Но баранку не бросал шофёр".
/ "Песенка фронтового шофёра".
Слова Н.Лабковского и Б.Ласкина/
Предисловие от автора
Военные автомобилисты. Им оказались по плечу самые трудные рейсы через горные хребты Гиндукуша, горячие пески пустыни Регистан. Так получилось, что военные водители оказались в условиях Афганистана на самом острие жизни. Эта профессия стала едва ли не самой героической. И правда, от водителей во многом зависела нормальная жизнь тысяч людей.
В Афганистане нет железных дорог. А продовольствие, горючее, медикаменты нужны всюду. И уходили колонны в рейсы, которые длились по несколько суток и даже недель. Водителям приходилось ночевать там, где их застала ночь, и кабина автомобиля для них - что стены родного дома. Почти всегда впереди них шли сапёры. Порой поджидала колонну душманская засада. И тогда от военного водителя требовалось самообладание, шофёрское мастерство и личная храбрость.
За время службы в Афганистане автору пришлось немало поездить по бесконечным дорогам Афгана, многократно убедиться в небезопасности таких поездок. И каждый раз военные водители оказывались на высоте. Честь вам и хвала, скромные труженики войны, настоящие "рыцари дорог"! Мой низкий поклон всем военным водителям Отдельной Медицинской роты Кандагара, а также тысячам и тысячам автомобилистов по всем провинциям страны!
В основу рассказа положены несколько документальных свидетельств очевидцев. Все фамилии изменены.
Часть первая. "Эти знойные, опасные рейсы..."
-Так, доктор, ты у нас человек новый, но хорошенько запомни: если я объявил совещание офицеров батальона, то тебя это тоже касается. Усёк?
-Так точно, товарищ майор!
- Вот и славненько. Заканчивай свои перевязки и приходи.
Командир третьего батальона майор Тараборин пригладил свои щёгольские чёрные усики, бросил недокуренную сигарету и скрылся под маскировочной сеткой: там находилось единственное построенное в этой части местности каменное здание, в котором разместился штаб батальона, несущего службу по охране дороги в этой жаркой пустыни на запад от Кандагара. Он сам торопился к назначенному времени, поэтому задержался лишь на минутку, проходя мимо медпункта.
Старший лейтенант Невский прибыл сюда два дня назад на замену врача, уехавшего в отпуск. Сейчас он в санитарном "УАЗике", приспособленном под медпункт, заканчивал вместе с санинструктором делать перевязки - осталось ещё два человека с потёртостями и мелкими ранками.
- Толя, перевяжешь без меня,- Александр обратился к своему помощнику Анатолию Рябию.- Я пошёл за получением "указивок".
Парень кивнул головой и пригласил следующего забираться в салон автомобиля. Старший лейтенант, снимая на ходу белый халат, прошёл за огороженную территорию "дома-крепости", как все прозвали это место.
За деревянным столом, установленным почти в центре огороженного забором участка, массивно восседал комбат, рядом на длинных лавках разместились начальник штаба, замполит, зампотех, командиры рот и их замполиты. Многих офицеров Невский пока ещё не знал - не успели познакомиться. Он быстро присел на краешек скамьи и посмотрел на комбата.
- Ну, раз медицина на месте, то мы можем начинать,- Сан Саныч усмехнулся и быстро перешёл к сути совещания.
Как выяснилось, сегодня в зону ответственности батальона вступает очередная колонна, следующая из Кушки в Кандагар. По всем расчетам, придётся ей заночевать в расположении основной части батальона: она не успевает проскочить в город до 16 часов, её решено оставить на ночёвку в пустыне, это примерно в двадцати километрах от города. Завтра с рассветом роты батальона, включая седьмую (расположена отдельно, ближе к городу, в районе заставы "Элеватор"), должны обеспечить безопасный проход до самого Кандагара. А вообще, как понял Невский из небольшого личного опыта, по дорогам Афганистана хорошо ездить ночью. В семнадцать часов движение на них повсеместно закрывается, и тогда исчезает напряжение от езды в бесконечном потоке машин и боевой техники, простоев и дорожных перебранок, одним словом, всего того, что сопутствует жизни афганских дорог. Конечно, опасность нарваться на душманскую засаду возрастает, но боевая колонна полнокровного батальона - это всё же не колонна грузовых автомашин, следующих под небольшим прикрытием боевой техники.
Все офицеры получили на совещании свои задачи. Доктор тоже должен быть готов к оказанию помощи всем нуждающимся, следующим в колонне.
Спустя около часа колонна благополучно достигла полевого лагеря в пустыне. Невский с головой погрузился в свою привычную работу: приём новых больных, выдача лекарств, перевязки. Впрочем, желающих оказалось не более десятка, никто не нуждался в госпитализации.
2
В наступающих сумерках старший лейтенант закончил свои медицинские дела и вернулся в "дом-крепость", где ему ещё в первый день определили место для ночлега наряду с руководством батальона. Под маскировочной сеткой, скрывающей просторный дворик и само здание, за столом, шёл оживлённый разговор. Кроме "хозяев" были и гости - два офицера из колонны.
-Так вот, я и говорю, чтобы самолёты летали, "колёса" должны крутиться. Не доставь мы горючее, то и авиация не сможет в небо подняться. Как не крути, а наша, военных автомобилистов, роль очень существенна. Мы, например, завезли трёхмесячный запас топлива и боеприпасов для наших авиаторов в Кандагаре. Конечно, они и по воздуху могут себя обеспечивать, но это очень дорого. Проще нашими колоннами подвозить. Хотя и опаснее, но уже для нас.
Говорил сухощавый, невысокий, тёмноволосый, с красными от недосыпа глазами и ярко красным от загара лицом капитан, начальник колонны, Владимир Котович. Он с наслаждением потягивал из стакана холодный квас, который радужные хозяева выставили на стол в бидоне.
-Хороший у вас квасок. Очень это я уважаю - после знойного дня так охолодить нутро. Так вот, я продолжаю про наше любимое дело - водить машины по дорогам Афгана. Я с детства люблю всё, что имеет четыре колеса. Впервые сел за руль ещё в начальной школе. Батя у меня таксистом работает (я ведь из Челябинска родом), вот и приучал меня с младых ногтей крутить "баранку". С тех пор я больше всего на свете люблю дороги: ровные серые асфальтовые ленты, тихие лесные просёлки. Но вот афганские... Вряд ли их можно полюбить. Хотя учат они многому.
Я и образование получил самое лучшее. Ей-бо. В своём Челябинске учился в высшем военном автомобильном инженерном училище имени Главного маршала бронетанковых войск П.А. Ротмистрова.
-Странно, почему имени Ротмистрова?- подал голос замполит батальона майор Пястолов. Владимир Иванович налил себе новый стакан квасу, с удовольствием стал пить.
-А чёрт его знает, товарищ майор. Мы как-то не задумывались, учились и всё. Не суть важно. Я начинал службу свою в Союзе, был командиром автомобильного взвода, затем стал командовать ротой. В Афган прибыл около двух лет назад, тоже командиром роты. Ехать в Афганистан на повышение - это, как говорится, надо иметь незаурядные командирские способности, или, как шутят офицеры, гибкий позвоночник. Шесть раз принимал участие в схватках с "духами". Дважды был ранен, один раз тяжело - лечился в Ташкенте больше трёх месяцев.
