ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Демченко Юрий Алексеевич
Во Вьетнаме было столько пережито...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 6.16*28  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Даты жизни: 28.12.1938 -- 20.05.2010

    Автор воспоминаний откровенно и просто написал о том, что пришлось пережить ему и его боевым товарищам, сражавшимся во Вьетнаме против жестокого, воздушного агрессора, уверовавшего в свою всесильность и безнаказанность, но в итоге, крепко получившего по зубам и позорно проигравшего грязную войну.20 мая 2010 года после тяжелой болезни наш боевой товарищ Юрий Алексеевич Демченко покинул этот мир, оставив яркий след и добрую память о себе.

  Демченко Юрий Алексеевич
  
  Генерал-майор, родился 28.12.1938 г. в станице Ново-Мышастовская, Краснодарского края. Русский.
  В 1956 г. окончил 10 классов и поступил в Казанское Военное Авиационное училище, которое окончил в 1959 г. Военную службу продолжал техником самолета по вооружению 49-го минно-торпедного авиаполка Тихоокеанского флота, затем командиром взвода, ст. офицером, командиром стартовой батареи, начальником штаба огневого дивизиона 345-го ЗРП Бакинского округа ПВО.
  В 1971 г. окончил Военную Командную Академию Войск ПВО и был назначен начальником штаба - заместителем командира 708 ЗРП, затем командиром 726 ЗРП,
  а с 1976 г. - начальником оперативного отдела штаба, начальником штаба-заместителем командира 17 корпуса ПВО Особого назначения Московского округа ПВО.
  С марта 1965 по февраль 1966 гг. участвовал в боевых действиях во Вьетнаме в должности командира стартовой батареи 82-го огневого дивизиона 238-го ЗРП ВНА.
  Награжден орденами Красного Знамени, 'За службу Родине в Вооруженных Силах СССР' 3 ст. и 11 медалями, в т.ч. медалью 'Дружбы' Правительства ДРВ.
  
  ВО ВЬЕТНАМЕ БЫЛО СТОЛЬКО ПЕРЕЖИТО...
  
  Получение техники и боевые стрельбы на полигоне Капустин Яр
  
  В 1964 году мне было приказано оформить документы для выезда за границу. В августе 1964 года меня направили к месту сбора и подготовки - в школу младших специалистов ЗРВ Бакинского округа ПВО, в пос. Шубаны. Там никто не делал секрета из того, что нам предстоит поездка в Алжир. Группа состояла в основном из офицеров и сверхсрочнослужащих частей ЗРВ округа и Орджоникидзенского военного училища. Процесс подготовки был завершен в ноябре, каждый из нас примерил свой костюм и сдал его на хранение до поездки. Поступило распоряжение всех нас отправить в отпуска за 1965 год. Находясь в отпуске в Иркутской области, в начале января 1965 г. я получил телеграмму от командира дивизиона подполковника Терехина И.П. о необходимости немедленного прибытия в учебный центр. Я сразу же самолетом вылетел из Иркутска в Баку. По прибытии к месту сбора, стало известно, что наша поездка в Алжир не состоится, а предстоит более ответственная командировка в другую страну, но тоже с жарким, влажным климатом. Неожиданно появилось вновь назначенное командование группы: командир полка полков?ник Николай Васильевич Баженов, начальник штаба подполковник А. Мушенко, главный инженер капитан Анатолий Борисович Заика и заместитель командира полка по политической части полковник И.И. Смирнов. Вместо подполковника Терехина И.П. на должность командира зенитно-ракетного дивизиона (ЗРДн) был назначен подполковник И.А. Лякишев.
  Ежедневно прибывали новые офицеры, сержанты и солдаты из частей округа. Мне было приказано сформировать стартовую батарею из прибывших офицеров, сержантов и солдат. Когда батарея была укомп?лектована личным составом, начался этап слаживания боевых расчетов. Командирами взводов были назначены лейтенанты Ю.Н. Захмылов и А.И. Мякушко. Командирами пусковых установок были в основном украинцы: сержант В. Чубченко, Н. Рева, В. Семенко, Н. Конченко и Н. Марусенко. Это были высокоподготовленные, физически крепкие юноши, отлично знающие свое дело. На занятиях по слаживанию батареи любил присутствовать капитан А.Б. Заика. Он неоднократно поощрял отличившихся на тренировках офицеров, сержантов и солдат. Не могу не привести один забавный случай, происшедший в учебном центре в январе 1965 года.
  Я проводил тренировку расчетов стартовой батареи по выполнению норматива заряжания пусковой установки. Был очень сильный ветер, который затруднял нормальную работу расчетов. Присутствовавший на занятиях капитан А.Б. Заика порекомендовал мне закончить тренировки в связи с сильным ветром. Я дал возможность расчету последний раз зарядить ПУ. Не успел расчет завершить процесс заряжания, как сильный порыв ветра снес хвостовую часть ракеты с ПУ на землю. Маршевая часть ракеты еще удерживалась бугелем на стреле пусковой, а ее хвостовая часть (ПРД) уже сидела на грунте крыльями стабилизатора. Капитан Заика, заметно нервничая, начал было прикидывать, где достать кран, чтобы поднять ракету и уложить ее на ПУ. Я предложил поднять ракету силами личного состава батареи. Наша попытка удалась и через 5 минут ракета была возвращена на свое место. Больше в такую ветреную погоду тренировки по заряжанию не проводились.
  К концу января слаживание боевых расчетов и дивизиона в целом было завершено. Почти все специалисты повысили свою классность. Я сдал испытание на квалификацию 'Мастер'.
  В начале февраля весь личный состав группы срочно собрали по приказу командира полка. Полковник Н.В. Баженов нам объявил о том, что в скором времени полк будет передислоцирован на полигон в Капустин Яр для получения боевой техники, проверки ее на боевой стрельбе и дальнейшего следования к месту назначения. Был объявлен приказ о переводе всего полка на положение военного времени: была установлена полевая форма одежды, дополнительно выдано по пять комплектов нижнего белья, все офицеры, сержанты и солдаты ставились на довольствие по нормам военного времени. Прибавлялась норма масла, сахара, ежедневно бесплатно выдавалось по одной пачке папирос 'Беломор' каждому офицеру и сига?рет 'Армейские' каждому сержанту и солдату. Нам было строго запрещено сообщать какие-либо сведения о предстоящей спецкомандировке в письмах и при общении. После этого всем было предложено еще раз оценить предстоящую задачу и персонально принять окончательное решение. О своем нежелании ехать во Вьетнам заявили только два офицера: один высказал обиду за непредоставление его семье квартиры, второй - за неудовлетворение просьбы о приобретении автомобиля. Оба они сразу же были откомандированы к месту своей прежней службы.
  В начале февраля 1965 г. весь личный состав полка был посажен в эшелон и отправлен на полигон Капустин Яр для получения техники и проведения там боевой стрельбы. Прием техники затянулся по ряду причин, и, прежде всего, из-за ее неукомплектованности и плохой настройки. При этом нам было приказано никакого участия в устранении неисправностей не принимать: все неисправности должны были устранять сдатчики. Аппаратура радиотехнической батареи в основном была доставлена из учебного центра Военной командной академии Войск ПВО в г. Калинине, а стартовое оборудование со Свердловской Армии ПВО. Это был первый вариант ЗРК С-75 'Десна', переоборудованный из 6-ти кабинного в 3-х кабинный вариант. На вооружении комплекса были ракеты первого поколения В-750 (1Д). Ввиду разукомплектованности стартового оборудования, было принято решение взять его в Бакинском округе ПВО.
  Когда, наконец, весь дивизион был полностью укомплектован техникой, предстояло прове?рить ее работу боевой стрельбой. Для этого была развернута радиотехническая батарея в полном составе и всего одна пусковая установка СМ-63. При первом включении была выявлена несогласованность системы слежения: пусковая установка вращалась в противоположную, по отношению направления вращения кабины 'П', сторону. Инструктор полигона вызвал из рядом стоящего ЗРДн, который прибыл из Чехословакии и получил неудовлетворительную оценку за боевую стрельбу, двух офицеров-стартовиков и заявил им, что если они к утру подготовят к стрельбе эту пусковую установку, то он исправит им оценку. Офицеры (старшие лейтенанты) с рвением взялись за подготовку пусковой установки и утром доложили инструктору о ее готовности. Как проверялась инструктором достоверность доклада офицеров о готовности ПУ, я не знаю, т.к. все это происходило в мое отсутствие.
  Боевая стрельба была назначена на 10-00. Руководил стрельбой полковник Демидов, мы же должны были наблюдать за происходящим и фиксировать недостатки. Однако, по причине строгого запрета выхода в эфир, поступившего от оперативного дежурного, боевая стрельба в этот день не состоялась. По этой же причине она не состоялась и на следующий день. На третий день запрет на выход в эфир был снят и все сразу же принялись за подготовку к боевой стрельбе. После полного включения и выхода в эфир стреляющий офицер наведения доложил полковнику Демидову об обнаружении неподвижной цели с азимутом 0 градусов (уголковый отражатель, установленный на деревянный столб), а также о наличии второй, движущейся цели. Полковник Демидов вызвал к телефону офицера оперативного отдела подполковника Кащенко и спросил, что за подвижная цель в районе уголкового отражателя. Подполковник Кащенко сообщил, что он направил туда тягач АТС, чтобы вытащить застрявшую водовозку. Боевая стрельба снова была отменена.
