Во время проведения построения, постановки задачи и инструктажа, тяжеленные вещмешки валялись на каменистом пляже, у нас под ногами. Если бы они висели на наших плечах, наверное, вдавили бы нас своим весом в грунт "по пояс". После команды Майора Зимина, бойцы подняли с камней "поклажу", с матюгами и прочими "прибаутками" загрузили себе на спины, выстроились в колонну по одному и двинулись в сторону бетонного моста.
Рогачев шагал по каменной россыпи, я следовал за ним на расстоянии семи метров, как он приказал. Пулемёт я взял в "положение при стрельбе на ходу", согласно "Руководству по 5,45-мм ... ручному пулемёту Калашникова"
то есть повесил за ремень на правое плечо, стволом вперёд, дослал патрон в патронник и потопал: топ-топ-топ... четыре шага - вдох, один шаг - выдох, четыре шага - вдох, один шаг - выдох. Вот оно, блин, началось! Началась Первая боевая операция!
По мосту мы перешли через реку Пандшер, упёрлись в склон горы. По нему вверх уходила тропа. Длинная вереница зелёных, сгорбленных под тяжестью ноши фигурок, пошла по тропе на подъём
в сторону темно-коричневого хребта. Боже, как же страшно он выглядел!
Первые шаги по тропе, на подъём, решили оставить меня без дыхания. Четыре шага вдох, один шаг выдох, как на беговой дорожке, удерживать удавалось с трудом. По лицу толстыми струями потек пот. Он капал с бровей, затекал в уголки глаз и разъедал их, как мыло в бане. Машинально я провёл по потному лицу рукой, попытался стереть густую едкую жидкость, но сделал только хуже. Пот оказался вязким на ощупь, он размазался по коже слоем жира и в полном смысле слова обжог лицо, как будто был сварен из расплавленного, раскаленного вазелина. Он был перемешан с афганским песком и пылью, вытирать его было, как тереть себя наждачкой по глазам.
Невольно я выругался, взмахнул ладошкой, попытался стряхнуть эту мерзость на пыльную раскалённую землю. Не тут-то было! Жирная гадость прилипла к ладони, прилипла к коже лица. Новые струйки потекли из-под панамы в брови, в глаза, за шиворот. Самая мерзкая из них ползла с затылка на шею вдоль позвоночника, она вызвала мурашки по всему телу несмотря на то, что было очень жарко. Не знаю, какими словами передать всю низменность этого состояния. Вот попробуй объяснить почему не можешь отжаться от пола двести раз подряд. Что с тобой становится не так, какие ощущения испытываешь? У тебя голова болит, или нога болит, что мешает отжиматься? Вот так и на подъёме. Ты не можешь объяснить в чем именно заключается состояние "хреново". Ты одновременно задыхаешься, у тебя темнеет в глазах, мышцы ног отказываются "отжиматься двухсотый раз", в висках стучит твой собственный пульс, сердце в груди колотится так, будто хочет выскочить наружу, тебе жарко, мерзкий пот заливает глаза и всё лицо. Состояние настолько отвратительное что нет слов. И в качестве "вишенки на торте" ты понимаешь - подъём только начался! Вся операция только началась, она не закончится никогда потому что ты сдохнешь на ней через ближайшую сотню метров марша!
От осознания безнадёги мне захотелось заорать во всё горло самые гнусные ругательства, да так, чтобы от дальнего хребта эхом прокатилось "мать-мать-перемать!"
Матюгаться я люблю, но не умею. Нет, наоборот - не умею, но люблю. Тем не менее, делать этого не стал. Никому из присутствующих мои крики не принесли бы пользы, а я сбил бы себе дыхание, потратил бы небезграничные силы и сделалось бы мне только хуже. По этой причине я напряженно "сопел в две дырочки", шагал под весом невменяемого груза, злился и надеялся ... сам не знаю, на что.
- Привал! - Подал команду Рогачев и повалился на тропу.
Это было вовремя! Не знаю, сколько я смог бы ещё прошагать, но Рогачев объявил передышку, она спасла меня.
- Блин, да видал я в заднице такую службу! - Выкрикнул позади меня Вася Спыну, и повалился на тропу точно, как мы с Рогачевым.
