ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Катилевский Леонид Валерьевич
Завтра была война

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
  • Аннотация:
    Пьеса по мотивам повести Бориса Васильева "Завтра была война" для постановки, в том числе, в школьных спектаклях.Перед тем, как начать писать эту пьесу, я посмотрел много театральных постановок, выложенных в Интернете, в том числе и фильм, одобренный самим Васильевым, и знаменитую постановку театра ЛенКома с Галиной Беляевой в роли Вики Люберецкой; в Интернете же на одном из ресурсов я нашёл и просто написанную пьесу для постановок школьных спектаклей. Что, с моей точки зрения, тут не так. Сама повесть как раз отразила реальность: грубо говоря, трагедию таких семей, как семья Люберецких, "списала" война - после страшных слов "Следующим годом был сорок первый..." никто уже в повести и в постановках не вспоминает о Вике. Фильм прямо заканчивается возгласом: "А подполье жило! Жило и било гадов!" Но в самой-то повести говорится о другом. Она и пробивалась к читателю тяжело, и, как верно пишет А.М.Возлядовская, только наиболее смелые учителя в середине 80-х начали, правда на уроках внеклассного чтения, проводить в школах её обсуждение. http://dugward.ru/publ/s75.html Несколько лет назад, когда моя дочь училась в школе, у активной учительницы появилась идея поставить школьный спектакль по повести, и мы даже стали это обсуждать, но... я с удивлением столкнулся с тем, что, по мнению этой учительницы, из повести нужно убрать все воспоминания о сталинских репрессиях, а сделать патриотический спектакль на ту тему, что все школьники должны быть готовы умереть за Родину. В таком духе, конечно, ничего писать я не стал, так как повесть ветерана Великой Отечественной Бориса Васильева не об этом - а то, что если нападёт враг, все должны защищать Родину, понятно и так. Но о самой возможности такой постановки задумался. И в самом деле, сумеют ли современные девчонки и мальчишки понять и сыграть на сцене своих ровесников из далёких предвоенных лет? Да, сейчас сцена и экраны полным-полным именно патриотических, я бы сказал зачастую ура-патриотических постановок. Такие творения ретушируют, упрощают, наполняют народную трагедию и военных, и предвоенных лет пафосом... в то время как на войне и во время репрессий нет места пафосу, это всё наносное, это всё искажает суть того времени. И не только, прямо скажем - того времени. Поэтому и родилась идея написать пьесу, которая по возможности отразила бы трагедию тех лет, заставила зрителя переживать, сочувствовать героям, и задумываться, и представить себя на их месте: импульсивной, кристально чистой Искры Поляковой; романтичной Вики Люберецкой; практичного Сашки Стамескина. Это что касается подростков. А посмотреть историю, изложенную в повести, глазами её взрослых героев: героев Гражданской войны Ромахина и Люберецкого, бдительной (и ведь тоже искренней!) Валентины Андроновны, незаметного заводского мастера Коваленко? Так и родилась эта пьеса.

Завтра была война.

По мотивам одноимённой повести Бориса Васильева.

   Действующие лица:
   Ученики 9 "Б" класса
   Искра Полякова
   Вика Люберецкая
   Зина Коваленко
   Жора Ландыс
   Артём Шеффер
   Лена Бокова
   Валя Александров "Эдиссон"
   Вовик Храмов
   Саша Стамескин
   Паша Остапчук
  
   Взрослые:
   Андрей Иванович Коваленко, отец Зины, заводской мастер
   Николай Григорьевич Ромахин, директор школы
   Валентина Андроновна, классный руководитель 9 "Б", учительница литературы
   Леонид Сергеевич Люберецкий, отец Вики, главный конструктор авиационного завода
   Товарищ Полякова, мать Искры
   Пётр, муж сестры Артёма, рабочий
   Поля, домработница в семье Люберецких
   Школьники, сотрудники НКВД, представитель райкома комсомола, почтальон, случайные прохожие.
  
  
  

Сцена I.

   В квартире Вики - портфель на кресле, в который Вика складывает учебники. На столике - недопитая чашка чаю и блюдце с пирожным. В шкафу со стеклянными дверцами хрустальная посуда, на столике Викина фотография рядом с массивным телефонным аппаратом. В квартире Искры за простым письменным столом сидит товарищ Полякова и что-то подчёркивает карандашом в томике Ленина. В классе директор школы Ромахин рассматривает схему размещения классов, утверждённую ГоРОНО. У доски развернута карта СССР, на стене - портрет Сталина.
  
   Голос Искры: Мама, я убежала!
   Мать Искры: Беги, Искра. Не задерживайся после школы, ты поняла меня?
   Голос Искры: Мама, ну конечно!
  
   Вика: Папочка, пока! Не убирай всё там на кухне, уберёт Поля! И пожалуйста, не забудь про Сашу Стамескина, хорошо? Это друг Искры...
   Голос Люберецкого: Да, да, Вика, конечно... Пусть машина не задерживается. Впрочем, я уже сказал водителю...
   Вика убегает. Входит Поля, уносит чашку и блюдце. Затем задумчивый Люберецкий садится в кресло, раскладывает перед собой чертежи внимательно рассматривает их.
  
   В класс входит Валентина Андроновна.
   Валентина Андроновна: Здравствуйте, уже ознакомились?
   Ромахин (пренебрежительно): Кадетский корпус!
   Валентина Андроновна (со значением): Распоряжение гороно!
   Ромахин: Жить надо не распоряжениями, а идеями. А какая наша основная идея? Наша основная идея -- воспитать гражданина новой, социалистической Родины. Поэтому всякие распоряжения похерим и сделаем таким макаром. Вот, я тут набросал схемку... Да не схемку, а приказ!
   1-й этаж. Первый и шестой классы. 2-й этаж. Второй, седьмой и восьмой. 3-й этаж. Третий и девятый. 4-й этаж. Четвертый, пятый и десятый.  Вот. Все перемешаются, и начнется дружба. Где главные бузотеры? В четвертом и пятом: теперь на глазах у старших, значит, те будут приглядывать. И никаких дежурных, пусть шуруют по всем этажам. Ребенок -- существо стихийно-вольное, и нечего зря решетки устанавливать. Это во-первых. Во-вторых, у нас девочки растут, а зеркало -- одно на всю школу, да и то в учительской. Завтра же во всех девчоночьих уборных повесить хорошие зеркала. (кричит в сторону двери) Слышишь, Михеич? Купить и повесить.
   Валентина Андроновна (с ядовитой улыбкой): Кокоток растить будем?
   Ромахин (посмотрев на неё, отворачивается): Не кокоток, а женщин. А вы как будто не знаете, что это такое. А ещё литературу преподаёте. В советской, между прочим, школе.
   Валентина Андроновна встаёт и выходит. Ромахин, усмехаясь и покачивая головой, листает бумаги на столе.
  
   Пробегают и проходят спешащие в школу дети. Среди них - Зина и Искра с портфелями в руках. Мимо проходит торопливо Зинин папа.
   Коваленко: А, молодёжь! Здравствуйте, здравствуйте. Ну, что новенького?
   Искра (твёрдо пожимая ему руку): Здравствуйте, Андрей Иванович! Как вы рассматриваете заключение Договора о ненападении с фашистской Германией?
   Коваленко (робко улыбаясь, видно, что он растерян этим вопросом): А, так я... Ну, как я рассматриваю...
   Искра (уверенно чеканит): Я рассматриваю это как большую победу советской дипломатии. Мы связали руки самому агрессивному государству мира!
   Коваленко: Правильно. Это ты верно рассудила. А вот у нас случай был недавно: заготовки подали не той марки стали в цех...
   Зина и Искра снисходительно переглядываются.
   Зина (укоризненно): Папа!
   Коваленко: Ну это мелочь, конечно. Нужно шире смотреть, я понимаю... А я тут по делам в контору за инструментами ходил. Ну, до свидания, девочки! (уходит).
   Зина: Какой-то он у меня безответный. Не могу его перевоспитать, прямо беда!
   Искра (авторитетно): Родимые пятна. Люди, которые родились при ужасающем гнёте царизма, долго ощущают в себе скованность воли и страх перед будущим. (оглядывается) Ну где же она? Ой, Зина, зря я на это согласилась... Надо было просто пойти в райком комсомола!
   Зина: Господи, ну при чём тут райком?!
   Искра: Ну в конце концов, раз его мама не может оплачивать школу, мы можем всем классом просто собрать ему деньги...
   Зина: Вот ты то умная, а то дура-дурой! Собрать-то ты соберёшь, а вот возьмёт ли он?
   Искра (уверенно): Возьмёт.
   Зина: Да, потому что ты заставишь. Ты даже меня можешь заставить съесть пенки от молока, хотя я наверняка знаю, что умру от этих пенок. А деньги - это просто милостынька какая-то. Вот поэтому я и сказала, что ему нужно устроиться на авиационный завод. Делает прекрасные модели - значит, будет строить замечательные самолёты!
   Искра: Вообще-то ему нужно учиться... Но положим, ты права. Но ничего не получится, мы только зря потревожим Люберецкого: это же совершенно секретный завод! Туда принимают только очень проверенных людей.
   Зина: Сашка шпион?
   Искра: Глупая, там же анкеты! А что он напишет в графе "отец"? Что? Если даже его мама не знает, кто его отец?
   Зина (заинтригованно): Да что ты говоришь?
   Искра: Нет, знает, конечно, но не говорит. И вот представь, Люберецкий за него поручится, а он напишет в анкете: "Не знаю!" Понимаешь, что могут подумать?
   Зина: Ну что? Что там могут подумать?
   Искра: Что его отец - враг народа, вот что могут подумать!
   Зина (весело смеясь): Это Стамескин - враг народа? Много ты видела врагов народа с фамилией Стамескин? Перестань волноваться! Вика - золотая девчонка, честное комсомольское! Она всё устроит.
   Искра: Ну, не знаю... Её вон, даже в школу возят на машине, хоть за два квартала и высаживают, и дальше она идёт пешком. А Жорка ты знаешь, откуда пешком ходит?
   Вика (подходя, чуть надменно): Здравствуй. Кажется, ты хотела, чтобы Стамескин работал у папы на авиационном заводе? Можешь ему передать: пусть завтра приходит в отдел кадров.
   Искра (даже чуть удивленно): Спасибо, Вика.
   Зина: Девочки, побежали, на урок опоздаем!
   Вика (глядя на наручные часы): Ну что ты, ещё вагон и маленькая тележка времени...
   Девочки уходят.
   Навстречу Жоре Ландысу и Артёму Шефферу идёт с ящиком инструментов Пётр.
   Пётр (пожимая им руки): О, привет учащимся!
   Артём: Это куда это ты?
   Пётр: На Кудыкину гору. Вон там (показывает рукой) сейчас трубы будем класть. А вы торопитесь грызть гранит науки?
   Артём: Слушай, я тут хотел у тебя спросить. Посоветоваться. Ты же знаешь, я летом работал. Начал маме деньги отдавать, а она ни в какую. Купи себе, говорит, костюм!
   Пётр: Костюм -- это вещь. Я знаю, какой надо: мосторговский.
   Жора: Или ленинградский.
   Пётр: Или ленинградский. А еще бывает на одной пуговице, спортивный покрой называется. А может, ты на заказ хочешь? Купим материал бостон...
   Артём: А мне и в куртке хорошо. Мне это... шестнадцать. Дата?
   Пётр: Дата. Хочешь, чтоб к дате?
   Артём (солидно помолчав): Хочу это... отметить хочу.
   Пётр: Ага. Значит, вместо костюма?
   Артём: Вместо. А про деньги скажу, что потерял или стащили.
   Жора: Тоже мне придумал!
   Пётр: Вот это не пойдет. Это просто никак не годится: первая получка -- и вранье? Получается, с вранья жизнь начинаешь, братишка. Так получается? Это во-первых. А во-вторых, мать с отцом зачем обижать? Они тоже порадоваться должны на твое рождение. Так или не так?
   Артём: Вроде так. Только это, а ты с Розой?
   Пётр (хлопает Артёма по плечу): Мы тебя отдельно поздравим. А после школы сразу крой к маме и скажи, что меняешь костюм на день рождения! Ну пока!
   Артём: Физкульт-привет!
   (Пётр уходит).
   Жора: Идея отличная. Только список нужен. Не весь же класс звать. А он чего не придёт?
   Артём: Да Петька работать, наверно будет, и потом, за него вышла моя старшая сестра, а родители против... Ну, со списком просто. Ты, я...
   Жора: Валька Александров, Пашка Остапчук... А девчонок называй уж сам!
   Артём: Нет, нет, зачем это? И потом, нужно будет открытки пригласительные написать, а у тебя почерк лучше!
   Жора: Насчёт почерка - это точно. Знаешь, куда я письмо накатал? В Лигу Наций, насчёт детского вопроса! Представляешь, марочка придёт?
   Артём: Вот и давай, называй. С кого начнём?
   Жора (смеясь): Задача! Ты лучше скажи, кого приглашать, кроме Зинки Коваленко.
   Артём (хмурясь, сосредоточенно, не замечая подначки): Искру. Лену Бокову, она с Пашкой дружит... Ещё...
   Жора: Ещё Сашку Стамескина. Из-за него Искра надуется, а без Искры...
   Артём: ...без Искры нельзя. Хотя ой как не хочу я там Стамескина видеть: как посмотрю на него, сразу зуб вспоминается, который он мне весной выбил. И ругается он, как ломовой. Оно нам надо?
   Жора: Ладно, пусть будет и Стамескин. Он у нас теперь авиамодели строит, авось не так задаётся. А при девчонках ругаться не будет. Ему тогда от Искры и влетит. И ещё. Нужно пригласить Вику Люберецкую.
   Артём (понимающе улыбается): Ну разумеется! Это же твоя голубая мечта, как письмо из Лиги Наций!
   Жора (обиженно): Ну ты... откуда ты взял-то?
   Артём: Да ладно, ладно...
   Школьный звонок, и Артём с Жорой убегают в класс.
  
  
  

Сцена II.

