ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карелин Александр Петрович
"Что посеешь, то и ..."

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
  • Аннотация:
    Родители и дети. Семья и школа. Пример из жизни в современной России.

"Что посеешь, то и ..."

/Из цикла: Россия молодая/

"Что посеешь, то и пожнёшь"

/Русская поговорка/

   Предисловие от автора
   На страницах газет и журналов, в Интернете многие авторы рассуждают о так называемых "педагогически запущенных" детях. Или же, впадая в другую крайность, пишут о подростках-отличниках и молодых талантах. А между ними - кто? Незаметные шестнадцати-семнадцатилетние люди. А если всё-таки их заметить. Заметить именно в силу того, что они - незаметные, обычные. В школе, дома, на улице - такие же, как все. Из таких, как они, и вырастает, в конце концов, целое общество обычных - таких же, как все...
   Герой моего очерка обычный парень, выпускник школы. В России таких "пруд пруди". Правда, стоит оговориться, что он - дитя сытости и бытового благополучия. Семнадцатилетний человек, которому созерцать себя куда интереснее, чем анализировать окружающий мир. Он, имеющий, казалось бы, всё, что нужно человеку для полного счастья, сам себя осознаёт человеком глубоко несчастным.
  
  

Семья

  
   О своём разговоре с отцом Николай рассказал, когда общение это уже "быльём поросло", месяцы пронеслись, а-то и весь год, и отец, наверное, о нём забыл. А Коля помнил.
   Было это так. Коля пришёл к отцу попросить бумаги для принтера, хотел отпечатать свои стихи, которые писал на компьютере уже более полугода. Отец буркнул: "Бери, но немного. Ты её ешь, что ли? Опять "пачкотню" свою будешь печатать?" и продолжал работать со своими "деловыми бумагами". Этой работе не было ни конца - ни краю. Бизнес "предка" отнимал всё время и всё здоровье. Николай - тогда ещё шестнадцатилетний подросток - вдруг обиделся, что на него так откровенно не обращают внимания, и выбрал наиболее простой способ обратить внимание в свою сторону: устроил провокацию. Он спросил: "Отец, а у тебя женщина есть?" - и тут же сам поразился собственной наглости. Поразился и отец, но, как выяснилось, не только прямоте сына, но и точности попадания.
   Отец оторвался от работы, плотно закрыл дверь в свой кабинет и приступил к спектаклю, который назывался "Разговор отца с сыном".
   - Понимаешь ли, - начал отец, - у меня довольно давно действительно была женщина, и я даже подумывал: наверное, пришло время в этом признаться - уйти из семьи... Но потом понял, а может, и в книжке вычитал, но запомнил хорошо: человек рождён для того, чтобы всей своей жизнью отвечать на один-единственный вопрос: "Зачем он живёт?" На этот один-единственный вопрос есть один-единственный ответ: дело. А всё остальное - мешающая делу роскошь. Выбора нет.
   Коля всё это выслушал и спросил:
   - А любовь, тоже мешающая роскошь?
   Именно в свои шестнадцать лет, чуть раньше, Коля впервые увидел Настю. С первого класса с ней учился, а тут вдруг - увидел.
   -Да,- ответил отец, не задумываясь, - любовь - тоже роскошь.
   -А мы с сестрой? - улыбнулся в растерянности Николай.
   Тут отец задумался, но потом произнёс довольно твёрдо:
   - Вы - мои дети. - Ещё помолчал и добавил.- А ты - сын мой.
   Эта последняя пауза запомнилась особенно отчётливо. После того разговора он стал всё чаще думать об отце. Меня тоже спросил:
   -Странно как-то, отец вроде всё про жизнь понимает, проблем у него нет, его бизнес идёт в гору, всё есть в доме. А на счастливого человека абсолютно не похож. Почему так? Разве о таком счастье он мечтал в Афгане, рискуя жизнью под душманскими пулями?
