ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карпенко Александр
Отдай, История...(О военных песнях Игоря Гора (Медведева))

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.56*8  Ваша оценка:
  Я на войне был ранен не в бою,
   И не от пули боль в себе храню:
   Не всех нас Бог войны свинцом пометил...
   Но в тех, кто души не успел одеть в броню,
   Вонзал он сразу целую страну -
   И рвались души наши, как грудные клети...
  
   Есть, на мой взгляд, вопиющая несправедливость в том, что военные песни Игоря Гора (Медведева) не были в своё время детальнейшим образом исследованы, разобраны и оценены по достоинству. Право же, они того стоят. И вовсе не потому, что содержат в себе поэзию, которой ещё не было. Они содержат в себе философию войны и влияние войны на душу человека.
  
   Впервые о войне человек, ветеран написал, что она - война - ранит ВСЕХ, кто в ней участвует!
  
   'В этом есть известного рода метафора, преувеличение!' - воскликнет недоверчивый читатель. - 'Немало найдётся воинов, кого тёмная сторона войны мало коснётся - от бретёров типа Д`Артаньяна или Сирано де Бержерака до штабного повара'. Но Гора детали не интересуют. Главное его открытие таково: войны перестали быть мушкетёрской забавой - и коренным образом влияют на психику всех людей, которые в них участвуют. Наверное, об этом уже писали в прозе и Ремарк, и Селин, но в поэзии и в песне, а может быть, и во всей русской литературе такой рифмованный посыл прозвучал впервые.
  
   И далее читаем: боль войны ветеран не старается отбросить подальше, забыть о ней, а ХРАНИТ в себе (!). Потому что правильнее и человечнее не забывать о том, что ты остался жив благодаря тому, что погибли твои боевые товарищи. И потом - против тебя на войне целая страна. Это бог войны, как говорит Гор, 'в тех, кто души не успел одеть в броню, вонзал он сразу целую страну...'. А кто же из восемнадцатилетних ребят успел броней прикрыть свою душу? (Заметим в скобках, не тело!) Я, честно говоря, не удержался - и, пользуясь своим близким знакомством с автором, спросил у него, какую страну он имел в виду - Россию или Афганистан. 'Конечно, Афганистан!' - ответил Игорь, но не убедил меня в том, что, когда мы возвращались, этой страной, которую вонзал в нас бог войны, была уже Россия!
  
   '...И рвались души наши, как грудные клети - вот вам анатомия 'афганского синдрома'.
  
   Во мне - её радостный вздох,
   Ко мне - её яростный вскрик;
   На мне - её чёрная кровь,
   Со мной - её светлый миг...
   Я взял на себя её страх,
   Услышал я стон её;
   Я с ней устремился в прах,
   Но с ней - воскрешенье моё!
  
   Никто ещё так проникновенно, на контрастах не писал о войне - как будто о любимой женщине, от которой идёт всё-всё: и хорошее, и дурное. Воин Гора сильнее войны. Он берёт на себя тот пронзительный страх, которым пропитана война и от которого она никак не может избавиться. 'Я взял на себя её страх', - пишет поэт, и мы понимаем, отчего на войне нам так страшно. Мы берём на себя женский страх войны. Вообще удивительно, что воин и война у Игоря Гора - одно целое. Поэт и воин слышит стон войны, она стонет тысячью голосами раненых. Поэтому все, что происходит с воином, тут же отражается на облике войны, и наоборот, все военные тревоги и невзгоды тут же передаются воину.
  
   В жилах воина течёт красная кровь; кровь же войны - чёрная, потому что она - чужая. Красная кровь, смешиваясь, даёт черную. Несмотря на все военные тяготы, с поэтом на войне и 'радостный вздох' и 'светлый миг'. Кто-то спас кому-то жизнь, кто-то, возможно, герой Игоря Гора, неожиданно открыл в себе черты, о наличии которых он даже не подозревал...
  
