ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Катилевский Леонид Валерьевич
Гвардии старший лейтенант Калинин

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
  • Аннотация:
    Память о погибшем друге.
  RhiQauiSVew
  
  hvW2f3bhLWw
  
  
  
  
   Года два назад встретил однополчанина батькина. Знаешь, как он геройски погиб? Девятого мая! Всю войну прошел без царапины - от Ленинграда до Берлина, а девятого мая сел на скамейку, обыкновенная деревянная скамейка в палисаднике каком-то берлинском, он на самый конец сел, другой поднялся, он со скамейки упал, солдатики-братики хохочут вокруг: "Вставай, Ваня, как это ты уже надраться успел? " - а он и не встает - ударился затылком о каменную стенку, и все! Вот она какая у бати смерть была - домашняя, стало быть, ему смерть уготована была... Однокашник последние его слова привел: "Вон, - батя сказал, - старшина катит, сейчас вино выдавать к Победе станут, пойду посижу - фамилия-то моя на последнюю букву начинается, когда еще очередь дойдет..." Вот и присел Ваня Ямкин!.. Глупости-то сколько, глупости-то на свете, а? Действительно, замечательную песню Окуджава сочинил: "Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет...''
   Виктор Конецкий "Начало конца комедии".
  
   Когда я начал писать эти строки, за окном был сырой и теплый, совсем не похожий на зиму февраль 2020-го. А неделю назад погода была скорее октябрьской, и явно через пару дней этот самый октябрь плавно перейдёт в март и этой зиме високосного года - конец.
   В Сергиево, пригороде Питера, закрылась почта, и пришлось ехать в Стрельну, в почтовое отделение, что напротив нынешней Морской резиденции президента России - Константиновского дворца. Отстояв очередь, я получил маленькую бандероль.
   Открыл уже дома. В одинаковых коробочках под прозрачным пластиком лежали две серебристые медали с бело-зелено-синими ленточками. Удостоверения и выписки из приказов. Общественные медали, не государственные. ?1409 - моя, и "1410 - Димы Калинина, гвардии старшего лейтенанта Калинина Д.А., только на его удостоверении была пометка "посмертно". Потому что погиб командир 6-й мотострелковой роты 149-го Ченстоховского Краснознамённого, ордена Красной звезды полка в июле 1999-го - уже почти двадцать один год назад.
   А в июле 1997-го мы вчетвером, выпускники 2-го батальона ЛЕНПЕХА , молодые офицеры-кировцы, прибыли в Душанбе военно-транспортным бортом с Чкаловского аэродрома под Москвой, и, на двое суток задержавшись в столице, наконец получили назначения командирами взводов в самый дальний полковой гарнизон - в Куляб: я, Дима Калинин, Гриша Королёв и Саша Лявзин... Были еще ребята с нашего училища, но их оставили в Душанбе. Две ночи мы провели в одноэтажной гостинице возле широкого проспекта, ходили по городу, смотрели на новый для нас завораживающий мир Средней Азии - совсем ещё недавно наш общий, советский мир. Останавливались, разглядывая последствия столкновений в городе: выложенные на балконах некоторых домов и в оконных проемах мешки с песком, следы от пуль на стенах; пытались привыкнуть к жаре под сорок.
   Наконец, машина пришла, и мы в кунге 'Урала' с несколькими контрактниками и офицерами отправились в Куляб. Задержались в Курган-Тюбе - от жары лопнуло колесо у машины, помогали водителю менять, пили лимонад из совершенно советских уличных автоматов. Было уже темно, когда нас высадили у штаба полка. Жаркая черная ночь, луна, черные гигантские акации, тихий посвист мелькающих над плацем стремительных южных летучих мышей.
   Представились заместителю командира полка подполковнику Суровикину. Первым четко доложился Дима, заявив при этом, что просит направить его в полковую разведку. В разведку ни он, ни я не попали, но зато нас распределили командирами мотострелковых взводов в один батальон - второй батальон. Я в пятую роту, он - в четвертую.
