ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карелин Александр Петрович
"Взят в плен тобой, бессонница..."

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
  • Аннотация:
    Исповедь "афганца".

"Взят в плен тобой, бессонница..."

"Стук сердца - словно конница,

А дум - мушиный рой.

Взят в плен тобой, бессонница,

Облеплен, как корой..."

/ Валерий Тарасов/

   Предисловие от автора
  
   Помню эпизод из повести Ю.Полякова "Сто дней до приказа". "А в Афганистане есть "стариковство"? - спрашивает рядовой майора-"афганца". Вместо ответа тот вспоминает, что как-то самолёт привёз в их часть замену - необстрелянных пацанов из Союза. Принял на борт тех, кто уже отслужил. И вдруг - сообщение: душманы напали на кишлак. Командир решает бросить в бой молодых. И тогда "старики" вышли из самолёта: "Не надо их... Они же ещё ничего не умеют - зря ребят положите. А мы уж в последний раз тряхнём ... стариной!"
   Они улетели на следующий день. Улетели, недосчитавшись многих... Я тоже знаю немало подобных случаев. Знаю, как "старики" откладывали "дембель", чтобы обучить молодых "науке выживать". Как спасали их, рискуя жизнью. Как делились последним глотком воды...
   Но я знаю и другое - некоторым на себе пришлось испытать такое отвратительное явление, как "дедовщина". К сожалению, это были не единичные случаи. Одно из подтверждений тому - рассказ человека, который приведён ниже. Мы познакомились с ним случайно во время митинга в день 30-летия ввода наших войск в Афганистан. Это было в Екатеринбурге на площади Российской Армии у памятника Чёрный Тюльпан. Разговорились, он попросил уделить ему несколько минут, зашли в кафе неподалеку. "Афганец", на долю которого выпали тяжёлые испытания, хотел быть услышанным и понятым.
   Все фамилии в миниатюре изменены.
  

1

  
   "Бессонница замучила... Нет у меня больше сил ломать себя ночами. Теперь, после того как уже без малого четверть века как дома, прошлое вернулось из того марева, миража, бреда. Первые три года я жил относительно спокойно. Но иногда всё-таки подступало. Постепенно всё чаще. А теперь моё прошлое не отпускает меня, каждую ночь вновь и вновь заново переживаю те события. Нет, я не жалуюсь. Я хочу разобраться", - так начал свой рассказ-исповедь Игорь Тетерев.
   Родился он в Свердловске весной 1965-го. Окончил железнодорожное училище в 1984 году. Июль, август, сентябрь и часть октября проработал помощником машиниста. Да, в начале августа Игорь женился на девушке из соседнего подъезда его дома. Они с Аней знали друг друга с детских лет, она участвовала во всех дворовых играх, была настоящим "парнем в юбке". При рассказе о жене лицо Игоря посветлело: "Даже не знаю, когда наша дружба переросла в любовь. Всё произошло как-то само собой. Мои родители ничуть не удивились, когда мы объявили о своём решении пожениться".
