ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Климов Александр Николаевич
Елена Павловна

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:
  Это происходило в одной южной республике тогда еще Советского Союза, где уже вовсю полыхал огонь гражданской войны. Мы остановились на сутки в небольшом городке, районом центре, перед переброской в район нашего непосредственного участия - там уже шла настоящая война с применением тяжелого вооружения и мы должны были "стабилизировать обстановку". Но и в самом городке было очень неспокойно. Сгоревшие здания, а те что уцелели - с выбитыми стеклами, перевернутые машины, практические пустые улицы, группы грязных, заросших личностей с охотничьими ружьями, а некоторые в открытую с "калашами", провожавшие нашу колонну откровенно ненавидящими взглядами - местная то ли милиция, то ли национальная гвардия. Разместили нас в военном городке местной части связи. Часть агонизировала, как и все структуры советской власти в этой республике, оборудование спешно вывозилось (оружие к счастью догадались вывезти еще раньше), практические все семьи военнослужащих уже выехали и дома стояли пустыми. Нас разместили в пустующей казарме, но едва офицер вышел, мы тут же расползлись по территории в надежде разыскать хоть какой-нибудь еды, а уж если повезет по-настоящему - то и водки. Однако уже первые дома показали тщетность наших надежд - городок практически не охранялся и большинство квартир были разграблены местными. Удивляло какое-то дикое, остервенелое разрушение, которым, судя по всему, сопровождались все грабежи: все, что не было вынесено из квартир, было изломано, разбито, потоптано, изгажено. Охота продолжать поиски пропала, и мы с корешем решили просто побродить по городку, подышать воздухом, чтобы не возвращаться в пропахшую лизолом и застаревшей грязью казарму.
  Уже обойдя по периметру практически весь городок, мы вдруг заметили свет в одном из окон. Это был маленький одноэтажный домик на двух хозяев - по-моему, такие домики назывались "финскими" - и в одной из половин дома действительно горел свет! Мы подошли к двери и осторожно постучали, чтобы не перепугать хозяев. И прямо как в народных сказках дверь нам открыла старушка. Мы как-то даже и остолбенели. До сего момента мы думали только о собственном голоде и лишь увидев эту пожилую женщину поняли, что у оставшихся жителей городка проблемы с едой могут быть куда серьезнее наших. Однако не успели мы напрячь мозги в поисках благовидного предлога - чего это мы ломимся в двери на ночь глядя, как она сказала: "Заходите, мальчики". Спокойно так сказала и так естественно, словно мы договаривались о встрече как минимум за неделю. Неловко переставляя ноги мы вошли в прихожую и опять замерли. "Разувайтесь, проходите, сейчас я чайник поставлю. Командир части сказал, что сегодня электричество будет до утра", - раздалось у нас за спиной и мы, все еще маясь от собственной бестолковости, начали стаскивать ботинки, заранее сгорая от стыда за вонь от потных ног и нестиранных носков. Кое-как разувшись, мы прошли в небольшую комнату. Шкафы с книгами, маленький диван, этажерка, круглый стол посредине накрытый льняной вышитой скатертью - ощущение было такое, будто мы попали в довоенное время, до ТОЙ войны, Великой Отечественной. "Садитесь, ребята, сейчас я вас чаем угощу. У меня даже печенье осталось," - с этими словами хозяйка подошла к столу, указывая нам на стулья и мы наконец-то смогли рассмотреть ее как следует. Лет 70-75, в платье, на плечи наброшен пуховый платок, седые пряди аккуратно зачесаны и сколоты сзади заколкой, удивительно ровная осанка, светлые, небесно-голубые глаза, морщинистое, но не высохшее лицо, прямой и какой-то успокаивающий взгляд - все это вместе произвело на меня такое впечатление, что я как-то помимо своей воли спросил: "Вы учительница?" Она рассмеялась, звонко так: "Да! А что, сразу заметно?" Глупо улыбаясь в ответ я сказал: "Да...", - и после этого мы засмеялись все трое. На душе вдруг сразу потеплело, стало так хорошо и спокойно, словно вернулся в родной дом, нет, даже - ДОМ. Уже не стесняясь мы сели за стол, Елена Павловна (так она представилась, едва мы отсмеялись) принесла из кухни алюминиевый электрический чайник, фарфоровый заварочный в крупный красный горошек, такие же чашки, печенье в солдатской алюминиевой миске ("Извините, мальчики, совсем не осталось приличной посуды в доме") и вскоре мы прихлебывали горячую ароматную янтарную жидкость, хрумкая удивительно вкусным печеньем ("Жри медленно и понемногу, урод, может быть это у нее последняя еда в доме"). Она спрашивала нас откуда мы, давно ли служим, не тяжело ли нам и т.д., а мы отвечали ей, так легко и искренне, словно и вправду пришли в гости к своей любимой первой учительнице и делимся с ней своими удачами и невзгодами. Заметив, что я кошу взглядом по книжным шкафам, Елена Сергеевна спросила:
  - Любите книги, Саша?
