Однажды, нежданно-негаданно, к нам, на Зуб Дракона, вышел из скал человек. Ну, как человек, военный какой-то. В панаме, в зелёном обмундировании, вылез из скал, подошёл к склону, поросшему душистой травой, похожей на ботву морковки, сложил возле лица руки рупором, и громко закричал в сторону хребта:
- Э-ге-гей! Мужики! Не стреляйте!
Ясно было, что чел шарит - по полю, поросшему морковной ботвой, лучше не ходить без предварительного сговора. Если начнут стрелять, то в ботве от пуль не укроешься.
Хайретдинов тогда почему-то не спал. То ли его отдыхающая смена ещё не началась, то ли уже закончилась. Как бы там ни было, но ему тут же доложили о появлении неопознанного военного. Комендант прибыл в интересующий нас сектор в трусах, полусапожках, при бороде и автомате. Навёл резкость на "явление Христа", и заревел с хребта в морковку знакомым всем окрестностям комендантским голосом:
- Кто такой? Зачем пожаловал?
- Сержант Тимофеев, Седьмая Рота, Третий взвод. Направлен в Ваше распоряжение старшим лейтенантом Кузочкиным.
- Давай, поднимайся, раз направлен. - Заорал вниз Хайретдинов. И немного повеселел. Дополнительный воин на Зубе Дракона никогда не был помехой.
Тимофеев забрался к нам в скалы. Почему-то он был без автомата, без вещмешка, и вообще, без ничего и без никого.
Мы почесали репы от охренения, надо же, какой дерзкий! Из полка пришагал к нам на пост, по незнакомой местности, по минам, через душманов, и без оружия. Бессмертный, что ли? Или бесстрашный? А, может у него толстый ангел-хранитель летает за плечами по жизни?
Хайретдинов тоже удивился зрелищу, пошёл к рации, чтобы переспросить у Кузочкина - а не мираж ли, случайно, прибыл к нему на пост в гордом одиночестве? Или так теперь модно шляться через Мариштан по минным полям?
Буквально за пару фраз Хайретдинов перетёр вопрос по рации, получил подтверждение словам Тимофеева, и приступил к выполнению своих комендантских обязанностей. Саню он определил на Третью точку, а в качестве личного оружия выделил АГС. Выглядело это решение весьма разумным, ибо АГС - это штука большая и увесистая, а сержант Тимофеев по своей комплекции к ней вполне подходил. Рост у него был выше среднего, а всё остальное толще обычного: он был, что называется, плечист в животе и широк в грудной клетке. Толстые ручищи и ножищи недвусмысленно намекали на недюжинную физическую силу. Когда я в детстве был ребёнком, мы таких пацанов называли либо словом "шайба", либо "мордоворот".
На фотографии сержант Саня Тимофеев ближний к БТРу. Рядом его друг, тоже Саня, тоже немаленького размера товарищ.
Лично я познакомился с сержантом Тимофеевым в гвардейском 365-ом мотострелковом полку. Меня с группой молодых солдат направили туда после окончания курсов молодого бойца. Мы ничего не знали, ничего не умели, как говорится, были "только с поезда", а Саня уже был сержантом. Не скажу, что я как-то по-особенному уважал его в то время. Как обычного сержанта. Как Майора Зимина. Только для майора Зимина следовало подавать команду "Рота, смирно!", когда тот входил в расположение. А для Сани не следовало. Вот и вся разница для меня тогда была.
Изменилось моё отношение к сержанту Тимофееву в промозглых песках зимней пустыни. В начале 1984-го наш батальон вывезли из города Термеза на полигон, и принялись комплектовать до штатов военного времени, чтобы в марте отправить через границу, в Афганистан.
Условия на полигоне были такие, что у меня возникла полная уверенность, будто нас отвезли в пустыню Кара-Кум. Вокруг, от горизонта до горизонта, простирались пески, барханы и верблюжьи колючки. Жили мы среди песков в палатках, все организационные структуры и оружейная комната в том числе, располагались тоже в палатках.