   В конце октября Тетерев призвался в ряды Советской Армии. Службу в армии он представлял только по передаче "Служу Советскому Союзу!" Хорошая передача, но правды там почти не было. Некоторое напоминание этой передачи было только в учебке. По весне начали курсантов разбирать в части действующие. Учебку залихорадило. Тогда всё внимание было приковано к Афганистану, по крайней мере, их, молодых солдат. И к тому, что еле доносилось о нём. 19 апреля 1985 года Игоря и ещё 69 бойцов отправляют на "юг". Поезд, 70 человек в одном вагоне, трое суток закрытые...
   Игорь прикурил новую сигарету от недокуренной, выпустил длинное облако дыма, тут же скомкал сигарету и бросил её в пепельницу. В этот ранний вечер зал кафе был едва заполнен, официанты стояли "кучкой" и негромко переговаривались, бросая ленивые взгляды на посетителей. Тетерев поднял кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил рассказ:
   "Прибыли в Ташкент... Через неделю, уже переодетых в полусапожки, панамы и всё летнее, нас ночью на машинах везут в аэропорт. И только перед взлётом объявили официально, что мы летим выполнять интернациональный долг в Демократическую Республику Афганистан. Догадывались мы об этом гораздо раньше. Через два часа - Кабул.
   Я и ещё несколько человек попали в часть под Кабулом (вернее, над Кабулом)... Командир нашей роты связи старший лейтенант Безель определил нас к годкам, считая, наверное, что нашёл, как уберечь пополнение от "дедовщины".
   Ну, а потом началось. Мы уже знали свою роту и знали, что те, кто ходит на боевые операции, никогда никого не унижают. А куражиться стали как раз те, в ком командиры сомневались, не брали на "боевые"...
   Когда меня впервые "обработали", об этом узнал командир роты. В санчасти осмотрели ссадины и опухоли и решили перевести меня со станции. Старослужащим был сделан выговор, в результате которого я оказался "стукачом". И за меня взялись со всей жестокостью... Я стал избегать роты. Перестал ходить в столовую. С каждым днём голод точил всё острее. И наступил день в конце лета, когда всё полетело к чёрту, и я с одногодком Васькой Гмырей сорвался. Заглянул к нему на станцию - один. Поговорили, попили водички с сухарями. И решили залезть в кунг, где жил прапорщик службы тыла. Довод был таким, что от солдат этот прапор немало продовольствия прёт и сбывает налево. Залезли, и он нас заметил, а поймать не сумел.
   Убежали мы с этим другом Василием в "зелёнку", что у части проходила, и возле минного поля сели обсуждать эту проблему. У меня совсем нервы сдали (тогда думалось, влетел настолько крупно, что ой). Я сломался. А друг Гмыря оказался сильнее меня духом (а может, просто у него голова варила). Он пошёл утрясать всё это дело с прапором, оставив меня одного около минки. А меня точила одна мысль, стучала в теле - вор. Ведь как установлено - раз человек украл чего, словили его - навеки он вор, навеки в него пальцем тычут. Может, потом и не он украл, а как воровство, так на него думают. Эта мысль жгла меня больше всего".
  