  - Да, - говорю, - Очень люблю читать. В детстве родители палкой из дому выгоняли, чтобы хоть немного оторвался от чтения и проветрил мозги.
  - А кто у Вас любимый писатель.
  - Ремарк.
  - Правда?! Ведь я им в молодости зачитывалась до изнеможения. Я и до сих пор его очень люблю. А какая книга Вам нравится больше всего?
  - "На Западном фронте без перемен".
  Что было потом я до сих пор вспоминаю как какое-то волшебство. Кореш мой, разомлев от горячего чая и тепла, уснул, я отнес его на диван и мы с Еленой Павловной сидели вдвоем за столом и говорили, говорили, говорили... Она рассказывала мне о своей жизни, о том как молодой выпускницей приехала сюда по распределению, да так и осталась. С жильем, как и везде, было туго, ей выделили сначала комнату в общежитии, потом половинку этого домика. Влюбленная в свою работу, всю себя отдавала школе, ученикам, потому своей семьей так и не обзавелась. Рассказывала, как запоем читала Ремарка, как искренне, навзрыд плакала над трагедиями его героев, восхищалась их смиренной, несгибаемой стойкостью и спокойной, без оглядки любовью.
  Время исчезло. Нет, оно даже пошло вспять. Что-то удивительное происходило вокруг нас, словно, перестав быть линейным, оно свернулось в какой-то тугой штопор, неслышно вращаясь вокруг нас и отгородив от всего окружающего мира. Куда исчезла старческая пергаментность щек, выцветшие губы, глубокие, словно проложенные резцом морщины?.. Передо мной сидела молодая женщина с огромными синими глазами, слегка удлиненным, с высокими аристократическими скулами лицом, легким румянцем на щеках и смеясь, рассказывала мне как она втайне мечтала быть похожей на роковую красавицу Жоан Маду и погибнуть в объятиях любимого мужчины.
  А я взахлеб рассказывал ей, как переживал вместе с Паулем Боймером весь ужас полей 1-й мировой войны, растущее опустошение души, выжженной ужасами мучений и смерти, как мне самому втайне хотелось пройти этим путем страданий чтобы обрести эту так восхитившую меня глубину души, что именно это, по большому счету и подтолкнуло меня согласиться на участие в "командировках", одна из которых и свела нас сейчас за этим столом.
  Она называла меня бедным мальчиком, стойким оловянным солдатиком, который держит на своих плечах разлом истории, говорила, что я ни в коем случае не должен позволить войне опустошить мою душу, что с нами все по-другому - мы солдаты великой страны, которые удерживают ее от распада и анархии и защищают свой народ от бандитов и мародеров. Она говорила, что я обязательно вернусь домой, вернусь героем, и отстоянная нами страна будет нас чествовать как когда-то солдат Великой Отечественной.