В один из зимних, холодных дней меня поставили в наряд дневальным, а сержанта Тимофеева назначили дежурным по роте в тот же самый наряд. Наша рота занималась боевым слаживанием, то есть бегала с оружием по пескам и чего-то отрабатывала под нудным, мерзким, паскудным дождём. Оказывается, зимой над пустыней регулярно собираются низкие тучи и обливают все окрестности холодной водой. Понятно, что бойцы нашей роты вернулись с занятий мокрые и грязные, рожи у всех были синие от холода, руки тряслись в мелком ознобе. В такой обстановке личному составу пришлось сдавать оружие в "оружейку", под роспись в журнале. Сержант Тимофеев принимал оружие у бойцов, заполнял журнал, а я сверял номера и относил в палатку, ставил стволы в "пирамиду". Процедура была длинная и муторная, дождь тоже. Через несколько десятков минут приёмки-передачи, замёрзшие дембеля психанули, покидали свои автоматы в песок возле "оружейки", и пошли в свою палатку греться возле буржуйки. Мы с Саней, как положено, закончили процедуру приёма оружия у нормальных пацанов, затем подобрали с песка оружие дембелей и занесли в "оружейку". Среди этих дембельских стволов я увидел мокрый, залепленный песком пулемёт ПК.
Взял его в руки и обратился к Сане:
- Тарищ сержант, умеете пользоваться?
Саня в ответ:
- Умею. Я полгода в учебке с таким бегал. Досконально умею.
- А меня научите?
- А тебе зачем?
- В Афган собираемся. Считаю необходимым уметь.
- Ну, тогда давай, закатывай рукава.
Часов в армии я не носил, поэтому не могу назвать точную цифру. Неизвестно, сколько времени Саня ковырялся в мокром пулемёте скрюченными от холода синими пальцами в холодной палатке среди бескрайних песков полигона. Учил меня, "салажонка", как он сам беззлобно называл вновь прибывших бойцов. В тот день я усвоил всё, что он мне показал. И ещё сделал вывод, как должен вести себя настоящий сержант. За время обучения на курсах КМБ мне довелось видеть некоторых пустоголовых, никчемных и чванливых, вроде бы, командиров учебных отделений. Но то были пустышки, слабаки, они сами ничего не умели и меня ничему научить не могли. А в гвардейской части я увидел совсем других людей и другое отношение к солдату. С этого момента я зауважал сержанта Тимофеева, а он ни разу в жизни не дал повода, чтобы я хоть на миллиметр усомнился в правильности своего решения.
В силу изложенных обстоятельств, я на голубом глазу попёрся на Третью точку послушать рассказы сержанта Тимофеева. На территории Афганистана я лично наблюдал, как в некоторых подразделениях старослужащие солдаты чмырили и унижали "молодых". У разведчиков, например, молодой боец не имел права голоса, он не мог подать голос по своей инициативе до тех пор, пока кто-нибудь из старослужащих не прикажет ему издать какой-нибудь звук. И подойти к компании старших по сроку службы "молодой" мог лишь в том случае, если его подзовут, как бобика, как собачку. Такое скотское отношение я видел в подразделениях у десантников, у спецназовцев, и ещё много у кого.
В нашем горнострелковом батальоне старшие по сроку службы и по воинскому званию были для меня, в прямом смысле слова, старшими товарищами. Во всяком случае, сержанты Манчинский и Тимофеев относились ко мне именно так. Поэтому я без колебаний пошел на пост к Манчинскому слушать рассказы Тимофеева. Мне было интересно узнать, что происходило вокруг нашей горы, безусловно, являвшейся наицентральнейшим пупом планеты Земля, а может быть и Солнечной Системы в целом.
