ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карпенко Александр
Госпитальный дневник

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.32*21  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если жизнь в тягость - пиши. Не можешь писать - Живи! Александр Карпенко.

  

Александр КАРПЕНКО

Госпитальный дневник

  
   1 мая. Всей палатой смотрели по телевизору первомайские торжества. Среди прочих показали и демонстрацию трудящихся Кабула. Что-то ёкнуло в сердце: знакомые, привычные лица.
   А чем я собственно, помог Афганистану? Ведь ничего не построил, деревца не посадил. Только переводил - с языка на язык. Не густо? Но ведь это только на первый взгляд. На самом деле переводчик - связующее звено между двумя народами. Своего рода мост. И не просто мост, а мост дружбы. Такая работа.
  
   2 мая. Я прикован. К постели. Одна нога в гипсе, на другой - аппарат Илизарова.
   В таком положении нахожусь уже шестой месяц. Афганское ранение: комбинированная травма. Переломы обеих ног и сильные ожоги. Рядом с моей кроватью стоит капельница. Мне вливают гемодез - во время очередной операции я потерял много крови, и нужно как-то восполнить эту потерю. Когда стоит капельница, спать нельзя: во сне можно неловко повернуться, и иголка либо пронзит вену насквозь, либо выскочит из неё, и дорогой гемодез весь вытечет на простыню. Капельки гемодеза медленно отрываются и падают, а дождь за окном их озвучивает. Одна капелька, другая... Так же возникают и мысли - из небытия, одна за другой, часто безо всякой логической связи.
  
   3 мая. Прошлого нет. Есть будущее и настоящее. Только бы встать на ноги - а там посмотрим. Эврика, у меня - масса "свободного" времени". Того, которого потом не будет. Значит, надо использовать его максимально. Читать, писать, мыслить...
   Cлава Богу, голова цела и невредима. Это - главное. Глаза - целы. Переломанные кости - тьфу, тьфу - срастаются. Пластическую операцию на лице уже начали делать - нынче медицина сильна, как никогда. Живи, здравствуй! "Чего ещё тебе надобно, старче?" Ведь ты родился в рубашке. Из такой переделки вышел! Вышел, можно сказать, отделавшись лёгким испугом. Тебе повезло вдвойне - до ранения ты занимался умственным трудом. Неужели какие-то телесные повреждения способны выбить тебя из колеи? Представь, что ты - танцор. Вот тогда перелом ноги действительно был бы для тебя равносилен...
   - Но у меня не только переломы. Меня предала лучшая подруга. Ещё и издевается: "Я не могу прийти тебя проведать из-за своего внешнего вида". Беременна, значит, от другого...
   - Плюнь на неё! За любой поступок каждому человеку рано или поздно воздастся! Если предмет твоих воздыханий не отвечает тебе взаимностью - значит, ты выбрал его неправильно. Только и всего.
   - Спасибо, друг. Ты всегда был моим лучшим советчиком, приходил на помощь в самые тяжёлые минуты, когда и помощи-то, казалось бы, ждать уже неоткуда... Вот ты говоришь, что потерь в этом мире не бывает. Что все потери в конечном итоге оборачиваются приобретениями. Но скажи, мудрец, где они, мои приобретения, о которых ты мне с такой настойчивостью говоришь? Что-то я их не вижу!
   - А я думал, ты - умнее. Ты хочешь увидеть. Немедленно. Сию же минуту. А так не бывает. Эти приобретения, оборотни потерь, ты почувствуешь потом, когда справишься с болезнью. Возможно, это твоё первое и последнее испытание такого рода. Пусть оно станет твоим посвящением в мир страданий. Твоё первое приобретение в том, что мелкие трудности, которые не замедлят встретиться на твоём пути, не доставят тебе столько хлопот, сколько другим, непосвящённым. Они покажутся тебе карликами в сравнении с гигантом, которого ты одолел.
   - И это всё?
   - А тебе этого мало? Ты ещё не знаешь, как убийственны бывают мелочи жизни. Как заедает суета. Как может испортить на целый день настроение сосед по автобусу, случайно наступивший тебе на ногу. Но ты будешь смотреть на всё это сквозь пальцы, ибо сильные жизненные потрясения исцеляют от мелких стразов. Ты сможешь заниматься любимым делом, не отвлекаясь.
   - Любимым делом?
   - Ты должен найти себе дело, на которое тебе было бы не стыдно потратить всю свою жизнь. Такое занятие, которое пробуждало бы в тебе все твои лучшие качества. Занятие, которое стало бы для тебя призванием, смыслом жизни. Скажи мне, что ты любишь больше всего на свете?
   - Честно говоря, не знаю. Люблю петь, хотя у меня нет голоса. Люблю театр, хотя, может быть, по-дилетантски. Люблю изучать иностранные языки. У меня это неплохо получается, но чтобы всю жизнь...
   - Не торопись с выводами. Ты - человек увлекающийся. Тебе ещё встретится настоящее дело. Только будь готов встретить его сильным, здоровым, окрепшим человеком. Вот тебе моё напутствие, а теперь прощай.
   Так и не понял я - приснился мне этот разговор, или кто-то действительно приходил ко мне в этот тихий час...
  
