ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева

Галяутдинов Шамиль
Камрань, Письмо-откровение

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 8.92*76  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прочитав это Письмо-откровение (так я назвал его для себя) из Казани, я решил просить у автора разрешения опубликовать его на нашем сайте. Согласитесь, что такие письма пишут нам нечасто...
  Прочитав это Письмо-откровение (так я назвал его для себя) из Казани, я не мог не откликнуться на просьбу Шамиля как-то помочь ему снова побывать на месте прохождения им военной службы - на полуострове Камрань. Но, к сожалению, помочь тогда я cмог только советом.
  В то же время письмо Шамиля настолько тронуло меня своей искренностью, глубиной переживаний и яркостью повествования, что я решил просить у автора разрешения опубликовать его на нашем сайте. Согласитесь, что такие письма пишут нам нечасто...
  Получив такое разрешение (приводится ниже), я под впечатлением прочитанного (пусть Шамиль простит меня за это) самостоятельно дал названия каждой части письма (*выделены звездочками*), а вместо предисловия к публикации под общим названием КАМРАНЬ, привожу слова из популярной в послевоенные годы песни:
  
  'Здравствуй, чужая милая,
  Та, что была моей,
  Как же тебя любил бы я,
  До самых последних дней.
  Прошлое не воротится,
  И не поможет слеза,
  Поцеловать мне хочется,
  Дочки твоей глаза...'
  
   Мне кажется, эти слова наиболее точно соответствуют чувствам и переживаниям автора письма.
  -Колесник Николай Николаевич-
  
  КАМРАНЬ
  (ПИСЬМО - ОТКРОВЕНИЕ)
  Публикуется с согласия автора
  
  *БЕСЦЕННЫЕ СОКРОВИЩА ПАМЯТИ НЕПОВТОРИМЫХ ЧУВСТВ*
  
  Синь цяо, Николай Николаевич! Решился написать вам письмо и рассказать свою историю о незабываемом Вьетнаме, так похожую на сказку, в вероятность которой порой мне и самому не верится.
   В 1984-1986 годах я служил в СРВ на военно-морской базе в Камрани. Понимаю, что это в значительно поздние времена от насыщенных ваших боевых будней. Но служба моя в силу сложившихся обстоятельств была не менее интересной и яркой, как это бы ни казалось на первый взгляд. В те времена была еще такая великая морская держава Советский Союз, чьи корабли и самолеты бороздили просторы мирового океана и их присутствие в какой-либо части света не было чем-то таким особенным, и средства массовой информации не трубили о каждом полете наших стратегических бомбардировщиков или о заходе наших кораблей в тот или иной порт, как это делается сейчас. База в Камрани занимало важное геополитическое значение и полеты стратегической авиации и патрулирование кораблей, базирующейся в Камрани эскадры в те еще доперестроечные времена, были достаточно обыденным делом и мы, говоря 'высоким штилем', служили Родине и испытывали гордость за нашу страну, чувствовали свою силу и свою значимость.
  
  Весной 1984 года одетый в 'гражданку' и с синим служебным паспортом, в котором почему-то виза была открыта на 7 лет, на борту гражданского судна я прибыл в Камрань. В момент прихода на базе насчитывалось не более 300 человек военных специалистов, не считая экипажей боевых кораблей. Гражданских вообще на пальцах можно было посчитать. В этот период времени база начала интенсивно обустраиваться. Количество обслуживающего персонала при мне увеличилось многократно. Прибыли и гражданские строители СовСМО (Советское строительно-монтажное объединение). Отношения на уровне политического руководства между нашими странами в тот период уже были прохладными. В Союзе еще не началась перестройка, а во Вьетнаме не начались реформы 'дой мой'. Вьетнам находился на распутье политического выбора пути развития, в стране бродили разные настроения, особенно на Юге. Банды Фулро бегали по горам и лесам, различные ДРГ пытались проникнуть на территорию Южного Вьетнама с Лаоса и Камбоджи, готовились террористические акции против советских специалистов СП 'Вьетсовпетро', а также других находившихся в Дананге и Фанранге.
  
