит и кружится голова
И я по-прежнему мечтаю встать в строй, я вовсе не хочу считать себя погибшим. Я стараюсь во всю осуществить свои мечтания хоть по капельки, понемножку, по своим оставшимся возможностям. От этой раздвоенности: "Я это или не я?", "во сне ли я это всё вижу или наяву?" - мне приходится подолгу думать и размышлять с больной головой, что мне делать и как мне быть?"
Я даже не стал ничего менять в его рассказе. Как видишь, он считает, что "был убит 23 февраля" и теперь живёт непонятной жизнью, живёт в полусне, и ему трудно верить, что он действительно живёт.
Невский сидел потрясённый. Он, как и тот раненый, считал, что это во сне слушает рассказ о таком страшном нарушении в организме совсем ещё молодого парня.
В кабинет постучала медицинская сестра. Дежурного хирурга просили подойти в Приёмное отделение. Подполковник и его помощник поспешно вышли из нейрохирургии.
5
В конце мая месяца подошла очередь проводить занятие с группой хирургов подполковнику Момчак. Валерий Фёдорович подробно освятил вопросы, связанные с тактикой лечения раненых при повреждении головного мозга. Во второй половине занятия подполковник неожиданно разложил перед каждым офицером листочек бумаги.
-Сейчас проведём с вами небольшой тест. Считайте это диктантом для проверки на грамотность. Мне часто приходится ездить по Уральскому округу с проверками, просматриваю "Истории болезни". Порой стыдно становится за наших докторов. Столько делают ошибок! Иногда даже удивляешься: а учились ли в школе эти медики? Итак, я прочитаю вам лишь одно предложение из произведения нашего классика. Кто не сделает ошибок совсем - тот настоящий гений. Я за его судьбу военного врача-хирурга не волнуюсь. Кто сделает много ошибок, например, больше десяти-двенадцати, тот должен сесть за учебник русского языка. Согласны?
Офицеры ошарашено переглядывались. Затем не стройный хор голосов выразил согласие. И "диктант" начался.
"На дощатой трехъярусной террасе близ конопляника вдова местного подьячего Агриппина Саввична потчевала дьякона Аполлона Аполлинариевича винегретом с моллюсками, конфетами монпансье под аккомпанемент гитары и виолончели, исподтишка поглядывая на своего суженого".
Да, было над чем "попотеть". Офицеры даже пытались тайком списывать друг у друга. Лишь один Валерий Фёдорович, посмеиваясь, прохаживался между учебными столами.
Сдали свои работы, обречённо ожидая своей участи. Результат был неутешительный: все написали с огромным количеством ошибок. Меньше всех оказалось у Невского (не зря ведь его мама была учителем русского языка и литературы в школе), но с таким результатом - семь ошибок (большая часть в написании имён) - ему смело можно было ставить двойку по русскому языку. У остальных медиков число ошибок колебалось от десяти до двадцати. Это был полный "разгром".
- Ладно, не переживайте! Это я так пошутил. Конечно, трудное предложение, большую часть слов надо заучивать. Антон Павлович Чехов так иногда упражнялся в знании своего родного языка. А для вас это будет хорошим уроком - почаще открывайте "Орфографический словарь" Ушакова Д.Н. и Крючкова С.Е., не надейтесь на свою память. Когда будете работать врачами, то также почаще вспоминайте этот диктант. Может быть, это вас научит думать при заполнении "Истории болезни" на своих больных. Как там Лев Николаевич Толстой говорил: "Слово - выражение мысли... и потому слово должно соответствовать тому, что оно выражает". А эти листочки оставьте себе на память. Будет желание, своим друзьям проведите такую же проверку. Какие есть ко мне вопросы?
Конечно, ему задали вопрос о состоянии раненого офицера. Подполковник хмыкнул:
- Я ждал этот вопрос, поэтому захватил с собой в аудиторию "Историю болезни" Костромина, а также свои личные записи. Он находится в моём отделении уже почти месяц. Можно подводить кое-какие итоги.
В работе с этим раненым мне очень помогли книги Александра Романовича Лурии, в том числе "Потерянный и возвращённый мир", все они есть в моей домашней библиотеке. Это выдающийся наш учёный, специалист по мозгу человека. К сожалению его уже нет в живых. На его монографиях я учился ещё в Военно-Медицинской Академии. Так что настоятельно советую почитать, многое в деятельности головного мозга человека вам станет понятно.
