Надпись на скале. Вход в ущелье Панджшер, Афганистан, провинция Парван.
Посреди прозрачной, весело журчащей среди камней речки Гуват, под толстыми вековыми шелковицами, стояли два раздетых до трусов солдата. Выцветшие грязные хэбчики (обмундирование), кое-как свернули и набросили на установленный возле воды пулемёт. Миша Гнилоквас стоял в ледяной бурлящей воде, ёжился от холода, ему ломило щиколотки. Он переступал озябшими ногами по пенным бурунам, нагибался к ним, потом снова разгибался, никак не решался набрать в пригоршни искрящегося прозрачного холода и облить своё потное тело, покрытое серыми крапинками пыли, налипшей на пот.
- Да ну его нафиг, Димыч! - Миша сунул ладони подмышки и густо покрылся крупными мурашками. - Холодная! Давай сперва морду побреем?
- Это бесполезное занятие. Как сказал Сократ, или Софокл, не помню уже кто точно: - "Сколько бороду не брей - будет расти". А даже если побрить, то вода от тающего ледника не сделается теплее. - Ответил я и покрылся крупными пупырышками мурашек точно, как Миша. Потому что я тоже стоял посреди ледяных бурунов, переминался с ноги на ногу и никак не решался облиться студёной прозрачной водой. Мне тоже от холода ломило щиколотки, я мёрз, набирался мужества чтобы окунуться в речку и никак не мог набраться. Чем больше секунд проходило с того момента, как я шагнул в эту воду, тем меньше и меньше мужества меня посещало.
Сегодня мы спустились с Зуба Дракона. Всего несколько часов тому назад торчали над Рухой на жуткой фиолетовой, раскалённой высоте 2921. Где-то в районе обеда, к нам туда, на верхотуру, притопали пацаны из Первого батальона и сказали, что наши здесь больше не пляшут. "Не пляшут дык не пляшут, не очень-то и надо", - согласились мы, привычным движением закинули себе на горбы вещмешки и оружие, сдали пост, пожелали пацанам счастливо оставаться и ушли вниз.
Спускались с Зуба мы налегке, поэтому прошла всего пара часов спуска и мы, пыля армейскими гамашами, вернулись из ставшего привычным мира Зуба Дракона в армейскую рутину. Чумазые, небритые, страшные, как десять дикобразов. Всего три месяца тому назад уходили отсюда на Зуб в новеньком обмундировании, зелёные по цвету и зелёные насчёт боевого опыта. А сегодня ввернулись серые, выцветшие, с драными коленями и локтями, пыльнючие-потнючие-грязнючие обстрелянные опытные воины. Как положено опытным воинам, мы двигались колонной по одному, привычно наступали след-в-след. Размеренным шагом втянулись под тутовники и неспешно проследовали к своим ослятникам. Под тутовниками располагалась территория полка, мин здесь быть не должно, однако, привычка наступать в следы впереди идущего товарища уже крепко засела в нас. Мы шли по охраняемой территории, по безопасной армейской действительности, но мысленно ещё находились на Зубе Дракона, где нет воды, кругом мины и от рассвета до заката по тебе стреляют крупнокалиберные пулемёты.
Тут, внизу, тут тоже ничего себе "армейская действительность". Тут в тебя тоже могут пострелять из пулемёта. И из миномёта. Да и просто поночевать в ослятнике тринадцатого века - не у каждого советского пацана бывает такой набор приключений. А у нас после Зуба Дракона, дык это уже воспринималось, как бы почти не приключения, а почти цивилизация. В сравнении. Только в сравнении наш мозг воспринимает что хорошо, а что плохо. Вот, например, в тени деревьев журчит речка Гуват. Целая речка воды!
Панджшер, н/п Руха, речка Гцват 1985 год.
Это хорошо. Вода, это хорошо. Не знаю, что насчёт неё думают пацаны, служившие на Тихоокеанском флоте. Может быть она им надоела, может даже осточертела. А для нас вода, это хорошо. Кто был на Зубе, тот в бассейне смеётся. Кто был на Зубе, тот втыкает.
Мы были на Зубе и быстро "воткнули", что надо пользоваться тем, что есть, пока оно есть. Поэтому побросали в ослятниках нехитрые пожитки и скорей-быстрей побежали к речке Гуват. Таким нехитрым образом оказались мы с Мишей по щиколотку в ледяной воде, стояли, сопели, топтались и никак не решались бултыхнуться в прозрачные бриллиантовые потоки.
В этот исторически напряженный момент в поле зрения появился местный юморист Андрюха Орлов. Он шагал мимо нас с белым солдатским вафельным полотенцем, перекинутым через плечо.
- Эй, мужики! Я пойду себе тирлим-бом-бом сделаю! Не сильно тут воду мутите!
- Шо ты себе сделаешь? - Миша повернулся на голос Орла.
- Тирлим-бом-бом я себе сделаю.
- Не понял! Шо-шо ты сам себе сделаешь? А дотянешься?
- Искупаюсь я, Миша! Просто приму омовение. Ты мультфильм про Белоснежку смотрел?
- Смотрел. Но, там про такие штучки ничего не было.
- Тьфу ты, чувырла ты отвратительная. Это для детей мультфильм, а не для таких лошаков, как ты. Там с полотенцем на плече ходил гномик...
- Гомик? - Миша дурашливо сделал лицо, полное недоумения.