   Вернемся назад. На четыре года. Июнь 1993-го. Казарма 1-го батальона прославленного ЛЕНПЕХА - Ленинградского общевойскового дважды Краснознаменного командного училища имени С.М.Кирова. Я поступал из армии, на втором году службы, незадолго до окончания срочной, - тогда служили по полтора года, - и вместе с другими абитуриентами из солдат уже был в училище пару недель: занимались математикой и физикой, подтягивая свои позабытые школьные знания к экзаменам, стояли в нарядах в ожидании прибытия основной массы гражданских абитуриентов. Отгремел уже выпуск, и казарма стояла пустой. Но перед гражданскими явились суворовцы. И первым прибыл в роту вице-сержант Дмитрий Калинин: в щегольской черной суворовской форме с лампасами, с суворовским "крабом" и другими значками на груди. Пожали друг другу руки, разговорились, познакомились.
   Не то чтобы мы сошлись и сдружились. За все четыре года были просто товарищами, братьями-кировцами. Было даже - как-то поругались с ним на полигоне во время КМБ, когда я стоят в наряде по роте дежурным, а его взвод получал оружие. Дима выделялся среди нас (как, думаю, выделялся и среди суворовцев) стремлением одновременно и к знаниям, и к службе, к лидерству, и любовью к военному делу. Он стал заместителем командира четвертого взвода, к выпуску был сержантом, закончил училище с золотой медалью. Кажется, он хотел выпускаться в морскую пехоту, и даже на фотографии на удостоверение личности офицера он был снят в морской форме. В этой форме он и на фото на стенде в музее нашего училища. Но что-то там не срослось, не знаю уж что, и мы вместе были направлены в Таджикистан.
   Таджикистан нас и сдружил. Сблизила нас совместная служба, постоянные смены друг друга в нарядах, караулах, патрулях, где сегодня ты подчиняешься ему как начальник караула заместителю дежурного по полку, а завтра идешь с ним вместе в караул разводящим, послезавтра берешь бойцов его роты себе в патруль, а там уже я командую ротой на границе, а он у меня командир взвода; а потом он командует ротой на военной демонстрации, и командир взвода у него уже я. Командиров взводов не хватало, а Дима очень быстро выдвинулся и среди нас. Он мог бы стать как минимум третьим на сборах вновь прибывших офицеров по дивизии, но на последнем экзамене - стрельбе - ему попался не пристрелянный автомат. Потом этот автомат заменили, но идущему в лидерах Диме перестрелять не дали, и грамота ему не досталась.
   Он часто оставался за командира роты, образцово поставил дело в своем взводе, с увлечением работал с техникой в парке, любил возиться с оружием, вникать во всё до мелочей. Был прекрасным методистом: именно ему доверяли готовить линейных для полковых строевых смотров. Никогда, в отличие от многих офицеров, не доверял кому-либо писать за себя конспекты для обучения солдат, всю методику занятий продумывал сам. Повезло ему и с наставником: очень скоро он был переведен в 6 Мср нашего батальона, где командиром роты был участник Первой Чеченской, морпех, выпускник нашего училища капитан Александр Шишлянников. Вдвоем они сделали роту лучшей в батальоне, и Дима первым из нас, молодых офицеров, был назначен на должность командира роты. А такого повышения, надо сказать, безуспешно добивались и более опытные офицеры полка.
   Зимой 1998-го мы вместе с моей ротой были на усилении границы, рядом 15-й погранзаставой. Это я опять вернулся назад, тогда он был еще командиром взвода 4 Мср, но прикомандирован на этот выезд на границу к нашей. РТГ занимала опорный пункт рядом с заставой; один взвод стоял отдельно, на охране позиций взвода САУ возле 10-го погранпоста: артиллерия периодически вела огонь по неконтролируемым зонам вдоль границы и перекидным через горный хребет - по Афганистану в интересах сражающихся с талибами групп Ахмад-шаха Масуда. В чьих интересах вела огонь артиллерия, это уже предполагали мы сами, но оружие самолетами, которые летали из аэродрома под Кулябом, поставлялось именно ему. Но и сталкивались пограничники именно с его бойцами. Бывало, летели и в нас пули через границу. Одного нашего офицера, нашего однокашника Гришу Королёва, так обстрелял снайпер. Когда на БМП подвозили солдат на 10-й пост, шальная пуля вырвала у Димы из погона на бушлате звездочку.
