ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карпенко Александр
Загляни в свой колодец

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.98*8  Ваша оценка:

  
  
   ЗАГЛЯНИ В СВОЙ КОЛОДЕЦ Александр КАРПЕНКО
  
   В детстве, когда я бывал в деревне у бабушки, я очень любил проводить своё время у колодца. Городской ребёнок, я был "обделён" чисто деревенскими забавами, и, когда на выходные мы с родителями приезжали к бабушке и дедушке, меня влекло, естественно, к тем предметам обихода, которых у нас в городе не было. Я часами валялся на печи, воображая себя Ильёй Муромцем; ходил в лес, который начинался прямо за домом, за грибами, и, конечно, часто появлялся у колодца. Там, гремя цепью и ощущая себя всё тем же Ильёй Муромцем, я с гордостью поднимал наверх тяжеленное ведро, доверху заполненное водой.
  
   Конечно, как всякого мальчика, меня порой неудержимо тянуло похулиганить. Я увлечённо гонялся за курами и прочей домашней птицей. Распевая весёлую песенку "Жили у бабуси свиньи да кабуси (кабанчики)", я сопровождал своё пение очень выразительным и правдоподобным хрюканьем. Но всё это были цветочки. Однажды я поймал кошку, усадил её в пустое ведро и опустил в колодец. Бедное животное отчаянно мяукало, поскольку не умело плавать, да и вообще не имело шахтёрского опыта спуска в подземелья, пещеры и котлованы. Синее небо, кружочком маячившее наверху, наверное, показалось бедной кошке с овчинку.
  
   Когда я немного подрос и начал, перед тем, как что-то сделать, немножко думать головой, бабушка часто любила вспоминать этот случай с кошкой, чтобы меня похвалить за какой-нибудь хороший поступок. Дескать, ещё пару лет назад такое тут вытворял, а теперь - просто чудо-ребёнок. Как и прежде, я часто походил к колодцу, но теперь я просто любовался своим отражением в далёкой воде. Мне начинало казаться, что у колодца нет дна, и чем умнее человек, тем более глубокую и чистую воду он может зачерпнуть из своего колодца...
  
   Я приехал к бабушке на годовщину смерти отца. Бабушка жила в шестидесяти километрах от города. Мы - мама, я и моя сестра Людочка - купили для бабушки необходимые продукты - в таком количестве, чтобы их хватило до нашего следующего приезда, и уже через час были у неё. Бабушки дома не оказалось. Но дверь в дом была отперта - явный признак того, что бабушка недалеко, в поле. Всю свою долгую жизнь она не расставалась с работой на приусадебном участке. Она, будучи неграмотной, никогда не читала доктора Чехова, но работа на земле была для неё утешением и отрадой - доктором, врачевавшим её раны.
  
   Смерть отца была для неё невосполнимой утратой. Сначала она потеряла младшего сына. Сразу после Великой Победы он был призван в армию, совершил там какой-то бездумный поступок, испугался ответственности, а, может быть, презрения товарищей - и покончил с собой. Затем земля прибрала с себе её мужа, моего дедушку. Теперь она потеряла старшего сына, моего отца.
  
   Я сердцем чувствовал, что её утрата неизмеримо выше, чем моя - и некая общность внезапно возникшей пустоты усиливала нашу близость. Может быть, её удерживала на земле только мысль о том, что у неё остались внуки. Я обратил внимание, что бабушка стала говорить мне "сынок". И грусть материнства через поколение болью отдавалась в моём сердце, и сердце моё двигалось к сердцу бабушки.
  
   Я представил, как она сейчас войдёт - сухонькая, в ситцевом платочке, опираясь на палочку, разглядит меня среди зелёного полотна дворика, прижмется ко мне маленькой высохшей грудью - и будет долго-долго повторять сквозь слёзы: "Сыночек! Сыночек! Сыночек!" И лёгонькая дрожь пробежит по её телу, трепетом перейдёт ко мне, разольётся по жилам, и сердце забьётся часто-часто, отвечая на эту необъятную радость. Может быть, старики любят своих внуков более чистой любовью, не отягощенной ничем материальным. Им ведь вряд ли придёт в голову настаивать на том, чтобы их отпрыск "продолжил" своей жизнью то, что не удалось им самим...
  
   Сначала сильнее забилось сердце. Потом всё было немножко не так, как я себе представлял, - поскольку это не был ритуал. Это была песня. "Ой, на кого же ты меня оставил? Посмотри, сыночек, встань и посмотри, кто к тебе приехал" -
   причитала бабушка, не забывая между делом выкапывать маленькие ямки и сажать в них крохотные цветочки. Весна! ни одна минута не должна пропадать даром! Жара стояла нестерпимая, и бабушке, по старинке закутанной в какую-то очень теплую для весны одежду, очень захотелось пить. Она взяла ведро, выплеснула из него остатки влаги, опустила в бетонный котлован колодца - и, придерживая одной рукой деревянный барабан, другой стала опускать ведро вовнутрь. Я отвлёкся на проплывавшие мимо облака - и вновь посмотрел на бабушку в тот момент, когда она уже подносила кружку с водой к губам.
  
