ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Казаков Анатолий Михайлович
Вспомним, Товарищ... Глава 3. Хроники 245-го, гвардейского.

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 5.68*87  Ваша оценка:


ВСПОМНИМ, ТОВАРИЩ...

Глава 3. Хроники 245-го, гвардейского.

   На плитах гранитных в столбцах имена,
   Что в камень навечно забиты.
   То память живущим на все времена:
   Никто и ничто не забыто.
  
   Все ваши надежды, мечты и любовь
   Спалили " горячие точки ".
   Алеют цветы у подножья, как кровь,
   Где сверху короткие строчки.
  
   Вы рано ушли, выполняя приказ.
   Как правило, лучшие гибнут -
   И стали примером, укором для нас,
   Живущих по совести, либо...
  
   На плитах гранитных в столбцах имена -
   Не в камень, а в душу забиты.
   Не ваша, ребята, не ваша вина,
   Что впаяны судьбы в граните.

Станислав Ватлин

  
   Книга Памяти Хабаровского края "ЧЕРНЫЙ ТЮЛЬПАН". Три сотни страниц, на которых сконцентрировались боль и кровь, мужество и героизм, все лучшие человеческие качества, редко проявляемые в обычной жизни и еще - огромное горе и страдания родных и близких.
   Губернатор края В. И. Ишаев, представляя Книгу Памяти, сказал:
   "Перед вами очередной том краевой Книги Памяти. Ее страницы продолжают рассказ о подвигах жителей нашего края, в мирное время погибших при защите интересов Родины на ее дальневосточных рубежах, при участии в локальных войнах, вошедших в нашу жизнь под названием "горячие точки Земли".
   Наш край - особый район России. ...И люди здесь особенные. Более чем вековая борьба за выживание в суровых условиях Дальнего Востока закалила их характер, выработала его особую жизненную философию - готовность к экстремальным ситуациям, необычным поворотам в судьбе и окружающем мире.
   ...Но человеческая благодарность героям за подвиг во имя нас, ныне живущих, сделала закономерной необходимость назвать всех их поименно".
   Раздел посвященный тем, кто погиб в Чечне. Бросилось в глаза - служили в 245-м мотострелковом полку: Абрам Н.А., Абрамов Н.Н., Веслополов А.В., Волобуев А.Ю., Москвин О.Е., Мельников И.В., Науменко М.Ю., Нестеров А.В., Новичихин И.А., Поддубный И.В., Попов А.Л., Попов С.А., Пуликовский А.К., Рузавин С.В., Синцев В.А., Таранец А.В., Ярощук А.П.
   2 офицера и 15солдат. Из 51 погибшего военнослужащего МО и ВВ - треть из одного полка. Такого нет ни по одному подразделению. И все погибли в 1995 году. В голове невольно появляются вопросы, вопросы...
   В поисках ответа на эти вопросы начал изучать материалы из истории 245-го полка. В этом очерке, используя ранее опубликованные материалы, мы расскажем Вам, уважаемый читатель, о наших земляках-дальневосточниках, об обстоятельствах их гибели и об обстановке, в которой происходили те события.

Десять дней перед войной

   245-й гвардейский мотострелковый Гнезненский краснознаменный ордена Суворова полк (само наименование полка говорит о его заслугах и славных боевых традициях), был выведен из Германии в пос. Мулино, Нижегородской области. Командиром полка на начало 1995 года был полковник Станислав Морозов, затем, в апреле 1996 года, уже в Чечне, его сменил подполковник Сергей Юдин.
   Из доклада председателя Комитета Госдумы по обороне Л. Рохлина, генерала, лично принимавшего участие в первой Чеченской компании, по факту гибели в Чеченской Республике военнослужащих 245 мотострелкового полка (мсп).
   "Трагедия с расстрелом колонны 245 мотострелкового полка явилась следствием его неподготовленности к ведению боевых действий. История формирования, развертывания и боевой деятельности полка является типичной для массы таких же полков и бригад Министерства обороны и войск МВД, воюющих в Чеченской Республике".
   Владимир Темный, Колокол.ru. Из документов Минобороны РФ:
   "К осени 1994 года все военные округа, привлеченные к операции в Чечне, были недоукомплектованы личными составом. В частности, Ленинградский военный округ - на 68 %, Приволжский военный округ - на 50 %, Дальневосточный военный округ - на 50 %"
   Шла подготовка к вводу в Чечню и 245-й полк, как и ряд других, спешно развертывался и укомплектовывался личным составом.
   В конце 1994 года Дальневосточный округ получил указание МО об откомандировании N-го числа солдат и сержантов. По частям и соединениям ушла разнорядка и в предписанные сроки сборная команда убыла на запад.
   Денис Белоусов: очью с Хабаровского аэродрома поднялся военно-транспорт­ный самолёт. Закладывало уши, но, несмотря на это, ребята-новобранцы, прошедшие "учебку", шу­тили, разговаривали, смеялись, не думая и не гадая, куда их напра­вили и где они будут проходить срочную службу.
   Я тоже летел в этом самолёте. В самом начале службы в 1994 году я обучался на коман­дира БМП, затем был переведён из Князе-Волконконского и в итоге попал в Амурскую область, но и там пробыл совсем недолго. Успел родителям написать письмо о том, что жив, здоров. И не знал, что уже ночью в составе роты буду лететь в Нижний Новгород".
   Старший сержант Олег Аутин: апреле 1994 года начал сроч­ную службу в Хабаровске, затем попал в Нижний Новгород, где был сформирован сводный 245-й мотострелковый полк, а уже через неделю военными эшелонами нас начали отправлять в Чечню.
   Сначала прибыли на станцию Червленную. Не успели полностью разгрузиться, как через 2 часа после прибытия боевики начали обстрел, завязался бой, прямо на эшелонах загорелась бое­вая техника - БМП, БТЭРы. Ночевали на станции, охраняя груз, а ут­ром нас отправили под г. Грозный".
   Из доклада Рохлина: "Такое положение сложилось, прежде всего, из-за недобросовестного выполнения обязанностей руководством Министерства обороны. Вина руководства Министерства обороны состоит в том, что, сокращая армию с 3,5 до 1,7 миллионов человек, оно не оставило в ее составе развернутых по полному штату, высоко обученных, материально укомплектованных соединений и частей.
   Опыт показывает, что наличие 2-3 таких дивизий с самого начала боевых действий могло обеспечить оперативное решение всех военных вопросов в Чечне. Таких дивизий не оказалось, несмотря на то, что только в Западной группе войск до вывода в Россию их было 18. Для выхода из создавшегося положения, после неудачи с взятием Грозного, руководство Министерства обороны принимает решение срочно развернуть части сокращенного состава и направить их в зону боевых действий. В число таких частей попадает и 245 мотострелковый полк, дислоцирующийся в пос. Мулино под Нижним Новгородом. В течение 10 дней с 8 по 18 января 1995 года полк развертывается с увеличением списочной численности со 172 до 1700 военнослужащих за счет пополнения призывного контингента из Дальневосточного военного округа и офицеров и прапорщиков из состава армии. Срочным образом пытаются организовать боевое слаживание, но в связи с отсутствием времени это удается сделать лишь на уровне взводов без проведения ротных, батальонных и полковых учений. Кроме того, на должности стрелков, пулеметчиков, гранатометчиков, снайперов пришлось ставить необученных солдат, первоначальная подготовка которых обычно занимает 3-6 месяцев, а не отведенные 10 дней.
   Таким образом, уже при убытии в Чечню полк своей неслаженностью, отсутствием тактического мастерства, низкой обученностью личного состава был обречен на потери. Эту обреченность усугубили другие ошибки Министерства обороны."
   Старший сержант Олег Аутин: "Жаль ребят срочной службы. На подготовку перед отправкой в Чечню мало давали нам времени, самое большое 6 месяцев, а чаще гораздо и меньше. Пер­вый бой, и ребята гибнут, я выжил чудом просто. Да потом ученья военные в "учебке" проходили в чистом поле, а в Чечне при зачист­ках в селениях столкнулись с ближнем боем, а это большая разница. Получается, что надо сначала посмотреть обязательно смерти в лицо, чтобы научиться воевать в таких условиях. Слишком большая цена такой учёбе, хотя на вооружении было то, о чём и сегодня говорить запрещено. Было и есть мощное оружие ближнего боя".
   Во время боевого слаживания, на новгородской земле дальневосточники понесли первую потерю.
   Рядовой Москвин Олег Евгеньевич, мотострелок войсковой части 62892 (245 мсп), родился 21 октября 1974 года в Хабаровске. Учился в средней школе N 77, после окончания которой поступил в Иркутский сельскохозяйственный институт на охотоведческий факультет. Симпатичный, высокий, с голубыми, как небо, глазами, Олег с детства ходил с отцом по тайге. Мечтал как можно глубже постичь ее красоту, ее тайны, стать биологом-охотоведом, как отец. Увы, жизненные обстоятельства вынудили его через два года прервать обучение в институте и вернуться в родные пенаты.
   После призыва в армию, успешно пройдя курс молодого бойца в одной из дальневосточных частей, Олег в начале января 1995 года вместе с большой группой воинов-дальневосточников самолетом был отправлен в нижегородский гарнизон Мулино. А 10 числа того же месяца в семью Москвиных пришло телеграфное сообщение о том, что их сын трагически погиб на учениях от случайного взрыва гранаты, на которую он лег, чтобы никто не пострадал от взрыва.
   Обратите внимание на "случайный взрыв гранаты" и "на которую он лег, чтобы никто не пострадал". Возможно, гибель рядового Москвина была результатом спешки и безалаберщины в организации учений перед отправкой части в Чечню, но это никак не умаляет его мужественного поступка, или, если хотите, подвига. Заметим, что и доставка родным печального "груза 200" оказалась, очевидно, по той же безалаберщине, сопряжена с возмутительной волокитой. Гроб с телом погибшего солдата почему-то "осел"... в Улан-Удэ. И потребовалось вмешательство председателя Хабаровской краевой думы В. Озерова, чтобы положить конец этому позорному факту.

* * *

   Конечно, генерал Рохлин мыслит и делает выводы масштабно, на уровне руководства Министерства обороны, но, как нам представляется, огромная доля вины и соответственно ответственности, лежит на командире полка полковнике С. Морозове. Увы, но нам не удалось найти сведений о понесенной полковником Морозовым ответственности.
   Владимир Темный, Колокол.ru. Из документов начальника вооружения-заместителя командующего войсками Северо-Кавказского военного округа (СКВО):
   "Более 30 % техники и вооружения имели неисправности. Доходило до того, что на боевых машинах отсутствовали пулеметы, не говоря уже о повальном отсутствии комплектов запчастей (85 %) и аккумуляторов (до 60 %). Например, 245-й полк из 13 танков привез 11 неисправных, из 95 БМП - 41 неисправную машину, из 17 БТР - 11, из 36 САУ - 21 ".
   Конечно, армию преследовали постоянные нехватки - от дефицита керосина до недостатка шапок-ушанок. Но - в это трудно поверить! - Минобороны и не собиралось хоть сколько-нибудь серьезно готовиться к военной операции в Чечне.
   Генерал-лейтенант Л. ИВАШОВ, секретарь Совета министров обороны СНГ:
   "Сомнения вызывает продуманность всей чеченской акции. Скорее всего, ее организаторы были уверены, что, как и в случае с расстрелом "Белого дома", им все сойдет с рук, потому даже не стали просчитывать последствия. Операция проводилась без соответствующей проработки, наспех, потому иной результат был вряд ли возможен. Те силы, которые были собраны из разных регионов России, просто не могли взаимодействовать без подготовки. Следует учитывать также то обстоятельство, что войска, командование и штабы обучались ведению классических боевых действий, их не учили воевать на своей территории против своего народа".
   Российские Вооруженные Силы в чеченском конфликте. Под редакцией Новичкова Н.Н. Париж - Москва 1995.
   Оценку боевой готовности российских войск дал сам министр обороны еще в ноябре 1994 года. Тогда П. Грачевым была подписана совершенно секретная директива N Д-0010 "Об итогах подготовки Вооруженных Сил РФ в 1994 году и уточнении задач на 1995 год". Через 10 дней после издания директивы началась чеченская война.
   Анализ этого документа показывает, что, ... министр обороны в конце 1994 г. сделал вывод о практической небоеспособности Российской Армии.
   Второй пункт преамбулы П. Грачев начинает так: "Уровень мобилизационной готовности не отвечает предъявляемым требованиям". Следующий тезис: "Много недостатков отмечается в вопросах планирования операций и боевых действий. Некоторые командующие, командиры и штабы не умеют аргументировано обосновать целесообразность принятых решений". Далее: "Офицеры звена дивизия - полк - батальон слабо знают свои обязанности... Личный состав недостаточно обучен владению штатным вооружением и военной техникой, имеет невысокую специальную подготовку... Задача искоренения происшествий и преступлений в войсках и на флоте практически не решена".
   В отношении СКВО, который в большей мере, чем остальные округа, завязан в Чечне, было отмечено следующее: "Многие должностные лица не знают в полном объеме не только требований руководящих документов по боевой подготовке, но и своих личных планов и функциональных обязанностей на мирное и военное время.
   В большинстве проверенных соединений (СКВО - Прим. ред.) и частей оперативные дежурные практическим действиям по сигналам боевого управления обучены слабо, инструкции и другие руководящие документы разработаны с грубыми нарушениями требований Генерального штаба.
   Слабо отработаны вопросы оперативного развертывания войск. В работе органов военного управления не удалось преодолеть шаблонный подход к планированию применения войск и управлению ими в региональных вооруженных конфликтах".
   Таким образом, П. Грачев был прекрасно информирован о реальном состоянии российских ВС. Но ни Министр обороны, ни Генеральный штаб ВС РФ, зная истинную картину положения в армии, не высказали своего протеста против силового решения чеченского конфликта. Более того, П. Грачев явился одним из активных сторонников использования армии в данном конфликте. Причем вопрос проведения операции даже не был обсужден на коллегии Министерства обороны. Операция была, скорее всего "подготовлена" в узком кругу и, как показал дальнейший ход событий, весьма непрофессионально.
   Для того чтобы представить ситуацию более объективно, процитируем высказывания П. Грачева по данному поводу. "Я не очень интересуюсь тем, что там происходит. Вооруженные Силы там не участвуют. Хотя я смотрю телевидение и слышу, там вроде пленных захватили... Я бы никогда не допустил, чтобы танки вошли в город. Это безграмотность дикая. А во-вторых, если бы воевала армия, то одним парашютно-десантным полком можно было бы в течение двух часов решить все". ("Известия", 29.11.94). По мнению П. Грачева, "разгром всего этого воинства (чеченского. - Прим. ред.) серьезной проблемы для российской группировки не представляет. Правда, придется, видимо, отказаться от столь эффективных - приемов, как массированная бомбежка с воздуха и артналеты. Все это может привести к гибели мирных граждан, чего войска в случае боевой операции будут всемерно избегать". ("Известия". 07.12.94).
   Депутат Госдумы Эдуард Воробьев, в декабре 1994 г. заместитель главкома Сухопутных войск: "Эта операция планировалась не на исполнение, а на устрашение". Иначе говоря, полязгаем гусеницами - и абреки сами в ноги повалятся. Итог известен.

