"Вера в доброту человека..."
"Его реальность включает в себя
Непостижимые логикой силы,
Проявляющиеся в сказке и во сне,
В одушевлённости природы и предметов.
Его вера в доброту человека основана
/Вольфганг Казак об Александре Грине/
Он родился в августе 1880-го. Дата сегодня, казалось бы, не "круглая", но повод вспомнить есть: 8 июля 2012 года отмечалось 80-летие Дня памяти Александра Грина.
Кажется, Грина забывают. Такое случалось не раз. Но если первые его "исчезновения" провоцировались, то сейчас происходит естественным путём. Всё тусклее паруса в песнях провинциальных бардов, реже путешествия в Лисс и Зурбаган...
До причин докопаться не трудно. Они на поверхности и в том же ряду, что и заметное падение читательского интереса к стихам и к чтению вообще. Когда-то Паустовский сказал о Грине, что он "соединял высокие помыслы с доверчивым воображением. Он представлял себе жизнь, как сплетение закономерностей и живописных событий, созданных им". А можно добавить: Грина одушевляла убеждённость в невероятных возможностях человеческого духа. И его герои реализуют эти возможности.
Человек летит... сам! Без какой бы то ни было техники! Захотел - и летит. Точно так же бежит по волнам прекрасная Фрези Грант. На невероятном расстоянии слышит голос любимой герой другого рассказа.
Но вот в наш обиход входят такие понятия, как телекинез, биополе. Они поддаются измерению. Как океанские глубины. Разница только в масштабах величин. Грин не только верил - ещё и предвидел.
Он родился 23 августа 1880 года в Слободском, неподалёку от Вятки, в семье ссыльного поляка Гриневского. Судьба наделила мальчика пылким воображением, легко ранимым сердцем. Дети - борцы с любой несправедливостью. Несправедливости в Вятке хватало, особенно в полуразорённом доме отца. Книги стали первыми и, пожалуй, единственными друзьями. В этом смысле он повторил судьбу литераторов того времени, которые не получили систематического образования, приобретали иногда воистину энциклопедические знания из книг.
Так случилось, что слова Грин и Романтика стали едва ли не синонимами. Но романтизм Грина органичен. В его основе не литературные начала, а неудовлетворённость жизнью. Да и что могли подарить юноше, грезящему о необыкновенном, тогдашняя Вятка? Грин бежит от пошлости бытия не в переносном - буквальном смысле этого слова. Туда, где простор, где неоткрытые страны. К морю!
Его страшное в своих подробностях двухлетнее плавание, где, собственно, море исчислялось неделями, а всё остальное составили портовые ночлежки, унизительные просьбы, голод, - окончилось неудачей. Бежать не удалось. Тогда он решает переделать жизнь. И уходит в революцию.
Социал-демократы с их рассудочностью вряд ли могли увлечь человека такого темперамента! И он становится эсером, что впоследствии не раз откликается в судьбе. Деятельность Грина-революционера по-настоящему не изучена. Известно только, что в 1903 году за агитацию среди солдат крепостной артиллерии в Севастополе он был арестован, почти два года просидел в тюрьме, ожидая суда, и был освобождён по амнистии 1906 года. Вскоре, однако, последовала ссылка в Тобольскую губернию. По словам очевидцев, Грин-эсер был страстным агитатором. Он верил в силу слова. Именно поэтому не стал боевиком.
И, наконец, последний, самый значительный, и по протяжённости, и по результатам, уход Александра Грина от пошлости бытия - его литературная работа. Агитатор становится угрюмым и нелюдимым. Угрюмым оттого, что слишком ощутима разница между страной, которую он выдумал, и окружающим миром. Нелюдимым - ибо предпочитает общество людей, вызванных к жизни его воображением. Пройдут годы - и в Феодосии, гриновском Зурбагане, доме, где писатель прожил четыре года, откроется музей. В вестибюле повесят картину необыкновенной страны - Гринландии. На карте десятки географических названий, высоты, глубины. Художнику Савве Бродскому ничего не пришлось придумывать - всё это есть у Грина.
Грин не любил говорить о себе. Уже став известным, на вопросы любопытных и анкеты журналов он отвечал предельно сухо и кратко. Он вообще был молчалив, сдержан, даже чопорен и терпеть не мог тех, кто лезет в душу. Только в последние годы жизни в "Автобиографической повести" он рассказал о своей трудной и совсем не романтической судьбе.
"Потому ли, что первая прочитанная мной ещё пятилетним мальчиком, книга была "Путешествие Гулливера в страну лилипутов"... или стремление в далёкие страны было врождённым, -- но только я начал мечтать о жизни приключений с восьми лет".
Если прибавить к этому, что первое слово, которое Саша Гриневский сложил из букв, сидя на коленях у отца, было слово "море", то всё остальное само собой понятно. Как все мальчики в те годы, он запоем читал романы Ф.Купера, Ж.Верна, Р.Стивенсона, Г. Эмара; любил бродить с ружьём по лесам, окружавшим город, воображая себя диким охотником.
И, конечно, пытался бежать в Америку. Ему нечего было терять: за дерзкие стихи и многие шалости ученик Гриневский был исключён из реального училища. Дома тоже было невесело: бедность, вечные упрёки и побои отца.
