ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Карпенко Александр
Мозаика мемуаров (Ирина Шведова)

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.44*8  Ваша оценка:

  
  
   ВСТРЕЧИ С ИРОЧКОЙ ШВЕДОВОЙ Александр КАРПЕНКО
  
   Эти встречи, начало которых относится где-то к 1991-му году, а то и к 1990-му, были чем-то особенным в моей жизни. Именно в это время певица отправилась "покорять" Москву, будучи, как и многие впоследствии широко известные артисты, киевской провинциалкой. И пусть на меня не обижаются жители Киева, тоже, впрочем, столичного города, "матери городов русских". К тому времени Ирина Шведова уже успела дважды отметиться в "Песне года" - и считалась в Москве очень перспективной с точки зрения творческого роста певицей. К тому же, она обладала редчайшим среди артистов качеством: она могла часами мило разговаривать с заинтересованными лицами, назначать деловые встречи - то, что мы сейчас называем бизнес-леди. Это нисколько её не утомляло и даже активно шло на пользу делу. Именно из-за этой её способности, сочетавшейся с невероятной работоспособностью, она и стала вскоре широко востребованной артисткой. Она умела дружить с сильными мира сего, не продаваясь.
  
   Мы познакомились на одном из лужниковских "афганских" концертов, которые в то время делала Ирина Деревяникина, обменялись адресами, книгами и кассетами... И вдруг в разговоре выяснилось, что в Москве Ире Шведовой жутко не хватает машины с водителем и что она готова даже платить небольшие деньги тому добровольцу, кто согласится возить её по разным местам, требующим её личного присутствия.
  
   У меня в то время было много свободного времени и машина, вот я и согласился ей помогать, тем более что мы друг другу очень понравились. Что касается меня, то мне понравилось, прежде всего, её песенное творчество. Это был мой стиль, уайльдовский, с множеством драматизма, переживаний - и в то же время необыкновенно лиричный. Можно сказать, что я влюбился в её песни раньше, чем в неё саму. Эти песни я мог слушать часами - и постоянно при этом возникало ощущение, что кто-то другой рассказывает людям твой внутренний мир. Она была моим голосом - и то, о чём я писал в своих стихах, продолжалось, с ещё большей силой, в её песнях, где, помимо стихов, была ещё изумительная музыка Игоря Демарина.
  
   Как истинная артистка, Ирочка обладала изумительной способностью к перевоплощению. Как настоящая женщина, она всегда со вкусом одевалась. Кажется, не было такой "тряпки", которая не "заиграла" бы в её сценических композициях. К тому же, у неё в характере была изрядная доля авантюризма, помогавшая ей покорять "Эверест" лучших столичных площадок.
  
   Итак, я стал каждый день видеть Шведову рядом с собой, я был в курсе всех её перемещений по городу, я знакомился со всеми теми людьми, с которыми у неё были назначены встречи. В этом не было ничего необыкновенного: к тому времени я уже был хорошо известным поэтом, пишущим на ещё недавно запретную "афганскую" тематику - и нашей певице, с её-то общительностью, было очень легко представлять меня разным знаменитостям именно в этом качестве. К тому же она всюду таскала меня по своим концертам. Так я познакомился с Александрой Пахмутовой, Николаем Добронравовым, Лорой Квинт, Николаем Зиновьевым, Валентиной Толкуновой, Сергеем Шакуровым и множеством других артистов, поэтов и композиторов. Конечно, особняком стоял Игорь Демарин, талантливейший певец и композитор, тогда ещё бывший мужем нашей певицы.
  
   Надо сказать, что моё уважение к Игорю как человеку было так велико, что мне и в голову не пришло бы завести с Ириной какую-нибудь интрижку. Это было бы не по правилам. Но как раз в это время их семейная жизнь дала основательную трещину: видимо, время обоюдного личностного подпитывания уходило, и совместная жизнь стала обоим в тягость.
  
   И - надо же такому случиться - как только они разъехались, я стал активно влюбляться в Ирочку. Видимо, открылись какие-то шлюзы, в виде обыкновенной порядочности, которые до поры до времени мешали простому восхищению красивой женщиной перерасти во влюблённость. Мы продолжали видеться каждый день: машина-сводница всё ещё была нужна, и где-то к концу девяносто второго года у меня полилась замечательная лирика, посвящённая Ирине Шведовой, которую я незамедлительно отправлял адресату.
  
   Твои волосы цвета ночи
   В снах моих оставляют след,
   И порою мне странно очень,
   Что у ночи есть тоже цвет.
  