   Казалось, война уничтожит воина и поэта. Если не физически, то - морально. Но он подсознательно чувствует, что с ней - и его воскрешенье, второе рожденье как личности. Нигде уже не будет такого напряжения всех душевных и моральных сил, нигде уже не будет этих мук рожденья, и в этом смысле - война - шанс... стать человеком. Но она же - и шанс стать последней сволочью. Что перевесит - тёмное или светлое? Как сказал Достоевский, 'поле битвы - сердце человека'.
  
   Ведь только тот воистину солдат,
   Кто грудь готовил не для пуль, не для наград,
   Войну лицом к лицу встречая.
   Кто цену жизни вымерил стократ
   Жестокой мерою страданий и утрат -
   Но нету меры выше, чем такая!
  
   Ещё одно открытие Игоря Гора - награда, как и пуля в сердце, не является целью воина. Что же тогда? Взросление? Самосознание? Новое понимание войны? Взращивание в себе не зверя, но Человека? 'Постижение цены жизни!' - отвечает нам поэт. Цена жизни 'вымеряется стократ жестокой мерою страданий и утрат'. Можно сказать, что до испытания войной маленький мужчина жил как в раю. Как Адам и Ева, ещё не вкусившие с Древа Познания Добра и Зла.
  
   А нужно ли постигать эту цену жизни такой жестокой мерой? 'Но нету меры выше, чем такая!' - говорит нам поэт, возводя в абсолют страдания и утраты, приводящие человека к прозрению.
  
   Наверное, ещё никто не обращался к Истории с диковинной просьбой отдать человеку часть его прошлого. Почему к истории? Да потому, что войны - её неотъемлемая часть!
  
   Отдай, История, мне часть твоих боёв,
   В которых я отведал злость врагов;
   Отдай мне, Время, те пять сотен дней,
   В которых был я и счастливей, и живей.
   Мне эти дни нужны как хлеб, как суть, как вдох:
   В них - очищение моё, они - мой Бог.
  
   Я помню, как на нас смотрели, когда мы вернулись домой - и тут же захотели вернуться обратно на войну. Причём просились обратно даже те, кто, по выражению Игоря, был 'мечен свинцом'. 'Ну не чудаки ли эти афганцы?' - говорили люди и пожимали плечами. Разве это не сумасшествие - использовать войну для очищения духа?!
  
   Отдай, Земля, мне часть твоих широт,
   Где Солнце с плеч моих сгоняло липкий пот;
   Верни, Судьба, хоть часть былых друзей:
   Мне не заменят их герои из статей!
   Мне ближе тот, с кем я лежал у колеса,
   С кем смерть, как хлеб, делил до самого конца...
   Отдайте мне хоть только то, что я прошу -
   А брать чужое не могу и не хочу!
  
   Вот она, как выразился Вознесенский, 'ностальгия по настоящему' в действии! Но как же трудно сдвинуть горы в своём прошлом! Прошедшее проходит навсегда. И те из нас, кому посчастливилось вернуться на афганскую обетованную землю, с горечью убеждались: её больше нет. Прав был Гераклит: 'нельзя два раза вступить в один и тот же эмоциональный и ментальный поток...'
  
   И долго ещё рефреном будет звучать во мне концовка припева песни 'Я на войне был ранен не в бою':
  
   Я с ней устремился в прах,
   Но с ней - воскрешенье моё!
  
   Почему же воин, побывав на войне, 'устремился в прах'? Я думаю, но это сугубо моё личное мнение, что он 'устремился в прах' из-за того, что нарушил заповедь 'не убий'. Даже если мы не очень переживаем по этому поводу и уничтожение живой силы противника убийством не считаем, закавыка в том, что на войне убивать приходится не только профессиональных военных, но и учителей, инженеров, поэтов, находящихся по ту сторону гор. Поэтому, с этой стороны, участие в войне - всегда духовная деградация. Но Человек в воине всегда стремится чем-то компенсировать эту деградацию. Например, Игорь Гор именно там, в Афганистане, написал свою первую песню. До этого он был просто исполнителем - пел песни Высоцкого, Окуджавы... Но новая степень осознания своей жизни привела его к творчеству. Первая песня Игоря называлась "Тоска по Родине".
  