   8 мая. Отметил праздник вылазкой на свежий воздух. По сантиметрам, но передвигаюсь. Опираюсь на костыли - но иду своими ногами. Переломанными, но своими.
  
   10 мая. Больной вопрос: что же дальше? Кому я теперь нужен такой? Разве одной маме... Для мамы я всегда ребенок - даже взрослый. Уехала мама. На работе говорят: незаменимая. Да и мне уже получше. На правой ноге перелом уже сросся. Правда, костный мозоль ещё хрупкий, тонкий. Придётся поваляться ещё с месяц...
   Игорь Александрович говорит, что я держусь молодцом. Если бы он только знал, чего это мне стоит! Но если так - то и распускаться нечего.
  
   12 мая. Интересно, думают ли о нас люди, проходя мимо окон госпиталя? Наверное, думают. Ведь почти всем, хотя бы раз в жизни, хотя бы из-за аппендицита, приходилось испытывать что-то подобное - беспомощность, оторванность от "большого" мира. А чем он плох, наш "Малый" мир? В нём нет места безразличию к судьбе товарища. А самое лучшее лекарство от боли - смех. Андрюха, к примеру, шутит, сотрясая воздух загипсованной рукой: "Ну что, голубчики, приуныли? Может, пофехтуем?" Андрюха у нас балагур. Язык без костей. Едва переступив порог нашей палаты, он воскликнул:
   - Ну и попал я, братцы, с бала на корабль - судна тут у вас, утки... Как, морячки, принимаете в экипаж?
  
   13 мая. Получил письмо из Кабула. Ребята пишут, что там по-летнему жарко, можно загорать. Тоже мне курортники! А почему бы не "позагорать" вместе с ними?
   Не торчать же мне здесь до скончания века! Дудки! Полгода, от силы год пролечусь, а там - махну к ребятам. Ради этого стоит напрячься, не раскисать. Нечего разводить нюни.
  
   14 мая. У меня сегодня большая радость: вручили орден Красной Звезды. Прямо здесь, в палате. Пришёл человек из Главного управления кадров, отрекомендовался просто Валерой, огласил указ о награждении... Поздравил, пожал руку... Я-то думал, что ордена и медали по-другому вручаются - в торжественной обстановке, где-нибудь в Колонном Зале Дома Союзов или в Кремлёвском Дворце Съездов. А тут - прямо в палате. Даже самому ордену удивился меньше, чем обстановке, в которой его вручали.
   - За что это мне такая честь? - спросил я.
   - За службу. Ты думаешь, награды только за подвиги дают?
   Как водится, награду с ребятами обмыли в стакане с водкой.
   - Ну, будь здоров, орденоносец, - напутствовали меня ребята.
  