Первые бои и первые потери

   Из оперативного донесения. Подразделениями 1 мсб 245 мсп с целью создания благоприятных условий для выдвижения главных сил полка на юго-восток Грозного в ночь на 1 февраля с боем были заняты высоты с отметками 303,0 и 311,2 на восточной окраине Пригородное. Однако к 13 часам этого дня батальон был вытеснен под сильным огнем артиллерии противника и вынужден был отойти в район аэропорта "Ханкала".
   Главные силы 245 мсп 2 февраля совершили выдвижение в направлении Толстой Юрт, Петропавловское и к 13 часам сосредоточились в районе 3 км восточнее Ханкала.
   Рядовой Абрам Николай Александрович, родился 27 января 1976 года в Хабаровске, учился в ПТУ N 28, закончил его с хорошими и отличными отметками. В июле 1994 года был призван в Вооруженные Силы РФ.
   Войсковые разведчики первыми узнают о реальном противнике, его силах, расположении, они добывают для своего командира "языка", они должны все вернуться в свою роту, несмотря ни на какие трудности, так называемые нештатные ситуации. Даже по­гибшего товарища они должны вернуть в свою часть. А раненого - тем более...
   Эти строки - лишь напоминание тем, кто не знает, что такое разведывательное подразделение (рота, взвод). Короче, разведчи­ки - первые. А всем первым всегда приходится труднее, чем дру­гим. Потому-то командование, формируя ту же разведроту, сто раз примерит, а один раз отрежет. Собираются в такой роте самые смышленые, самые сильные, самые ловкие, самые стойкие, самые... Одним словом, самые, самые.
   В их числе оказался и хабаровчанин, бывший ПТУшник Николай Абрам (фамилия у него такая). Уже через полгода армейской службы, кое-чему научившись в учебном подразделении, оказался в Чечне. Служил в разведроте 245-го полка. Служил недол­го, без малого месяц. Прибыл в Чечню 11 января 1995 г. А вскоре его не стало. Вот что об этом рассказывают его сослуживцы: "Это было 8 февраля 1995 г. Гибель Николая для нас очень большая утрата. Тем более что они с Игорем Мельниковым были первой потерей в нашем полку. Мы тогда только поняли, что здесь, на Северном Кавказе, идет война. Жуткая, иезуитская, в которой стреляет каждый камень, на каждой дороге надо ждать заложенный фугас... Привыкнуть к потерям невозможно, особенно когда рядом погибает веселый, добрый, отзывчивый друг. И вот его не стало. В районе Пригородного их поджидала засада. Когда они возвращались с задания, боевики открыли по разведчикам огонь. Ребята вели бой, лежа в кювете у дороги. Но нападавших было много больше. А мы не успели прийти на выручку товарищам..."
   Надежда Алексеевна, мать Николая, пишет: " Коля был доб­рым, любящим сыном. Мы жили в доме без удобств, и он постоян­но мне помогал во всем. Как мне тяжело без него! Меня поддер­жали в трудную минуту друзья сына, которые часто меня навеща­ют. Поддержал меня и глава администрации нашего района Юрий Иванович Оноприенко. Я всем безгранично благодарна, но все равно - сына они мне вернуть не в силах..."
   Рядовой Синцев Владимир Анатольевич, родился 14 марта 1974 года в Хабаровске. С 1982 года воспитывался в Хабаровском детском доме N 7. С детства мечтал водить поезда, и для того чтобы выучиться на машиниста, поступил в ПТУ N 16, успешно закончил его. Но поработать по своей специальности не успел, был призван в армию.
   У Володи Синцева была нелегкая судьба: в восемь лет, в 1982 году, он лишился трагически погибших родителей. Его семьей стал детский дом N 7 Хабаровска. "Понятно, - говорил Володя, повзрослев, - мать и отца никто не заменит. Но я благодарен детдомовскому коллективу, его воспитателям, согревшим мое сиротство".
   Окончив в 1994 году профессионально-техническое училище, Синцев, казалось, добился того, о чем мечтал, - научился водить поезд. Но заняться этим полюбившимся ему делом практически не успел. Пришел срок - и 20 мая 1994 года Индустриальным райвоенкоматом Хабаровска он был призван в ряды Вооруженных Сил.
   Как и многие его земляки-приамурцы, надевшие одновременно с ним военную форму, рядовой Синцев прошел необходимый курс молодого бойца и в составе гранатометного взвода 245-го мотострелкового полка 11 января 1995 года прибыл в Чечню.
   2 февраля группа воинов полка получила боевое задание - разведать местность в районе поселка Пригородное. Все были полны решимости точно выполнить приказ. К сожалению, и такое, надо признать, случалось во время боевых действий на чеченской земле, наши воины не по своей вине оказались в ситуации, когда разведка велась наугад. У молодого лейтенанта, который возглавлял отряд, была старая карта, неизвестно, каких годов. На ней обозначался, к примеру, небольшой кустарник, а теперь здесь уже стояли огромные деревья... Решили спросить дорогу у местных жителей, а напоролись... на засаду. Разведчики не праздновали труса, они мужественно сопротивлялись. Но внезапность нападения и численное превосходство боевиков были столь существенным преимуществом, что большинство разведчиков погибли в этом бою. В их числе и Володя Синцев. Орденом Мужества награжден он посмертно.
   Рядовой Мельников Игорь Владимирович, родился 10 февраля 1976 года в поселке Тыр Ульчского района Хабаровского края, где и окончил 9 классов. 25 мая 1994 года призван на военную службу. Служил пона­чалу в Волочаевском городке в Хабаровске. В январе 1995 года направлен в составе сводного полка в Мулино Нижегородской области.
   Всякий раз, уходя в соседнюю рощицу на военно-патриотичес­кую игру "Зарница", Игорь Мельников, которого ребята единодуш­но избирали своим командиром, и думать не мог, что пройдут го­ды, короткие, стремительные, и жизнь сведет его лицом к лицу уже не с "Зарницей", а с настоящей войной. Войной с труднос­тями, не выдуманными вожатым, а самыми настоящими. От них бо­лело все: руки, ноги, поясница. А самое страшное - он впервые увидел смерть. Смерть на поле боя и все, что ей пред­шествовало. Но страха, про который говорят, что у человека поджилки трясутся, не испытывал. Может, потому, что последние годы перед призывом на военную службу, работал Игорь в насто­ящем мужском коллективе: в бригаде лесозаготовителей, возглав­лял которую его отец. Там - слабым не место. Игорь первые ис­пытания выдержал. У отца научился не ныть по пустякам.
   И вот она, служба. Быстрые по утрам подъемы, терпеливое изучение уставов, техники, оружия, тактики в полевых условиях - все это было не в тягость Игорю. Даже интересно. Стали понятны слова о том, что военнослужащий обязан стойко переносить тяготы и лишения службы.
   Игоря в Чечне определили в разведку. Слабых туда не берут. Ленивых - тоже.
   Военная биография Игоря Мельникова была короткой. Через месяц, 8 февраля 1995 года, он погиб в бою в районе населенного пункта Пригородное. Награда за службу - орден Мужества. 10 февраля ему бы исполнилось 19 лет.
   В поселке Тыр Ульчского района Хабаровского края Игоря помнят и родные, и односельчане, и школьные учителя...
   Старший лейтенант Таранец Андрей Владимирович, родился 1 мая 1969 годa в Москве в семье кад­рового офицера. После окончания учебы в школе N 75 Хабаровска, как и отец, решил стать военным, посту­пил в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище, что в г. Благовещенске.
   Вместе с лейтенантскими погонами началась для Андрея беспо­койная жизнь кадрового военного. Служил в Группе советских войск в Германии, в Белоруссии, в Московском военном округе, в Таманской дивизии. Оттуда уехал на Северный Кавказ, на должность, приличную для офицера его возраста - замес­титель начальника штаба батальона.
   Голос сына, немного приглушенный большим расстоянием (пред­ставьте себе, как далек Моздок от Хабаровска, а звонок был именно оттуда), Вера Николаевна узнала бы среди многих и многих других. Как всегда, он обеспокоился здоровьем родителей, а уж потом стал говорить о себе. Голос ровный, спокойный и уве­ренный:
   - Все самое страшное уже позади, - успокаивал Андрей родителей. - Не беспокойтесь обо мне. У меня все в порядке.
   Этот телефонный разговор старшего лейтенанта Таранца со свои­ми родителями состоялся 15 февраля 1995 года. Последний разго­вор. Самое же страшное для Владимира Андреевича, майора запаса, и Веры Николаевны только начиналось. Но все по порядку.
   Через несколько дней после телефонного диалога с родителями, Андрей ушел с группой солдат в разведку. Первая группа, которую послали до этого, из разведки не вернулась. Надо было послать вторую. Тогда вызвался Таранец:
   - Пойду я. Я же разведчик. Меня учили этому.
   22 февраля отряд под командованием Таранца ушел в район поселка Черноречье, что под Грозным. Первую группу нашли. Был бой. Андрей вынес из-под огня двух раненых, оказал им первую помощь. Одному из них он спас жизнь. При отходе группа старшего лейтенанта Таранца попала на минное поле. Андрей подорвался на мине, но, несмотря на ранение, все же вывел группу, в том числе и тяжелораненых. Сам же потерял много крови, спасти его не удалось. Андрей скончался в госпитале города Моздока.
   Тут-то и началось самое страшное для родителей Андрея, когда искали тело сына, которое чуть не отправили в другой город под чужой фамилией. Непросто было преодолеть стену чиновничьего равнодушия.
   Только через два года орден Мужества был вручен родителям Андрея, которым он награжден посмертно.
   Рядовой Нестеров Андрей Викторович, старший наводчик гранатометного взвода 245-го мотострелкового полка, родился 9 марта 1976 года в селе Жидка Балейского района Читинской области. Девять классов средней школы N 33 окончил в поселке Хурмули Солнечного района. Потом два года работал на станции космической связи грузчиком, а вечерами учился на курсах водителей. Военную службу начинал в Дальнереченском районе Приморского края. В начале января 1995 года направлен в Чечню.
   Военный билет, выданный 19 мая 1994 года Солнечным райвоенкомом Хабаровского края Нестерову Андрею Викторовичу, снимок которого был опубликован в газете "Труд" 17 января 1997 года, чудом сохранился в огне. Его обложка, его листки - как рваные раны, залиты кровью. А самого хозяина билета тот огонь не пощадил.
   Не сказать, что в свои неполные 19 лет, когда ему довелось принять бой на чеченской земле, в районе населенного пункта Пригородное, у высоты 303, он был совсем уж зеленым юнцом. Надев погоны, он не плошал, быстро и уверенно осваивал ратное дело в одной из частей ДВО. Волею сложившихся обстоятельств Андрей Нестеров оказался в 245-м мотострелковом полку, а затем вместе с ним - на пылающей чеченской земле.
   Гибель настигла его уже в первом бою. Засада, яростная схватка с противником. И - смертельное ранение: взрывная травма шейного отдела позвоночника.
   Андрея нашли и опознали не сразу. Даже считали в течение полутора лет пропавшим без вести. И лишь его мама, Нина Васильевна, трижды съездившая в Чечню, разыскала военный билет сына и его останки в специализированной Ростовской лаборатории N 124.
   Рядовой Нестеров Андрей Викторович посмертно награжден орденом Мужества.