Теперь переходим к нашему раненому. Повязки на голове его уже нет, она не нужна; снаружи рана зажила. Но в каком контрасте со всем окружающим остаётся его мучительное состояние. Конечно, ни читать, ни писать Сергей ещё не может. Но каждый день продолжает заниматься с невероятным упорством. Из Ташкента его переправили к нам в надежде, что встреча с родными людьми поможет восстановить память. Сестра навещает регулярно, а раз в неделю приезжает из посёлка и мать. К сожалению, встреча с близкими не способствует восстановлению памяти.
Итак, что нам удалось выяснить. Зрение. Он не может увидеть сразу ни одной вещи: мир раздроблен на куски, и куски не складываются в целые предметы, целые картины. Правой стороны того, на что он пытается смотреть, вообще нет, вместо неё он видит ровную серую пустоту. Но и вещи перестали быть целыми, их надо собирать, о них надо догадываться. Но и этого мало. То, что он видит, потеряло свою устойчивость, предметы мерцают, сдвигаются, всё становится таким зыбким.
Иногда к этому присоединяются галлюцинации: в разрушенной части мозга начинается рубцевание, это раздражает нервные клетки, хранящие зрительные воспоминания; и снова начинаются мучения - мучения человека с разбитым на куски миром, мучения расстроенного зрения.
Так трудно ему жить в этом раздробленном мире, где выпала половина всего окружающего и где нужно заново ориентироваться во всем. Он вышел как-то в коридор, но, пройдя несколько шагов по коридору, вдруг ударился правым плечом и правой частью лба о стенку коридора, набив шишку на лбу. Как потом мне рассказал - он очень удивился и даже разозлился и не мог понять, почему не увидел стену. Потом он бросил взгляд на пол, на ноги и вздрогнул: не видел перед собой правой стороны тела, руки, ноги. Куда же они могли исчезнуть?
Эти дефекты зрения останутся, и, я боюсь, даже по прошествии лет мир перед его глазами будет разбит на куски.
Но разрушенное, раздробленное зрение - это только начало его новой, такой непонятной, такой трудной жизни. Если бы только зрение. Но и своё собственное тело стало ощущаться как-то по-новому, и оно стало вести себя совсем не так, как было раньше. Он часто с ужасом замечает отсутствие половины своего тела. Но и это не все. Он не только теряет правую половину своего тела (ранение теменной области левого полушария неизбежно приводит к этому). Иногда ему начинает казаться, что части его тела изменились, что его голова стала необычно большая, а туловище - совсем маленьким, что ноги находятся где-то не на своём месте, что распался не только зрительно воспринимаемый мир, что на какие-то причудливые куски распалось и его тело.
Часто Сергей не может найти частей своего собственного тела. Оно распалось на куски, он не сразу соображает, где его рука, где нога, где затылок, и он должен долго и мучительно искать их. Как это непохоже на то, что было до ранения, когда каждая часть тела занимала своё прочное место и когда ни о каких "поисках" их не могло быть и речи. Я много раз просил Костромина показать, например, предплечье, спину, ягодицу или глаз. Каждый раз он мучительно долго вспоминал, а некоторые части тела так и не смог показать на себе. Иногда это приводит к совсем странным явлениям: он не только потерял обычные ощущения своего тела, он забыл, как пользоваться ими. Ему нужно снова учиться тому, что раньше было так обычно, так просто: поманить рукой, помахать рукой на прощание. Прикреплённая за ним няня только на пятый раз догадалась, что, оказывается, он просил такими странными движениями подойти к нему и подать утку. Сказать он тоже не мог, так как забыл, как она называется.
А сейчас, дорогие мои коллеги, я вкратце напомню вам о функциях мозга и его отдельных частей. Опять же будем опираться на труды Лурии А.Р. Тогда вам понятнее станет причина таких нарушений у раненого офицера.
6
Итак, мозг разделяется на два полушария - левое и правое, соединённых плотной мозолистой связкой. Снаружи это вещество равномерно серого цвета; это кора больших полушарий; её толщина едва достигает 4-5 миллиметров; она состоит из огромного числа нервных клеток, которые и являются материальной основой всех сложнейших психических процессов. Под тонким слоем коры - белое вещество, которое состоит из огромного числа плотно прилегающих друг к другу волокон, которые связывают отдельные части мозговой коры друг с другом, доводят до коры возбуждения, возникающие на периферии, и направляют на периферию программы действий, сформированных в коре.