   Так вот, Дима самым первым из нас стал командиром роты - в 1998-м, сменив ушедшего на должность начальника разведки полка капитана Шишлянникова. Как ротный он был строгим и требовательным. Прежде всего к себе. Офицеров не хватало, и работали тогда на износ. Сутками он не вылезал из ротной канцелярии, ходил с красными от недосыпа глазами. Он даже в шутку говорил, что ему лучше работается, когда он не выспится. Солдаты его любили, но пожалуй и побаивались. А заслужить авторитет у солдат было в 201 МСД непросто: она была полностью контрактной дивизией, и большинство солдат были старше нас, многие прошли Чечню и Афганистан, некоторые по много лет уже служили в Таджикистане, много было бывших милиционеров и вв-шников. За успешное командование ротой он был награждён приказом командира дивизии наручными часами.
   Многое вспоминается, когда вот так пишешь об ушедшем друге. Я и обещал-то эти воспоминания для Общества ветеранов боевых действий в Таджикистане отправить быстро, а вот оказалось, не так оно быстро пишется... Вот что вспоминается...
   На боевом слаживании батальона я вместе с ним готовил его роту, и боевая стрельба взвода в обороне (взводным был я, командовал ротой он) произвела огромное впечатление на проверяющего из дивизии: не знаю, часто ли такое использовали, но мы отработали тогда и боевое метание гранат (причем гранаты метал сразу весь взвод), и отступление, и огонь из подствольников по покинутой траншее, и контратаку с метанием боевых гранат сходу.
   Однажды командир полка полковник Суровикин, наблюдая за подготовкой нашего батальона, вызвал к себе меня и Диму и приказал занять места наводчиков в двух БМП и без подготовки отстрелять упражнение в движении, на параллельных дорожках. Получилось такое себе соревнование. На обратном пути, уже после того, как отстрелялись (как говорили, оба неплохо), на моей машине заклинило башню.
   Я должен был обучать гранатометчиков АГС-17. Дима подошёл, осмотрел учебное место. "Лёня, проверь выверку гранатомёта, а то я в нем не уверен - он не наш". Я проверил. Точно, прицел был сбит. Вставил ТХП, привел прицел в порядок. Через пять минут подошёл Дима: "Ну как?" - "Всё в порядке". - "Я проверю". Сам навёл гранатомёт через прицел, вставили трубку холодной пристрелки. "Куст?" - "Да, куст". - "Ну-ка, давай попробуем..." Первая же граната точно ударила в этот отдельный куст, который я брал за точку пристрелки.
   Обучаем метать бойцов противотанковые гранаты. Дима подошёл, стал в ячейку в окопе, из которого метают гранаты солдаты моей роты. На учебных уже оттренировались; мы, офицеры, уже научились метать и боевые, теперь учим солдат. Со мной в окопе здоровенный боец, бывший вв-шник. "Знаешь, Лёнь, - говорит Дима, - на твоем месте я бы в окоп присел, а то что-то боец уж очень самоуверенный..." Боец и вправду настроен как-то залихватски... "Да ладно, - говорю, - Дима, нормально всё, и бойцу, - давай-ка серьёзней. Приготовить гранату. Готов? ('Готов!') По БМП противника гранатой - огонь!" А сам не пригнулся, смотрю на его действия. Боец, широко размахнувшись, кидает гранату, но почему-то выпускает ее из руки очень низко да еще куда-то влево, и она врезается в землю прямо донышком в полутора метрах от меня, да как бы и не ближе... теоретически должна была сработать одна из степеней предохранения, но не сработала - взвестись граната успела, и взорвалась. Я успел упасть на дно окопа. Всё звенит и качается, над собой увидел Диму: "Лёнька, ты в порядке?! Ты как? Меня слышишь?" Прямо передо мной уходящий в горный грунт черный цилиндрический шурфик. А с голубого неба опускается, раскачиваясь, парашютик от гранаты. Потом этот парашютик Дима повесил в своей канцелярии.
   Один раз был случай, когда из соображений товарищества один лейтенант не стал рассказывать о проступке другого офицера, и из-за этого был суд чести, грозило тому командиру взвода неполное служебное соответствие, а то и увольнение. Так вот именно Дима встал и, несмотря на возражения этого офицера, сказал: "Вот ты молчишь, и из-за этого наказывают тебя, а настоящий виновный как бы и не при чем. Но как было дело, я знаю, и суду расскажу". Хотя знал о ситуации, как всё было на самом деле, не только он один. Взыскание с лейтенанта было тут же снято.