   15 мая. Тихий час. Кто-то громко простонал. Сосед, храпевший рядом, навострил уши, перевернулся на спину и замолчал. Я посмотрел на часы. До конца тихого часа - около двадцати минут. В палате установилась напряжённая тишина, и было слышно, как за окном крупные капли дождя барабанят о подоконник. В ненастную погоду как-то спокойнее на душе. Нет манящей голубизны неба - и понимаешь, что палата - не худшее место, где можно переждать ненастье. То ли дело солнечный денёк - хочется вырваться из этой духоты, из этой цитадели страданий - туда, где чистое небо, где поют птицы, где жизнь бурлит фонтаном. И этот порыв души - не лучше ли он всех мудрёных лекарств?!
   Тихий час. Слишком уж он тихий. Телевизор, приёмник, разговоры как-то отвлекали от ощущения боли, от назойливых мыслей. А теперь ты, если не спишь - наедине с собой. Уходить в боль чертовски не хочется. Невзначай бросив взгляд на капельницу, замечаю, что гемодез на исходе. Нажимаю рычажок сигнала - нужно позвать сестру сметить баночку с жидкостью. Загорается красная лампочка. Входит дежурная сестра.
   - Таня, заканчивается, - говорю я, и она с полуслова понимает, что речь идёт о капельнице.
   - Ничего, сейчас я сменю.
   Таня берёт ножницы с резиновыми щупальцами вместо лезвий пережимает канальчик, по которому текла жидкость. Проверяет, не выскользнула ли из вены иголка. Надо видеть, с какой расторопностью, даже элегантностью выполняет она эти движения. Умница!
  
   16 мая. Игорь, мой сосед, валяется уже третий год. Остеомиелит - хроническое осложнение при переломах. Мы с Игорем на "ты", ходя он мне в отцы годится. Игорь шутит: "Нужно в паспорте уточнить место постоянной прописки - больница..." Игорь - кадровый военный. Работал на Байконуре. Встречался с Гагариным. Мечтает вернуться в строй, служить, работать. Живёт надеждой. Врачи не скупятся на обещания. Сейчас он повернулся на бок и захрапел. Может быть, ему приснится жена - верная подруга, поддержавшая его в трудный момент. Они знали друг друга ещё со студенческих лет, любили друг друга, но нелепая случайность развела их на долгие годы. У обоих личная жизнь не сложилась, но новая встреча возродила из к жизни. "Она пришла ко мне, когда я уже был калекой, - говорит Игорь, - когда меня бросила первая жена. И вдруг я понял, что всю свою жизнь любил только эту женщину. Теперь она для меня - всё".
  
   20 мая. У Андрюхи любимое словцо - "братуха". Так и зовём его: Андрюха-братуха.
   - Ну что, братуха, - говорит он мне, - давай-ка сразимся в шахматы. Страшно хочется тебе мат поставить. Материшься ты здорово! А вот заматовать меня сможешь? Предупреждаю сразу: чтобы выиграть у меня за доской, тебе придётся немножко покорпеть. Но ты же Карпенко!
   И начинается баталия на первенство палаты. Ребята не остаются в стороне, наблюдают. Кто подъезжает на коляске, кто - своим ходом. Галдят, обсуждают каждый ход, дают советы. Такое ощущение, что играет не Карпенко, а Карпов!
   Я играю в шахматы, когда боль не позволяет читать. А сегодня ночью из-за сильной боли не мог даже думать. Скрипел зубами. А всё потому, что днём Игорь Александрович чуть-чуть подкрутил спицы на аппарате Илизарова: надо вытянуть кость, ведь из переделки моя левая нога вышла на несколько сантиметров короче правой.
  