* * *

   Газета "Вятский край" 1 февраля 2005 года. Виктор Бакин. Помолитесь за всех нас!...
   Отрывок из видеосъемки чеченских боевиков: ... Слышен гул идущих в отдалении в колонне машин. Стелется пыль по дороге... Вот "Урал" тентованный. Вот наливник... Чеченцы о чем-то переговариваются... Съемка ведется из "зеленки", сквозь ветки, поэтому очень плохое качество. Цвет картинки часто пропадает... Более четкое изображение. Идут грузовые машины, "Уралы", много тентованного транспорта. Впереди - боевая машина пехоты... Расстояние между машинами на глаз метров двадцать... В небе - "вертушка". Небо синее в белых облаках... Ничто не нарушает тишину, кроме переговоров боевиков, пения птиц и шума двигателей машин колонны... БТР. Еще БТР или БМП - трудно разобрать издалека... На экране появляется надпись: 13 часов 23 минуты 16 апреля 1996 года... Пошли взрывы... Пошла стрельба... Заработали автоматы и пулеметы...
   Из рассказа Раисы Николаевны Огорельцевой, матери погибшего рядового-пулеметчика Олега Огорельцева:
   - Мать есть мать, она всегда беду чувствует... Ночью 16 апреля мне такой сон приснился: будто сын в огне. Пламя бушует страшное. И сын в этом огне падает, встает, падает, встает... А я кричу: нет, нет, сынок, нет...
Проснуться никак не могу, вся в напряжении. Потом, видимо, очнулась - вся мокрая, в слезах. Лежу и об одном только думаю: что-то с сыном случилось...
   На работу пришла - не работается. Все успокаивают: ну что ты себя накручиваешь, если бы что случилось - передали бы...
   Каждый раз, когда домой возвращаешься, первым делом к почтовому ящику - нет ли письмеца. Или к телевизору сразу - какие новости, говорили ли что-нибудь о Чечне?.. А тут с работы прихожу домой, дверь дочь открывает, и я буквально с порога слышу: бабушка плачет.
   - Что случилось?
   - Новости передали: в Шатойском районе колонну разбили. Там, наверное, наш Олег?
   Я так и обомлела...
   Собрались скоро, пошли в военкомат. Обращение там с матерями солдат, надо сказать, весьма суровое:
- Ну что вы, мамаша, все ходите? Если что-то случится, придет телеграмма. Если в плену - телеграмма, если в госпитале - телеграмма. Если погиб, - тут офицер суеверно постучал по столу, - тоже телеграмма будет. Так что нечего сюда по-пустому ходить...
   И выставляет за рукав в коридор... Ладно, Бог ему судья, этому нехорошему человеку. Главное, нет у военных информации, что в той колонне кировские ребята были. Как-то поспокойнее на сердце стало. Дальше живем.
   ...Раньше на все наши разговоры: "Может, Олежка, тебя поближе к дому оставить служить?.." - он неизменно реагировал отказом: "Еще чего? Вы же тогда каждый день ко мне наведываться будете..." А едва уехал, моментально в письмах: "Мама, папа, я соскучился. Хоть бы кто-нибудь приехал..." Сладенького припрашивал. Колбаску не пошлешь, испортится - посылали копченое сало. Конфеты, шоколад в бандероль положишь, сигареты, одеколон, крем для бритья. Одно время надо было заколку для галстука, иначе в увольнения не отпустят - тоже нашли, послали.
   Однажды пишет: "Мои товарищи, мама, топчут асфальт, а я в госпитале лежу. Ноги смозолил сильно... У нас скоро присяга, ко многим ребятам приедут. Хоть бы кто-нибудь из вас и ко мне приехал..." В Кремле служил, под часами в Спасской башне стоял, на воротах, через которые правительственные машины выезжают. А потом, в декабре девяносто четвертого, началась эта заваруха в Чечне, в полку сокращение вышло, и попал Олег в Кантемировскую танковую дивизию. Сколько-то на переподготовке был, в Нижегородской области, а 13 января писал уже из Шатойского района: "Зачислили меня в десантно-штурмовую бригаду. Будем сопровождать колонны с боеприпасами, продовольствием. Завтра первый такой выезд..." Ребята потом рассказывали, что колонну ту тоже обстреляли. Но все удачно прошло. Так что Олег сразу получил боевое крещение. Как узнала я, что сын в Чечне, внутри сразу все и оборвалось. Одного просила: поберегись. Есть там у вас какое-то ущелье, где часто на колонны нападают... А сын в ответ: "Да, мама, есть такое ущелье. Но ничего: "духи" у нас добрые. Если они нам что учинят, мы им сдачу даем. Так и пуляем... А вообще-то не переживайте за меня. Все спокойно, нас тут много, загораем..."
   Из последнего письма Олега Огорельцева:
   "Извините за бумагу... Здравствуйте, мои дорогие родные мама, папа, бабушка и Лена. Извините, что долго не писал. Не было времени. Да и не с кем было отправить. Ведь мы сейчас находимся не в полку, а стоим перед деревней Гойское, которую наше командование хочет взять... Перед этой деревней мы стоим уже третью неделю. Позавчера ходили в атаку, уже все - вошли в деревню. Но в деревне нас как будто ждали: со всех сторон по нам начали стрелять снайперы, автоматчики, пулеметчики, минометы. Даже у них была БМП... При подходе к деревне "духи" сожгли две наших БМП. В общем, мы кое-как вышли из деревни, отступили. В этом бою в батальоне погибло 28 человек. 34 было тяжело ранено... Сейчас стоим перед этой деревней. Начальство решает, что с ней делать. Но если все-таки решат брать... В общем, еще одна такая атака, то нас здесь никого не останется... Помолитесь за всех нас..."
   Из рассказа Раисы Николаевны Огорельцевой:
   - Письмо это - на картонном лоскуточке - получили мы 25 апреля. Страшно его было читать, но все же надежда появилась - в колонне сын не должен быть. Хотя мысли, хотя приметы... А дочка заканчивала 9 класс, собиралась поступать в техникум, вот и пошла я в поликлинику за медицинской картой. Долго там простояла. Наконец получила документы, выхожу из кабинета и в коридоре сталкиваюсь с дочерью.
   - Все, Лена, в порядке. А она смотрит на меня и молчит. Тут из-за угла выходит военный... Я как глянула на него - сразу побежала. Прочь, прочь. Выскочила на улицу и все бегу, бегу. Мне кричат:
   - Раиса Николаевна, постойте, постойте... Очнулась тут я словно, остановилась. Спрашиваю:
   - Что-то с сыном случилось?
   - Не знаю. Приказано вас в военкомат доставить.
   - А зачем в военкомат? Что-то с сыном?
   К дому подходим, машина из военкомата стоит. Я опять военного пытаю:
   - Наверное, с сыном что-то?
   - А где он у вас служит?
   - В Чечне...
   Привезли меня в военкомат, попросили подождать в проходной у вертушки. Стою, жду - еще ни слез, ничего нет... Выносят телеграмму, дают в руки: читайте. Сын числится без вести пропавшим. Вызывают в Ростов, в лабораторию на опознание. Хоть стой, хоть падай от такого известия... Потом спрашивают:
   - Когда поедете?
   - Откуда я знаю, когда поеду. Надо еще мужу сообщить...
   - Хорошо, вот телефон - звоните.
   А я уже вся не в себе. Звоню, звоню - никто не отвечает. Потом офицер сам взял телефон, дозвонился.
Это было 3 июня. А на следующий день шел прямой поезд до Ростова. Вот и вернулась я домой уже с билетами. А там мама - она уже все поняла, с ней плохо сделалось, давление поднялось. Как дурочка сидит... Бросили мы с мужем все и поехали. И каждый день в лабораторию ходили, кассеты смотрели. На них все трупы, трупы... А я словно внушила себе: письмо от сына было из-под Гойского, значит, не должен он в той колонне быть - потому машинально смотрела, не узнавала. Верила: живой Олежка...
   Мы и за город ездили, где холодильники-рефрижераторы стоят. Я еще думала: как я там кого найду, если, по слухам, погибшие штабелями лежат. Нет, все аккуратно, на носилочках, в два яруса. Все, конечно, в разных позах - как умерли, так и лежат... Прошла я один вагон, который с Шатойской колонны, - холод такой, что ноги к полу примерзают. Но сына здесь тоже не оказалось...
   Жили мы в гостинице "Звезда", где и других родителей поселили. Перезнакомились - беда общая сближает. Вот с Воронежа была семья - у них один сын по призыву служил, погиб в марте. Второй работу не мог найти, пошел по контракту и в Шатойской трагедии пропал без вести... Еще была женщина из Саратовской области, из города Балашова, - она уже год своего сына ищет. В части живет, с автоматом не хуже бойцов обращаться научилась... Домой съездит, переоденется, к гадалкам сходит. Гадалки одно твердят: живой, в плену. Вот она снова и возвращается, продолжает поиски. Позже уже нам написала: местные жители ей помогли - не все же плохие, и солдатики наши - 13 могил разрыли, пока она косточки своего сына наконец нашла... Эта женщина из Балашова нам и предложила: "Вы что тут сидите? Все равно ничего конкретного нет. Полетели-ка вместе в Чечню. А то полк выведут, вы вообще ничего не узнаете... И не бойтесь ничего..."
   А у нас уже давно никакого страха нет. Выписали какую-то бумагу подорожную, посадили в грузовой самолет, и полетели мы в Грозный. Прилетели в Грозный, нам и говорят: здесь наши, а там, на чеченской территории, есть прокуратура. Может, чем помогут... Рассчитывали: быстро сбегаем, недалеко вроде. Но все без толку. Возвращаемся обратно, а нас уже не пускают. Так мы мимо караульного как сиганем. Бежим и думаем: пульнут или нет... Сели в вертолет, полетели в Ханкалу, в штаб. А там родителей - море. И палатки, палатки, солдаты, солдаты. Часть на части, все оцеплено... Чтобы к штабу пройти, надо километров пять топать. Спасибо военному - провел нас напрямую. Прошли к штабу, у входа телефонная будка стоит. Надо звонить, чтобы вышел представитель. Офицер списки вынес: считается сын без вести пропавшим. И ничего конкретного, больше никакой информации. Определились мы на ночлег в какой-то барак, но не спится. Разговоры постоянно: колонну предали, колонну продали... Как же так, что же это делается? На улицу выйдешь - навстречу солдаты молоденькие. Спросишь:
   - Давно ли здесь служите?
   - Шесть месяцев.
   Выходит, с самого начала службы они уже здесь. Утром снова на аэродром - может, кто-нибудь полетит в Шатойский полк. Целый день там жарились. А рядом солдатики - им уезжать надо, но никто не берет. По несколько дней там сидят в безвестности.
   Наконец прилетела "вертушка", загрузилась коробками яиц, еще какими-то продуктами. И нас на борт взяли. А полк из Шатоя уже был выведен, стоял в поле около Старых Атагов. Все заминировано, земельными навалами, как сугробами, все огорожено.
   Командир уже был новый, старого вроде как под следствие посадили. Достал он списки, начал смотреть и семье из Воронежа сразу сказал:
   - Да, ваш сын погиб. Он ехал в одной из последних машин и вел ответный огонь. А тех, кто стреляет, стараются уничтожить в первую очередь. И он сгорел...
   - А Огорельцев?
   Стали смотреть списки. В погибших нет! В раненых нет! В без вести пропавших тоже нет! Услышала я это и как закричу:
   - Да сын-то мой живой!..
   Отрывок из видеосъемки чеченских боевиков: ... Вооруженные чеченцы едут по дороге, по обочине которой сгоревшая, разбитая и перевернутая техника... Вот "Урал" на боку... Еще "Урал"... Внизу небольшая река... Чеченец с машины кричит: Аллах акбар. Ему отвечают с дороги: Аллах акбар... Много чеченцев, все с оружием. Очень довольные, оживленно переговариваются... Один у реки тащит какой-то ящик. Два других забираются на разбитую технику, позируют... Разбитый "Урал"-наливник. Еще "Урал". В кювете вверх гусеницами - БМП... Много сгоревших машин... Качество записи плохое, разобрать трудно, но, похоже, это Хаттаб. В руке автомат, показывает в камеру какую-то банку. Потом бросает ее и что-то говорит. Все кричат: Аллах акбар... В реке лежит разбитая боевая машина пехоты. Еще БМП... Сгоревший "Урал" - около него на земле буханки хлеба... Страшная картина...
   Из рассказа Раисы Николаевны Огорельцевой:
   - Отвели нас пока покушать, в палатку-столовую, а командир посыльного вызвал. Дал команду в роту слетать, где сын служил. Может, кто что знает...
   Выходим мы с обеда - два мальчика у входа стоят, два солдатика. Они и сказали прямо: погиб Олег. Срок службы у ребят уже закончился, замена пришла, вот и решили они с колонной доехать до Шатоя, там получить документы - и домой.
   Один из них, Андрей, мне потом рассказывал:
   - Тетя Рая, а Олег-то не хотел поначалу с нами ехать. Мы в разных палатках жили. И, когда нам сказали, что отпускают, мы к нему. Разбудили, растормошили: "Олег, вставай. Нас отпустили. Едем в Шатой. Оттуда домой..." А он посмотрел на нас: "Не, парни, я, пожалуй, не поеду..." - "Да ты что? Такая возможность! Давай собирайся. Ну что ты тут останешься? А в колонне продовольствие везут, сахарный песок... Что-нибудь сообразим, помянем своих..." В общем, уговорили. И он сдал свой пулемет, поехал... Забрались мы в машину, груженную сахарным песком. У кабины пристроились, а Олег - у заднего борта... Жарко было, дорога неблизкая - притомился. А как стрельба началась, ему сразу перебило обе ноги. Кричит: "Ноги не чувствую!" А мы поначалу под мешки схоронились, а когда все загорелось, дымища пошла, поняли: надо выбираться. Олег еще борт помогал открывать. Потом граната - его и выбросило. А мы дыру в тенте нашли, вылезли через нее - и в обрыв...
   Поведали нам солдатики, что и как было. Потом просят:
   - Возьмите нас с собой на опознание. Мы-то его узнаем, а вы давно не видели.
   Отпустил их командир. И воронежская семья тоже взяла с собой лейтенанта и солдата. Переночевали еще в штабе и наутро улетели с "вертушкой" до Ханкалы. Там долго сидели. Потом в Грозный. В Грозном говорят: "Ждать надо. Пока на Ростов ничего нет. Генерал вот только один летит. Может, и возьмет?" Ушли, посовещались - да, генерал согласился взять.
   Пока летели, офицеры вино пили, в карты играли, на кон большие деньги ставили. А мы все в слезах. Генерал-то нам еще перед посадкой в самолет сказал, что колонна была продана... Ростов не принимал, делали часовую посадку в Буденновске. Генералу покушать всего навезли, а он дал команду, чтобы и родителей накормили. А какая еда - все солдатикам отдали.
   Один офицер там все с расспросами к нам подступал:
   - Что, мамы, так плачете? Война есть война. Вон у нас у одного генерала тоже сын-офицер погиб...
   - Так у офицера такая работа - воевать. А наши-то ребята за что? Да и как было не плакать - сколько насмотрелись, сколько перенесли. Такой в Чечне беспредел, такой бардак. Такое отношение к солдатам... Офицеры солдат постоянно обзывают, клички какие-то, мат на мате. В Старых Атагах, когда в полку "вертушку" ждали, - вдруг взрыв. Кто-то "лягушку" зацепил, поранился крепко. Командир тут же забегал, заругался... А когда говорили, что ищем своих детей, 245 полк, Шатойскую колонну, - все об этой трагедии знали. И прямым текстом заявляли: колонна была продана. В ущелье Ярышмарды даже охрану сняли... Ужас какой-то!..
   ... В Ростове в лаборатории по видеозаписи ребята сразу Олега узнали. Сделали заявку, чтобы тело из вагона в госпиталь перевезли. Еще одно опознание. Я уж не ездила, только муж с солдатиками. Он это был, он - Олежка. Стол вечером собрали: сына помянуть, ребят угостить. Утром они домой уезжали, а мы снова в госпиталь. Напилась я лекарств, всяких таблеток, чтобы выдержать...
   Стоим около палатки, где одевать должны, зацинковывать... Раньше, говорят, здесь и отпевали, а потом денег не стало. Но все выдали: и крестик, и покрывальце. Военные, которые нас сопровождали, заявляют:
   - Мама, вам не надо смотреть. Папа пусть присутствует, а вам лучше не надо.
   - Как это не надо? Это же мой сын!
   Тут четыре солдатика носилки несут - еще чуть не уронили. Я в крик, мужчины меня отвернули, держат. Я кричу, рвусь в палатку, а меня не пускают. Потом словно очнулась: никого рядом нет, а муж из палатки зовет. Вошла - сын все еще на носилочках. Глаза открытые и как-то даже с улыбочкой. Узнаваем был, лицо опаленное... Говорят, один мальчишка-водитель из Шатойской колонны как сидел, так и сгорел. Его доставать стали - он рассыпался. А у нас-то целенький.
   В заключении о гибели было написано: множественное осколочное ранение груди и конечностей. А у него на шее все разорвано, на ногах точки-дырки такие... Когда на опознание вызывали, велели забрать с собой все медицинские книжки, фотографии. И о приметах спрашивали - под запись... А у Олега с детства был над бровью, над левым глазом, небольшой шрамчик. Бабушка водилась и не уследила, так он на дверку шифоньера упал. А еще по нашей неопытности, когда пеленали и спать оставляли, он немножко затылок слежал... По этим приметам и узнали.
   Из статьи "Правда о расстрелянном 245-м полке", опубликованной в "Комсомольской правде" 5 мая 1996 года: ... По последним данным, в ущелье Ярышмарды было убито 95 человек. Те, кто чудом уцелел в аду, теперь никого на этом свете не боятся. Кроме своего командования. Оно строго запретило раскрывать детали трагедии кому бы то ни было, а тем паче журналистам. Быстрее, еще быстрее перевернуть и забыть позорную страницу войны...
   - Полковая колонна шла на Шатой по трассе Старые Атаги - Чири-Юрт - Дуба-Юрт - Дачу-Борзой - Ярышмарды, - рассказывает сержант-контрактник. - Везли матсредства, боеприпасы, "горючку". По пути к нам вклинилась колонна 324-го полка, стоявшего у села Гойское, - еще четыре машины. Об этом руководство не знало, отсюда и разночтения о количестве убитых и раненых. Колонна доехала до участка Ярышмарды, там есть мост через речку Аргун. Ущелье очень опасное, там год назад чеченцы расстреляли российскую десантную колонну... - Когда колонна подошла к мосту, из "головы" раздался страшный взрыв, - говорит рядовой. - Потом мы уже поняли, что горит первая машина. Это была кашаэмка, командно-штабная машина, на которой ехал старший колонны, майор, а также авианаводчик. С первых же секунд колонна осталась без управления. Еще один взрыв прогремел в хвосте - подбили последнюю машину. Так "духи" делали в Афганистане. Ловушка захлопнулась, и нас стали методично расстреливать шквальным огнем с 40 - 100 метров - в упор.
   - Идеальное место было выбрано для засады: узенькое, ни развернуться, ни объехать, - говорит лейтенант. - Колонну заклинило. С одной стороны - речка Аргун, с другой - скалы. Подняться вверх, контратаковать невозможно. Люди прыгали в Аргун с обрыва, с пятиметровой высоты - речка мелкая, ломали ноги. Снайперы добивали ребят в реке...
   - Удар был шокирующий, как нокаут, - вспоминает контрактник. - Кто себя обнаруживал, отстреливался - сразу в его сторону два-три выстрела из гранатомета сверху - в клочья разрывало ребят. Люди отползали, их добивали...
   - Кто не успел выпрыгнуть, все сгорели в машинах... - "Духи" нашу колонну конкретно ждали. Наши прошляпили с воздушным сопровождением - оно должно быть на таком марше...
   Из рассказа Раисы Николаевны Огорельцевой: - ... Вернулись домой, в военкомате еще выговор получили:
   - Что так долго ездили? Месяц почти...
   - Мы что же, в гостях были? Сына искали...
   Стали к похоронам готовиться. От музыки отказались - и так тяжело. А больше военкомат ни к чему не прикасался. Даже когда гроб у дома стоял, потолкались офицеры молчком в сторонке, покурили под тополями - прощального слова никто не произнес. Отпевали прямо на Петелинском кладбище... Тут это, рядышком - первое время я каждый день туда бегала. Приду, постою, поговорю с ним - все ж полегче...
   ... С семьей из Воронежа сдружились, переписывались даже одно время. Они и переслали нам видеокассету с расстрелом колонны. Смотришь сейчас эту запись - кричать хочется: остановитесь, ребята! Не ездите туда! Но не остановишь: идут БТРы, потом бензовозы, потом машины крытые. И в одной из них - наш Олег...
  