  
  
  
   2
  
  
   Около минного поля Игорь пролежал с этой мыслью в траве до вечера. Выхода не видел. И в таком состоянии решил - лучше на мине подорваться. И он, приподняв колючую проволоку, ползком залез на заминированный участок.. Командир предупреждал: на одном квадратном метре по три-четыре мины, а то и больше. Тетерев прополз до середины. Взрыва не было. Тогда он стал стучать кулаками вокруг себя, ожидая взрыва после каждого удара. Прополз ещё и упёрся во второй ряд "колючки". Там беглец пролежал часов до десяти вечера.
   Игорь вновь жадно закурил, подозвал официанта и попросил ещё принести пива. Дождавшись заказа, продолжил свою трудную исповедь:
   "Стемнело. Я очнулся, посмотрел на звёздное небо, и мне ужасно захотелось жить. Обратно ползти по минке стало страшно. Пролез "колючку" и пошёл к разбитому дому в стороне от кишлака. В этом доме я прожил трое суток. По ночам рвал у дома зелёные яблоки и питался ими.
   На четвёртые сутки меня заметили подростки - афганцы и, как я потом узнал, продали меня душманам за двести тысяч афгани..."
   Он сбежал через десять дней, когда афганцы, привыкшие к его смирению, ослабили внимание. Запрятался в горы. Тряпочные ботинки, которые ему дали взамен полусапожек, сильно износились, ноги покрылись ранами, а ночью их холодил иней. Побрёл к своим, глотая слёзы от боли, обиды, страха. Почти дошёл - уже видны были огни Кабула... Но снова напоролся на афганцев. Те представились народной милицией (царандоем), пообещали помочь. "Помогли". Вновь оказался в отряде душманов, которые предложили: или идёшь в Пакистан, или смерть. Пошёл. Шли несколько дней. В Пакистан его привезли на ишаке - последнюю пару дней идти уже не мог. Сбросили в каком-то дворе, пнули напоследок. Вышел хозяин, спросил, сколько "борцов за веру" он убил. Честно ответил, что ещё не успел побывать на "боевых", а к тому же обеспечивал связь. Вскоре Тетерева продали в одну из банд Гульбеддина. Продали за три автомата и гранатомёт. После сделки Игоря связали, обмотали голову чалмой, водрузили на нос тёмные солнцезащитные очки, и, взвалив на лошадь, спешно отправились в путь. Лагерь моджахедов находился в районе афгано-пакистанской границы. Игорь слез тогда с лошади и. размяв затекшие ноги, тревожно огляделся по сторонам. Бородачи в чалмах, молча, смотрели на него со спокойным бешенством в глазах.
   В первые же дни в лагере с Игорем случился инцидент, поставивший его перед непростым выбором. Однажды из толпы, наблюдавшей за вышедшим на прогулку пленным, выскочил душман и бросился с явным намерением убить неверного. В тот раз командиру отряда с большим трудом удалось убедить своих жаждавших крови соплеменников не трогать шурави. Но подобное вполне могло повториться вновь, тогда-то Игоря и поставили перед выбором: либо он принимает ислам, либо его забьют камнями, как паршивую собаку, и тогда даже он, командир, не в силах будет что-либо сделать. Командир знал, что говорил: или ислам, или смерть. Игорь выбрал первое.
   Есть вещи, которые лучше разглядывать с закрытыми глазами (именно так сейчас сидел за столиком в кафе невысокий коренастый мужчина с обильной сединой на висках, вновь переживая эти ужасы плена). Там, в лагере моджахедов, где он провёл неправдоподобно долгие месяцы своей жизни, Игорь не раз вспоминал ночами чёрный день августа, когда оставил свою часть. Думал ли Тетерев о побеге? Если честно, он считал это несерьёзным. Куда бежать? Он даже не был уверен в точности, где именно находится - в Афганистане или Пакистане.
   Работать в плену не заставляли, кормили, били и постоянно выпытывали: убивал он или нет, зачём пришёл на их землю, если не хочет воевать, убивать. Как объяснить им такие понятия, как долг и обязанность? А ещё его заставляли целыми днями просиживать за Кораном, заучивая наизусть многословные суры. Полностью изолированному от внешнего мира эти занятия помогали психологически, отвлекая от невесёлых мыслей. Изучая Коран, он заодно постигал местное наречие и, как выяснилось, даже обнаружил в себе незаурядные способности к восточным языкам.
   Уже на второй-третий месяц плена он вполне сносно объяснялся с охраной и подчас даже заводил с нею долгие теологические беседы, чем изрядно озадачил коренных благоверных. Отношение к нему ввиду его замечательных способностей к постижению философии наместника аллаха стало, по крайней мере, лояльней. Кто знает, возможно, последнее обстоятельство и сыграло в дальнейшем свою решающую роль... И если поначалу были случаи, когда охрана ради куража могла использовать его как пепельницу, то вскоре Игорь уже не позволял издеваться над собой, а однажды даже врезал по уху зарвавшемуся бородачу, чем-то его оскорбившему. Тогда всё обошлось, не считая пары оплеух от полевого командира. Оплеухи, впрочем, достались и обидчику.
   Вообще, с хозяевами Игорю повезло (правда, если здесь уместно это слово) - кормили его сносно, на прогулки выводили регулярно. Однако ночами, как и прежде, наваливалось отчаяние. Что его ждёт в будущем? Сколько ему ещё здесь провести? Он вспоминал родителей, жену Аню, родной город, и тогда уж совсем хотелось выть от тоски. Моджахеды, видя его состояние, даже не на шутку забеспокоились: уж не болен ли серьёзно их пленник? Нет, отвечал Игорь, не болен. Тогда что случилось?
   Как им было объяснить, что самое страшное в жизни наступает тогда, когда уже ничего не случается? Господи, да хоть помнит ли кто-нибудь о нём?
  
  
  