Когда пули попали в живот и в ногу, то решил, что это конец. Потом совсем отключился. Пришёл в себя уже после операции в госпитале Кабула. Оказалось, что оживать ещё труднее, чем умирать. И дольше! Ей-бо. Слишком узкой была эта щель - обратно в жизнь. Чтобы протиснуться сквозь неё, нужно было затратить невероятно много усилий. Но я очень постарался. И мне всё же удалось "пролезть". Помню, от сильной боли я застонал и открыл глаза.
-И что, долго лежал в Кабуле?- Невский даже привстал, чтобы лучше видеть рассказчика.
-Нет, через несколько дней переправили в Ташкент. И знаете, чем для меня был тот госпиталь? Пытка неподвижностью - вот что это было такое! Попробуйте-ка полежать несколько часов на спине, совершенно не двигаясь, будто вас гвоздями прибили к кровати. И смотрите в высокое окно. Вообразите при этом, что вы молоды, что вас прямо-таки распирает от желания бегать, прыгать, кувыркаться, так и подмывает вскинуться, стукнуть голыми пятками об пол и опрометью выбежать из палаты.
Долго болея и постепенно теряя подвижность, человек, возможно, привыкает к такому состоянию, если к нему вообще можно привыкнуть. А тут чудовищное превращение в "колоду", в "камень" было мгновенным. Представьте, даже не мог отвернуться - должен был лежать, как положили, на спине, подобно бедному жучку, которого ни с того ни с сего перевернули кверху лапками.
И почти каждую ночь - и это было нестерпимо - я заново переживал это ранение. Вскидывался с криком и минуту или две не мог понять: где я и что со мной. А ещё, сейчас стыдно сказать, даже плакал тайком от страха и от жалости к себе.
А потом дело пошло на лад. Не очень быстро, словно бы крадучись, возвращалась жизнь в моё тело. Вскоре я уже гордо восседал на койке, обложенный подушками. А через несколько дней мне подали роскошный выезд - колясочку. Я с удовольствием принялся раскатывать на ней по палате и коридору, крутя колёса руками. А спустя некоторое время я опять стал пешеходом.
Сейчас всё позади. Да, на родине растут у меня два сына: старший Василий и младший Олег. Хорошие пацаны. Вырастут, я их тоже определю в автомобилисты. Ей-бо. Считаю, что не ошибся я в выборе профессии. А этот рейс у меня первый после длительного перерыва, можно сказать, прямо из госпитальной палаты отправился в путь.
Невский невольно подумал - какая это высокая моральная заслуга - признаться в испытанном страхе, в своей слабости. Он с уважением глянул на Владимира Котовича, не удержался от терзавшего его вопроса:
-Страшно было в бою, а потом при ранении?
-Док, поверь мне, не боятся на войне только кретины, да и то, наверное, когда под "мухой". А нормальные приучаются преодолевать страх силой воли. Мне пока это удавалось.
-Да, мне повезло с командиром роты. - Вступил в разговор старший лейтенант Умеров Сергей, замполит автомобильной роты.- Вы только на его грудь гляньте. Награждён двумя орденами Красной Звезды.
Офицеры невольно одновременно посмотрели на награды капитана.
-Молодец, конечно! Так держать.- Комбат Сан Саныч протянул ладонь и крепко пожал руку офицеру. Замполит батальона, начальник штаба и доктор Невский тоже по очереди пожали ему руку. Капитан неожиданно засмущался: "Да будет вам. Прямо героя из меня делаете".
Он вскочил, прошёлся у стола, потом снова сел:
-Вы не против, если я ещё кваску тяпну? Хорош! Родину далёкую напоминает.
- Да пей ты, сколько хочешь. Главное, чтобы ночью не "напрудил под себя",- майор Тараборин весело рассмеялся. Его поддержали остальные.
- Ну, это дудки. В детстве этим не страдал, а сейчас тем более.
Владимир отхлебнул из стакана, поднял голову и стал вглядываться в небо, усыпанное яркими звёздами:
-Люблю смотреть в ночное небо. Давно уже заметил: это помогает бороться с усталостью. За день в глазах рябит от бесконечно бегущего полотна дороги. А таких ярких, бархатных звёзд, какие в афганском небе, я нигде не видел. Ей-бо.
Все офицеры подняли глаза к небу. Наступила тишина. Наверняка каждый вспомнил о своём доме. Луна огромной осветительной ракетой висела над головами. Возможно, сейчас эту луну также рассматривает кто-либо из близких в своём краю.
- Что ты, Владимир, можешь припомнить об этом рейсе? Каким он был?- начальник штаба капитан Кобылаш Виктор первым нарушил молчание.
-Если в двух словах, то это был жаркий, даже знойный, опасный рейс. А если поподробнее, то извольте, расскажу. Не торопитесь спать?
- Валяй,- почти хором ответили несколько голосов.
3
Подготовка колонны шла обычно. Инструктаж, постановка боевой задачи, проверка технического состояния автомашин. Маршрут знакомый: из Кушки в Кандагар. Более двадцати раз пришлось мне уже ходить по нему. Перед началом движения командир батальона материального обеспечения майор Никонов обратил моё внимание, как начальника колонны, на возросшую активность душманов. В прилегающих районах появились банды из группировки Гульбеддина, которые нападают на колонны с грузами.
Вообще-то пройти с колонной из Кушки до Кандагара без выстрелов невозможно. Все мои предыдущие поездки, да и эта, крайняя, подтвердили это. От Кушки до вашего полевого лагеря в пустыне (это около 750 км) мы шли пять суток.
Что осталось в памяти из тех пяти суток? Разбудила меня пронзительная сирена: вдоль Г-образного строя машин на тихой скорости шёл дежурный КрАЗ с включенной сиреной - так у наших военных водителей играют подъём. Часы показывали 4 часа 30 минут. Выехали в долгий путь. Не давала покоя тревожная весть в Кушкинском гарнизоне о возможном нападении крупной банды душманов на один из приграничных колхозов; под Фарахом с горечью я узнал разрушенный дом с засыхающим садом - еще год назад здесь шли бои (наш вертолётчик, майор бросил в атаку МИ-24 на душманский крупнокалиберный пулемёт, который, по данным наводчика, был установлен в этом жилище. Вдруг, во дворе все увидели маленькую девочку, которая отчаянно размахивала белым платком. Беды тогда не произошло. Но, как видно, ненадолго). Что стало с этой девочкой? Не знаю. В Дилараме на стоянке нас обстреляли, снаряд разорвался рядом с автомобилем - жертв, к счастью, не было.
Да, событий в пути произошло немного, но закрою глаза, и вновь почти физически ощущаю шестидесятиградусный зной (а ведь идёт только середина мая. Что будет летом? Даже не хочется и думать об этом), ветер, наплывающие волнами тучи белой едкой пыли, вижу, как проплывают мимо остовы сожженных наливников, танков и бронетранспортёров. Чем ближе к Кандагару, тем их становится больше.
На предпоследней стоянке накануне на инструктаже подполковник Яниди В. дал нашей колонне "зелёную улицу" - выпустил первой рано утром, когда движение на дороге только ещё начинается. Правда, предупредил, что в районе Голомеха воздушной разведкой обнаружено 150 свежих окопов - видимо, готовилась засада. Однако никто не обратил на это внимание - вчера мы прошли аж 250 км, прошли спокойно, без выстрелов. Но меня ломала страшная усталость: горело обожжённое солнцем лицо, болели спина, руки, хотелось одного - смыть противную пыль, напиться холодной воды и укрыться хотя бы в палатке от проклятого, жалящего раскалёнными песчинками "афганца". Это, видать, я так сильно "разнежился", пока лечился на белых простынях. Придётся привыкать к трудностям снова.