   И не выскажут сны и книги,
   Как легко мне сгореть в ночи,
   Где ролей твоих реют лики,
   Где волос твоих спят грачи.
  
   Но контрастами бредят очи -
   И сомкнутся, рассвет маня,
   Твои волосы цвета ночи
   И лицо твоё, цвета дня.
  
   Так, предчувствуя боль-разлуку,
   Мотыльком прилетев на свет,
   Дарит сердце своё и руку
   Цвету белому - чёрный цвет.
  
   Надо сказать, что это была типичная неразделённая любовь: видимо, Ирине нравились мужчины другого толка, и даже пушкинской прозрачности моих стихов было явно недостаточно для того, чтобы растопить её сердце. То, что другому, может быть, далось бы легко, мне было заказано. Но я всегда с какой-то отчаянностью, насколько хватало сил, продолжал верить в покоряющую силу искусства. Мне казалось, что, чем лучше я буду писать, тем больше у меня будет шансов на её взаимность. О, святая простота! Но таков рецепт силы искусства: искусство, соперничая с жизнью, пытается её победить, хотя и знает в глубине души, что это невозможно...
  
   Когда блеснёт знамение в судьбе,
   А звёзды потускнеют, догорая,
   Куда бежать от нежности к тебе,
   Моя любимая, родная, дорогая?
  
   Я позвоню, узнаю, как дела,
   Задумаюсь - и встречу не назначу.
   Такая ночь меж нами пролегла,
   Что ты не видишь, отчего я плачу.
  
   Я плачу оттого, что я не вор,
   Что я пишу - а жизнь крадётся мимо,
   Что пеплом обещает стать костёр -
   И маетой - немая пантомима...
  
   Любимая, как нежность тяжела!
   Тропа любви окутана снегами...
   Колдунья ночь простёрла два крыла,
   И нет разгадки, что творится с нами...
  
   Я слышу, как стекает вниз вода
   Ступенями ласкающего душа...
   Любовь тела разденет не всегда -
   Зато всегда любовь разденет души!
  
   И только недосказанность в судьбе,
   Ключи от ада и ключи от Рая;
   Куда бежать от нежности к тебе,
   Моя любимая, родная, дорогая?
  
   Куда бежать от нежности?
   К тебе!
  
   У Ирины была одна песня, написанная как будто обо мне - "Белый вальс". Наверное, это самая потрясающая песня, написанная авторами, которые в Афганистане сами не служили. Был один концерт, когда Ирина прямо вывела меня на сцену в качестве живого героя этой песни.
  
   На самом деле, интим для поэта, по отношению к предмету страсти, уже заранее избыточен: муза стихотворения - это некая идеальная женщина, с которой вовсе нет необходимости делить ложе. Другое дело, что творческий человек, стремящийся к своему максимуму, то есть к запределу своих возможностей, никогда не откажется от эротики как шаловливого дара любимой. Когда даже само творчество, вкупе с общением с глазу на глаз, вкупе с ощущением понимания, приносит тебе столько радости и удовлетворения, что кажется тебе жизнью в квадрате, кажется, что, если к этому ещё прибавить и единство тел, то от избытка счастья может разорваться сердце.
  
   Поэтому мужчина-поэт, как правило, не склонен добиваться своей музы "во что бы то ни стало". Я объясняю этот феномен тем, что, прежде всего он - поэт, и только потом уже - мужчина. Поэт в России - больше, чем мужчина. Но у такой односторонней любви тоже есть свой "период полураспада". Ведь тайная цель всех этих стихотворных эскапад - победить в музе женщину - и заставить - стихами - пасть её к твоим ногам. Само собой разумеется, что долго такое ожидание и такая уверенность в силе своего искусства не может продолжаться. Не так ведь слеп художник, как его малюют! Умный художник выжимает свою музу, как лимон, до конца - и погружается в некое спокойствие духа, граничащее с равнодушием. В общем, только ветры знают, куда улетучивается страсть...
  
   Моя экс-жена Ольга Серебряная, тоже певица, отчего-то жутко ревновала меня к Ирине. Я никак не мог понять природу этой ревности, но это была явно не физиологическая ревность. Ольге было неприятно любое присутствие Ирины в нашей квартире, вплоть до невиннейших фотографий. Она ревновала меня к стихам, посвященным Шведовой - и, видимо, к её проявленности в мире. Наверное, было что-то такое в моём удалённом отношении к Ирине, чего не хватало Ольге в её близких отношениях со мной.
  
   Фонари не горят на улице -
   Только мне и без них светло...
   Звал тебя я своей безумицей
   И сажал на своё крыло.
  