  На следующий день обстановка была благоприятной и боевая стрельба состоялась. Наведение ракеты осуществлялось идеально и она поразила цель с нулевым промахом. За несколько минут до окончания всех послестрельбовых проверок, я вместе с инструктором по стартовому оборудованию вышел из кабины управления и был поражен тем, что увидел - пусковая установка, с которой только что стартовала ракета, и передающая антенна кабины 'П', как и прежде, вращались в разные стороны. Такое зрелище бросило инструктора в дрожь. Он попросил меня никому об этом не докладывать, дрожащими руками достал из портсигара папиросу, прикурил и побежал в сторону пусковой установки. Ему на ходу удалось перевести рукоятку редуктора пусковой на ручной привод и остановить ее дальнейшее вращение. После этого он направился на площадку, где находились два офицера-стартовика, которые готовили к боевой стрельбе эту пусковую установку. Думаю, что им пришлось услышать немало образных выражений в свой адрес. После продолжительной настройки было, наконец, достигнуто согласованное (синхронное) вращение приемо-передающей антенны и пусковой установки. Данный случай еще раз показал необходимость тщательной проверки всех пусковых установок, что и было осуществлено.
  Случай, описанный мною, объяснить очень просто. Молодые офицеры-стартовики производили настройку системы вращения по азимуту и сельсинной передачи, при выключенной приемо-передающей антенне. Они заранее знали азимут, под которым был выставлен уголковый отражатель и от блока местного управления ПУ задавали азимут 0 градусов, а затем проверяли, как установка отрабатывает заданный угол. Хотя сельсинная передача была выставлена неверно (несогласованна по фазе), произошло случайное совпадение реального азимута 0 градусов и ложного нуля. Если бы уголковый отражатель был установлен под другим азимутом - ошибка была бы обнаружена сразу.
  Так закончился первый этап подготовки. Письменными рапортами командиры батарей, а затем дивизионов доложили командованию полка о приеме техники и о готовности ее к боевому применению, после чего была осуществлена погрузка техники на платформы и в конце февраля 1965 г. полк эшелоном двинулся из Капустина Яра в направлении Челябинска.
  Перед посадкой в эшелон командование полка провело инструктаж личного состава о необходимости соблюдения строжайшего режима секретности в пути следования. Фактически был запрещен выход из вагонов сержантам и солдатам, не допускалось общения с гражданскими лицами. В крайних, исключительных случаях допускалось на все вопросы давать один ответ: 'Мы следуем на учения'. В маршрутном листе конечным пунктом эшелона был указан г. Хабаровск.
  Я со всем личным составом своей батареи следовал в плацкартном вагоне. Из-за малой положенной нормы угля, вагон практически не отапливался, поэтому все мы прилегли на голые плацкарты, не раздеваясь, в полной полевой экипировке.
  Вечером, около 21-00 мы прибыли на станцию Челябинск. Я попросил проводника открыть дверь, т.к. мне необходимо было проверить часового, крепление техники и доложить об этом начальнику эшелона. Закончив проверку, я направился в свой вагон. У вагона ко мне подошел проводник и сообщил, что недалеко на соседнем пути стоит полувагон с углем, и что было бы неплохо, если бы мы запаслись этим углем. Я сог?ласился, взял с собой троих солдат, мешки и ведра и мы приступили к 'созданию запаса'. Таким способом мы обеспечили тепло и комфорт на всю последующую дорогу. На следующий день меня вызвал полковник Баженов Н.В. и в присутствии всех своих заместителей отчитал за уголь, но не сильно и без последствий. Из Челябинска наш эшелон свернул в направлении на восток, и утром мы уже были на ст. Курган, а в 19-00 - в Омске.
  Так как моя жена была беременна, я в августе 1964 г. отправил ее к ее матери в г. Ангарск. Оставаться в отдаленном дивизионе в таком положении одной было чревато непредсказуемыми последствиями. 29 декабря 1964 года у нас родилась дочь, которую я видел не больше недели, находясь в отпуске. У меня возникла мысль и надежда еще раз увидеть жену и дочь. Нам разрешили выйти из вагона и находиться рядом с составом. Я и несколько офицеров добрались до вокзала, откуда я дал жене телеграмму, в которой указал ориентировочное время прохождения нашим эшелоном г. Ангарска и попросил ее прибыть на вокзал с дочерью.
  В указанное мною время эшелон подходил к Ангарску. Я оделся и вышел в тамбур, попробовал открыть дверь, но она была закрыта. Через пару минут в тамбур вошел капитан Гурий Зиновьев ('инженер по технике безопас?ности'), внимательно в упор посмотрел на меня, закурил и отошел на противоположную сторону тамбура. Я тоже закурил, вглядываясь в пространство за окном и нервничая. Закончив курить, капитан Зиновьев подошел ко мне и спросил:
  - Волнуетесь?
  - Волнуюсь, - признался я.
  - Не волнуйтесь, остановки не будет! - 'успокоил' меня капитан и покинул тамбур.
  Я остался в тамбуре один со своими мыслями и ночной темнотой за окном. Состав шел по крутому изгибу, и я увидел вдали освещенное здание вокзала, а напротив дом матери моей жены. Вокзал становился все ближе и, наконец, я увидел у его входа свою жену, ее сестру и детскую коляску. Состав шел с огромной скоростью, как будто специально. Так не состоялась наша, казалось вполне возможная, встреча.
  В вагоне скучно не было, особенно по ночам. В составе нашей группы был старшина сверхсрочной службы из Потийского полка - техник приемо-передающей системы - лунатик. Несмотря на то, что он спал на верхней полке, для него не составляло никакого труда среди ночи подняться, не открывая глаз одеться по полной форме, и ходить до утра по вагону, отдавая различные распоряжения, или спокойно беседуя со своей воображаемой женой. Первый такой его выход привел всех нас в шоковое состояние, т.к. никому из нас не была гарантирована безопасность. Меня поразило главное: как могла медкомиссия дать ему положительное заключение для поездки за границу? Чтобы несколько обезопасить всех, я поручил двум старшинам - Чубченко и Николаенко, присматривать за нашим лунатиком по ночам и принимать меры к его успокоению и укладке в постель, что в последующем и было предпринято. Но об этом никто из командования полка так и не узнал, а старшина-лунатик с честью и достоинством выполнял свои обязанности в самых экстремальных ситуациях, за что был отмечен высокой правительственной наградой.
  Наш эшелон быстро продвигался на восток. При подъезде к г. Чите эшелон сделал остановку, которая продолжалась почти сутки. Как потом стало известно, сделано это было с целью введения в заблуждение разведки противника. Около 22-00 эшелон прибыл на станцию Чита, а утром - на пограничную станцию Забайкальск. Встречал эшелон начальник Оргмобуправления Войск ПВО генерал-лейтенант В.Д. Годун. Только теперь все мы поняли куда едем!
  Весь состав эшелона посадили в крытые машины и увезли в подготовленные для нас казармы. Мне же полковник Н.В. Баженов поставил задачу - оставить с собой необходимое число солдат и произвести должное крепление боевой техники на платформах эшелона и ее тщательную маскировку. Взяв все необходимое для крепления техники, мы немедленно приступили к выполнению поставленной задачи. Через некоторое время к эшелону прибыл генерал-лейтенант Годун, а следом за ним на крытой машине привезли новые госпитальные палатки. С этого момента и до окончания работ генерал находился с нами, проверяя качество нашей работы. Когда закончился процесс крепления, предстояло провести маскировку техники. Все кабины были замаскированы сетями. Несмотря на то, что все пусковые установки были зачехлены новыми чехлами, генерал-лейтенант Годун приказал укрыть их дополнительно госпитальными палатками. Я спросил его:
  - Зачем нужны эти палатки?
  На что он ответил:
  - Пригодятся, сынок.
  Следует заметить, что это была изнурительная работа, т.к. было очень холодно и дул сильный ветер. По завершению работ нас прямо с платформы на машине увезли в баню. Баня снаружи походила на обычный бревенчатый сарай, одиноко стоящий посреди пустынной степи Забайкалья. Рядом с баней стояла четырехколесная арба с огромной деревянной бочкой. К колесу арбы была привязана лошадь, которая имела унылый и тощий вид, т.к. во рту у нее были удила, а не сено.
  Когда я вошел в предбанник, лежащий на скамейке солдат, не поднимая с глаз шапки, заявил:
  - Баня закончилась, воды нет!
  Его короткое, но всеобъемлющее заявление привело всех в шоковое состояние, т.к. нам, проведшим в эшелоне 10 суток и без передышки выполнившим крепление и маскировку всей техники, баня была необходима, как воздух! Я все же зашел во внутрь бани, где передо мной открылась мрачная картина: на полу и скамейках валялись грязные полотенца и портянки, большинство тазиков были пустые, но в некоторых осталась грязная, мыльная вода после помывки наших сослуживцев. Посоветовавшись, мы решили хоть как-то помыться. Выбрав более чистые полотенца и тазики с остатками воды, мы разделись и кое-как протерли наши тела отжатыми, влажными полотенцами. Несмотря на такую 'баню', мы были морально удовлетворены, т.к. выполнили обязательное мероприятие, предписанное нам Уставом внутренней службы и стали немного чище.
  