В шестнадцать лет, окончив с грехом пополам городское училище, Александр окончательно решил стать моряком. Он надел болотные сапоги выше колен, широкополую соломенную шляпу и отправился из Вятки в Одессу. Начались его многолетние странствия и мытарства, о которых коротко можно сказать так: российская земля неласкова к мечтателям и выдумщикам.
"Я был матросом, грузчиком, актёром, переписывал роли для театра, работал на золотых приисках, на доменном заводе, на торфяных болотах, на рыбных промыслах; был дровосеком, босяком, писцом в канцелярии, охотником, революционером, ссыльным, матросом на барже, солдатом, землекопом..."
То, что так спокойно перечисляет Грин, на самом деле было настоящим адом. И вырваться из него он смог только тогда, когда понял, что истории, которые он сочинял для своих случайных спутников и для самого себя, можно записывать.
Он долго не верил, что может стать в один ряд с настоящими писателями, теми, кто так восхищал его в юности. Первый рассказ ("Заслуга рядового Пантелеева", 1906) и первая книга ("Шапка-невидимка", 1908) -- это ещё попытка писать, "как все". Только в рассказе "Остров Рено" найдены координаты той земли, которую напрасно было бы искать на карте, и которая принадлежала только ему. С тех пор, невзирая ни на какие повороты судьбы и исторические потрясения, с каждым годом всё увереннее Александр Грин созидает свой мир, закрытый для посторонних, но видимый "внутренними глазами души".
Три самых страшных года -- 1918-й, 1919-й, 1920-й -- среди смерти, голода и тифа Грин обдумывал и писал "Алые паруса" -- свой ответ революции. Феерия "Алые паруса", одно из самых светлых и жизнеутверждающих произведений советской литературы, была написана в Петроградском Доме Искусств. В голодном и холодном Петрограде должно было происходить, согласно первоначальному замыслу писателя, и действие "Алых парусов". Однако по мере работы Грин перенес действие в город Каперну, в названии которого литературоведы впоследствии находили созвучие с евангельским Капернаумом. История любви Ассоль и Грэя, их осуществившейся мечты была основана на убеждении, высказанном Грином: "Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать чудеса своими руками...". "Алые паруса" стали знаковой книгой поколения "оттепели" 1960-х и романтиков 1970-х годов.
Крошечная печка-буржуйка согревала Александра Степановича, когда рождался его первый роман "Блистающий мир" (1923). Он верил, что люди когда-то летали, и снова будут летать, как птицы. Грин был теперь не один. Он нашёл подругу, верную и преданную до конца, как в его книгах.
В 1924 году Грин и его жена Нина Николаевна переехали из Петрограда в Феодосию. Он всегда мечтал жить в городе у тёплого моря. Здесь прошли самые спокойные и счастливые годы его жизни, здесь были написаны романы "Золотая цепь" (1925) и "Бегущая по волнам" (1926).
Но к концу 1920-х годов издатели, до этого охотно печатавшие книги Грина, перестали брать их совсем. Денег не было, не помогли и хлопоты друзей об устройстве уже больного писателя в санаторий. Грин заболел, в сущности, от недоедания и от тоски, потому что впервые жизнь показалась ему "дорогой никуда". Он не знал, что настоящая его слава ещё впереди.
Эпоха шла "путём своим железным", а Грин писал "о бурях, кораблях, любви, признанной и отвергнутой, о судьбе, тайных путях души и смысле случая". В чертах его героев сочетались твёрдость и нежность, а имена героинь звучали, как музыка.
Как это получалось у него? А очень просто. Он знал, что "наша пригородная природа -- есть мир серьёзный не менее чем берега Ориноко...", что человек, вмещающий в себя весь мир -- чудесен. Он просто глядел пристальнее, чем другие, и поэтому мог увидеть в сибирской тайге -- экваториальный лес, а на петроградской улице с тёмными домами -- пагоды, окруженные пальмами.
Я принадлежу к поклонникам творчества Грина. С юных лет книги этого писателя были моими настольными. От зачитанных страниц, пожелтевших, как страницы старых судовых журналов, казалось, исходил запах муссонов. Все корабли, которые встречались мне на разных широтах, будь это район Дальнего Востока, Балтийского или Чёрного морей (а это могли быть изрыгающие дым и копоть сухогрузы или припавшие к воде эскадренные миноносцы) представлялись мне парусниками из повестей Грина. Что из того, что с первыми же шагами по шаткой палубе яростный и прекрасный мир Грина рушился? Писатель всё равно был со мной, он оставался в моём сердце. И в годы службы в Афганистане Грин был со мной - из дома взял томик его избранных произведений, читал-перечитывал вновь и вновь. И не только я - книгу просили почитать многие и многие - Грин был понятен и близок...
Грин и сегодня остаётся единственным. Попробуйте "пристроить" хоть типологически кого-либо к Александру Грину. Не получится. Он владел секретом необыкновенного. В диковинном тигле его психологической прозы сплавилось низменное и высокое, реальные злодеи (коих встречаем и по сей день) - и Рыцари мечты. Секрет остался, а ключик потерян.