  Это не могло не сказаться на обстановке вокруг базы, интерес к которой был всегда и не только со стороны, как сказали бы раньше, 'империалистических' разведок, но и самой вьетнамской военной разведки. В чем собственно ничего удивительного не было, так как они не могли и не должны были упустить возможность для изучения нашей базы изнутри. В различных помещениях, например 'ленинская комната', где проходили совещания или собрания командиров и в корпусах, где проживали 'наши', на коммутируемых линиях мы неоднократно находили прослушивающие устройства. В то время в поселке ПМТО (пункт материально-технического обеспечения) вьетнамские и советские корпуса были вперемежку, что позволяло вьетнамцам наблюдать какие службы за что отвечают, кто командир какого подразделения, взаимоотношения складывающиеся между командирами и подчиненными, вообщем вели наблюдение за нашим образом жизни. Один из вьетнамских корпусов находящихся в центре поселка ПМТО вообще предназначался для скрытой фото и видео съемки. Все КПП и вышки по внешнему периметру советских объектов были вьетнамскими несмотря на то, что охрану внутри объектов мы несли сами. Иными словами численность, все перемещения советского персонала базы по полуострову, сколько топливозаправщиков заехало-выехало со склада ГСМ и т.д., не составляло секрета для вьетнамской военной разведки. ПВО полуострова и береговая батарея на острове БиньБа, прикрывающая створ в бухту, находились под контролем вьетнамцев. То есть, при желании ни один корабль не выйдет в море, ни один самолет не поднимется в небо. В общем, как в анекдоте: 'Дружба дружбой, а контроль контролем'. Времена были другие, да и мы жили тогда в другой стране. Но не об этом мне хочется рассказать, просто это короткое вступление необходимо для лучшего понимания атмосферы недоверия, начинающегося тогда в отношениях между нашими странами, что оказало влияние и на судьбу двух человек, встретивших друг друга почти уже четверть века назад...
  
  В общем, в силу военной специфики отношения между местным населением и сотрудниками советской военной базы не приветствовались обеими сторонами. Хотя не контактировать, живя среди них... или они среди нас, это уж кому как угодно, несмотря на строжайший запрет командиров, было невозможно, по крайне мере в доперестроечный период.
  
  В момент моего прибытия в Камрань в поселке ПМТО только три из шести жилых корпусов были переданы в пользование советской стороне. Остальные были вьетнамскими, из них в двух было расположено бюро обслуживания (не знаю почему, но так переводилось на русский это подразделение ВНА), возглавлял которое сначала капитан Ам, затем старший лейтенант Лан. Третий вьетнамский корпус был нежилым, для чего он был предназначен, я уже писал выше. Также в нашем пользовании были здания, где располагались столовая, пекарня, банно-прачечный комбинат, склады. Тогда же прибыли наши военные строители, возводившие новые бараки для себя на выделенном вьетнамцами земельном участке рядом с ПМТО.
  
  В бюро обслуживания тогда работали около 30-35 вьетнамцев, среди которых 6-7 были 'когай' (девушки). (На Севере употребляется "кон гай" con gái, на Юге чаще говорят "ко гай" cô gái). Не буду вдаваться в подробности, но получилось так, что довольно скоро у меня появился достаточно широкий круг знакомых среди вьетнамцев, как обслуживающих базу, так и проживающих в близлежащих деревнях. Примерно через 2-3 месяца моего пребывания в Камрани в поселке ПМТО появилась новая, незнакомая мне девушка. Она была миниатюрна и хрупка, казалось на вид ей было не более 14 лет, со слегка по-детски оттопыренными ушками, которые как два солнечных зайчика светились от лучей палящего солнца. С длинными черными волосами заплетенными в косу и с черными озорными глазами. Она была симпатична и естественна. Приветлива и общительна. Голосок ее был таким же звонким, как и ее имя Чан-н-нг, словно звенящий колокольчик. Я не мог не заметить, что при встрече со мной она терялась и опускала свой взор. Иногда я ее видел сидящей на камне неподалеку от места несения моей службы и наблюдающей за мной издалека. В течение первого месяца с момента ее появления я не раз видел ее в компании одного паренька по имени Хиен, с которым они ходили, держась за руки.
  
  Меня это, помню, несколько удивило, так как я знал его, как человека, извините за пикантную подробность, с нетрадиционной ориентацией, что он не особо и скрывал от других 'корефанов' (так мы называли вьетнамцев), которые посмеиваясь объяснили мне, что они просто 'подружки'. Я попросил Хиена познакомить меня с ней. Тогда я и узнал ее имя. Чанг стала чаще приходить в мою смену. До сих пор вспоминаю ее одетой в ярко-зеленую жилетку поверх аодзая, по-видимому в любимый тогда ее наряд. Помню когда сменяясь мои сослуживцы мне говорили:
  -'Твоя' приходила!
  Я в ответ: - С чего вы взяли, что она моя?
   - Так она: 'Самил! Самил!'. Мы ей показываем (складывают ладони под щечки), мол спит он, отдыхает, она и уходит.
  Как-то встретил на улице стайку когай, среди которых была Чанг. Они смеясь стали мне кричать: 'Чанг ию Самил' (Чанг любит Шамиля), а она стала колотить их по спинам своими кулачками, в обиде за свою доверчивость им женских секретов.
  