   Заполненный класс. Школьники перебрасываются шутками, обычный классный шум, какой бывает до появления учителя. Урок географии. У доски, кроме карты СССР, физическая карта Индии - её только что повесила Лена Бокова. Входит Ромахин, и с грохотом ученики встают, замирая у своих парт.
   Ромахин (громко): Здравствуйте, ребята! Садитесь. Дежурный кто у нас сегодня? Личный состав конармейцев весь на месте?
   Лена (вставая): Дежурная я. Все на месте, только вот Храмов заболел.
   Ромахин (листая классный журнал): Ну, что ж он так? Начало учебного года, а он заболел, а ещё отличник. Ничего серьёзного? Дома кто-то был у него?
   Искра: Да простудился просто. Мы у него были и уже всё выяснили. У него пока температура, но ничего опасного нет.
   Ромахин: Уроки не забудьте ему занести, а то отстанет, отличник. А пока нам какой-то другой отличник боевой и политической подготовки расскажет то, что мы прошли в прошлый раз, а именно... про реки Индии. Так, кто?
   (Искра, Вика, Жора и Лена поднимают руки)
   Ромахин: Ну вот ты, Ландыс. К доске.
   Жора: В Индии много полноводных рек. В том числе высокогорных, например река Брахмапутра считается самой высокогорной рекой мира. А Ганг - одна из самых полноводных в мире, она третья после Амазонки и Конго. У Ганга обширная дельта и разветвлённая сеть притоков, таких как (показывает указкой) Ямуна, Чамбал... Инд...
   Ромахин: Что ты мне все по Гангу указкой лазаешь? Плавать придется, как-нибудь разберешься в притоках, а не придется, так и не надо. Ты нам, голуба, лучше расскажи, как там народ бедствует, как английский империализм измывается над трудящимся людом. Вот о чем надо помнить всю жизнь!
   Жора: А... про империалистов рассказать? Да, сейчас! Индия до сих пор находится под гнётом империалистической Великобритании, и, несмотря на неутомимую борьбу трудового народа, которая выразилась, например, в восстании сипаев в прошлом веке, о нём ещё Жюль Верн в "Двадцать тысяч лье под водой" писал, скинуть ярмо капитализма...
   (Звук удара и девичий вскрик. Ромахин, а за ним и Искра с Зиной вскакивают. Ромахин выбегает из класса, за ним Искра. Вместе они приводят в класс плачущую старшеклассницу, закрывающую лицо руками)
   Ромахин: Тебя ударили? Кто?!
   Школьница (всхлипывая): Я... он...
   Ромахин: Так. Ясно. Хлопцы (указывая на Жору и Артёма) - этого героя найти и доставить. Сюда. Ко мне. Немедленно! А вы (снижая тон, Искре) девочке помогите.
   Жора и Артём убегают, Искра и Зина уводят школьницу.
   Ромахин (сидя за столом, потирает лоб): Так, о чём мы... Непримиримая борьба с такими вот... с империализмом. (Встаёт и подходит к доске, но говорит путано, будто задумавшись). География... Возьмём вот, Сальские степи. Что характерно? А то характерно, что воды мало, и если случится вам летом там быть, то поите коня с утра обильно, чтоб аж до вечера ему хватило. И наш конь тут не годится, надо на местную породу пересаживаться, они привычнее... Местные коньки там, знаете, невысокие, лохматые, крепкие, а нашим буденовцам там духу не хватает, кто не пересел, тот наплакался - не выдерживает конь. Вот у индийских товарищей не получается пока, а мы в восемнадцатом году дали там жизни белякам!
   (Возвращаются Жора и Артём).
   Ромахин: Ну что, где он?
   Артём: Мы не нашли. Мне не знаем, кто, и...
   Ромахин: Своего сдавать начальству не хотите? (горячась) Да какой он вам свой?! Может, оно и правильно, но... А ну-ка, старшие классы, всем строиться в актовом зале! Бегом строиться!
   (С грохотом и топотом выстраиваются школьники).
   Ромахин: Школа, слушай меня. Только что какой-то юный мерзавец ударил девочку. Я не знаю, кто это. Но знаю что он сейчас стоит среди вас. Я не зря говорю, что не знаю, кто он. Захочу - узнаю, но дело-то не в этом. Может, это будущий преступник, а может, отец семейства и примерный человек. Но знаю одно: сейчас среди вас, в вашем, комсомольском строю, стоит не мужчина. Парни и девчата, запомните это и будьте с ним поосторожнее. С ним нельзя дружить, потому что он предаст, его нельзя любить, потому что он подлец, ему нельзя верить, потому что он изменит. И так будет, пока он не докажет нам, что понял, какую совершил мерзость, пока не станет настоящим мужчиной. А чтоб ему было понятно, что такое настоящий мужчина, я ему напомню. Настоящий мужчина тот, кто любит только двух женщин. Да, двух, что за смешки! Свою мать и мать своих детей. Настоящий мужчина тот, кто любит ту страну, в которой он родился. Настоящий мужчина тот, кто отдаст другу последнюю пайку хлеба, даже если ему самому суждено умереть от голода. Настоящий мужчина тот, кто любит и уважает всех людей и ненавидит врагов этих людей. И надо учиться любить и учиться ненавидеть, и это самые главные предметы в жизни!
   Искра (восторженно): Настоящий комиссар! (аплодирует. За ней вместе шумят и аплодируют школьники).
   Ромахин: Тише, хлопцы, тише (улыбаясь). Между прочим, в стою нельзя в ладоши бить. Ну, пусть тот, кто среди вас сейчас стоит, идёт и учится. Слышишь меня? Иди учись. Средний род. Школа, разойдись!
   (С шумом школьники расходятся. Тот самый парень-хулиган в окружении школьников).
   Хулиган: Тоже мне, комиссар! Дал стране угля!
   (Саша Стамескин хватает его за шиворот).
   Хулиган: Ты чего?!
   Стамескин: Я чего? А ты ещё не понял? А я щас тебя пойду объяснять...
   Искра (сжимая кулаки): Сейчас ты идёшь и извиняешься перед девочкой. Сейчас же! А не то мы объявим тебе всей школой такой бойкот, что ты умрёшь от тоски!
   Пашка: А ну пошёл!
   (Школьники уходят. В пустом классе Ромахин и Валентина Андроновна).
   Валентина Андроновна: Страсти преждевременно будим.
   Ромахин: Страсти - это прекрасно. Нет хуже бесстрастного человека. Мы ещё спевки будем в спортзале устраивать всей школой. Чтобы чувствовали плечо товарища! (напевает) "Мы красные кавалеристы и про нас... былинники речистые ведут рассказ..."
   (Валентина Андроновна с сомнением качает головой. Уходят Валентина Андроновна и директор. ...Наступает вечер. В квартире Люберецких с чашкой чая садится за стол Люберецкий, рядом садится Вика. В квартире Поляковых Искра делает уроки, входит её мать).
  
   Вика (с жаром): А потом Искра, представляешь, и ребята заставили его извиняться! Искра так и сказала: "Мы тебе объявим всей школой такой бойкот, что ты от тоски умрёшь!"
   Люберецкий (складывая газету): Ну что же, верно, подлецов нужно учить. Молодец она, твоя Искорка, да?
   Вика: Да вовсе она не моя...
   Искра: Мам, представляешь, какую директор сегодня сказал речь. Как настоящий комиссар!
   Товарищ Полякова (заглядывая в её тетради): Ну, насколько мне известно, товарищ Ромахин не был комиссаром, а был красным командиром, командовал эскадроном. Но каждый коммунист должен быть хотя бы немного комиссаром, и я рада, что перед глазами у тебя будет ещё один прекрасный пример.
   Искра: Мам... А каким был папа? Я просто видела, что ты жгла в печке фотографии... несколько дней назад.
   Товарищ Полякова (резко): Подглядывать?! Подслушивать?! (больно хватает полуобернувшуюся Искру за плечи, встряхивает).
   Искра (растерянно и испуганно): Мам, нет, что ты!
   Товарищ Полякова: Он оказался слабым человеком, Искра! А ещё был комиссаром! И никогда, ты слышишь меня - никогда! - не задавай о нём вопросов! (уходит).
   Искра (ей вслед): Мама, прости... конечно, я никогда больше не буду...
  
  

Сцена III.

   Утро. Из радио несётся бравурная песня: "Солнце красит нежным цветом..." В комнате Вики по телефону говорит Люберецкий. В комнате Искры мама затягивает ремень на кожанке, собираясь уходить.
   Люберецкий: Сборку без меня не производить, вы поняли? И прошу вас, Николай Сергеевич, не задерживать конструкторов. Они тоже должны это видеть и понимать, как это на бумаге, а как это в металле, и в чём сложности. Да? И что? (несколько секунд слушает) И что с того, что обтекатель немецкого истребителя похож на нашу разработку? Ни о чём это не говорит, успокойтесь. Это говорит лишь о том, что инженерная мысль в разных странах может идти одинаковыми путями. А вот им я объяснять ничего не собираюсь. И вам не советую. До встречи в сборочном цехе (кладёт трубку).
   Вика: Пап, какие-то неприятности?
   Люберецкий: Да нет, что ты. Просто рабочие моменты. Догадки, споры, нестыковки. Обычная заводская жизнь, ты же знаешь.
   Вика: Знаю. Сегодня опять к ночи придёшь?
   Люберецкий: (задумчиво) Думаю да. А там уж как получится...
   Товарищ Полякова: Искра, сегодня, вероятно, я задержусь. Сделай уроки, свари борщ и ложись спать.
   Искра: Мам, наш класс сегодня Артём на день рождения пригласил, так что и я могу быть попозже.
   Товарищ Полякова: Артём? Хорошо. Про уроки, как я понимаю, тебе напоминать не надо?
   Искра: Ну конечно нет, мам! Да я на переменах всё письменное сделаю. А устное, если хорошо слушаешь учителя, то запоминаешь почти всё. Не волнуйся!
  
   Школа. Закончился последний урок, ученики 9 "Б" в классе собирают тетради и учебники.
  
   Искра (Артёму): Всё же скажи, это точно не розыгрыш? Ну, эта открытка.
   Артём: Ну зачем? я это... шестнадцать лет.
   Искра: А почему почерк не твой?
   Артём: Жорка писал. Я - как курица лапой, сама знаешь.
   Вика (громко): У нашей Искры недоверчивость прокурора сочетается с прозорливостью Шерлока Холмса. Спасибо, Артем, я обязательно приду.
  
   Класс пустеет. Входит Ромахин и Валентина Андроновна.
   Ромахин: Здесь во вторую смену уроков нет. Так что вы мне рассказать хотели настолько срочно?
   Валентина Андроновна (протягивая ему два тетрадных листка): Вот, полюбуйтесь! И это всё ваши зеркала.
   Ромахин (читает): "Юра, друг мой!" Хм. "Друг мой Серёжа!" (смеётся) Ну до чего же милая дурёшка писала!
   Валентина Андроновна: А мне не до смеха. Извините, Николай Григорьевич, но это всё последствия ваших либеральных, чуждых пролетарской школе нововведений.
   Ромахин (отмахиваясь): Да будет вам. Девочки играют в любовь, ну и пусть себе играют. Все естественное разумно. С вашего разрешения. (Комкает листки).
   Валентина Андроновна: Что вы делаете?
   Ромахин: Возвращать неудобно, значит, надо прятать концы в воду, то бишь в огонь. Раз уж вы взяли чужое письмо, я в пепельнице у себя в кабинете сожгу.
   Валентина Андроновна: Я категорически протестую! Вы слышите, категорически! Это документ...
   Ромахин (прячет смятые листки в карман): Никакой это не документ, Валентина Андроновна.
   Валентина Андроновна: Я знаю, кто это писал. Знаю, понимаете? Это писала Коваленко: она забыла хрестоматию...
   Ромахин: Мне это неинтересно. И вам тоже неинтересно. Должно быть неинтересно, я имею в виду... Сесть!
   Валентина Андроновна растерянно садится.
   Ромахин: И запомните: не было никаких писем. Самое страшное - это подозрение. Оно калечит людей, вырабатывая из них подлецов и шкурников.
   Валентина Андроновна: Я уважаю ваши боевые заслуги, Николай Григорьевич, но считаю ваши методы воспитания не только упрощенными, но и порочными. Да, порочными! Я заявляю откровенно, что буду жаловаться.
   Ромахин (вздохнув и покачав головой): Идите и пишите. Скорее, пока пыл не прошёл.
  
   Искра вместе с Сашей Стамескиным идут на день рождения.
   Искра: Ну и как первый день на заводе?
   Стамескин: Первый рабочий день завтра, сегодня только документы оформляли.
   Искра: И всё в порядке с анкетой?
   Стамескин: Да, в порядке. Люберецкому спасибо. Мировой мужик. Его на заводе уважают и даже боятся. Строгий... Завтра выхожу слесарем на сборочный участок.
   Искра: Ну вот видишь, я оказалась права. Всегда говорила, что ты как Том Сойер, только ты ещё не нашёл, в отличие от него, своего клада. А главное - всего лишь немного помочь человеку, показать, как ему доверяешь, и у него всё получится! Ведь любой человек хочет помогать другим людям, трудиться на благо общества! Человек не может рождаться на свет просто так, ради удовольствий. Иначе мы должны будем признать, что природа -- просто какая-то свалка случайностей, которые не поддаются научному анализу. А признать это -- значит, пойти на поводу у природы, стать ее покорными слугами. Можем мы, советская молодежь, это признать? Я тебя спрашиваю, Саша.
   Стамескин (улыбаясь): Не можем...
   Искра: Почему ты улыбаешься, ты что, не согласен? Тогда спорь со мной и отстаивай свою точку зрения!
   Стамескин: А меня твоя точка зрения устраивает.
   Искра (кладёт руку ему на плечо): Эй, Стамескин! Это не по-товарищески. Ты хитришь, Стамескин. Ты сновишься ужасно хитрым человеком.
   Стамескин: Я становлюсь рабочим человеком. Нашёл себя в жизни.
   Искра: Положим, это правильно. А это означает, что каждый человек - понимаешь, каждый! -- рождается для какой-то определенной цели. И нужно искать свою цель, свое призвание. Нужно научиться отбрасывать все случайное, второстепенное, нужно определить главную задачу жизни...
   Стамескин: Вот я и отбрасываю!
   Навстречу им трое подростков, один из них - парень старше Стамескина.
   Старший: Эй, Стамеска! Куда топаешь?
   Стамескин (явно видно, что он боится): По делу.
   Старший: Может, подумаешь сперва? Отшей девчонку, разговор есть...
   Стамескин: У меня сейчас времени нет, в следующий раз поговорим.
   Старший: Че-его?..
   Троица пытается приблизиться.
   Искра: Назад! Сами катитесь в свои подворотни!
   Один из парней: Что такое?
   Искра толкает старшего в грудь обеими руками. Тот удивлённо сторонится. Искра, схватив Сашу за рукав, тащит его за собой.
   Старший: Ты, дурочка, гляди! Попадёшься нам - наплачешься!
   Искра (Стамескину): Не оглядывайся! Они все трусы несчастные!
   Стамескин (уныло): Знала бы ты...
   Искра: Знаю! Смел только тот, у кого правда. А у кого нет правды, тот просто нахален, вот и все.
  