На войне как на войне

   Старший сержант Олег Аутин: "Чеченская война - чрезвычайно тяжёлое испытание для участву­ющих в ней ребят, особенно для новобранцев-срочников. Бандиты не идут на открытый бой, их оружием была и остаётся тактика террора и диверсий. По ночам неизвестные злоумышленники на маршрутах пат­рулирования роют ямы-ловушки, маскируя их травой и ветками. Всегда есть опасение, что на дорогах мины, фугасы, "растяжки", а в зелени скрываются засады боевиков. Постоянная бдительность, постоянное на­пряжение, здесь стёрта грань между секундой и вечностью... Нападают бандиты внезапно, с выгодных позиций ведут огонь. Это действовало на нас минут двадцать, после чего чувствовали себя нор­мально и снова как всегда выполняли свою мужскую работу - вели бой до победного конца с потерями или без потерь, в зависимости, как складывалась обстановка.
   Война есть война, она беспощадна - горела одежда, сгорали заживо в танках, БТРах, БМП, на поле боя, когда на теле не остава­лась ни одного живого места, когда в этих мясорубках мало кто оста­вался в живых-пыль, грязь, горящие танки, бронемашины, всё сме­шивалось во взрывах и огне, ребята просто исчезали, и где их ис­кать?"
   На здании 34-й средней школы Хабаровска висит мемориальная доска. Она гласит: "В этой школе с 1982-го по 1990 год учился кавалер ордена Мужества Попов Сергей Александрович. Погиб при исполнении воинского долга 9 мая 1995 года".
   Рядовой Попов Сергей Александрович, стрелок-наводчик 245-го мотострелкового полка, родился в Хабаровске 3 августа 1975 года. Окончив девять классов, поступил в СПТУ N 22 и одновременно на курсы водителей. После училища несколько месяцев успел поработать водителем в транспортной конторе связи. 7 июля 1994 года призван в армию, службу проходил в селе Ленинское ЕАО. В Чечне воевал в составе 245-го мотострелкового полка, 2-й батальон, 4-я рота.
   При каких именно обстоятельствах оборвалась жизнь этого юноши, еще не переступившего порог двадцатилетия (он родился 3 августа 1975 года), осталось, скажем так, не расшифрованным до сих пор. Его 245-й мотострелковый полк, где служили многие приамурцы, в те горячие зимне-весенние дни под Грозным и на других участках нес значительные потери в жестоких схватках с боевиками, устраивавшими внезапные налеты на наши блокпосты или засады в горах, в "зеленке". Одно можно утверждать с уверенностью: Сергей Попов погиб смертью храбрых. И орден Мужества, посмертно увенчавший его боевые заслуги, - тому свидетельство.
   В первые недели в Мулино, куда он прибыл 4 января 1995 года, рядовой Попов заболел пневмонией, попал в госпиталь. Родителям, чтобы не огорчать их, об этом не писал. Встревоженный долгим молчанием сына, его отец поехал на поиски в Чечню. Подключились к этому и женщины комитета солдатских матерей. То был начальный период пребывания полка в Чечне, с точным учетом личного состава была неразбериха, и они услышали: наверно, этот солдат в бегах (случалось в ту пору и такое).
   Но вот пришла, наконец, весточка от Сергея. Он писал родным, что лежал в госпитале, а теперь у него все в порядке. "Неужели вы могли поверить, что я в бегах? Не верьте этому, я честно выполняю свой воинский долг в Чечне..."
   Рядовой Сергей Александрович Попов с честью выполнил этот долг до конца.
   Рядовой Абрамов Николай Николаевич, водитель 245-го мотострелкового полка, родился в 1975 году в Хабаровске. Учился в средней школе N 51. Закончил СПТУ N 7 и одновременно курсы водителей. Армейскую службу начал в одной из частей Дальневосточного округа. В январе 1995 года вместе с многими солдатами-дальневосточниками в составе 245-го мотострелкового полка прибыл в Чечню.
   "...Водитель рядовой Абрамов Николай Николаевич, 1975 года рождения, призванный в армию 21.04.1994г. Краснофлотским районным военным комиссариатом г. Хабаровска, в бою за нашу Родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, погиб 1 июня 1995 года..." Такое извещение-"похоронку" получили родители этого парня.
   1 июня Николай вез боеприпасы для полка, готовившегося к наступлению на Шатой. Ехали колонной. В районе поселка Ведено колонну обстреляли боевики. Один из снарядов попал в машину, которую вел рядовой Абрамов. Он всего лишь месяц не дожил до своего двадцатилетия.
   Тяжело переживая обрушившееся на нее горе, мама Николая Валентина Георгиевна написала в комитет солдатских матерей: "...Погиб мой родненький в День защиты детей - 1 июня 1995 года, прослужил в Чечне всего пять месяцев. После его гибели у него родился сын. Николаша очень любил жизнь, а тем более, когда узнал, что будет отцом. Но отец и сын никогда не встретятся..."
   Коля хорошо учился и еще в первом классе он вывел в тетрадке такие слова: "Тот герой, кто за Родину горой. Для Родины своей ничего не жалей...". И это осталось в нем навсегда. Выполняя воинский долг, он отдал свою жизнь.
   Рядовой Абрамов Николай Николаевич посмертно награжден орденом Мужества.
   Поддубный Иван Васильевич, родился 29 января 1976 года в Хабаровске. Учился в средней школе N 1 села Князе-Волконское. После окончания школы работал в Чернореченском совхозе механизатором.
   С апреля 1994 года началась его служба в армейском строю. А в январе следующего в составе сводного полка убыл в Чечню. Там служил в разведроте, был водителем командира полка на БМП.
   Похоже, что родители Ивана не случайно дали ему такое рас­пространенное имя, имея в виду, что был в России известный богатырь Поддубный Иван Максимович, многократный чемпион страны по классической борьбе. Его тезке Ивану Васильевичу далековато до чемпионских титулов, но парень этот по-настоящему сильный духом человек. Многие его сверстники, получив среднее образование, глядят в будущее непременно через вузовские аудитории. Иван рассудил иначе. Ро­дился и вырос он в селе Князе-Волконское, что недалеко от Хаба­ровска. В школе его больше привлекали науки точные. Он был влюблен в технику. Поэтому-то и принял решение, окончив курсы трактористов-механизаторов:
   - Остаюсь дома. Надо кому-то и землю пахать.
   И стал механизатором в Чернореченском совхозе. Взрослые с пониманием и даже с почтением отнеслись к такому решению вче­рашнего десятиклассника. Но полюбившийся Ивану крестьянский труд был прерван призывом на военную службу. Через восемь месяцев службы рядовой Поддубный в составе сводного полка попал в Чечню. Там Иван Поддубный поначалу служил в разведроте, а позже командир полка взял его к себе водителем на боевую машину пехоты (БМП).
   3 июня 1995 года колонну боевых машин, одну из которых вел Иван, обстреляли боевики. В этом бою рядовой Иван Поддубный был смертельно ранен... Генерал-майор Юрий Сметана, начальник одного из управле­ний Дальневосточного военного округа, заметил при разговоре об Иване:
   - А знаете, я ведь хорошо помню этого мальчика. Руки у него были такие... Рабочие, как у настоящего работяги: мозолистые, крепкие. Сейчас такие руки - редкость у молодых. А у него - румянец на щеках, а еще - улыбка. Такая открытая, располага­ющая...
   Иван очень верил в свою счастливую звезду. В одном из пи­сем домой сообщал: "Говорят, что мы тут на три месяца, а может, и меньше. Так что, как уедем отсюда, сразу приеду в от­пуск. А может, меня отправят снова в старую часть.
   Вы там не убивайтесь сильно. Думайте, что я просто служу в какой-нибудь другой части. Просто уехал в служебную командировку.
   А домой я приеду, уверен. И вы еще погуляете на моей свадь­бе. Ищите заранее мне красивую невесту. Да глядите, чтобы Аленка (сестра) вперед меня не выскочила замуж.
   Ждите домой. Ваш сын Иван. 31.01.95".
   В Князе-Волконском живет семья Ивана: мать Вера Юрьевна, отец Василий Михайлович, сестры Алена и Анна. Как вечная память о сыне и брате остался у них орден Мужест­ва, которым Иван награжден посмертно. Слабое утешение...
   Сержант Веслополов Александр Васильевич, разведчик 245-го мотострелкового полка родился 16 января 1976 года в городе Сретенске Читинской области. Здесь закончил школу и поступил в индустриальный педагогический техникум Владивостока. 24 мая 1994 года был призван в армию, а 11 января 1995 года в составе 245-го мотострелкового полка прибыл в Чеченскую республику.
   Александр Веслополов, проработав три месяца после окончания техникума учителем труда и черчения в поселке Многовершинном Николаевского района Хабаровского края, был призван в армию. Начал он военную службу в ДВО, в учебном подразделении, получил звание сержанта. А потом - "эшелонный марш" на Волгу, в Нижний Новгород. В числе многих других воинов-дальневосточников Александр оказался в составе формировавшегося там сводного 245-го мотострелкового полка, вскоре переброшенного в Чеченскую республику.
   Девятнадцатилетний сержант Веслополов участвовал во взятии Грозного. Вместе со своими сослуживцами дошел до Ведено. 12 июня 1995 года под населенным пунктом Зона, вблизи Шатоя, их разведрота попала в окружение. В тот трагический день более 20 воинов этой роты погибли, среди них был и Саша Веслополов.
   На этом политом кровью месте был поставлен временный памятник. Через какое-то время сюда из Нижнего Новгорода привезли металлическую плиту с выгравированными на ней фамилиями воинов, павших под Шатоем. На памятнике выбиты стихотворные строки, видимо, вылившиеся из души кого-то из участников того боя:
   Мама, друзья, невеста,
   Простите, что здесь себе выбрал место.
   В своей стране я вас берег
   И честно выполнил свой долг.
   Теперь для вас травою стану,
   Березкой, ветром и цветами.
   Мама, поверь, что это я.
   Навек с тобою боль твоя.
   То стало как бы безмолвным посланием и матери Александра Вeслополова. На запрос, отправленный ей, чтобы рассказала, каким был и остался Саша в ее измученной горем памяти, она ответила: "Он был добрым, любящим сыном, был моей надежной опорой... Мне его так не хватает!"
   Рядовой Науменко Максим Юрьевич, родился 12 января 1976 года в поселке Хоменгу района имени Лазо Хабаровского края. В городе Вяземском закончил школу и поступил в Вяземский лесотехникум. После окончания второго курса техникума был призван в армию. Службу проходил в в/ч 20662 Хабаровска, а 11 января 1995 года в составе 245-го полка прибыл в Чечню. 12 июня Максим Науменко погиб в бою под населенным пунктом Зоны при взятии городка Шатой. Награжден посмертно орденом Мужества.
   Максим Науменко участвовал со своим полком во взятии Грозного, прошел через многие населенные пункты под дымным небом Чечни, по ее земле, где на каждом шагу солдат, воюющих с боевиками, подстерегает смертельная опасность. Так было в Червленой, в Толстом-Юре, Ведено, других местах. Он всегда действовал смело и решительно, потому что был хорошим солдатом.
   И вот - районный центр, город Шатой. Его взятие по расчетам командования должно было стать последней крупномасштабной операцией федеральных войск в первой военной кампании в Чечне 90-х годов минувшего века. Боевики уходили в горы. Стояла задача лишить их баз поддержки, завершить разгром незаконных вооруженных формирований.
   Один из сослуживцев Максима, Рыжиков, рассказывал: "Перед отправкой в горы ребята поехали на рынок, чтобы купить новые лифчики - части боевого снаряжения, в котором размещают патроны. Нам приходилось самим их шить, а у чеченцев можно было купить фабричные, более удобные и вместительные. А это так важно в бою - иметь побольше патронов. Нас торопили, чтобы не отстать от колонны. Максим произнес тогда такие слова: "Ребята, я чувствую, с предстоящей передряги мы навряд ли выберемся, во всяком случае я...". Чувство его не обмануло. На подступах к Шатою 245-й полк нарвался на сильную, тщательно замаскированную засаду дудаевцев в "зеленке". Разведку полка, в котором служил Максим, пропустили вперед, а затем отсеяли шквальным огнем, подбив первую и последнюю боевые машины разведки (БРДМ). Она просто расстреливалась, оказавшись в "огненном мешке". Здесь полегла почти вся разведрота и многие воины из других подразделений.
   Рядовому Науменко, казалось, улыбнулась удача. Вместе с отдельными бойцами, отстреливаясь из автомата, он прыгнул с высоченного крутого обрыва в реку Аргунь. Пули бандитов, пущенные вдогонку, не задели его. Но Максим исчез.
   Его потом долго искали. Бесполезно. Родным Максима в далекий Вяземский пришло извещение, в котором говорилось о том, что "рядовой Науменко Максим Юрьевич пропал без вести 12 июня 1995 года при исполнении служебных обязанностей в составе в/ч 62892..."
   А позже выяснилось: избежав по счастливой случайности разящих осколков гранат и мин, вражеских свинцовых очередей, Максим до конца испил ужасную трагедию их плена. Скорее всего его схватили где-то там, куда он вышел из бурлящего потока воды. Над ним издевались зверски: сломали руки, пальцы, выбили зубы. Его лишали пищи. Максим стойко переносил все, не пошел в услужение к бандитам. Он умер от истязаний и голода.
   После смерти Максима положили в мешок, спустили в воду и привязали к мосту на съедение рыбам, чтобы все видели это для устрашения - и свои, и чужие.
   Сообщили об этом в 124-ю лабораторию Северо-Кавказского военного округа, занимающуюся опознанием погибших, жители одного из сел. Мертвым Науменко был настолько неузнаваем, что опознали его только через год после гибели, лишь с помощью матери, прибывшей в лабораторию.
   Похоронен Максим 7 октября 1996 года с воинскими почестями в Вяземском. Остались у воина мама Ольга Гавриловна, две сестренки, брат и две бабушки, которые до сих пор не верят, что их Максим погиб.
   Рядовой Ярощук Александр Петрович, разведчик 245-го мотострелкового полка, родился 25 марта 1976 года в селе Большая Картель Комсомольского района Хабаровского края. Здесь же учился в средней школе.
   Вот что пишет его мама Вера Александровна: "Саше было шесть лет, когда трагически погиб его отец. Он рос очень добрым, послушным. Его любили друзья, особенно девочки. Любил природу и музыку, любил читать и танцевать. Всегда мне помогал во всем. Особенно, когда дочь училась в Комсомольске, а старший сын служил в армии. В 1994 году призвали и Сашу. Попал в Уссурийск, в ВДВ. В Чечне сынок служил в разведроте 245-го полка. Я думаю, что это все было подстроено, что наши мальчики погибли. Писали ведь в газете, что разведрота 245-го полка попала в засаду "классически", то есть чеченцы знали, что наши пойдут именно в этом месте. Пусть будут прокляты те, кто направил наших мальчиков туда"...
   Его призвали в армию восемнадцатилетним. В селе Большая Картель, где он родился, учился, рос, люди с добрым чувством вспоминают этого высокого, красивого, веселого парня, любившего природу и музыку, книгочея, надежного помощника своей мамы Веры Александровны, которая одна воспитывала троих детей после ранней смерти мужа.
   В Чечню он прибыл в составе 245-го полка, который иногда называют злосчастным. И впрямь. Под Шатоем полк попал в засаду. Корреспондент газеты "Красная Звезда" писал: "сам Шатой был взят малой кровью и почти без разрушений. Зато обильной кровью были политы подступы к городку... Мне довелось проехать по той дороге, где двести сорок пятый попал в засаду. До сих пор стоят здесь обгоревшие остовы боевых машин. На склонах видны проплешины от ударов артиллерии. Война не щадит никого и ничего: ни камня, ни металл, ни людей..."
   Не пощадила она и Сашу, который был надежным солдатом, награжденным медалью "За отвагу". В разведроте, где он служил, значилось по штату 104 человека, а после боя осталось 44. В числе погибших был и рядовой Ярощук. День его гибели - 12 июня 1995 года. Многих из ребят, павших тогда, вынесли с поля боя, а Сашу Ярощука и Сашу Веслополова не могли вынести в течение недели. Их тела лежали внизу ущелья, подходы были заминированы, и снайпер не подпускал к ним. Только после полного взятия Шатоя тела удалось поднять и отправить на родину.
   Бедная Вера Александровна все ждет своего Сашу, потому что не открыли гроб, потому что она не видела, кто в нем лежит...
   Он остался навеки девятнадцатилетним, а орден Мужества, которым рядовой Александр Петрович Ярощук был увенчан посмертно - вечный знак его верности военному долгу.

