Разойтись, как говорится, я сразу согласился, после команды Рогачева двинул из наших ослятников к выходу на улицу, с целью надыбать где-нибудь брезентовую ткань для пошива "лифчика". Все остальные бойцы второго взвода также направились на выход, но я не возьмусь утверждать сколько и каких мыслей у них было в уме. Не знаю, чем они руководствовались и куда направлялись, однако вся наша гурьба ломанулась-было из внутреннего дворика, но застопорилась возле выхода на площадку перед батальонным дувалом. Там происходило страшное.
Посреди двора стоял наш здоровенный начштаба батальона Майор Зимин. Он матерно ругался и ловил старослужащих солдат. Майор Зимин был обрит наголо, а старослужащие солдаты были узбеками.
За время летнего торчания на дальних горных постах, "деды" забили болт на форму одежды и шастали по территории батальона без петлиц, без погон, без эмблем и знаков различия. Бушлаты "старики" не застёгивали на пуговицы, а запахивали, как традиционный узбекский халат: прижимались пупом к тутовнику или углу дувала (чтобы полы бушлата не разошлись), затем обтягивали себя ремнём с бляхой. После всех этих процедур, фигуры у них получались приталенные, на плечах и спинах вздыбливались излишки бушлата. Зимин таких приталенных ловил за шиворот, вытряхивал из одежды, швырял обезсолдаченный бушлат в пыль, наступал внутрь сапожищем, затем с хрустом один за другим выдергивал с корнем оба рукава.
Мы в полном охренении застряли в воротах нашего ослятника, смотрели как во дворе батальона Майор Зимин рвал четвёртый бушлат. Хитрые дембеля, не желавшие застёгиваться на пуговицы, попрятались, как в детском садике, и выглядывали во двор из-за ближайших углов и тутовников. Зимин нисколечко не собирался прекратить своё занятие, поэтому разгильдяи начали включать задний ход чтобы обойти наш батальонный дувал с тыла и проникнуть в своё подразделение через стену. Или по крышам. Чего бы только не делал старослужащий солдат, лишь бы не застёгивать обмундирование как положено.
Мне не захотелось проходить мимо разъяренного майора. Военно-геометрическая аксиома гласит: "любая кривая, ведущая в обход начальства, окажется короче прямой, проложенной рядом с начальством". Дабы не испытать на прочность армейскую мудрость и не искушать судьбу фронтовую, я вернулся в наш внутренний дворик, расстелил на бетонный пол плащ-палатку, уселся на неё и принялся разбирать свой пулемёт с целью почистить его при помощи шомпола, ветоши и солярки.
- Ну сдароф. - Рядом со мной присел на корточки Женька Филякин по кличке Филя. Иногда его называли Лошадью Мордовской за то, что он родом из Мордовии и ржет, как породистый мерин. В общем-то и разговаривает так же.
- Ну, как ты? Где был? На Зубе? - Женька сдвинул свою панаму на затылок и стал похож на деревенского Антона, который вот-вот пойдёт с удочкой на плече удить пескарей на речке.
- Ага. - Я подвинулся на плащ-палатке. - Садись, оружие почистим.
- Да не, я ш-шас пойду новый получать. А то этот ружьё видишь? - Женька показал свой разломанный АКСУ. - Видишь какой трындец настал?
Филя с моим пулемётом.
- А что с ним приключилось? - Я взял из Женькиных рук автомат, так-сяк покрутил перед собой. - Он под паровоз попал? Дык, вроде, нету в Афгане паровозов.
- Гы, гы. - Филя в улыбке оскалил крупные редкие зубы. - А это, гы, я раз за водой пошел с Тринадцатого. А там дувал такой. Ну, мы пошли его прошмонать. А там окно была ставнями закрыта. Ну, короче, я дай, думаю, его на дрова заберу. И прикладом его ДАХ! ДАХ! А приклад КОК! И сломалась. Гы-гы-гы! - Филя с довольной рожей заржал густым басом.
- А потом пацаны стали фигней страдать, решили посмотреть, что будет, если с моего АКСУ скрутить пламегаситель и поставить на АКС. Я его откручивал-откручивал, а она никак. Потом открутил шомполом, а шомпол гы-гы-гы согнулась так сильно, что я его выбросил. Стали на АКС прикручивать, а она не идёт. Ржавая. Ну, зацепили на один виток. Тайман БАХ! Выстрелил. А у него отдача не назад пошел, а вперёд. Почему-то вперёд как дёрнуло! А Вовка Буруля стоит и хитрый такой говорит: - "Что-то пуля у вас очень большая полетела". А мы глядь! А пламегаситель так фь-фь-фь - Филя рукой описал в воздухе кувыркающуюся по параболе траекторию полёта. - И прямо на минное поле. Гы-гы-гы! Его пуля оторвал.
Из-за этого рассказа и басовитого, уморительного хохота, я схватился вымазанными соляркой руками себе за живот и заржал, как мордовский мерин из соседнего с Женькой района. На хэбчике отпечатались масляные пятна от моих рук.