   Квартира Артёма. Со смехом и шутками ребята вытаскивают на середину комнаты стол, стулья, девочки расставляют посуду.
   Паша: Артём, а почему не в воскресенье решил праздновать?
   Артём: Да мама наливки наготовила, а после наливки сам понимаешь...
   Валя: Мировые у тебя старики!
   Жора: А я вот никак не привыкну к слову "воскресенье". Как-то по-церковному. Удобно же было: первый общевыходной, второй общевыходной...
   Валя: А этот стол можно усовершенствовать. Вот если сюда сделать вставку из полированной доски...
   Паша: За тобой, Эдиссон, глаз да глаз нужен, а то ты такое изобретёшь!
   Жора: Помнишь, как ты чуть квартиру не спалил, когда примус присобачил к батарее?
   Все смеются.
   Искра: А я считаю, что человеку нельзя связывать крылья. Если человек хочет изобрести полезную для страны вещь, ему необходимо помочь. А смеяться над ним просто глупо!
   Вика: Глупо по всякому поводу выступать с трибуны.
   Искра (звонко): Нет, это не глупо! Глупо считать себя выше всех только потому, что...
   Все замолкают, слушая пикировку Вики и Искры.
   Зина: Ребята, ну рассаживаемся!
   Валя: Девочки, девочки, а я фокус знаю!
   Вика (спокойно): Ну, договаривай. Так почему же?
   Искра не отвечает, пристально глядя на неё.
   Вика: Потому что у меня папа крупнейший руководитель? Ну и что же здесь плохого? Мне нечего стыдиться своего папы...
   Зина (громко Артёму): Артемон! Налей мне ситро, Артемон!
   Все смеются, даже улыбаются Искра и Вика. Стамескин хрюкает от восторга, что вызывает новый приступ смеха. Все рассаживаются.
   Паша: Артём, поздравляем тебя с шестнадцатилетием! Расти большой!
   Стамескин: Не будь лапшой! А чтоб хорошо рос, надо за уши поднять! Я, кстати, могу!
   Искра: Саша!
   Паша: И мы тут решили сделать тебе подарок (передаёт Артёму свёрток).
   Артём разворачивает - там армейская гимнастёрка.
   Артём (восхищённо): Настоящая... Спасибо, ребята!
   Искра: Какая красивая. Как бы я хотела примерить!
   Артём: Так на, примерь! Вон там зеркало, рядом с патефоном.
   Искра с гимнастёркой уходит.
   Валя: Искра сама как комиссар.
   Лена: А помните, ещё в мае Валендра устраивала опрос, кто кем хочет быть. И вы все, мальчишки, заявили, что хотите быть лётчиками, артиллеристами, разведчиками. Даже Вовик Храмов сказал, что хочет быть танкистом!
   Входит Искра в гимнастёрке, поворачивается, давая всем лучше себя рассмотреть.
   Искра: Она, конечно, мне велика. Но как же в ней уютно! Особенно если потуже затянуться ремнём!
   Валя: Я же сказал, ты, Искра, в ней как комиссар!
   Искра (смущаясь): Ты скажешь тоже!
   Лена: Военная форма всем идёт.
   Зина: Ребята, давайте скорее все за стол!
   Жора: А я тут, Артёму говорил, между прочим, а вы все ещё не знаете: я письмо в Лигу Наций накатал.
   Стамескин: Ты?! В Лигу Наций? Это про что ещё?
   Жора: По детскому вопросу. Что во многих странах дети не могут получить и начального образования. Да это даже не так важно, про что я там написал. Важно, представьте, какая марка будет на конверте, если будет ответ!
   Паша: А он прям уж и будет!
   (Вика снисходительно улыбается. Искра уходит снимать гимнастёрку).
   Лена: А вот про Храмова, который захотел стать танкистом. Что ж вы Вовика не позвали?
   Артём: Да он дома сидит, зубрит, ему не интересно. И температурит ещё.
   Искра (подходя): Нашему Вовику нужно быть не танкистом, а академиком. Вспомните, какие он архисложные задачи решает! Я на них всю голову сломала, а он - как орешки!
   Артём: Ну, отслужить в армии должен каждый мужчина.
   Вика: Так уж и каждый? А если юноша, например, талантливый скрипач или учёный?
   Стамескин (хмыкает): В восемнадцать лет учёный?
   Вика: Он может подавать и раньше большие надежды. Капабланка, например, выигрывал у гроссмейстеров в шахматы ещё ребенком.
   Искра: Вот как ты, например, с авиамоделированием. Вспомни, как тебя в кружке хвалили!
   Зина: Ребята, а давайте споём!
   Артём: Раз Вовика вспомнили - про танкистов? А кто у нас ещё в танкисты хотел?
   Паша (берёт гитару, перебирает аккорды, коротко): Я.
   (Паша начинает петь песню, остальные присоединяются)
  
   Броня крепка, и танки наши быстры,
   И наши люди мужества полны!
  
  
   Искра (когда песня кончается): Между прочим, фильм "Трактористы", из которого эта песня, это любимый фильм товарища Сталина!
   Артём (глядя на Зину): И ещё вот эту!
   (Артём начинает, потом поют все вместе)
   Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди.
Навеки умолкли весёлые хлопцы,
В живых я остался один.
  
   Орленок, орленок -- могучая птица,
Лети ты в далекий мой край,
Там мама-старушка по сыну томится,
Родимой привет передай!

Орленок, орленок -- могучая птица,
К востоку стреми свой полет,
Взлети над Москвою, над красной столицей,
Где Ленин любимый живёт!

Орленок, орленок, ему расскажи ты
Про наших врагов, про тюрьму;
Скажи, что в плену мы, но мы не разбиты
И нас не сломить никому.
  
   Орлёнок, орлёнок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы-орлята
И жизнь возвратится ко мне.

Орлёнок, орлёнок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.
  
   Зина: Замечательно! А давайте танцевать!
   Паша: Тогда нужно стол убрать, место освободить.
   Артём: Я сейчас пластинки подберу...
   (Жора и Паша утаскивают стол, Стамескин сдвигает стулья. Раздаётся музыка - "Симферопольский мотив". Артём, кинув на Зину косой взгляд, подходит и приглашает Вику).
   Вика (улыбаясь): Нет, Артём. Я танцую только вальс или вальс-бостон.
   (Искра, слыша это, иронически закатывает глаза, а Артём, смутившись, приглашает Искру. Они начинают танцевать)
   Лена: Мальчишки, а вы?
   Стамескин: А когда нам танцевать учиться? Делать нам больше нечего!
   Паша: А если не умеешь, что тут русскую топталку устраивать?
   Лена: Ой, какие, вы! Ничего же сложного! (Танцует с Зиной).
   Искра: Ай! Ты мне все ноги отдавишь! (Но продолжает танцевать).
   (Музыка заканчивается. Зина кидается ставить новую пластинку).
   Искра (морщась): Нет, это невозможно! Ну какой смысл танцевать, если никто не умеет танцевать!
   Стамескин: А ты тут дворянский бал хотела? Вальс такой, вальс сякой...
   Искра: Саша! Ну при чём тут дворянский бал?
   Артём (Искре): Ты извини, просто...
   Вика (насмешливо): Просто танцевать нужно учиться. И представьте себе, даже вальс...
   Зина (торопливо): А давайте тогда читать стихи! Кому какие нравятся?
   Искра: Да. Вот тебе, Саша, какие-то нравятся?
   Стамескин: А вот между прочим, нравятся. И ничего смешного. Вот эти, например: "Однажды, в студёную зимнюю пору, я из лесу вышел. Был сильный мороз..."
   Артём: Это всё, что ты запомнил из школьной программы?
   Все смеются. Стамескин тайком показывает Артёму кулак.
   Лена: Нет, кроме шуток. Есть же прекрасные стихи. Под них хочется жить, мечтать... (читает на память Пушкина, ей аплодируют).
   Искра: Или вот! Настоящие пролетарские стихи! (читает на память Багрицкого: "Нас водила молодость в сабельный поход..." Пока она читает, Вика выходит из комнаты и возвращается с книгой в руках).
   Вика: А я тоже хочу прочесть вам стихи. Я прочитаю три моих любимых стихотворения одного забытого поэта.
   Жора: Забытое - значит, ненужное!
   Вика (с улыбкой, мягко): Ты дурак. Он забыт совсем по другой причине. (Читает "Дай, Джим, на счастье лапу мне", "Шаганэ ты моя, Шаганэ" и "Сыплет черёмуха снегом").
   Искра: Это Есенин. Упаднический поэт. Он воспевает кабаки, тоску и уныние.
   (Вика молча усмехается).
   Зина: Искра, ну и что, что упаднический. Да пусть хоть разупаднический. Это изумительные стихи. И-зу-ми-те-льные!
   Стамескин: А я понял, почему его забыли. Просто Есенину все завидуют, вот и хотят, чтобы его забыли!
   Искра (Стамескину, тихо): Тебе понравились стихи?
   Стамескин: Ничего я в этом не смыслю, но стихи мировецкие. Там есть такие строчки... Жалко, не запомнил...
   Искра (задумчиво): "Шаганэ ты моя, Шаганэ"...
   Стамескин (кивая): "Шаганэ ты моя, Шаганэ"...
   Вика (услышав разговор): Ты умная, Искра?
   Искра (удивлённо): Во всяком случае, не дура...
   Вика (улыбаясь): Да, ты не дура. Я никому не даю эту книжку, потому что она папина, но тебе дам. Только читай не торопясь.
   Искра (благодарно): Спасибо, Вика. Верну в собственные руки.
   Гудок автомобиля за окном.
   Вика: Это за мной. Ребята, мне пора. Артём, спасибо, получился прекрасный праздник!
   Артём: Спасибо, я рад, что тебе понравилось. Ребята, а пошли, проводим Вику. И погуляем, погода сказочная, настоящая золотая осень! А потом вернёмся и продолжим!
   Вика: Ребята, это совсем не обязательно...
   Все всё же выходят провожать Вику. Зина хватает Артёма за рукав.
   Зина: Ты прости, пожалуйста, что я назвала тебя Артемоном. Я вдруг назвала, понимаешь? Я не придумывала, а - вдруг. Как выскочило.
   Артём (смущаясь): Ничего...
   Зина: Ты правда не обижаешься?
   Артём: Правда. Даже это... хорошо, словом.
   Зина: Что хорошо?
   Артём: Ну, это... Артемон этот.
   Зина: А... А почему хорошо?
   Артём: Не знаю. Потому что ты, понимаешь? Тебе можно.
   Зина (улыбаясь): Спасибо... Я иногда буду называть тебя Артемоном. Только редко, чтобы ты не привык! И побежали, а то мы от всех отстали!
  
   Вечер. Далёкое звонки трамваев, звуки радио. В квартире Артём и Жора.
   Артём: Ну спасибо, всё здорово было. А кто придумал мне гимнастёрку подарить?
   Жора: Валька, он же у нас изобретатель. Время такое, пригодится!
   Артём: Девчонки молодцы, да? А танцевать, может, и вправду стоит научиться?
   Жора: Конечно, стоит! Так, давай тут всё уберём, а то твои вернутся, а у тебя тут танцплощадка! (вместе убирают стулья. Голос Жоры за сценой: "Ну, я побежал. Физкультпривет!" Артём в ответ: "Привет, привет, привет!".
   В квартире Люберецких Вика набирает номер телефона. В комнате Поляковых Искра читает Есенина.
   Вика: Дайте, пожалуйста, главного конструктора завода Люберецкого! Да, я подожду... А, добрый вечер, папа. Ты не будешь сердиться, я дала Вике прочесть твою книгу, сборник Есенина. Она поймёт, уверена. Она невероятно умная девчонка, просто с ним еще не сталкивалась, и вечный ветер в голове. Представляешь, заявила, что Есенин воспевает кабаки! Ты опять сегодня будешь долго? Ну ладно. Что ты, пап, Фенимор Купер - это для мальчишек, а я пойду читать Стендаля. Я тоже тебя люблю! (кладет трубку, громко) Поля! Принеси мне чаю. Прямо сюда, в комнату!
   Сидя в кресле, Вика открывает книгу. Поля приноси ей чашку чая и конфеты, и Вика начинает читать.
   Голос матери Искры: Искра, ты ещё не спишь?
   Искра (торопливо пряча томик Есенина и выкладывая на стол другую книгу): Я читаю, мама.
   Товарищ Полякова (входя в комнату): Да? И что именно? Не читай пустопорожних книг, Искра. Иди лучше спать.
   Искра, Вика и мать Искры уходят.
  

Сцена IV.

  
   Утро. Бодрая музыка из радиоприёмников. В комнате Вики Вика укладывает портфель. В комнате Искры Искра пьет молоко и читает Есенина.
   Люберецкий (входя в комнату): Доброе утро, Вика.
   Вика: Доброе утро, пап. Ты вернулся совсем ночью, и опять уезжаешь?
   Люберецкий: Да, Вика, сроки, поджимают сроки по правительственному заданию. Как вчера всё прошло?
   Вика: Было весело. Правда, мы немножко поспорили с Искрой...
   Люберецкий: Да ну? Впрочем, в спорах рождается истина. Если обе стороны, конечно, намерены её найти. А Искра у тебя в классе, по-моему, самая лучшая!
   Вика: Да? Почему ты так думаешь? (увидев понимающую улыбку Люберецкого) А ты взаправду прав, папа! Ой, уже пора бежать!
   Люберецкий: Не...
   Вика (перебивая его, и они договаривают хором): ... задерживай машину! Я всё знаю, пока, пап!
   Искра вслух, задумчиво, прочитывает несколько строк Есенина о любви, и, торопливо сунув книгу в портфель, уходит.
  
   Школа. В классе Искра и Валентина Андроновна.
   Валентина Андроновна: Садись, Искра. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
   Искра (пожимая плечами): Ничего.
   Валентина Андроновна: Жаль. Как ты думаешь, почему я обратилась именно к тебе? Я могла бы поговорить с Остапчуком или Александровым, с Шефером или Ландысом, с Боковой или Люберецкой, но я хочу поговорить с тобой, Искра. Я обращаюсь к тебе не только как к заместителю секретаря комитета комсомола. Не только как к отличнице и общественнице. Не только как к человеку идейному и целеустремлённому. Но и потому, что хорошо знаю твою маму как прекрасного партийного работника. Ты спросишь, зачем это вступление? Затем, что враги сейчас используют любые средства, чтобы растлить нашу молодёжь, чтобы оторвать её от партии, чтобы вбить клин между отцами и детьми. Вот почему твой святой долг немедленно сказать...
   Искра: Мне нечего вам сказать.
   Валентина Андроновна: Да? А разве ты не знаешь, что Есенин - поэт упаднический? Как ты думаешь, почему его нет в школьной программе? А ты не подумала, что вас лишь собрали под предлогом дня рождения - я проверила анкету Шефера: он родился второго сентября! Второго, а собрал вас через три недели! Зачем? Не для того ли, чтобы познакомить с пьяными откровениями кулацкого певца?
   Искра: Есенина читала Люберецкая, Валентина Андроновна.
   Валентина Андроновна (удивлённо): Люберецкая?
   Искра: Да, Вика. (ехидно) Зина Коваленко напутала в своей информации.
   Валентина Андроновна (растерянно): Значит, Вика? Да, да. Коваленко болтала много лишнего. Кто-то ушёл из дома, кто-то в кого-то влюбился, кто-то читал стихи. Она очень, очень несобранная, эта Коваленко. Ну что же, тогда всё понятно и... ничего страшного. Отец Люберецкой - виднейший руководитель, гордость нашего города. И Вика тоже очень серьёзная девушка.
   Искра: Я могу идти?
   Валентина Андроновна: Да, да, конечно... Видишь, как всё просто решается, когда говорят правду? Твоя подруга Коваленко очень, очень несерьёзный человек.
   Искра: Я подумаю об этом!
   Перед школой Искра и Зина.
   Искра (хватая Зину за локоть): Ты кто: идиотка, сплетница или предатель?
   Зина (чуть не плача): Искра, ты что?!
   Искра (твёрдо): Значит, ты предатель!
   Зина: Я?!
   Искра: Ты что наговорила Валендре?
   Зина: А я наговорила? Она поймала меня перед зеркалом в уборной. Стала ругать, что верчусь и ... кокетничаю. Это она так говорит, а я вовсе не кокетничаю и даже не знаю, как это делается! Ну, я стала оправдываться, а она - расспрашивать, подлая. И я ничего не хотела говорить, честное слово, но... всё рассказала. Я не нарочно рассказала, Искорка, я же совсем не нарочно! Ты мне веришь, Искорка?...
   Искра (после короткого раздумья): Утрись, и идём к Люберецким!
   Зина (изумлённо): Куда?
   Искра: Ты подвела человека. Завтра Вику начнет допрашивать Валендра, и нужно, чтобы она была к этому готова.
   Зина: Но мы же никогда не были у Люберецких!
   Искра: Не были, так будем. Пошли!
  