   Уже 1999-й, весна. В полк прибывает пополнение. И среди них - группа контрактников из Татарстана. Я тогда исполнял обязанности командира 5 Мср. Посмотрели с Димой личные дела новоприбывших: очень много татар-уголовников. "Ну и нужны нам такие в батальоне?" Но к концу дня получили приказ принять их в штат. Солдат, как и офицеров, не хватало... Разместили их в расположении 4-й роты, Дима в эти сутки ушёл начальником караула с моей ротой, я оставался ответственным по батальону. 4 Мср располагалась в основном на полигоне, её казарма в полку была почти пустой. Ночью татары стали отбирать деньги у ночевавших нескольких солдат этой роты, началась буза. Я выстроил их на плацу - слушаются, но на грани: "Да у нас купола! Ты что, командир, понятий не понимаешь?!" и т.д. Как раз в это время была проверка караула, отрабатывали нападение на штаб полка, и мимо нашей казармы Дима вел группу караульных обратно. Помню, с ним был заместитель командира моего взвода старший сержант Миша Протасов. Увидел происходящее на плацу, подошёл. Слово за слово, на Диму кинулся один татарин; Дима передернул затвор пистолета, направив тому в лицо. Вместе с моим нарядом по батальону караульные положили всех этих уголовников мордами вниз на плац, потом отправили на полковую гауптвахту, и через пару дней мы добились их отправки обратно в Россию. Правда, события эти имели продолжение, но, как говорится, это уже совсем другая история...
   В 1998-м Дима переехал ко мне: мы вместе снимали квартиру в городе. То есть снял я ее раньше, а потом ко мне присоединились Дима и Гриша Королёв, командир взвода в 3 Мсб. Хорошую трехкомнатную квартиру, оставшуюся от русских беженцев, за которой присматривала русская старушка со своим стариком-мужем, марийцем. В свободное время читали: жили в той квартире люди, понимающие толк в литературе, и в Диминой комнате всю стену занимал стеллаж с книгами. Помню, обсуждали с ним 'Жизнь и судьба' Гроссмана, смеялись над совершенно наркоманскими строчками Кафки. Играли в шахматы. За все два года выпало вечера три, которые мы провели дома за дружеским столом, обычно то я на службе, то он, а батальон Гриши в основном стоял на границе. Как-то Дима организовал пельмени. Он же придумал рецепт каши с тушенкой и жареным луком из прессованных гороховых брикетов из сухпайков, которые обычно выбрасывали. Пили водку, один раз коньяк и непременное пиво "Балтика-6", которое продавалось на территории полка в магазинчике "Товары из России" и стоило шестьдесят рублей бутылочка. Песни пели: "Нас извлекут из-под обломков...", 2У мента и жены-то нет...", "С чего начинается Родина...", читали на память стихи и спорили о литературе.
   В первый отпуск в феврале 1998-го мы летели вместе, потом в форме зашли в наше училище, в кабинет к нашему старому комбату, полковнику Владимиру Федотовичу Маркину, представились, рассказали о службе.
   9 Мая 1999-го мы вместе с ним командовали двумя "коробками" своих рот на совместном с таджикскими войсками параде, посвященном Дню Победы. А ещё вспомнил, как мы в горной долине с ним любовались местным "чудом природы": ручьём, "текущим вверх". Лихо так текущим, на камнях пенясь.
   Много ещё вспомнить можно. Но, похоже, я и так статью затянул. Уверен, полковник Вячеслав Владимирович Кузнецов из руководства нашей ветеранской организации "Единство" хорошо помнит командира 6 Мср Калинина: одно время Вячеслав Владимирович был нашим комбатом.
   А потом наступило лето 1999-го. Я заменялся в Россию, Дима оставался ещё на год. Как-то просто, по-бытовому мы расстались. По-моему, стоя перед КПП, вспомнили фразу из фильма "Не бойся, я с тобой!": "Расставаться нужно так, как будто завтра встретимся, а встречаться так, как будто не виделись сто лет". Свою роту я проводил на границу, должность сдал. Стояли, перебрасывались ничего не значащими словами, ожидая машину. Что-то я, кажется, взял передать его невесте в Питер. Машина задерживалась, Диме уже нужно было в батальон, мы пожали друг другу руки, обнялись и разошлись.
