По команде Замполита Седьмая рота прекратила гулять по кишлаку Вумарз и подалась в горы на ночевку. Время поджимало нас, заставляло поторапливаться с подъёмом, но уставшие солдаты тащили набитые железом вещмешки, как шахматисты: е-два, е-два.
Чем ближе к экватору находится точка на глобусе, тем быстрее там проваливается за горизонт солнце по вечерам. Соответственно, быстрее наступает тёмное время суток. Кишлак Вумарз, расположен гораздо ближе к экватору, чем моё любимое Бухалово, а также Убля, Вобля и другие географические объекты, широко известные в русскоязычном мире.
По причине близости мерзопакостного экватора, темнота подкралась к нам слишком рано, на часах было какое-то смешное, детское время, может быть несчастных семнадцать-тридцать, а солнце уже приладилось спускаться с небосвода за горы, в чашу Чарикарской долины.
Были бы мы сейчас в Минске, а ещё лучше, в привычном для меня Бухловске, у нас имелось бы в запасе почти три часа светлого времени до наступления темноты.
Для измученных жарой и тяжелым переходом солдат было принципиально важно - за три часа подняться на горку высотой 350 метров, или устроить спринтерский забег наперегонки с тенью гор, по ржавым минам с мешком железа на плечах. Каждый из нас очень хотел потратить на подъём три часа, идти в спокойном режиме без надрыва, делать привалы, восстанавливать дыхание, снижать пульс до приемлемых показателей, но кроме этого каждый из нас хотел жить. Восьмая и Девятая роты прикрытия не могли в темноте оказать нам огневую поддержку с хребта. Если при подъёме наша рота напоролась бы на душманскую засаду, нам пришлось бы воевать снизу-вверх, в гордом одиночестве. А это очень невыгодная тактическая ситуация. Любому горному стрелку известен Закон Гор: кто выше, тот сильней. Снизу-вверх переть на позиции душманов было равнозначно самоубийству, причем устраивать засады в конце дня, перед наступлением темноты, бандформирования Масуда умели, это была излюбленная их тактика. На наш батальон, только в Хисараке, дважды нападали именно таким образом, наш первый комбат майор Пудин В.В. получил ранение в вечернем бою против душманской засады. Поэтому желание не тянуть резину в долгий ящик на подъёме, подстегивало каждый измученный член. Нам пришлось организовать спринтерский забег, пока душманы не поняли куда мы направились, и не вышли по горам наперерез.
Уставшие, зажаренные южным солнцем, некормленные-непоенные солдаты пошагали вереницей сгорбленных фигурок в угрюмое ущелье, расположенное за околицей кишлака Вумарз.
Солнце, тем временем, опускалось с небосвода в виноградники Чарикарской "зелёнки", видимость в ущелье быстро ухудшалась из-за вечерних сумерек и полумрака, обосновавшегося в складках местности. Мы, люди, как биологический вид, получились дневными существами. Любому нормальному человеку должно быть жутковато входить во мрак подвала, или ночью в тёмный лес. Или в мрачное ущелье в горах.
Рота двигалась в колонну по одному, я очень хотел наступать след в след, потому что днём, в кишлаке, резиновая крышка установленной в саду мины ПМН произвела на меня неизгладимое впечатление. Пусть я увидел всего одну мину, этого было вполне достаточно, чтобы понять - кишлак заминирован. А вход в ущелье заминирован или нет? Рогачев чётко сказал, что душманы всегда минируют входы в кишлаки и ущелья. Значит мы могли на это твёрдо рассчитывать.
Впереди нашей роты щупом "пробивал" дорогу приданный сапёр. Ангел-хранитель днём провёл его через заминированный ореховый сад мимо мин. Если мы будем наступать в следы этого отважного везунчика, у нас появится шанс примазаться к его ангелу и дожить до конца дня. Однако освещение не способствовало такому развитию событий, следы на тропе были не различимы. Пользоваться фонариком в ночных горах нельзя, ибо и у нас, и у душманов, имелось любимое развлечение - пострелять сверху-вниз по источнику света. В июле-месяце я сам принял участие в подобной забаве и обстрелял с горы Зуб Дракона Командный Пункт нашего полка вместе с подполковником Чикалом. Поэтому фонарик включать было нельзя, а без него не разобрать следов хранимого ангелом пацанчика со щупом. Из-за риска подорваться мне сделалось не просто "жутковато", а стало страшно по-настоящему.