   Комната Вики. Вика делает уроки, сидя за столом, рядом - вазочка с конфетами.
  
   Вика (удивлённо и с неудовольствием): Здравствуйте... Что-то случилось, Искра?
   Искра: Извини, мы по важному делу.
   Вика: Ну проходите...
   Зина (восхищённо): Какое зеркало!
   Вика (чуть хвастливо): Старинное! Папе подарил один академик.
   Входит Люберецкий.
   Люберецкий: Здравствуйте, девочки. Ну, наконец-то и у моей Вики появились подружки, а то всё с книжками да с книжками. Очень рад, очень! Давайте-ка вот здесь расположимся, и я сейчас подам чай.
   Вика (недовольно): Чай может подать Поля.
   Люберецкий: Может. Но я лучше.
   На столике появляются чайник, чашки, пирожные, конфеты.
   Вика (тихо): Это самые любимые папины пирожные!
   Люберецкий (садясь за стол): Угощайтесь, девочки. Мы друг другу не представились. Леонид Сергеевич.
   Зина: Зина!
   Искра: Искра!
   Люберецкий: Очень, очень приятно. А то моя Вика ну совершенно книжный ребёнок...
   Искра: Леонид Сергеевич, почему мы зашли. Это важно. Сегодня меня вдруг вызвала наш классный руководитель, Валентина Андроновна, и заявила, что мы все совершили чуть ли не преступление на дне рождения Артёма. Тем, что читали стихи Есенина, представляете! А стихи читала Вика, и мы хотели предупредить... Наша учительница считает, что он чуть ли не запрещён!
   Люберецкий (покачав головой и тяжело вздохнув): Девочки, это несерьёзно. Никто Сергея Есенина не запрещал, и в стихах его нет никакого криминала. Надеюсь, что ваша учительница и сама всё понимает, а разговор этот, как говорится, под горячую руку. Если хотите, я позвоню ей.
   Искра: Нет. Извините, Леонид Сергеевич, но в своих делах мы должны разбираться сами. Надо вырабатывать характер.
   Люберецкий: Молодец. Должен признаться, я давно хотел познакомиться с вами, Искра. Я много наслышан о вас.
   Вика: Папа!
   Люберецкий: А разве это тайна? Извини. Оказалось, что я знаком с вашей мамой. Как-то случайно повстречались в горкоме и выяснили, что встречались ещё в гражданскую, воевали в одной дивизии. Удивительно отважная была дама. Прямо Жанна д`Арк.
   Искра (твёрдо, поправляя его): Комиссар.
   Люберецкий: Комиссар. А что касается поэзии в частности и искусства вообще, то мне больше по душе то, где знаки вопросительные превалируют над знаками восклицательными. Восклицательный знак есть перст указующий, а вопросительный - крючок, вытаскивающий ответы из вашей головы. Искусство должно будить мысли, а не убаюкивать их.
   Зина (не соглашаясь, задумчиво): Не-е-е-ет... Искусство должно будить чувства.
   Искра (сквозь зубы): Зинаида!
   Люберецкий: Зиночка абсолютно права. Искусство должно идти к мысли через чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями, любить и ненавидеть. А растревоженный человек пытлив и любознателен: состояние покоя и довольства собой порождает леность души. Вот почему мне так дороги Есенин и Блок, если брать поэтов современных.
   Искра (тихо и удивлённо): А Маяковский? Маяковский есть и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи.
   Люберецкий (улыбаясь): В огромнейшем таланте Маяковского никто не сомневается.
   Вика: Папа был знаком с Владимиром Владимировичем.
   Зина: Знаком?! Не может быть!
   Люберецкий: Почему же? Я хорошо знал его, когда учился в Москве. Признаться, мы с ним отчаянно спорили, и не только о поэзии. То было время споров, девочки. Мы не довольствовались абсолютными истинами, мы искали и спорили. Спорили ночи напролёт, до одури.
   Искра: А разве можно спорить с... гением?
   Люберецкий: Спорить не только нужно, но и необходимо. Истина не должна превращаться в догму, она обязана испытываться на прочность и целесообразность.
   Поля: Леонид Сергеевич, вы просили напомнить, что вам нужно позвонить на завод.
   Люберецкий: Да-да, пять минут, девочки.
   Он набирает телефонный номер. Девочки за столом тихо переговариваются, Зина во все глаза оглядывает квартиру.
   Люберецкий: Отдел главного конструктора. А где Николай Сергеевич? Да? И как всё прошло? Подождите! Этот вопрос был давно согласован, и руководство прекрасно об этом знает! Конечно, там есть и моя подпись. А что сказал Николай? Да? Неужели?.. (молча слушает) Ушам своим не верю! Хорошо, я подъеду к совещанию...
   (возвращаясь к столу): Вот так, ни на час нельзя завод оставить. Искра, вам ещё налить чаю? А вам, Зина?
   Вика: Папа, всё в порядке на работе?
   Люберецкий (рассеянно): Да, Вика, да... Так о чём мы говорили?
   Зина: Мы говорили о том, что вы спорили с Маяковским. И что искусство должно будить чувства.
   Люберецкий: Да, спорили. Представьте, обо всём на свете спорили! (оживляясь) Вот, например, о счастье.
   А счастье, по-моему, это иметь друга, который не отречётся от тебя в трудную минуту. (задумчиво) А кто прав, кто виноват... Как вы думаете, девочки, каково высшее завоевание справедливости?
   Искра (уверенно): Полное завоевание справедливости - наш Советский Союз.
   Люберецкий: Пожалуй, это скорее завоевание социального порядка. А я говорю о презумпции невиновности. То есть об аксиоме, что человеку не нужно доказывать, что он не преступник. Наоборот, органы юстиции обязаны доказать обществу, что данный человек совершил преступление.
   Вика: Даже если он сознался в нём?
   Люберецкий: Даже если он в этом клянётся. Человек - очень сложное существо и подчас готов со всей искренностью брать на себя чужую вину. По слабости характера или, наоборот, по его силе, по стечению обстоятельств, из желания личным признанием облегчить наказание, а то и отвести глаза суда от более тяжкого преступления. Впрочем, извините меня, девочки. Я, кажется, увлёкся. А мне пора.
   Вика (привычно): Поздно вернёшься?
   Люберецкий (улыбаясь): Ты уже будешь видеть сны.
   (Поклонившись девочкам, уходит)
   Искра: Об этом обо всём надо хорошенько подумать. Знаешь, Вика, я раньше как-то не задумывалась о таких вещах... И знаешь, мы тоже пойдём. Пошли, Зина. В общем, на всякий случай, завтра будь готова.
   Зина: А то кто её знает, нашу Валендру...
   Вика (улыбаясь): Всегда готова! Я очень рада, что вы зашли, девочки.
  
   Искра и Зина возвращаются по домам. Искра задумчива.
   Зина (воодушевлённо): Я же говорила, что Вика золотая девчонка, ведь говорила же, говорила! Господи, восемь лет из-за тебя потеряли! Какая посуда! Нет, ты видела, какая посуда? (забегая вперёд перед Искрой). Как в музее, ну честное комсомольское, как в музее! Наверно, из такой посуды Потёмкин пил.
   Искра (раздумчиво): Истина... Зачем же с ней спорить, если она - истина?
   Зина (пафосно): "В образе Печорина Лермонтов отразил типичные черты лишнего человека..." (смеясь) Попробуй поспорь с этой истиной, и Валендра тебе "очень плохо" вкатит.
   Искра: А может, это не истина? Кто объявляет, что истина - это и есть истина? Ну кто, кто?
   Зина: Старшие. А старшим - их начальники. А мне налево, и давай я тебя поцелую.
   Девочки расходятся: Зина весело, пристукивая каблуками, Искра - по-прежнему задумчиво.
  
   В квартире Люберецких Вика, восклицая: "Какие всё-таки молодцы девчонки!" с улыбкой садится в кресло с книжкой. Поля приносит ей чай в красивой чашке.
   Комната Искры. За столом сидит мама Искры, перед ней пепельница, она крутит в руке папиросу, перед ней томик Сталина, она что-то подчеркивает в нем карандашом.
   Товарищ Полякова (замечая вошедшую Искру): Где ты была?
   Искра: У Люберецких.
   Мать поднимает брови, но ничего не говорит и снова поворачивается к книге.
   Искра (постояв в нерешительности): Мама, а что такое истина?
   Товарищ Полякова (медленно оборачивается к ней, откладывая книгу, не забыв вложить в неё закладку, кладет в пепельницу папиросу): По-моему, ты небрежно сформулировала вопрос. Уточни, пожалуйста.
   Искра (живо): Тогда скажи, существуют ли бесспорные истины? Истины, которые не требуют доказательства.
   Товарищ Полякова: Конечно. Если бы не было таких истин, человек остался бы зверем. А ему нужно знать, во имя чего он живёт.
   Искра: Значит, человек живёт во имя истины?
   Товарищ Полякова (уверенно, непререкаемым тоном): Мы - да. Мы, советский народ, открыли непреложную истину, которой учит нас наша партия. За неё пролито столько крови и принято столько мук, что спорить с нею, а тем более сомневаться - значит предавать тех, кто погиб и... ещё погибнет. Эта истина - наша сила и наша гордость, Искра. Я правильно поняла твой вопрос?
   Искра (задумчиво, смотря в пол): Да, да... Понимаешь, мне кажется, что нас в школе не учат спорить.
   Товарищ Полякова: Это правильно. С друзьями спорить не о чем, а с врагами надо драться.
   Искра (быстро): Но ведь надо уметь спорить?
   Товарищ Полякова: Нужно учить самой истине, а не способам её доказательства. Это казуистика. Человек, преданный нашей истине будет, если понадобится, защищать её с оружием в руках. А болтовня не наше занятие, мы строим новое общество, нам не до болтовни... Почему ты спросила об этом?
   Искра (пожав плечами): Просто так.
   Товарищ Полякова: Ничего не бывает просто так (отворачиваясь от дочери). Что ты читаешь? Я хочу проверить твой библиотечный формуляр, да посмотреть, что за книги ты хранишь дома, да всё никак не соберусь. На ужин выпьешь молока, я ничего не успела сготовить, а завтра мне предстоит серьёзное выступление.
  
   Искра, пряча под кофточкой томик Есенина, проходит мимо мамы и быстрым шагом идёт к Люберецким.
   Вика: Здравствуй, Искра. Мы же только что расстались?
   Искра: Прости, я хотела вернуть тебе Есенина.
   Вика (чуть удивлённо): Но я же просила читать не торопясь? Ты что, всё уже прочла? Проходи, конечно, садись. Вот, в кресло, так удобнее.
   Искра (поглядев на кресло, садится на стул, кладет книгу на край стола): Поверь мне, я всё прочла, и не по разу, а кое-что даже выписала и выучила наизусть. Спасибо тебе огромное за эту книгу.
   Вика (улыбаясь): Пожалуйста. Надеюсь, теперь ты не станешь утверждать, что это вредные стихи?
   Искра (вздохнув): Это замечательные стихи. Я думаю, нет, даже уверена, что скоро их оценят и Сергею Есенину поставят памятник. А знаешь... (глядя в сторону, возможно безразличным голосом) я никогда не задумывалась, что такое любовь. Наверно, это стихи заставили меня задуматься.
   Вика: Папа говорит, что в жизни есть две святые обязанности, о которых нужно думать: для женщины - научиться любить, а для мужчины - служить своему делу. Вот как ты представляешь счастье?
   Искра (заученно): Счастье - это быть полезной своему народу.
   Вика (улыбаясь): Нет. Это - долг. А я говорю о счастье.
   Искра (помедлив): А как ты представляешь?
   Вика (мечтательно): Любить и быть любимой. Нет, я не хочу какой-то особой любви: пусть она будет обыкновенной, но настоящей. И пусть будут дети! (встает и, раскинув руки, кружит по комнате). Трое. Вот я - одна, и это невесело. Два мальчика и девочка. А для мужа я бы сделала всё, чтобы он стал... Чтобы ему было со мной хорошо, и чтобы мы жили дружно и умерли в один день, как говорил Грин.
   Искра: Кто?
   Вика: Ты не читала Грина? Я тебе дам, и ты обязательно прочтёшь.
   Искра (хмурясь): Спасибо. Но ты не думаешь, что это мещанство?
   Вика (весело смеясь): Я знала, что ты так скажешь. Нет, это никакое не мещанство. Это нормальное женское счастье.
   Искра: А работа?
   Вика: А я её не исключаю, но работа - это наш долг, только и всего. Папа считает, что это разные вещи: долг - понятие общественное, а счастье - сугубо личное.
   Искра: А что говорит твой папа о мещанстве?
   Вика: Он говорит, что мещанство - это такое состояние человека, когда он делается рабом незаметно для себя. Рабом вещей, удобств, денег, карьеры, благополучия, привычек. Он перестаёт быть свободным, у него вырабатывается типично рабское мировоззрение. Он теряет своё "я", своё мнение, начинает соглашаться, поддакивать тем, в ком видит господина, старшего, начальника, не думая сам. Папа называет мещанами тех, для кого удобства выше чести.
   Искра: Честь - дворянское понятие. Мы её не признаём.
   Вика (усмехнувшись, с грустью): Я хотела бы любить тебя, Искра, ты - самая лучшая девочка, какую я знаю. Но я не могу любить тебя и не уверена, что когда-нибудь полюблю так, как хочу, потому что ты максималистка.
   Искра (помолчав): Разве плохо быть максималисткой?
   Вика: Нет, не плохо, и они, я убеждена, необходимы обществу. Но с ними очень трудно дружить, а любить их просто невозможно. Ты, пожалуйста, учти это, ведь ты будущая женщина.
   Искра (вставая): Да, конечно. Мне пора. Спасибо тебе... за Есенина.
   Вика (тоже встаёт): Ты прости, что я это сказала, но я должна была сказать. Я тоже хочу говорить правду, и только правду. Как ты.
   Искра (грустно улыбаясь): Хочешь стать максималисткой, с которой трудно дружить?
   Вика: Хочу, чтобы ты не ушла огорчённой... Будешь пить чай? Поля!
   Искра: Нет, нет, я пойду. Спасибо тебе за всё, Вика.
   Вика: И я очень рада буду с тобой дружить. Хоть это и ох как трудно! Пойдём, я провожу тебя!
   Девочки смеются и уходят.
  