* * *

   chechnya.genstab.ru. Солдат удачи, 1997. Денис Цирюльник. Расстрелянная колонна.
   Воспоминания контрактника о боях в составе 245-го мсп под Гойским и о засаде 16 апреля 1996 г.
   До армии я был чистым "ботаником". Папа - полковник, мама - коммерческий директор солидного магазина. Окончил школу вполне прилично и поступил в один из престижных московских вузов, на радость родителям. Но на первом курсе взбрыкнул: "Хочу в армию!" Отслужив в морской пехоте, устроился в милицию, но хотелось реально понюхать пороху на войне. Как-то в теленовостях услышал, что в Чечне погибло много контрактников. Тут до меня дошло, насколько мое желание сейчас просто осуществить.
   Я отправился прямиком в военкомат: "Хочу в Чечню!" Буквально за два дня оформил необходимые документы. Началось ожидание вызова. Ясное дело, "провожался" каждую ночь... Две недели. И когда уже и не ждал, звонит из военкомата офицер, отвечавший за набор контрактников: "Все, 18 декабря отправка сто процентов".
   Утром прибыл в военкомат. Тут мне и другим таким же начали вешать лапшу на уши: дескать, нас отправят в Нижний, где за две недели сделают "рейнджерами": обучат стрелять из всего чего только можно, а также двум-трем военно-учетным специальностям. После этого - в Чечню, где прямо на аэродроме нас встретит толпа "покупателей", и мы сами выберем воинскую часть. На месте мы подпишем контракт, и нас обеспечат всем необходимым согласно аттестатам.
   Утром 19 декабря 1995 года приехали в Нижний. К вечеру нашу сводную роту собрали в клубе и поведали, какие мы замечательные, что едем воевать, хотя и за деньги, но это все равно хорошо.
   21 декабря подписали контракт. С кем? О чем? С какой частью? Ничего не говорят. У меня до сих пор дома эта "липа" хранится. 21-го же нам выдали обмундирование: одну простую "афганку", одну зимнюю, все остальное старого образца. Мне выдали форму: размер 48, рост III. Спрашиваю: "Как я в горах винтовку держать буду, у меня рукава по локоть?" - "А, ничего, все нормально. Что дают, то и бери!" Кое-как выцыганил нужный размер "бушлата". "Финики" выдали по 100 тысяч (старыми), сделав отметку в аттестате.
   23 декабря вылетели в Моздок. После морозов Поволжья - здесь солнышко. Переночевали в палатке, а на другой день нас уже отправляли в часть. Только у "вертушки" узнали от прапорщика и офицера, летевших с нами, что попали мы в 245 мсп. По их словам, "не полк, а жопа. Суют во все дыры, потери..."
   Мы на месте. Жара 25 градусов, грязь по колено. Шатой прямо перед нами, вот они - духи бродят. Все это, безусловно, привело, мягко говоря, в некоторую растерянность. Дело в том, что многие лишь тогда осознали, куда попали. Ладно я - срочную в морпехе отслужил, но по людям-то не стрелял, а половина новобранцев автоматов в руках не держала, так как обещание сделать нас "рейнджерами" так и осталось обещанием...
   Разведрота и хвостатый Сан Саныч
   Прибыли "покупатели" из подразделений. Сначала восполняли потери разведчики, потом остальные боевые подразделения. Контракт меня в Нижнем вынудили подписать на должность радиотелефониста, а не на снайпера, как я хотел. Радиотелефонистом в разведроту я и попал.
   Прапорщик из "вертушки" оказался старшиной разведроты. Сан Санычу, по общему убеждению, не хватало только рогов и хвоста. Он был личным поваром комполка и соответственно имел влияние даже на ротного. Придраться мог к столбу. Что задевало больше всего, так это то, что, как и положено старшине, Сан Саныч не был ни на одной операции, но вел себя как бывалый разведчик, уставший от войны.
   29 декабря состоялся мой первый выход. За день до этого духи раздолбили нашу "новогоднюю" колонну. Народ, правда, почти не пострадал, но груз чеченцы растащили. И вот на 29-е назначили переговоры. Разведрота должна прикрывать. Ротный поинтересовался, умею ли я пользоваться подствольником. Я ответил "да". Он принес мне ГП-25 и новенький подсумок для гранат. Надо сказать, что в Чечне снаряжение, а особенно подсумок был королевским подарком. Я набрался наглости и попросил у ротного второй, но, конечно, получил отказ.
   Первый выход - как первое свидание, поэтому хочется, чтобы все было о'кей и еще лучше... Короче, у друзей позаимствовал второй подсумок и еще шесть магазинов для АК. Тащу все это на себе, да еще станцию Р-159 с "историком". Весь такой настроенный на войну... Тут появляется Сан Саныч: "Ты что так вырядился? Куда на себя столько нацеплял? Такие, как ты, и гибнут сразу. Да я уже устал вас отправлять 300-ми и 200-ми..." На выход мы, конечно, сходили без него, но никогда не забуду обгаженного настроения.
   Сан Саныч меня невзлюбил. 3 февраля его усилиями меня из разведроты перевели в 3-ю роту, 3-й взвод, и я оказался на 33-м блокпосту. До Шатоя 500 метров. Надо отметить, что местные нас уважали за то, что мы нормально работали. Пропускной режим осуществляли без придирок. По ночам сдуру по селу не стреляли. Через наш блокпост никто не прорывался, но и в плен нас брать тоже не собирались. Короче, духи с уважением относились к нам, считая нормальными людьми...
   Мечты сбываются
   На 33 БП я также служил радиотелефонистом. Но некоторое время спустя вызывает меня комбат и сообщает, что меня привлекают на сборы снайперов. Оказывается, я у него в штате записан как снайпер. На сборах выдали мне эсведуху: песня! Если в ствол с казенной части опустить пулю, то она проваливалась на треть его длины. Если в ствол глянуть с дульной части, то нарезы можно было разглядеть, только очень напрягая зрение. Приклад кто-то из моих предшественников умудрился расщепить. У ПСО-1 передняя часть кронштейна сломана, при стрельбе прицел жил своей жизнью.
   Руководил сборами какой-то полковник, по-моему замкомполка. Чтобы воодушевить на боевую учебу, он двинул речь, смысл которой заключался в том, что только на нас, снайперов, в чеченской войне вся надежда. Но какое отношение к снайперам действительно бытовало в полку, можно судить по участникам сборов. Тех, кто реально мог выполнять снайперские задачи, оказалось раз-два и обчелся. В основном же эти люди были просто назначены снайперами. Один снайперскую винтовку увидел, только когда ее со склада получал: новенькую СВД со всем ЗИПом, какой положен к "винту" и который он растерял в первый же день.
   За день каждый выстреливал по полцинка. Стволы буквально чуть не плавились. Со снайперами нашего батальона занимался замкомбата, хороший мужик, "афганец". Как-то пришел к нам замкомполка, показывает патрон с пробитой гильзой. Вот, мол, как во 2-м батальоне стреляют! Мы, естественно, подняли хай, что так не бывает.
   Начали стрелять. Мне стало интересно попробовать попасть по гильзе. Воткнул я три патрона в кусок пенопласта. Отстрелял серию из четырех патронов, спрашиваю: "Можно по гильзе?" Замкомбата говорит: "Валяй!" Идем смотреть мишень - патрона нет. Говорю замкомбата: "Попал!" А он: "Ты мне патрон дырявый покажи, тогда поверю". Во второй раз все повторилось. Третий патрон, правда, я сбил с двух выстрелов. Полковник кричит: "Первый батальон не хуже второго!"
   Как мы собирались штурмовать Гойское
   В конце февраля 1995 года комбат решил снять наш блокпост, а из 3-й роты сделать рейдовую группу. Техника у нас ЗГВшная. Из восьми машин, имевшихся в наличии, на ходу только три. 18 марта наша рота должна была тремя машинами обеспечить движение "Центрподвоза". Задача несложная. Полк рядом, если что, артиллерия поможет. Взяли с собой лишь самое необходимое, боеприпасов примерно треть БК. Встретили и проводили "Центрподвоз", переехали через Аргун и остановились у бывшего 33-го блокпоста. Стоим час, два. Подтянулась 6-я рота, саперы в голове колонны появились, три танка подъехали. Творится что-то неясное. Никто ничего не знает. Ротный уехал в батальон, а вернувшись через час, смог только сообщить, что мы куда-то едем. Куда - он сам не знал.
   Поехали. Ни боеприпасов, ни теплых вещей - ничего. Весна в Чечне - это время года, когда вода буквально висит в воздухе. На выходе из ущелья стоял 324 мсп. День мы пробыли у них. А на следующий подвезли боеприпасы, буквально завалив ими. Единственное, чего не было, - это снайперских патронов. К тому времени я уже у того мужика-растяпы выцыганил его новую винтовку, а мою отправили на списание. В свою СВД я вложил всю душу. На приклад приделал резиновый затыльник из комплекта ГП-25. На приклад и прицел надел матерчатый камуфляжный чехол. Бленду ПСО заменил блендой собственного изготовления. От магазина до обреза ствола также надел чехол. Чехлы шил сам. Если положить винтовку на землю, никто и не сообразил бы, что это такое.
   Прошло пять дней. Наконец стало ясно, что пойдем мы в район села Гойское. Думаю, за это время духи уже выяснили, куда мы будем наступать. На шестой день начали движение, но, пропетляв и встретив каких-то духов, мы вернулись назад в 324 мсп. Жили в чистом поле, без палаток и походных кухонь. Питались как попало. На седьмой день все же выдвинулись к Гойскому и встали - естественно, опять в чистом поле. Дождь не прекращался уже несколько дней. Обсушиться можно было только у выхлопа Т-80. Костры ночью не зажигали, чтобы не демаскировать себя. С 18 марта наше существование можно коротко описать так: есть нечего, спать негде и не на чем. Не помню точно, но то ли в конце марта, то ли в первых числах апреля пришел приказ: "Вперед на Гойское!" Тот маневр, который выполняли тогда, ни атакой, ни штурмом назвать нельзя. Из-за периодических движений вперед-назад солдаты дали этому занятию непечатное название. Никаких позиций мы не оборудовали, да и кто поставит задачу, если комбат каждый день пьяный, а с ним и все управление батальона.
   ...И как мы его штурмовали
   4 апреля около 15.00 наводчик БМП растолкал нас: "Вставайте, скоро пойдем!" И действительно, через 15 минут двинулись вперед... 600 метров до дороги преодолевали полтора часа. Духи находились выше и расстреливали нас, как в тире. К дороге из нашей роты вышли 2-й и 3-й взводы, а 1-й и управление роты остались на позиции в двухстах метрах сзади, 2-я и 6-я роты обошли Гойское слева.
   Решили наши за дорогу двинуться, попросили прикрыть, а у меня СВД не стреляет: в затвор попал осколок гранаты. Разобрал я винтовку. В ствольной коробке оказались еще какие-то железки, видно тоже осколки. Проверил все, винтовку попробовал - ничего, работает.
   Наша группа пошла за дорогу, забросав духов гранатами. Сначала на месте закрепилась пара пулеметчик-автоматчик. А уже под прикрытием вышли и остальные. Выбили мы духов с позиции. Судя по всему, их было человек двадцать. Отходя, они оставили пятерых для прикрытия. Этих несчастных гранатами разнесло в клочья. Не помогли им и вырытые под дорогой норы.
   Мы закрепились. В это время 6-я и 2-я роты вели ожесточенный бой в "зеленке". Одиннадцать человек, вместе со взводным, исполнявшим обязанность комроты, легли там. Через две недели духи попросили забрать трупы, так как они уже сильно разложились. Но это позже, а пока мы блокировали правый фланг 2-й и 6-й рот. В одной из нор обнаружили живого "чеха", который успел завалить пацана, нашедшего его. Как мы ни пытались "чеха" выкурить - все впустую. Мы и керосин в дырку лили, и поджигали, и гранаты кидали. Видимо, ход в укрытие был коленчатый, поэтому его не доставали...
   Пока суд да дело, смотрим, основные силы роты подошли. Оказывается, они, потеряв четверых, не смогли преодолеть поле. Наш взводный сцепился с ротным по поводу их позднего подхода. Ротный кричит: "От комбата ясных указаний не было!" Взводный: "Комбат в хлам пьяный. Надо было самому решение принимать!" Пока они разбирались, мы осмотрели чеченские окопы и блиндажи, добили раненых. Через некоторое время команда: "Отойти!" То, что это бред, понятно каждому. Один из срочников-дембелей пытался по радиостанции объяснить, мол, закрепляться надо, потому что если не мы, то сюда духи придут, и нам опять придется с потерями захватывать позицию. Кричал он до хрипоты, с матюгами, но, ясное дело, убедить никого не смог.
   Обеспечив выход 6-й роты, стали сами отходить. САУ из 324 мсп начали долбить Гойское, а мы разделились на две группы. Первая отходит со всем скарбом, вторая прикрывает. Отошли в целом нормально, но не обошлось без приколов. Последним отошел танк бортовой номер 420. Он прикрывал всех, "до кучи". Во время штурма духи сожгли две БМП: одну нашу, одну из 6-й роты. Для верности танк врезал по подбитым БМП. И тут какой-то наводчик-оператор из "двойки" по нему как шарахнет! Танкисты потом говорили: "Нам это, конечно, по фигу, но когда при отходе тебя свои же долбят в задницу..." Кто стрелял, так и не выяснили.
   В распоряжении комбата
   Приехал земляк, Димка из Мытищ. Из разведроты его тоже выперли. Числился он теперь в роте связи, а работал на начштаба, вел разведку и потихоньку отстреливал духовских снайперов. 5 апреля в 23.00 он пошел в "зеленку" в Гойское. Примерно через час-полтора там началась бешеная стрельба, причем палили с одного конца села на другой и обратно из всего, из чего только духи могли. "Мухи" взлетали в небо и взрывались. Наша артиллерия добавила огоньку... Пальба кончилась около 3 часов ночи. Под утро приполз контуженый Димыч, он был как раз между воюющими сторонами, но так ни хрена и не понял. Позже, по непроверенным данным, выяснилось, что на момент штурма в Гойском находилась группировка около 1,5 тыс. человек (это против нашей рейдовой группы численностью 286 человек), из них около 400 бывшие зеки, которые после атаки решили оттуда валить. Остальные духи воспротивились их отходу. Завязался бой.
   Дима предложил работать вместе. Слазили мы разок в "зеленку". Он мне азы снайперской тактики преподал, как преодолеть мины на растяжках, и прочие премудрости. Спустя некоторое время он выдвинул комбату идею создать нештатную разведгруппу (два снайпера и два автоматчика для прикрытия), которая вела бы разведку в его интересах. Комбату мысль понравилась. С 7 апреля по 24 мая, когда мы ушли из-под Гойского, наша группа снабжала его разведданными. Иногда комбат придавал нам несколько человек из 1-го взвода, но тогда начиналась ерунда, которая у нас называлась "провокация". Познаний у них, да и у нас, в искусстве разведки - ноль целых и столько же десятых. Лежим, наблюдаем за духами. Скучно. Пацаны из 1-го взвода кидают пару гранат и по радиостанции докладывают комбату: "Нас обстреляли из РПГ, разрешите открыть ответный огонь?" Комбат не просыхал и поэтому, не задумываясь, отвечает: "Р-разрешаю!" И начиналась "мочиловка" в белый свет, как в копеечку. Духи в нашу сторону, мы в их. Все заканчивалось приходом "вертушек", и духи затыкались.
   Позже в "Солдате удачи" я прочитал, что первый выстрел разведгруппы - начало ее конца. Я убедился в этом на собственной шкуре. Метрах в двухстах от кустарника, в котором находился наш разведдозор, мы обнаружили группу духов с оружием. Доложили комбату, и он спьяну велел всех их завалить, оружие захватить, а трупы притащить с собой - будем менять на наших пленных. Мы высказали сомнение в возможности операции, но комбат уверил, что мы герои, и для таких орлов подобная задача так же буднична, как отправление малой нужды.
   Мы прониклись, духов завалили. Но что после этого началось! Из села в нас стреляли из всего, что стреляло. Мало того! Они еще подкрепление своим корешам выслали. А мы из-за плотного огня шагу назад сделать не можем. Ну все, приплыли! По рации кричим: "Все, выручайте!" Надо отдать должное, вся наша "броня", способная самостоятельно передвигаться, мигом сорвалась к нам. Духи, увидев такую "танковую атаку", отстали. Начали мы отходить, а в это время комбат к нам "вертушки" отправил: "Наводите!" Тут сразу все вспомнили, что я был радиотелефонистом, надели на меня Р-159. Как я наводил, лучше не вспоминать. Отходим по руслу, и тут нас накрывает очередь АГС-17. Чудом никого не зацепило, лишь одному пацану карман осколком срезало. В общем, отошли с грехом пополам.
   Проданная колонна
   Между Гойским и Комсомольским - сады, а за ними у духов позиции ПТУР. Оператор у них был классный, версты за три попадал в наливник. Мало того, он пытался накрыть КП 324-го полка, обстрелял блокпост, а до него все четыре километра. Вот на этот ПТУР и нацелил нас как-то комбат. Мы исходили из предположения, что позиция неплохо охраняется, и если валить оператора, то бесшумно. Поэтому попросили комбата выписать со склада РАВ ВСС "Винторез". Винтовку он выписал, но ехать кому-то надо было за ней вместе с начальником службы ракетно-артиллерийского вооружения. В полк мы с ним решили ехать на попутной колонне.
   Ситуация в Гойском сложилась следующая: духи не могли переломить противостояние в свою сторону, так как мы превосходили их в огневых средствах (артиллерия, авиация и т.п.), а мы не могли взять Гойское из-за своей малочисленности. Так или иначе, духов мы достали, и они передали, что если еще какое-либо подразделение из состава 245 мсп подойдет к Гойскому, то они перекроют ущелье и блокируют полк.
   В Нижние Атаги, где мы дожидались колонну, она пришла в полвторого. В ее составе должны были следовать в полк дембеля-срочники из рейдовой группы, а также те, кто ехал оформляться в отпуск по семейным обстоятельствам. (Естественно, они, как и я, нигде не были учтены, и поэтому потом, когда бой уже был позади, точное количество потерь в нашей злосчастной колонне подсчитать было достаточно сложно. В частности, "Урал" с дембелями, которых было человек 20, сгорел после одного попадания "Шмеля". Там везли продовольствие, а пацаны сидели на мешках сверху - так все и сгорели...)
   Прошелся я по колонне узнать про почту - писем не оказалось. Иду назад, смотрю - четыре наливника подряд, а у одного из них мой хороший друг и земляк Аркаша. Оказалось, он замкомвзвода наливников. Ну повезло! "Аркаша, свободное место в кабине есть? Не пристало снайперу - белому человеку - на броне по пыли трястись". Он говорит: "Зайди, взгляни сам!" Зашел, подвинул пакет с водкой, которую он кому-то на день рождения вез. Ничего, помещусь.
   Примерно в 14.00 тронулись. В 14.10 прошли Чишки и перед входом в ущелье дернули затворами. Аркаша говорит: "Смотри, одни женщины и дети". А мне буквально вчера ребята из 324-го полка примету рассказали: "Если на дороге мужики, бабы и дети - все нормально. Если же одни бабы - кранты, скоро засада".
   Колонна растянулась на "тещином языке" (это серпантин такой). На нем наливники еле разворачивались, а уж МАЗы, которые неисправную технику тянули, вообще не знаю, как проходили. Все тихо, спокойно. Едем, анекдоты травим. Проехали Ярышмарды, голова колонны уже за поворот ушла, наливники мост через сухое русло прошли. И тут - взрыв впереди, смотрим - из-за пригорка башню танка подбросило, второй взрыв - тоже где-то в голове колонны, а третий как раз бахнул между впереди идущим и нашим наливником. Взрывом оторвало капот, повыбивало стекла. Меня тогда первый раз контузило. Аркаша уже из машины выбрался, а я в двух ручках двери запутался - ну, ошалел просто. В конце концов выпал из кабины. Огонь очень плотный, но я уже начал соображать и от наливника метров на 15 отбежал, несмотря на огонь духов. Нашел какое-то углубление в обочине, затолкал туда свой зад. Рядом боец-срочник залег. Первый шок прошел - наблюдаю, как дела обстоят. А дела неважные. Наливники встали на дороге. Ребята из взвода наливников отстреливаются во все стороны как могут, где духи конкретно, пока неясно. Аркаша из-под колеса своего наливника мочит в белый свет.
   Тут мимо меня граната как шарахнет в наливник, что сзади нас шел. Наливник горит. Я прикидываю, что если он сейчас взорвется, то нам всем будет очень жарко. Пытаюсь понять, откуда же эта штука прилетела. Смотрю, вроде кто-то копошится метрах в 170 от нас. Глянул в прицел, а "душара" уже новую гранату готовит... Свалил я его с первого выстрела, аж самому понравилось. Начинаю искать в прицеле цели. Еще один "душок" в окопе сидит, из автомата поливает. Я выстрелил, но не могу с уверенностью сказать, убил или нет, потому что пуля ударила по верхнему обрезу бруствера на уровне груди, за которым он сидел. Дух скрылся. То ли я его все же достал, то ли он решил больше не искушать судьбу. Снова прицелом повел, смотрю, на перекате дух "на четырех костях" в гору отползает. Первым выстрелом я его только напугал. Зашевелил он конечностями активнее, но удрать не успел. Вторым выстрелом, как хорошим пинком в зад, его аж через голову перекинуло.
   Пока я по духам палил, Аркаша горящий наливник отогнал и с дороги сбросил. Прислушался, вроде пулемет работает. Сзади что-то подожгли, и черный дым пошел в нашу сторону по ущелью, из-за него в прицел ни фига не видно. Прикинули мы с Дмитрием - так срочника звали,- что пора нам отсюда отваливать. Собрались и рванули через дорогу, упали за бетонные блоки перед мостом. Голову не поднять, а пулеметчик тем временем долбит по наливникам, и небезуспешно. Поджег он их. Лежим мы с Димой, а мимо нас в сторону моста течет речка горящего керосина шириной метра полтора. От пламени жарко нестерпимо, но, как выяснилось, это не самое страшное. Когда огненная река достигла "Урала" с зарядами для САУ, все это добро начало взрываться. Смотрю, вылетают из машины какие-то штуки с тряпками. Дима пояснил, что это осветительные снаряды. Лежим, считаем: Дима сказал, что их в машине было около 50 штук. Тем временем загорелся второй "Урал" с фугасными снарядами. Хорошо, что он целиком не сдетонировал, снаряды взрывами разбрасывало в стороны.
   Лежу я и думаю: "Блин, что же это нами никто не командует?" Как оказалось потом, Хаттаб так все грамотно спланировал, что буквально в самом начале боя все управление, которое ехало на двух командно-штабных машинах, было выкошено огнем стрелкового оружия, а сами КШМ так и простояли нетронутые в ходе всего боя.
   Вдруг во втором "Урале" с фугасными боеприпасами что-то так взорвалось, что задний мост с одним колесом свечой метров на 80 ушел вверх, и, по нашим соображениям, плюхнуться он должен был прямо на нас. Ну, думаем, приплыли. Однако повезло: упал он метрах в десяти. Все в дыму, все взрывается. В прицел из-за дыма ничего не видно. Стрельба беспорядочная, но пулеметчик духов выделялся на общем фоне. Решили мы из этого ада кромешного выбираться, перебежали в "зеленку". Распределили с Димой секторы обстрела. Я огонь по фронту веду, а он мой тыл прикрывает и смотрит, чтобы духи сверху не пошли. Выползли на опушку, а по танку, который в хвосте колонны стоял, духи из РПГ лупят. Раз восемь попали, но безрезультатно. Потом все же пробили башню со стороны командирского люка. Из нее дым повалил. Видимо, экипаж ранило, и механик начал сдавать задом. Так задом наперед он прошел всю колонну и, говорят, добрался до полка.
   Тогда считать мы стали раны
   Прошел час с начала боя. Стрельба стала затихать. Я говорю: "Ну все, Дима, дергаем в конец колонны!" Пробежали под мостом, смотрю, сидят какие-то в "афганках", человек семь, рядом два трупа. Подбегаем. Один из сидящих поворачивается. О, боже! У него черная борода, нос с горбинкой и бешеные глаза. Вскидываю винтовку, жму на спуск... Поворачиваются остальные - наши. Хорошо, я не дожал. Контрактник бородатый оказался. Он и без меня ошалевший сидит, заикается, сказать ничего не может. Кричу: "Дядя, я же тебя чуть не завалил!" А он не врубается.
   В нашу сторону БМП "хромая" ползет, раненых собирает. Ей попали в торсион, и она так и ковыляет. Закинули раненых внутрь, вырулили на дорогу - вокруг машины догорают, что-то в них рвется. Перестрелка почти затихла.
   Едем. Где-то ближе к Аргуну на дороге мужики кричат: "Ребята! У нас тут раненые. Помогите!" Спрыгнул я к ним, а машина дальше пошла. Подхожу к ребятам. Они говорят: "У нас майор ранен". Сидит майор в камуфляже, со знаком морской пехоты на рукаве. Сквозное ранение в руку и в грудь. Весь бледный от потери крови. Единственное, что у меня было, - это жгут. Перетянул я ему руку. Разговорились, выяснилось, что он был замполитом батальона на Тихоокеанском флоте. В это время кто-то из ребят вспомнил, что в машине везли пиво, сигареты, сок и т.д. Я ребят прикрыл, а они сбегали притащили всего этого добра. Лежим, пиво попиваем, покуриваем. Темнеть начало. Думаю: "Сейчас стемнеет, духи спустятся, помощи нет, и нам - кранты!" Решили позицию получше выбрать. Облюбовали пригорочек, заняли его, лежим, ждем. Ребята из РМО мне обстановку показывают. Машины с боеприпасами духи пожгли из РПГ, а те, что с продовольствием, просто посекли из стрелкового оружия.
   То ли помощь придет...
   Заработала артиллерия, очень аккуратно, только по склонам, и не задевая ни населенный пункт, ни нас. Потом пришли четыре Ми-24, отработали по горам. Стемнело. Слышим, со стороны 324-го полка - жуткий грохот. Оказывается, подмога катит. Впереди Т-72, за ним БМП, затем снова танк. Не доезжая метров 50, он останавливается и наводит на нас орудие. Думаю: "Все! Духи не грохнули - свои добьют с перепугу!" Вскакиваем, руками машем - мол, свои. Танк покачал стволом, развернулся и как шарахнет в "зеленку" в 20 метрах от себя. С этой "подмоги" народу повыскакивало - по траве ползают, вокруг себя из автоматов поливают. Мы им орем: "Мужики, вы что ползаете? Тут же никого уже нет". Оказывается, это была разведка 324-го полка. Подошел я к офицерам, говорю: "Что вы здесь-то воюете? В голову колонны идти надо!" А они мне: раз ты здесь был да еще и соображаешь, бери десять человек и двигай с ними, куда сам сказал.
   Походил я, нашел разведчиков, и двинулись мы вперед. Я насчитал более сорока сгоревших трупов. Судя по тому, какие машины остались целы, у духов была четкая информация, что где находится. Например, медицинский МТЛБ вообще остался нетронутым, только механика из стрелкового оружия завалили, а ЗУшка за ним буквально в сито превращена. Потом мы интересовались, почему помощь пришла так поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего один БРДМ сопротивлялся, в котором почти всех поубивали.
   Как рассказали потом парни из 324-го полка, когда они доложили, что в ущелье мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не дергались и стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, когда уже все было кончено.