Диспетчерский пункт, на котором колонны пережидают, когда закрывается движение на дорогах, а наши ребята приводят в порядок технику и, естественно, отдыхают после трудных, опасных переходов, представляет собой огороженный колючей проволокой гектар разбитой пыльной земли. И всё - даже умывальника нет, скамейки обыкновенной нет. К вечеру тот "афганец" усилился - машины, люди угадывались в белой пыли силуэтами, как в хорошую вьюгу. Так потом и было до самого вашего лагеря - зной, пыль, ветер, лишь остовы сожжённых машин напоминали о том, что идёт война. От тех, кто сидит за рулём, эта пустая однообразная дорога требует нечеловеческого напряжения - любая тряпка, палка, валяющаяся на дороге, может взорваться под колесом миной или фугасом. Об этом и напоминают частые воронки на бетонном полотне.
Я и сейчас мысленно отчётливо, до мельчайших подробностей вижу эту когда-то прекрасную, а теперь разбитую, на больших участках превращённую в стиральную доску, бетонную, с многочисленными воронками от мин и фугасов дорогу от Кушки до Кандагара.
Обидно, когда в 20 км от города колонну оставили ещё на одну ночёвку в пустыне. Правда, нам сообщили, в Кандагаре и его окрестностях идут бои, и пройти колонне через город будет рискованно.
Опять же удалось у вас мне и всем моим водителям умыться, привести себя в "божеский вид", хоть поспят ночью нормально. Жалко только, что квас смог попить только я с моим замполитом. Готовьте на будущее побольше бочек с квасом, чтобы все могли утолить жажду этим прекрасным русским напитком.
Ладно, мужики, давайте спать, я уже "носом клюю".
4
Рано утром колонна была готова отправиться через Кандагар до своей конечной точки разгрузки. Основную массу машин составляли "наливники", везущие такое необходимое горючее. "Уралы" и КамАЗы вытянулись на асфальтовой дороге. На ней - засыпанные грунтом воронки от разрывов мин. Водители всегда стараются объезжать такие места.
Капитан Владимир Котович, начальник колонны, крепко пожал руку комбату Тараборину и доктору Невскому, которые подошли пожелать ему удачи.
-Спасибо, что напоили-накормили, кваском порадовали. Ну, что мне там ждать в Кандагаре? Сильно изменился город за полгода, что там не был?
-Ничего особливо нового не увидишь,- майор Тараборин прикурил сам, дал прикурить Котовичу и Невскому.- Город ещё больше разрушен, много людей погибло, ушло в Пакистан или в другие провинции, люди живут впроголодь. Поедешь по городу, всё сам поймёшь. Дорога разбита, город в пыли, как в молочном тумане, многие кварталы разрушены, людей на улицах мало. На подъезде к городу вдоль дороги протянулись разрушенные кишлаки - следы многочисленных сражений с " духами". Поля пустуют, зарастают сорняками виноградники, засыхают без ухода дехкан сады, дававшие богатые урожаи гранат, персиков и абрикосов. Частенько ведь приходится в зоне боевых действий перекрывать воду, поэтому и гибнет урожай на полях, сохнут сады. Но это вынужденная мера: когда затопляют виноградники, даже танк по ним не пройдёт. Одним словом, война продолжается, по-прежнему будет литься кровушка.
-Ну, спасибо, товарищ майор, успокоил.- Котович не весело усмехнулся. - Главное, чтобы сегодня в моей колонне не пролилась кровушка моих ребят. Но у меня надёжная защита, - вон какие "орлы" охраняют колонну.
Капитан показал на стоящий в колонне перед его автомобилем бронетранспортёр. На броне сидели улыбающиеся солдаты с облупленными носами и выгоревшими под жарким солнцем бровями, с большими, твёрдыми рабочими руками - такие надёжные русские парни.
- Это мой любимый "экипаж трёх Иванов", все сибиряки, отчаянные парни! Механик-водитель Иван Свитавский; старший радиотелефонист Иван Шанауров; пулемётчик Иван Набатников. Все трое - сельские механизаторы широкого профиля, работали до Афганистана трактористами и комбайнерами. А теперь вот глотают едкую афганскую пыль в Кандагаре, Герате, Кабуле. Исколесили в сопровождении колонн почти весь Афганистан. Доставляли горючее, продовольствие, а надо было - и в бой вступали.
Многое увидели, многое испытали здесь на себе, к сожалению, пришлось испытать и горечь от потери друзей. Они и сами попадали в засады, а однажды подорвались на мине (как мне сказали: "Хорошо, что задним колесом", вот и весь рассказ о пережитом). Каждый из них мог оказаться на месте тех, кому не повезло - сделать последний вздох на этой дороге под знойным солнцем. От меня ребята не скрывают: нет, они, конечно, здесь будут столько, сколько потребуется, но... Если бы сменить рукоятки крупнокалиберного пулемёта на штурвал комбайна - ох, как бы они поработали сейчас!
Ладно, мне пора. Потянуло что-то на лирику. Не поминайте лихом!
-Погоди. Надо для поднятия настроения анекдот послушать. Давай, док, порадуй. Он у нас мастер рассказывать.
Невский задумался на минуту, потом быстро заговорил:
" Гаишника спросили:
-А ты согласился бы стать директором школы?
Тот почесал затылок и ответил:
-А что такого? Постановка и снятие школьников на учёт и с учёта, выявление нарушителей режима, контроль успеваемости. Тут есть над чем работать и на что жить".
- Спасибо, док. Теперь я знаю, куда пойду, если надоест крутить "баранку". Но это не в скором будущем. Бывайте, славяне!
Владимир легко вскочил на подножку и скрылся в кабине. Вскоре колонна проследовала по своему маршруту. Вдоль всего пути до города третий батальон уже выставил посты для защиты от внезапного нападения душманов.
...Колонна почти благополучно прошла через город. Была обстреляна. Потерь не было...
Часть вторая. "Ничем не примечательный рейс..."
1
Очередная колонна остановилась на ночь в пустыне в расположении третьего батальона. На этот раз она следовала из Кабула через Кандагар до Шинданда. Старший лейтенант Невский завершил приём новых больных, решил теперь "прогуляться" вдоль колонны. А вдруг знакомых или земляков-уральцев встретит. Так делали многие офицеры и солдаты, долго находящиеся здесь, в пустыне. Хотелось новых впечатлений, встреч, наконец, появлялась возможность послушать новости. Незаметно для себя старший лейтенант тоже "заразился" этой "болезнью" - жаждой информации. Он находится в этой жаркой пустыне уже второй месяц. Газеты им доставляли на вертолётах не регулярно, с большим опозданием по событиям. А здесь "свежие люди" могли рассказать последние известия из столицы.
Офицеры и солдаты с удовольствием умывались из вёдер, наполняемых из проезжающей вдоль колонны "водовозки", царило приподнятое настроение, слышались шутки, смех. Так бывает, когда люди только что избежали смертельной опасности, вновь ощутили всю прелесть жизни. Действительно, при прохождении через город колонна была обстреляна, ещё больше досталось на выходе из Кандагара. Были раненые и погибшие. Их уже отправили на вертолётах. Несколько автомобилей нуждались в ремонте. Решено было остановиться на эту ночёвку в незапланированном месте.