Вообще-то однородно и скучно выглядит мозг - этот высший продукт эволюции, этот орган, который получает, перерабатывает и хранит информацию, орган, который создает программы деятельности и регулирует их выполнение.
Сознательно идя на некоторое упрощение, я бы выделил в головном мозге человека три важнейших составных части - три основных блока этого удивительного аппарата.
Первый из них можно назвать "энергетическим блоком", или "блоком тонуса". Он расположен в глубине мозга, в пределах верхних отделов мозгового ствола плюс самые древние образования, так называемые "ядра мозга".
При нарушении в этой части тонус коры снижается, человек впадает в полусонное состояние, затем - в сон. Это - аппарат, обеспечивающий "питание" мозга, как источник энергии обеспечивает "питание" электронных приборов.
Этот блок остался сохранным у нашего раненого, и поэтому его бодрственное сознание и общая активность остались у него ненарушенными.
Второй основной блок головного мозга расположен в задних отделах больших полушарий и несёт очень важную функцию. Часть именно этого блока была разрушена ранением у Костромина. Основная роль блока заключается в том, что он является блоком приёма, переработки и хранения информации, доходящей до человека из внешнего мира.
При разрушении в этой области (затылочная часть) человек не может сразу объединить впечатления в единое целое, он начинает жить в раздробленном мире. Он ощущает своё тело: рука, ещё рука, нога, ещё нога. Но которая рука - правая? Я где левая? Нет, он не может сразу разобрать это.
Но на этом не заканчиваются трудности, которые начинает испытывать человек, попавший в этот "раздробленный мир". Теменно-затылочно-височная область коры левого полушария имеет отношение к организации речи. Поражение в этой части левого полушария лишает человека возможности различать звуки речи и понимать обращённую к нему речь. Человек не может вовремя найти нужное слово, оказывается не в состоянии выразить в словах свою мысль; начинает испытывать мучительные трудности, пытаясь понять грамматику; не может считать; всё, чему он научился в школе, вся система его прежних знаний распадается на отдельные, не связанные друг с другом куски.
Разрушения хотя бы части этого важнейшего блока человеческого мозга достаточно, чтобы целиком вывести человека из жизни, лишить его самого важного, что есть в человеческой личности, сделать его беспомощным инвалидом, разбить его настоящее, лишить его будущего.
Однако остаётся ещё и третий основной блок мозга. Он расположен в передних отделах головного мозга и включает в свой состав лобные доли. Этот блок является мощным аппаратом, позволяющим формировать и сохранять намерения, формулировать программы действий, регулировать их протекание и контролировать их успешное выполнение. Это - блок программирования, регуляции и контроля человеческой деятельности. При его разрушении человек лишается своего будущего и всего того, что делает человека человеком.
Аппараты третьего блока остались полностью сохраненные у Сергея Костромина, а вместе с ними остались сохраненным и переживание его дефектов, и стремление преодолеть их, острая потребность снова стать полноценным человеком и сколько хватит сил мучительно работать над их преодолением.
Он глубоко и трагически пострадал, мир его разбился, но он полностью остался человеком, и больше: он борется за то, чтобы вернуть потерянное, чтобы восстановить свой мир, чтобы снова стать таким, каким он был прежде.
Вот что он мне на днях рассказал (конечно, пришлось очень долго ждать, пока он сможет сформулировать все фразы, я обычно всегда записываю за ним):
"Мне стало тяжело и невыносимо осознавать своё бедственное и печально-трагическое положение, в котором я нахожусь. Ведь я сделался неграмотным, беспамятным, больным. Но опять в моей душе оживают надежды на излечение от этой страшной болезни мозга. В моей голове зарождаются фантазии и мечты, что пройдут головные боли и головокружение, я вырвусь из этого мира боли, возвратится зрение, улучшится слух, вернётся прежняя память и грамотность.
После ранения весь мир перевернулся в моих глазах словно наизнанку, и я до сих пор не узнаю себя, словно я живу в страшном заколдованном сне. Я всё же ещё не теряю надежды на то, что сумею приспособиться к какому-нибудь труду. И я хочу надеяться, что ещё принесу немалую пользу своей стране. Я надеюсь на это".
Вот и всё, что я хотел рассказать вам об этом раненом офицере. В ближайшем будущем отправим Костромина в Ленинград, в Военно-Медицинскую Академию. А там будет видно. В общем, будем бороться за Человека.