  Нет необходимости объяснять, какие телесные муки терзают твою плоть при отсутствии особей противоположного пола, вдали от Родины и когда тебе всего19 лет. В-общем все складывалось таким образом, что я никак не мог, да и не желал, разумеется, игнорировать внимание красивой молодой девушки, что естественно требовало от меня ответных действий. В очередную свою смену подхожу к ней и на всякий случай спрашиваю (а вдруг какая корысть?): 'Бань ми монг?' (Хлеба хочешь?) Она грустно посмотрела на меня снизу вверх, встала и собралась уходить. Я, чувствуя что ее обидел: 'Мот фу!' (Минутку!), метнулся в кубрик и принес фотографии своей семьи, близких, открытки с видами Казани. Она, обрадовавшись, сбегала к себе и принесла свои фото. Так с того дня и началась история наших отношений. Она стала чаще приходить в мою вахту и если у меня и у нее было свободное время, мы 'болтали' если так можно назвать смесь английских, вьетнамских слов и жестов. Благодаря ей, несмотря на сложность языка и многообразия диалектов, я более менее стал сносно говорить по-вьетнамски и даже иногда понимал смысл их разговоров.
  
  Пытаясь скрыть наши отношения от окружающих, мы договаривались через ее 'подружку' Хиена о наших встречах за пределами поселка ПМТО, чаще всего мы 'бегали' к старому французскому католическому монастырю, находившемуся неподалеку от поселка ПМТО, или в район деревушки Ми Ка, что на берегу залива. Иногда встречались в пустующем четвертом корпусе в поселке. Имея возможность свободного перемещения по полуострову, я мог себе позволить иногда исчезать из поля зрения командиров на некоторое время, такая возможность у меня была какой-то период до начала 85-го года.
  
  Я помню наши встречи наполненные нежностью и заботой друг о друге. В традициях женщин Вьетнама принято оказывать всяческие знаки внимания своему мужчине, поэтому приходя на наши встречи она не забывала захватить с собой какой-нибудь подарок, что поначалу меня смущало, это могла быть даже бутылка пива "33" или пачка сигарет Бон сенг. Тогда мы были молоды, нам было по 19 лет, поэтому чистота, искренность и бескорыстие наших чувств до сих пор остались для меня какой-то невиданной экзотикой. Как маленькие дети прячут свой 'секретик', так и мы старались уберечь свой нежный мирок наших отношений от чужих дядек, обремененных политикой, и их потных мыслей, роящихся в их головах, от никчемных замполитов, единственной заботой которых было следить за 'облико морале' советского военнослужащего, дабы не допустить этого самого морального разложения в рядах Красной армии на радость проклятым буржуинам.
  
  Даже наше ложе любви было олицетворением той эпохи - обломки лопастей американского вертолета, упавшего в джунглях Южного Вьетнама. Чанг заботливо накрывала их циновками, пытаясь своей женской рукой создать хоть какой-то домашний уют. Место нашего телесного единения, как перекресток времен, эпох, культур, политических систем. Казалось что все меридианы Земли сходились в перекрестье тел, затягивая нас в черную дыру забытья. Я купался в ее нежности и наслаждался ласками азиатской женщины, воспитанной в традициях заботы о мужчине. Мне не забыть прикосновение ее рук, сравнимое с дуновением прохладного ветерка в знойную тропическую жару. А запах нагретой солнцем прозрачной янтарной кожи?!... пахнущей кокосовым орехом. Чанг никогда не задавала вопросов, не спорила и была ненавязчива, стараясь угодить во всем. В ней была женская страстная жажда любви и безграничная преданность. Думаю, многим мужчинам понравилась бы такая особенная женщина и такое особое обхождение. В череде сменяющих друг друга женщин в моей последующей жизни мне уже трудно было встретить что-нибудь подобное. Не скажу за всех вьетнамок, но у меня остались впечатления о них как о милых, нежных, стыдливых и очень женственных созданиях. Собственно через нее и благодаря ей я полюбил эту сказочную страну с населяющими ее добрыми маленькими человечками. Хотя, может быть я несколько идеализирую все, что связано с Вьетнамом, но это мои искренние чувства и впечатления. Хотелось писать покороче, а выливается в какой-то литературно-философский опус романтических воспоминаний.
  