То там, то здесь вспыхивали крохотные костерки: в земле выкапывались ямки, туда ставилась банка с соляркой, поджигалась. Готов костёр - можно разогреть консервированную кашу с тушёнкой, согреть чайку. Просто и надёжно. Наш советский водитель не прихотлив и способен в любых условиях накормить себя и отдохнуть в пути, пусть даже и на жёсткой земле.
Увы, Невскому не повезло: ни знакомых, ни земляков не нашёл. Зато сегодня он познакомился с начальником колонны. Старший лейтенант Виктор Яглыч. Он получил сегодня легкое касательное ранение в руку, доктор перевязал его на приёме. Повезло. Что ещё можно сказать? Но, оказалось, это не единственное везение автомобилиста сегодня. Сегодня ему исполнилось двадцать пять, и в свой день рождения он получил подарок не только от "духов", но и от судьбы. Пуля ковырнула металл всего в сантиметре от его головы, отскочила на пол кабины. Виктор поднял её, ещё горячую, чтобы сохранить навсегда. Это будет память не только об этом рейсе, но и обо всей афганской войне. С гордостью показал её Невскому.
Сейчас, при обходе колонны Александр вновь увидел счастливого именинника. Виктор с наслаждением подставлял спину под щедрые струи воды, которые лил на него солдатик. Повязка с проступившей кровью на плече промокла, но офицер не обращал на это внимание.
- Привет, Виктор. Пошли, я поменяю тебе повязку, а-то нагноится рана. Тебе ведь далеко ещё до Шинданда ехать.
- Привет, док. Ладно, уговорил. Я совсем забыл о повязке, так захотелось освежиться. Кайф! Так бы лёг в ванну и пролежал несколько суток, не выбираясь. Правда-правда! Как хорошо у нас на Волге, воды вдоволь. А здесь?!
Яглыч наспех вытерся полотенцем, надел полевой китель. Они, не спеша, пошли в сторону медпункта.
2
-Тяжёлый был путь от Кабула?
-Не то, чтобы тяжёлый. Ничем не примечательный, обычный рейс. Где-то нас пощипали, где-то спокойно проехали. Что ты, док, хочешь? Идёт война, она без жертв не бывает. Жалко погибших ребят. А в Кандагаре сегодня и моего командира взвода убило. Какой был парень! Мой земляк, тоже из Костромы. Я вот буду ехать в Шинданд, а он будет возвращаться в родной город в "деревянном бушлате". Так, кажется, у Высоцкого есть обозначение домовины. Мой дед, царство ему небесное, себе сам состругал, велел только в своей домовине и хоронить. Так и сделали потом.
Если тебе интересно, то расскажу немного о своём рейсе.
Помню, что первый на нашем пути кишлак встретил мирной картиной: в шелковичных садах женщины бережно сметали в платки опавшие ягоды (потом их просушат, смелют, испекут из муки сладкие лепёшки. Я как-то пробовал, понравились); девчонки пасли коз и коровёнок, мальчишки, как это бывает, наверное, во всём Афганистане, промышляли мелкой торговлей; мужчины заготавливали саман для восстановления пострадавших от взрывов жилищ.
Удалось мне увидеть в этом рейсе настоящую афганскую глубинку. Вечерело, когда мы вошли в обозначенный на карте кишлак. Правда, раньше не доводилось через него проезжать. Дома, как ласточкины гнёзда, прилепились на склоне горы. И стоят они один над другим, когда крыша нижнего служит как бы двориком для верхнего. В домах, как рассказывали, множество тесных и тёмных помещений с узкими лабиринтами-проходами и лазами-лесенками. Но большая часть жизни афганца проходит на крышах - они обмазаны глиной и чисты, как светёлки в украинских хатах (у меня жена с Полтавы, так что я бывал у её родичей). Здесь афганцы сушат на зиму ягоды шелковицы, здесь отдыхают и совершают утренний намаз. И пулемёты, случается, тоже бьют с крыш.
На ночлег мы с замполитом устроились на крыше, где-то у вершины горы. Нас пригласил местный активист, член НДПА (народно-демократическая партия Афганистана). Ни есть, ни спать от усталости не хотелось. Темень - непроглядная, только в свете звёзд угадывались бледными террасками всё те же крыши - картина фантастическая. В полночь где-то в стороне начала работать афганская артиллерия: от разрывов снарядов горы озаряются вспышками, как от зарниц молний, а спустя несколько секунд прокатывается тяжёлой колесницей, множась эхом, глухой грохот.
Невский уже давно заменил повязку на руке Виктора и сейчас не спускал глаз с рассказчика. Уж больно образно он описывал этот путь.
- А что дальше?
- А дальше были засады, стрельба, гибель двух моих водителей. Мчались, как сумасшедшие. Скорость и жизнь на здешних трассах - понятия равнозначные. Были и спокойные участки трассы, тогда ехали на малой скорости.
А вообще, грустно, Александр, глядеть сквозь стекло автомашины на проплывающие за окном места. Одиноко тянутся к небу выщербленные пулями и осколками бетонные столбы линии электропередачи с оборванными проводами. Зияют пустые глазницы дувалов, поросшие кое-где упрямо тянувшейся к солнцу травой.
Помню, водитель головной машины старший сержант Юра Тильк чуть притормозил и посигналил - долго, протяжно, три раза. Справа от дороги метрах в пяти - скромный обелиск. На бетонном фундаменте - руль и колесо. Потом в этом месте каждая проезжающая машина сигналила, отдавая честь погибшим автомобилистам.
Сколько нашего брата полегло на дорогах Афгана! Вдоль всей трассы - то тут, то там покорёженные обгоревшие рамы, кабины, колёса. Кто знает, спасся ли водитель, когда вдарила по машине очередь душманского пулемёта. Каждый такой обгоревший остов может служить памятником.
Вижу, док, ты интересуешься искренне нашей службой. Расскажу ещё об одном эпизоде этого рейса.
3
Припоминаю, что было там одинокое дерево у обочины. С одной стороны - скала, а впереди - крутой поворот, душманы и попытались блокировать и уничтожить нашу колонну. Головную машину подбили, и она остановилась на дороге, преградив проезд другим. Водитель Юра Тильк, я о нём уже упоминал, был ранен. Выскочив из горящего автомобиля, он всё же открыл ответный огонь. На помощь ему бросился водитель идущей следом машины Серёга Шиндяпкин. Он снял с себя бронежилет и, положив на него Юрку, втащил в свою кабину. Затем, столкнув горящий бензовоз в кювет, освободил проезд и рванул вперёд. За ним двинулась вся колонна. При первой возможности мы эвакуировали Юру Тилька на вертолёте в госпиталь. Вот какие герои служат у меня водителями.
Но в тот день наши испытания не закончились. Далее дорога петляла среди горных холмов. Начался крутой подъём. У полуразрушенного кишлака я по радио приказал водителям увеличить скорость - место опасное, удобное для засады. И почти сразу тогда услышал выстрелы. Огненная трасса пунктиром прошла прямо перед кабиной головной машины. Я интуитивно откинулся назад и поднял стекло, на которое был накинут бронежилет - защита от пуль и осколков. Нажав на тангенту, я вызвал командира боевого охранения старшего лейтенанта Гришаева Колю, приказал открыть ответный огонь.