   21 мая. Опять приходится лежать. Вчера возле спицы пошла кровь, и Игорь Александрович строго-настрого приказал:
   - Лежи смирно, не выползай. Потревожишь рану - хлопот не оберёшься. Потерпи. Потом всё будет хорошо.
   Каждый день начинается с утреннего обхода. Это такая огромная свита, возглавляемая главврачом, она черепашьим шагом ползёт из палаты в палату и расспрашивает больных про здоровье. У каждого врача - своя манера общения с пациентами. Например, Игорь Александрович подробно расспросит о самочувствии, проверит, не промокла ли повязка, объяснит, как собирается лечить дальше, прощупает настроение, готов ли я к операции. Замечательно, когда виртуозное владение скальпелем сочетается с душевностью. Игорь Александрович как-то рассказывал, что тоже однажды был тяжело ранен - в Великую Отечественную. Долго лечился, переживал. А потом всё стало на свои места - он женился на той самой сестричке, что его выходила, вместе с ней окончил медицинский институт, стал врачом, хирургом. Вначале, говорит, просто в обморок падал при виде крови - это было ещё в институте. Потом - не то чтобы привык, а научился смотреть на это спокойнее. Хотя и сейчас, по его словам, не может равнодушно слушать стоны больного. Такой вот замечательный человек наш лечащий врач. Вроде бы скоро собирается выйти на пенсию. Но Братуха уверен, что он позагорает с недельку - и вернётся. Замается без работы. Не такой это человек. Есть люди, которые олицетворяют свою профессию. Делают своё дело - часто незаметно, несут свой крест. Для некоторых профессий необходимо призвание - свыше. На таких людях всё и держится. Вот только сгорают они часто раньше времени...
  
   22 мая. Приехала мама. Не выдержала больше двух недель, соскучилась. А может, через тысячу километров почувствовала сердцем, что мне стало хуже?
   Когда мама заходит в палату, она всегда улыбается. Но я представил её лицо, когда она наедине с собой. Думала ли она когда-нибудь, что увидит сына таким покорёженным и узнает только по голосу? Сколько ей, бедной, досталось за эти месяцы! Перенесла на ногах инфаркт: видно, сердце у неё так изболелось, что не заметила удара, даже мне не призналась. Узнал через дядю. И ещё есть такое свойство любящих сердец: когда ты нужен любимому человеку, ты просто не обращаешь внимания на свои болячки. Другому ты нужнее, чем себе!
   И вот она опять со мной. Ухаживает, как за малым ребёнком, протирает спину нашатырным спиртом, чтобы не было пролежней... Много лежать тоже вредно! Меня поразили её слова: "Сыночек, если бы мне сказали, прыгай с пятого этажа, это спасёт жизнь твоему сыну - я бы, не задумываясь, прыгнула..." Настоящая мать - это всегда немножко камикадзе...
  
   24 мая. Перевязка - очень болезненная процедура. Но как я люблю перевязки! Почему-то всегда кажется, что очередная перевязка - ещё один шаг к выздоровлению, сразу становится легче на душе, словно кто-то сил немножко подбросил. А для лежачих больных перевязка - это ещё и возможность вырваться из душной палаты, прокатиться на каталке, попутешествовать по коридору, увидеть мир...
   По-моему, главное в любом испытании - вера в лучшее. И есть на кого опереться в вере - на врачей, родных, товарищей, наконец, на самого себя...
   - Выпил вчера стограммовочку - стало лучше заживать, - делится своим опытом Аслан из шестой палаты. - Сань, а что, если увеличить дозу? - продолжает он, весело щуря глаза.
   - Не знаю, как водка, а вот мумиё действительно здорово помогает, - встряёт в беседу Андрюха. - Слыхал про мумиё?
   - Слыхал... Это что-то в Египте с фараонами...
   - С фараонами, говоришь... хе-хе-хе! Не путай, братуха, божий дар с яичницей! В Египте - мумия, а это - мумиё. Разницу улавливаешь?
   - Ну. Ну вот, говорят, чертовски помогает. Вот только достать трудно. Хочешь попробовать? Мне ребята привезли немного из Афганистана. Можно смазывать саму рану, а можно разводить на воде и пить. Попробуй, братуха - может, про водку и заикаться забудешь!
  