Чуть выше Рогачёва поднимался со Сто седьмой станцией Андрюха Орлов. Он рухнул на тропу, как все, и выкрикнул Ваське в тон:
- Не хочу быть горным стрелком, хочу быть лифтёром! Хочу всю жизнь лифчики в женской бане расстёгивать!
От выходки нашего местного балабола у меня на душе немного отлегло, шутка сбила "нагнеталово жути", которое я устроил сам себе. Подъём был тяжелым, но если Рогачев будет делать привалы в таком режиме, то, может быть я не умру, может даже вернусь живым.
После короткого отдыха Рогачев подал команду продолжить движение. Вместе со всеми я поднялся на ноги, зашагал по тропе и попытался думать рационально, а не истерично: - "Хорошая мысль - вернуться живым! А что для этого надо делать"?
"Ну что... что... ну... смотреть под ноги и идти след-в-след", - ответил себе я и глянул на тропу, на то место, куда наступал своими берцами. Вся тропа оказалась вытоптана так, будто по ней пробежало стадо мамонтов вместе с папонтами и с футбольным мячиком за одно. Какой нахрен след-в-след! Колонна солдат превратила тропу в пыльное месиво, поверх которого чётко просматриваемые лишь отпечатки полусапожек Рогачева. Очевидно было - мины в тропе теперь уже точно отсутствуют, я мог бы не заморачиваться, с одной стороны. А с другой стороны, каждый, кто подорвался или в кого попала пуля, думал именно эту мысль: - "Можно не заморачиваться". Если бы заморачивался, то хрен бы в него попали, и он остался бы цел.
Рогачев был ниже меня ростом, для того чтобы наступать в его следы, мне пришлось немного сократить длину своих шагов, а значит, немного увеличилась их частота, но это не было большой проблемой, я вполне сносно шагал и думал: - "Дальше что? Что ещё надо делать во время марша на войне? Наверное, надо подумать про минные растяжки".
Поскольку я шел не первым, на растяжку напороться у меня не было шансов, но когда-нибудь мы развернёмся в цепь и каждый из нас станет первым. Значит надо помнить про это.
Дальше что, какое действие должно быть следующим? Надо идти от укрытия к укрытию. То есть, надо выбрать ближайшее укрытие на тот случай, если начнётся стрельба. И если она действительно начнётся, то спрятаться именно за него. С целью найти ближайшее укрытие я поднял взгляд от отпечатков подошв Рогачева на тропе, и повёл глазами вокруг. Укрытий оказалось, мягко говоря, не дохрена. Наша колонна поднималась по голому, покатому склону, вокруг меня не было ни скалы, ни валуна, ни деревца.
Что прикажите делать в такой местности? Где в ней взять укрытие?
Пока я разговаривал сам с собой, Рогачёв снова скомандовал:
- Стой! Привал! - и рухнул, обливаясь потом. - С тропы не сходить!
В семи метрах от Рогачева я плюхнулся на задницу, в продолжении мысли насчёт поиска укрытий, провёл взглядом по ближайшим лысым и покатам сопкам. Укрываться было негде. Тогда я вспомнил про бронегруппу,
она должна прикрыть нас огнём в случае нападения душманов. С этой мыслью я попытался посмотреть вниз, хотел увидеть, как наши самоходки бороздят своими толстыми дулами просторы Большого Театра. Но вместо самоходок и стволов мой взгляд "зацепился" за Васю Спыну. Он поднялся на ноги, положил пулемёт на вещмешок и пошагал по склону вправо от тропы.
- Спыну, стой! - Рогачев, находился впереди нас и выше по тропе, он заметил Васины перемещения. Скорее всего специально контролировал личный состав. - Ты куда собрался? Я ж приказал - с тропы не сходить!
- Я посрать, тарищ старший лейтенант. - Вася остановился и принял позу "хренля тут за проблема?"
- Назад, Спыну! На тропу! - Рогачев подскочил на ноги и заорал, как ужаленный: - Там мины кругом! На тропу шагом-марш!
- А как же посрать? Меня этот долбаный вещмешок выдавил как тюбика!
- На тропу шагом-марш! Снимай штаны, садись прямо на тропе и сри! Я не Дюймовочка!
- Зашибись. - То ли утвердительно, то ли удивлённо произнёс Вася, вяло поплёлся на своё место на тропе.