   Солдатскому сердцу здесь всё уж не мило:
   Война и работа - уж всё опостыло!
   И мазанок диких безлюдные своды,
   И лавки, зовущие криками моды...
  
   И даже достопримечательности города - то, за чем в мирное время ездят толпы туристов, уже до чёртиков приелось герою песни, и вызывает в его душе лишь раздражение. К которому, правда, примешиваются восторженные нотки:
  
   Мечети прекрасные - те, что годами
   Художник творил золотыми руками;
   И лица простые, с приветливым взором,
   И лики, сокрытые чьим-то укором...
   О Родина! Где ты? Где край твой могучий?
   Он - в думах моих, словно омут дремучий!
   Ужель испытаю я то наслажденье,
   Когда окунусь в твоей жизни теченье?
   Глотну аромата берёзовых рощ,
   И рек, и лесов, и полей, и лугов...
   От счастья в забвеньи скажу не тая:
   'Ты - Родина-мать, ты - Отчизна моя!'
  
   Прав был Сергей Есенин: 'Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстояньи'. Любовь к Родине, как и любовь к женщине, только крепнет вдали. Это была первая и единственная песня Игоря Медведева, написанная им ещё на афганской земле.
  
   Песня 'Памяти Зураба Члачидзе' рассказывает нам о моменте нравственного выбора героя (он закрыл своим телом тело командира). Игорь Гор убеждает нас, слушателей, что Зураб сознательно принял такое решение. Песня написана от первого лица, и сразу, с первых аккордов, возникает не проходящее ощущение, что ты находишься на поле боя, где решается судьба человека.
  
   Лишь миг один - и был бы я живой...
   Лишь миг один... Но он уже - не мой.
   Кого-то выстрелом окликнул автомат -
   Но этот клич был послан наугад...
   Лишь миг один - и смерть отыщет грудь.
   Лишь миг один... Успеть бы оттянуть!
   Я оглянулся - и откликнулся на зов.
   Вставал - был жив ещё, а встал - уже был мёртв!
  
   Сразу же обращает на себя внимание слово 'не мой'. Оно напрямик перекликается со словом 'немой' (минута молчания). Миг одновременно не мой, то есть - чужой, и немой, то есть - безмолвствующий. Игорь Гор очень поэтично описывает шальную летящую пулю: 'кого-то выстрелом окликнул автомат - но этот клич был послан наугад'. Стреляющий, если это не снайпер, часто не знает, в кого он стреляет, в кого, в конце концов, попадёт его пуля. Но тот, за кем эта пуля пришла, не всегда внимателен, и тогда эту пулю может принять на себя его товарищ. И очень трудно объяснить разумом, почему он это сделал. Из какой-то высшей братской любви - только и можем мы сказать. На самом деле человек даже не успевает подумать, всё решается на уровне инстинктов. Значит, правильно мать, Валерия Георгиевна, воспитала своего сына. Значит, 'нужные книжки он в детстве читал'.
  
   Лишь миг один - решал, кому быть кем.
   Лишь миг один - сомненья, а затем
   Шагнул к бессмертью обезжизненному я...
   Но кто-то жить остался - значит, смерть моя - не зря!
  
   Вообще, жертвенность - великая черта русского воина. В этом поступке есть что-то настолько величественное, что никакими словами это не объяснишь...
  
   Игорь Гор заканчивает свою песню равным этой величественности пассажем, как будто обращаясь от имени своего павшего героя к потомкам:
  
   Живите ж - так, чтобы смогли вы без стыда
   Взглянуть при встрече нашим матерям в глаза,
   Чтоб нашей кровью в долг оплаченная жизнь
   Честнее стала - хоть на миг один!
  
   Рифма, как по мановению волшебника, куда-то исчезает, но на это уже не обращаешь внимания, которое заострено на необычной фразе 'кровью в долг оплаченная жизнь'.
  