   Я заметил, что Николай очень верит словам. Пожалуй, даже больше, чем поступкам. Думаю, он не один. Почему же мы так часто суем подросткам всякие блага - что, конечно, нужно, - но лишаем их того, в чём они нуждаются более всего, - общения? Почему мы так мало с ними разговариваем? Воспитываем чаще для собственного успокоения, чем для пользы дела, а до разговоров дело не доходит.
   Мы сидели с Николаем на лавочке в сквере у больницы, где парню сделали небольшую операцию - удалили доброкачественную опухоль на шее. Минутное дело, но родители сильно испугались. Попросили порекомендовать только своего хорошего знакомого для такой работы, это было не сложно сделать - обратился к своему другу-хирургу ещё по Афгану. Отец Николая, Олег, тоже служил в Афганистане, был простым солдатом, а много позже нас связала с ним совместная работа в районном афганском клубе "Красная Звезда". Он давно уже сам стал отцом, преуспевающим бизнесменом, но по-прежнему обращался ко мне по имени - отчеству и только на "Вы". Изредка продолжали встречаться, перезваниваться. И вот эта просьба. Операция прошла хорошо, Николай радовался, что всё уже позади. Теперь мы ждали его отца, который обещал заехать за нами на машине.
   -А мама? - я решил спросить и о ней.
   - Мама хорошая, добрая. Когда я болею - тогда здорово. Тогда она со мной сидит, горчичники ставит, разговаривает. Но всё время нельзя же болеть. Да и времени у неё нет. И работа - у ней своя личная косметическая клиника, отец ей купил и вообще. Я так думаю: у неё на стороне мужик есть.
   Мне стало не по себе от его спокойствия.
   -Ты так спокойно об этом говоришь?
   -А что? - удивился Николай. - Семья - пережиток. Вон в кино показывают: на Западе у каждого и жена и любовница. А у нас? Сами, что ли не знаете? Про это только раньше не принято было писать. Теперь тоже пишут, да и в Интернете такого начитаешься - уши "пухнут".
   Я не нашёл нужных слов. Не хочется рыться в чужом белье, но когда я бывал в их доме, где нет пыли на книжных полках; где в избытке сверхсовременная бытовая техника; где нет ни одной брошенной на пол бумажки и есть очень красивая посуда; где окна сияют чистотой и все вещи хорошо знают свои места, - так вот, сидя в этом огромном доме, я думал: а может быть, инфантилизм современной молодёжи происходит от того, что понятие "дом" у нас всё чаще определяется по словарю Владимира Даля: "Дом - строение для жилья". И не более того. А ведь именно в доме, домом, если угодно, должны воспитываться в человеке первые ростки ответственности - за мать, за отца, за деда и бабушку.
   В том же доме жена Олега, Зина, неохотно пускала несколько лет назад гостей к своей ещё маленькой дочери, чтобы те не напачкали. Ей обидно: она целыми днями убирается, придёт детвора - весь её труд насмарку. По-своему её можно понять: её дом - красивое, убранное строение для жилья. Но не тыл. Не островок спокойствия и счастья.
   Где, как, с кем сумеют нынешние парни и девчонки, у которых крыша над головой есть, а дома нет, - наверстать то, что не воспитано домом? Сумеют ли? Если отец или мать не стали сыну другом - у кого он научится законам дружбы? Если маленький человек не может собрать друзей на блестящем паркете своего дома - стоит ли удивляться, что он растёт одиноким? Если, глядя на своих родителей, он так и не понял, что же такое любовь, что же такое семейное тепло, - где он узнает, как сделать свою семью счастливой? Есть патриархальные вещи, которые естественно уходят в прошлое. Воспитание домом в прошлое уйти не может, потому что заменить его нечем...
  
  
  