  К границе Вьетнама - через дружественный Китай
  
  Из бани нас доставили к месту расположения всей нашей группы. Когда я вошел в помещение казармы, я ничего не мог понять: все наши специалисты были одеты в гражданскую одежду. Почти все бросились к нам навстречу, наперебой поторапливая нас, т.к. все ждали только нас - от нас зависело время отправления нашего эшелона для дальнейшего следования. Когда я спросил командира дивизиона подполковника Лякишева, почему нас переодевают в 'гражданку', он ответил, что такие условия поставило правительство Китая.
  Меня провели в небольшую комнату и находящийся там незнакомый майор предложил мне подобрать себе костюм. Выбирать уже было не из чего, так как в наличии осталось всего два костюма: один очень светлый, второй чуть темнее, на котором я и остановился. В конце своих воспоминаний я еще раз уделю немного внимания этому костюму.
  Каждому из нас кроме костюма дали пальто, по две пары китайских брюк и рубах, шапку, черные ботинки. Военную форму каждый из нас сложил в специальный мешок, прикрепив к нему адрес прежнего места службы. У каждого были с собой деньги. Нам предложили истратить их сейчас, чтобы не везти через границу. У меня имелось около 120 рублей. Среди предлагаемого ассортимента товаров, в основном была армейская фурнитура и особенно выбирать было не из чего. Я купил несколько одежных щеток, ремней, зубных щеток, и другую мелочь. Но все деньги я издержать не сумел, у меня осталось еще целых 8 рублей.
  Когда все приготовления были закончены, нас всех построили и генерал-лейтенант Годун дал нам последние напутствия. Он напомнил нам, что мы являемся представителями великого государства - Союза Советских Социалистических Республик, и все наши поступки должны быть взвешенными и продуманными: нам предстоит выполнять боевую задачу вместе с вьетнамскими воинами, и мы должны выполнить ее с честью.
  В конце своего выступления он спросил:
   - Тру'сы есть?
  Никто не откликнулся. Затем военнослужащих срочной и сверхсрочной службы вывели из помещения, в строю остались одни офицеры. Генерал напомнил еще раз о воинском долге, об офицерской чести и необходимости соблюдения моральных норм поведения в другой стране, крайне удивив нас, заявив о том, что во Вьетнаме почти все женщины декольтированы! В конце своего выступления он снова спросил:
  - Кто не желает ехать дальше?
  Из строя вышли два офицера и заявили о своем нежелании ехать во Вьетнам, мотивируя отказ состоянием здоровья членов семьи. Их отказ был принят.
  Каждому специалисту было выдано по 75 юаней. Затем всех распределили по вагонам, посадили в автобусы и крытые машины и привезли к эшелону, находящемуся еще на советской территории. Командование полка и старшие офицеры разместились в купейном, а все остальные - в плацкартном вагоне. Вагоны имели вполне приличный вид, все окна были тщательно закрыты шторами. Нам было приказано занять свои места, никуда не выходить, ждать отправки. Через некоторое время наши вагоны перегнали на территорию Китая. Была глубокая ночь, все сильно устали и, не дожидаясь постельного белья, не раздеваясь, уснули на своих местах. В это время китайские специалисты осуществляли перестановку наших платформ с боевой техникой на свои вагонные тележки, т.к. ширина ж/д колеи в Китае несколько уже нашей колеи. Этот процесс занял около 14 часов.
  Утром в нашем вагоне появилась женщина - представитель китайской таможни и на китайском языке задала всем несколько вопросов, которые для нас были непонятны. Потом она повторила эти вопросы на русском языке: 'Есть ли у кого-либо оружие?'. Все ответили отрицательно. 'Есть у кого-нибудь советские деньги?'. Кроме меня ни у кого денег не оказалось. Я поднял руку, и она подошла ко мне. Я показал ей 8 рублей, после чего она выписала мне разрешение на их провоз, предупредив о необходимости их сохранения до возвращения из Вьетнама. Деньги и квитанцию я спрятал подальше. Я останавливаюсь на таких мелочах, потому, что они очень существенны - эти деньги я действительно сохранил и привез в Союз, где они мне очень пригодились. Перед самым отъездом из Вьетнама каждому из нас выдали чек на 25 рублей на самые необходимые нужды. Но в аэропорту Иркутска нам заявили, что денег нет, и те оставшиеся у меня 8 рублей сыграли большую роль: на два рубля я дал телеграмму жене в Ангарск, один рубль потребовался, чтобы заплатить за такси, пять рублей мои друзья выпросили у меня и меня и отметили наше возвращение на Родину в ресторане.
  Работы по замене вагонных тележек затянулись, и мы мучались от безделья. Все стали настойчиво требовать разрешения на выход из вагонов. Нам было разрешено выйти, посетить магазин на станции, прогуляться по платформе. Ступить на чужую землю впервые в жизни - это огромное событие! Когда я вышел из вагона и посмотрел вокруг, первое, что бросилось в глаза - это несметное количество труб высотой 3-5 м в прилегающих к станции домах. Я сразу разгадал суть этой картины. В период Карибского кризиса мне в течение года пришлось временно исполнять должность заместителя командира 2-го ЗРДн, 345 ЗРП по политической части - штатный замполит капитан Г. Загс находился в командировке на Кубе - поэтому я был в курсе всех политических событий, как в стране, так и в мире в целом. Мне постоянно приходилось выступать перед личным составом на политинформациях и политических занятиях. Политотдел полка ежедневно давал основные направления пропагандистской работы.
  В те годы Коммунистическая партия Китая проводила в стране политику 'большого скачка'. Одной из составляющих этой политики в экономической области являлась стратегическая задача - догнать и перегнать передовые капиталистические страны (США и Великобританию) по выплавке чугуна и стали (около 220 млн. т. в год). КПК мобилизовала все силы и средства для достижения намеченных рубежей. Для этих целей и строились повсюду маленькие доменные печи. Даже к месту временного приюта пастухов скота подводилась железная дорога для доставки металлолома и вывоза выплавленного металла. Китай выполнил намеченную задачу, но качество этого чугуна и стали было настолько низким, что их нельзя было использовать. На станциях, у домов, на стойбищах пастухов, почти на протяжении всей железной дороги от границы до Пекина чугунные болванки валялись кучами, не имея спроса, а кустарные доменные печи давно бездействовали.
  Меня также поразила и другая картина, которую мне пришлось наблюдать в том же населенном пункте. По поселку бодро, с песней, с кирками и ломами на плечах двигалась строем группа ребятни в возрасте 8-10 лет во главе с учителем. Затем, по его команде строй остановился, дети стали на отведенные им участки и начали долбить кирками и ломами мерзлую землю. В последствии нам объяснили, что это был урок труда - готовились ямы для посадки деревьев - и мороз не имеет никакого значения!
  Затем вместе со своими сослуживцами я зашел в привокзальный магазин сувениров. Бросилось в глаза огромное разнообразие игрушечных автоматов и пистолетов, работающих на батарейках, но они меня не особенно интересовали, т.к. для моей дочери эти игрушки не подходили, а те офицеры, у которых дома остались сыновья сразу же начали их массовую закупку. Купив, сразу же прятали под полу - как никак, а все же оружие. На верхних полках магазина, строго по степени величия, стояли бюсты вождей мирового пролетариата и их соратников по революционной борьбе: Мао Цзэдуна, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина, К.Е. Ворошилова, С.М. Буденного. Больше не помню, но уверенно заявляю, что среди них не было Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, Н.А. Косыгина. Выданные мне юани сохранились полностью - я так ничего и не купил. Прогулявшись по платформе, мы зашли в вагоны и, наконец, эшелон тронулся с места.
  С этого момента наша техника охранялась китайскими часовыми, в вагоне управляли китайские проводники. Вместе с нами в отдельном купе ехали специалисты-ремонтники и два переводчика-китайца. Наконец нам выдали постельное белье, матрасы и подушки. Подушки были плотно набиты рисовой соломой. Они были очень твердыми и настолько тяжелыми, что ими можно было запросто, если не убить человека, то наверняка сделать его инвалидом на всю жизнь! Не лучше были и матрасы.
  В составе эшелона в отдельном, специально оборудованном вагоне размещалась кухня-столовая, где все мы принимали пищу. Готовила китайская бригада поваров, и один советский специалист-повар ефрейтор Пархомчук. Все обслуживание осуществлялось на высшем уровне. Столы были сервированы всеми необходимыми принадлежностями, на них в избытке лежали китайские сигареты. По решению всех курящих, положенные нам папиросы и сигареты не выдавались ежедневно каждому, а содержались открыто в вагоне в ог?ромном фанерном ящике. Каждый брал по мере потребности. Почуяв некоторую свободу, мы после приема пищи осмелились попробовать китайские сигареты, лежавшие на столах.
  Попробовав эти ароматные, но слишком слабые сигареты, мы все пришли к выводу: наши табачные изделия лучше. После приема пищи старшина группы Олифир объявлял стоимость обеда, затем подходил к каждому столу и получал от каждого названную сумму. Когда я вернулся в свой вагон и хотел взять из ящика про запас несколько пачек 'Беломора', я понял, что пришел к 'шапочному разбору': в ящике не осталось ни одной пачки! Все сразу сориентировались и запаслись на длительное время. Ко мне подошел командир ПУ старшина Чубченко и по-братски поделился со мной, дав целых пять пачек 'Махорочных'. В последующем нам стали выдавать по одной пачке 'Беломора' в неделю. Во Вьетнаме пришлось перейти на 'Новость', которую покупали в магазине.
  В пути следования наши отношения с китайскими специалистами, сопровождающими наш эшелон, постепенно налаживались. Мы стали активно общаться с ними через переводчиков. Они и мы задавали один и тот же вопрос: что мы не поделили, ведь мы же нормальные люди?!
  Китайцы имели право свободного выхода на остановках и, используя это право, однажды принесли в вагон китайский коньяк и пиво. Вечером мы устроили скромное совместное застолье с выпивкой. Вместе пели популярную и известную каждому китайцу песню: 'Москва-Пекин, идут, идут вперед народы, за прочный мир, за светлый путь, под знаменем свободы! Сталин и Мао слушают нас, слушают нас!..' и т.д. Всех их мы научили играть в нарды.
  Натянутость в советско-китайских отношениях была заметна во всем. На всей протяженности маршрута по территории Китая ни на одной станции мы не видели ни одного человека, когда проходил наш состав. В пассажирских китайских вагонах, оказавшихся на какой-либо станции одновременно с нашим составом, все окна закрывались изнутри черной тканью, или пленкой. Пассажирам этих поездов также запрещалось выходить из вагонов на ос?тановках. Без людей все вокруг казалось безжизненным.
  На десятые сутки наш состав подошел к столице КНР - Пекину. Примерно в тридцати километрах от Пекина состав был поставлен в тупик. К нам прибыли высокопоставленные представители Правительства и КПК Китая, которые осмотрели все наши вагоны, а затем собрали всех в столовой для того, чтобы выслушать наши претензии. С нашей стороны претензий не было. Однако они были с китайской стороны - ответственный за обеспечение питанием советских специалистов китайский представитель высказал недовольство в связи с тем, что в пути мы сами платили за питание. Этого, по его словам, не следовало было делать, т.к. этот вопрос был обговорен во время недавнего визита в КНР А.Н. Косыгина, а в протоколе переговоров сказано, что стоимость питания включена в общую сумму (50 млн. руб.), которую СССР выделил КНР для обеспечения передвижения наших эшелонов по территории Китая. Китайский представитель сказал, все сданные ранее деньги необходимо вернуть советским специалистам. Сданные ранее деньги нам, конечно, не вернули, но с этого дня и до конца марш?рута за питание мы больше не платили.
  По прибытии в Пекин нас посадили в автобусы и повезли в город. Представители китайского Правительства ехали вместе с нами в автобусе, выполняя роль экскурсоводов. Прежде всего, бросилось в глаза огромное количество людей на улицах Пекина, множество магазинов и ларьков, тысячи велосипедов, поставленных аккуратно на стоянки, как у промышленных предприятий, так и у магазинов и много рикш.
  На главной площади города автобусы остановились и нас попросили выйти. Слева трибуны, чуть выше вдали дом, где работал Мао Цзэдун, справа - огромное здание из стекла и бетона. Там проходили все важные политические собрания. Затем автобусы направились к музею Народно-освободительной армии Китая. У здания музея в это время находились большое количество воинских подразделений, вооруженных карабинами СКС китайского производства. В составе подразделений было много девушек. Сразу же у входа в музей возвышался огромный монумент Мао Цзэдуна из белого мрамора. На открытой площадке было расположено множество одномоторных поршневых самолетов, захваченных у Чан Кайши. В конце экскурсии каждому из нас была вручена листовка, в которой резко критиковалась КПСС и ее руководители, как пособники империализма, а также утверждалось, что ядерная война - это 'бумажный тигр'.
  Затем вся наша группа прибыла в Южный парк, где мы с огромным интересом осмотрели все, что нам показали. Особенно запомнилась растительность, росписи стен внутри зданий, изображения драконов, двухэтажный каменный дом на одной колонне, двухэтажный каменный дом на одной колонне, сооруженный еще до нашей эры (раствор для кладки этого дома был замешан на рисовом отваре с яичным белком), пруд с множеством красивой, разноцветной рыбы, вырытый в древности рабами, мост через весь пруд, построенный по распоряжению какой-то императрицы для встречи со своим возлюбленным. Позднее, в период культурной революции, Южный парк подвергся вандализму со стороны хунвейбинов. Следует отметить, что уже в это время мы ощущали отчужденность в наших отношениях с Китаем. Мы видели, как все присутствующие в парке сторонились нас, оглядывались, избегали встреч.
  После посещения парка состоялся совместный обед в ресторане, устроенный китайской стороной, а после обеда мы вернулись в эшелон. Провожали нас те же лица, что и встречали. Предстояло еще двое суток движения по территории Китая. По пути следования мы наконец-то увидели семью простых китайских тружеников-крестьян: мужчину, женщину и ребенка. Мужчина тянул по полю плуг, жена, неся на спине маленького ребенка, шла за плугом, помогая мужу. Хочу отметить, что на протяжении всей поездки по территории Китая, мы не видели ни одного трактора или комбайна.
  Запомнилась еще одна картина: на склоне огромной горы, расположенной на протяжении нескольких километров вдоль железной дороги, мы увидели тысячи отверстий, затянутых прозрачной пленкой. Наступала ночь и в некоторых таких 'окнах' был виден тусклый свет. Переводчик разъяснил нам, что Китай многомиллионная, густонаселенная страна. Жилья катастрофически не хватает, поэтому многие еще живут в таких пещерах. На следующие сутки, около 20-00 по местному времени наш эшелон прибыл на пограничную с Вьетнамом станцию.
  