   До сих пор по ночам мне грезится
   Млечный путь, где светло двоим.
   Ты Большою была Медведицей,
   Я Ковшом был у ног твоим...
  
   Не такое в ночи представится:
   Мало ль грёз расцветёт в мороз?..
   Звал тебя я своей красавицей -
   И дарил тебе нежность роз.
  
   И не важно, что в жизни сбудется -
   В сказку всё утечёт иль в прах...
   Что ж так часто, моя безумица,
   Пропадаешь ты в небесах?
  
   Вскоре наш посредник, наш "медиум" - жигулёнок, перестал быть Ирине необходимым. Впрочем, мы продолжали периодически встречаться на концертах и созваниваться. Но что-то ушло, стихи перестали писаться. Ей нравились мужчины моложе меня. Я был героем не её романа. Но изредка, когда мы пересекаемся, может ливнем нахлынуть такое волшебство слиянности - и невозможности слиться, в котором и заключена, на мой взгляд, полнота настоящей жизни. И хочется резвиться, как младенец, - и делать разные глупости. Но кто способен проследить весь путь страсти - от момента тайны до момента её разоблачения, когда уже совсем не стыдно поведать всему миру о том, что давно уже стало для тебя прошлым - живым - и таким бессмертным...
  
   И, пускай твоей славе цветы
   Расточали Крещатик и Пресня,
   Сколько песен ни спела бы ты,
   Ты сама - моя лучшая песня!
  
   Не случайно почти все мои стихи, посвящённые Ирине, давно стали песнями.
   Некоторые композиторы, не зная, что музыка к стихам уже есть, писали свою, тоже хорошую. На "Волосы цвета ночи" и "Куда бежать от нежности" есть несколько равноценно прекрасных мелодий. Есть ещё одно стихотворение, где я напрямую, без обиняков, призываю нашу героиню: приди - и возьми! Обычно бывает наоборот, женщины говорят эти слова любимому мужчине. Но, как ни парадоксально это прозвучит, речь в этом стихотворении идёт вовсе не о банальном обладании.
  
   В себе излечил я владельца -
   Лишь посох бы взял да суму...
   Приди и возьми моё сердце -
   Зачем мне оно одному?
  
   Возьми его нежно и просто -
   Как птицы парят в небесах;
   Как просто крадут с неба звёзды -
   И прячут их в серых глазах...
  
   Возьми моё сердце как птицу,
   Которую грех отпускать, -
   И станет в ладонях синица
   Журавлику в небе под стать!
  
   И, ёжась в бесстыжую стужу,
   Свободой сыта и пьяна,
   Приди и возьми мою душу:
   К чему одному мне она?
  
   И вспомним мы маленький остров,
   Где раньше мы были детьми...
   Не прячь свои слёзы, а просто
   Приди - и возьми.
  
   Рассказ о наших взаимоотношениях был бы, пожалуй, неполным, если бы я не упомянул о самом странном стихотворном плоде нашей дружбы. Это "Памятник в миноре" - ремикс пушкинского "Памятника". Меня всегда смущал победоносный и всепоглощающий мажор пушкинского произведения, особенно подчёркнутый тем фактом, что счёт его жизни уже пошел не на годы, а на месяцы, а он, счастливец, ещё этого не знает - и, похоже, совсем не чувствует... Моя известность в эти годы достигает своего пика - я не мог спокойно появиться на улице, чтобы меня не узнали и не пристали с каким-нибудь вопросом... Но вот что я понял в это время: слава нисколько не избавляет человека от горестей жизни; она способна, может быть, только подсластить пилюлю - и то не всем и лишь на какое-то время. У меня тогда умирала мама - и какое мне было дело до того, что программа "Время" первого канала семь минут рассказывала о моём творческом вечере как о важнейшем культурном событии в жизни страны?! То же самое происходит и с лирическими переживаниями, и внезапно нахлынувшая слава никак не может компенсировать, например, потерю любимого человека...
  
   Себе я выстроил памятник -
   И имя моё спасётся...
   И только сердце, как маятник,
   В груди виновато бьётся.
  
   Ты из тоски меня вытащи -
   Куда-то в сказку на небо.
   Глаза влюблённых всевидящи,
   Вот только чувства их слепы.
  
   И душ наших звуки гласные
   К согласным ищут дорогу,
   И люди, такие разные,
   В любви не находят Бога...
  
   И жизнь темна, как политика,
   И вянут лавры и розы.
   Какая чудная лирика!
   Какая грустная проза!
Оценка: 7.44*8  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023