- Ладно. Вон замполит идёт. - Филя встал с плащ-палатки на ноги. - Пойду поменяю автомат. А то этот у нас на точке называли АКА-БэПэ-БэПэ-БэШа-ЭС-У. Автомат Калашникова БезПриклада БезПламегасителя БезШомпола Складной Укороченный.
Филя поправил на себе обмундирование и пошагал к Замполиту, а я мокнул в баночку с соляркой ветошь и принялся заталкивать её в кишечник разобранного пулемёта.
- Э, чувак. Мой пулемёт почистишь тоже.
"Не понял. Чувак, это кто, я что ли? Это ко мне обращаются"? - подумал я, поднял взгляд от пулемёта и попытался понять, что происходит.
Передо мной, возле края плащ-палатки, стоял Сакен Сеитахметов. Круглолиций казах с пузиком и кривыми ногами. Эдакий, кривоногий монголоидный бизон, похожий на самовар. Сакен держал поперёк своего туловища такой же ручной пулемёт, как у меня.
- Это ты мне что ли? - На всякий случай переспросил я. Но Сакен так нарочито сверху-вниз смотрел мне в глаза, что не было необходимости отвечать на данный вопрос.
- Ты чё, добанулся что ли? Меня в этой роте каждая собака знает. Один ты, что ли не знаешь? Приехал из Кундуза и тебе всё надо объяснять?
- А если звездюлей? - Сакен коротким движением бросил свой пулемёт поперёк моего.
- Ты мне звездюлей? - я поднялся перед Сакеном. Он стоял, угрюмо смотрел на меня, как бычара, и раздувал ноздри. Я развернулся к нему спиной, сделал несколько шагов к входным воротам в наш внутренний дворик. Возле них стоял дневальный в бронике, каске и с автоматом.
Возле дневального я подпрыгнул, левой ногой с размаху засадил тоби-мае-гери в верхнюю перекладину ворот. Мы такую фигню творили в ПТУ Ленметростроя, в котором мне довелось поучиться некоторое время. Там была приличная школа каратэ и мы, семнадцатилетние балбесы, отрабатывали такие штуки на общажных дверях в свободное от пьянок время, а иногда и прямо во время самого процесса. Общага была большая, шестиэтажная, дверей в ней имелось много, дверные проёмы были устроены высокие, во всяком случае выше, чем у ворот в Рухе. Поэтому я, нисколько не сомневаясь, без никакой разминки подскочил и засадил со всей дури в верхнюю перекладину. При таком ударе в жесткую поверхность важно правильно держать пальцы ноги, чтобы не сломать себе предплюсну. Я держал правильно. Дубина, в которую пришелся мой "мае", с резким звуком впечаталась в глиняный потолок. Она не сломалась, ибо была очень толстая, но жахнуло так, что половина собравшихся во дворике обернулась на звук. Из-под перекладины поднялось облачко желтой глиняной пыли.
- А если тебе зведюлей? - я вернулся от двери к Сакену. Он явно не ожидал такого оборота событий. А тут ещё несколько десятков солдатских пятаков развернулись на нас, чтобы поинтересоваться - что так громыхнуло. В этой ситуации Сакену было неразумно ввязываться в махач в подразделении, куда он недавно прибыл. Вдруг среди обернувшихся на нас, сурово хмурят брови пятнадцать моих земляков?
Сакен стоял, молча раздувал ноздри, я решил не затягивать мизансцену. Пока он тупил, надо было завершать:
- Вот и иди на хер со своим пулемётом, - я уселся на прежнее место, в прежнюю позу и отшвырнул пулемёт Сакена в сторону. Но, кинуть оружие на землю, под ноги Сакену, у меня не поднялась рука. Швыряться пулемётом - это кощунство, солдат не должен так поступать. В общем, мне пришлось проделать короткую внутреннюю борьбу, но я рассудил, что кинуть всё-таки надо, хоть это и нехороший поступок. И я кинул. Но не далеко, не с размаху и не на землю, а просто откинул со своего разобранного пулемёта на плащ-палатку.
Сакен постоял пару секунд, набычившись, молча развернулся и шагнул в дверной проём своего третьего взвода. Дверь в третий взвод находилась рядом с дверью в наш взвод, она шмякнула о косяк за спиной Сакена.
"А что с его пулемётом?" - подумал я и обернулся в ту сторону, куда откинул чужое оружие. Петя Носкевич, отложил свою снайперку, поднял с плащ-палатки пулемёт Сакена, снял крышку ствольной коробки и начал чистить его. Дедушка Советской Армии Петя взялся чистить пулемёт дедушке Советской Армии Сакену. Зачем он это сделал? Я не понял.
В жизни часто случались вещи, которых я не понимал. Жизнь, штука неоднозначная. И поступки людей в ней неоднозначны. Что в этом эпизоде я сделал не так? Надо было бить не ворота, а Сакена? Но, тогда я был бы зачинщиком потасовки. Если бы я в него попал, то убил бы, нахрен. И что потом? Пришли бы военные прокуроры, которые приходили к Зимину, после того как он ударил оборзевшего солдата. Мне не хотелось прокуроров и протоколов, поэтому я ударил ворота. Но что сделал Петя? И зачем?
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023