... В середине июня учеба офицеров завершилась. Каждый, сдав экзамены, получил документ, позволяющий заниматься хирургической деятельностью. Офицеры разъехались по своим гарнизонам, ожидая вакансии на хирургическую должность. В сентябре того же года Невский, получивший ещё в июле новое звание, отбыл в Коми АССР. Старшему лейтенанту посчастливилось первому из группы получить должность ординатора хирургического отделения госпиталя в северном городе Печора. Нет-нет, да и вспоминался ему этот раненый офицер. Неужели этот парень обречён на вечные муки?!
Но судьба уготовила им новую встречу...
Часть 2. Год 1984
1
Невский был счастлив. Сегодня оказался знаменательный день. Впервые за пять месяцев, прошедших после ранения, день в день, он смог самостоятельно выйти на улицу. Правда, "самостоятельно" - это не совсем правильное слово. Здоровой рукой приходилось опираться на костыль, а со стороны раненой ноги и руки его бережно поддерживала жена. Так и двинулись из травматологического отделения. Труднее всего пришлось спускаться по лестнице, но и эти два этажа одолели совместными усилиями. Наталье тоже приходилось трудно - всё-таки девятый месяц беременности пошёл (осенний отпуск Александра не прошёл напрасно). Жена, оставив на попечение бабушки пятилетнюю дочь, приехала с Южного Урала, как только раненого мужа перевели из госпиталя Ташкента в Окружной военный госпиталь в Свердловске. Вот уже три месяца она ухаживала за Невским, буквально "поднимая его на ноги". Одна операция следовала за другой, так что приходилось поить и кормить с ложечки своего мужа.
Поначалу супруга старшего лейтенанта жила в гостинице и каждый день, как на работу, приезжала в госпиталь. Это было очень тяжело, учитывая её теперешнее положение, да и дорого обходилось такое жильё. В начале мая вдруг выпал обильный снег - обычное для Урала явление. Большие перебои с городским транспортом, промёрзлась на остановке, пока добралась до госпиталя. Как бы самой не свалиться. В этом состоянии и увидел Наталью лечащий врач Невского.
-Так нельзя! Я придумаю для вас, дорогие мои ребята, выход из положения,- заявил он и направился в кабинет начальника отделения.
Вернулся Валерий Генрихович вскоре и торжественно объявил:
- Всё, Наташа, отныне ты будешь жить с Сашей в отдельной палате-люкс, генеральские "хоромы". Там две комнаты, есть ванная-туалет, небольшая кухонька. Будешь мужу готовить разносолы, а-то он плохо ест нашу больничную пищу, отощал уже, как "велосипед". Так мы его и на ноги не поднимем. Теперь и ты будешь нам помогать его лечить. С начальником, полковником Семёновым Владимиром Александровичем, я договорился, он не против, сожалеет, что сам до этого не додумался. Тем более что генералы у нас пока не лечатся. Сегодня вечером и переберётесь. Так что это вам будет подарок на День победы!
Через пару часов Невского, который пока даже не мог сидеть в кровати, аккуратно перевезли из многоместной палаты на новое "место жительства". Вечером с вещами приехала и его супруга. Её "гостиничная" жизнь завершилась. Начался новый этап в "возвращении Невского к жизни". И дело пошло на лад!
Врачи больше не устраивали консилиумов у постели раненого, пытаясь найти способ его лечения. Александр быстро пошёл на поправку. Вскоре он мог уже садиться в постели, а позже начал осваивать передвижение на коляске, разъезжая по коридорам отделения. Лечащий врач только потирал руки от радости. После нескольких восстановительных операций можно было подумывать о разработке правой руки. Пока она представляла из себя "безжизненный крючок".
Невского часто посещали разные врачи госпиталя, ведь он был знаком со многими ещё по учёбе в Интернатуре, а, кроме того, его многие коллеги по госпиталю в Печоре теперь служили здесь. Как-то забежал в очередной раз бывший начальник того хирургического отделения - теперь он был переведён из Печоры в Окружной госпиталь и возглавлял одно из хирургических отделений здесь. Игорь Михайлович прямо с порога озадачил раненого неожиданной просьбой:
- А, ну-ка, Санька, покажи мне кукиш.
- Товарищ полковник, я не понял, что сделать?
- А что непонятного - кукиш мне изобрази.
Невский здоровой рукой выполнил эту фигуру.
-Э, нет, батенька! Ты раненой рукой это сделай.
Все попытки провалились. Кисть оставалась безжизненной.