  Сказка длилась 9 месяцев, как один вздох. В последних числах марта 1985 года, случайно встретив ее на улице, я неожиданно натолкнулся на ее враз потемневший взгляд, наполненный презрением и ненавистью. Она перешла на другую сторону... как будто ушла. Небо упало на землю. Этот взгляд будет жечь мне душу все 22 года. Эта была наша последняя встреча в той жизни...
  Сердце сжалось от непонимания. Я бросился искать Хиена, чтобы он выяснил причину произошедшего. Спустя некоторое время он мне рассказал, что ее вызвал капитан Лан (руководитель бюро обслуживания), отругал ее, сказал, что вьетнамская девушка не должна встречаться с "тей" (иностранцем), что он знает про ее отношения с Шамилем, так как к нему приходил "льенсо сикван" (советский офицер) Вова (Хиен 'нарисовал' пальцем у себя на плечах две звезды и две полоски). Я понял, что это наш замполит (рассказываю, как есть, примитивно переводя на русский язык), который рассказал ему - Лану, что как будто бы Шамиль обратился к нему с просьбой оградить его от Чанг, что он вообще подлец и "кхом тот" (очень плохой) и т.п., и ей не стоит с ним (т.е. со мной) встречаться и отправил ее куда-то в местечко под названием Камфу, тогда оно мне запомнилось как созвучное кунгфу (восточное единоборство). Потом по ходу моего изложения это название еще всплывет. Я пытался его уговорить объяснить ей, что это неправда (дьеу), но он только грустно покачал головой, давая мне понять, что это невозможно.
  
  С тех пор до недавнего времени я ее не видел. Но это я уже забегаю вперед. Потом меня 'сослали' на склад ГСМ. Все проходы в четвертом корпусе замотали колючей проволокой. И были еще другие события произошедшие позднее косвенным образом связанные с нашими отношениями с Чанг, писать о которых пока считаю неуместным. К сожалению, как не хотелось бы поделится, но пока воздержусь, так как участники тех событий пока живут и здравствуют по сей день и славу богу, дабы не нанести им какого-либо вреда, кое-где я заменил их настоящие имена вымышленными. Выскажу только одно предположение, не дающее мне покоя по сей день. Сейчас имея некий житейский опыт и представление о методах оперативной работы спецслужб мне кажется, что наши с Чанг отношения, наши встречи, а также инсинуация в отношении меня, были частью какого-то сценария многоходовой игры между конг ан (органы госбезопасности Вьетнама) и нашими особистами.
  
  В общем, так и прожил я 22 года с этим наветом несовершенного мной предательства и тяжелым грузом горечи невыясненных отношений. Жены и подруги встречавшиеся мне на жизненном пути рыдали над этой историей, говорили давай найдем ее, напишем в передачу 'Жди меня', вы встретитесь и ты ей все объяснишь. Но жизнь текла своим чередом, пылкий юноша по имени Шамиль превратился в Шамиля Талгатовича, в стареющего мажора с пивным брюшком, избалованного удачей, испорченного женщинами и разуверившигося в их бескорыстии. Здесь не надо испытывать никаких иллюзий, чувств, к сожалению, у меня к ней не сохранилось - мужчины так устроены.
  
  Единственное что осталось от той жизни, это память о маленькой, нежной девочке из далекой, сказочной страны. Иногда, когда бывал сильно пьян, я извлекал из памяти, как из шкатулки неведомые мне сейчас забытые чувства, любовался ими, как невиданными и бесценными для меня сокровищами и клал их обратно, захлопывая крышку своей памяти, стараясь тут же забыть их, так как они мешали мне жить и входили в противоречие с моим нынешним существованием и мироощущением. Вероятность встречи с ней была равна нулю. Не полного имени, ни ее адреса я не знал. Да и ни к чему это было. Разве что удовлетворить мужской эгоизм и доказать что я не 'такой', как ты обо мне думаешь, что я 'белый и пушистый'.
  В общем, тем не менее летом 2007 г. решил я съездить во Вьетнам с целью посещения бывшего месторасположения базы в Камрани.
  
  ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
  
  КАМРАНЬ
  *Я НАШЕЛ ЕЕ НА КРАЮ СВЕТА...*
   (Продолжение)
  Сейчас, уже зная финал этой истории, многие женщины, утирая слезы, с умилением меня спрашивают: 'Ты поехал туда, чтобы ее найти?' Увы... Честно, даже и не предполагал, что наша встреча возможна. Это было бы слишком невероятно. Со слов гида-переводчика численность населения Вьетнама по некоторым данным на 2007 г. приблизилось к 100 млн. человек, т.е. это даже не иголку в стоге сена искать. Мои планы были связаны только с посещением полуострова Камрань, этого райского места, где я бы смог прикоснутся к дорогим моему сердцу камням и почувствовать теплоту навеянных ими воспоминаний о прошлом. И во сне и наяву в памяти постоянно всплывали картинки связанные с этими местами. Ностальгия - мечты о прошлом.
  Но все по порядку. Я предполагал, что мое посещение бывшего месторасположения советской ВМБ на полуострове Камрань будет сопряжено с трудностями, т.к. в настоящее время все объекты базы входят в состав инфраструктуры ВМС Вьетнама и здесь, также как и прежде, располагается штаб ВМС 4-го морского района СРВ.
  В связи с этим я обратился за содействием к мадам Кой (Дао Тхи Кой) - руководителю СП 'Витарус', проживающей в Казани. Я знал, что она пользуется большим авторитетом и уважением в дипломатических кругах и что как мне казалось важным, у вьетнамских военных, в частности у военного атташе СРВ в Москве. Я знаю также, что и Вы (обращение к адресату письма - Н.Н. Колеснику, примечание модератора) поддерживаете с ней дружеские отношения. При знакомстве с ней, я был приятно удивлен ее вниманием к моей просьбе и готовностью помочь мне. Во время нашей двухчасовой беседы она при мне тут же связалась с консулом и с Вами по телефону. Она обнадежила меня, сказав, что по приезду на место мне необходимо будет связаться с местными властями, и я смогу получить разрешение на посещение базы. Человек предполагает, а бог располагает.
  16 июня 2007 г. вечером я вылетел из Москвы самолетом Боинг 747 Вьетнамских авиалиний. По прилету в Ханой на следующий день утром прямо в аэропорту оформил визу на въезд и отправился в путешествие по сказочной стране, где чудеса еще случаются. После двух дней пребывания в Ханое 19 июня утром я вылетел в курортный город Нячанг, который расположен в 15 км от полуострова Камрань. В авиабилете и на стойке регистрации пункт назначения был город Нячанг. Перелет занял не более часа. Каково же было мое удивление, когда при снижении самолета перед посадкой я увидел в иллюминатор до боли знакомый мне ландшафт полуострова. Я и понятия не имел, что аэропорт города Нячанга это бывший 'наш' военный аэродром в Камрани, где раньше базировались Ту-16 и Ту-95 169-го объединенного авиаполка. От сильного волнения пульсирующая кровь гулко стучала в барабанных перепонках. Как только я вышел из салона самолета на трап, я ощутил запах нагретой солнцем бетонки ВПП, перемешенный с густым и таким знакомым мне ароматом тропической растительности навеянный легким бризом, который как то неожиданно обрушил на меня бурю воспоминаний и вернул меня в прошлое. Я был в полном смятении и сильно возбужден. Гид-переводчик по имени Ба и водитель, встречавшие меня в аэропорту, смотрели на меня с недоумением. На мою просьбу, сравнимую с мольбой, они согласились проехать мимо поселка ПМТО, не останавливаясь, до моста Мика и обратно, т.к. город находится в противоположной стороне, а программа моего трехдневного пребывания в Нячанге включала только встречу в аэропорту и трансферт в гостиницу. По дороге нам попадались таблички с надписью Cam vao (проход запрещен). Но когда какие-либо запреты нас останавливали? Зуд нетерпения разрывал меня изнутри. Кто там служил, те меня поймут. Ба пояснил, что без разрешения мне не удастся проехать вглубь полуострова и по всему его периметру, как я это планировал. Договорившись с Ба, что он займется решением данного вопроса, мы расстались с ним до вечера следующего дня.
  Три последующих дня я потратил на изучение достопримечательностей и окрестностей Нячанга. Периодически созваниваясь с Ба по телефону и узнавая о ходе 'операции', я начал понимать, что моя мечта побывать на месте прохождения военной службы завязнет в бюрократических хитросплетениях чиновничьего аппарата местного исполкома, милиции и военных на согласование с которыми требовалось не менее десяти дней, которых у меня не было. На 23 июня у меня был билет в Сайгон (Хошимин), а 25-го - вылет в Москву.
  В один из этих вечеров Ба рассказал мне, что встречал группу туристов из России и рассказал им в автобусе мою историю про Чанг и они просили передать для меня слова поддержки и пожелания удачи.