   Вам когда-нибудь спасали жизнь? Мне - спасали. Но - не смертью. Наверное, спасать смертью своей - это действительно мистический акт высокой нравственной чистоты. Вспоминаются слова другого поэта: "и живу я смертью павших на одной со мной войне". В самом деле, мы живём словно бы в бессрочный, пожизненный долг, оплаченный жизнями погибших. Потому что если бы не они - на их месте железно оказались бы мы!
  
   Во времена перестройки коренным образом меняется отношение наших официальных лиц к военнопленным. Если в сталинские времена все они считались предателями, вне зависимости от обстоятельств пленения, то теперь наметился обратный, гуманистический перегиб: все они - 'наши', все они не виноваты, всех их надо спасать. И не беда, что кто-то принял мусульманство, кто-то боится возвращаться, потому что в бою предал товарищей. Надо все простить! Бедные мальчики, их бросили неподготовленными в такую мясорубку. Примерно так думала советская общественность. Даже заграница в лице известного художника-эмигранта Михаила Шемякина, друга Высоцкого, обещала нам в этом деле 'подсобить' и, в конце концов, подсобила. Подумать только: во времена ГУЛАГа мы гноили военнопленных миллионами, а тут - озаботились судьбами трёх сотен людей! Песней откликнулся Александр Розенбаум. Написал свою песню о военнопленных и Игорь Гор.
  
   Нам не нужен ваш набожный плач,
   Мы не боги, хоть нас и распяли!
   Не хотим, чтоб живых ещё нас
   Среди ликов иконных искали!
  
   Игорь очень тонко чувствует это двойное отношение к пленным, как, несомненно, чувствовали это и они сами (песня поётся от их имени). Пленные не хотят, чтобы их объявили героями и... забыли.
  
   Мы вернёмся, придёт ещё срок,
   Поимённо - как прежде когда-то...
   Только день этих дат так далёк -
   И сердца наши бьются набатом.
   Наши спины согнули в плену,
   И всё чаще их с треском ломают на части...
   Только души сжигаемых в этом аду,
   Только души сломить - нет, ещё не в их власти!
  
   Но политический крен в сторону большего гуманизма не так быстро отражался на судьбах самих пленных. Как это часто у нас бывает, говорильня затмила деловую сторону вопроса. Игорь Гор пишет о пленных с несколько идеалистической точки зрения: дескать, мучаясь, все они ждут и надеются на скорейшее освобождение. Конечно же, Игорь, с высоты своего героического мировоззрения, представлял себе пленных как невинных людей, в бессознательном состоянии попавших к врагу и безмерно от этого страдающих. На самом же деле многие попали в плен по глупости или даже сдались добровольно. Многие окончательно и бесповоротно перешли в мусульманство, многие косили в сторону Запада...
  
   И стоим, повернув почерневшие лбы
   На желанный до одури Север.
   Мы - издержки военной борьбы.
   Но наш крест - это чей-то маневр!
   Мы ведь помним могучую ширь
   Синехвойно-таёжной державы.
   Знаем, сколько в корнях наших сил.
   Отчего ж, как рабы, мы бесправны?
  
   В вопросе о пленных особенно отчетливо проявилось неумение нашего государства постоять за своих граждан, что всегда было ахиллесовой пятой нашего общества. И вопрос Игоря Гора 'отчего ж, как рабы, мы бесправны?' служит звонкой пощёчиной власть предержащим. Не к лицу так вести себя великой державе! Американцы бы глотку перегрызли другому за каждого своего гражданина! И это повторяется у нас до дурной бесконечности...
  