  -- Не пейте, Бога ради! - неожиданно даже для самого себя крикнул я.
   То, что она прочла на моём лице, не на шутку испугало её. Я неловко отшутился, извиняясь за причинённый испуг. Но объяснять ничего не стал.
  
   Это случилось в Афганистане. Мы шли тогда на боевых машинах по панджшерскому ущелью в поисках затаившихся душманов - и остановились передохнуть. Жара стояла адская, пустые фляги свисали с ремней и грохотали о приклады автоматов. Даже слюна во рту испарилась - и я похож был на собаку, высунувшую язык с просьбой о спасительной влаге. Афганские товарищи переносили жару стоически, и я невольно восхищался их выдержкой и выносливостью. Вспомнился фильм "Белое солнце пустыни". Жара была до того нестерпимой, что захотелось... какой-то опасности, которая бы отвлекла от жажды. Обычно привал на марше - желанный и долгожданный отдых. Однако по такой погоде предпочтительнее было ехать "с ветерком" на броне, пока не сядет солнце.
  
   И вот, наконец, мы тронулись. Хорошо хотя бы, что военный переводчик (это я) может располагаться произвольно, где ему заблагорассудится - хоть внутри машины, хоть снаружи. Правда, когда я ещё только учился, нам без конца повторяли: ни в коем случае не сидите вверху на броне! Одна очередь - и вы трупы. Но наш опыт боевых операций показал, что безопасность на войне - вообще понятие относительное: при взрыве мины в выигрыше оказываются те, кто находится сверху. А те, кто внутри... Лучше об этом не думать!
  
   - Ахмад рафик! - крикнул я комбату, стараясь перекричать рёв двигателя, - смотрите, колодец!
  
   Весть о колодце мгновенно разнеслась по всему батальону. Как в фильме про приключения Шурика, сразу обнаружились добровольцы. Но мы с комбатом решили отправиться за водой сами, на всякий случай, прихватив с собой несколько солдат из взвода обеспечения. Осмотрительность на войне никогда не бывает излишней. Бережёного - Бог бережёт...
  
   На большом плоском камне справа от колодца сидел высокий тощий старик с длинной и неопрятной бородой и смотрел в нашу сторону. "Ну, прямо старик Хоттабыч!" - вспомнил я персонажа любимой детской сказки.
  -- Салам алейкум, ака! Как поживаете? Хорошо? Душманы, случайно, не заглядывали сюда? - молниеносно спрашивал комбат, что, однако, не было следствием спешки или непочтительности к старейшинам - просто такая у него была манера разговаривать с людьми.
  -- Были, как не бывать! Но, слава Аллаху, недолго. Спешили, словно были чем-то напуганы. Ещё вчера были тут, ходили по дворам, а сегодня и след простыл, - отвечал старик, чуть привстав.
  
   У него было очень выразительное лицо, как у Христа на картине Крамского, отчего я его и запомнил. Да и ландшафт тоже был пустынным.
  -- А что делали здесь душманы? - спросил комбат.
  -- Не знаю. Кого-то искали. Да кого теперь здесь найдёшь: все - и стар, и млад, подались в город. Там хоть работу можно найти.
  -- А Вы случайно не знаете, ака, кто у них самых главный?
  -- Чапакар.
  -- А кто такой Чапакар? Это имя мне ни о чём не говорит. Может, это не банда, а просто небольшая разведгруппа?
  -- Может, и так. Откуда мне знать? Люди они нездешние.
  -- Они могли отравить колодец, - сказал комбат. - Скажите, ака, как бы нам узнать, живая это водичка - или мёртвая? Солдаты страшно ходят пить.
  -- Погодите, сказал старик, - сейчас я приведу сюда верблюда, дадим ему отпить немножко.
   Через несколько минут он вернулся - один.
  -- Жалко верблюда! Такой хороший верблюд! Лучше уж пусть осёл.
  
   Вскоре он опять вернулся, и снова - один.
  -- Жалко осла! Лучший осёл в кишлаке! Ладно - была, не была! - что мне, старому, сделается? - всё равно помирать, - он зачерпнул воду и поднёс её к губам.
   Всё произошло настолько молниеносно, что комбат и я не успели даже ахнуть. Старик пошатнулся - и упал замертво.
  