  С верой на наше русское 'авось' и 'где наша не пропадала', на четвертый день на свой страх и риск я предпринял попытку, скажем так, 'посетить' базу, прихватив с собой сопротивляющегося Ба, предварительно 'замотивировав' его и водителя. Меня уже ничто не могло остановить. Оставив меня у ворот бывшего поселка ПМТО, Ба удалился в сторону нового административного здания расположенного на его территории в поисках лица, которое дало бы разрешение на посещение поселка. Испытывая нетерпение, я начал видеосъемку и зашел на территорию поселка. От наших корпусов ничего не осталось... Ходил... Снимал... Плакал (слезы нахлынувших воспоминаний невольно текли по моим щекам)... Перебирал в памяти картинки, как пожелтевшие листки старых писем.
  В какой-то момент ко мне присоединился Ба, который молча бродил рядом со мной. Как я понял он никого не нашел у кого можно было бы получить разрешение. Обойдя поселок по периметру, уже заканчивая съемку, я набрался наглости и зашел внутрь единственно уцелевшего корпуса. Плитка на полу, душевые, ступени, перила, все напоминало о проведенных здесь годах. Я увидел, как к нам направилась группа вьетнамцев из трех человек, визуально можно было предположить, что это военные (в повседневном ношении военной формы вьетнамские военнослужащие позволяют себе несоблюдение некоторых ее атрибутов), хотя они и были без оружия. Один из них, отделившись от группы подошел к нам, не улыбаясь!? (вьетнамцы очень дружелюбны к иностранцам и до этого ко мне обращались только с улыбкой на лице). Всем своим видом он выражал глубокое возмущение и надо признать не без оснований. Выговаривая Ба что-то на вьетнамском, он жестом 'пройдемте!', который понятен и без слов, пригласил меня в одну из комнат в этом корпусе. Ба в свою очередь что-то суетливо ему объяснял, кивая в мою сторону. Он попросил мои документы, и я достал прихваченные с собой фотографии того времени. Я объяснил ему, что служил здесь в 84-86 годах.
  Рассматривая фотографии он видимо решив меня 'проверить', сказал, что тоже здесь служил в 85 году в звании младшего лейтенанта, но меня не помнит. Мне в свою очередь тоже трудно было его вспомнить, столько времени уже прошло, и все мы изменились надо думать и не в лучшую сторону. Тогда я стал называть известных мне вьетнамских офицеров по именам и по должности, которые они занимали в то время, а также наших командиров. По его меняющемуся на глазах лицу было видно, что он 'отошел' и 'подобрел', рассматривая фотографии мы стали вспоминать общих знакомых и он стал рассказывать как сложились их судьбы в дальнейшем.
  Посмотрев на фотографию Чанг в первый раз, он отложил её в сторону и ничего не сказал. Показывая ему фотографию Хиена и его старый адрес, который сохранился у меня с тех времен, я тешил себя маленькой надеждой, что смогу найти его, а Хиен в свою очередь сможет подсказать мне, как найти Чанг. Офицер, назовем его Ву, сказал, что по имеющемуся у меня адресу я не смогу найти Хиена, что тот живет сейчас в Хуэ, где он точно не знает, одинок и не женат (что и не удивительно, без всякой иронии).
  Ба начинает бурно пересказывать ему мою историю любви, показывая карточку Чанг. Офицер стал более тщательно рассматривать ее и о чем то стал быстро говорить по-вьетнамски с Ба, который как-то оживился и одобряюще посмотрел на меня. На слух я несколько раз поймал проскакивающее в их бурном диалоге слово 'Камфу' (помните?!). Увязав его в логическую цепочку со звучавшим именем Чанг (как некий ключ к шкатулке памяти), в моем сознании всплыло, как Хиен тогда говорил мне, что ее отправили в Камфу. Перебивая их я спросил Ба, что такое Камфу. Ба ответил, что Ву вспомнил ее, что она вроде как родом из деревушки Камфу и сделал предположение, что может быть там проживают ее родственники. Ву сказал, что она вышла замуж за паренька по имени Фам, которого может быть я знаю так как он служил здесь в бюро обслуживания рядовым и они уехали куда-то далеко на юг. Я, вспомнив двух Фамов, спрашиваю: 'Это который такой маленький, круглолицый весельчак, все время шутит?' Ву рассмеялся, хлопнул ладонью по столу и сказал: 'Точно! Был такой Фам, но не этот, а другой который высокий и худой'. Я тщетно пытался воспроизвести его образ в голове, но получив зацепку уже трудно остановиться, охота началась. Узнав, что деревушка находится всего-то в двадцати километрах, я предложил поехать в эту деревню и поспрашивать соседей, поискать родственников Чанг. Ву тоже решил к нам присоединиться и мы вчетвером (я, Ву, Ба и водитель) отправились в эту деревню.
  Деревушки во Вьетнаме выглядят совсем не так как в российской глубинке - несколько улиц, вдоль которых дома с приусадебными участками. Во вьетнамской деревне домики обычно раскиданы на достаточно большой территории между залитыми водой рисовыми чеками и не всегда можно проехать к ним по узеньким дамбам.