- Под ноги смотри! В свои следы наступай! Я тебе хлебало сейчас напинаю! - Орал Рогачев и аж подскакивал от негодования.
С детства мне объясняли, что нормальный человек не должен выставлять на всеобщее обозрение свои физиологические процессы. Старшие родственники приучили меня закрывать за собой дверь в уборную и не открывать до тех пор, пока не приведу в порядок одежду и пока не прекратит издавать звуки водо-бачковый инструмент. А что сделал Рогачев? Приказал солдату гадить прямо на тропе, прямо при всех и прямо без штанов! Ну ладно, допустим, сам Рогачев - не Дюймовочка. А я? А остальные? А Ваське каково, вдруг ему неприятно?
А если он подорвётся, ему приятнее что ли станет? Может лучше при всех пять минут провести без штанов, чем оставшуюся жизнь без ноги? В этой безобразной ситуации я пришел к неожиданному выводу: - "А ведь Рогачев прав. Похоже, я с таким командиром не пропаду".
Вася, охреневший от постигшей его ситуации, вернулся на тропу, начал расстёгивать штаны. Рогачев повернулся к нему спиной, сел в пыль и откинулся на свой вещмешок. Пример был подан правильный, я поступил так же - отвернулся от Васи, откинулся спиной на вещмешок и не оборачивался до тех пор, пока тот не выкрикнул весёлым голосом, обращаясь к находившимся ниже по склону:
- Пацаны, смотрите под ноги! Я тут ПМНку поставил!
Вскоре наша рота снова поднялась на ноги и двинулась по тропе в гору. В это время голова колонны 9-ой роты сделалась едва различимой среди дальних коричневых скал. Очевидно, пацаны поднимались значительно быстрее нас. Не приведи Господь оказаться на их месте и шпарить по жаре в таком темпе и с таким грузом, на эту страшную, долбанную высоту! Ёкарный бабай, как же ужасно выглядел тот коричневый, корявый хребет! Если бы я шел не с Рогачевым, я бы там однозначно сдох.
Едва наша рота прошла сотню метров вверх, Рогачев снова рухнул на тропу, выдохнул:
- Привал! - Он лёг спиной на вещмешок, уперся ногами в землю, выгнулся на вещмешке, подтянул лямки, резавшие плечи. - Вот жопа! Ы-ы-ы-х, ы-ы-х, набрал груза ы-ы-х, ы-ы-х, на эту операцию. Так и ноги ы-ы-х, ы-ы-х, можно протянуть. - Он говорил и хрипел лёгкими, было видно, что ему, действительно, очень нехорошо.
- Блин, какого хера ы-ы-х, ы-ы-х, я, офицер, тащу эту рацию? Ы-ы-ы-х, ы-ы-х, ты, Касьянов, готовься. На следующей операции ы-ы-х, ы-ы-х, отдам её тебе. Будешь взводной ы-ы-х, ы-ы-х связью. По-русски ты говоришь без акцента. Сам ы-ы-х, ы-ы-х, понимаешь, если дать связь какому-нибудь ы-ы-х, ы-ы-х, урюку, то с ним ы-ы-х, ы-ы-х, никто разговаривать не станет. Потому что ы-ы-х, ы-ы-х, духи всегда на перехвате. Наши подумают, что это дух. Из-за акцента.
На фотографии: с-нт Цечёев с автоматом, ст.л-т Рязанов с радиостанцией Р-148, в центре ком.ГРВ л-т Алиев Ахмед Ибрагимович, далее ком.1 взвода л-т Зеленин И.Г, ком. 4 взвода пр-к Рушелюк Александр.
Новость насчёт радиостанции Р-148 для меня была не самая радостная, но я спокойно слушал взводного. Грустно, конечно, что получу дополнительную нагрузку, но, если ходить в таком темпе, то рацию, пожалуй, я потяну. Мне станет немного тяжелее, но не смертельно. Нехорошо то, что душманы стараются в первую очередь завалить офицеров и связистов. Но это ж только со следующей операции я стану связистом. А до неё ещё надо дожить. Судя по бурной реакции Рогачева насчет Дюймовочки, нас вывели не на прогулку и мероприятия задумали нешуточные. Выходит, санинструктор сержант Баратов, в строю не улыбался, а хищно скалился в предвкушении палёного на тротиле мяса.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2025