После очередного, бесконечно длинного ночного дежурства, нас с Бендером сменил Шабанов. Андрюха заступил на пост в траншею Олега, поднял к глазам бинокль, принялся гипнотизировать Хисарак. Мы с Бендером поползли на карачках в крытый плащ-палаткой СПС до компании к Ефремову и Хайретдинову.
В СПСе Бендер расселся по-турецки на пыльном матрасе, подтащил к себе за лямку вещмешок, развязал горловину, порылся в содержимом и выложил на матрас пять оранжевых пачек "Донских" сигарет:
- Вот и всё. Последние сигареты. На потом ничего не осталось. Если с караваном не пришлют курево, то уже послезавтра будем сосать лапу.
Ефремов, сидевший рядом с Бендером, вытащил из-под спины свой вещмешок, вынул из него две пачки "Ростова" с фильтром, бросил их в общую кучу:
- Вот. У меня тоже последние.
- Спасибо, конечно. - Бендер подобрал "Ростов", протянул обратно Ефремову. - Но это нас не спасёт. Надо придумать что-то основательное.
В этот момент мне на ум пришли воспоминания из прошлого. В детстве, когда я был ребёнком, мы с пацанами завсегда играли в индейцев. Общеизвестно, что у любого уважающего себя индейца непременно должна быть Трубка Мира. Поскольку мы себя очень уважали, нам пришлось закатать рукава и соответствующую трубку изготовить. Не из хулюганских побуждений, ни-ни! Исключительно из любви к искусству и исторической реконструкции. Курили мы в той трубке всякую фигню - листья дуба, листья клёна. Хвою сосновую пробовали курить. Дым этих снадобий был горький и отвратительный, от него мы кашляли и плевались, но трубку-то сделать умудрились.
В горах, на Зубе Дракона, я решил воспроизвести детский опыт рукоделия. Инструмента, правда, не было совсем никакого: ни ножовки, ни дрели, ни свёрл. Из приспособлений для деревообработки имелся лишь большой складной душманский нож. Поглощённый мыслями о босоногом детстве, я вытащил из кармана гимнастёрки нож и разложил.
- Хо-ба! Вот это да! - Бендер выхватил нож у меня из рук. - Хо-ба, хо-ба! - Он несколько раз проткнул воздух острием. - Классная штука! Где взял?!
- Фарид подарил.
- А-а-а-а... - Бендер сник, протянул мне нож обратно. - Даренное не дарят...
После небольшой "планёрки" на производственную тему, мы вчетвером почесали себе небритые репы и решили заняться изготовлением курительной трубки по предложенному мной проекту. В неё можно выпотрошить табак из бычков, которые валялись в изрядном количестве на территории поста. "Донскую" сигарету без фильтра невозможно было докурить до полного окончания табака. Бычок обжигал пальцы, его приходилось выкидывать. Если сделать трубку, то в неё можно будет "заряжать" остатки табака из подобранных с земли окурков. Мы имели шанс получить доступ к ценному табачному ресурсу, который фактически валялся у нас под ногами.
Древесину, как конструкционный материал, было решено извлечь из бруска от гранатного ящика.
После недолгих дебатов мы договорились, кто и как будет вести наблюдение, кто будет на посту, а кто пойдёт кромсать ящик. В общем, мы с Бендером пошли кромсать ящик.
Долго искать конструкционный материал нам не пришлось, по понятным причинам, он валялся там, где его бросили. Под ребро усиления "приговорённого" ящика я засунул лезвие ножа и навалился всем салом на рукоятку. Лезвие мягко и плавно согнулось в букву "Г", как будто оно было пластилиновое.
- Ну ты долба-ак! Такой ножичек испортил! - Бендер отпихнул меня от ящика, подхватил большую сапёрную лопату, с размаху засадил её под брусок. Тот, весело потрескивая, отскочил в сторону вместе с кривыми гвоздями.
- Учись, студент! Лопата в умелых руках - это оружие массового поражения.