   И школа
  
   Мы продолжали непринуждённо беседовать с Николаем, сидя на лавочке среди цветущей черёмухи. Я сознательно не стал его спрашивать о школьных делах, зная, что это приведёт к стене молчания. Несколько лет назад я заметил: когда мы, взрослые люди, приходим в дом, где есть школьник, мы его непременно спрашиваем: "Ну, как дела? Как в школе?" Для нас вопрос естественный - как у ровесников мы спрашиваем: "Ну, как работается?" Но как раздражает этот вопрос подростков!
   Коля и раньше, когда мы общались, редко говорил о вещах практических. Ему бы порассуждать о неуловимом, абстрактном, вывести какие-нибудь свои, новые определения таких понятий, как, скажем, любовь, дружба или добро... Вот и сегодня, размышляя, он ни разу не вспомнил о школе, с которой скоро предстоит навсегда расстаться. И я не удержался-таки, сказал ему об этом.
   -Понимаете, дядя Саша, - он опять смущённо улыбнулся.- Тут всё просто. Школа - это как лекарство. Надо принимать, что ж делать? Учителям не хочется идти на урок, мы им уже осточертели, у нас нет охоты видеть учителей, и когда мы встречаемся - что может получиться?
   Он старается не обращать внимания на школу, школа старается не обращать внимания на него. Между ними сложились джентльменские отношения: относятся друг к другу вежливо, жизнь друг другу не портят и при этом абсолютно друг к другу равнодушны. Оценки у Николая нормальные, аттестат, наверное, будет почти без троек (хотя трудно представить его делающим уроки). Он - постоянный участник классных мероприятий, характеристика, которую ему выдали после девятого класса пару лет назад, была вполне положительная, и в ней, к слову сказать, было написано: "Принимает активное участие в общественной жизни класса и школы. Пользуется уважением в коллективе". Если второй постулат сомнителен, то первый - откровенная ложь. Правда, ложь привычная. Естественная, так сказать.
   Приходится признать по большому счёту, что школы в Колиной судьбе нет: на всех учеников рук и ума не хватает. И всё-таки есть что-то глубоко неправильное в том, что можно апеллировать лишь этим объёмным понятием "школа", потому что не нашлось в школе никого - ни среди ребят, ни среди учителей, кто заинтересовался бы судьбой Николая. Даже его стихи никого не тронули, да он и не стремился ими поделиться с одноклассниками.
   Впрочем, приятели в классе у него, конечно, есть. Одного зовут Юрий. Я прошу Николая рассказать о нём.
   -Одной черте в нём завидую: он всегда уверен, что прав.
   -Ты, по-моему, тоже в этом уверен.
   -Я-то хорохорюсь, а он - на самом деле. Хотите, образ дам? Эдакий супермен с тяжёлым взглядом. Он даже у доски отвечает так, будто делает одолжение. Всем своим видом показывает, что ему никто не нужен, и поэтому девчонки по нему сохнут. Даже Настя была влюблена.
   -А разве тебе кто-нибудь нужен? - пытаюсь спровоцировать Николая.
   -Я-то - другое. У меня дело есть. Я стихи пишу.
   Я заметил: когда у Коли нет аргументов, а возразить хочется, он неизменно прикрывается собственным талантом. В нём он абсолютно уверен...
   Справедливости ради стоит заметить, что его стихи интересны, правда, в них практически нет позитива. Кое-что из своих работ он давал почитать и мне. В качестве примера приведу два стиха:
  
   "Глаза бутылочного цвета.
   Зрачки - провалы в темноту.
   Хочу увидеть там себя, таким,
   Как видишь ты меня.
   Таким, каким хотела бы увидеть,
   Чтобы не смог тебя я никогда обидеть.
   И чтоб любовь свою сберёг до тех,
   До чёрных до оград, что для меня
   На кладбище стоят"
  
   *
  
   "Опять осенний серый дождь
   Пускает пузыри по лужам.
   Куда ты собственно идёшь?
   Кому ты собственно был нужен?
   Опять бесформенность домов
   Загромождает тихий взгляд,
   И девушки нежнейший зов
   Вдруг превращает душу в ад.
   Опять сумятица из слов
   Как-будто в чём-то виноват...
   Всё это было сотни раз
   И сто и триста лет назад.
   Но сколько можно повторять?
   Пора кончать, пора кончать.
   Тогда не нужно будет вспоминать,
   Где это видел ты опять..."
  
  
   ... Наша беседа была прервана - приехал Олег. Мы с Колей влезли в громадную иномарку, не уступающую по размерам "малогабаритной квартире". Отец даже не поинтересовался у сына, как прошла операция. Он был погружён в свои заботы...
  
  
  
   ***
  
  
  
  
  
  
  
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023