   25 мая. Сегодня встал на костыли - и потихоньку прошёлся к окошку. Какое это счастье - просто двигаться! А рядом ходят люди и не замечают этого. Бедняги. Но такая радость может появиться только после того, чего никому не пожелаешь, даже врагу, - после неподвижности. Чтобы ощутить хотя бы маленькую радость, нужно отстрадать.
  
   29 мая. Какая-то часть меня осталась в Афганистане... Не в переносном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Игорь Александрович по рентгеновским снимкам уточнил: после того, как мы напоролись на ту проклятую мину, там остался кусок моей малой берцовой кости. Говорит, что мелочь, что она даже не нужна - рудимент вроде аппендикса. Понятно, успокаивает. На самом же деле я оставил в Афганистане гораздо больше: и часть своей крови, и частицу сердца. Для меня теперь это не чужая страна, не чужой народ. Кажется, не случись со мной всего, что произошло, был бы я сейчас обыкновенным шалопаем, которому недосуг задуматься над вопросом: "Кто я? Зачем я? Ради чего живу?" Вот ведь какой поворот...
  
   30 мая. Каждый день после тихого часа к нам приходят родители, жёны, друзья. Все, как правило, - с домашней снедью. Приносят свои радости, огорчения, новости из дому, с работы. Поддерживают. Жалеют. Заводят разговоры о будущем. Но всегда ли нашим близким хватает деликатности не спешить с прогнозами, не выставлять тревоги напоказ? К Володе из седьмой палаты. Каждый день приходит жена. И каждый день мы слышим её причитания: мол, что же мне делать с калекой?.. Володе и без того тошно - рана не заживает, гноится, а тут вместо подмоги - нервотрёпка... У Сергея иная сложность: узнав о его состоянии, жена решила было порвать с ним, завела себе другого, а теперь одумалась, кается, умоляет простить. А Сергей её видеть не может. В те часы, когда она приходит, он уезжает на каталке в курилку. Но она всё равно ждёт.
   - Слушай, братуха, прости ты её, - говорит ему Андрюха. - Так будет лучше и для неё, и для тебя. Ну, стукнула вас судьба, но за битого двух небитых дают.
   - Не могу, - глухо твердит Сергей...
  
   1 июня. Сколько людей вкладывают в меня свою душу! Не поддержать их усилия было бы трусостью и ленью. А ещё я стал богатым человеком: осознал, что обладаю изрядным запасом времени, которым прежде не дорожил. Начал запоем читать. Конечно, можно с таким же увлечением играть в домино. Но тогда будет другой результат. Прочитал роман Беляева "Голова профессора Доуэля". Вот ведь у человека ситуация - похлеще моей будет! Только голова осталась у человека после болезни! А он умудряется жить полнокровной жизнью. Чем не пример для подражания! Граф Монте-Кристо даже в тюрьме не отчаивался! А ведь он был приговорён к пожизненному заключению!
   Захотелось перечитать "Овода", и так он меня захватил, что я даже отказался от обезболивающего укола на ночь, чтобы не заснуть и дочитать до конца.
  
   5 июня. Впервые задумался о медсестрах. Часто говорят: врач спас... Ему - главные почести. А сёстры как бы остаются в тени. Тихие, незаметные, незаменимые. Сёстры милосердия - так раньше называли их. Название постепенно ушло - но суть-то осталась. Вот, к примеру, Лида. Родом из глухой сибирской деревушки. Разносит лекарства, ставил капельницы; мастерски делает уколы. Делает простые, казалось бы, второстепенные вещи. Но, пусть, может, это громко сказано, на таких людях и держится страна. И на всех хватает у неё чуткости, нежности, доброты. Само её появление, когда она заступает на смену, уже радость. Для нас она - как пришелица из другого мира, доступ в который для нас временно закрыт. А бессонные ночи возле тяжёлых больных? Не каждый из нас, тяжёлых, как ей доставалось в самые трудные часы, когда нас привозили в палату после операций. Наверное, и она не помнит всего: обычное милосердие...
  