  'Льенсо' в джунглях Вьетнама
  
  Всегда, когда кто-нибудь из вьетнамцев произносил это незабываемое слово - мы знали, что это говорят о нас. 'Льенсо' в переводе означает 'Советский Союз' или просто 'советский'.
  По прибытии эшелона на пограничную с Вьетнамом станцию, нас автобусами доставили в гостиницу. Гостиница размещалась в небольшом здании, везде был идеальный порядок. Мне и командиру взвода лейтенанту Ю. Захмылову был отведен однокомнатный двухместный номер со всеми удобствами: две деревянные, высокие кровати, мягкие подушки, опахало у каждой кровати из перьев павлина, рядом комната с душем и туалетом. Не дав толком умыться с дороги и, как следует устроиться, китайцы пригласили всех на ужин. Поужинав, мы разошлись по своим номерам, ожидая дальнейших распоряжений. Первая мысль, которая уже давно преследовала меня - помыться в душе. Я разделся и стал под душ. Не успел я смыть мыльную пену с головы, как постучали в дверь. Вошел солдат - посыльный из управления полка и сообщил, что меня срочно вызывает командир - полковник Баженов. Я немедленно оделся и явился по вызову.
  В номере кроме полковника Баженова находилось все руководство полка, командир дивизиона подполковник И.А. Лякишев и незнакомый мне советский гражданин. Полковник Баженов сообщил: в связи с тем, что ж/дорожная колея, а также все мосты и тоннели на территории Вьетнама значительно уже советских и китайских, необходимо всю технику с наших платформ перегрузить на вьетнамские, закрепить ее и замаскировать. Все это возлагается на мою батарею. Я должен возглавить эту работу и завершить ее до рассвета. Для оказания помощи к месту работ в ближайшее время прибудет взвод китайских солдат. Все вопросы решать с представителем Генерального штаба СССР, ответственного за отправку советских эшелонов через китайско-вьетнамскую границу. Им то и был, присутствующий на совещании, незнакомый советский гражданин. Я взял шесть человек своих ребят-стартовиков: Чубченко, Конченко, Семенко, Реву, Мартынчука, Литвинова и на автобусе срочно уехал с ними к эшелону. Не дожидаясь китайских помощников, мы сразу же приступили к освобождению техники от распорных колодок и растяжек. Вскоре прибыл обещанный взвод китайских солдат - 15 человек во главе с сержантом. По его команде они подошли к одной из пусковых установок и попытались ее выкатить с платформы, но все их усилия результатов не дали. Посовещавшись, они откуда-то принесли толстую веревку, привязали ее к установке и, взявшись за нее, снова попытались выкатить установку на асфальт, но безрезультатно. Затем по команде старшего все китайские солдаты построились на асфальте и приступили к выполнению разминочных физических упражнений. Длилось это около 15 минут. Мне надоело на это смотреть, тем более времени до рассвета оставалось совсем немного. По моей команде наши шесть человек подошли к установке и по команде 'Раз-два, взяли!' выкатили ее с платформы на асфальт, протащив еще метров тридцать. Это очень подействовало на всех китайских солдат, после чего они дружно работали вместе с нами.
  Вскоре подали вьетнамские платформы, которые действительно оказались значительно уже наших, и мы приступили к погрузке техники. Разница в ширине платформ сильно затрудняла работу. Нам пришлось с большой точностью передвигать и располагать на платформах кабины и пусковые установки. Сменившая китайцев вьетнамская бригада не позволила нам допустить какую-либо оплошность при перегрузке техники. Несмотря на сложности, нам все же удалось завершить работу к рассвету.
  Вечером нас всех посадили в плацкартные вагоны, теперь уже вьетнамские. Они показались нам настолько узкими, что два человека с трудом могли разойтись в проходе. Полки были настолько короткими, что когда человек среднего роста ложился на нижнюю полку, его ноги свисали и доставали пола.
  В пути из окна вагона можно было увидеть много интересного. На одном из полустанков бросилось в глаза огромное количество стоявших сплошными колонами автотягачей ЗИЛ-157 китайского производства, груженных тысячами карабинов СКС.
  С нами ехал полковник Генерального штаба Вьетнамской Народной армии, сносно говоривший по-русски и подробно рассказавший нам о военно-политической обстановке в Индокитае. Он жестко контролировал соблюдение всех мер маскировки. Он также как и мы, был курящим, поэтому на перекур мы часто выходили из вагона на площадку и, соблюдая светомаскировку, аккуратно прикуривали, затягиваясь закрытой обеими руками сигаретой. Полковник неоднократно напоминал нам, что в любое время не исключена возможность появления американского самолета-разведчика. Для нас это было непонятно: как могут американцы летать в воздушном пространстве Вьетнама безнаказанно?
  Мы ехали по Вьетнаму около восьми часов и к рассвету прибыли в населенный пункт Чайкао. Стояла жаркая, влажная погода, слегка моросил дождь. На станции нас уже ожидали вьетнамские военнослужащие. Они сразу приступили к разгрузке эшелона. И здесь нам пришлось помогать им, т.к. ящики с ЗИПом пусковых установок были слишком тяжелым для вьетнамских солдат. С рассветом каждый вьетнамец замаскировался: на голову надел пробковый шлем, затянутый сверху масксетью, а на спину прикрепил ветки кустарника.
  Около 9-00 утра была объявлена первая для нас тревога: в небе Вьетнама появился американский самолет-разведчик. Все работы были немедленно прекращены, все живое прекратило всякое движение. Следует отметить, что все мы - советские специалисты - были за эти последние три дня изрядно измотаны напряженной физической работой. От усталости все буквально валились с ног. Страшно хотелось пить и спать.
  Вся выгруженная с эшелона техника была частично рассредоточена вблизи станции и замаскирована. Только ночью ее передислоцировали в джунгли, где планировалось развернуть Учебный центр. По завершению выгрузки нас всех доставили к месту нашего дальнейшего пребывания. Сначала повели в столовую. В столовой по потолку бегали маленькие ящерицы-геконы, охотясь за разными насекомыми, постоянно издавая при этом писк. Нам казалось, что в любой момент в твою тарелку могут угодить эти 'тритончики'. Но этого, к счастью, ни разу не произошло.
  Усталость и климат дали о себе знать: уже через несколько дней среди наших специалистов начались болезни. Практически все мы в течение минимум трех суток страдали от высокой температуры и сильных головных болей. Была ли это лихорадка или малярия - об этом лучше пусть скажут врачи, выхаживавшие и ставившие нас на ноги. Болезнь несколько затянула развертывание техники и подготовку ее к обучению вьетнамских расчетов.
  В течение недели нас всех разместили по комнатам. Я поселился вместе со своими командирами взводов - Захмыловым и Мякушко. Но по ночам москиты и ползающие по потолку ящерицы-геконы не давали нам покоя. Наконец, по указанию вьетнамского командования над каждой кроватью был сооружен марлевый полог-москитник. Теперь мы, лежа спокойно могли наблюдать за всем, что творилось на потолке. Позже от вьетнамцев мы узнали, что эти домовые ящерицы-геконы совершенно безопасны для человека и обижают только комаров - они питаются ими.
  Второе, что вызывало удивление - огромные лягушки-голиаф, завезенные во Вьетнам для разведения с Кубы. С вечера они садились возле освещенных лунным светом стен домиков, на фоне которых роились насекомые и, прыгая на стену, ловили их. Ночью, находясь в помещении, мы постоянно слышали глухие удары от их прыжков на стены. Направляясь в душ или туалет, приходилось проходить мимо этих лягушек, что было не очень-то приятно.
  В столовой работал буфет, в котором продавалась минеральная вода 'Боржоми', но у нас не было вьетнамских донгов, чтобы ее купить. Вскоре каждому из нас выдали армейские фляги, и мы каждое утро наполняли их кипяченой водой или чаем и этим довольствовались в течение дня.
  Ежедневно после завтрака проводилось общее построение, на котором ставились задачи на текущий день. Вскоре мы выехали на место развертывания будущего Учебного центра. Оно находилось в глухих джунглях в 20-ти минутах езды от Чайкао. Вся техника к этому времени была сосредоточена здесь в свернутом положении. Нам предстояло вместе с вьетнамскими расчетами подготовить места для развертывания комплекса ограниченным составом, обеспечивающим теоретическое и практическое обучение расчетов при максимальном сохранении деревьев и обеспечении маскировки. Когда все было подготовлено, мы приступили к обучению вьетнамских расчетов. В каждой учебной группе готовилось по два полных боевых расчета по штату военного времени. Теоретические занятия проводились в бамбуковых легких постройках, практические - на боевой технике. У каждого нашего инструктора был переводчик, что имело очень важное значение для установления быстрого взаимопонимания. Переводчики в начале с большим трудом переводили технический текст, приходилось по несколько раз повторять одно и тоже, а некоторые выражения менять. Например, большие затруднение в понимании вызывали технические термины 'бугель', 'копир' и 'форсунка'. Первые два слова так и произносились, а 'форсунку' мне пришлось заме?нить 'фонтаном', хотя специалисту понятно, что такая замена технически неверна.
  Однажды на теоретических занятиях в моей группе произошел очень забавный случай. Во время лекции мои слушатели неожиданно подняли шум, некоторые выскочили из помещения, многие подняли ноги и вскочили на столы. Затем несколько человек бросились к стене на землю и через мгновенье торжественно показали всем пойманную огромную змею! На следующий день переводчик сообщил мне, что пойманная змея оказалась съедобной и очень вкусной!
  На нашем пути от Чайкао в Учебный центр было сухое русло какой-то речки. Во Вьетнаме летом очень часто идут тропические ливни. Во время ливня сухое русло мгновенно наполнялось водой, и речка сразу проявляла свой свирепый нрав, увлекая в бурном потоке не только деревья, но иногда и буйволов. В первый раз для нас, возвращающихся из учебного центра, такая непростая ситуация было полной неожиданностью. Всем нам пришлось раздеться до трусов, одежду сложить на крышу автобуса, закрыть все окна и дружно толкать автобус на противоположный берег. На следующее утро дно речки снова было свободным от воды. В последующем такие случаи повторялись неоднократно, и для нас это стало привычным делом.
  В месте нашего проживания и в Учебном центре все обслуживание осуществлялось мужчинами - среди обслуживающего персонала не было ни одной женщины. И вот однажды мы увидели первую 'декольтированную' женщину! Это случилось по дороге в Учебный центр. Молодая женщина из национального меньшинства мео в коротком сером халате, из которого вывалилась грудь, с бритой головой, большими, блестящими, металлическими кольцами на шее, на руках и в ушах, с привязанным за спиной ребенком, медленно шла за плугом, периодически покрикивая на буйвола. Вот тут мы сразу вспомнили последнее напутствие генерала Годуна!
  Как и в СССР, у нас действовала партийная организация, проводились партийные собрания. На первом организационном собрании меня избрали заместителем секретаря парткома группы СВС 2-го Учебного центра. Однажды в беседе со мной заместитель по политчасти полковник И.И. Смирнов, зная мои прежние успехи в полку, порекомендовал мне заняться организацией художественной самодеятельности. Приняв на себя эту дополнительную нагрузку, я усиленно занялся поиском талантов, подбором исполнителей. Среди наших специалистов их оказалось достаточно. Надо было продумать репертуар и организовать репетиции участников. Для меня это было привычным делом, так как в свое время я подобную самодеятельность уже создавал во 2-м дивизионе 345 ЗРП Бакинского округа ПВО. Наш коллектив с успехом выступал с концертами перед личным соста?вом и всегда зани?мал на смотрах первые места.
  Уже через месяц кружок художественной самодеятельности 2-го Учебного центра был готов к выступлению. Однажды утром в самом начале занятий в Учебный центр за мной прислали 'По?беду' с приказом полковника Н.В. Баженова срочно явиться к нему. Меня привезли к столовой, и когда я зашел в помещение, увидел много вьетнамцев, преимущественно девушек. Все они были одеты в военную форму, у каждой рядом находился багаж и средства маскировки. Полковник И.И. Смирнов представил меня присутствующим, как руководителя самодеятельности. Меня пригласили сесть за стол. Напротив меня сидела стройная смуглая девуш?ка, которая сразу назвала свое имя - У Тань, и усердно начала ухаживать за мной, наливая чай и предлагая печенье. Держались все свободно; одновременно вели беседу, пили чай, курили. Это был Ансамбль песни и пляски ВВС и ПВО Вьетнамской Народной Армии, который трое суток добирался до нас пешком из Ханоя. Здесь же было решено дать совместный концерт для специалистов центра и личного состава будущего 238 ЗРП ВНА. Был детально обговорен репертуар, назначено время и место проведения концерта. Ночью был дан первый совместный концерт, который имел большой успех. Моя художественная самодеятельность завоевала себе право на выступления. Вскоре мы удачно выступили с концертом перед населением провинции, на который ночью в лесу собралось несколько тысяч вьетнамцев. Такие массовые мероприятия в целях безопасности всегда проводились ночью, так как в то время американская авиация летала только днем.
  В начале августа в Учебный центр прибыл Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР во Вьетнаме И.С. Щербаков. Он ознакомился с ходом подготовки вьетнамских расчетов, осмотрел боевую технику и перед строем советских специалистов заявил о том, что нам в ближайшее время предстоит выход на боевые позиции для ведения боевых действий.
  И.С. Щербаков особо подчеркнул необходимость высокой ответственности каждого специалиста, ибо от этого во многом будут зависеть многие вопросы наших взаимоотношений с Вьетнамом. Из СССР ускорено поставлялась боевая техника. Частично она поставлялась через Китай, а также морским путем. Американской разведке удалось засечь момент выгрузки ракетных пеналов в порту Хайфона и во многих южновьетнамских печатных изданиях появились фотоснимки советских ракет.
  Прибывшая техника сосредотачивалась в джунглях рядом с Учебным центром. Для выхода полка на боевую позицию необходимо было сформировать четыре огневых дивизиона, батарею управления и технический дивизион полка. Все советские военные специалисты Учебного центра были распределены по этим подразделениям, а из оставшихся был сформирован 82-й ЗРДн Второго (238-го) ЗРП Вьетнамской Народной Армии.
  Американцам, очевидно, удалось засечь место расположения нашего центра и вскоре над Чайкао пролетели на малой высоте три американских истребителя. А на следующий день около 17-00 с самолетов по Учебному центру было выпущено несколько неуправляемых снарядов, но никакого ущерба они не причинили. К этому времени - 24.07.65 г. - двумя дивизионами Первого (236-го) полка уже было сбито три американских самолета. Обстановка постоянно осложнялась и наш полк получил приказ выйти на боевые позиции. Это было в середине августа 1965 года. Закончился еще один мирный этап в жизни 82 ЗРДн Второго (238-го) зенитно-ракетного полка.
  
  Боевые действия 82-го ЗРДн. Успехи и просчеты.
  
