Руха. Серое осеннее сумрачное утро. Небо затянуло густой плотной дымкой, спрятав горные вершины, которые окружали наш полк. Афганское солнце изредка пробивалось сквозь чернеющие облака, а резкие порывы ветра сгущали тучи, и небо в предчувствие беды вот-вот готово было разрыдаться. Наш второй батальон пробудила грустная весть: за солдатским туалетом нашли молодого солдата - 'самострела'. Он лежал на самой окраине территории полка, где колючей проволокой ограждения разделялись два мира: солдатского быта и зеленого от кустарников тутовника горного склона, переходящего в глубокое ущелье - рубежа душманских владений. Как потом выяснили: парнишка, покончивший с собой, был из гранатометного взвода. Объявили общий батальонный сбор. Прапорщик Молодец, заглянув в наш спальный район (место расположения хозвзвода), беглым взглядом мысленно пересчитал нас. Убедившись, что все живы, с облегчением выдохнул и грозно сказал:
-Выходи строиться!
Мы, замученные бессонными ночами и непрекращающимися "духовскими" делами, выползали по одному на маленький плац, напоминающий маленькую крепость, окруженную афганскими дувалами. Шли на свое место батальонного управления. Туда же выходили строиться и другие подразделения: минометная батарея, связисты, часть рот и гранатометный взвод. Построившись в длинную шеренгу, напоминавшую извилистую горную тропинку, стали ждать приговора. Многие шептались, еще не понимая, ради чего такое ранее построение.
На небольшую трибунку перед мини-плацем вышел наш комбат майор Пазин, замполит капитан Орленко, начальник штаба капитан Савинов и представитель управления полка. Все сразу 'поймали' тишину и стали вопросительно ждать.
Вдруг со стороны туалета показались солдаты из батальонного разведвзвода, которые несли на санитарных носилках тело солдата. Они подошли поближе и положили носилки посередине - так, что бы всем было видно.
Всеобщему взору предстала ужасающая картина: на носилках лежало неестественно скрюченное, застывшее в предсмертных судорогах, окоченевшее тело молодого солдата. Голова была сильно запрокинута назад, как будто у него отсутствовали шейные позвонки; со стороны гортани были видны окровавленные отверстия от пуль. Но самое жуткое: верхняя часть головы (практически отсутствовавшая) напоминала пустую разорванную консервную банку, а на клочках светлых, коротко постриженных волос, была видна запекшая кровь с желто-зелёной слизью. Челюсть со страшным оскалом отвисла, обнажив жёлтые зубы, как будто сохранив последний отчаянный крик души. Глаза, когда-то выражавшие настроения человека и чувства, были полузакрыты и черны от крови. Но что меня поразило еще больше - это руки! Они говорили, нет, кричали о мучительно минутах расставания с жизнью. В кровь истертые мозолистые ладони были обращены вверх, напоминали о его нескончаемом солдатском труде; сильно сжатые пальцы как будто цеплялись за жизнь, только указательный палец правой руки одиноко торчал, сохраняя след от курка автомата. Его гимнастёрка-х\б, видавшая не одну сотню стирок, была размером 56, не меньше, и свисала балахоном. Сам же он был очень худощавого телосложения. Чтобы не смотреть на обезображенную голову, я тупо упёр свой взгляд на его ноги. И только тогда заметил, что его ботинки были разного размера: один примерно 46, другой 40. Зрелище было очень жалким.
Я подумал: 'Как же страшно человек выглядит в смертельном облике!'
Комбат начал свою речь:
- Посмотрите все на этого урода! Он трус, чмо! Решил легко избавиться от своей нелёгкой солдатской службы, а он подумал о своей матери, о своем командире? Смотрите, у него нет мозгов и, видимо, никогда и не было! Те из вас, кто надумал такой же чмошный поступок - идите и умрите лучше в бою! Умирать нужно достойно, как мужчины!!!
Тут подключился замполит:
- Да, как мужчины! И я обязательно напишу его матери, отцу, напишу на его прежнюю работу, как он погано умер! И пусть каждый из вас знает, что не будет таким поблажки и посмертных наград! Этот случай, к сожалению, не первый в нашем полку. Я внимательно буду теперь присматриваться к каждому из вас, и если кто-то во мне пробудит сомнения, то я сразу же его отправлю на боевые в сапёры. Пусть там умирает, а не за сортиром!
В строю прошло шевеление, кто-то стал открыто поддерживать начальственную точку зрения и говорить, какой же он плохой солдат, и были даже такие, кто сплюнул в его сторону. Всеобщее настроение было практическим единым, к тому же никто не хотел в сапёры!