  Господи, как я просил ее уехать отсюда... Здесь очень опасно, Елена Павловна, Вы здесь совершенно одна, военная часть скоро полностью эвакуируется и Вы останетесь вообще безо всякой защиты, а местные ненавидят русских, Вы же сами видите, уезжайте, давайте я утром договорюсь с нашим командиром и Вас эвакуируют...
  ... Ну что Вы, Саша, кому я здесь нужна? Я старая женщина, у которой нет ничего ценного, кроме книг. Многие здесь меня знают и уважают, я учила их детей, не переживайте, со мной все будет хорошо, главное - Вы берегите себя, Вы так молоды, у Вас впереди еще вся жизнь, Вы просто обязаны вернуться живым и невредимым, к своим родителям, любимой девушке - у Вас ведь есть девушка? А вот кстати, как Вы относитесь к "Трем товарищам" Ремарка? Что-то мне подсказывает, что Патриция Хольман - одна из Ваших любимых героинь. Угадала?
  Тишину разорвал сигнал большого сбора. Я оглянулся. В окно уже сочился мутноватый рассвет, часы показывали 5 утра. Мы проговорили шесть часов кряду, ни на минуту не вспомнив о времени.
  Уже на пороге, пропустив кореша вперед, когда я обернулся сказать ей: "До свидания", - она обняла меня своими худенькими ладошками за плечи, прикоснулась губами к моей небритой щеке и сказала: "Возвращайтесь, Саша. За меня не беспокойтесь, со мной все будет хорошо. И мы с Вами договорим про "Трех товарищей". Я сказал ей, что вернусь. Что обязательно, обязательно вернусь. Обязательно...
  Я вернулся в этот городок две недели спустя. Мой кореш вернулся раньше, минуя городок и все города мира, на борту самолета, в крепком цинковом бушлате. Безумие, но больше всего я жалел, что не позволил ему съесть побольше печенья в тот вечер у Елены Павловны. Они стали последней вкусностью в его жизни.
  Едва только прозвучала команда "Вольно! Разойдись", я из всех ног кинулся туда, на самую окраину городка, к виденному только один раз, но уже ставшему родным на всю жизнь финскому домику и живущей в нем самой удивительной женщине на свете. Я бежал и думал, как я расскажу ей о том, что был влюблен в Патрицию Хольман, как вместе с Робертом отчаянно пытался вырвать ее из когтей туберкулеза, как рядом с ним сидел у ее постели и гладил милое, исхудавшее лицо. Я бежал, бежал, не чувствуя земли под ногами и...
  Выбитое вместе с рамой окно... слетевшая с петель дверь... перевернутый и разломанный стол... вывернутые шкафы... искромсанный чем-то острым диванчик... фарфоровые черепки на полу.... сплющенная ударом ноги алюминиевая миска...
  Я попытался сказать себе, что это всего лишь дом, что Елена Павловна успела уйти, спряталась в части, что ее уже эвакуировали, она могла укрыться у кого-то в городе, ведь тут так много помнящих и уважающих ее людей, но...
  Даже не холодный рассудок, а тот внутренний голос, который никогда не врет, который всегда говорит правду, с механической неошибаемостью арифмометра показывает тебе то самое страшное, чего ты больше всего боялся - он рассказал мне, как здесь всё происходило. Так обстоятельно и подробно, словно я при этом присутствовал.
  И в этот момент я окончательно стал верующим. Я понял, что если есть в этой жизни, в этом бытии, хоть какая-то крупица смысла и надежды, то мы обязательно должны с ней встретиться. Мы должны с ней встретиться и договорить про "Трех товарищей". Это было важнее все судеб мира, всех движений мироздания и непостижимых тайн этого и того мира. Я понял, что я ее обязательно увижу снова. Такой, какой она виделась мне той сказочной ночью - молодой, красивой, загадочной, и я расскажу ей всё, что не успел сказать.
  
Оценка: 9.00*4  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023