   Темнеет. Пустеет квартира Люберецких, Поля убирает со столика чашку Вики, ставит на место книгу. В квартире Поляковых за столом что-то сосредоточенно пишет Искра. Её мама, тихо войдя, останавливается за её спиной и наклоняется, читая, что пишет дочь.
   Товарищ Полякова (резко): Что это?
   Искра (оборачиваясь): О, ты уже вернулась, мам! Это? Статья в стенгазету.
   Товарищ Полякова: Кто тебя надоумил написать её?
   Искра: Никто.
   Товарищ Полякова (тихо): Искра, не ври, я устала.
   Искра (весело): Я не вру, я написала сама. Я даже не знала, что напишу её. Просто села и написала. По-моему, я хорошо написала, правда? И о долге, и о доверии к человеку...
   Товарищ Полякова (берет в руки тетрадь, быстро проглядывая страницу): Кто рассказал тебе об этом?
   Искра: Леонид Сергеевич Люберецкий.
   Товарищ Полякова (бросая тетрадь на стол): Рефлексирующий интеллигент! Что он ещё тебе наговорил?
   Искра: Ничего. То есть говорил, конечно. О справедливости, о том, что...
   Товарищ Полякова: Так вот. Статьи ты писать не будешь. Никогда.
   Искра (возмущённо): Но ведь это несправедливо!
   Товарищ Полякова: Справедливо то, что полезно обществу. Только это и справедливо, запомни!
   Искра: А как же человек? Человек вообще? Его желания, мечты, стремления?
   Товарищ Полякова: А человека вообще нет. Есть гражданин, обязанный верить. Верить! Иди спать!
   Она забирает тетрадь. Искра торопливо уходит к себе. Садясь за стол, её мама рассерженно крутит папиросу в руке.
  
   Почти совсем стемнело. Откуда-то доносится тихая мелодия из радио. Зина гуляет с Артёмом, они держатся за руки.
   Артём (продолжая начатый разговор): А представляешь, с тобой я нормально разговариваю, а к доске вызовут, ни слова связать не могу, ни бэ, ни мэ. Весь класс вечно хохочет.
   Зина: Я над тобой никогда не смеюсь. Может, тебе нужно больше читать? Или учить стихи. И декламировать их вслух дома, как Демосфен.
   Артём: Мне нравится, когда читает кто-то, когда вместе собираемся. Лучше, когда читает Лена, а то Искра прочтёт три строчки и берётся объяснять, как будто без неё непонятно. А почему ты вслух не читаешь?
   Зина (кокетничая): А я стесняюсь, и потом, раз уж тебе нравится, как читает Лена...
   Артём (смотря в сторону): Да причём тут Лена... Знаешь, ты очень нравишься моей маме.
   Зина: Правда?
   Артём: Да, она сказала, что ей очень понравились мои друзья там, на дне рождения, но что самая лучшая - это ты.
   Зина (сияя): Твоя мама тоже замечательная.
   Артём (решаясь): Знаешь, я хотел тебе сказать давно... Только как бы сейчас не было как у доски...
   Зина: Да на тебя же никто, кроме меня, не смотрит.
   Артём: Ты не только моей маме нравишься... Ты мне очень нравишься, и я думал, что мы вместе...
   Шум подъезжающей машины. Резко хлопает дверь.
   Артём (оборачиваясь): Машина какая-то подъехала...
   Зина: Да это же дом Люберецких, может Викин папа домой с завода вернулся. (заинтересованно)Так продолжай, и мы вместе что?..
   Артём (явно стесняясь): Можем дружить.
   Зина: Так мы и так друзья и товарищи.
   Артём: Да не об этом я! То есть об этом, но не совсем, то есть... Ты мне очень нравишься, понимаешь? Очень! И я, это... по-моему, я люблю тебя, ну совсем как в книжках, понимаешь?
   Зина (изумлённо и радостно): Прямо как в книжках?
   Голос Вики (в нём предельный ужас): Папа, папочка!
   Артём: Это что?!
   Зина (стискивая ему руку): Артём!
   Артём вскакивает, но Зина вцепляется в него.
   Мужской голос: Понятых позови, не забудь! Пройдёмте, гражданин Люберецкий!
   Вика: Папа! Это неправда, неправда! Пустите меня!
   Люберецкий: Телеграфируй тёте, Вика! А лучше поезжай к ней! Брось всё и уезжай!
   Вика: Папа, папочка!
   Люберецкого выводят под конвоем. Он в накинутом на плечи пальто.
   Люберецкий (оборачиваясь): Я ни в чём не виноват, доченька! Я ни в чём не виноват, это какая-то ошибка! Я честный человек, честный!
   Звук захлопывающейся дверцы машины, рёв мотора.
   Зина (шёпотом, пятясь, вырвав руку из руки Артёма): Артём, иди домой. Артём, скорее иди домой... Это неправда, этого не может быть...
   Артём: Зина!
   Зина: Иди домой, Артём! Иди же! (убегает).
   Артём, оглядываясь на дом Люберецких, торопливо идёт за ней.
  
   Квартира Люберецких. Обыск. Нет ни Вики, ни Поли. Двое мужчин в форме выбрасывают с полок книги, осматривая их, вещи из шкафа.
   Голос Поли: Но я же ничего не знала, я просто обслуга здесь!
   Мужской голос: Так уж ничего и не знали! Вот мы и разберёмся, знала, не знала.
   Голос Вики: Но папа...
   Мужской голос: Сядьте, гражданка. Стыдно, а ещё комсомолка. И тоже, конечно, ничего не знала?
   Голос Вики: Что я должна была знать, что?!
   Мужской голос: Понятые подошли, в гостиную пусть проходят...
  
   Квартира Поляковых. Мама Искры за столом, что-то записывая в тетрадь. Врывается Зина.
   Товарищ Полякова: Зина? Искра спит.
   Зина: Пустите! Искра!
   Мать Искры успевает схватить её за плечи, встряхивает, поворачивая к себе.
   Товарищ Полякова: Да в чём дело?
   Искра: Зина? Что, что случилось?
   Зина (задыхаясь): Арестовали папу Вики! Только что, я сама видела.
   Мама Искры, отпуская Зину, делает два быстрых шага в сторону и страшно смеется. Зина и Искра со страхом смотрят на неё.
   Искра (тихо): Мама, ты что?
   Товарищ Полякова (обрывая жуткий смех, быстро шагнув к девочкам, обнимая их за плечи): Я верю в справедливость, девочки.
   Искра: Да, да. Я тоже верю. Там разберутся, и его отпустят. Правда, мама?
   Зина (жалобно): Я хочу заплакать и не могу. Очень хочу и очень не могу.
   Товарищ Полякова (твёрдо): Спать. Ложись с Искрой, Зина, только не болтайте до утра. Я схожу к твоим родителям и всё им объясню, не беспокойся.
  
  

Сцена V.

  
   Утро. Бравурная музыка из радиоточки. Разгромленная квартира Люберецких. Растерянная, растрепанная Вика с ужасом смотрит на лежащие на полу книги, опрокинутые стулья.
   Вика (потерянным голосом, пытаясь взять себя в руки): Поля, помоги, пожалуйста, нужно навести порядок... Поля!
   Поля (входя в комнату в верхней одежде, раздражённо): Если бы я только знала, у кого я работаю. Кому пирожные подаю, как буржуям раньше. Теперь понятно, на какие деньги купленные!
   Вика (растерянно): Поля, ты что? Что ты такое говоришь?..
   Поля: Ни минуты у вас тут не останусь! Не о чем больше разговаривать! Только на врагов народа я ещё не работала! (быстро уходит)
   Вика (испуганно): Поля, Полечка! Не оставляй меня одну, ну пожалуйста! (бросается за ней)
  
   Школьный класс. Входят Ромахин, отец Зины Коваленко и мать Искры.
   Ромахин (садясь): Вот здесь спокойно переговорим.
   Товарищ Полякова (с горькой иронией): Триумвират. Покурим, повздыхаем и разойдёмся.
   Коваленко (вздохнув): Детей жалко.
   Товарищ Полякова (резко): Дети у нас дисциплинированны и прекрасно воспитаны.
   Коваленко (неуверенно): Я этого товарища не знаю, но в чём смысл, скажите мне? Признанный товарищ, герой гражданской войны, орденоносец. Ну, конечно, руководство, мог ошибиться, мог довериться. Дочку сильно любит, одна она у него, Зина рассказывала.
   Товарищ Полякова (искоса глядя на него): Хорошо помню, как Люберецкий не хотел идти на эту должность - три дня уламывали. Уговаривали, просили, доказывали: партия, дорогой товарищ, требует укрепления нашей авиационной промышленности проверенными кадрами. Ты техническое училище окончил! Кому, как не тебе? Еле уломали.
   Коваленко: Уломали! А оно вон как. Ошибки не допускаете?
   Товарищ Полякова: Я сразу же позвонила одному товарищу, а он сказал, что поступил сигнал. Сегодня я уточню. Люберецкий - руководитель, следовательно, обязан отвечать за всё. За все сигналы.
   Коваленко: Это безусловно, это конечно... А что с девочкой-то будет? Одна она у него. Пока разберутся. А матери у неё нет. (Ромахину) Как насчёт этого? Есть какие-то указания?
   Ромахин (хмуро): Мне никаких указаний не доводили. Пока.
   Коваленко (оборачиваясь к матери Искры): Мы, конечно, не знаем, как там положено в таких случаях, так вы поправьте. Извините, как по имени-отчеству?
   Товарищ Полякова: Зовите товарищем Поляковой. Относительно девочки я к себе думала, да разве у меня семья? Я собственную дочь и то... (обрывая себя) Вы бы и вправду взяли к себе. У вас, я знаю, нормально, хорошо у вас... (задумчиво) Иногда думаю: когда же надорвусь? А иногда - что уже надорвалась.
   Ромахин (раздражённо): Ладно, кто там надорвался, а кто ещё надорвётся... Разговор не об этом. Это же чушь какая-то, это ж нелепица полная!
   Товарищ Полякова (холодно): Возможно. Поправят, если нелепица.
   Коваленко: Пока поправят, девочка что, одна будет? Может, написать её родным, а её пока к нам, а?
   Ромахин: Она - человек взрослый, паспорт на руках! Предложите ей, хотя сомневаюсь. А родным написать нужно, только не в этом же дело, не в этом!
   Коваленко: Так ведь одна же девочка...
   Ромахин (вскакивая): Не в этом, говорю, дело! Вот мы трое - коммунисты, так? Вроде как ячейка. Так вот, вопрос ребром: верите Люберецкому? Лично верите?
   Коваленко (мучительно, медленно): Вообще-то, конечно, я этого товарища не знаю. Но, думаю, ошибка это. Ошибка, потому что уж очень дочку любит. Очень.
   Ромахин (горячо): А я так уверен, что напутали там в каких-то отчетностях! Сам директор, знаю, как бумаги на ходу подписывать приходится. И Люберецкому я верю, просто запутался товарищ! И товарищ Полякова тоже так считает. Ну а раз мы, трое большевиков, так считаем, то наш долг поставить в известность партию. Правильно я мыслю, товарищ Полякова?
   Товарищ Полякова (помолчав, стучит папиросой о коробку): Прошу пока никуда не писать.
   Ромахин (нахмурясь): Это почему же?
   Товарищ Полякова: Кроме долга существует право. Так вот, право писать о Люберецком есть только у меня. Я знала его по гражданской войне, по совместной работе здесь, в городе. Это аргументы, а не эмоции. Идёт предварительное следствие, как мне объяснили, и на этом этапе достаточно моего поручительства. Поэтому никакой самодеятельности. И вот ещё: никому о нашем разговоре не говорите. Это никого не касается.
  
   Перед школой собираются одноклассники Вики.
   Искра: Нас это всех касается! Все в сборе? Ну тогда пошли!
   Пашка: Куда?
   Искра: Как куда? К Вике.
   Ребята переглядываются.
   Лена (осторожно): Может, не стоит?
   Искра (резко поворачиваясь к ней): Значит, для вас дружба - это пополам радость? А если пополам горе - наша хата с краю?
   Артём: Это Ленка сдуру...
   Лена (виновато): Но может, её дома нет...
  
   Квартира Люберецких.
   Голос Вики: Зачем вы пришли? Я не просила вас приходить...
   Голос Артёма: Ты, это, не просила, а мы пришли. Мы верно сделали. Ты сама, это... потом скажешь.
   Вика (бесцветно): Ну, проходите.
   В комнате Вики Зина, Искра, Артём и Вика. Слышны голоса других ребят.
   Зина (оглядываясь на разгром): Ты уезжаешь?
   Вика: Обыск. Ну, что-то искали. И Поля уехала. В деревню. Насовсем.
   Искра (тихо) Во всех комнатах так?
   Вика молча кивает.
   Искра (решительно): Так. За дело, ребята. Всё убрать и расставить. Девочки - бельё, мальчики - книги. Быстро, дружно и аккуратно!
   Вика: Не надо. Ничего не надо...
   Искра: Нет, надо! Всё должно быть, как было! И - как будет!
   Ребята наводят порядок. Искра отводит Вику в сторону.
   Артём (расставляя книги): А хрусталь не тронули, только книги... Рюмки, ты смотри, аккуратно складывали...
   Жора: Ну, раз эти побрякушки дороже книг становятся, это уж...
   Искра: Ты написала тёте?
   Вика: Написала, но тётя не поможет. Будет только плакать и пить капли.
   Искра: Как же ты одна?
   Вика: Ничего. Андрей Иванович приходил, Зинин папа. Хотел, чтобы я переехала к ним жить. Пока.
   Искра: Это же замечательно, это же...
   Вика: (грустно улыбаясь): Замечательно? Уйти отсюда - значит поверить, что папа и в самом деле преступник. А он ни в чём не виновен, он вернётся, обязательно вернётся, и я должна его ждать.
   Искра: Извини. Ты абсолютно права.
   Вика (глядя в сторону): Почему вы пришли? Ну, почему?
   Искра: Мы пришли потому, что мы знаем Леонида Сергеевича и... тоже уверены, что это ошибка. Это кошмарная ошибка, Вика, вот посмотришь.
   Вика (сжимая руку Искры): Конечно, ошибка, я знаю. Он сам мне сказал на прощанье. И знаешь что? Я поставлю чай, а? Есть ещё немного папиных любимых пирожных.
   Искра (с улыбкой): И твоих любимых, правда?
   Вика: Да, я всем говорю, что они любимые папины, а на самом деле это я их обожаю, он для меня их покупает...
   Искра: А ты обедала?
   Вика: Я чай попью.
   Искра: Нет, это не годится. (громко) Зина, марш на кухню! Посмотри, что есть: Вика не ела ни крошечки.
   Голос Зины: Я вкусненько приготовлю! Свою особую яичницу!
   Искра (ловя Вику за локоть): Ты завтра пойдёшь в школу.
   Вика: Хорошо.
   Искра: Хочешь, я зайду за тобой? Мне по пути.
   Вика: Спасибо.
   Девочки уходят.
   Голос Искры: Но дверь никому не открывай.
   Голос Зины (весело): И всё будет замечательно, всё будет хорошо, вот посмотрите! Я предчувствую, что всё будет хорошо!
  