  Оставив меня с водителем в машине, Ву и Ба разбрелись в разные стороны прихватив с собой фотографию Чанг. Спустя часа два, я услышал крики и увидел вдали махающего мне Ба. Когда я подошел к нему Ба взволновано сообщил мне, что 'Ву нашел ее папу и маму'. Мы подошли к небольшому одноэтажному дому, находившемуся в тени заросшего сада. Войдя в дом, где нас ждал Ву я увидел пожилую супружескую пару. Они насторожено смотрели на меня. Я чувствовал себя неловко, осознавая немой вопрос, который можно было прочитать в их глазах: 'Что же ты ищешь здесь чужестранец?' Мужчина протянул руку и пригласил за стол, на котором лежала фотография Чанг. Женщина принесла зеленого чая. Они сказали, что девушка на фотографии их дочь. Я старательно подбирая слова, рассказал что во время службы познакомился с ней и что мы с Чанг были большими друзьями и мне хотелось бы увидеть ее. Родители сказали, что Чанг сейчас живет с мужем и двумя детьми - сыном и дочерью - в провинции Камау, что на Юге Вьетнама. Они достали фотографию пятилетней 'свежести', где она была с мужем Фамом. Разглядывая фотографию, я никак не мог найти ни в ней, ни в нем знакомых мне черт. С фотографии на меня смотрели совершенно незнакомые мне чужие лица. Изображение женщины никак не вязалось с тем милым образом, который сохранился в моей памяти, хотя я понимал, что с возрастом мы все меняемся.
  Увидев сомнения на моем лице, родители предложили связаться и поговорить с Чанг по телефону. Говорить с ней самостоятельно я не рискнул. Мой вьетнамский не настолько был хорош и раньше, а здесь спустя 22 года, без какой-либо языковой практики, на слух, не видя артикуляции живого лица, по телефону, для меня, да еще находящегося в душевном смятении в присутствии ее родителей, физически это уже было невозможно.
  Они набрали ее номер и Ба взял трубку. Поговорив с ней, он говорит мне, что она не верит. Пересказывает мне: 'Шамиль? Из самой России? Этого не может быть. Это провокация!' (Почему она сказала это слово, позднее по ходу изложения Вам будет понятно). Затем трубку взял отец который периодически делал движения в мою сторону по-видимому объясняя ей что, 'да, вот он сидит напротив меня и у него твоя фотография'. Закончив с ней разговор, он передал ее слова, что она хотела бы меня увидеть, если для меня это возможно. Ба стал выяснять место ее жительства. В ходе обсуждения они все пришли к выводу, что самостоятельно мне ее не найти и предложили в качестве проводника-попутчика взять ее старшего брата Хоа, который к тому времени уже подъехал на мотобайке. Понимая некое восточное лукавство в желании родителей, чтобы брат получил возможность встретиться с сестрой, я без всякого сожаления согласился оплатить все дорожные расходы, тем более, как показало будущее, что я не ошибся и без него я вряд ли бы ее нашел. Ба умолял меня взять его с собой, но в этом не было смысла, так как завтра в Сайгоне меня должен был встретить другой гид.
  Вернувшись в Нячанг, я купил для Хоа авиабилет в Сайгон на тот же самолет, которым я должен был улететь 23 июня. Купил и подарки для семьи Чанг. Вечером мне позвонил Ба и сказал, что он рассказал нашим туристам что мне все таки удалось найти Чанг, что вызвало бурю восторга и ликования и как я понял, не очень трезвые соотечественники подняли за меня тост со словами 'русские не сдаются!' (со слов Ба). Признаться, хотя я и не русский, но, черт возьми, мне это было лестно услышать.
  Придя в отель, я достал из холодильника бутылку Смирновской водки, купленной в duty-free, и напился 'по-нашему', как говориться, от избытка чувств и нахлынувших воспоминаний. События уходящего дня дали пищу для 'аналитической работы ума' (Smile). Цепь случайных совпадений была уж слишком невероятна. Случайная встреча с офицером, который оказался в нужное время и в нужном месте - служил со мной в тот же период - случайно вспомнил ее - сделал предположение о месте нахождении родителей - случайно нашлись ее родители... А на фотографии у родителей вроде бы совсем и не она была. Просто есть некие люди, которые утверждают, что та, кого я ищу - их дочь. А вдруг это какая-нибудь афера с сентиментальным иностранцем, ищущим на свою ж... приключения. Я все никак не мог поверить до конца в реальность происходящего. В общем смешав с водкой этот коктейль сомнений, я выпил его залпом и отдался тому водовороту событий, выгребать из которого, в поисках объяснений происходящего, было бессмысленным.