На высокой скорости автомашины проскочили было опасный участок, но душманы перенесли огонь на головную машину, рассчитывая, что повреждённый КамАЗ загорится, преградит путь колонне. Просчитались. Водитель, герой предыдущего боевого эпизода, Шиндяпкин гнал машину вперёд. Пули поднимали фонтанчики пыли то слева, то справа, но точно определить упреждение вражеский пулемётчик так и не смог - Серёга то и дело петлял по шоссе, менял скорость. Примеру его следовали другие водители. Буквально через несколько минут наша колонна скрылась за поворотом.
У кишлака, охраняемого афганскими солдатами, наши автомобили остановились. Ох, и взмок я тогда! Стёр пот с лица и пошёл вдоль колонны. Все машины на месте. Правда, кое-где борта были расщеплены пулями - но это мелочи.
Я построил всех водителей, кратко подвёл итоги дня, назвал фамилии отличившихся. Конечно, буду оформлять на них наградные листы по возвращению в часть.
Мне кажется, когда-нибудь грузовик "КамАЗ" достойно займёт место рядом с танком Кадыра - символом апрельской революции, установленным на главной площади Кабула: так велик вклад военных водителей в создание новой жизни в Афгане. Не зря душманы много времени уделяют "дорожной войне": пытаются перерезать автомобильные трассы, по которым доставляются в Афганистан нефтепродукты, строительные материалы, продукты, медикаменты - всё, в чем так остро нуждается страна. Дороги Афгана - это как бы артерии страны. Кажется, я правильно использовал это понятие, док? Тебе это более знакомо.
-Были ещё у вас трудные моменты в этом рейсе?
-Конечно, ведь впереди нас ждал Кандагар.
4
- Чем ближе к Кандагару, тем решительнее заявляла о себе война. В одном месте, где дорога, втягиваясь в горы, делает большую петлю (очень удобное место для засады) увидели мы следы жестокого боя примерно недельной давности, а на выезде из этой западни на самом высоком месте поднялись над дорогой пять каменных краснозвёздных обелисков. Машины проезжали мимо них на самой малой скорости с включенными, естественно, сиренами. Конечно, мы будем помнить этих погибших ребят, отдавать им дань уважения, сколько бы не проезжали мимо этих мест.
Под гулкое уханье танков, врытых по краю "зелёнки", треск пулемётов придорожных заслонов наша колонна нырнула в узкие улочки города. Этот рывок по городу я плохо запомнил. Мчались на предельной скорости. В районе знаменитой Чёрной площади нас обстреляли, появились раненые и убитые. Тут и погиб мой командир взвода лейтенант Цветаев Аркадий. Вечная ему память. Впрочем, площади как таковой, ты ведь знаешь, там нет: дорога среди зелёнки. Но особенность в том, что эта самая "зелёнка" подступает здесь к асфальту вплотную, давая возможность "духам" расстреливать проезжающих по трассе в упор.
Били танковые пушки, миномёты и крупнокалиберные пулемёты. Это подразделения вели сейчас бой в "зелёнке". Ну, а наша колонна промчалась через весь город, потом свернула с трассы, втянулись в узкую улочку пригородного кишлака. Объехали сгоревший танк, снова выбрались на бетонку и помчались дальше. Теперь нас уже охраняли подразделения вашего третьего батальона. Были ещё обстрелы, когда я получил своё легкое ранение и чудом избежал пули в голову.
Вот и весь мой рейс. Как видишь, ничего интересного.
-Да-а-а-а-, - только и смог произнести Невский.
-Слушай, а пошли со мной к колонне. Там мои ребятки что-то затевают по случаю моего дня рождения. Будешь моим гостем. Я приглашаю.
Невский предупредил своего санинструктора и с удовольствием отправился с новым товарищем.
-Поздравляем вас, товарищ старший лейтенант, с днём рождения! - Хором встретила своего командира группа водителей.
Потом все вместе сидели у походной кухни, расправлялись с тортом, приготовленным поваром из галет и сгущёнки, пили чай. Кто-то взял в руки гитару, и полилась песня, сразу подхваченная солдатскими голосами:
"И все, кого я встретил
И не встретил.
Пусть долго будут жить
На этом свете,
Как тишина на дальнем
Рубеже..."
На душе у именинника было радостно, о чём он не преминул поделиться с доктором. Забылись опасности минувшего дня, и не хотелось думать, что завтра ждут новые испытания - опять дорога среди знойной пустыни, пыль, духота. И, может быть, вновь встреча с опасностью.
... Утром колонна проследовала дальше...
Часть третья. "Сердце Афганистана"
- Привет, Александр! Ты сильно занят?- замполит третьего батальона майор Пястолов заглянул в салон медицинского "УАЗика", в котором старший лейтенант Невский наводил порядок после закончившегося приёма больных
-Нет, могу прерваться. Что случилось?
-Ничего. Просто требуется твоё участие. У нас ведь сейчас гостит корреспондент из Москвы, из "Звёздочки". Он едет на этой колонне, что остановилась на ночлег. Они сейчас с Сан Санычем в бане. Комбат решил принять подполковника по высшему разряду. Всё было нормально, но тут у московского гостя сильно голова разболелась, он думает, что давление поднялось. Пошли, померяешь ему давление, захвати и таблетки, уколы. Не знаю, что в таких случаях полагается. За одним и послушаешь его рассказы. Складно слагает о своей поездке. Ты ведь всё интересовался перевалом Саланг. Вот и попросишь и о нём рассказать.
- Это я мигом!
Невский быстро положил в медицинскую сумку всё необходимое, вылез из салона машины, захлопнул дверь.
Дошли быстрым шагом минут за семь. Здание располагалась на окраине полевого лагеря. Это было небольшое деревянное сооружение, построенное по всем правилам русской бани, имелась и парилка. "Водовозка" регулярно наполняла водой большую металлическую ёмкость, возвышающуюся над зданием на деревянных опорах. Имелся даже резиновый бассейн поблизости. Украшением всего комплекса была деревянная беседка.
Сейчас под навесом за столом сидел комбат и военный корреспондент, оба были закутаны в большие махровые полотенца. На столе стоял большой бидон с квасом.
-Вот, привёл вам "эскулапа", - Владимир Иванович широко улыбнулся. - Наш доктор Александр Невский. Временно заменяет нашего штатного врача, пока тот в отпуске. Привыкли мы к нему уже, не хочется и отпускать. Почти два месяца живём бок о бок. Но, к сожалению, через пару дней, 30 июня он должен возвращаться в свою Медроту. Но пока он в нашем распоряжении, так что пользуйтесь.
Пястолов рассмеялся и подтолкнул доктора вперёд.
Незнакомец поднялся, протянул руку:
- Специальный корреспондент "Красной звезды" подполковник Батура Сергей Юрьевич.
Невский назвал себя. Он ощутил крепкое мужское рукопожатие. Гость ему понравился: невысокий, крепкого телосложения, обточенный, как булыжник, человек. Голос его был отрывист. На русоволосом, обожжённом солнцем лице жили строгие печальные глаза. Они силились улыбнуться, но, видимо, не очень умели это делать.
-Доктор, передаю себя в ваши руки. Голова раскалывается. Сможете помочь?
-Попробую.