   7 июня. Завтра у меня - очередная операция. Сбился считать - не помню точно, которая по счёту. Что-то около двадцати. Удивительно: почти не волнуюсь. Синдром привыкания. Исчез страх неизвестности, опасной новизны. Выросло и окрепло доверие к врачам. Это раньше операция была для меня чем-то из ряда вон выходящим, событием, а теперь стала обычным, будничным испытанием - как для нынешних космонавтов, тех, кто уже неоднократно там побывал, полёты в космос. Всё относительно...
  
   9 июня. Вчерашняя операция была, пожалуй, самой неприятной из всех. Казалось бы, ничего страшного, под местным наркозом. Сделают анестезию - лежи себе на операционном столе, беседуй с врачами, даже можно давать им советы, где и как лучше резать. Это после общего наркоза плывёшь, как в тумане, ворочаешься в бессознании, просыпаешься, мучительно хочется пить, пить нельзя, засыпаешь с пересохшим горлом, опять просыпаешься с чугунной головой, а наркоз всё не выходит... После операции под местным наркозом всё соображаешь, можно есть, пить, но... те десятки минут, которые приходится провести на операционном столе, до предела изматывают и без того расшатанные нервы. Лучше уж сразу отрубиться - и ничего не слышать.
   Я слышал и чувствовал всё, что делали Игорь Александрович и его ассистент. И как делали надрезы (звук ножа скрипом отдавался в голове), и как вставляли искусственный хрящ, и как зашивали... И тут перестал действовать новокаин, и каждый укол стал отдаваться острой болью. Стиснув зубы, я думал только об одном: только бы не сорваться, только бы не закричать, не испугать врачей, чтобы не соскользнул неловко скальпель. Когда операция, наконец, закончилась, я лежал весь взмыленный, вспотевший, измученный. Едва нашёл в себе силы поблагодарить врачей. "Взаимно, - сказал Игорь Александрович, - приятно работать с больным, который спокойно лежит на столе и не жалуется".
  
   10 июня. Заходили знакомые ребята, справлялись о самочувствии, желали, чтобы я быстрее поправлялся. А потом меня ждал сюрприз. Ко мне пришёл из соседнего отделения Аркадий, тоже переводчик. Он был знаком со мной заочно - ему рассказывал обо мне мой друг Толик. Вместе с Толиком они участвовали в нескольких крупных боевых операциях. В одной их них Аркадий был ранен в живот. Дело было так. Прочёсывали глухой кишлачок - и никого не нашли. Духи как сквозь землю провалились. Оставался маленький домик на окраине села, и они с Толиком решили осмотреть его. Странным был домик - без окон и дверей. Ничего не обнаружили и уже собирались уходить. Толик от злости ковырнул автоматом стену. Кусок глины отвалился - и из дыры в ту же секунду полоснула очередь. Толик успел отскочить - а Аркадий чуть замешкался, и несколько пуль пропороли ему живот...
   - Что там говорить, сплоховали мы! Леший попутал! Забыли об осторожности, - сокрушался Аркадий. - Хорошо ещё, что пострадал только я... А ты выглядишь молодцом, честно говоря, по рассказам ребят я думал, что у тебя дела похуже...
   Наговорились всласть - и расстались: Аркадию нужно было спешить на перевязку...
  
   11 июня. Неожиданно для себя стал "лётчиком-космонавтом". Оказывается, для этого вовсе не обязательно лететь в космос - достаточно полежать часок в барокамере, где и давление в несколько атмосфер, и состояние, близкое к невесомости. Барокамера помогает заживлению ран. Такая вот врачебная процедура. А космонавтов на ней испытывают на прочность.
  