   Искра одна на улице. Навстречу - Сашка Стамескин. На нём лёгкая куртка, видно, что он продрог, ожидая её.
   Стамескин: Ты где была?
   Искра: У Вики Люберецкой.
   Стамескин: Ну, знаешь... Знал, что ты ненормальная, но чтоб до самой маковки...
   Искра (раздражённо): Что ты бормочешь?
   Стамескин: А то, что Люберецкий этот - ворюга! Он миллион растратил. Миллион, представляешь?
   Искра (хватая его за руку): Сашка, ты врёшь, да? Ну скажи, ну...
   Стамескин: Я точно знаю, поняла? А он меня на работу устраивал, на секретный завод. Личным звонком. Личным! И жду я, чтоб специально предупредить.
   Искра (отстраняясь, внимательно глядя на него): О чём? О чём ты хотел предупредить меня?
   Стамескин (растерянно): Вот об этом...
   Искра: Об этом? Спасибо. А Вика что растратила? Какой миллион?
   Стамескин: Вика? При чём тут Вика?
   Искра: Вот именно, не при чём. А Вика моя подруга. Ты хочешь, чтобы я предала её? Даже если то, что ты сказал, правда, даже если это - ужасная правда, Вика ни в чём не виновата. Понимаешь, ни в чём! А ты...
   Стамескин: А что я?
   Искра: Ничего. Может быть, мне показалось. Иди домой, Саша.
   Стамескин: Искра...
   Искра (строго): Я сказала, иди домой. Я хочу побыть одна. До свидания.
  
   Темнеет. В полутемной квартире Люберецких Вика, обхватив себя зябко за плечи, смотрит в окно, и свет от фар машин скользит по стенам. Звук остановившейся машины, и Вика вздрагивает, отступая в глубину комнаты, падает в кресло, прижимая к груди плюшевого мишку, и испуганно прислушивается.
   В квартире Искры её мама что-то пишет за столом, вслух проговаривая: "В центральный комитет всесоюзной коммунистической партии (большевиков)... Да!" Задумавшись, сидит, потом начинает быстро писать.
   В пустом классе вышагивает Ромахин, порывисто садится за стол, постукивая кулаком по столешнице.
  
  

Сцена VI.

  
   В классе Зина, Жора, Лена, Искра.
   Зина: Да что же они так долго-то? Сколько можно?
   Жора: Ребята, может пойдём туда все вместе?
   Искра: Да подожди ты! Ну что толку что мы туда пойдём? Вот скажи, что?
   Жора: А сколько можно ждать? Её к директору почти час назад вызвали!
   Входит Вика, задумчивая, опустив голову. За ней - Валентина Андроновна.
   Валентина Андроновна: Люберецкая, ты всё поняла?
   Вика (рассеянно, оборачиваясь): Да, да, конечно...
   Зина: Вика, всё в порядке? Что там было?
   Валентина Андроновна: Так. Все свободны. А ты, Полякова, останься.
   Ребята, переглядываясь, выходят.
   Валентина Андроновна: Садись, Полякова.
   Входит Ромахин и садится перед Искрой, рядом с учительским столом.
   Искра: Что вы сказали Вике? На ней же лица нет.
   Валентина Андроновна: Ты уверена, что тебе до этого есть дело?
   Искра: Нам всем есть дело.
   Валентина Андроновна (Ромахину): Полюбуйтесь, Николай Григорьевич! Вот плоды вашей надклассовой демократии! (Искре) Где вы были вчера?
   Искра: У Вики Люберецкой.
   Искра смотрит на директора, но он отводит глаза.
   Валентина Андроновна: Ты подговорила ребят пойти туда? Или Шефер?
   Искра: Предложила я, но ребята пошли сами.
   Валентина Андроновна: Зачем? Зачем ты это предложила?
   Искра: Чтобы не оставлять человека в беде.
   Валентина Андроновна (всплескивая руками): Она называет это бедой! Вы слышите, Николай Григорьевич?
   Искра (тихо): А как это называется?
   Валентина Андроновна: Значит, ты организовала субботник посреди недели. Как благородно! Может быть, ты считаешь, что Люберецкий не преступник, а невинная жертва? Почему ты молчишь?
   Искра (опустив глаза): Я всё знаю.
   Валентина Андроновна: Мы не будем делать выводов, учитывая твоё безупречное поведение в прошлом. Но учти, Полякова. Ты проведёшь экстренное комсомольское собрание.
   Искра (испуганно): А повестка?..
   Валентина Андроновна: Необходимо решить комсомольскую судьбу Люберецкой. И вообще, я считаю, что дочери врага народа не место в Ленинском комсомоле.
   Искра (растерянно): Но за что? За что же?... Вика же не виновата, это ее отец...
   Ромахин (делая попытку вмешаться, смущённо): Да, конечно... Конечно.
   Валентина Андроновна: Я знаю, что делаю! Вам, кажется, объяснили, до чего может довести ваш гнилой либерализм, так что не заставляйте меня ещё раз сигнализировать! Ты всё поняла, Полякова?
   Искра: Я не буду проводить этого собрания.
   Валентина Андроновна: Что ты сказала?
   Искра: Я не буду проводить собрания...
   Валентина Андроновна (приподнимаясь): Что-о?!
   Искра, бледнея, вдруг падает, но её подхватывает Ромахин.
   Искра (пытаясь улыбнуться): Ничего... Извините. Ничего..
   Ромахин: Да ей же плохо! Сестру, быстро! Что вы сидите, как клуша?!
   Он подхватывает Искру на руки и выбегает из класса. Валентина Андроновна, пожав плечами, выходит следом.
  
   Вика медленно идёт по улице. Её догоняет Жора Ландыс.
   Жора: Вика! Там ребята Искру ждать остались. Можно, я тебя провожу?
   Вика: А ты что не остался? Прости. Конечно, можно.
   Жора берет у Вики портфель, и они идут рядом.
   Вика: Быстро надвигается осень, правда? Как будто и не было лета, и оно уже далеко-далеко, и никогда не вернется...
   Нивы сжаты, рощи голы,
   От воды туман и сырость.
   Колесом за сини горы
   Солнце тихое скатилось.
   Дремлет взрытая дорога.
   Ей сегодня примечталось,
   Что совсем-совсем немного
   Ждать зимы седой осталось.
   Ах, и сам я в чаще звонкой
   Увидал вчера в тумане:
   Рыжий месяц жеребенком
   Запрягался в наши сани...
   Жора: ты очень красиво читаешь... Это тоже Есенин?
   Вика: Ну конечно...Знаешь, я тут подумала - а давайте с осенью попрощаемся? Поедем всем классом куда-нибудь за город.
   Жора: В лес? На речку?
   Вика: В Сосновку. Там и лес и речка.
   Жора: А там магазин есть какой-нибудь? Или столовая?
   Вика: Если честно, я уже всё купила. Я об этом думала давно, чтобы попрощаться... А хлеб можно будет купить с утра. Поедем с утра в воскресенье и к вечеру вернёмся. Ты поедешь? Электричка в девять сорок...
   Жора: Да о чём ты спрашиваешь? Все поедем! (они уходят).
  
   Ромахин, поддерживая Искру за плечи, выводит ее к ребятам, те кидаются к ней.
   Ромахин: Ну, твердо на ногах стоишь, хороший человек?
   Искра (улыбаясь): А откуда вы знаете, что хороший?
   Ромахин: Ох, и трудно догадаться было... До дома дойдёшь, или машину где выпросить?
   Искра: Дойду.
   Ромахин: А провожатых у тебя достаточно. А насчёт собрания - оно только в понедельник будет. Я только что в райком звонил. Они и представителя своего пришлют.
   Искра: А Вика?
   Ромахин (хмурясь): А с Люберецкой пока ничего хорошего не обещаю. Я поговорю, сделаю, что смогу, но ничего не обещаю. Сама понимаешь.
   Искра: Понимаю... Ничего я не понимаю!
   Ромахин: Ну счастливо, ребята. В школе завтра увидимся. (уходит).
   Зина: Искра, Искра, что было?
   Лена: Нам Валендра объявила, что будет какое-то экстренное комсомольское собрание! По поводу Вики...
   Артём: Стерва.
   Искра: Так о взрослых не говорят!
   Артём: Я не о взрослых. Я о Валендре.
   Искра: В конце концов, если она предложит исключить Вику из комсомола, мы можем проголосовать и иначе.
   Артём: Да ничего ты не проголосуешь иначе, потому что тогда всех сожрёт Валендра. Пошли уже, что тут стоять.
   Ребята уходят. Слышен голос Паши: "Подавится!" и возражение Вальки: "Это вы тут такие смелые, а на собрании по-другому будет..."
   ... Удаляющийся перестук колёс электрички. Шелест осенних листьев под ногами, тихие звуки осени. Ребята выходят все вместе, одетые по-осеннему. Валька Александров несёт большую корзину, у Артёма на плече гитара.
   Зина: Дорога короткая. Даже песен допеть не успели...
   Валька: Куда пойдём?
   Вика (показывая рукой): За дачным посёлком лес, а за ним речка.
   Лена: Ты бывала здесь?
   Вика, не отвечая, идёт вперёд, за ней Ландыс, и она кивком приглашает его идти рядом.
   Жора: Быстро дачники свернулись.
   Вика: Да.
   Жора: Я бы здесь до зимы жил. Здесь хорошо.
   Вика: Хорошо...
   Жора: А в речке купаются?
   Вика: Сейчас холодно.
   Жора: Я вообще.
   Вика (показывает): Там купалья была. (Подождав, пока догонят остальные, и обращаясь к Искре) Вот наша дача.
   Зина: Красивая.
   Вика: Папа сам красил. Он любил весёлые цвета.
   Искра: А сейчас...
   Вика (спокойно): Сейчас всё опечатано. Я хотела кое-что взять из своих вещей, но мне не позволили.
   Артём (раздражённо): Пошли. Чего глядеть-то?
   Ребята располагаются, девочки занимаются продуктами, Валька расчехляет гитару. Треск костра. "С костром-то веселее", - бросает кто-то фразу. Александров тихо перебирает струны, настраиваясь.
   Вика (Жоре): Ты очень занят?
   Жора: Нет. Ты что? У нас Артём главный по кострам.
   Вика: Хочешь, я покажу тебе одно место? (уходят).
   Ребята у костра тихо переговариваются. Но, заглушая их разговор, звучат голоса Вики и Жоры:
   Вика: Видишь этот обрыв? Я любила читать здесь. Вот здесь, рядом с кустом шиповника. Ты бы знал, какой он красивый, когда цветёт! Ну не рви ягоды! Пусть висят. Красиво. Их потом птицы склюют.
   Жора: Склюют.
   Вика: Сядь. Рядом сядь, что ты за спиной бродишь? (и, после паузы) Ты любишь меня, Ландыш?
   Жора: Да...
   Вика: Ты долго будешь любить меня?
   Жора: Очень.
   Вика: Спасибо тебе. Поцелуй меня, Ландыш. И обними. Пожалуйста, обними меня покрепче!
   Артём от костра: Вика, Жорка! Где вы там? Кушать подано!
  
   Жора и Вика возвращаются к ребятам. У костра дурачатся, поют песни ("А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер!", "Дан приказ: ему на Запад...") Вместе со всеми поёт и смеётся Вика.
   Все расходятся. Шелест листьев сменяется шумом города, отдаленными гудками поездов. Вдвоём остаются Вика и Искра. Они держатся за руки.
  
   Искра (со значением): Завтра понедельник.
   Вика: Я знаю. Может быть, я не приду на уроки. Но ты не волнуйся, всё будет как надо.
   Искра: Значит, на собрании ты будешь?
   Вика (рассеянно): Да, да, конечно...
   Голос Лены: Вика, идём!
   Вика пожимает руку Искре и уходит, не оглянувшись. Искра смотрит ей вслед.
  
   Стамескин (подходя): Значит, не взяли меня. Лишний я в вашей компании.
   Искра (сухо): Да, лишний. Нас приглашала Вика.
   Стамескин: Ну и что? Лес не Вике принадлежит.
   Искра: Тебе хотелось поехать с Викой?
   Стамескин (сердито): Мне хотелось поехать с тобой!
   Искра (виновато улыбаясь): Не сердись, пожалуйста. Просто я не подумала вовремя.
   Стамескин: Завтра увидимся.
   Искра: Нет, Саша, завтра никак. Завтра же комсомольское собрание.
   Стамескин: Ну не до вечера же!
   Искра: А что с Викой после него будет, представляешь?
   Стамескин: Опять Вика?
   Искра: Саша, ну нельзя же так. Ты же добрый, а сейчас говоришь плохо.
   Стамескин (недовольно): Ну, ладно... Но я вроде не прав. Но послезавтра-то увидимся?
   Искра кивает и они, пожав друг другу руки, расходятся.
   Комната Вики. Вика рассматривает стоящие на полках книги, перелистывая их, и вновь ставит обратно. По стенам комнаты иногда промелькивают огни фар. Взяв с полки плюшевого медвежонка, усаживает его рядом с собой и молча, глядя в пространство, пьет чай со своим любимым пирожным.
   В квартире Поляковых Искра и Зина.
   Искра: Смотри, я всё придумала! Вике вовсе не нужно будет отрекаться от своего отца, вовсе нет!
   Зина: А как тогда?
   Искра: Как можно отрекаться от своего отца? Она не отречется от него. Она осудит его преступные дела. Так и скажет: "Я осуждаю его!" И всё будет в порядке, и никто плохо не проголосует! Ну, ты поняла?
   Зина: Ты это замечательно придумала! А Вика согласится?
   Искра: Ну конечно согласится, она же комсомолка! Останешься у меня сегодня на ночь, Зин? Почему-то не хочу быть одна...
   В это время Вика, решительно высыпав в ладонь таблетки из склянки, запивает их водой и уходит из комнаты.
  

Сцена VII.

  
   Утро. Пустой класс, и пустая квартира Вики. Только чуть светлеет за окном. Искра появляется в своей комнате одновременно со звуками марша из радиоточки.
   Искра (входя в свою комнату, оборачиваясь, решительно, подбадривая сама себя): Мам, мы всё придумали. Вот увидишь, всё будет в порядке.
   Товарищ Полякова (порывисто подходя к дочери): Искра, постой.
   Искра (чуть удивлённо): Что, мам?
   Товарищ Полякова (прижимая Искру к себе): Прошу тебя, будь осторожнее... ты понимаешь меня?
   Искра (с усмешкой): Мам, да мне-то что быть осторожной? Вот Вике...
   Товарищ Полякова (отстраняет дочь, потом устало опускает руки, отворачивается): Я тебе всё сказала, Искра.
  