  Первая огневая позиция находилась севернее Ханоя и представляла собой ровное поле с мягким грунтом и подъездными грунтовыми дорогами. Рядом были рисовые поля и небольшая молодая поросль деревьев. Позиция не была оборудована в инженерном отношении, вся техника разместилась на открытой поверхности. Для маскировки использовались только сети.
  Дивизион очень часто приводился в боевую готовность, поэтому ежедневно техника и люди работали в напряженном режиме и в экстремальных условиях по 12 - 16 часов. От перегрева и высокой влажности начали выходить из строя отдельные блоки, и, прежде всего, трансформаторы блоков питания электронных усилителей ПУ. Такие неисправности случались очень часто. Так как в полковом ЗИПе трансформаторов не было, их пришлось восстанавливать своими силами. Один человек прокручивал трансформатор, другой наматывал на пустую бутылку медный провод толщиной с человеческий волос до обнаружения обрыва. Затем паяльником производилась пайка разрыва, проверка цепи тестером, и обратная намотка. Очень часто из-за сильной усталости (особенно после совершения марша и развертывания техники) и постоянного недосыпания кто-либо из участников этого процесса засыпал... Провод снова рвался, и все приходилось начинать сначала. В восстановлении трансформаторов и устранении других неисправностей на пусковых мне часто помогали офицеры радиотехнической батареи В. Лычагин и В. Щенников.
  Смена боевой позиции осуществлялась только ночью, а свертывание техники начиналось око?ло 17-00. Все последующие смены позиций проводились, как правило, после каждой боевой стрельбы по целям. Всего за время моего пребывания в составе 82 ЗРДн позиции пришлось менять 17 раз. Иногда одни и те же позиции использовались повторно. Постепенно вьетнамские специалисты приобретали практические навыки, опыт и могли самостоятельно выполнять большинство операций.
  Следует отметить, что партийная организация в подразделениях ВНА имела очень большие права и приказ о смене позиции командование отдавало, учитывая реальную воздушную обстановку и ее рекомендации. На маршруте движения колонны в районе прохождения мостов или узких мест в горах местные власти выставляли своего рода дозоры из бойцов отрядов самообороны - в основном женщин. Вооружены они были достаточно примитивно: допотопные ружья, самодельные копья и пики. Однажды в одной из провинций переводчик дал мне листовку, сброшенную американцами с самолета. На троне восседает Мао Цзэдун с вилами в руке, напротив стоит Хо Ши Мин. Мао Цзэдун говорит ему: 'Возьми вилы и уничтожь американский империализм'. С появлением во Вьетнаме советских зенитных ракет американцы по-настоящему ощутили, какие 'вилы' им вонзили в бок.
  Почти всегда вместе с нашей колонной следовали китайские наблюдатели и занимали позицию недалеко от дивизиона. Однажды на марше произошла задержка части колонны из-за возникшего по вине китайцев затора на узкой части дороги. Мне пришлось вмешаться и, потеснив их, соединить колонну. Я обратил внимание на то, что многие вьетнамские офицеры свободно говорили на китайском языке.
  Дальнейшее развитие событий заставило вьетнамцев принять дополнительные меры обеспечения безопасности. Всем были выданы каски, ракетные дивизионы стали прикрываться подразделениями зенитной артиллерии, число которых с каждым днем увеличивалось. Всем вьетнамским офицерам и солдатам было выдано стрелковое оружие, которое они всегда имели при себе. Наши позиции начали маскировать бамбуковыми или банановыми насаждениями, на позициях рядом с кабинами и пусковыми установками стали рыть укрытия. Вокруг установок иногда возводилась невысокая насыпь из грунта (обваловка). Для оборудования позиций стали чаще привлекаться жители близлежащих населенных пунктов.
  На поле, где работали крестьяне, срочно рылись окопы, куда прятались дети, находящиеся рядом с работающими родителями. Все работающие женщины также имели стрелковое оружие.
  Ввиду сильной жары и влажности все советские специалисты на позиции находились в одних трусах, на голове - пробковый шлем, в руке - фляга с чаем. Каски на всякий случай лежали в автобусе.
  Когда по случаю праздника местные власти устраивали нам приемы, мы одевались поприличней. На приемах сидели вперемежку с вьетнамцами, основное спиртное - ликер 'Донг тхап', который наливался в очень тонкие, высокие бокалы. Выпив, темпераментные вьетнамцы во время разговора энергично жестикулировали, иногда задевая эти бокалы. Ликер проливался, нередко попадая на мои серые брюки, что постепенно изменяло их цвет спереди.
  Как правило, в ночь с субботы на воскресенье нас увозили к месту расположения штаба полка для отдыха, получения писем, денежного довольствия и осуществления различных покупок. Каждый раз вьетнамцы давали мне массу заказов, сдавая деньги и списки товаров. В Ханое был единственный международный магазин, где можно было кое-что приобрести, но вьетнамцев туда не пускали. В магазине тоже были нормы отпуска товаров в одни руки, поэтому мне всегда приходилось становиться в очередь по несколько раз, так как однажды мне было заказано например 65 карманных фонариков, а на руки выдавалось не более пяти. В конце концов, я настолько примелькался продавцам и надоел им, что они меня оставляли до закрытия магазина, и полностью отоваривали. В основном заказывались китайские фонарики, зажигалки-трубочки и бензин для их заправки, шерсть для вязания.
  К осени 1965 г. американская авиация заметно активизировала налеты на Северный Вьетнам. Самые интенсивные удары американская авиация наносила по воскресеньям. Выходным днем для них являлся понедельник. Подробнее остановлюсь на событиях, имевших место в воскресенье - 17 и 31 октября 1965 г.
  В начале октября мы заняли неблагоприятную в тактическом отношении позицию: углы закрытия на основных направлениях были большими - рядом находились горы, грунт - каменистый, твердый, как железо. Дивизион был развернут строго по 'Наставлению' - были выдержаны все углы, расстояния и т.д. Но техника не была защищена обваловкой из грунта, маскировки, кроме штатных сетей, тоже не было.
  Для боевого расчета вырыли несколько укрытий-щелей и развернуты две госпитальные палатки. В такой же палатке, рядом с нашими, размещалось вьетнамское командование и секретная часть. В ста метрах на север от нас был развернут взвод 4-х ствольных зенитных пулеметов.
  Для ночного отдыха нам отвели место в бывшей школе (бамбуковый навес без окон и две?рей).
  Накануне в субботу в мою батарею привезли прибывшего на днях из Союза молодого солдата Виталия Смирнова. Он прибыл из Красноярского радиотехнического училища, где проходил срочную службу во вспомогательном подразделении. Его жена и годовалая дочь проживали на ст. Яя, Кемеровской области. Я решил назначить его номером пусковой установки и оставил на позиции в дежурной боевой смене для стажировки. Для отдыха каждый наш специалист имел раскладушку. В палатках для дежурной смены кроме раскладушек имелись столы и стулья. Свои рабочие брюки и рубаху, выстиранные мной после развертывания батареи, я развесил сушиться на веревке у палатки и забыл про них.
  В воскресенье 17 октября к 8-00 мы прибыли на позицию для проверки техники. Проверив ее готовность, мы оставили на позиции дежурную боевую смену и уехали к месту размещения. За завтраком мы делились планами о том, как будем проводить этот день. Кто-то собирался писать письма, кто стирать, кто играть в нарды и т.д. Еще не успев закончить завтрак, мы услышали вой сирены и, бросив все, сели в автобус и поехали на позицию. Было около 10-00 утра. К нашему прибытию аппаратура уже была включена, ракеты расчехлены, расчет вел поиск целей. Личный состав стартовой батареи находился в районе укрытий, несколько человек собрались у планшета, вынесенного из кабины в находящуюся рядом с ней палатку. В большой палатке на полу сидел вьетнамский секретчик и укладывал в портфели секретную литературу, в другой палатке с книгой в руках лежал на раскладушке рядовой Виталий Смирнов. За палатками, приехавший из Ханоя парикмахер, подстригал вьетнамского солдата, а рядом в очереди стояли еще пять человек. Я крикнул Смирнову, чтобы он шел в укрытие, а сам поднялся в кабину 'У'. Лейтенант Захмылов доложил мне, а я командиру дивизиона подполковнику Лякишеву о готовности стартовой батареи к боевой работе.
  На планшете дальней воздуш?ной обстановки были отображены запутанные маршруты целей. Планшетист - вьетнамец всю поступающую информацию докладывал своему командиру дивизиона, и лишь после этого переводчик на русском языке доводил ее до нас. Подполковник И.А. Лякишев нервничал. В этой обстановке он приказал офицеру наведения капитану Николаю Омеленьчуку выйти в эфир и вести поиск целей, а мне - поставить ракеты на подготовку. Начался круговой поиск целей, пусковые установки вошли в синхронизацию, ракеты были готовы к пуску. Офицер наведения доложил об обнаружении на одном из направлений групповой цели, прикрытой сильной активной помехой. Выделить цель из помех было невозможно. Подполковник Лякишев приказал мне идти к боевому планшету, находящемуся в палатке рядом с кабиной 'У' и оттуда по телефону считывать ему азимут и дальность до целей. Я тут же выполнил этот приказ и немедленно начал считывать данные по целям с планшета, одновременно наблюдая за вращением пусковых установок.
  Все внимание дивизиона было сосредоточено на целях, действующих с сверного направления. Но экраны были забиты помехами и открывать огонь по целям было бессмысленно. Весь расчет был в напряжении и проявлял нервозность. В это время я услышал какой-то крик, доносившийся со стороны пулеметных расчетов, прикрывающих наш дивизион. Откинув полог палатки, я увидел на расстоянии 1,5-2 км черный силуэт американского самолета, который с юга летел над горами так низко, что казалось вот-вот заденет их. Я тут же по телефону сообщил о самолете подполковнику Лякишеву и, видя по положению пусковых установок, что СНР смотрит не туда, стал кричать в трубку: 'Левее! Еще левее!'. Начался разворот антенны и ПУ в направлении цели. В этот момент расчеты четырехствольных зенитных пулеметных установок по указанному флажком командира взвода направлению, открыли огонь и через считанные секунды самолет загорелся, таща за собой черный хвост дыма. Пролетев метров 500 он рухнул в горы в районе нашего места расположения. В пулеметном взводе все ликовали!
  В этот момент неожиданно с другой стороны - с запада - донесся нарастающий, подобный раскату грома, звук, а через несколько секунд - три мощных взрыва за кабиной. Я повернулся в ту сторону и увидел два черных облака от наших палаток и летящую вверх и тут же разлетающуюся на части свою ракету с ПУ1, а также делающих левый разворот тройку американских самолетов. Через секунды прозвучала очередь и еще несколько взрывов, и тут же заглохли наши дизеля. Я увидел прыгающих из кабин солдат и офицеров, которые бежали в направлении ближайшего укрытия. Меня тоже кто-то толкнул туда. Вскоре в это укрытие старшина Николаенко на руках внес раненного в грудь дизелиста-вьетнам?ца, а потом прибежал раненный в плечо первый номер стартовой батареи ефрейтор Мартынчук.
  Неожиданно все затихло, и я выскочил из укрытия. Первое, что я увидел - это горящую маскировку кабин, а на шестой ПУ горел баковый отсек ракеты. Пусковая установка 1, с которой была сорвана взрывной волной ракета, находилась в исходном положении, остальные пять обесточенных установок с ракетами застыли неподвижно в одном направлении. Все бросились немедленно тушить маскировку. В это время командир дивизиона подполковник Лякишев закричал, чтобы все немедленно ушли в укрытия, потому что в любой момент может взорваться боевая часть (3600 осколков) горя?щей ракеты на ПУ6.
  Я не пошел в укрытие - сел в стороне и с болью глядел на горящую ракету. Было обидно, что наш дивизион не успел дать отпор американцам и был накрыт бомбами. Не верилось, что такое могло произойти - наша ракета горит, а самолеты ушли безнаказанными, если не считать самолет, сбитый вьетнамскими пулеметчиками.