Орёл ещё раз плюнул в сердцах себе под ноги и ушел от нас, скрылся за стволами толстых тутовников. "Тирлим-бом-бом! Тирлим-бом-бом! А гном идёт купаться!" - раздавался "из оттудова" его голос.
Окунаться в ледяную воду я не решился, вылез из речки, прошлёпал босыми ногами по большому раскалённому камню. Мокрые следы моих ступней высыхали и исчезали прямо на глазах. Днём солнечные лучи накочегарили воздух и раскалили скалы, а вода в Гуватке оставалась ледяная. Так всегда бывает в горах, там всегда всё происходит на контрасте. Для жителя равнины горы кажутся чудными, к ним надо долго привыкать.
- Блин, хоть бы в зеркало сначала глянуть на эту красоту. - Я потёр ладонью по кучерявой поросли на своей роже.
- Это мы сейчас. - Миша тоже вылез из речки, прошлёпал по камням к своему хэбчику, вытащил из кармана маленькое алюминиевое зеркальце. Скорее всего, он выковырял его из какого-то прибора на подбитой технике.
- На, полюбуйся.
Зеркальце оказалось мутным, затёртым песком и кварцевой пылью. Мне не удалось рассмотреть своё отражение, я покрутил его перед собой и так и сяк, затем вернул Мише:
- В него не видно "нихалеры" (западно-белорусский деревенский речевой оборот).
- Разожрал себе репу на Зубе Дракона, теперь ни в какие рамки не помещаешься. - Миша пихнул зеркальце обратно в карман хэбчика, а я подобрал пустую плоскую консервную банку, зачерпнул воды из речки и поставил в тень от дерева. Как только волнение воды в банке успокоилось, я принялся рассматривать своё отражение.
- Да-а-а-а-а. Как говорил Высоцкий "Ну и рожа у тебя, Шарапов". - Я провёл грязной, пыльной солдатской ладонью по грязной, пыльной солдатской щетине. Страшная рожа, если честно. То-то молодые из пополнения на нас смотрели, как на снежных орангутангов. Бедные дети, приехали на войнушку, а здесь вместо войнушки их встретили такие поганые хари.
"Бедные дети" - это я про кого? Про пацанов, которые прибыли к нам в роту из учебных центров? Да они такие же дети, как и мы с Мишей. По цифрам в паспорте. А по цифрам пуль, просвистевших рядом с башкой, они ещё не родились. А мы уже кое-что повидали. Да ладно-ладно, я без жестких подколок. Сам три месяца тому назад смотрел на всё такими же, как у них глазами. А теперь я смотрю не такими глазами. Что-то сделалось у меня с органами зрения. Ещё раз я напряг эти самые органы зрения, чтобы рассмотреть своё отражение в воде, налитой в консервную банку. Ещё раз провёл по щеке ладонью, затем намылил куском солдатского мыла редкую курчавую юношескую поросль. От мыла поднялась густая пена, коричневого цвета из-за горной пыли.
Бритвенного станка у нас с Мишей не было, новых лезвий тоже, а побриться было необходимо. Солдат не должен стоять в строю неухоженный. За такой поступок старослужащие могли "побрить" салагу новым, хрустящим вафельным армейским полотенцем. Его брали за два конца, натягивали и "сбривали" щетину методом истирания прямо с верхней частью кожи. Процедура была весьма болезненная и унизительная, но зато быстро приучала всех вновь прибывших "молодых" соблюдать правила личной гигиены. И ещё придавала стимул включать солдатскую смекалку и развивать находчивость. Например, зимой, в холодное время года, некоторые молодые солдаты пропускали утреннее умывание, потому что "кто же для них приготовит горячей воды". Через несколько дней неумывания сержанты могли обнаружить в строю несколько немытых тёмно-серых шей, и запросто устроить оттирание серого цвета белым снегом. Например, как на фотографии. Это наш артдивизион, Панджшер, Руха 1984 год.
Панджшер, н/п Руха 1984г арт. дивизион. Первый снег.
В общем, в Советской Армии имелся большой арсенал приёмов для развития любви к чистоплотности. В ней не принимались отговорки, типа, мыло кончилось или бритвенный станок сломался. Как говорится в старинной армейской присказке: "убили знаменосца - возьми автомат другого". Это обозначает, что для советского солдата нет преград! Если закончилось мыло - умывайся снегом. Затупилось лезвие - возьми полотенце.
Старое лезвие лучше, чем новое полотенце, подумал я и выловил из речки брошенное кем-то тупое лезвие "Нева". Не, ну тоже, додумался кто-то бросить использованный бритвенный прибор в воду. И пустая консервная банка тут же валялась, да к тому же не одна. Какой дегенерат это делает? Сам же потом наступит босой ногой и поранится. Хотя, с другой стороны, если бы не этот дегенерат, чем бы я сейчас брился? На горе Зуб Дракона не было воды, бриться там было невозможно. Зачем там бритва? А за три летних месяца через наш пустой ослятник прошла такая толпа народу, что теперь никто никогда не разберётся куда делись оставленные там шмотки. Поэтому я зажал тупое лезвие пальцами и принялся с треском скоблить курчавую поросль на своей солдатской роже. Тирлим-бом-бом, так тирлим-бом-бом. Гуляй, рванина, пока не позвали на построение.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023