Сам погибай, а товарища выручай

   Рядовой Новичихин Игорь Алексеевич, водитель в артиллерийском дивизионе 245-го полка. Родился 1 августа 1975 года в поселке Ягодное Магаданской области. Окончил желез­нодорожное училище на Украине. Вернулся в Ягодное, где и работал в промкомбинате механиком швейных машин. С июня 1994 года - служба в воинском строю. Сначала в Хабаровске, потом в Нижегородской области и, наконец, в Чечне.
   В какую бы форму ни облачился солдат - в парадную ли, с отутюженным кителем и стрелками на брюках, в повседневную, в "камуфляжку" ли, или в зимний бушлат, он все равно остается человеком с его силой и слабостью, сообразительностью или тугодумием, способным на тонкие движения сердца, готовым согреть соратника теплом своей души. Именно таким и был Игорь Новичихин, подру­жившийся в армейском строю с Евгением Цыганковым, призванным на службу из Красноярского края. У Цыганкова не было родителей. В одном из писем, отправленных в поселок Ягодный Магаданской области, где он и родился и где тогда жила его мать Лидия Тихоновна, Игорь писал: "Я скоро вернусь, мама. Вернусь с братом. Не удивляйся. Женя - сирота, ехать ему не к кому. Пусть будет моим братом, поживет у нас".
   "Игорь был добрым и ласковым сыном. Друзей у него было мно­го. Даже домой хотел приехать с братом Женей Цыганковым... Я их ждала. Не дождалась: оба погибли", - так писала мать, вспоминая добрым словом Игоря и его друга и брата Женю. Горько ей. Не дождалась двоих сыновей: она по широте души своей и Женю готова была считать сыном.
   После окончания профессионально-технического училища работал Игорь Новичихин в родном Ягодном механиком швейных машин на промкомбинате. А потом, с июня 1994 года - армейская служба. Овладевал азами военного дела в Хабаровске, позже в поселке Мулино Нижегородской области. 11 ян­варя 1995 года он уже был в кипящем очаге конфликта в Чечне. Служил в артиллерийском дивизионе водителем. С техникой он был в дружбе, поэтому и доверили ему автомобиль.
   Погиб Игорь, не успев дождаться конца своей службы, 11 октября 1995 года. Был, как говорят, "дембелем", считал оставшиеся месяцы. В одном из боев с чеченцами был тяжело ра­нен. От ран и скончался в госпитале в Самаре. Игорь едва успел отметить свой первый юбилей. Двадцать ему было в авгус­те 1995 года. Награжден орденом Мужества. Посмертно.
   Капитан Пуликовский Алексей Константинович, заместитель командира танкового батальона 245-го полка. Родился 7 июня 1971 года в семье профессионального военного в г. Борисове БССР. За время службы отца сменил шесть школ. Закончил с отличием одиннадцатилетнюю общеобразовательную школу в г. Гуеве Калининградской области, Ульяновское высшее военное танковое училище, которое заканчивал его отец. До чеченских событий был командиром танковой роты 13-го полка Кантемировской танковой дивизии. В Чеченской республике с 4 октября 1995 года. Погиб 14 декабря 1995 года в операции по освобождению попавшей в засаду разведгруппы полка. Награжден орденом Мужества (посмертно).
   События в Чечне назревали невидимой грозовой тучей. В среде военных гораздо быстрее распространялась информация о предстоящих войсковых операциях. То, что они будут нелегкими, хорошо понимал командир танковой роты старший лейтенант Алексей Пуликовский. Поэтому и учебный процесс строил с учетом предстоящих боевых действий, не давая поблажки солдатам срочной службы. От качества обучения зависела жизнь каждого солдата и подразделения в целом. Сам он написал три рапорта с просьбой об отправке в Чечню. И только на третий получил "добро" от командования части. Приказом был назначен заместителем командира танкового батальона 245-го полка. Командующий всей войсковой группировкой в Чечне генерал-лейтенант Пуликовский К.Б. в суете и чехарде передислокации войск не мог уследить за передвижениями по службе собственного сына и только через двадцать дней узнал, что у него в подчинении находится Алексей.
   А на блокпосту батальон выполнял задачу поставленную младшим Пуликовским. Во время очередного перемирия не было открытого противостояния бандитских формирований и федеральных войск. Но все жители Чечни ходили с оружием. Тейпы (родственный клан) были вооружены до предела.
   Солдат-контрактник танкового батальона Сомов (фамилия изменена) случайно сбил чеченского жителя. С угрозами выступил весь тейп Сулеймана Каданова. Алексей конфликт попытался решить миром, по закону, но чеченцы, подогретые ваххабитской пропагандой, шли только на обострение ситуации. Как выйти из этого конфликта мирным путем? Алексей решил отдать себя вместе со связистом в заложники. Двое суток они находились у чеченцев. Издеваясь и пытаясь сломать волю капитана, они три раза выводили его на расстрел. Алексей не оставлял надежды освободить Сомова и настойчиво вел переговоры со своим командованием и Кадановым. Освобождать бойцов приехали полковник Яковлев и генерал-майор Шаманов.
   14 декабря разведгруппа полка ушла в дозор и к назначенному времени не вернулась. Командование полка решило провести поисковую операцию, возглавил которую Алексей. Когда выдвинулись в заданный район, попали в засаду. Алексей грамотно и оперативно развернул танки и БПМ в боевой порядок и организовал атаку на превосходящие силы бандитов. Чтобы предотвратить поражение бронетехники гранатометами чеченцев, личный состав отряда, по приказу Алексея, атаковал в пешем порядке. Находясь рядом с броневыми машинами, руководил боем командир отряда Алексей Пуликовский. Граната ручного гранатомета попала в борт БМП. От ее взрыва погиб Алексей.
   Время не притупило боли потери сына у его отца Константина Борисовича и матери Веры Ивановны Пуликовских. Они проживают в Хабаровске и каждый год в дни памяти ввода войск в Чечню 11 декабря посещают могилы погибших военнослужащих на городском кладбище, как могилу своего сына.
   Рядовой Волобуев Андрей Юрьевич, мотострелок 245-го полка, родился 11 января 1975 года в Комсомольске-на-Амуре. Там же жил с родителями, учился в средней школе N 27.
   По отзывам друзей, соучеников, Андрей Волобуев был "парень как парень, в глаза не бросался, но уж если подружишься с ним, так постоянно будешь тянуться к нему, веселому и великодушному..." Он любил спорт, рыбалку. Единственный сын рано оставшейся вдовой Татьяны Александровны Волобуевой, 20 лет проработавшей на швейном производстве "Комсомолка", Андрей мог быть освобожден от призыва в армию, но Татьяна Александровна сама настояла на том, что Андрей должен пройти военную службу. Вот как рассказывает об этом его мама:
   "Он у меня маленьким сильно болел, астматиком был. Так я его несколько лет в бассейн завода "Амурсталь" водила и все-таки вылечила. Плавать научился отменно. Что тебе волейбол, что футбол, все любил. Рыбалку обожал, уже взрослый был, семнадцатый год, поймал, помню, большую рыбину, так ликованию не было конца. А детей маленьких как любил, особенно сестричек и племянниц своих двоюродных: и нарядит их, и умоет, и косички заплетет. Сама ведь отправила его в армию тихо, чтобы не знал. Потом призналась, когда уже в Хабаровске служил. Жениться хотел рано - ему семнадцать, а ей вообще шестнадцать было. Вот подумала, пусть ума наберется, возмужает... Лучше бы он тогда женился!.. А Наташа, услышав о его гибели, сильно горевала, пришла к гробу, так вместе со мной всю ночь и сидела"...
   В составе 245-го мотострелкового полка Андрей попал в Чечню и, как отмечалось в письме подполковника И. Бухальцева родным рядового Волобуева, "честно и добросовестно выполнял нелегкие обязанности солдата Российской армии..."
   19 декабря 1995 года под утро боевики напали на наш 61-й блокпост. На командный пункт поступило сообщение об этом. На поддержку боевых товарищей поспешили их однополчане. По машине, в которой находился рядовой Волобуев, бандиты открыли стрельбу из автоматического оружия и гранатометов. Бой проходил в тяжелых горных условиях, в ущелье реки Аргун. В нескольких километрах от селения Шатой Андрей, ведя прицельный огонь по противнику, получил смертельное осколочное ранение...
   Хоронили его в родном Комсомольске-на-Амуре. Хоронили всем двором, всей улицей. Перед глазами матери Андрюши, куда бы она ни повела затуманенный слезами взгляд, вставало не измученное и изуродованное гримасой боли лицо сына, доставленного в отчий дом из треклятой чеченской бойни в цинковом гробу, а красивое, улыбающиееся. Таким он останется в ее памяти, в памяти всех, кто знал Андрюшу Волобуева, навсегда.
   Рядовой Попов Андрей Леонидович, родился 23 марта 1976 года в селе Нижние Халбы Комсомольского района Хабаровского края. В 1992 году закончил 9 классов. Потом работал в колхозе имени 23-го Партсъезда разнорабочим.
   Армейскую службу сначала проходил в Хабаровске, в/ч 51460, а позже, в январе 1995 года, отправлен в Чечню. Был он механиком-водителем боевой машины пехоты.
   Каких друзей
   Война мне подарила.
   Да тех, кого потом
   Назад взяла.
   Убить меня хотела
   И убила,
   Но что с того,
   что жизнь не отняла?
   Сергей Говорухин
   Торопливо вырванные из тетради три листка. Они уже помя­ты временем. Кое-где порваны. Почерк - стремительный. Похоже, человек писал их, не заботясь ни о содержании письма, ни о гра­мотном построении фраз. Лишь бы написать, выплеснуть на бумагу то, что тяжким камнем лежит на душе. Письмо это написал товарищ Андрея Попова по ратному строю Сергей Додонов. Вот оно:
   "Вы просили написать, как погиб Андрей Попов. Сам я на этом месте не был, но то, что удалось увидеть через буссоль, расскажу, как могу. Андрюха был (жаль!) Человек, хороший механик и надежный друг. Случилось это в декабре 1995 года. Наша с Танковичем БМП-812 (боевая машина пехоты) должна была сопровождать колонну, уходившую на Ханкалу. Но с техникой слу­чается всякое. Забарахлил двигатель. Мы занялись двигателем, а вместо нас поехал Андрей Попов. Колонна построилась, и вдруг по рации передали, что весь 61-й блокпост взят в плен. По изменившейся обстановке командир решил отправить туда штурмовую бригаду от нашего батальона. Андрей повел свою БМП-810 в Шатой. В район 61 блокпоста. Дальше все видел сам через буссоль. Буссоль - это оптический прибор для управления артиллерийским огнем. Я видел, что первая граната из РПГ (ручной противотан­ковый гранатомет) прошла по верху машины. Пехота спрыгнула с брони и рассыпалась. Андрюха стал разворачивать машину, но тут ударил второй заряд. Попал прямо под фальшборт, где он сидел. Короче, прямо в него. Дальше я видел взрыв, огненную реку солярки и рвущийся боекомплект. Наводчика из башни выбросило взрывной волной. После я видел его БМП. Дыра как раз напротив механика. Уцелеть в такой ситуации Андрей не мог.
   У меня, наверное, на всю жизнь осталось гадкое чувство, что Анрюха погиб вместо меня. В тот день были и другие погиб­шие, но для меня самой страшной и большой была смерть Андрея. Есть ли в нашем языке слова, которые могли бы выразить мою боль утраты друга? Не знаю, но в то же время буду вечно благо­дарен Андрюхе. Царство тебе небесное, друг, и прости! Извините за сумбурность изложения. Каковы мысли, таково и изложение. Сергей Додонов".
   Сержант Рузавин Сергей Викторович, наводчик-оператор БМП 245-го мотострелкового полка, родился 4 января 1976 года в поселке Обор района имени Лазо Хабаровского края. Закончил 11 классов Оборской средней школы и поступил в ГПТУ N 17 поселка Хор. Весной 1994 года досрочно сдал экзамены в техническое училище и был призван в армию. Службу проходил в в/ч 34091 в селе Князе-Волконское, получил специальность оператора-наводчика.
   Есть мудрая народная пословица: "Самое длинное путешествие начинается с первого шага". Жизненное "путешествие" Сережи Рузавина оказалось, к печали, очень коротким, но достойным по содеянному им. Ему было всего 19, когда этот путь прервался.
   Он хорошо закончил 11 классов, мечтал поступить в институт. Увы... Не стало отца. И Сергей принимает решение: надо как можно быстрее овладеть производственной профессией, чтобы быть надежным помощником матери, Светлане Константиновне, на плечи которой легли все заботы о воспитании двух сыновей. Он выбрал Хорское ПТУ. Весной 1994 года - призыв в армию. И Сергей, настойчивый в учении, умеющий собрать в кулак волю, когда это требуется, досрочно с успехом сдал экзамены в училище и получил специальность тракториста-машиниста широкого профиля.
   Пройдя необходимую армейскую подготовку в одной из учебных частей ДВО, сержант Сергей Рузавин, рослый, крепко сбитый юноша, в январе 1995 года в составе 245-го мотострелкового полка был в Чечне. За полмесяца до этого он писал домой, что уже близок "дембель", но это не повод для расхолаживания в службе. И он умело и храбро выполнял свой воинский долг.
   Сергей Рузавин был в той же штурмовой группе, что и Андрей Попов, которую командир отправил на выручку 61-го блокпоста, взятого в плен. В этом своем последнем бою Сергей, как всегда, действовал решительно и смело. Погиб, как и многие его сослуживцы, изрешеченный пулями, осколками мин и гранат.
   Посмертно сержант Сергей Викторович Рузавин награжден орденом Мужества. Передавая эту награду почерневшей от горя матери отважного воина Светлане Константиновне, военком района им.Лазо полковник А. Заяц тихо сказал: "Простите, что не смогли сберечь вашего сына". Память о нем живет в сердцах земляков.