Пока мы втягивались в мрачное ущелье в гнетущей тишине, солнце провалилось за гору Куна-Бела, кромка хребта окрасилась в розово-желтый цвет, плотная мгла из тёмно-серой быстро превратилась в тёмно-черную. Впереди, по ходу нашего движения, проявились силуэты каких-то истуканов, выстроенных в колонну вдоль тропы. В сумраке казалось, что на склоне горного желоба установлены статуи с большими головами или с папахами на головах. Выглядели они устрашающе, казались таинственными и непонятными. Кто и для чего выстроил их вереницей в глухом мрачном ущелье, в диких пустынных горах? Здесь не набережная реки Мойки, сюда никто не придёт и не будет ими любоваться. А может они установлены здесь специально, чтобы никто не приходил? Скорее всего для того, чтобы оборонять вход в ущелье, чтобы устраивать засады! Наверное, душманы укрылись за этими статуями и сидят, ждут, пока мы подойдём поближе, а потом как шандарахнут из автоматов очередями в упор!
В сумраке я тяжело шагал в семи метрах за Рогачевым, надрывно дышал в полуобморочном состоянии. Гимнастёрка на мне пропиталась насквозь моим потом, в висках стучали молотки, во рту пересохло настолько, что я ощущал там ком наждачной бумаги. Думаю, Рогачеву было не лучше, но он не объявлял привал, не падал на тропу и не матерился ни на кого, даже на Замполита. Он шел впереди меня, на выдохе свистел лёгкими, как пробитое ломом колесо, но упрямо лез вверх по горному желобу. Видимо, не одному мне было страшно подниматься по дну мрачного, угрюмого ущелья, набитого какими-то жуткими истуканами, вся рота молча продвигалась вверх без привалов, тратила последние силы и хрипела на последнем издыхании.
Медленно и с надрывом мы приближались к зловещим статуям в папахах, а когда подошли вплотную, солнечные блики окончательно погасли за горами входа в Панджшер. В темноте застывшие монументы оказались огромными неразорвавшимися авиабомбами. Шесть здоровенных бомб зарылись носами в грунт, застряли в нём, не разорвались и остались торчать кверху огромными стабилизаторами. Наша рота шла прямо к ним потому что их вереница пересекала тропу под небольшим углом, и обойти её в ущелье не представлялось возможным.
Как только я понял, какое "счастье" поджидает нас впереди, сразу же захотел развернуться в противоположную сторону и крикнуть: - "Пацаны! Да ну его нахрен, я туда не пойду!"
Но я так не поступил. Это было бесполезно. Даже если бы я повернулся и крикнул, то всё равно пошел бы прямиком к бомбам. Вокруг меня простиралась горная страна Гиндукуш с минами и душманами. Куда я пойду, после того, как скажу, что туда не пойду? Куда я денусь с подводной лодки!
В тёмные горы идти было страшно, шлёпать ногами куда попало по тропе было ещё страшней, а теперь предстояло пройти рядом с черными бомбами. Вдруг бомба надумает себе чего-нибудь и взорвется? Вдруг душманы подсунули к каждой из них заряд тротила с электродетонатором и поджидают нас. Сейчас подпустят поближе, а затем ка-ак долбанут! От нас только драные носки полетят в разные стороны!
Какой злой рок додумался загнать меня в эти ужасные горы? За какие грехи меня упекли именно сюда? В свои двадцать лет я не успел ещё ни набедокурить, ни стать героем, кто и за что затолкал меня в эти горы? Если бы я знал за какой проступок меня сюда загнали, то пережил бы всю свою жизнь заново! Учился бы пуще прежнего, слушал маму и папу, кушал манную кашу! Не получал бы плохих оценок, на уроках не выводил бы из себя Зою Михайловну, мыл бы руки перед едой, вытирал ноги перед дверью и делал бы всё, как сказали старшие, причем с улыбкой на лице, потому что был бы счастлив, если бы меня забрали побыстрее отсюда навсегда и желательно в целом виде.
Горы Гиндукуш оказались очень большими и объёмными. Мы шли и шли к неразорвавшимся бомбам, а они никак не приближались и не приближались. Казалось, прошла целая вечность, пока я там шагал. За это время я успел мысленно родиться, выучиться в школе, поступить в Университет, призваться в армию, а бомбы всё маячили и маячили впереди. Время как будто замерло, мне начало казаться, что всё происходит не вокруг меня и не со мной, а в каком-то нереальном фильме ужасов, и стоит лишь выключить телевизор, вокруг меня снова окажется Минск, университет, гитара и пиво. Но телевизор почему-то не выключался, жуткая серия всё продолжалась и продолжалась.
В конце концов эти адовы истуканы, эти чертовы чудовища не взорвались, мы прошагали рядом с ними, надрывно хрипя на вдохе и выдохе.
Через несколько десятков минут наша рота выбралась из тёмного желоба на горку, на которой предполагалось организовать ночлег. Мы вылезали из ущелья и валились в хаотическом порядке на грунт среди камней и старых СПСов. Падали куда попало без инженерной разведки, без ничего. Так поступать было опасно, но у меня на страх уже не осталось сил. Их не осталось ни на что, я завалился спиной на доставший всю душу вещмешок и прохрипел в звёздное афганское небо самые отвратительные ругательства, которые только смог вспомнить. Хорошо хоть, во время пытки горами и истуканами, не пообещал бросить пить, курить и материться.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2025