   На мой взгляд, с нашим пребыванием в Афганистане приключилось то же самое, что и с судьбой Советского Союза: они исчерпали себя, но закоснели в самоутверждении - и долго отказывались уходить, подталкиваемые обстоятельствами, с политической арены. Прошло целых четыре года, прежде чем мысли пришедшего к власти Горбачёва были реализованы. И я бы с удовольствием сказал 'лучше поздно, чем никогда', если бы не одно обстоятельство. Выйдя из Афганистана, сохранив таким образом жизни наших солдат и офицеров, мы слишком многое продали и предали, чтобы говорить о выводе войск как об успешном мероприятии. 'Вывод' - так называется последняя военная песня Игоря Гора, написанная им в Афганистане. Как и многие из нас, Игорь два раза побывал в этой не чуждой нам теперь стране, второй раз в качестве автора-исполнителя своих песен, члена ансамбля 'Шурави'.
  
   Последние метры (последних ль?) военных дорог
   Врезаются в наши тяжёлые траки.
   В Россию плеснём мы свой пёстрый железный поток:
   Готовьте таможни для нашей атаки.
   Наш груз контрабандный не сыщешь руками,
   Рентгеном его не найти:
   Оружьем, наркотиком - стали мы сами,
   Их яд - почти в каждой груди.
  
   Если сравнивать эту песню с первой песней Игоря 'Тоска по Родине', сразу бросается в глаза, насколько выросла его лирика, окрепло мастерство поэта. Тут и обратная метафора (метры дорог врезаются в траки, а не наоборот), и уподобление солдат живым наркотикам... Да так оно и было - страна оказалась не готовой к нашему приёму...
  
   Идём в упаковке, гипсе, цинке, стали, броне;
   Депешно опять нас кто-то затребовал там, за кордоном...
   Мы приняли вызов, но знаем: сегодня мы - просто в цене.
   Цена упадёт - и опять начнут подставлять наши щёки к вашим ладоням.
  
   Как хорошо и точно Игорь описывает единство всего десятилетнего 'ограниченного контингента', не отделяя мёртвых от живых! Все идут как бы в одном строю. Автор убеждает нас в том, что, отправляясь в Афганистан, мы осознавали, что нами играют - и тем не менее 'принимали вызов'. На самом деле большинство из нас ничего не понимало и просто не верило, что родная страна может обмануть, подставить и 'кинуть'. Многие просто радовались возможности продолжить ратные подвиги отцов, не слишком задумываясь о политической подоплёке. Нам было по 18-19 лет! Игорь Гор же приписывает мудрость тридцатилетних юным, ещё не нюхавшим пороху бойцам. Но это его не смущает: главное - мысль верна! Дескать, какая разница, когда эта мысль пришла ко мне - раньше или позже. Однако, если бы все солдаты сразу всё осознали, наверное, и войны в том виде, в котором мы её знаем, не было бы!
  
   Перейдём Рубикон - и, квиты с долгами, -
   Все религии - блажь полугрешных богов, -
   Верою, правдой стали мы сами:
   Их соль - в ранах наших мозгов.
   Пятнадцатипалой рукою усталой нас стиснет родная страна;
   Начнёт с наших душ сдирать воспалённую кожу запретов,
   И к ней упадём мы на грудь, как пожизненные ордена...
   Для павших и падших - зачтите падение это!
  
   Какой потрясающий образ - мы упадем на грудь своей Родины 'как пожизненные ордена'. Мы, граждане, патриоты Отчизны, - лучшая ей награда. Вот только надо как-то нас сберечь! Игорь разграничивает 'павших' и 'падших', хоть и не верит ни в какие религии. На самом деле падшие - это те же живые, только вкусившие от Дерева познания добра и зла, которым является любая война. Надо помочь им преодолеть в себе это 'падение'.
  
   Пусть пушечным мясом нас сытые звали -
   Им можно купить честь, а нам - не продать срам!
   Рабами-героями стали мы сами:
   Нам не за что жить здесь - но было за что погибать там!
  
   'Рабами-героями' - сказано зло, со всей прямотой 'гамбургского счёта' по отношению к самим себе. Такой вот получился у Игоря Гора вывод о выводе (войск). Добавить мне, в сущности, нечего.
  
   16.12.05.
  
  
  
  
  
  
Оценка: 9.56*8  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023