* * *

   Газета Молодой Ленинец N 43 (6938) 8 декабря 1999 г. Пенза.
   Владимир Вержбовский. Учитель в чеченском плену.
   ...В конце 1995 года весь блокпост на окраине Шатоя, все тридцать два человека, попали в плен. Нелепо. Непостижимо. Пацан-снайпер ушел по нужде из своего места, оставив дорогу к нашим без прикрытия. Итог? Двадцать два российских бойца под чеченскими прицелами были полностью разоружены. А ему, капитану Апчелимову, вызванному боевиками якобы для переговоров, предложили сдаться. На вопрос, а что будет, если он откажется, последовал жесткий ответ: всех твоих солдат, капитан, расстреляем тут же. Пока Апчелимов пытался торговаться, сержант Сергей Казаков и еще не плененные бойцы отчаянно пытались выйти на связь со своим полком. Эфир был забит дурацкими песенками. Когда же наконец ответили: "Ну что еще?", Сережа успел только сказать: "Нам всем хана..." К этому времени в кольцо был взят весь блокпост.
   Капитан Владимир Апчелимов - наш земляк. Он родился в Пензе в 1965 году, окончил Ленинградское высшее военно-политическое училище противовоздушной обороны. 31 октября 1995 года был зачислен в 245-й мотострелковый полк на должность замполита минометной роты.
   Апчелимов мог и не ехать в Чечню: разнарядка пришла не на него. Однако у другого офицера был совсем крошечный ребенок. И еще одно обстоятельство повлияло на решение капитана: он получил письмо от матери погибшего солдата, в котором она с болью писала, что, мол, послали мою кровиночку на чеченскую бойню, а он и оружия-то в руках не держал никогда. Будьте вы все, офицеры и прапорщики, прокляты!"
   ...Всех пленных увели в горы. Там на привале кто-то из боевиков предложил: "Чего с ними таскаться, давайте расстреляем!" - "Погоди, - ответил другой чеченец, - это всегда успеется". Владимира свалила жесточайшая пневмония. Командира русских лечили чеченскими методами - окунали с головой в ледяную горную реку. Выжил, выдюжил на радость солдатам. Кто же их, горемычных, кроме него, поддержать сможет?
   Глинобитный дом около высокогорного села. Рабский труд. Неволя, унижения, безысходность. Рубили дрова, косили траву, клали дома, строили мосты, шили одежду и обувь - одним словом, рабы. Но, видно, чем-то выделялся Апчелимов среди других.
   Однажды по весне пришли к нему местные старики. Поздоровались, как с равным, и предложили... стать учителем. Три года в сельской школе вообще не было никаких занятий. Володя обещал подумать. Его сослуживцы-пленники ответили однозначно - иди, может, и нам чем поможешь.
   В школу Апчелимова каждый день доставляли под охраной. Дети учились разные: от семи до пятнадцати лет. Занятия продолжались до конца учебного года. И все было как надо: классный журнал, оценки, плохие и хорошие ученики. Предметы Апчелимов преподавал все, какие знал: математику и русский, географию и историю, рисование и труд. Один из учеников, постоянно выводящий из терпения не только учителя, но и своих товарищей хамством, воровством, приставаниями к девчонкам, схлопотал от преподавателя подзатыльник. Иллюзия учительства рухнула мгновенно. Боевик-охранник бил прикладом и ногами Апчелимова до тех пор, пока последний не потерял сознания.
   Очухавшись, пензенский капитан наотрез отказался от дальнейшей работы в школе. Ровно через три дня к Владимиру пришел 96-летний старейшина села и попросил вернуться назад. "Какой же я учитель? Ведь меня можно избить или пристрелить на глазах у детей", - отвечал Апчелимов. Тем днем все село собралось на сход. За учителя заступились все, даже дети. Капитан вернулся в школу.
   ...Рабство ломало психику многих. Апчелимову было особенно тяжело. У своих он числился предателем. Мол, был командир пьян и сдал блокпост бандитам практически без боя. Тем не менее Володя пытался поддерживать своих солдат и помогал им, как мог. Сначала пленникам разрешили отправить родным письма. Потом потихоньку стали обменивать. Но тут снова начались боевые действия.
   Двое - Задорожный и Цыганков - погибли от прямого попадания российской авиабомбы. Апчелимов решил, что до тех пор пока все солдаты не вернутся домой, он не имеет права на собственное освобождение. Конечно, бывали и минуты отчаяния, когда подкрадывалась мысль - так и сгинешь здесь, в этих проклятых горах.
   Капитан и Костя Кожевников бежали вместе, когда услышали, что наши уходят из Чечни. Тянуть дальше было просто нельзя. Пять дней их вместе и порознь допрашивали особисты, потом еще пять дней держали в Ханкале. Потом Моздок, Чкаловск... Потом обычный российский бардак, который лучше не пересказывать.
   Сегодня наш земляк майор Владимир Апчелимов по-прежнему в строю. Служит Родине, России в прославленной Кантемировской дивизии.
   Дай Бог ему и его семье здоровья и счастья!

* * *

   28 июня 1996 года начался выход из Чечни 245-го мотострелкового полка - первой воинской части, выводимой из зоны конфликта в рамках Назранских соглашений 6 июня 1996 г.
   За полтора года пребывания в Чечне в полку погиб 231 человек. Из них 22 офицера, 3 прапорщика и 205 солдат и сержантов. Ранены 186 человек. На момент вывода полка 19 его военнослужащих числились в плену у противника. Потери в технике: 54 БМП, 5 танков, 4 БТР и 13 БРДМ (Литовкин В. Войска уходят, войска остаются. - Известия. - 26.6.1996).
   Список убитых, плененных и пропавших без вести в 1994-96 годах по 245-му мотострелковому полку (3-я гв мсд) опубликован на сайте chechnya.genstab.ru. В этом скорбном списке 317 человек.

* * *

   Из предыдущего рассказа может остаться впечатление о том, что все отцы-командиры дерьмо и чуть ли не специально ведут дело к потерям среди личного состава. Это далеко не так. Командиры, впрочем, как и солдаты, бывают разные. Прочитайте о полковнике Сергее Юдине, принявшем 245-й полк в апреле 1996 года и, думаю, Вы с нами согласитесь.

Зеленые пики полковника Юдина

   Константин РАЩЕПКИН, газета "Красная звезда" от 4.12.2004 г.
   Боевики узнавали его по позывному "Барс" и боевому почерку, схожему с шамановским - жесткому и решительному.
   ...О том, что в блокированной Алхан-Кале, где проходила спецоперация по проверке паспортного режима, находится полевой командир Бараев, узнали от брата убитого им главы Алхан-Юрта - чеченец умолял пропустить его поквитаться с кровником. Не теряя времени, Юдин вылетел в Алхан-Калу, где действовал один из его полковых батальонов. Ни комбата, ни начальника разведки полка на КНП не оказалось - преследовали Бараева, сумевшего, расстреляв наш блокпост, вырваться со своими людьми в соседнее Краснопартизанское. Чтобы сразу же взять руководство операцией на себя, Юдин вышел в эфир:
   - Я - "Барс". Кто меня слышит, ответьте!
   Это и предрешило развязку спецоперации. Услышав в эфире реакцию "духов" - "здесь "Барс", в плен брать не будут, уходим", начальник разведки понял, что они будут делать, и не ответил командиру полка, чтобы себя не выдать. После года войны планы боевиков читались яснее ясного: драпанут в самашкинский лес через Кулары - остальные выходы на ведущую к нему трассу "Кавказ" перекрыты. А искушать судьбу после того, как другой известный полевой командир, Сайдаев, угодив в лапы к "Барсу", остался в живых лишь благодаря участию в операции фээсбэшников, Бараев не станет. Все так и вышло - прождать в засаде разведчикам пришлось недолго.
   ...В июле 1996-го, когда подполковник Юдин вывел свой 245-й полк из-под Шатоя в Ханкалу для последующей отправки домой, командующий группировкой Минобороны в Чечне генерал Шаманов, поблагодарив его за службу, попросил другого генерала - замкомандующего 22-й армией Колмакова, с которым они когда-то служили в одном полку, поучаствовать в его судьбе:
   - Как друга тебя прошу, Александр Петрович, не дай потеряться этому офицеру. На таких, как он, мы войну эту вытянули.
   Однако тремя годами позже Шаманов, по сути, сам приостановил карьерный рост Юдина. Когда в сентябре 1999-го 245-й полк вновь засобирался на войну, представление полковника Юдина на начальника штаба дивизии было уже в Москве.
   - Не жди, Сергей, приказа этого не будет, - вдруг сознался работавший в полку окружной кадровик, - потому что никто, кроме тебя, не заведет этот полк в Чечню. Но ты уже дважды там был, можешь отказаться.
   Через месяц, встретив в Моздоке Шаманова, крепко обнявшего его со словами "ну, наконец-то меня послушали!", Юдин все понял.
   - Не обижайся, Серега, - сказал Шаманов, - такая у нас с тобой судьба.
   В Чечню его полк пошел первым. Получая от Шаманова на улице без свидетелей боевую задачу на переход чеченской границы, Юдину казалось, что он никуда и не уезжал. Те же люди вокруг, те же горки, те же дороги. Но это была уже совсем другая война. По крайней мере в полосе наступления их Западной группировки. С боевиками больше не разговаривали, их давили. Пока армии снова не скажут "стоп", навалить как можно больше "душья" - в этом их с Шамановым взгляды так совпадали! Какие уж там обиды - полк наступал на главных направлениях Западной группировки, сыграв потом решающую роль и в штурме чеченской столицы. В уличных боях за площадь "Минутка", после которых главари бандформирований решили оставить Грозный, его бойцы в буквальном смысле рвали боевиков живьем. Во вторую кампанию 245-й пленных не брал...

Первый бой едва не стал для него и последним.

   Когда из Новых Атагов, восточнее которых находился их лагерь, донеслась стрельба, Юдин, начальник штаба бригады, сразу подумал на Косарева. Майор, отправившийся с разведвзводом на двух БМП проводить машины с хлебом через Аргун, в село заезжать был не должен, но с началом перестрелки связь с ним пропала. Все стало ясно, когда несущаяся на всех парах от Новых Атагов бээмпэшка зарулила прямо на ЦБУ. На броне -- тело Косарева. Услышав от местных, что "духи" на выезде из села оборудовали свой блокпост под зеленым флагом, Косарев решил это проверить. Комбриг полковник Сергей Цыганков, несколько солдат из его охраны, Юдин и командир размещавшейся в их лагере роты спецназа -- на БТР, и к селу. Не доехали метров сто. Разорвавшаяся почти над ними граната от РПГ смела всех с брони. Едва залегли в небольшом овраге, "духи" открыли сумасшедший огонь. Когда в спешке седлали БТР, спецназовец махнул на бегу своим, но те почему-то не тронулись с места. Проезжая наш блокпост, Юдин тоже рукой показал "за мной". В результате, не считая солдат, которые, впервые попав под пули, долго приходили в себя, оказались по сути втроем против банды...
   - Связь с базой есть? - отстреливаясь, спрашивает Юдин лежащего рядом перепуганного связиста и видит, что тот без радиостанции. - Где рация?! Вперед в БТР за рацией!
   Едва тот встает, пуля бьет в дерево, и ему в голову отлетает сучок. Кровь, он падает.
   - Тащи быстрей станцию, - опять кричит Юдин.
   Тут у них с Цыганковым заканчиваются патроны. Сбегавший к БТРу солдат возвращается с ящиком, в котором цинки с боеприпасами. Только не это! "Это ж мы с тобой, - говорит Цыганков, - два дурака приказ подписали, чтоб все боеприпасы в штатной укупорке". Опять к БТРу - за топором. БТР, кстати, молчит, не стреляет. Недавно попавший в охрану солдат не смог зарядить пулемет - взводный не успел научить. Ничего, разрубили цинки, разбросали упаковки с патронами, первый страх вроде прошел, отобьемся!
   Цыганков хватает "муху", бежит в сторону, падает в другой арык, и оттуда ба-бах - прямо в железнодорожный контейнер, из которого бил пулеметчик. Пока тот горит, прибегает назад: "Ну, сейчас стрелять меньше будут".
   "Душки" из-за контейнера по одному, пригнувшись, едва не на четвереньках, перебегают к соседнему дому. Но Юдин - кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, причем в классе "бегущий кабан" - одного за другим валит всех троих короткими, по два-три патрона, очередями. "Где так "мочить" научился?" - поразился Цыганков.
   - Я - "Залив-08", - вышел наконец Юдин в эфир. - Кто меня слышит - ответьте.
   - Я - "Старец", - отозвался начальник артиллерии.
   - "Старец", здесь задница, помоги огнем...
   - Ты что? Ни в коем случае! - кричит Цыганков, - они ж по нам долбанут.
   Тут в эфир выходит командир танкового батальона майор Хохол. Увидев, что на окраине села бой, он, не дожидаясь команды, запрыгнув в танк, выехал на такую позицию, чтоб по боевикам можно было ударить сбоку, не зацепив своих.
   - На приеме Хохол! Помогаю!
   Кинжальным огнем танк сносит один за другим оба дома с боевиками. Словом, в итоге "духов" прижали крепко. Бой в общей сложности шел часа три. Двое раненых, Юдин с Цыганковым контужены. У танка боеприпасы кончились, "духи" уже не стреляют. Отходим!
   - "Старец", мочи!
   Едва вернулись в расположение, на черной "Ниве" с красным капотом примчался глава Новых Атагов Ризван Лорсаланов:
   - Что вы делаете? Я же друг бригады!
   - Какой ты друг?! Видишь, начальник разведки погиб! - Юдин показал Ризвану захваченные с блокпоста флаг с волком и автоматы с зелеными ленточками.
   От прилетевшего разбираться Шаманова свое участие в этом бою Юдин попытался скрыть - выезжать вдвоем с Цыганковым они не имели права. Выслушав, генерал улыбнулся:
   - А чего не добавляешь, что и ты там был? Ух, Серега, рисковый ты парень! Ты ж начштаба - мозги. Ну, комбриг шашку схватил, понимаю. Ты ж на ЦБУ сидеть должен.
   - Ну как, - отвечает Юдин, - я командира мог бросить?