  Недалеко от позиции в предсмертных судорогах бились два буйвола, а чуть подальше стоял столб дыма от горевшего дома. Вероятно, летчик имел задание сбросить бомбы на наше жилище, но ему дали не те координаты. В это время с запада появился еще один американский самолет, который летел на предельно малой высоте, как будто катился. Самолет был настолько близко, что было видно лицо летчика, который, наклонившись вправо и отвернув белый подшлемник, разглядывал позицию. Ни один зенитный пулемет почему-то не выстрелил.
  Баковый отсек ракеты на шестой пусковой продолжал гореть, на землю полились компоненты топлива и через несколько секунд раздался мощный взрыв, несравнимый по громкости с теми взрывами, которые были от разрыва бомб. Осколками БЧ ракеты были изрешечены стены кабин. На ПУ остались остатки ракеты, удерживаемые бугелем и задними роликами ПРД. Я и почти вся моя батарея собрались у этой ракеты. Она больше не была взрывоопасной, но для большей надежности я приказал отсоединить электроразъем соединяющий маршевую и стартовую части.
  Пусковая установка была полуобгоревшей, большинство крышек люков сорваны, электропроводка и блоки практически сгорели. Силовые и сигнальные кабели, идущие от ПУ к дизелям и к кабине 'У' были перебиты очередью снарядов, выпущенных американским самолетом. По этой причине и вырубило дизеля в самом начале.
  Не трогая больше ничего, все пошли к ПУ1, с которой взрывной волной была снесена ракета. ПУ осталась невредимой. Несколько бомб упали рядом со станиной. В образовавшейся от взрыва воронке лежала боевая часть ракеты, а рядом на рисовом поле в воде валялись, разбросанные взрывом, пороховые шашки ПРД - корпус двигателя был разорван словно лист бумаги. Следов от бакового и аппаратного отсеков не осталось.
  Лейтенант Ю. Захмылов подошел к боевой части, вывернул из нее инициирующую боевую трубку, затем отнес ее на некоторое расстояние и аккуратно положил на землю. Боевая часть больше не представляла опасности. Затем я подошел к тому месту, где раньше были палатки. Вначале я уже говорил, что видел два черных облака от разрыва бомб, т.е. это все, что осталось от палаток. Еще я нашел ремень от своих брюк. Там где парикмахер подстригал вьетнамцев, осталась большая лужа крови - парикмахер был убит.
  Из укрытия, находящегося в центре позиции слышались стоны, и я направился туда. Несколько вьетнамцев держали на руках тяжелораненого Виталия Смирнова, который громко стонал. Переводчик сообщил мне, что в самый последний момент, уже наполовину находясь в укрытии, Смирнов получил два осколочных ранения - в бок и в ногу.
  Там где раньше была палатка с секретной литературой, лежала левая рука с золотым кольцом на безымянном пальце. Недавно ко мне в батарею прибыл сержант Кобылко из Московского округа ПВО, который был женат и тоже носил кольцо. Но мои опасения к счастью не подтвердились - сержант Кобылко был жив, а руку потерял вьетнамский секретчик.
  В это время в небе показался вертолет, который вскоре приземлился рядом с позицией. Из вертолета выскочили несколько человек с носилками и направились на позицию. Все раненые и убитые были немедленно эвакуированы.
  Затем я осмотрел остальные четыре ПУ с ракетами. Две ракеты были повреждены осколками - погнуты стабилизаторы, крылья и передние рули устойчивости. На двух ПУ были сорваны крышки люков. Таким образом, из шести ПУ боеготовыми оказались только две и столько же ракет.
  Я проверил личный состав батареи и выяснил, что во время налета трое молодых солдат, испугавшись взрывов бомб и ракет, сбежали с позиции и были 'взяты в плен' бойцами местного отряда самообороны - те приняли их за катапультировавшихся американских летчиков. Об этом уже сообщили командиру дивизиона подполковнику Лякишеву и он на газике срочно поехал 'выручать из плена' этих бойцов. Его обязанности исполнял командир 1-й батарей капитан Ю.К. Петров Я доложил ему обстановку и предложил срочно перегрузить исправные ракеты на исправные ПУ.
  Получив 'добро', я немедленно с расчетами принялся за перегрузку ракет. На это мероприятие ушло около часа. Затем были отключены все перебитые кабели и провода. Наконец удалось включить всю аппаратуру и начать ее проверку.
  Около 12-00 на оповещение начали выдавать координаты групповой цели идущей с северного направления на средней высоте, без помех. Группа быстро приближалась к дивизиону. Все было подготовлено к бою, и по команде капитана Петрова две последние ракеты стартовали по направлению к цели. Все получилось удачно - было сбито два самолета, остальные не решившись больше атаковать дивизион, развернулись и, снизив высоту, ушли обратно.
  Недалеко от позиции в большом здании, вероятно бывшем складе, на полуприцепах находились еще двенадцать не заправленных топливом ракет. Я напомнил капитану Петрову, о том, что у нас на позиции нет больше ни одной ракеты и нам надо срочно заправить те двенадцать ракет и доставить их на позицию. Капитан Петров приказал мне лично выехать туда и обеспечить заправку и доставку ракет. Мое присутствие на позиции не имело особого значения, т.к. дивизион был небоеготов, а мои обязанности мог выполнять командир взвода лейтенант Захмылов. Проинструктировав его, я взял с собой одного первого номера стартового расчета, два противогаза и на тягаче ЗИЛ-157 мы уехали к месту хранения ракет.
  Прибыв туда, мы расчехлили полуприцепы с ракетами и, надев противогазы, немедленно приступили к заправке ракет. Для сокращения времени заправку ракет пришлось выполнять без защитных костюмов, пренебрегая опасностью. Через два часа все ракеты уже были на позиции. К этому времени возвратился подполковник Лякишев с беглецами. Кстати, в дальнейшем эти ребята больше никогда не проявляли малодушия и при налетах вели себя достойно.
  Ближе к вечеру из Ханоя прибыли полковник A.M. Дзыза и капитан А.Б. Заика. Они внимательно осмотрели позицию. Только теперь я заметил, что вся позиция была усеяна осколками от бомб, напоминающими щепки от деревьев. Полковник Дзыза несколько таких осколков завернул в носовой платок и спрятал, чтобы потом показать их нашему военному атташе и послу. Затем все собрались у разбитой установки с ракетой, которую несколько раз сфотографировал капитан Заика. Позже он подарил мне такую фотографию на память. Уже в Союзе, на проверке одного из полков нашего корпуса, я показал эту фотографию члену комиссии генералу A.M. Дзызе и по его просьбе сделал для него ксерокопию.
  Командир дивизиона подполковник Лякишев отдал распоряжение на свертывание дивизиона для смены позиции. После совершения марша, дивизион разместили в небольшом лесу, не разворачивая технику. Нас, как обычно, разместили в ближайшей деревне. Когда мы прибыли к назначенному для нас дому и начали готовиться к отдыху, неожиданно приехал капитан Г. Зиновьев ('инженер по технике безопас?ности') и начал расспрашивать нас обо всем случившемся. Выяснив все подробности, он уехал, выразив перед отъездом свое удовлетворение и поздравив всех с боевым крещением.
   На следующий день прибыли специалисты-ремонтники и приступили к устранению механических повреждений на технике. Пять ПУ стартовой батареи к вечеру были готовы, а та, на которой разорвалась ракета, осталась в прежнем состоянии. Я спросил капитана А.Б. Заику - будет ли она отправлена для восстановления в Союз, или мы попытаемся восстановить ее своими силами. Капитан Заика ответил, что лучше было бы восстановить ее самим. На том и порешили.
  В дальнейшем при первой же возможности я сразу приступал к работе по ее восстановлению. В этом мне, как и раньше, постоянно оказывали неоценимую помощь офицеры-координатчики В. Щенников и В. Лычагин. Самая большая трудность возникла при восстановлении электрических цепей, т.к. отсутствие маркировки на проводах вынуждало нас подолгу искать эти пары в местах разрыва, проверять их приборами, а затем соединять пайкой. Нас поразило то, как рационально это сделано на американских самолетах, детали которых нам дали вьетнамцы; через каждые два сантиметра на каждом проводе на заводе проставляются номера проводов, и по этим номерам легко найти второй конец при обрыве. Но, несмотря на все неудобства и трудности к концу декабря ПУ была полностью восстановлена и поставлена на позицию. Наши усилия не пропали даром - 11 января 1966 года ракетой, пущенной с этой ПУ был сбит беспилотный самолет-разведчик. Нет необходимости говорить в том, какое радостное настроение было не только у нас, но и у командования полка и вьетнамцев.
  В конце октября подполковник Лякишев сообщил мне, что в Ханой идет наш автобус и мне нужно будет поехать в Центральный военный госпиталь и навестить там раненого Виталия Смирнова, которого перед этим навещал капитан Заика. По пути мы заехали в Кимлиен, где я узнал, что ночью при загадочных обстоятельствах погиб капитан Гурий Зиновьев. Здесь же я встретил троих советских хирургов, которых специально вызвали из Союза, чтобы сделать Смирнову операцию по пересадке почки.
  По дороге в госпиталь я обратил внимание на множество колодцев, вырытых вдоль дорог и тротуаров. Сверху они закрывались крышками. Это были индивидуальные укрытия. Все это появилось после применения американцами шариковых бомб против мирного населения.
  У входа на территорию госпиталя, привязанная цепью к металлической трубе обезьяна-орангутанг развлекала собравшихся вокруг зевак. Я также остановился и был поражен ее способностями. Она с нетерпением ожидала кормильца, непрерывно поглядывая в сторону его вероятного появления. И когда этот человек в больничной пижаме с алюминиевой миской в руке появился, обезьяна встала во весь рост, вытянулась по стойке смирно, положив левую лапу на голову, а правую приложив к виску для отдания чести, громко рявкнула: 'Тяо дом ти!', что означает 'здравствуй товарищ'. Получив миску с рисом и травой, обезьяна мгновенно проглотила все, выпрямилась, надела пустую миску на голову и прокрычала: 'На Сайгон!', выбросив, при этом вперед правую руку, чем вызвала восторг у всех присутствующих.
  В госпитале к Смирнову меня не допустили, заявив, что он находится в тяжелом состоянии. Так и не увидев его, я вернулся обратно в дивизион. Известно, что сразу после ранения Смирнову срочно была сделана операция по удалению разорванной осколком почки. Но, несмотря на все старания врачей, оставшаяся почка не справилась с нагрузкой в жарком климате Вьетнама, и 24 октября Смирнов скончался.
  Это была тяжелая потеря для всех нас. Каждый понимал, что мог оказаться на его месте. Тело погибшего отправили в Союз. Родители, конечно, не подозревали при выполнении какого боевого задания погиб их Виталий. Позже им был вручён орден боевого Красного Знамени, которым Виталий Смирнов был награждён посмертно.
  Тем же рейсом в Москву в цинковом гробу было отправлено тело капитана Зиновьева.
  Закончив все восстановительные работы, дивизион совершил ночной марш на очередную позицию. Позиция была выбрана на бывшем рисовом поле и представляла ровную площадку с мягким грунтом. С юга в двух-трех километрах от позиции тянулись горы. Недалеко от позиции находилось также здание школы, в котором нас и разместили. Для оборудования позиции было привлечено около 100 человек местного населения, оснащенных корзинами, лопатами и мотыгами. Основная их работа заключалась в сооружении из грунта обваловочной насыпи вокруг ПУ и создании естественной маскировки из бамбука или банановых деревьев. Позиция напоминала улей, вокруг которого непрерывно роились пчелы.
  В разгар работ на позицию приехали полковник Н.В. Баженов и капитан А.Б. Заика. Я кратко доложил им обстановку. Осматривая позицию, полковник Баженов начал разговор о моих действиях 17 октября. Я сразу ощутил, более чем когда-либо при прежних встречах, его доброжелательное отношение ко мне.