Старший лейтенант померил давление (повышенное), посчитал пульс, послушал сердце. Потом покопался в своей сумке, извлёк упаковку трофейных лекарств. Протянул подполковнику.
- Вот выпейте сейчас одну таблетку, потом позднее я ещё померю давление, возможно, придётся ещё одну принять. А там посмотрим.
Сергей Юрьевич, молча, кивнул, поспешно сунул таблетку в рот, запил квасом. Молча, посидел с закрытыми глазами, словно прислушиваясь, как лекарство перемещается к желудку.
Неожиданно он заговорил, всё также не открывая глаз:
-Стоит закрыть глаза, вижу один и тот же кадр, один замедленный кадр из быстро прокручивающейся дорожной ленты. Красно-дымный факел загородил дорогу. Вот-вот рванёт, и тогда пойдут полыхать другие цистерны. И надо что-то делать, что-то предпринимать в эти секунды, потому что беспомощность и ожидание беды самое страшное. И нигде не видно рядового Владимира Бабия, водителя полыхающего "Урала". Я с ужасом думаю - неужели всё сидит в кабине? В этот момент рядовой Виталий Синица, укрывшийся за передним колесом ближайшей к дымному факелу машины, громко кричит:
- Ах ты, нечисть душманская! Ах ты, зараза бандитская!- оторвался от колеса и, волоча автомат, пополз к горящему "Уралу".
И никак не может доползти, хотя расстояние всего-то десять метров. Потому что факел вдруг тронулся с места и пошёл, забирая вправо, туда, где далеко внизу билась между скал чистая голубая речка.
"Урал" боднул придорожный слабенький столбик, накренился, замерев на мгновение, и, будто решившись, сунулся вперёд всей массой. В эту секунду и выскочил Бабий из кабины, упал на землю, вытянув шею, провожая в последний путь своего железного друга.
Вот и всё. Дорога была свободна, мы могли ехать дальше, всё более приближаясь к Кабулу.
-Всё! Порулили! - крикнул Виталий Синица.- Теперь до самого Саланга будем вверх вкручиваться.
Подполковник открыл глаза и отпил из стакана квас:
- Это была не первая машина, которую мы потеряли в этой колонне, к счастью, потерь в людях пока не было.
- А вы, товарищ подполковник, откуда начали движение?- Невский даже поднял руку и встал, словно на уроке в школе.
- Ах, да, у нас же появился новый слушатель. Хорошо, я коротенько повторю с самого начала.
Подполковник Батура придвинул к себе пухлую папку, достал толстую тетрадь с дорожными записями, полистал, покивал сам себе головой и начал рассказ.
2
Я получил в редакции задание - написать о работе наших военных водителей в Афганистане. Мне предстояло проехать с колоннами в нескольких провинциях страны. Маршрут можно корректировать по обстановке. Я человек военный. Сказано - сделано. Вылетел на самолёте в Ташкент, потом добрался до Термеза.
Дорога в Кабул началась для меня с пограничного шлагбаума в этом самом Термезе, прощального взмаха рукой полковника Геннадия Свободнова. Он готовил меня в дорогу - заботливо подбирал экипировку и аптечку, учил есть арбузы и виноград, обработанные марганцовкой. А ещё было торжественное обещание, которое давали на пыльном плацу военные водители перед отправлением колонны в опасный рейс: "Выполняя интернациональный долг, мы клянёмся: беречь как зеницу ока народнохозяйственные грузы, направляемые в Демократическую Республику Афганистан".
Я лично расценил эти слова обещания, как напоминания каждому: гляди в оба, дружок, крепче держись за баранку, ибо из-за поворота, нарушая идиллию мирной тишины, может ударить гранатомёт, пересечёт наискосок дорогу очередь из ДШК (крупнокалиберный пулемёт), вздыбится под колёсами огненным смерчем мина...
Мы переехали мост, отделяющий наш Термез от афганского Хайратона. Пятый пролёт моста, как сказали нам работники порта - это граница. И побежали за стеклом кабины километры уже по афганской земле.
Мой первый водитель (я частенько пересаживался, записывал истории ребят) рядовой Александр Шейкин, призванный на службу из Тамани, вёл свой "КамАЗ" по этой дороге не в первый раз и остро подмечал все изменения на ней: свежая воронка -"В прошлый раз её не было - душманы мост, видно, хотели подорвать"; пожар на трубопроводе, тоже свежий,- "Жалко. Недоглядели ребята. Время уборки урожая. Делянки с пшеницей подходят к самой дороге, по обочине которой протянут нефтепровод. Диверсии вызывают пожары, от которых страдают и поля..."
Примечал Саша и разрушенные жилища, школы и тогда лицо его становилось печальным.
У Константина Симонова есть такие строчки: "Чужого горя не бывает. Кто это подтвердить боится, наверно или убивает, или готовится в убийцы". Так вот, этот русский паренёк воспринимал чужую беду, как свою. Это ли не величие человеческого духа!
- Вы представляете,- продолжает мой водитель,- что такое Афганистан? Нет, это трудно представить: можно знать и читать про вековую отсталость, про зверства душманов; но когда ты видишь всё это своими глазами...
- Много пришлось увидеть?- спросил я Сашу.
- Много. И ребята рассказывали. Не знаю, как я, когда вернусь, маме про всё расскажу. Она у меня в школе работает.
Сергей Юрьевич замолчал, снова полистал свои записи. Вздохнул, потом неожиданно улыбнулся:
- Слушай, доктор, а голова меньше стала болеть. Может, стоит закрепить эффект и ещё таблеточку принять?
Невский поспешно измерил давление (снизилось немного), кивнул головой. Подполковник опять отправил таблетку в рот, снова посидел с закрытыми глазами.
- А про Саланг вы нам расскажите? - не удержался Невский от вопроса.
- Про "сердце Афганистана"? Конечно, расскажу. Я ещё в прошлую командировку в Афганистан (я здесь второй раз, был ещё в 81-м) слышал такое рассуждение, что если представить, что Афганистан - это тело человека, то Саланг - это его сердце. И сейчас советские солдаты, в том числе и водители, не дают этому сердцу остановиться. Сейчас немного соберусь с мыслями и продолжу.
3
- Я уже рассказывал эпизод, когда мы после очередного нападения на колонну потеряли машину с горючим. Мы продолжали путь дальше. Колонна стала вкручиваться по серпантину. Впереди был хребет Гиндукуш и самый высокогорный в мире тоннель под названием Саланг. Чуть позже я остановлюсь на нём поподробнее, учитывая желание слушателей.
Подполковник Батура слегка улыбнулся и посмотрел на Невского:
- А прошла головная боль! Спасибо тебе, доктор. Да, я, пожалуй, оденусь, просох после баньки.
Он надел полевую форму без знаков различия, комбат последовал его примеру. Сергей Юрьевич с теплотой погладил свою куртку:
-Как не согласиться с Фиделем Кастро, он как-то произнёс в одной из многочисленных своих речей: "Военная форма практична, проста, дешёва - и никогда не выходит из моды". Мне пришлось служить на Кубе, видел легендарного команданте, что называется, "вживую". Так что, товарищи офицеры, носите с гордостью эту одежду.
Подбежал посыльный из штаба - срочно требовался комбат к телефону. Сан Саныч извинился и поспешно побежал вслед за солдатом.