   Класс наполняется учениками.
   Валентина Андроновна: Искра, а где Люберецкая?
   Искра: Она дала мне честное комсомольское слово, что будет на собрании.
   Валентина Андроновна: Она, как всякая советская школьница, должна быть на занятиях в школе. Сейчас же пошли к ней кого-нибудь, хотя бы Бокову, чтобы всё выяснить.
   Искра (просительно): Не надо, Валентина Андроновна. Вика придет на собрание. А то, что её не было на уроках, это ж понятно: ей нужно подготовиться к выступлению.
   Валентина Андроновна (осуждающе качая головой, но смягчаясь): Опять капризы. Хорошо. Прямо беда с вами. Скажи Александрову, чтобы написал объявление о собрании.
   Искра: Зачем объявление? И так все знают.
   Валентина Андроновна: Из райкома придет представитель, поскольку это не простое персональное дело. Не простое - ты понимаешь меня?
   Искра: Я знаю, что она не простое.
   Валентина Андроновна: Так вот скажи, чтобы написал и повесил у входа. (Уходит).
   Искра подходит к Вальке Александрову, трогает его за рукав.
   Искра (неуверенно): Валь, там Валентина Андроновна просит написать объявление, что будет собрание... и о чем оно будет.
   Валя: Да не буду я его писать. Вот, и Жорка не будет. И никто не будет.
   Жора (раздражённо): Искра, будет собрание - пусть будет. Без объявлений обойдёмся, ладно?!
   Искра молча кивает и садится за свою парту. Девятиклассники рассаживаются. В класс заходит директор школы, как бы на минуту, и, быстро окинув взглядом школьников, хочет уйти.
   Жора: Николай Григорьевич, а вы будете на собрании?
   Ромахин (будто очнувшись от задумчивости): Что?..
   Жора (с расстановкой): Я спросил - вы будете на собрании?
   Ромахин (покачав головой и делая движение, чтобы уйти): А?.. Нет, нет.
   Жора (догоняя его): Как же так, Николай Григорьевич?
   Ромахин: Что, Ландыс? Ты иди, сейчас собрание начнется.
   Жора: Я-то пойду. Но вы? Вы же красный командир, вы из Первой Конной! Вы с шашкой наголо на белогвардейские пулеметы и на казачью лаву эскадрон водили!
   Ромахин (не глядя ему в глаза): Если бы я водил на пулеметы эскадрон, не было бы эскадрона... (всё же прямо взглянув на Ландыса) А на лаву да, водил.
   Жора: Что, за девчонку заступиться - страшнее белогвардейских клинков? Она-то здесь при чём? Вы же прекрасно знаете, что она не при чём!
   Навстречу им идут Валентина Андроновна и представитель райкома комсомола, и Ландыс возвращается за парту. Представитель задерживается перед директором, они о чем-то говорят вполголоса, а классный руководитель входит в класс.
   Валентина Андроновна: Искра, а где объявление?
   Искра: Объявления не будет.
   Валентина Андроновна: Что за разговор, Полякова?
   Искра (упрямо): Объявление никто писать не станет! Мы считаем...
   Валентина Андроновна: Они считают! Они уже считают! (сбавляет тон, увидев подходящего представителя райкома, договаривает тихо) Пеняй на себя, Полякова. Так, а где Люберецкая?
   Зина (стоящая ближе всех к учительнице): Она ещё не пришла.
   Валентина Андроновна: Я так и знала! Коваленко, сейчас же беги за ней и тащи силой! (глядя на подошедшего представителя) Может, начнем пока?
   Представитель райкома: Придётся обождать. (садится за пустую парту Зины и Вики).
   Валентина Андроновна: Нет, вы уж, пожалуйста, за стол.
   Представитель райкома (добродушно улыбаясь): А мне здесь удобнее. Народ кругом!
   Класс молчит. Учительница начинает говорить, всё более распаляясь.
   Валентина Андроновна: У нас есть время поговорить и поразмыслить и, может быть, то, что Люберецкая оказалась жалким трусом, даже хорошо. (Значительно глядя на Искру, и та опускает со стыдом голову). По крайней мере, это снимает с нее тот ореол мученичества, который ей усиленно пытаются прилепить плохие друзья и подруги. Да, плохие друзья и плохие подруги! Хороший друг, верный товарищ всегда говорит правду, как бы горька она ни была. Не жалеть надо - жалость обманчива и слезлива - а всегда оставаться принципиальным человеком. Всегда! С этих принципиальных позиций мы и будем разбирать персональное дело Люберецкой. Но разбирая её, мы не можем забывать об увлечении чуждой нам поэзией некоторых чересчур восторженных поклонниц литературы. Мы не должны забывать о разлагающем влиянии вредной, либеральной, то есть буржуазной, демократии! Далекие от педагогики элементы всеми силами стремятся проникнуть в нашу систему образования, сбить с толку отдельных легковерных учеников, а то и навязать свою гнилую точку зрения.
   В классе - протестующий ропот, мешающий учительнице говорить.
   Валентина Андроновна: Тихо! Тихо, я сказала! (И после установившегося молчания) Вопрос о бывшем директоре школы решается сейчас.
   Паша: О бывшем?!
   Валентина Андроновна: Да, о бывшем! Ромахин освобождён от этой должности...
   Представитель райкома (смущённо): Минуточку... Зачем же так категорически? Николай Григорьевич пока не освобождён, вопрос пока не решён, и давайте воздержимся...
   Валентина Андроновна (быстро оглядываясь на него, чуть сбавляя тон): Возможно, я не права с формальной стороны. Но я, как честный педагог... (И, перекрикивая гул и смех в классе) Прекратите смех! Да, я форсирую события, но я свято убеждена в том, что...
   В класс врывается запыхавшаяся, растрепанная Зина. Широко раскрытыми глазами, тяжело дыша, молча обводит класс.
   Валентина Андроновна (резко): А Люберецкая? Ну, что ты молчишь? Я спрашиваю: где Люберецкая?
   Зина (тихо, обессилено, словно её не держат ноги, садясь на пол): В морге...
   Вскакивают ребята все разом, гром отодвигаемых стульев. Растерянная, застывает учительница. Встает и подходит к ней представитель райкома, они о чём-то пытаются говорить. Школьники обступают Зину, поднимают, усаживают за парту.
  

Сцена VIII.

  
   Льётся из динамиков веселая музыка "Легко на сердце от песни весёлой, она скучать не даёт никогда!" В классе Искра и следователь.
   Следователь (листая бумаги в тонкой папке, затем откладывая её в сторону): Слушай, Искра, вы же с ней все эти дни была вместе - вот тут твои показания (показывает карандашом на листке). Распишись вот здесь. (Искра машинально, не читая, расписывается) Как же ты не заметила?
   Искра (бесцветно): А что я должна была заметить?
   Следователь: Ну, может, обидел её кто, может, жаловалась, может, что говорила. Припомни.
   Искра (покачав головой): Ничего особенного она не говорила, ни на кого не жаловалась и никого не обвиняла.
   Следователь: Это мы знаем. Я насчет обид. (Доверительно) Ну понимаешь, так, по девичьи.
   Искра: Ничего не было, все спокойно. В Сосновку накануне ездили... Что она сделала с собой?
   Следователь (вкладывая исписанный показаниями Искры лист в папку): Снотворное. Много было снотворного в доме, а она - одна.
   Искра: Ей было... больно?
   Следователь: Она просто уснула, да поздно спохватились. Соседка заходила, да подумала - девочка спит, и не стала будить.
   Искра (как эхо): Не стала будить...
   Следователь (закрывает папку и встает): Ну, "Дело" я закрываю за отсутствием состава преступления. Чистое самоубийство на нервной почве.
   Искра: А хоронить? Когда будут хоронить?
   Следователь: Это ты у родственников спроси.
   Искра: Нет у неё родственников...
   Следователь пожимает плечами и уходит. В класс входят Лена и Зина, садятся рядом с Искрой.
   Искра (со злостью): Во всём виноват Люберецкий! Было бы справедливо, если б он немедленно узнал, как погубил собственную дочь!
   Зина: Откуда ты знаешь? (Укоризненно) Ну что ты говоришь?
   Искра: Мне следователь только что рассказал. Мы тут переживали, сомневались, сочувствовали, а этот Люберецкий уже на следующий день признался в своей вредительской деятельности! Во всём сознался! А Вика... из-за него... (резко встает) Пошли!
   Лена (удивленно): Куда?
   Искра: К Люберецким, у меня есть ключ. Ведь, наверно, для похорон понадобятся вещи. Платье понаряднее...
   Лена: Ну причём тут мы? Может, лучше в милицию?
   Искра: В милицию? Конечно, можно и в милицию: пусть Вику хоронят как бродяжку. Пусть хоронят, а мы пойдём в школу. Будем учиться, шить себе новые платья и читать стихи о благородстве!
   Лена: Ну я же не о том, Искра, не о том, ты меня не поняла!
   Искра (жёстко) Можно и в милицию! Можно...
   Зина: Только что мы будем говорить своим детям? Чему мы их научим тогда?
   Лена (с отчаянием): Я дура, девочки. Я дура и трусиха ужасная. Я сказала так потому, что не знаю, что нам теперь делать.
   Зина: Все мы дуры. Только умнеть начинаем. Нам нужно пойти к маме Артёма. Она старенькая и ей, уж конечно, приходилось хоронить... И взять платье, да... У Вики было такое красивое розовое платье...
  
   Девочки уходят, и в класс входят директор школы и отец Зины Коваленко.
  
   Коваленко (решительно): Знаешь, Григорьич, тут тянуть нечего. Утром я схожу на завод и отпрошусь, а с мужиками на кладбище говоримся. Может, ты машину достанешь?
   Ромахин: Может, и достану... (трет лоб) Не по-человечески получается всё как-то. По-скотски как-то. Все по своим норам.
   Коваленко: Вот и не нужно - по норам. (Понизив голос) Ты слышал, что у нас на заводе про Люберецкого болтают?
   Ромахин (резко): А я не слушаю, что болтают. Со мной вон, следователь тоже уж поделился: и миллион он растратил, и чертежи истребителя немцам передал, и теракты готовил против социалистической собственности, и во всём сознался... Наговорить, знаешь, чего хочешь можно. А то мы с тобой не понимаем, как это делается. И девчонка эта несчастная тут при чём?
   Коваленко (вздыхая): Все мы тут понимающие такие...
   Они уходят.
   Задумчивая Искра возвращается к себе в квартиру, молча проходит мимо сидящей за столом матери.
  
   Товарищ Люберецкая: Пора брать себя в руки, Искра.
   Искра (бесцветно, не оглядываясь на мать): Конечно.
   Товарищ Полякова: В жизни будет много трагедий. Я знаю, что первая - всегда самая страшная, но надо готовиться жить, а не тренироваться страдать.
   Искра (оборачиваясь): Может быть, следует тренироваться жить?
   Товарищ Полякова: Не язви, я говорю серьёзно. И пытаюсь понять тебя.
   Искра (не садится, ходит по комнате, с вызовом): Я очень загадочная?
   Товарищ Полякова: Искра!
   Искра (усмехаясь): У меня имя - как выстрел. Прости, мама, я больше не перебью.
   Товарищ Полякова (растерянно доставая папиросу из пачки, стараясь скрыть раздражение на дочь): Самоубийство - признак слабости, это известно тебе? Поэтому человечество исстари не уважает самоубийц.
   Искра (спокойно): Даже Маяковского?
   Товарищ Полякова (ударом кулака по столу сбрасывает на пол пепельницу, спички, книжку): Прекратить!
   Искра молча уходит, возвращается с веником, убирает с пола, аккуратно кладет вещи на стол. Обе молчат.
   Искра (наконец нарушая молчание) Прости, мама.
   Товарищ Полякова: Сядь. (Искра послушно садится) Ты, конечно, пойдёшь на похороны и... это правильно. Друзьям надо отдавать последний долг. Но я категорически запрещаю устраивать панихиду. Ты слышишь? Категорически!
   Искра: Я не очень понимаю, что такое панихида в данном случае. Вика успела умереть комсомолкой, при чем здесь это церковное понятие по отношению к ней?
   Товарищ Полякова: Искра, мы не хороним самоубийц за оградой кладбища, как это делали в старину. Но мы не поощряем слабовольных и слабонервных. Вот почему я настоятельно прошу... нет, требую, чтобы никаких речей и тому подобного. Или ты дашь мне слово, или я запру тебя в комнате и не пущу на похороны.
   Искра (тихо): Неужели ты сможешь сделать это, мама?
   Товарищ Полякова (твердо): Да. Да, потому что мне небезразлично твоё будущее.
   Искра: Моё будущее! Ах, мама, мама! Не ты ли учила меня, что лучшее будущее - это чистая совесть?
   Товарищ Полякова: Совесть перед обществом, а не... (Перехватывая взгляд дочери, осекается. Она замолкает и обнимает Искру) Ты единственное, что у меня есть, доченька. Я плохая мать, но даже плохие матери мечтают о том, чтобы их дети были счастливы. Оставим этот разговор: ты умница, ты всё поняла и... И иди спать. У тебя впереди очень тяжёлый день.
  

Сцена IX.

  
   Бравурную музыку из репродукторов перебивает гул детских голосов. На подходящую к школе Искру натыкается пятиклассник, восторженно заявляя: "Школа закрыта!". Перед школьниками появляется директор школы, рядом с ним, чуть сзади - Валентина Андроновна.
   Ромахин (поднимая руку): Дети! Сегодня не будет занятий. Младшие могут идти по домам, а старшие... Старшие проводят в последний путь своего товарища. Трагически погибшую ученицу девятого "Б" Викторию Люберецкую.
   Среди установившейся тишины слышен только голос Валентины Андроновны: "Вы ответите за это! Вы ответите!"
   Ромахин (подзывая Зину и Лену протягивая им деньги, сбивчиво): Девочки, купите цветов... Зина, возьмите два букета белых цветов. Невесту, невесту хороним... Дайте ей белые цветы...
   Шум дождя заглушает всё, и заполняется старшеклассниками пространство перед сценой.
   Перед всеми остается директор, рядом с ним Искра, поодаль - Жора Ландыс и Андрей.
   Ромахин: Товарищи! Парни и девчата, смотрите! Во все глаза смотрите на вашу подругу. Хорошо смотрите, чтобы запомнить. На всю жизнь запомнить, что убивает не только пуля, не только клинок или осколок - убивает дурное слово и скверное дело, убивает равнодушие и казенщина, убивает трусость и подлость. Запомните это, ребята, на всю жизнь запомните!
   Голос могильщика "Зарывать, что ли?" Глухие удары молотка, вбивающего гвозди в крышку гроба. И всё шуршит и шуршит дождь.
   Искра (резко делая шаг вперёд, с надрывом выкрикивая каждую строчку)
   До свиданья, друг мой, до свиданья!
Милый мой, ты у меня в груди!
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
   До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,-
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей!
   (сквозь слёзы) Это Сергей Есенин, Вике так нравился Есенин! Это стихи Есенина!..
   Люди медленно расходятся, и остается одна Искра. Молча, зябко обхватив себя за плечи, она возвращается домой. Не успевает ещё сесть за стол, как раздается стук. Слышны голоса почтальона и Искры: "Искра Полякова здесь живёт?" - "Да..." - "Вам бандероль, получите и распишитесь!"
   Искра растерянно садится за стол, ставит перед собой упакованную в серую почтовую бумагу бандероль.
   Товарищ Полякова (стремительно подходя): Встать!
   Искра вскакивает, и её мать лихорадочно рвёт с кожанки солдатский ремень.
   Товарищ Полякова: Ты устроила панихиду на кладбище? Ты?!
   Искра: Мама...
   Товарищ Полякова: Молчать! Я предупреждала!
   Искра: Мама, подожди...
   Мать замахивается ремнём, но Искра не пытается закрыться рукой, а только в упор смотрит на неё.
   Искра (тихо и твердо): Я очень люблю тебя, мама. Но если ты хоть раз, хоть один раз ударишь меня, я уйду навсегда.
  
   Ремень обрушивается на стол рядом с бандеролью. Искра молча поворачивается и опускается на стул спиной к матери, глядя на бандероль. Мать проходит за ее спиной, роняет ремень на пол. Мать садится рядом, но Искра не смотрит на нее и не делает попытки обнять.
  