Потом мы разогнули лезвие ножа просто голыми руками, потому что оно было изготовлено не из стали, а из железа-сырца не очень хорошего качества. Или очень нехорошего качества. Оно легко гнулось и легко выправлялось, легко тупилось и легко затачивалось о любой плоский камень. Поэтому лезвие мы без особых усилий выправили, подточили, и довольно быстро выстругали из бруска заготовку. Пока брусок был длинный, его удобно было фиксировать. Брусок был уложен на ящик, Олег встал на него ногами, прижал своим весом. Получилось, вроде, как будто бы зажал в тиски. Олег стоял на бруске, а я методично строгал древесину и периодически подтачивал ножик. Снова строгал, снова подтачивал. Поскольку работать мне было удобно, я решил выпендриться, сделал трубке гнутый мундштук, как у "люльки" Тараса Бульбы. Потом мы отнесли заготовку трубки к Мампелю на "кухню". Нагрели на пламени аммонала автоматную гильзу и прожгли ею дырку для закладки табака. Олег держал брусок, я - прожигал. Потом я устроил в мундштуке "дымоходные" отверстия при помощи проволочной ручки от оранжевого дыма. Проволоку аналогичным образом нагревал на огне, затем прожигал ею древесину.
Лишние отверстия, оставшиеся после прожигания канала в изогнутом мундштуке, заткнули обломками спичек. Потом отрезали душманским ножом готовую трубку от бруска и обожгли изделие на огне до чёрного цвета. Лака для покрытия трубки у нас не было, мы несильно погрустили на этот счёт, затем пошагали к Хайретдинову с тем, что есть.
Набивал трубку потрошёными бычками, конечно же, Бендер. Он "затолкнул" при командирах мысль, что последние сигареты надо курить ночью, на посту, накрывшись с головой плащ-палаткой, чтобы не сдохнуть от холода и в сон сильно не морило. А днём надо курить бычки.
Мы все знали, что по Уставу курить на посту не положено. Но по Уставу не положено стоять на посту более двух часов кряду. После смены в два часа требуется отдых. И если солдат отстоял в карауле за сутки 4 смены по два часа, то завтра его в караул ставить нельзя. Обязательно должен быть перерыв хотя бы на сутки.
На Зубе Дракона реальность диктовала свои нормы несения службы. Поэтому наш Комендант резонно рассудил: если не делать солдатам на посту отдых с сигаретой под плащ-палаткой, то через пару дежурств ночью можно найти всех валяющимися на постах в нелепых позах. Поэтому, сигареты лучше оставить на ночь и позаботиться о том, чтобы солдаты прикрывали друг друга в то время, когда кто-то один курит под плащ-палаткой. Так было безопасней для всех.
Бендер набил трубку потрошёными бычками, по старшинству в воинском звании предложил раскуривать Ефремову. Тот раскурил трубку, затянулся, покашливая, передал Хайретдинову.
Табак в трубке был из самых окончаний окурков. Он был пропитан никотином, его высушило афганским солнцем и, плюс ко всему, мундштук усиливал горечь и крепость табака. По босоногому детству я это знал, ибо индейцы любили проводить эксперименты с разными курительными смесями... из бычков.
Крепкий, ядрёный, жгучий горлодёр потрескивал в чёрной трубке с изогнутым мундштуком. Трубка пошла по кругу из пяти человек. Все пятеро были счастливы. Наверное, только столитровая РДВшка воды могла сравниться с нашей трубкой по силе кайфа. Трубка объединяла нас, она делала нас хоть в чём-то счастливыми. Каждый, кто уходил с Зуба Дракона вниз, куривал её на прощание и оставлял товарищам. А потом, когда последними с Зуба уходили мы с Олегом, эту трубку подарили Фариду в знак офигенного уважения. Не Ефремову. Могли найти его в полку и подарить. Он был бы рад получить такой подарок. Не Хайретдинову. Гакила Исхаковича мы еще часто встречали в батальоне, но и ему не подарили. Подумали: "А, успеем. Сделаем ещё одну - красивую, пуще прежнего - и подарим Хайретдинову". Так рассудили из-за того, что служить нам предполагалось долго, если не убьют, а Фарида добрый начкадр скоро должен был отправить на дембель. Поэтому выбор кандидатуры для подарка пал на Фарида. Он сохранил её до отправки домой и повёз в Союз в своём дембельском дипломате.
Но в Ташкенте на страже Октября стояли недремлющие таможенники, они отобрали трубку у Фарида. Сказали, что это средство для курения наркотиков, гандоны. С другой стороны, это натолкнуло на мысль, что мы с Олегом трубку сделали хорошо, раз таможенники на неё позарились. Но, это произошло потом, позже. А летом 1984-го мы торчали на горе Зуб Дракона, а вертолёт поступил с нами, как девушка в песне Полада Бюль-Бюль Оглы:
"Быть может ты заби-ила
На мой номер телефо-она"!