  
   3
  
  
   О нём помнили. В то самое время, когда Игорь по пять раз на дню стучал в молитвах лбом о землю, а ночами скрипел от отчаяния зубами, велась работа по освобождению советских военнопленных и, разумеется, Игоря Тетерева в том числе.
   Действительно, это была дьявольски трудная работа. Огромных усилий стоило уговорить моджахедов хотя бы просто показать живым любого из советских парней, содержащихся в лагерях оппозиции. Просто взглянуть на него - и убедиться, что он действительно жив.
   "Командование совместно с компетентными органами ДРА на протяжении всех лет боевых действий делало всё возможное, чтобы установить судьбу каждого из пропавших без вести, освободить тех, кто оказался в плену. За многие годы удалось вернуть на Родину десятки человек. Это число было бы значительно больше, если бы в этих поисках советской стороне содействовали власти Пакистана. Стало известно от освобождённых из плена, что именно под руководством спецслужб организовывалась идеологическая и психологическая обработка советских военнослужащих. С помощью пыток, шантажа, подтасовки и фальсификации их настойчиво пытались склонить к предательству. Это - грубое попрание прав человека, закреплённых в декларации ООН и в законодательных актах самих западных стран. Это - грубое нарушение Женевских соглашений, которые советская сторона неуклонно соблюдала..." (Об этом говорил Начальник политотдела ОКСВА генерал-майор А. Захаров).
   Игорь прервал рассказ и открыл, наконец, глаза, пристально взглянул на своего слушателя:
   -Александр, не устал ещё меня слушать? Ничего, потерпи, немного уже осталось. А я закончу эту исповедь и, уверен, на душе станет легче. Должен же я хоть однажды рассказать о своих мытарствах. Столько лет минуло, а прошлое не отпускает меня. Давай ещё выпьем, молча, за всех, кто не вернулся. Мне в отличие от них повезло - я вернулся. Сегодня и день подходящий - 30-летие ввода войск в Афганистан. Я рад, что встретил тебя, что ты согласился посидеть со мной в этом кафе, хоть и знакомы мы были едва-едва. Третий тост...
   Поднялись из-за столика, молча, выпили. Игорь закончил свой рассказ:
   "...В плену я покрылся бельевыми вшами и совершенно потерял счёт времени. Наступила зима (узнал по снегу). А под конец зимы меня помыли и повезли обратно в Афганистан. Мне объяснили, что их человек попал в плен и меня меняют на него. И если я откажусь или захочу уехать на Запад, то есть компания, ещё (как я понял) девять человек. Я сказал: домой! Меня обменяли. В вертолёт и в Кабул. На гарнизонную гауптвахту в одиночку... Первый следователь давил. И я, чтобы он отстал, написал, что завербован китайской разведкой. Появился новый следователь...
   А через некоторое время меня отправили в Союз. Думал, в тюрьму, ан нет, стали кидать из части в часть. Я их немало поменял. Проверяли. В военном билете мне аккуратно перечеркнули льготы (в связи с досрочным откомандированием в СССР) - так записано. И бог с ними, льготами. Другое мучает. Ведь все вокруг знают, что был в Афганистане. Единицы знают, что был пропавшим без вести, и мать стала седой (за что себя никогда не прощу). Не знаю, как этим людям объяснить всё, что случилось со мною. Как жене Анне объяснить, которая два года ждала и верила мне? Другу? Сыну своему, которому 22 года, и который оканчивает институт, а там, возможно, будет призван в армию России. Он гордится мной, как воином-интернационалистом. А сказать им всем, что был в плену... Нет, не могу".
   Игорь залпом допил остатки пива и поднялся из-за столика:
   - Теперь, Александр, ты знаешь всё. Ты волен осуждать меня, это твоё право. Я своей вины не снимаю, даже уверен, что сам виноват в случившемся. Но вот жить с таким грузом своей тайны больше не было сил. Я должен был рассказать свою историю. Сейчас чувствую, что огромный камень снял с души. Сейчас моя жизнь благополучна: интересная и хорошо оплачиваемая работа, отличная семья, всё для жизни есть. Причём заметь, всего добился сам. Казалось бы, чего ещё нужно? Но нет покоя сердцу, особенно долгими бессонными ночами. Если посчитаешь возможным, Александр, то напиши обо мне, я бы даже хотел этого. Быть может, моя исповедь поможет кому-то ещё принять подобное решение и облегчить душу откровением. Сам я частенько читаю воспоминания ветеранов-"афганцев". Примериваю их судьбу на себя: а как бы сложилась моя жизнь, не соверши я трагическую ошибку... Единственная просьба - не называй моей настоящей фамилии, не хочу, чтобы кто-то рассказал моим близким. Когда-нибудь я сделаю это сам. А, впрочем, делай, как хочешь. Рад был общению. Пока.
   Мы пожали друг другу руки, выйдя из кафе, и пошли каждый своей дорогой.
   ...Почти через год я всё же решился поведать услышанную историю воина-"афганца". Надеюсь, Игорь будет не в обиде на меня за эту задержку...
  
  
   ***
  
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023