Дополнить всю эту агитацию своей версией решил майор из особого отдела полка:
-Солдатики, поймите, что сила обручального кольца в крепком мужском яйце! И если даже вас не дождалась ваша любимая девушка, это не ваша беда, а её! Не стоит она таких жертв, нужно вернуться домой, целыми и невредимыми с наградами и почестями!
Грустно молчали только молодые, на чьих плечах был всеобщий армейский быт.
Сам того не замечая, поначалу я полностью согласился с доводами начальства, но, глядя на сытые лица в хорошо подогнанном обмундировании, кипевшие праведным негодованием, вдруг во мне возникла волна возмущения. Как это вообще возможно, как же так, почему такая не справедливость? Почему??? Молодой 'зелёный' солдат не покладая рук и ног пашет и днём, и ночью за себя и за того парня! Не доедая, не досыпая, терпя жестокие, фашистские издевательства 'дедов' (старослужащих солдат), а также порой и от офицеров! Где и от кого искать защиту, поддержку? И невольно в голову парня пришла мысль: 'Смерть! Только она моё спасение!'
А что вообще он чувствовал, и кто мог довести его до этого состояния, кто-нибудь задумался? А вы обратили внимание, как он одет? Почему его форма одежды не по размеру, а? Кто её выдавал ему??
Я стоял и еле сдерживал своё возмущение. В моих мыслях ярко пронеслась воображаемая картина событий, предшествовавших смерти этого парнишки.
-Сюда иди! Бегом, воин! Ты почему котелки не помыл, совсем оборзел, а?? - вопрошал 'дед'.
-Так, сейчас получишь 'фанеру', - и со всей силы ударил его кулачищем в грудь, роняя на землю. Пацан, задыхаясь и корчась, хотел встать, но ноги не слушались; хотел что-то сказать в своё оправдание, но перехватило дыхание, ведь было очень больно! Слёзы сами брызнули из глаз. От этого зрелища 'дед' ещё сильнее разозлился, и стал что есть мочи пинать его ногами.
Ночь, никому не нужный внутренний пост охраны своего подразделения...
- Только бы не уснуть, а то опять будут бить и издеваться. Как же я хочу домой, когда же всё это прекратится?! Сколько же мне это терпеть?! Надо попроситься в горы, хоть там отдохну. Нет, меня не возьмут, я же один молодой в этом взводе, скажут - 'чижара' ещё, не готов, да и кто будет им прислуживать? А впереди целая вечность нескончаемой службы; один день длится, как целая неделя. Ох, как болит тело, особенно грудь! Если бы я знал, какая она Советская армия - в жизнь бы не пошёл служить!
Сразу же вспомнился родимый дом: мать, сидящая у околицы и ждущая своего сына из Афгана; дядя Фёдор из районного военкомата, предлагавший за два литра коньяка отсрочку. Вот дурак, надо было согласиться... Хотя отец, узнав, грозно погрозил кулаком:
-Мужиком становиться только в армии, сынок!
Если бы он меня сейчас видел, что сказал бы:
- Клоун?!
И тут сразу же заныла натертая нога. Хотелось заплакать, но слёз уже не было, сильно пересохло в горле. Нет, сейчас уйду и кто-нибудь из дедов тут же выйдет, а меня нет... Ладно, потерплю...
Дул сильный осенний ветер, гул в ушах заглушал неровный ритм сердца, на душе была пустота, полное безразличие к себе и к своей жизни, не было ни жалости, ни скорби. Мысль пришла сама собой:
-Всё, я понял, не хочу я жить! Зачем она мне, эта жизнь, я всю жизнь был неудачником, чмом. Светка - первая 'страшилка' на селе - и та бросила! Написать предсмертную записку? Нет ни бумаги, ни ручки, где искать? Нет...
Ноги сами понесли на окраину батальона - там темно, очень темно. Автомат... Затвор надо передернуть, не получается, ах да, предохранитель... Вот и всё, я сейчас, это быстро, больно не будет, я знаю... Скорей, а то заметят, кто-то идёт, нет, это ветер...
-Так как же лучше - в сердце, нет, не достану до курка автомата, опять нет, ну как же лучше?!
- Руки сводит... Вот в горло, быстро и... всё!
Сквозь ущелье ветер эхом пронёс прощальный стон, заглушенный выстрелами, и только неприступные горы мрачно молчали, величаво смотря в небо. А где-то там, далеко за речкой, по сельской тропинке шёл домой с войны белобрысый мальчишка...
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023