-Ну, что, будете дальше слушать? - Батура провожал глазами удаляющегося комбата.- Или на этом поставим точку.
- Рассказывайте,- одновременно воскликнули замполит батальона и доктор.
-Хорошо. Я продолжаю. Наши машины упрямо ползли по дороге. Наверное, если посмотреть сверху, наша колонна напоминала гармошку: то растягивалась, то сжималась по команде старшего - командира автороты капитана Евгения Овчинникова, находившегося с рацией в головном "Урале". Остались внизу абрикосовые и гранатовые деревья, реже по обочинам попадался тутовник. И совсем, казалось, рядом белел на вершинах вечный снег.
Я ехал теперь в кабине Виталия Синицы. Весёлый и разговорчивый, он то напевал себе под нос, то рассказывал байки. Причём всё в его рассказах происходило просто и обязательно с юмором. Лишь иногда сердито бубнит - в те моменты, когда нечётко получается у него с переключением передач. Первый рейс он совершает на "КамАЗе". Недавно отправил "на пенсию" свой заслуженный, побывавший во многих переделках "Урал" и ещё не привык к новой машине.
Наш железный караван из наливных машин взбирается всё выше. Моторы гудят надрывно и тяжело. Зато Синица бодро что-то напевает, и я с трудом улавливаю старую мелодию - песню военного детства: "Ордена недаром нам страна вручила..." Где он её услышал, трудно сказать. Но она как нельзя лучше соответствовала обстановке, настроению. Конечно же, награды выбирают достойных. У меня записаны десятки фамилий награждённых водителей. И этот список, думаю, будет продолжаться.
-А у меня медали нема,- вдруг грустно сказал тогда Синица.- Отслужу, вернусь, а меня спросят: чего ты так плохо служил? А разве плохо? Больше сорока рейсов сделал.
Подъезжая к перевалу Саланг - на полпути до Кабула - видишь: война напоминает о себе здесь чаще - сгоревшими машинами, подбитыми бронетранспортёрами, опалёнными огнём деревьями на месте жарких схваток. И флагами (алыми советскими, красно-зелёными - афганскими) над маленькими крепостями - боевыми постами дорожной охраны. Мимо этих постов бесконечной чередой, изо дня в день, проплывают и уносятся вдаль автомобильные колонны с грузами. Кажется, Афганистан пересел с ослика на грузовик - устремился в своё будущее.
Старший лейтенант Сергей Лайнер - начальник одного из таких постов, возле которого колонна сделала короткую остановку, как радушный хозяин провёл нас с начальником колонны в столовую. Накормил вкусным супом, а потом показал небольшое, но вполне автономное хозяйство: солдатский и офицерский домики, сложенные "по-афгански" - из камня, овощехранилище, собственный "хлебозавод", резервуара для воды - всё это замкнуто жёсткой системой обороны.
-Главное для нас, - сказал старший лейтенант, - в ненормальных условиях создать нормальную жизнь. Чтобы всё - и служба, и быт - было пусть не как дома, но... Помните? Если твои замыслы рассчитаны на год - сей зерно, на десять лет - сажай дерево. Посеял зерно - уберешь урожай в один год; посадив дерево, через десять лет дождёшься плодов...
Мы двинулись дальше. Близость перевала чувствуется всё больше. В скальных нишах замерли дежурные тягачи. Навстречу иногда выскакивают комендантские "уазики"
У одного из диспетчерских пунктов привал, где водители должны "обуть" свои машины: натянуть на колёса цепи, чтобы обезопаситься от гололёда. Тут мне пришлось, к огорчению моему и рядового Синицы, распрощаться с ним. На подходе была другая колонна, которую вёл командир автобата майор Анатолий Петрович Бажан. С ним мы договорились несколько дней назад о встрече на Саланге.
С этой колонной мы стали третьи на очереди. Сначала шлагбаум пропустил сухогрузы. Потом отправил в путь колонну, в которой остались неунывающий Виталий Синица, погружённый в заботы капитан Евгений Овчинников и все, с кем я ехал раньше. Теперь моё место в кабине "КамАЗа" рядом с молчаливым и скупым на жесты водителем рядовым Александром Казючиц.
Без лишних слов и вроде бы неторопливо Александр один из первых "обул" свой "КамАЗ" и стал помогать товарищам. А я прошёл вперёд - туда, где ту же операцию проделывали афганцы - водители частных "бурубухаек". Такое прозвище получило всё, что способно катиться. Непривычны для русского глаза эти сплошь разрисованные экзотическими картинами автомобили со шнурковыми болтающимися кистями спереди и сзади. Считается, что эти кисти отгоняют злых духов, а значит, и охраняют груз, уложенный в кузова сверх всякой нормы. Один из водителей не захотел "обувать" свою "бурубухайку", сверкнул зубами, объясняя что-то коллегам, сел за руль и был таков.
Вскоре трогаемся и мы. Вокруг только снег и огромные валуны с белыми шапками, нависшие над пропастью. Ни кустика, ни деревца. Изредка встретится тонкий, укреплённый в основании камнями прут с цветными, чаще зелёным или красным, лоскутом на конце. Это место захоронения. Значит, распростился здесь когда-то с жизнью безвестный путник.
Миновали одну лавинозащитную галерею, вторую, третью. В них было сумеречно и глухо, потому что лавины, проходя над штольнями, оставили на крышах многометровые сугробы. Зато на выходе слепило глаза от белизны, и снег казался утыканным миллионами блестящих иголок.
Перед въездом в тоннель каждому из нас дежурный выдал пузатые зелёные патроны с надписью "ГП-1", как необходимую насадку к противогазу.
- Гопкалитовые патроны называются, - сказал мне Казючиц.
Их выдают на случай скопления в тоннеле машин и, как следствие, возможной загазованности. Через противогаз с помощью этого патрона можно дышать чистым воздухом даже в отравленной атмосфере. К слову, никто из нашей колонны ими так и не воспользовался.
4
Сергей Юрьевич неожиданно замолк, углубился в свои записи в тетради. Через пару минут он вновь заговорил:
- Я ещё в Союзе выписал массу информации по Салангу. Давайте я вам кое-что о нём напомню.
Севернее города Кабула, сжатый почти пятикилометровыми горными вершинами, находится этот перевал Саланг-Самали на высоте 4122 м над уровнем моря, длина тоннеля 2670 м (ширина 7,5 м, высота - 5,5 м). Подъем на этот перевал составляет 43 км, а спуск - 30 км.
По этому перевалу пролегал когда-то караванный путь через Гиндукуш. Тягуче и медленно поднимались нагруженные тюками верблюды, и голоса погонщиков нарушали снежное безмолвие. Несколько дней полз караван среди полного безлюдья, преодолевая заносы и осыпи, по скальным тропам. Многие века дорога, соединяющая через перевал север Афганистана со столицей страны, была на протяжении девяти месяцев в году непроходимой. Снежные метели, которые часто бушуют здесь даже тогда, когда внизу термометр показывает 20-25 градусов тепла по Цельсию, блокировали дорогу, становясь непреодолимой преградой на пути караванов.
Автомобильная трасса, которая ведёт нас наверх, проложена несколько западнее старого караванного пути. Строили её советские специалисты по соглашению, подписанному в 1956 году. Это была исключительно сложная техническая задача, решить которую пришлось в невероятно трудных условиях. Снежный покров достигал 4-5 метров, камнепады и мощные лавины временами заставляли всё начинать с нуля. Чтобы уберечься от них, пришлось дополнительно построить несколько железобетонных галерей, которые вместе с пробитым в базальтовой толще тоннелем составляют протяжённость около 5 километров.