  Вскоре работы по подготовке позиции были полностью завершены и дивизион занял ее. После развертывания техники боевой расчет проверил ее настройку, функционирование и к утру все было готово к бою. Все свободные от дежурства сели в автобус и направились к месту нашего размещения. Я и подполковник И.А. Лякишев ехали вместе с полковником Н.В. Баженовым в 'Варшаве' (наша бывшая 'Победа'). По пути мы увидели на краю рисового чека зенитную пушку 57 мм, которая почему-то оказалась на дне глубокой ямы, откуда крестьяне черпали воду для заливки рисовых чеков. Обращаясь непосредственно ко мне полковник Баженов сказал:
  - Демченко, возьмите солдат, тягач АТЛ и попробуйте ее вытащить.
  Прибыв к месту нашего размещения, я взял двух солдат из своей батареи и на легком тягаче АТЛ через полчаса уже был возле застрявшей пушки. Один из солдат, привязанный веревкой к тягачу, спустился на дно ямы, зацепил пушку тросом и мы лебедкой тягача вытащили ее наверх. Зенитная артиллерийская батарея, предназначенная для прикрытия нашего дивизиона, располагалась недалеко на возвышенности. Мы доставили туда эту пушку и сдали ее дежурному артиллеристскому расчету. Вечером командир этой зенитной батареи - капитан, прибыл в наш лагерь и сердечно поблагодарил за пушку нашего командира подполковника И.А.Лякишева.
  На следующий день 30 октября 1965 г. (суббота) с утра была объявлена готовность по высотной, одиночной, малоскоростной цели. По всем параметрам мы определили, что это беспилотный разведчик. Высота цели - 22 тыс. метров. Едва ПУ успели войти в синхронизацию, как подполковник Лякишев подал команду:
   - Цель уничтожить одной ракетой! - что нас всех удивило.
  Согласно 'Правил стрельбы' в этом случае назначаются три ракеты, и стрельба ведется очередью с интервалом пуска 6 секунд. Цель считанные секунды находилась на самом краю зоны поражения, и пока ракета долетела в расчетную точку, цель вышла из зоны поражения, ракета на большой высоте самоликвидировалась. Пуск очередной ракеты был бесполезным, так как по параметрам цели даже стрельба вдогон уже была невозможна. Самолет-разведчик улетел, теперь надо ждать удара авиации. Но в этот день его не было. Через некоторое время в дивизион прибыл капитан Заика и начался неприятный разбор неудачной стрельбы. Подполковник Лякишев открыто признал свою ошибку, но тут же заявил, что на такую цель не будет тратить по три ракеты! Как решался дальше вопрос по отношению к нему, я не знаю, но он остался командовать дивизионом до самого отъезда в СССР.
  По непонятным причинам дивизион на этот раз не сменил позицию. Следует отметить, что уже на этой позиции значительно увеличилось число зенитных средств, прикрывающих дивизион. Эти средства развертывались на наиболее опасных направлениях в несколько линий.
  Нам было дано указание предоставлять вьетнамским расчетам больше самостоятельности, так как однажды мы должны будем передать им все и уехать. Кроме того, вьетнамцы сами горели желанием самостоятельно вести боевые действия. Выполняя указание, мы допустили к самостоятельному боевому дежурству стартовые расчеты и других специалистов. Фактически при боевой работе на местах действовал смешанный расчет.
  Учитывая уроки предыдущего удара по позиции и применение американцами самонаводящихся на излучение СНР снарядов типа 'Шрайк', вьетнамское командование ввело ряд новых элементов маскировки: оборудование ложных позиций, имитация работы средств разведки и др. Теперь траншеи для укрытия личного состава оборудовались почти вокруг всей позиции и были не прямыми, а имели крутые изгибы профиля, что препятствовало разлету осколков на большие расстояния вдоль них. Кабели к ПУ по возможности закрывались в неглубокие траншеи, окопы для личного состава покрывались бамбуковым накатом. Центр дивизиона также ограждался земляным валом.
  Так как пленные американские летчики в своих показаниях заявили, что наши серебристые ракеты видны издалека, мы остро поставили вопрос о необходимости покраски ракет в защитный цвет и обязательном камуфлировании ПУ и приемо-передающей антенны кабины 'П'. К сожалению, мы получили от представителей промышленности не совсем убедительный ответ, смысл которого состоял в том, что в случае покраски ракеты ухуд?шаются ее аэродинамические качества!? Об этом нам сообщил полковник Дзыза. Я возразил ему, заявив, что в Союзе каждая ракета, находящаяся на боевом дежурстве неоднократно подкрашивалась серебрянкой, и никто не задумывался об ухудшении ее аэродинамических качеств. По истечении срока службы эти ракеты снимались с дежурства и отправлялись на полигоны для проведения боевых стрельб. Никаких ухудшений аэродинамики ракет при этом не наблюдалось - ракеты попадали точно в цель. Вскоре произошло еще одно событие напрямую связанное с вопросами маскировки: бомбовому удару подвергся технический дивизион (командир дивизиона майор Н.И. Иванов). Дивизион был обнаружен, прежде всего, по причине отсутствия маскировки при проведении проверки ракет.
  Эта тяжба по маскирующей покраске техники и ракет продолжалась почти полгода, и лишь к концу 1965 года вопрос был решен положительно. Это значительно затруднило визуальное обнаружение дивизионов, тем более, когда выключалась синхронизация и все ПУ становились в исходное положение.
  На следующий день - в воскресенье, 31 октября 1965 г. - примерно около 12-00 к нам начала поступать информация о нескольких группах целей, действовавших с западного и юго-западного направлений. Если с юго-западного направления находились горы, то с запада была равнина. На этом направлении, примерно в 8-10 километрах, располагался аэродром Кеп, на котором базировались истребители МИГ-17. Техника работала без перерыва, ракеты были подготовлены, синхронизация включена. Поиск и сопровождение целей с западного направления велись непрерывно. Ракеты неоднократно пришлось ставить на подготовку повторно.
  Позже, по показаниям тех, кто находился на позиции, удалось восстановить всю схему спланированного по дивизиону удара. Группа в составе около тридцати самолетов блокировала аэродром Кеп и нанесла по нему несколько бомбовых и ракетных ударов, не дав истребителям возможности взлететь. Вторая группа в составе трех самолетов летела над горами с юго-запада в направлении нашего дивизиона. Когда эти самолеты взяли направление на дивизион, прикрывающая нас батарея, куда я накануне сдал спасенную пушку, открыла огонь со всех орудий и поставила огневую завесу над нашим дивизионом. Са?молеты сделали левый разворот и, используя складки гор, ушли на запад. В этот момент из группы идущей с западного направления отделились несколько групп по два-три самолета и на предельно малых высотах пошли на дивизион. Нам удалось обнаружить головную цель и выпустить по ней две ракеты. При подлете ракет к головной цели, два камуфлированных истребителя-бомбардировщика выполнили резкий разворот, и пропустив ракеты, ушли в обратном направлении. Ракеты долетели до групповой цели и, подорвавшись, уничтожили два самолета.
  В это время с востока началась нарастающая стрельба зенитной артиллерии, что свидетельствовало о приближении авиации. Благодаря эффективным действиям зенитной артиллерии прикрытия всего один самолет противника прорвался к дивизиону и нанес бомбовый удар, произведя также несколько пусков неуправляемых реактивных снаря?дов. В этот момент внезапно отключилась вся аппаратура.
  Выйдя из кабины, я увидел, что из бакового отсека одной ракеты идет желтый дым. Осмотрев ракету, я убедился, что отсек горючего невредим, а бак окислителя имеет незначительную пробоину сбоку. Но применять ракету в таком состоянии было нельзя. Она была снята с ПУ вьетнамским расчетом и отправлена в технический дивизион без слива окислителя. Позже я узнал, что водитель тягача по пути в технический дивизион несколько раз останавливался и выходил из кабины, чтобы глотнуть чистого воздуха. По прибытии в дивизион, он был фактически невменяем, его немедленно госпитализировали, но спасти не смогли, и он вскоре умер от отравления окислителем.
  Проверяя остальную технику, я услышал из укрытия громкий мат и всякого рода проклятия в адрес американцев на русском языке. Подойдя ближе, я увидел одного из номеров стартового расчета, тело которого было изрешечено множеством ран, полученных от осколков разорвавшегося рядом неуправляемого снаряда. Солдата положили на носилки и унесли с позиции. Оказалось, что во время налета он схватил автомат и со словами:
  - Сейчас я вам покажу, гады! - открыл огонь по пролетающему на бреющем 'Фантому'.
  К сожалению, я не помню фамилию этого солдата, так как на лечение он был сразу же отправлен в Союз, и больше я его не встречал.
   Рядом с укрытием валялся еще один неразорвавшийся неуправляемый реактивный снаряд, в котором не было взрывателя. В трех метрах от ПУ от разрыва бомбы образовалась глубокая воронка. Воздушных целей в непосредственной близости не было.
  В это время с аэродрома Кеп поднялись четыре истребителя МИГ-17 и, пролетев над дивизионом, начали набор высоты. Вдруг откуда-то вылетели две наших ракеты и устойчиво летели в направлении четверки истребителей. В определенный момент произошел подрыв первой ракеты, от которого загорелся один истребитель, вторая ракета без подрыва ушла на самоликвидацию. Горящий истребитель начал набирать высоту, но пламя становилось все больше и через несколько секунд от истребителя отделилась черная точка - летчику пришлось катапультироваться. Затем раскрылся белый купол парашюта, а истребитель тут же рухнул на землю. Раздался сильный взрыв. Как в последствии мне рассказывал офицер наведения 83 ЗРДн (именно этот дивизион выпустил тогда ракеты) капитан Михеев, все произошло по при?чине отсутствия системы опознавания в аппаратуре комплекса, т.е. любой самолет являлся 'чужим'. Такие случаи, к сожалению, имели место и в других дивизионах.
  День заканчивался и надо было принимать решение на смену позиции. На этот раз разрешение было получено без промедления и все приступили к свертыванию дивизиона. Марш в заданный район совершал, в основном, вьетнамский расчет и несколько наших специалистов. Отправив колонну, мы убыли к месту нашего размещения, где поужинав, собрали вещи и автобусом выехали на новую позицию. По пути заехали на прежнюю позицию для того, чтобы сфотографироваться в воронке от разорвавшейся бомбы. Затем подполковник Лякишев заехал к вьетнамским зенитчикам и сердечно поблагодарил их за огневое прикрытие.
  По прибытию в новый район дивизион рассредоточил технику рядом с каким-то населенным пунктом под деревьями. Не доехав до этого места примерно один километр, мы увидели приближавшуюся к дивизиону тройку самолетов, которые из-за пасмурной погоды имели зловещий, черный вид. Мы остановились и вышли из автобуса в ожидании тяжелых последствий. Но самолеты пролетели над дивизионом, не обнаружив его и не причинив ему никакого вреда благодаря тщательной маскировке.
  Так завершились эти, тяжелые для многих советских военных специалистов и вьетнамских воинов, воскресные дни. С другой стороны, события этих двух дней заставили нас многое пересмотреть в теории и практике, тактике и стратегии боевых действий войск ПВО. Именно тогда началась разгадка тактики нанесения ударов американской авиации по средствам ПВО. В боевой обстановке обнаруживались недостатки и выявлялись слабые стороны техники. Известно, что в этот период в военном деле произошли революционные преобразования: на вооружении появились новейшие зенитно-ракетные комплексы и системы управления. Военная наука кардинально изменила свои взгляды на теорию и практику ведения боевых действий. И в этом немалая заслуга участников этих событий.
  После передислокации дивизион не разворачивался несколько дней, и мы получили некоторую свободу. Нам разрешили немного отдохнуть. Не теряя времени зря, многие начали помогать крестьянам жать серпами рис. За эти дни мы научили всех вьетнамцев играть в нарды, после чего они свободно обыгрывали нас. Они со своей стороны учили нас играть в настольный теннис.
  