Странная война

   В Чечню подполковник Юдин приехал в октябре 1995-го. 166-я бригада, начальником штаба которой он был назначен, стояла между Шали и Новыми Атагами. Разобраться в происходящем поначалу было непросто: на фоне вялотекущих мирных переговоров постоянные провокации боевиков. В некоторые села, в то же Шали, например, войска вообще не входили, хотя все знали, что там жили боевики и даже известные полевые командиры. С одним из них - Русланом Алихаджиевым они с генералом Сергеем Макаровым даже ездили на переговоры. Говорили, он имел влияние на Басаева, у которого были наши пленные. Встреча старых знакомых - Алихаджиев служил прапорщиком в шалинском полку, когда им командовал Макаров, - была колоритной. Спрыгнули с БТРа, подходит обвешанный оружием Алихаджиев, отдает Макарову честь:
   - Здравия желаю!
   - А ты чего, Руслан, здесь делаешь? - отвечает Макаров.
   - Да я вот - командующий юго-восточным фронтом...
   - Какой ты командующий? Не посадил тебя тогда за недостачу на автомобильном складе, пожалел...
   Алихаджиев уверял, что договорится с Басаевым, но без оружия и охраны ехать отказался - как это он, мол, не при делах приедет на сходку с другим полевым командиром. Словом, странная какая-то шла война: хоть из села через блокпосты вооруженных боевиков не выпускали, в самом Шали их при этом почему-то не трогали. Глава села, еще один Алихаджиев - Шарип, при этом как-то был вхож даже в штаб группировки... Да и в самой Ханкале, казалось, победить хотели не все. Однажды, например, Алихаджиев, напросившись на обед, попытался всучить Цыганкову взятку - толстую пачку баксов, чтоб тот снял блокпост на трассе Грозный - Шали.
   - Ты что, Шарип, охренел? - обиделся Цыганков. - Я ж сюда воевать приехал.
   Может, и совпадение, но через неделю -- звонок из штаба группировки:
   - Смотри на карту, Юдин, у тебя здесь блокпост есть? Сними его.
   - Письменный приказ, - не растерялся Юдин.
   - Ну хотя бы отодвинь тогда его от дороги, - поколебались на том конце провода...
   Установив систему электронной разведки, Юдин взял под контроль участок дороги Шали - Новые Атаги, откуда на ночь распоряжением из группировки снимался блокпост, и привязал к этим датчикам артиллерию - мирные ночью не ездили. По утрам вокруг развороченных машин каждый раз находили оружие. Вычислив брод через Аргун, по которому боевики в тумане объезжали этот блокпост, поставил минное поле - тут же подорвалась машина с боевиками. Обо всем этом узнал Шаманов, бывший тогда заместителем командующего группировкой по боевым действиям. Прилетев, спрашивает: где начальник штаба? Юдин представился. Наконец, говорит Шаманов, в бригаде появился зубастый начальник штаба, который не в лагере сидит, а кусает.
   В январе начальник разведки привел к Юдину подозрительного солдата. Видели, говорит, как разговаривал с местными по-чеченски. Попытались выяснить, откуда знает язык, - бесполезно. Ладно, рассудил Юдин, если "засланный", все равно не признается - пускай-ка переводит радиоперехваты. Припугнул: малейшее слово влево-вправо - смотри... и отдал его командиру роты РЭБ Славе Ястребу: "Живет у тебя в кунге, глаз с него не спускай". Раньше кассеты с перехватами возили в штаб группировки, получая перевод через несколько дней. Теперь же, когда пошел перевод горячий, Ханкала была нужна лишь для проверки.
   Прибегает Ястреб: "Срочно звоните в 245-й. Командир на утреннем построении собирается вручать награды - пусть отменит построение. Тамошние "душки" только получили новые снайперские винтовки, собираются их опробовать. Снайперы уже рассажены, сейчас, говорят, мы их "наградим". (245-й стоял тогда в горах под Шатоем. - Прим. авт.) Или собирается, например, под Ведено "вертушка" с продовольствием, а боевики, оказывается, уже ждут ее со "Стрелой".
   В итоге боевики просекли это дело - у русских, говорят, переводчик, жена у него в Смоленске. Федоров - этот солдатик, начинает плакаться, проситься в отпуск. Отпустили. Узнав через неделю от фээсбэшников, что никакой он не Федоров, а Исмаилов. Дальний родственник самого Масхадова. Отслужив срочную, остался контрактником, чтоб шпионить. Жаль, конечно, упустили "душка", но и так хорошо послужил. А проблему переводов все равно потом научились решать, но уже другим способом.
   22 февраля Юдина назначили командиром полка. Но до конца апреля он пробыл в бригаде, ожидая замены, узнав о своем отъезде, кстати, все от того же Шарипа Алихаджиева.
   - Достал ты меня уже, - сказал при очередном конфликте Алихаджиев, - через десять дней уедешь домой.
   И ровно через неделю приезжает заменщик. Вот такая война.

Опыт, оплаченный кровью

   Весной 1996-го одна за другой случились две трагедии. 31 марта боевики расстреляли под Беноем шедшую к Ведено колонну 104-й воздушно-десантной дивизии. 28 человек погибли, более пятидесяти раненых. А через две недели - 16 апреля - под Ярыш-Марды устроили засаду на тыловую колонну 245-го мсп. Только убитыми полк потерял 73 человека. Это был уже его, Юдина, полк, который он готовился вот-вот принять.
   Услышав у себя под Шали доносившуюся из Аргунского ущелья пальбу, Юдин вышел на начальника штаба ОГВ: "Долбят 245-й, я помогу..." -- "Не лезь, - ответил тот, - "вертушки" уже пошли".
   Боевики действовали грамотно: подбили идущий впереди танк, затем снайпер убил арткорректировщика, старшего колонны подполковника Терзовца и авианаводчика - все они ехали на одной машине. Шедшую из Шатоя на выручку колонне бронегруппу боевики остановили огнем под Зоны.
   Почему ему не дали пойти на помощь? За полтора часа их бронегруппа по короткой - мимо Дуба-Юрта - дороге успела бы до места боя. По крайней мере отвлекли бы "духов", перекрыв им пути отхода. Почему пришедшие "вертушки" оказались без топлива и, посмотрев на бой, улетели? Почему, наконец, блокпосты 324-го мсп севернее и южнее Ярыш-Марды получили команду свернуться буквально перед тем, как пойти колонне, и наверху, на высотах, никого не было? Не находил Юдин ответов.
   Когда, вернувшись в Чечню после недельного отпуска, он, прежде чем лететь в полк, представился в Ханкале начальнику штаба армейской группировки (назначенный после Ярыш-Марды командующим Шаманов был под Бамутом), тот предложил ему захватить с собой... главу Шатоя Дузаева, почему-то дожидающегося нового командира полка в штабе ОГВ. Конечно, Юдин предпринял все, чтобы не лететь с ним. Когда же прилетел в полк, Дузаев был уже там - обедал с исполняющим обязанности комполка. "Глава администрации приехал налаживать связи", - доложил тот. "Никаких связей, - оборвал Юдин, - сначала надо принять полк, заслушать начальника разведки об обстановке".
   О том, что колонну расстреляли шатойские, Юдин еще месяцем раньше узнал от жившего в Шали боевика, друга Басаева. "Ты знаешь, что я назначен командиром этого полка и что я этого так не оставлю, - сказал он, встретившись с чеченцем у КПП бригады, - скажи мне кто?"
   Хорошо изучив чеченцев за год войны, Юдин знал, что боевики из разных тейпов и банд никогда не будут воевать меж собой, но всегда охотно подставят друг друга. Вот и шатойские напали на колонну на территории не своего, а Грозненского района.
   Приняв полк, Юдин сразу же поменял людей на всех блокпостах. Настрой, особенно после случившегося, у них был до странного мирный. Приехав, например, с исполнявшим до него обязанности комполка подполковником Романихиным на блокпост для проверки, дает минометчику вводную - огонь по такой-то цели, тот - ни с места, только удивленно смотрит на нового командира полка. "Да ты что? - говорит Романихин. - Там же лесники могут быть". Встреча с этими "лесниками" едва тогда не стоила Юдину жизни. Когда мулла Вашиндороя, бывший с "душками" заодно, пригласил нового командира полка, при котором им дышалось уже не так свободно, на переговоры, Юдин послал вперед разведчиков. "Снайперы кругом", - доложили те. "Еще раз пригласит на такие переговоры со снайперами - пожалеет", - передал он мулле через главу Шатоя Дузаева.
   На вывод полка, намеченный на конец июля, прилетел замкомандующего армией генерал-майор Колмаков. Полковая колонна должна была пройти тем же маршрутом, что и 16 апреля. Утвердив у Шаманова план на вывод, приехали к исполнявшему обязанности командира 324-го мсп Воропаеву, чьи блоки были сняты с высот, когда расстреляли колонну. Колмаков показал тому карту:
   - Видишь твои блокпосты на момент вывода?
   - Вижу!
   - Расписывайся.
   Но и после этого - Чечня научила не доверять никому - Юдин решил прикрыться своими блоками, которые выставил по высотам. "Лесников" в шатойских горах в тот день наверняка было много. Операция заняла часов десять. Последним в солдатской плащ-палатке на замыкающей колонну БМП ехал Колмаков. Хотя должен был лететь вертолетом. Генералы, как говорится, бывают разные. Как и офицеры.
   Спустившись с гор, встали под Старыми Атагами. Встретив Юдина, командир стоявшего там полка вдруг под вечер куда-то исчез. Натопил баню, накрыл стол, а самого нет.
   - Где командир? - спросил Юдин охранника.
   - В Дуба-Юрт уехал, - ответил тот.
   - Как в Дуба-Юрт? На чем? С разведротой?
   - Да нет. На "Урале". Он и водитель.
   Словом, многие вопросы той первой войны так и остались без ответа. Главный из них - как можно было, предав память погибших, подписать с боевиками позорный мир, отпустив мятежно-криминальную Ичкерию в свободное плавание? Зато Юдин точно понял другое - рано или поздно второй заход обязательно будет.

Рубежное. Первый бой

   Вторая Чечня началась для Юдина в сентябре 1999-го, когда его 245-й полк перешел границу мятежной республики, наступая со стороны Моздока. Взорванные в Москве дома, поход боевиков в Дагестан и резкие заявления нового премьера Путина не оставляли сомнений - теперь дадут развернуться.
   Первый населенный пункт Кречетово прошли без боя. Найденный в одном из домов подвал с нарами и цепями наглядно показал тем, кто еще не был в Чечне, с кем воюем.
   Под вечер вышли к Рубежному, у которого приняли первый бой. "Духи", судя по отрытым лишь по колено окопам, наших так скоро не ждали. Но оборону занять успели.
   Впереди, развернувшись в боевой порядок, шел второй батальон майора Сергея Булавинцева. Когда до села оставалось метров пятьсот, из окраинных домов открыли огонь. А из глубины села ударили минометы. Одна мина легла прямо у командирского БТРа Юдина, не зацепив никого лишь каким-то чудом. Едва спрыгнули с брони, тут же рядом рвется вторая - "духи" по антеннам вычислили штабную машину. Спешились, рассредоточились, залегли. Булавинцев не растерялся, грамотно руководит боем.
   - "Барс", я - "Гранит", - докладывает Булавинцев Юдину, - веду бой на рубеже таком-то. Есть "трехсотый", тяжелый - капитан Гринченко.
   - "Гранит", я - "Барс", - тяжело вздохнул в ответ Юдин, - село Рубежное, из которого ранили нашего офицера, мочить в полный рост...
   К вечеру, когда перестрелка стихла и стемнело, к боевым порядкам Булавинцева вышел старик. Я, говорит, русский, наконец мы, родные, вас дождались. И предлагает взять его на броню - чтоб показать места, где сидят "духи". Сейчас, кричит, мы их всех вырежем.
   Посмотрели. Определив по хорошо известным еще с первой войны признакам, что "казачок-то заслан", и артиллерии, и Булавинцеву - огонь по тем местам Рубежного, которые, по словам деда, как бы "наши", и не стрелять туда, где старик определил "духов". Дед аж заверещал. Боевиков, судя по появившимся наутро свежим могилам, на которых потом выросли зеленые пики, наколошматили там хорошо.

Кавказ - дело тонкое

   Перейдя Терек, полк пошел Терским хребтом. Высоту 513,0 над Зебир-Юртом, которую держали два десятка боевиков, пришлось брать пешей атакой. Иначе никак - выдолбленные в скальном грунте окопы с норами защищали "душков" от ударов с воздуха и артиллерии. Избежать практически неизбежных при этом потерь удалось благодаря грамотной организации боя. Под прикрытием огня танков и вертолетов, сблизившись с противником на бросок гранаты, сбили боевиков с горки.
   В окопах - семь трупов. Причем своему командиру, судя по дырке в кепке, боевики сами выстрелили в затылок - не иначе, не давал отступать. Остальные сбежали. Судя по документам, завалили "цвет": убитый своими чеченский майор - комбат Магомед Хамзатов: герой Чечни, офицер бамутского полка имени Джохара Дудаева, представитель масхадовской гвардии. Все документы подписаны вице-президентом Ичкерии Вахой Арсановым.
   После боя - делегация из Зебир-Юрта во главе со стариком, полным кавалером орденов Славы: не наши, говорят, это - Вахи Арсанова люди. У нас, клянется старик, боевиков нет и не будет.
   - Хорошо, тогда водрузишь над селом, - Юдин протянул деду российский флаг, - чтоб, пойдя дальше, я был уверен - боевиков у нас в тылу нет. Если же флаг пропал - возвращаемся и зачищаем село.
   Так с родовым селом Масхадова - Зебир-Юртом - разошлись с миром. Боевики потом, правда, несколько раз пытались в него зайти, но местные их не пустили. Были даже доходящие до стрельбы стычки. А вот Вахе Арсанову - один боец из приданной танковой роты при взятии 513,0 все же погиб, когда в танк попал ПТУР, - Юдин потом отомстил. По их же кавказским обычаям. Один из пятерых оставшихся в Керла-Юрте дедов показал дом Арсанова, который явно впопыхах был покинут хозяином. В столе - куча визиток московских чиновников (Юдин передал их потом фээсбэшникам), в подвале - все те же цепи и кандалы. Собрал всех оставшихся стариков, показал найденную фотографию: на пороге этого дома Ваха Арсанов с Масхадовым и Басаевым. Видите? И на их глазах подорвал дом. За танкиста. Чечня любит, когда все конкретно.
   Что же до убитого своими комбата боевиков, об этом Юдин рассказал еще зебир-юртовским. Дойдет до родственников - те станут кровниками сбежавших с 513,0 бандитов.

* * *

   Сообщение в СМИ: 30 марта 2001 г. В поселке Мулино Нижегородской области сегодня торжественно встречают 245-й мотострелковый и 99-й самоходно-артиллерийский полки Московского военного округа, возвратившиеся из Чечни.
   Как сообщил ИТАР-ТАСС начальник пресс-центра МВО полковник Виталий Гусак, 245-й полк находился в Чечне с 16 сентября 1999 года. За полтора года боев 78 военнослужащих полка погибли. Полк принимал участие в боях за Урус-Мартан, Грозный, Горагорск, Зебир-Юрт, Первомайское, Ачхой-Мартан, Старые Атаги, Гудермес, Ведено, Черноречье.

* * *

245-й гвардейский мотострелковый Гнезненский краснознаменный ордена Суворова полк.

   За мужество и героизм, проявленные в боях с незаконными вооруженными формированиями, звание Героя Российской Федерации присвоено капитану Виталию Заврайскому. Посмертно звания Героя Российской Федерации удостоены подполковник Владимир Васильев и старший лейтенант Александр Соломатин.
   265 военнослужащих полка награждены орденами Мужества, 14 - орденами "За военные заслуги", 400 - медалями "За отвагу", 421 - медалями Суворова, 58 - медалями Жукова.

А. Казаков


Оценка: 5.68*87  Ваша оценка:

По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023