Дни шли, вертолёт к нам не прилетал, жрачки и сигарет у нас не добавлялось, а вовсе наоборот - убывало. Воду мы по утрам носили себе сами. Если бы не поступок Манчинского и Ызаева, то сдохли бы все уже две недели назад. А так держались каким-то чудом из последних сил.
В один из дней этого держания чудом за скалы, разбуженный полным восходом солнца, Комендант перекинулся парой слов по радиостанции с "Графиком", кинул на рацию наушники и грустно полез в карман гимнастёрки за сигаретами. Нашёл карман пустым, невнятно матюгнулся, пошарил взглядом по камням стенки. Нашёл в щели между камней трубку. Взял её, засунул внутрь мизинец. Обнаружил, что там тоже пусто.
- Слышь, студент! - Комендант пихнул меня, ровно сопящего под одеялом, в то место, где должно быть плечо. - Слышь?
- А? - Я высунул из-под одеяла голову. - Что, духи?!
- Нету духов. - За спиной Хайретдинова сидел на корточках и улыбался Ефремов.
- Табачно-половой кризис у прапорщика. Он руку в карман за сигаретами засунул, а там - хер!
За стеной СПСа на посту заржал Шабанов.
- А-а-а. У меня та же байда. - Я снова накрылся одеялом с головой. - Уже заварку пробовали курить - сказочный рыгомёт! Сейчас посплю малёха, потом пойду бычки искать в песке. Там ещё должны быть.
- Заварку не надо курить свежую. - Ефремов перестал улыбаться. - Надо промытую. А бычки не надо разбрасывать, надо складывать в баночку. Чтобы потом не просеивать через пальцы песок.
- Блин, что ж делать-то? - Хайретдинов грустно и медленно ощупывал свои пустые карманы.
- А ты себя перебори. Сделай над собой усилие. - Ефремов улыбался во всю ширину честного русского лица. На посту снова заржал Шабанов.
Из-под соседнего со мной одеяла вылез Бендер, сел на попу, запустил в боковой карман гимнастёрки руку, пошарил там. Вытащил четыре коротких, посеревших от времени окурка.
- Нате! Пейте мою кровь. Только вот этот, большой, это мне на потом! А то, как на карачках ползать, так все ползают. А как бычок найти, то это только Герасимович.
- Вот хохол хитрожопый! - Прапор при виде окурков повеселел. - Шабанов, клепай там трассер. А то пролетишь с куревом, как фанера над Парижем!
Андрюха Шабанов оперативно расклепал трассер. Трассирующий заряд с шипением прогорел. Андрюха забрался к нам в СПС с раскалённой до красна сплющенной пулей, сунул её в набитую табаком трубку, начал чмокать мундштук и выпускать клубы дыма.
- Ну ты мне почмокай, почмокай! - Бендер выхватил у Шабанова трубку. Сунул её себе в рот. - Это не свисток! Тут в себя тянуть надо. Тут всего - по две тяги на каждого.
Трубка пошла по кругу, дошла до Хайретдинова, он потянул дымок, зажмурился от счастья, как объевшийся сметаны кот. Выдохнул облачко дыма, передал трубку Ефремову. Подкрутил вверх концы своих усов, откинулся спиной на стенку СПСа.
- Ты, Герасимович, пойдёшь вечером вниз. Там караван для нас готовят. Надо провести. И смотри, чтобы сигарет нам отправили с караваном. От тебя в этом деле больше всех будет толку. Пойдёшь прямо к Коневу. В Штаб Полка. Скажешь, - Прапорщик вытянул перед лицом Бендера растопыренную пятерню и принялся загибать пальцы:
- Воды не сбрасывают (загнул палец), сигарет не сбрасывают (загнул второй палец), аккумуляторы не сбрасывают (третий палец), из всех средств наблюдения - бинокль, да сраная буссоль! Во всём остальном батарейки разрядились (4-й палец). Жратвы, если бы не духовская пайка, то мы сдохли бы уже от голода (заключительный палец)!
Хайретдинов сунул Бендеру под нос сжатый кулак:
- Они там охренели, что ли?! Вот так и скажешь Коневу. Понял?
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023