   Бабушка приготовила обед. Поминки должны были состояться завтра, а скатерть-самобранка к столу была ещё не готова. Этим и собирались заняться после обеда женщины.
  
   Я немножко пришёл в себя, много говорил и даже изредка улыбался. После Афганистана меня нередко в самую неподходящую минуту посещали страшные видения - отголоски пережитого. Случай с колодцем был одним из проявлений такой болезни. А тут ещё и печаль о папе нахлынула... Сколько лет ему скоротало моё тяжёлое ранение!
  
   После обеда мы с бабушкой отправились на кладбище. Обновили цветы, ощипали вокруг сухую траву - словом, привели могилу отца в порядок. Я глядел на фотографию отца и думал о том, какая всё-таки странная штука жизнь. Вот прожили люди жизнь друг возле друга, о чём-то друг с другом разговаривали, а много ли осталось от этого воспоминаний? Разве что самые яркие, выхваченные фотовспышками памяти фрагменты. Или, уходя, человек всё равно уносит тайну своего пребывания на земле с собой?..
  
   Бабушка вернулась к могиле сына и запричитала. Причитая, она всё время говорила одни и те же слова - независимо от того, был кто-нибудь рядом - или не был, родной это был человек или совсем чужой. Она не обращала на это внимания. Просто это был один из её нынешних способов разговаривать с сыном, а с сыном после его смерти она разговаривала постоянно.
  
   Голос бабушки достигал глубин моей души, и я невольно заражался её неприкаянностью. Наверное, вот так же причитала над князем Игорем безутешная Ярославна. И мне казалось, ещё миг - и через голос бабушки я познаю тайну величия и непостижимости смерти, но как же мне хотелось в этот момент забыть обо всём, что связано с уходом отца! Поэзия бабушкиных причитаний боролась во мне с осознанием трагичности потери близкого человека. И одна мысль, пришедшая как откровение, завладела мной - и долго не отпускала. Я подумал о том, что мы, в сущности, не знаем, как разговаривать с мёртвыми, и все звуки, издаваемые нами в расчёте на то, что они нас слышат - пустое сотрясение воздуха. Да, мы научились разговаривать через века с потомками, но вот с ушедшими от нас... И вдруг мне показалось, что я знаю, как надо с ними беседовать, - мысленно, непременно мысленно, - и чтобы этот человек был самым близким на свете.
  
   Старик лежал мёртвый с запрокинутыми в небо глазами и пытался что-то сказать. Как будто сомневался ещё, что всё сказал миру, всё объяснил. О чём он хотел поведать в этот последний свой миг? О своей судьбе? О том, что он пережил своих наследников, и жизнь для него почти потеряла свой смысл? О том, что неожиданное решение испытать на себе качество воды было его первым - и последним - решительным поступком в жизни? О том, что он всю свою жизнь всех прощал - и дожил до времени, когда прощать уже было некого? Мы никогда уже об этом не узнаем. Говорил старик недолго. Комбат дал знак - и солдаты положили его на плащ-палатку, завернули и унесли. Торжественного прощания - салюта - не было. Не было благодарных речей. Чтобы как-то выразить своё отношение к этому событию, все молча закурили.
  
   "Нет, не может у человека выработаться привычка к смерти! Даже на войне! Как понять это восточное равнодушие к ней? Или всё дело в том, что старикам так и положено по природе? Но ведь гибнут в основном молодые!"
  
   Надо было уходить. Операция продолжалась. Как похоронили этого человека, я не видел.
  
  -- Бабушка, Вы не боитесь смерти? - спросил я, когда мы уже прилично удалились от кладбища.
  -- Нет, не боюсь, сыночек, - отвечала она, - чего её бояться? Я уже местечко себе рядом с твоим папой приглядела. Ты думаешь, я живу сейчас?..
  
   Она жила. Когда я приезжал в последний раз, бабушка дала мне пятьдесят рублей из своей пенсии. Деньги я взял, чтобы ненароком её не обидеть, но дал себе зарок истратить их ей на подарок. Каждый должен в этой жизни отыскать свой способ быть кому-то нужным. Это продлевает жизнь, наполняет её смыслом. Каждый должен заглянуть в свой колодец - и зачерпнуть оттуда живой воды для других людей.
  
   Беседуя, мы тихонько вошли в лес. Бабушка устала - и мы остановились передохнуть. Я возвёл глаза к небу. Небо сорвалось с вышины и упало на землю. Солнце спустилось вниз и стало рядом с нами, устремив свой огненный взор туда, где должны были находиться миры иные - в пугающую бесконечность Вселенной. И деревья заговорили голосами тех, кто жил на этой земле, создавал этот мир и завещал ему быть.
  
  
  
Оценка: 7.98*8  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023