"Войдя в порт, я, кажется мне, различаю на горизонте за мысом берега стран, куда направлены бушприты кораблей, ждущих своего часа; гул, крики, песня, демонический вопль сирены - всё полно страсти и обещания. А над гаванью - в стране стран, в пустынях и лесах сердца, в небесах мыслей - сверкает Несбывшееся - таинственный и чудный олень вечной охоты".
Строки - читаются, как стихи. Забыть их невозможно!
Имя его было окружено ореолом таинственности. Его любили, ненавидели. Равнодушными Грин не оставлял никого. Сохранились воспоминания людей, живших с писателем по соседству. Например, Сапожниковых. Михаил Евсеевич и Елизавета Лазаревна жили в Феодосии давным-давно, ещё до революции. Но не это отличало стариков, а то, что они в течение четырёх лет были соседями Грина по коммунальной квартире на Галерейной улице. Тётя Лиза окончила гимназию и была исполнена пиетета по отношению к писателю. А её муж работал грузчиком в порту, и его отношение к Грину было иным: "Ты только подумай! Зашли ко мне мои приятели. Ну, конечно, выпили, веселимся, а он стучит в дверь и заявляет: вы мне мешаете работать!" Дядя Миша был добрым и, очевидно, незлобивым человеком, но до чего же был далёк его мир от мира Грина.
А вот из воспоминаний тёти Лизы. Грин круглый год ходил в одном и том же чёрном драповом пальто. Однажды он пришёл в греческую кофейню и продал его. После чего купил корзину белых роз, нанял извозчика и с цветами подъехал к дому. В этот день у его жены, Нины Николаевны, был день рождения.
Таинственность исходит от всего, что связано с ним, даже в наши дни.
В Старом Крыму открывали памятник Грину. Во дворе того самого неказистого домика, где он провёл последние дни. Тысячная толпа забила пыльную улицу до отказа. Говорили: в город на столетие великого романтика съехались диссиденты со всей страны. "Прямо эшелонами подваливают!" Не дремало и начальство. Мелькали фуражки, то и дело взывали к порядку милицейские свистки.
Тучи копились в лазоревом поднебесье, цеплялись за отроги. У памятника, закутанного в белое полотно, уже были произнесены все положенные речи, прочитаны стихи, председательствующий поднёс ножницы к ленточке. И в этот миг - ослепительная молния из конца в конец рассекла тучи, загрохотало, и вертикальные, кипящие столбы воды рухнули на землю! Небо салютовало Грину.
Есть и невостребованный долг, который общество обязано вернуть писателю. Дело не в том, что его периодически не издавали, объявляли автором бульварных романов, космополитом.
Речь пойдёт о Нине Николаевне. Женщине, которой посвящены "Алые паруса". Она разделила с мужем самые страшные дни его жизни. Это она, когда в доме Грина был курятник, а рукописи находились невесть где, сделала всё, что в силах человеческих, чтобы вернуть нам всего Грина.
Но это и она же, Нина Николаевна Грин, была судима за сотрудничество с оккупантами и несколько лет находилась в лагере. Она говорила, что в отношении её допущена несправедливость, что работа корректором в фашистском листке давала ей возможность помогать жителям Старого Крыма, партизанам. Предпринимались попытки, в том числе Сергеем Смирновым, автором "Брестской крепости", разобраться в этом деле, но безрезультатно. Архивы молчали.
В наше время, когда всё тайное становится явным, пора наконец-то поставить точку в этой истории. Когда Нина Николаевна скончалась (1970), её не разрешили похоронить с мужем. Правда, утверждают: ночью почитатели вырыли гроб и перенесли его в могилу Грина. Снова таинственное, снова легенда.
Всё явственнее осознание наших духовных потерь. Мы ещё далеко не расправили плечи. Чтобы ощутить себя свободными людьми в свободной стране, предстоит сделать многое. И здесь Александр Грин нам будет нужен. Добро и Зло не имеют у него ни пространственных, ни временных координат, они весомы сами по себе. Его герои творят благо в белых перчатках, ибо благая цель не может не выбрать благие средства. И, наконец, они приходят на помощь каждому, кто в этой помощи нуждается.
"Всё открыто для всех", -- говорит он устами своего героя. Другой автор в другой стране примерно в это же время сказал: "Там, где наша магическая фантазия могла бы создать новый мир, она останавливается" (Г.Майринк).
Грин не останавливался. Не останавливайтесь и вы. И тогда, рано или поздно, под старость или в расцвете лет, на набережной старого города тёплой летней ночью или просто в тишине квартиры вы, может быть, услышите беззвучные слова: "Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на тёмной дороге? Я тороплюсь, я бегу..."
Эти удивительные слова Фрези Грант сегодня вспоминают не многие. Но по мере того, как общество освобождается от тяжкого груза прошлого, неизбежно его обращение к самому романтичному из наших писателей. Грин необходим.
Использованные материалы:
-Михайлова Л. "Александр Грин: Жизнь, личность, творчество", М. 1972г.
-Грин А. Собрание сочинений, тт 1-5, М. 1991г.
1