   В начале августа, я ездил по делам, когда вернулся в Петергоф, жена мне сказала: "Ты знаешь, звонила Лена (его невеста), и сказала, что Димка Калинин погиб..." Ну а потом возил я его невесту на похороны в село Березово под Воронежем, отрыли мы на высоком холме над рекой, на краю кладбища, могилу. Еще затмение солнечное было в эти дни. Цинк с телом Димы задерживался, мы застряли на неделю или больше, Лена все мучилась, надеялась: "А вдруг ошибка?" Смотрели вечерами его школьные фотографии, мать и отец показывали коробку с его наградными пионерскими значками (в школе он был председателем совета дружины). Пианино, на котором он играл - он закончил полный курс музыкальной школы (и однажды, кстати, в полковом клубе в Кулябе нам сыграл "Лунную сонату"). Сидя под яблоней, читал я книжки, которые Димка читал подростком, гладил его любимую здоровенную московскую сторожевую.
   В Воронеж на станцию с грузовой машиной от военкомата поехал я один. Вместе с солдатами сгрузили из вагона деревянный ящик с прибитой к нему табличкой: "Ст. л-т Калинин Д.А.". Дима стал первым, кто погиб с нашего выпуска. Одним из первых, кто стал ротным, если не первым, и первым погибшим. Потом были посмертно Герои России, спецназовец Сергей Самойлов и десантник Андрей Панов, погибшие во Вторую Чеченскую. Но так вышло, что Дима - первый. А смерть глупая вышла - домой его на мотоцикле с коляской подвозил его техник роты, прапорщик Редковский (между прочим, участник боёв на таджико-афганской, награждённый медалью "За отвагу"). Не справился с управлением, мотоцикл перевернулся на одной из улиц Куляба. Тому, кто был в коляске и самому Редковскому - особо ничего, ушибами отделались. А Дима, падая, ударился затылком о камень. И всё. Говорят, примерно так же точно первый комендант Берлина погиб - на мотоцикле разбился.
   А ещё глупость, кстати, вышла: некоторые решили поначалу, что погиб я, а не он. Ну, так сообщили стоящим на границе нашим ребятам. Перепутали: оба с одного батальона, фамилии на "К". Однажды спустя несколько лет один мой товарищ по училищу изумился, меня встретив: "А говорили же, что ты погиб?!" "Погиб, - говорю, - только не я..."
   Было потом отпевание в церкви (заочное, гроб не понесли в церковь). Да и открывать мы цинк не стали - вон сколько его по жаре из Таджикистана везли. Из Москвы приехали его родные, среди них генерал-майор Мордовин. Был трехкратный залп над могилой. Ну, что положено, то и было. Зампотех батальона приехал на похороны, привёз Димины вещи. Среди этих вещей был кинжал, который я как-то нашёл в горах у границы - был он порядком проржавевший, солдаты его восстановили, а я потом подарил его Димке, и камуфляж 'Арктика' - кто служил, помнит, что с выдачей формы были проблемы, и бывало, мы доставали форму сами, вот Диме кто-то в Москве во время его отпуска подарил этот камуфляж, и иногда он его носил. Парадная офицерская фуражка, которую потом положили на гроб. То есть положить забыли, и я спрыгивал в могилу, благо широкую выкопали, и клал на гроб эту "кировскую" фуражку. А Лена бросила туда стопку его писем... Зампотех на поминках напился в стельку, всё повторял: "Не уберегли мы Диму..." Но судьба есть судьба.
   Потом на могиле поставили памятник, фотографии его я видел. На памятнике сделанная в училище фотокарточка: Дима в морпеховской форме с автоматом. Потом связь с его семьёй разорвалась. Не очень хочу об этом писать. На могилу к нему больше я так и не выбрался.
   Сейчас, когда у меня дома лежит его медаль, попытался найти его родных - куда там, больше двадцати лет прошло. Те телефоны, что были, уже не обслуживаются или отключены, или "временно недоступны", по известным адресам уже никто не живёт. После смерти Димы семья его распалась - это я знал. Генерал-майор Мордовин Александр Владимирович, как услужливо подсказал мне Интернет, скончался в 2013-м. Буду искать, конечно. Попросил однокашников помочь. По нулям пока что...
  
  
  08.03.2020, Санкт-Петербург.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023