- Вот, теперь я тебе ставлю задачу: научись. А я буду периодически тебя навещать и проверять, как идёт обучение.
Теперь всё свободное время Невский тратил на такую "учёбу". И кисть заработала! А однажды и получился этот самый кукиш! Полковник Александров был доволен:
- Первый раз радуюсь, когда мне показали кукиш. Ничего, Сашка, дальше пойдёт легче.
И восстановление правой руки началось. Сейчас, по прошествии времени, Невский уже осваивал письмо этой рукой, хотя ему теперь легче писалось всё же левой...
Невский осторожно опустился на скамейку в скверике госпиталя. Рядом села довольная жена. Они сделали это - первый выход на улицу состоялся. Александр с волнением рассматривал зелёные деревья, кое-где ещё продолжалось цветение. Лето было в разгаре. Оставив мужа подышать свежим воздухом, супруга отправилась в библиотеку - пора было поменять книги. Все вечера теперь оба с удовольствием тратили на чтение.
- Привет, Александр! Уже ходишь? Вот, молодец, какой.
Старший лейтенант даже вздрогнул от неожиданности. Задумался и не заметил подошедшего в белом халате доктора. Это был Момчак Валерий Фёдорович, начальник отделения нейрохирургии.
Невский был рад этой встрече, даже не сразу узнал его. По территории госпиталя врачи из корпуса в корпус ходят прямо так - в белых халатах, в этом нет ничего странного, но как он увидел его в этом месте скверика, скрытого от основной дорожки деревьями? Чудеса.
-Здравия желаю, товарищ подполковник!
- Э, нет, бери выше - я уже три года, как папаху ношу.
- Извините, товарищ полковник, я не знал.
- Ничего, пустяки. А ты поправился, я видел тебя, когда привезли из Ташкента - краше в гроб кладут. Ты был после очередной операции, наверное, не помнишь нашу встречу, еще не очухался от наркоза.
Точно, Невский совершенно не помнил этого момента. Он подтвердил.
- А знаешь, кто сейчас лежит в нашем отделении? Может быть, вспомнишь - лейтенант был такой, первый раненый нашего госпиталя из Афганистана. Костромин Сергей Васильевич.
-Конечно, помню. Я все годы вспоминал о нём. Как у него дела?
-Сказать, что хорошо, это - покривить душой. Есть, конечно, перемены. Не все из них положительные. За эти четыре года мы практически ежегодно кладём его на лечение-обследование. У него очень тяжёлые приступы посттравматической эпилепсии стали появляться, припадки эти его изматывают, подлечим и снова отпускаем домой. Он так и живёт с матерью в посёлке Бисерть. Я неоднократно обращался в КЭЧ (квартирно-эксплуатационную часть) Свердловского гарнизона о выделении ему жилья здесь в городе, как инвалиду войны первой группы. Пока никакого понимания - "отфутболивают", мол, есть у него жильё в посёлке, вот и ладно. Но я буду добиваться. Здесь он был бы всегда рядом, легче проводить профилактическое лечение, да и возможности для реабилитации здесь больше.
- А вы же хотели его отправить на лечение в Ленинград, в Военно-Медицинскую Академию.
- Был он там. Тоже провели дополнительное обследование, одобрили нашу тактику ведения такого больного и снова вернули в наш госпиталь. Как я понял, теперь это мой "крест". Если я не буду им заниматься - никто этого делать не станет. Так что, пока я здесь в госпитале служу, буду парня держать в поле зрения.
-Извините, товарищ полковник. Вы не в курсе, как сложились отношения Сергея с его невестой, помню, она приходила тогда в госпиталь.
- Конечно, знаю, Александр. Их отношения прекратились. Девушка перестала к нему приходить. Но я её не осуждаю, как и мама Сергея. Думаю, мало, у кого поднимется рука "бросить в неё камень". Хотя, история знает не мало примеров таких самопожертвований. Но это тяжёлая тема, не будем о ней говорить "на бегу".
Полковник глянул на часы.
- Извини, Саша. Мне пора - начмед назначил совещание, время поджимает. Если тебе интересно, то вернёмся к обсуждению Сергея позднее. Я забегу к тебе в травму. Ты в какой теперь палате?
Невский назвал.
- Ого, люкс. Уважают тебя коллеги. Ладно, не оправдывайся. Я думаю, заслужил. Пока, ещё увидимся.