На Третьей точке сержант Тимофеев восседал на зелёном армейском ящике, периодически затягивался сигаретным дымом, и неторопливо вещал:
- Сначала Рязанов направил меня на ближний к расположению роты пост номер Четырнадцать, на самой низкой горке между ущельями Гуват и Пьявушт. Но я там засрался с дембелями-узбеками. Они собрались небольшой толпой и попытались мне объяснить, что они по сроку службы главнее, чем я, сержант. На меня такие штуки не действуют, поэтому ближний ко мне дембелёк решил добавить к беседе накал страстей:
- Ти щяс будешь отжаться и сказать: - "Я припух, я обарзэль"! - и ручонки свои ко мне протянул. А это уже действие, я такого не люблю, я стукнул его. А он, дурачок, вместо того, чтобы убегать, наоборот на меня полез. Его башка так славно насадилась на мою руку, что я думал, она в Пьявушт улетит. Но она не оторвалась, поэтому дембелёк полетел в ту сторону всей тушкой.
Остальных я погонял немножко, пока на шум из блиндажа не вылез замполит. Но он сам не любил этих придурков, потому что они были залётные, их прислали к нам в Баграм изо всех закоулков ТУРКВО, самых разгильдяев. Они задрали всех, угрожали при первом выходе в горы перестрелять офицеров. Из-за них целый месяц к нам в роту приходили майоры в тёмных очках, в рубашечках с коротким рукавом, с пухлыми кожаными папками подмышкой, и пили у всех кровь, а у замполита в особенности. Но мордобой и перестрелка на Четырнадцатом посту не входили в план организационно-воспитательных мероприятий замполита. Поэтому он отправил меня в расположение роты по команде чуть ли не "бегом-марш". Сказал, что там со мной разберётся.
С Четырнадцатого поста до расположения роты я добрался в течение пары минут, - там расстояние около километра, да ещё сверху-вниз. А мой автомат про это ничего не знал, за мной не побежал, остался на посту. Так я оказался в Рухе без оружия.
Потом с поста спустился замполит, прочитал мне лекцию "О недопустимости применения физических методов воспитания при работе с личным составом", а затем нашёл для меня нормальное применение в расположении роты. Он поставил меня старшим над бригадой, которая строила нары в наших ослятниках, а сам снова поднялся на Четрнадцатый пост.
После того как замполит освободил нас от своего присутствия, работа закипела. По утру мы ходили к артиллеристам, брали ящики от "Градовских" боеприпасов, тащили их в расположение и разбирали. Из образовавшихся досок строили в ослятниках нары. Я там и руководил, и ящики таскал, и сам иногда нары сколачивал. Короче, всё, как в армии. А однажды наступило одно прекрасное утро и выяснилось, что нары-то у нас все готовы. Как-то так оперативно я на эту работу набросился, что мы быстро всё построили, а до дембеля было, как до краха мировой системы империализма.
В это время, как специально, из Рухи в Баграм собралась колонна. Я подумал: - "Хрен с ним, сгоняю в колонну, развеюсь", и пошел к Коле Панину. Он служил у нас в роте водилой БТРа, уже был дембелем, а по росту вышел таким высоким и длинным, что никогда под свой зад не подкладывал на сидушку ящик, потому что и так из люка БТРа торчал чуть ли не по пояс.
Запрыгнул я к Коле Панину на БТР без оружия, потому мне никто его с Четырнадцатого поста не принёс. Старшим стрелком у Коли был Вовка Бойко. Панин завёл движки и поехали мы с колонной в Баграм. Приехали, переночевали. На завтра поехали обратно. Пока ехали, у Коли один движок "застучал". Стали мы от колонны отставать. У наших БТРов было по два двигателя. Один у нас вышел из строя, на втором мы тарахтели, пытались не отстать от колонны. А хрен там, колонна попёрла вперёд, а дело уже шло к вечеру. Мы отстали, по нам из зелёнки одиночными лениво начали постреливать душманы.
До ночи мы кое-как дотянули до Джабаля. Переночевали. А колонна ушла на Руху. Никто не заметил потери бойца. Заметил или не заметил, врать не буду, вроде Коля с зампотехом роты о чём-то там переговаривался. Короче, остались мы сидеть на своём БТРе с одним движком в Джабале. Тут Коля вдруг решил: - "А поеду-ка и я домой, в Руху". Прыгнул за руль, завёл свой единственный движок, и поехали мы через Чарикарскую зелёнку в Панджшер. На одном БТРе и на одном движке.