   13 июня. Люди такие разные... И по-разному переносят несчастья. Но едины в одном: не терпят жалости к себе. Мне, к примеру, неприятно, когда в упор спрашивают: "Извините за нескромный вопрос. Где это вас так?" И ведь есть что ответить - всё-таки выполнял интернациональный долг. Но не рассказывать же это на каждом шагу! Вроде сочувствуют и не понимают, что такое сочувствие - сродни унижающей жалости... Черед недельку меня отправляют долечиваться в Крым. Ни разу не дышал морским воздухом.
  
   15 июня. Сегодня провожали Андрюху, тоже уезжающего в санаторий. Редеют наши сплочённые ряды, но в этом нет той щемящей горечи, когда товарищ уходит безвозвратно... А раз выписывают - значит, дела идут на поправку. Правда, бывают исключения, когда медицина, кажется, бессильна ... Лежал тут у нас Виталька, совсем молодой парнишка, которому взрывом мины оторвало обе ноги. Как он переживал свою инвалидность! Места себе не находил. Потом вдруг выдал:
   - Не поеду домой! Нечего мне там больше делать. Обузой быть не хочу.
   Виталя был первым парнем на деревне, девки от него с ума сходили. Тракторист, передовик. И вот - сорвался, устыдился протезов. Хотя, наверное, не каждый может примириться с такой нежданной переменой в жизни.
   - Куда же ты поедешь? - спрашивали мы.
   - А подамся куда глаза глядят.
   Зная его, мы были уверены, что так он и сделает. Пришлось рассказать врачам. Те сообщили родителям (Виталя держал их в неведении, они даже не знали, что он ранен). Когда приехали родители, Виталя на нас страшно обиделся.
   - Ты чудак-человек, - сказал ему Андрюха. - Мы ещё погуляем на твоей свадьбе. Держись, братуха! В одиночку беду не переможешь.
   И вот уехал наш замечательный Андрюха.
   - До свиданья, братуха, - кричал я ему вдогонку, - до встречи в солнечном Крыму!
  
   17 июня. Осталось три дня до выписки. Да, теперь у меня новый отсчёт времени. Но как мне не хочется уезжать именно сейчас. Сейчас, когда я нашёл Марину. Обидно получается: я уезжаю, а она остаётся. Иногда мне кажется, что мы были знакомы всегда, но только теперь пришли друг к другу. Ничего подобного в жизни я ещё не испытывал. Потрясли её слова: "Саня, я не знаю, как тебя можно не любить". Это меня - такого... искорёженного! И вот я уезжаю, а у Марины через неделю - сложнейшая операция. Я должен быть рядом! Просил врачей отсрочить путёвку в Крым хотя бы на неделю. Не удалось. Мама всячески успокаивает:
   - Сыночек, разлуки иногда полезны, на расстоянии лучше видно, настоящее это чувство или нет. И потом вам ещё надо долго лечиться. Пишите друг другу, а жизнь покажет...
  
   20 июня. Все чемоданы собраны. Попрощался с друзьями, врачами, сёстрами. Марине подарил тетрадку стихов. Она говорит, что у меня талант. Отшутился: влюблённый всегда талантлив. Ну да ладно об этом...
   Честно говоря, на душе неспокойно. Знаю, конечно, что не пропаду, что в трудную минуту есть на кого опереться. Но всё-таки это будет непросто - снова найти себя, утвердиться, преодолеть возможные житейские невзгоды - они ведь никого не обходят стороной. Наступает время работы, моей работы, чтобы без скидок, без снисхождения, без оговорок стать на ноги... Смогу? Должен смочь! Зря, что ли, сшивали меня здесь столько месяцев! Присядем на дорожку... Прощай, госпиталь!
  
Оценка: 7.32*21  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023