   Товарищ Полякова: Переоденься. Весь день шёл дождь и ты, наверно, вся мокрая...
   Она уходит к себе, но дочь не отвечает. Потом Искра начинает снимать обертку с бандероли и вынимает две книги: томик Есенина, тот самый, что давала ей читать Вика, и Грина. Из книги Грина выпадает письмо.
   Искра: Ах, Вика, Вика... Дорогая моя Вика...
   Она читает прощальные слова Вики:
   " Дорогая Искра! Когда ты будешь читать это письмо, мне уже не будет больно, не будет горько и не будет стыдно. Я бы никому на свете не стала объяснять, почему я делаю то, что сегодня сделаю, но тебе я должна объяснить, потому что ты - мой самый большой и единственный друг. И ещё потому, что я однажды солгала тебе, сказав, что не люблю, а на самом деле я тебя очень люблю и всегда любила, ещё с третьего класса, и всегда завидовала самую чуточку. Папа сказал, что в тебе есть строгая честность, когда ты в первый раз пришла к нам и мы пили чай и говорили о Маяковском. И я очень обрадовалась, что у меня теперь есть подружка, и стала гордиться нашей дружбой и мечтать. Ну да не надо об этом: мечты мои не сбылись.
   А пишу я не для того, чтобы объясниться, а для того, чтобы объяснить. Меня вызывали к следователю, и я знаю, в чём именно обвиняют папу. А я ему верю и не могу от него отказаться и не откажусь никогда, потому что мой папа честный человек, он сам мне сказал, а раз так, как я могу отказываться от него? И я всё время об этом думаю - о вере в отцов - и твердо убеждена, что только так и надо жить. Если мы перестанем верить своим отцам, верить, что они честные люди, то мы очутимся в пустыне. Тогда ничего не будет, понимаешь, ничего! Пустота одна. Одна пустота останется, а мы сами перестанем быть людьми. А есть ведь только одна цель для всех людей на самом-то деле: завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете! *Наверное, я плохо излагаю свои мысли, и ты, наверное, изложила бы их лучше, но я знаю одно: нельзя предавать отцов. Нельзя, иначе мы убьём самих себя, своих детей, своё будущее. Мы разорвём мир надвое, мы нарушим связь поколений, потому что на свете нет страшнее предательства, чем предательства своего отца.
   Нет, я не струсила, Искра, чтобы обо мне ни говорили, я не струсила. Я осталась комсомолкой и умираю комсомолкой, а поступаю так потому, что не могу отказаться от своего отца. Не могу и не хочу.
   А в Сосновке я попрощалась с вами и с Жоркой, который давно был влюблен в меня, я это чувствовала. И поэтому поцеловалась с ним в первый и последний раз в жизни. Сейчас упакую книги, отнесу их на почту и лягу спать. Я не спала ночь, да и предыдущую не спала, так что, наверно, усну легко. А книжки эти - тебе на память. Надписывать не хочу.
   А с тобой мы ни разу не поцеловались. Ни разу! И сейчас я целую тебя за все прошлое и будущее.
   Прощай, моя единственная подружка!
   Твоя Вика Люберецкая".
  
   Как мертвая, Искра сидит над письмом. Стук прерывает ее молчание, и входит Сашка Стамескин.
   Стамескин: Привет, ну ты как?
   Искра: А ты почему не был на кладбище?
   Стамескин: Не отпустили. Работа. Знаешь, я билеты в кино назавтра купил. Ты не веришь, что ли? Вот завтра и проверишь, мы всей бригадой идём, у ребят спросишь...
   Искра (глядя на него в упор): Я тебе верю. Только в кино мы не пойдём.
   Стамескин: Понимаю. Может быть, тогда погуляем? Тучи разогнало, солнце теплое, погода на "ять"...
   Искра: А с утра был дождь... Цветы стали мокрыми и темнели на глазах, и капли стекали по щекам Вики, и намокло её платье, и мне так хотелось укрыть ее от этой сырости, которая теперь навсегда останется с ней...
   Стамескин: Да, чёрт дернул Люберецкого с этим самолётом... Ну, ты одеваешься? (Пытается протянуть Искре её пальто).
   Искра: Саша, а ты точно знаешь, что он продал чертежи немцам?
   Стамескин: Точно. У нас на заводе все про это говорят. И про миллион, и про чертежи... только не немцам, а японцам.
   Искра (медленно вставая): Ага, значит, японцам... А я, ты знаешь, у них дома пирожные ела. И шоколадные конфеты. (Со злой иронией) Как страшно!.. И конечно же, на этот миллион?
   Стамескин (уверенно): А ты как думала? Ну кто, кто может себе позволить каждый день есть пирожные? (Помогает ей надеть пальто) Вот директора школы жалко. Зря это он.
   Искра (оборачиваясь, быстро спрашивает): Жалко? Почему?
   Стамескин: Хороший мужик, вот и жалко. Снимут теперь.
   Искра (хмурясь): Значит, по-твоему, нужно молчать и беречь своё здоровье?
   Стамескин (категорично и сурово): Надо не лезть на рожон.
   Искра: "Не лезть на рожон!" Сколько тебе лет, Стамескин? Сто?
   Стамескин: Дело в том, сколько лет, а...
   Искра: Нет, в том! Как удобно, когда все вокруг старики! Все держатся за свои больные печенки и только и стремятся, лишь бы дожить, а чтобы просто жить, никому и в голову не придёт. Не-е-ет, все тихонечно доживать будут, аккуратненько доживать, послушно: как бы чего не вышло. Так это всё - не для нас! Мы - самая молодая страна в мире, и не смей становиться стариком никогда! А в человеке, в его особенности, в его праве на эту особенность - единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь*, понимаешь, Саш?
   Стамескин (тихо, предупреждающе): Это тебе Люберецкий растолковал? Ну тогда помалкивай, поняла?
   Искра (насмешливо и удивлённо): Да ты ещё и трус к тому же?
   Стамескин: К чему же это к тому?
   Искра: Да плюс ко всему! (Скидывает пальто и бросает его на стул).
   Стамескин (натянуто смеясь): Это, знаешь, слова всё. Вы в школе языками возите, "а" плюс "б", а мы работаем. (Берет со стола Викин томик Грина, смотрит на обложку, кладет обратно) Руками вот этими самыми богатства стране создаём. Мы...
   Искра: Уходи, Саша. Сейчас же.
   Стамескин (оторопело): Искорка, я же пошутил. Я ж дурака валяю, чтобы ты улыбнулась... (Он делает шаг к Искре и пытается её обнять). Трус, ты говоришь, трус... Вот я и обиделся... Ты же всё понимаешь, правда? Ты у меня умная и большая совсем. А мы всё как дети. А мы большие уже, мы рабочий класс...
   Искра (резко отбрасывая его руки, отталкивает): Уходи, Саша! И не приходи больше никогда. Никогда, слышишь?!
   Стамескин стремительно выходит. Искра медленно садится за стол и, уронив голову на руки, плачет. Потом тоже уходит.
  

Сцена X.

  
   С красными флагами, веселые школьники заполняют сцену, и среди них Искра. Гремит оркестр, и все хором поют "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!.." Под крики "Ура!" слышался выступления с трибун.
   Зина: А Вики больше нет. Совсем нет. Вот уже 7-е Ноября... Мы есть. Ходим, смеемся, поём. "А вместо сердца - пламенный мотор!.." Может, у нас и вправду вместо сердца пламенный мотор?
   Жора (раздражённо): Каменный топор! (Оглядывается) А что это Николая Григорьевича на демонстрации не было?
   Валя: Может быть, он в школе? Давайте зайдём, тут же рядом.
   Директор школы сидит в классе, растерянно уронив руки на парту и опустив голову, тяжело задумавшись.
   Ромахин (поднимая голову, рассеянно): Вы зачем сюда?
   Искра: Мы пришли поздравить вас, Николай Григорьевич, с великим праздником Октября!
   Ромахин: А-а-а... Спасибо, ребята. Да вы садитесь. Ну и как там демонстрация?
   Зина: Хорошо.
   Ромахин (опустив глаза): Весело?
   Зина: Весело.
   Ромахин (по-прежнему не глядя на девятиклассников): Это хорошо. Это правильно...
   Искра (со значением): Песни пели.
   Ромахин: Песни - это хорошо. Пеня дух поднимает...
   Повисает неловкое молчание.
   Зина: А почему вы не были с нами?
   Ромахин (поднимая на нее глаза): Я? Так. Занемог немножко.
   Зина (беспокоенно): А у врача вы были? И почему вы на работе, а не лежите в постели?
   Искра (твердо): Вы не больны. Вы... почему вы больше не поёте? Не ведёте у нас уроки?
   Ромахин (глухо, прижимая руку к груди): Из партии меня исключили, ребятки. Из партии моей, родной партии...
   Искра (перебивая): Но этого не может быть, это неправда! Наверно, опять какая-то ошибка! И даже если так, то исключить могла по ошибке первичная организация, но я скажу маме, она пойдёт в райком и разберётся, вот увидите!
   Артём: Николай Григорьевич, вы же красный командир, не смейте распускаться!
   Ромахин: Это ты правильно, Артём... Что-то я... (неожиданно весело) Вот выгонят меня, пойду по классам прощаться, в каждый класс зайду, говорить буду: жить вам, мол, хорошо, хорошо учиться... А вам, девятый "Б", этого сказать мало! Были бы бойцы, а командиры что ж?.. Командиры всегда найдутся! А в этих бойцов я верю: они первый бой выдержали. Они обстрелянные теперь парни и девчата, знают почем фунт лиха! Вы же смена наша, второе поколение нашей великой революции! А я... ну что ж я... (сбивается и замолкает, отворачиваясь).
   Искра (трогая его за руку): Посмотрите на меня. Ну посмотрите. (И, когда Ромахин поднимает глаза, тихо и твердо начинает петь) "Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ..."
   Все подхватывают песню, и петь начинает вместе с ними и директор. "О том, как в ночи ясные, о том, как в дни ненастные мы смело, мы смело в бой идём!" Эту песню сменяет "По военной дороге..."
  
   Вовик Храмов встречает медленно идущего по улице Люберецкого. Тот прихрамывает и не узнает школьника.
   Вовик: Леонид Сергеевич, здравствуйте!
   Люберецкий (рассеянно скользнув по нему взглядом): Здравствуй...
  
   Люберецкий в накинутом на плечи пальто медленно входит в свою квартиру и останавливается перед портретом Вики, также медленно садится, молча смотря в пространство.
   Вовик Храмов врывается в класс, прерывая песню.
  
   Вовик: Леонид Сергеевич Люберецкий вернулся домой!
   Все замолкают, Искра медленно встает.
   Жора (вскакивая, дико кричит): Сволочи! Какие же все сволочи!
   Общий шум, все кричат одновременно. Ландыса усаживают, пытаются успокоить.
   Артём: Тихо! Пошли. Мы должны быть настоящими. Настоящими, слышите?
   Лена (громким шепотом): Куда?..
   Артём: К нему. К Леониду Сергеевичу.
  
   Вместе ребята идут в квартиру Люберецких, Ромахин остается, нервно ходит по классу. Первым заходит Артём. Леонид Сергеевич только скользит по вошедшим взглядом, не вставая: он смотрит перед собой, вспоминая Вику. И даже когда ребята вразнобой здороваются с ним, он только смотрит на них, не отвечая, и кивает лишь Искре и Зине.
   Искра: Мы друзья Вики... (в ответ лишь чуть заметный кивок) Мы хотели рассказать... Мы до последнего дня были вместе. А в воскресенье ездили в Сосновку.
   Артём (резко прерывая повисшее тягостное молчание): Вы были на кладбище?
   Люберецкий (без выражения): Да. Ограда голубая. Цветы лежат. Куст хороший. Птицы склюют.
   Жора: Склюют...
   Валя (тихо): Уходить надо... Мешаем.
   Артём (зло взглянув на Валентина, делает шаг к Люберецкому и кладет ему руку на плечо): Послушайте, это... нельзя так! Нельзя! Вика вас другим любила! И это... мы тоже.
   Люберецкий (будто просыпаясь): Что? Да, всё не так. Всё не так...
   Артём раздвигает шторы, и комнату заливает свет.
   Зина: Я чай поставлю! Можно?
   Люберецкий: Поставьте, Зиночка.
   Искра: И мы сейчас купим пирожных, тех самых пирожных! Валя, ну давай скорей!
   Люберецкий: Какой тяжелый год...
   Зина (звонко): Знаете почему? Потому что високосный. Следующий будет счастливым, вот увидите!...
  
   Стремительно опускается темнота. Далекие разрывы гремят, все усиливаясь и приближаясь, и ревут где-то высоко моторы самолётов.
   На сцене только Искра и Жора, он в летней военной форме. Они бросаются друг к другу.
   Искра: Жора... Жорка! Ты?
   Жора: Искра! Привет, вот так встреча!
   Искра: А как ты здесь?
   Жора: Да ты ж помнишь, я же в ДОСААФе планеризмом занимался, вот и попал в лётчики. Отправляют в учебную часть. Истребителем буду!
   Искра: Как это здорово, Жора! Ты бей этих черных воронов, чтобы они не летали... Вон, опять... (Накатывающийся гул авиационных моторов, Искра и Жора напряжённо смотрят в небо).
   Жора: Они не на город. Там переправа, они туда...
   Искра: Да, я знаю... И ни одного нашего ястребка...
   Слышны далёкие разрывы бомб и уханье зениток.
   Жора: А ты как, Искорка?
   Искра: А я остаюсь здесь, Жора. В комсомольском подполье. А главный у нас - наш директор, Николай Григорьевич! И моя мама с нами! Мы уже наш завод к взрыву подготовили, понимаешь, не все успевают вывезти, вот и приходится... Там сейчас распоряжается Леонид Сергеевич, но он уедет с заводским эшелоном, строить завод на новом месте... Ты видел кого-то из наших?
   Жора: Случайно пару дней назад встретил Вовика. Представь, он попал не в танкисты, а в противотанковую артиллерию!
   Искра: Это же, наверно, ужасно страшно. Он первый будет встречать немецкие танки, наш маленький Вовик...
   Гудок паровоза.
   Жора: Искра, мне уже пора.
   Искра (не выпуская его руку): Знаешь, Жорка... Пусть война сейчас, пусть... мы обязательно победим, и когда вернемся, пусть не все вернемся, мы будем уже взрослыми, мы всё будем понимать и всё сможем! Мы пройдём войну и станем только сильнее! (она говорит быстрее и сбивчиво, понимая, что Жоре надо торопиться). И вот тогда мы всё изменим! Мы построим мир, в котором не будем места подлости, лжи, и ни с кем в нём не будет, как тогда с Викой и её папой! Ну посмотри, сколько нас! И не будет больше несправедливости, не будет равнодушия и шкурничества: мы построим такой мир, в котором каждый человек будет свободен и счастлив!
   Жора (обнимая её): Мне пора, Искра, мне пора!
   Искра: Возвращайся живым, Жора! Возвращайся!
   Жора (убегая): И ты, Искра, и ты!
   На пустой сцене остается одна Искра. Слышно, как с шумом и лязгом, дав последний гудок, отходит от перрона паровоз.
   Искра (глядя в зал): А если мы погибнем, если не вернемся с этой войны... Вы же построите этот мир за нас, правда? Ну, правда же?..
  

ЗАНАВЕС

  
  
  
  
  
   Март 2018 - январь 2020, Санкт-Петербург.
  
  
   *Цитаты из романа В.С.Гроссмана "Жизнь и судьба".
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023