Кое-как из Джабаля мы докатались до входа в Панджшер. А там дорога пошла против течения реки, а это значит, всё время на подъём. Мы сверху-вниз ехали, так чуть до Джабаля дотянули. А теперь Коля решил снизу-вверх на одном движке покататься. Ну, ясное дело, движок закипел. А нас всего трое на БТРе было: Коля за рулём и мы с Бойкой на броне. Ехали с резиновыми вёдрами в руках, а не с автоматами. Такие вёдра, их водители из старых автомобильных камер себе поклеили. Мы чуть ползли по Панджшеру, кипели, как паровоз. Едва где-то появлялась возможность достать до воды, мы с Вовкой спрыгивали с брони и бежали к реке. Без автоматов, без нихрена. Подбегали, зачерпывали воды, тащили наверх, заливали в кипящий движок и ехали дальше. А двигатель постоянно работал под нагрузкой. Что было бы, если и он вышел бы из строя? Встали бы мы там колом. А колонна уже давно кайфовала в Рухе. Когда её обратно отправят, было непонятно. Может через неделю, а может через десять дней. Вот тогда я пересцал. Нахрена мы с Джабаля на одном БТРе поехали? Нахрена я без автомата? Нахрена я, вообще, в эту авантюру ввязался? Херово мне, что ли, в Рухе служилось?
Слава Богу, что единственный двигатель БТРа не сдох, и к вечеру дотянули мы до Рухи в клубах пыли и пара. А замполит, по гадскому стечению обстоятельств, снова слез с поста и прибыл в расположение роты. Он как эту картину увидел, он мне таких кренделей ввалил! А что он Коле сделает? Колю уже домой надо было отправлять, а надо мной можно было надругаться. При том, что он меня старшим в расположении роты оставил, а сам вернулся на 14-й пост. Теперь он спустился с поста в роту, а старшего нет. А когда я с Колей приехал, замполит меня, с особым цинизмом:
- Иди сюда! - Саня сделал руками жест, изобразил, как командир натягивает на себя подчинённого.
Полчаса он орал на меня так, что я думал, его трусы через рот увижу. А в конце подытожил:
- Я тебя в Сталинград отправлю! Пойдёшь у меня на самую воюющую точку! Пойдёшь на Зуб Дракона!
Откладывать резины в долгий ящик замполит не стал, развернул меня по команде "кру-гом", и потопал я на Зуб. Снова без автомата. И вот я здесь, как говорится, "извините, что цел".
История сержанта Тимофеева в очередной раз натолкнула меня на мысль, что жизнь солдата на войне зависит от решений командира. Любой нормальный командир в нашем батальоне, прежде чем отправить солдата в горы, непременно осматривал оружие бойца, боеприпасы и боеготовность в целом. Это входило в прямые обязанности командиров всех рангов: отделения, взвода, роты и батальона. Наш замполит проявил исключительное самодурство - отправил сержанта "в Сталинград" по команде "Кру-гом! На Зуб Дракона бегом-марш!" Безусловно, солдат сам тоже должен шурупить своей головой, но в Санином случае что можно было сделать?
Лично я сначала подумал, что только под угрозой расстрела пошёл бы один на Зуб Дракона, да ещё без оружия. Вот если наставили бы на меня взвод винтовок, то тогда уже всё равно стало бы, хоть так убьют, хоть эдак. Но это всего лишь первый эмоциональный порыв. Потому что в Советской Армии никто бойцов не расстреливал взводом из винтовок. А в дисбат направить за невыполнение приказа могли лех-ко. И что бы я потом объяснял своей родне после дисбата? Что я очканул выполнить приказ замполита? Ну дык ведь и правильное слово было бы - "очканул". А это позор для пацана. Думаю, что именно этим руководствовался сержант Тимофеев, когда выполнил поставленную перед ним дурацкую задачу. То, что он не трус, а отважный человек, видно из Правительственных наград, размещенных на его груди. А чем руководствовался замполит - пусть каждый сам подумает.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023