Валерий Фёдорович осторожно пожал правую кисть Невского и поспешно пошёл по дорожке в сторону Главного корпуса госпиталя.
2
Они встретились спустя несколько дней. К тому времени жена Невского уже уехала обратно в Чебаркуль. Пора было возвращаться домой и подумать о появлении на свет нового человека. Он ждать не станет.
Теперь вместо супруги в палате с Невским жила его мама, специально приехавшая из Алапаевска ухаживать за сыном. Она работала учителем в школе, поэтому летний отпуск сейчас был очень кстати. Свою внучку она предварительно перевезла в Чебаркуль, вернув Наталье. Теперь маленькой девочке предстояло помогать маме и ждать прибавления в их семье.
Валерий Фёдорович познакомился с матерью Александра, поблагодарил её за сына. Конечно, каждой маме приятно услышать похвалу в адрес своего чада. Она смущённо заулыбалась и пошла в кухоньку готовить чай, чтобы угостить полковника.
Момчак удобно устроился на диване, положив рядом пухлую папку с бумагами.
- Я помню, как ты переживал за Сергея Костромина. Сейчас ты один из немногих, кто помнит его "образца 1980 года". Впрочем, внешне он никак не изменился. Такой же скромный, юный, стеснительный.
Самое большое наше достижение - Сергей запомнил все буквы, снова может читать. А главное - он научился вновь писать. Это ему легче делать, чем говорить. Всё свободное время он теперь пишет. Решил создать повесть о своей жизни. Ох, и помучились мы с восстановлением его навыков письма.
Сначала с этим было так же трудно, как и с чтением. Быть может труднее. Он разучился держать авторучку, он не знал, каким концом её брать, как ей пользоваться. Он забыл, какие движения надо делать, чтобы написать букву. Он стал совсем беспомощным.
Вот, как он мне рассказывал, я сохранил записи эти: "Я разучился владеть авторучкой: верчу её туда и сюда и никак не могу начать писать. Мне показывают, как надо держать в руке авторучку, и просят меня, чтобы я написал что-либо. Тогда я взял авторучку и провёл ею по бумаге какую-то кривую линию и ничего больше.
Я долго думаю, гляжу то на бумагу, то на авторучку, и, наконец, решительно двинул авторучкой по бумаге, и на бумаге остался след от ручки совершенно неопределённого происхождения, впрочем, он напоминал обычное чирканье ребёнка, который ещё не знает азбуки. От этой прочёркнутой мною линии мне стало смешно и страшно; удивительно, ну как же, ведь я же умел прекрасно писать и быстро читать, и вдруг... И мне опять стало казаться, что это я вижу сон. И я начинаю без конца улыбаться своей учительнице какой-то бессмысленной улыбкой".
А потом наступил день, который перевернул всё. Это был день великого открытия, которое мы сделали. Всё было очень просто. Сначала он пытался писать, вспоминал образ каждой буквы, пытался найти каждое движение, нужное, чтобы его написать. Но ведь так пишут только маленькие дети, которые только учатся письму. А ведь он писал всю жизнь, за спиной почти два десятка лет письма. Разве взрослый человек пишет так же, как ребёнок? Разве ему нужно задумываться над каждым образом буквы, искать каждого движения, нужного, чтобы её написать?!
Мы давно уже пишем автоматически, у нас давно сложились серии привычных движений письма, целые "кинетические мелодии". Ну, разве мы думаем над тем, какие движения мы должны сделать, чтобы расписаться? Разве мы пытаемся при этом вспомнить, как расположены линии, составляющие каждую букву?!
Почему же не обратиться к этому пути, к пути, который должен оставаться доступен ему? Ведь ранение, разрушившее зрительно-пространственные аппараты мозга, не затронуло его кинетических, двигательных аппаратов. Ведь слуховые отделы мозга и все двигательные навыки сохранились у него. Почему не использовать их и не попытаться восстановить письмо на этой основе?
В тот день я, отталкиваясь от рекомендаций Александра Романовича Лурии, попросил Сергея, чтобы он писал не по буквам, а сразу, не отрывая руки с ручкой от бумаги. Он несколько раз повторил громко слово "смерть", потом, наконец, взял авторучку и быстро написал это слово. Потом он мне сказал, что сам не помнил, что написал, потому что прочесть своё написанное он не мог. Но я зато ясно это прочитал. Потом он писал еще много слов, какие ему приходили на ум. Каждый раз я мог отчётливо читать написанное. Кстати, почерк у него красивый, разборчивый.