Советские специалисты построили с огромной трудностью эту стокилометровую трассу, по которой постоянно могло осуществляться автомобильное движение. Были сооружены крытые галереи общей протяжённостью 2000 метров. Украшением трассы и гордостью строителей стал тоннель, пробитый на высоте более 3300 метров сквозь каменные толщи Гиндукуша. В сентябре 1964 года новый Саланг пропустил первую автомобильную колонну и с тех пор верой и правдой служит людям.
Сейчас почти всё необходимое идёт вглубь республики с севера. Горючее, строительные материалы, техника, продукты, одежда, медикаменты, зерно - десятки тысяч тонн жизненно важных грузов, доставлявшихся раньше по сотням маршрутов, приходится переправлять через Саланг.
Пытались душманы взорвать сам тоннель. К каким только ухищрениям для этого не прибегали. Начиняли взрывчатками машины, идущие в колоннах. Подкладывали в мешки с продовольствием мины с часовым механизмом. Пытались даже совершить организованное нападение на тоннель, взрывчатки припасли в достаточном количестве - почти три с половиной тонны. Но каждая попытка пресекалась советскими воинами. Посты на дороге службу несут как надо. Иначе нельзя. Душманы на всё готовы.
Чтобы преодолеть перевал Саланг, начальнику автоколонны следует учитывать при инструктаже водителей буквально всё: как выполнять контрольный осмотр, порядок эвакуации неисправной и повреждённой техники, пользование тормозами и двигателем при спуске. И, конечно же, отражение нападения душманов на колонну.
Саланг пропускает за день до 1,5 тысячи машин, хотя рассчитан на 1200 в сутки. Чтобы избежать несчастных случаев, которые происходили раньше, пришлось установить жёсткий график движения: один день колонны идут в сторону Кабула, другой - в обратную.
Я помню эту трагическую аварию в начале ноября прошлого 82-го года, когда в тоннеле встретились две колонны, сломавшийся грузовик перекрыл движение в обе стороны. Образовалась большая концентрация угарного газа, погибло много людей, в том числе и советских водителей. Теперь таких аварий не должно быть из-за графика движения.
Но вот и тоннель, знаменитый Саланг, венчающий собой перевал Замистан. 3300 метров над уровнем моря - это надо привыкнуть, чтобы жить здесь и нести службу. Становится очень холодно. Облака - вот они, рукой подать. После изнуряющей жары и пыли в Пули-Хумри мне он показался курортом (чистый горный воздух, ледяная вода). Но водители называют его "пронеси господи" (в гололёд, ливни, во время снежных лавин, при скоплении машин он опасен). Для тех, кто обслуживает Саланг, особенно зимой, это - "самое растреклятое место на земле" (тоннель с галереями - длина 4,5 км - постоянно заносит снегом "под козырёк" - на 6-7 метров, а движение прервать - значит лишить людей продовольствия, топлива и всего необходимого для жизни. Вот и приходится, забыв о себе, о морозе работать, работать - и сутки и другие). Те же, кто регулирует на перевале движение (когда скапливается много машин, и каждый пробует на тебе свой бас, потому что именно ему надо проехать первому), говорят коротко: "Саланг он и есть Саланг!"
Совсем недавно сошли две лавины. Одна из них накрыла домик, нечто среднее между общежитием и гостиницей. Лавина выдавила окна и двери и, словно насосом, стала нашпиговывать снегом комнаты.
Представляю, как это было неожиданно и опасно для ночевавших там людей, которые выбрались через слуховое окно с другой стороны в белье и побежали босиком по снегу...
Наша техника неожиданно встала. Кому-то срочно потребовалась помощь. Обгоняя колонну, помчался вперёд "уазик". Оказалось, легла набок, загородив дорогу, "бурубухайка", тот самый автомобиль, который не захотел почему-то "обувать" афганец-водитель. Тут же была вызвана спасательная техника, и вскоре путь снова был свободен.
И опять замелькали повороты, галереи. Только теперь уже дорога бежала вниз, навстречу зелёной траве и плодоносящим деревьям. Вроде бы и речка стала пошире, но буйствовала по-прежнему, падала с базальтовых уступов, разбиваясь на тысячи серебряных осколков.
С моим водителем Александром Казючиц много не поговоришь. На все вопросы отвечает односложно и даже вроде бы стеснительно: что, мол, про себя рассказывать? Хотя я знаю, что он один из лучших водителей батальона и, как сказал комбат, "со стопроцентным коэффициентом надёжности". А путь у нас ещё долгий, до самого Кабула. И целая ночь впереди, с ужином, с неторопливыми беседами, с привычно осторожным сном.
И снова - дорога: узкое ущелье, крутые повороты, многоярусные афганские жилища на скалах - идеальные места для засад. И всё-таки открывшаяся из-за очередного поворота картина прошедшего боя кажется невероятной: десятки сожжённых бензовозов окольцевали обочину дороге по всей хорде поворота. Да, жарко, видно, тут было: горела земля, горели скалы, вспыхивали факелами живые деревья и виноградники. Но трудно поверить, что это следы относительно недавнего боя. Вокруг - мирная жизнь.
Но тут нас ожидала первая боевая потеря: погиб прапорщик Михаил Букис. Душманы ударили из пулемётов по впереди идущей афганской колонне "наливников", а он на своём бронетранспортёре оказался в зоне обстрела. Выстрел был снайперским, он упал с машины смертельно раненый. Водитель Владимир Кочан под огнём втащил Михаила в БТР, вернулся, подобрал его автомат, отвёл машину в укрытие, хотел перевязать Михаила, но он был мёртв.
Ещё одна жертва Саланга. Обелиски Саланга... Однажды увидев, их невозможно забыть. Закрою глаза, и вновь встают передо мной строгие безмолвные часовые памяти: рулевые колёса, вмурованные в придорожные скалы, спаренные стволы зенитных установок, башни боевых машин пехоты. И на каждом - имена, даты. Они обступили дорогу через Саланг, возвышаются над каждым её серпантином.
Пулями и осколками истерзаны скалы многих афганских высот. Но, пожалуй, больше всего отметин войны - вдоль дороги через Саланг. Здесь как бы проходит незримая линия фронта. Более 30 обелисков - вдоль трассы через этот перевал...
Наконец, ущелье закончилось. Колонна вырвалась в широкую, светлую долину. По обеим сторонам дороги крестьяне убирали урожай. Никогда не думал, что, увидев в поле жнецов с серпами - даже не комбайны! - можно испытать такую большую радость.
При окончании рейса даже чуть-чуть распахнулся и молчаливый мой водитель. Саша достал из кармана куртки письмо, в котором были такие строки: "Я очень надеюсь, что 1984 год мы будем встречать вместе".
Мне так и хотелось сказать этой девушке из Тихорецка: надейся и жди, Люба, своего сероглазого солдата, потому что он помнит о тебе каждый день. И все другие невесты и жёны, тоже ждите, потому что вера в вас - это солдатский счастливый талисман. В ту минуту, когда вы читаете письмо от своего близкого человека, по горным дорогам Афганистана снова и снова идут колонны. Военные водители выполняют свой солдатский и интернациональный долг...