  Родина не забыла нас
  
  В начале нашего пребывания во Вьетнаме все испытывали одни и те же трудности: жара и влажность, постоянная жажда, длительное отсутствие писем от родных. Первые письма начали приходить только в августе 1965 года. Влажный климат, отсутствие необходимых средств личной гигиены, и в первую очередь ванны и душа, явились главной причиной заболевания многих наших специалистов. Как правило, эти заболевания не поддавались лечению, и больных отправляли в Союз.
  Кроме того, назначенные вначале денежные выплаты оказались слишком мизерными и их едва хватало на питание и табачные изделия. Все начали открыто роптать, требовать повышения окладов. Командование поставило в известность военного атташе, посла, и в конце августа из Центрального финансового управления Министерства обороны СССР в Ханой прибыл представитель для решения всех назревших проблем. На собрании ему были высказаны все наши претензии, которые он пообещал разрешить. Действительно, все очень скоро изменилось: всем увеличили оклады, нашим семьям в Союзе начислялось не 30, а 70% от наших окладов по занимаемой в СССР должности, наладилась доставка почты. Теперь уже можно было кое-что приобрести для себя и своей семьи.
  6 ноября 1965 г. в честь нашего праздника вьетнамское командование устроило в Ханое торжественный прием для всех советских военных специалистов. На приеме полковник Дзыза объявил приказы о присвоении очередных воинских званий: генерал-майор - полковнику Н.В. Баженову; майор - капитану А.Б. Заике. Каждому специалисту была выдана последняя пачка советских папирос или сигарет. От имени всего личного состава 238 ЗРП ПВО ВНА командир полка подполковник Хой подарил генералу Баженову маленькую обезьянку. После приема вьетнамский ансамбль ВВС и ПВО дал небольшой концерт.
  В конце декабря в наше расположение приехал полковник Дзыза и приказал всем построиться. Перед строем он объявил о присвоении мне очередного звания капитан, поздравил и предупредил, чтобы по этому случаю мы не устраивали застолья. Все мы знали его, как непримиримого противника спиртного. Он был беспощаден, когда находил кого-нибудь за выпивкой. Он брал остатки спиртного и демонстративно выливал их в ра?ковину, или на землю с соответствующими последствиями для провинившихся.
  Уже в средине ноября начался отъезд в СССР военных специалистов прибывших во Вьетнам в составе первой группы СВС в апреле 1965 года. В основном уезжали те, чья помощь уже была не нужна, т.к. вьетнамцы в большинстве своем справлялись сами, а так же больные или по семейным обстоятельствам. Остающиеся, конечно же, завидовали им. В числе убывших были: командир полка генерал Н.В. Баженов, командиры дивизионов подполковник И.А. Лякишев, майор А.Г. Терещенко, и другие.
  Перед самым Новым годом майор Заика сообщил нам о предстоящем визите в Ханой высокопоставленной советской партийно-правительственной делегации. Причем, всем нам предстоит встреча с ее руководителями, т.к. они будут вручать нам правительственные награды.
  Нас построили в своих выходных костюмах и майор Заика персонально осмотрел каждого, делая различные замечания. Я уже рассказывал о том, что во время приемов, устраиваемых вьетнамским командованием, или местными органами власти на мои серые брюки нередко опрокидывались бокалы с красным ликером. Поэтому они имели два цвета: спереди - темный, сзади - серый. Когда майор Заика подошел ко мне, его лицо сразу изменилось, он начал подергивать носом, очки запрыгали, а на лбу выступил пот. Все эти признаки его недовольства мне были знакомы давно, еще по Бакинскому округу ПВО.
  В то время старший лейтенант А.Б. Заика, капитан Ю.К. Петров и другие, в составе группы внезапных проверок во главе с генералом Рассулбековым, часто бывали и в нашем дивизионе и устраивали внушительные разборы. Вот там я немного его и изучил. Нет необходимости убеждать кого-либо в высоком профессиональном мастерстве этого человека и огромном авторитете в войсках округа. Те, кто его знал - согласятся со мной.
  Сейчас же надо было искать выход из положения, т.к. нельзя подводить командование. Обратившись к стоящим в строю, он спросил;
  - Кто может одолжить костюм капитану Демченко? - никто не отозвался, т.к. каждый должен быть на этой встрече, причем, обязательно в костюме.
  Распустив остальных для устранения замечаний, А.Б. Заика предложил мне попытаться постирать брюки. Что я и сделал не откладывая. Но когда на следующее утро я надел тщательно выстиранные и отглаженные брюки и показался в них А.Б. Заике, у него снова проявились те же признаки недовольства. Я начал его успокаивать, но он только еще больше сердился. Но деваться было некуда, и мне пришлось быть на встрече с руководителями делегации в этих 'двухцветных' брюках.
  Делегация была солидной и авторитетной. Возглавлял ее член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Шелепин. В состав делегации входили Д.Ф. Устинов, ведав?ший в то время оборонными вопросами, маршал артиллерии Толубко, и другие ответственные лица. Всех советских специалистов собрали в нашем Посольстве. Я сидел рядом с А.Б. Заикой вторым от прохода в пяти метрах от трибуны. Вскоре в зале появились все члены делегации, и А.Н. Шелепин начал свое выступление. Он дал высокую оценку нашей работе и заявил, что ЦК КПСС внимательно следит за развивающимися здесь событиями. В выступлении он сослался на несколько письменных жалоб, поступивших от оставшихся в отдаленных гарнизонах семей офицеров, направленных во Вьетнам, рассказал о принятых по этим письмам мерах. С ог?ромным удовлетворением работники Посольства приняли сообщение о доставке им двух железобетонных арочных убежищ, которые уже доставлены в Ханой и в ближайшее время будут установлены в нужном месте. В конце выступления А.Н. Шелепин пожелал нам дальнейших успехов в нашем ответственном деле.
  После этого полковник А.М. Дзыза объявил списки тех, кто остается в этом зале, и тех, которые переходят в другой зал. В нашем зале остались Д.Ф. Устинов, работник для объявления Указа о награждении и один фоторепортер с фотокамерой. Наступал ответственный момент для меня и А.Б. Заики, и он снова занервничал. Первым по списку награждался генерал Г.А. Белов - Старший Группы советских военных специалистов во Вьетнаме, вторым был я. Я подошел к. Устинову строевым шагом и доложил по Уставу. Устинов вручил мне орден боевого Красного Знамени, пожав руку, поздравил с высокой наградой. Момент вручения был сфотографирован. Повернувшись кругом, и ответив обычным 'Служу Советскому Союзу!', я направился на свое место. А.Б. Заика облегченно вздохнул и также искренне поздравил меня с наградой. Через два человека такая же высокая награда была вручена ему. В конце ритуала награждения все собрались в нашем зале. Генерал Г.А. Белов подошел к А.Н. Шелепину и, наклонившись, что-то сказал ему на ухо. А.Н. Шелепин тут же во весь голос объявил: 'Ну конечно можно!'. Генерал Белов повернулся к залу и спросил: 'Кто умеет открывать шампанское?'
  Не сговариваясь, как будто по команде, я и трое моих соседей - В. Щенников, В. Лычагин и А. Никитин подняли руки. Генерал Белов тут же дал нам указание перейти в соседний зал, открыть там все бутылки шампанского и наполнить бокалы. Мы быстро вышли и с особым старанием проделали все, что требовалось. Через некоторое время в зале появились А.Н. Шелепин и члены делегации. Все подняли бокалы с шампанским и после короткого поздравительного тоста выпили.
  А.Б. Заика всегда носил при себе фотоаппарат и, выйдя из здания, он сделал групповой снимок награжденных нашего полка, а затем передал кому-то фотоаппарат и попросил сфотографировать нас вдвоем. К сожалению, у меня не оказалось ни одной из этих фотографий.
  Вместе с делегацией в Ханой прибыл самолет с подарками для нас. Каждому была вручена посылка: старшим офицерам - посылка номер 1, младшим офицерам - номер 2, сверхсрочнослужащим, сержантам и солдатам срочной службы - номер 3. Содержимое посылок было одинаковым, но отличалось лишь степенью ценности спиртного: у старших офицеров - шампанское и две бутылки коньяка, у младших - шампанское, столичная и московская, у остальных - шампанское, две бутылки московской. Кроме того, в каждую посылку была вложена открытка от Министра обороны с персональным поздравлением, колбаса, икра, печенье, сигареты 'Новость', туфли, высокоберцовые ботинки по образцу тех, в которые были обуты американские пехотинцы в Южном Вьетнаме, плащ, брюки, шерстяной свитер. Была и отдельная посылка, в которой находилось по 4 кг. черного хлеба на одного человека!!! Черный хлеб, селедка и холодная вода - это была мечта каждого из нас! И, наконец, часть этой мечты сбылось! У каждого был черный хлеб, всё ели с черным хлебом, закусывали только черным хлебом.
  Посылки вручались 31 декабря 1965 г. в месте нашего проживания, сразу после получения наград. До полуночи было еще далеко, и все начали торжественно отмечать награды. Для встречи Нового 1966 года к полуночи все собрались в столовой. На столах и подоконниках стояло много бутылок с рисовой водкой и ликером, но мы игнорировали их, т.к. имели свое, родное спиртное. А.Б. Заика организовал различные викторины и состязания в пении, танцах, чтении. Каждый с удовольствием принял в них участие.
  Мы не оставили без внимания и наших вьетнамских товарищей. Я подарил своему переводчику плащ и высокие ботинки. То же самое проделали почти все наши специалисты. Так завершились эти приятные события, но война продолжалась, и мы снова выехали на боевые позиции выполнять свою задачу.
  
  Последние дни на вьетнамской земле
  
  Еще до выезда на позицию, нам стало известно, что вьетнамскими расчетами 81 и 82 ЗРДн был сбит беспилотный разведчик. Причем, по этому разведчику было выпущено семь ракет. В ходе анализа проведенных стрельб выяснилась причина слишком большого расхода ракет - отсутствие надлежащего управления с КП полка и взаимодействия между дивизионами. Этот случай выявил еще недостаточную подготовку расчетов и командования полка, а значит, одних их без нашей помощи оставлять еще нельзя. Поэтому, отъезд на Родину многих наших специалистов был перенесен на более позднее время. Среди них оказался и я.
  По решению Старшего группы ЗРВ генерала А.М. Дзызы, была проверена готовность вьетнамских расчетов к самостоятельному ведению боевых действий, где снова выявилось много недочетов. И лишь в конце января удалось добиться желаемых результатов. К отъезду на Родину готовилась большая группа наших специалистов, в том числе и я.
  Ближе к окончанию командировки почти все мои товарищи по заказу сшили себе черные костюмы взамен изношенных, а у меня были сшиты только брюки. Я тоже решил заказать себе пиджак. Но для этого был нужен материал, а его продавали только в международном магазине в Ханое. Пришлось отпрашиваться у майора А.Б. Заики, чтобы съездить в столицу. Но в магазине мне сказали, что такой ткани у них больше нет, и мне следует обратиться к портному. Но портной тоже ответил мне отказом. Я дал ему деньги и попросил найти такую ткань. Он пообещал, что найдет ткань, и назначил мне примерку на конец месяца.
  По ряду обстоятельств, самолет из Москвы, на котором мы должны были улетать домой, прилетал на неделю раньше, а следовательно, дата нашего вылета несколько приблизилась. Мне в очередной раз пришлось ехать к портному и уговаривать его ускорить пошив пиджака, но эти уговоры не помогли, и я прибегнул к испытанному методу - снова дал ему немного донгов. После этого портной выпалил: 'Без примерки!'.
  Через два дня пиджак был готов и сшит он был по высшему классу.
  В эти дни в Ханой приехал Красноярский ансамбль песни и пляски и нас ночью с позиции привезли на концерт, который продолжался до 3-х часов ночи. После этого мы еще несколько дней пробыли на позиции, а затем накануне отлета нас всех собрали в Кимлиене.
  Утром майор Заика сообщил нам, что вылет состоится завтра около пяти утра. Настроение у всех было приподнятое. Неожиданно, около 16-00 к нашему общежитию подошел автобус и с него вышел майор Заика и переводчик. Оба подошли ко мне, и майор сообщил, что восстановленная мной пусковая установка в настоящее время снова неисправна - не входит в синхронное вращение с антенной кабины 'П' - поэтому мне необходимо срочно выехать на позицию и устранить возникшую неисправность.
  Позиция находилась в пределах полутора часов езды от Ханоя. Дивизион был развернут в ананасовой плантации. Меня ждали с нетерпением, и я немедленно принялся за работу. Особой сложности в поиске и устранении неисправности не было: на установке была разрегулирована сельсинная передача и для ее настройки потребовались считанные минуты. Проверив пусковую установку совместно с антенной системой, и еще раз проинструктировав вьетнамского командира стартовой батареи, я собрался уезжать, но меня не отпустили. Вся батарея кинулась в разные стороны, откуда-то тащили столы, доски, сооружали длинный стол для предстоящего мероприятия. На столе появился рисовый самогон ('рислинг', как мы его называли), пиво, вода, закуска. Вскоре все собрались за столом, и начался прощальный ужин. Все вьетнамцы благодарили меня, расспрашивали о семье, о доме и т.д. Затем они подарили мне двенадцать красивых алюминиевых колец, сделанных из трубок со сбитых американских самолетов. Десять колец сразу они надели мне на пальцы, а два я положил в карман. Наконец, мы расстались, и я направился в Кимлиен.
  У меня при себе имелось 15 донгов, которые увозить на Родину не имело никакого смысла, и я решил их издержать. Возвращались уже ночью, ехали медленно, при выключенных фарах. Въехали в какой-то населенный пункт, и вскоре я увидел впереди слабо освещенное фонарем 'летучая мышь' ночное кафе и попросил водителя сделать остановку. Выйдя из автобуса, я направился в кафе. Из окна бара пять вьетнамских девушек в белых халатах рассматривали посетителей. Подойдя к ним, я спросил на вьетнамском языке: есть ли в кафе ликер 'Донг тхап'. Они закивали утвердительно, и я достал 15 донгов и выложил их перед ними. Одна девушка взяла деньги и сказала: ликер я получу при условии, если каждой из них я подарю по два кольца, которые они увидели на моих руках. Мне ничего не оставалось, как согласиться и я начал снимать кольца и дарить их девушкам. Получив пять бутылок ликера, я поехал дальше и около полуночи прибыл в Кимлиен. Там почти никто не спал - все с нетерпением ждали утра и момента отлета - ведь впереди встреча с Родиной. До утра все спиртное было с друзьями выпито, а около 5-00 прибыл автобус, и мы выехали на аэродром.
  Провожали нас майор А.Б. Заика и командир дивизиона капитан Ю.П. Богданов. Конечно, несмотря на все старания скрыть свое волнение, мы все равно волновались: ведь здесь во Вьетнаме столько пережито, тут остаются наши боевые друзья, которых мы, наверное, никогда больше не сможем увидеть.
  Вскоре все заняли свои места в самолете, и через несколько минут он взял курс к китайской границе. Через 30 минут мы были уже в воздушном пространстве Китая, навсегда простившись с Вьетнамом. Так закончился один из важных и незабываемых этапов моей военной жизни, сыгравший большую роль в моей дальнейшей судьбе.
  
  Московская обл., пос. Лесной городок, январь 2003 г.
  
  * * *
Оценка: 6.16*28  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023