  Утром следующего дня, встретившись в аэропорту Камрани с Хоа, мы в 8-00 вылетели с ним в Сайгон. По прилету нас встретила девушка с весенним праздничным именем Май, которая с лёту защебетала дежурные фразы, с трудом выговаривая мою труднопроизносимую фамилию: 'Я рада вас приветствовать мистер Галяутдинов в Париже Востока - так называют столицу Южного Вьетнама. Сейчас у нас по программе экскурсия по городу, завтра у нас по плану посещение дельты реки Меконг...'.
  Я: 'Стоп! Стоп! Стоп! Все отменяется. Вот Хоа, это брат Чанг', и вкратце излагаю ей всю историю. Она, говоря молодежным языком, обалдевает. Хоа выясняет с водителем маршрут движения в Камау и мы приходим к выводу, что в один день туда-обратно нам не обернутся. Водитель, сперва не разобрав, почему он должен ехать в Камау с ночевой, категорически отказывается от поездки, т.к. утром следующего дня он должен отметиться у хозяйки джипа. Май, несмотря на все ее желание поучаствовать в столь неординарном событии, не может с нами поехать, так как ей не с кем оставить маленького ребенка.
  В общем, в результате мы убили четыре часа на поиски машины, няни для ребенка или переводчика. Ни водители, ни переводчики ехать в Камау не хотели. Мне пытались объяснить, что это очень далеко, глухие районы и что сами вьетнамцы, прожив всю свою жизнь на Юге, так и могут туда ни разу съездить. Хотя по российским меркам 400 км это не расстояние и по моим понятиям их можно преодолеть часа за три-четыре.
  Водитель, в конце концов, неожиданно соглашается, узнав от Хоа, в каком благом деле ему предстоит поучаствовать и узнав о сумме вознаграждения. Май не найдя няню для своего ребенка, находит мне переводчика. Заскочив в гостиницу, я ополоснулся, переоделся, взял необходимый минимум вещей, легкомысленно оставив зарядное устройство для видеокамеры, посчитав, что два полностью заряженных аккумулятора будет вполне достаточно.
  На выезде из города в 13-30 по дороге мы подобрали переводчика, который представившись, попросил называть его просто по-русски Саша. Ехали 10 часов! И я понял почему. На дорогах слишком много мотобайков, велосипедистов и населенных пунктов, где люди просто бредут по дорогам и установлен максимальный скоростной режим не более 60 км/ч. Саша всю дорогу рассказывал про Россию и Казахстан, где он жил и учился. А я про Вьетнам - все, что знал из ее истории и культуры.
  Чанг звонила нам почти каждый час, уточняя наше местонахождение, беспокоясь о нашем самочувствии, интересуясь у Саши, чем меня можно будет кормить. Через реку Хаузанг переправлялись на пароме. По дороге периодически справлялись у прохожих, корректируя дальнейший маршрут нашего движения. Похоже, что Хоа за пять лет забыл дорогу.
  Темнело. Передние фары машины высвечивали в темноте путь. Незаметно мы погружались в ночь. Меня укачало и я вздремнул, сказывались бессонная ночь и душевное напряжение... Стук в стекло машины, распахивается дверь и чьи-то руки вытаскивают меня из машины и трясут. И тут я вдруг узнаю Фама. Да! Из потаенных глубин памяти неожиданно прорисовываются знакомые черты лица тогда еще юного Фама. Это был он! Последние сомнения развеялись. Плоское изображение фотографии не может передать мимику живого лица, хоть и изменившегося за 22 года. Он тискает меня, повторяя 'Самил! Самил!' обхватив меня под мышки и пытаясь поднять мои 90 кг. Для южанина он был достаточно рослым, даже чуть повыше меня. Вместе с Фамом нас встречал его сын Ха. Оказалось, что дорога закончилась и нам предстоит пересесть на сампан (моторную лодку) и продолжить свой путь по протокам и каналам. Провинция Камау, располагающаяся на самом Юге Вьетнама, является крайней юго-восточной оконечностью евразийского континента, которая выступающим мысом делит Индийский и Тихий океаны. До экватора было всего 200 миль, рукой подать. Я нашел ее на краю света, почти в прямом смысле этих слов.
  ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
  КАМРАНЬ
  *ВСТРЕЧА*
  На краю дороги стояла какая-то хибарка, с хозяином которой договорились оставить у него машину и водителя. Но Шон, несмотря на усталость, высказал пожелание продолжить путь с нами. За время десятичасового общения в пути, у нас сложились теплые дружеские отношения, и я видел, как любопытство его раздирало - ему хотелось увидеть кульминацию удивительной истории. До нашей встречи с Чанг оставалось не более часа. Был двенадцатый час ночи.
  Сев в лодку, мы окунулись в мир покрытый мраком. Небо было иссиня-черным. Сквозь листву сплетенных над головой деревьев были видны яркие южные звезды, которые отражаясь в тихой воде, образовывали светящийся туннель. Это было завораживающе красиво, как в космосе: мы проплывали мимо одиноко стоящих хижин, освещенных белым светом, словно мимо планет, где размеренная жизнь населяющих их цивилизаций, казалось, была неизменной на протяжении тысячелетий. Очарованный сказочностью окружающей действительности я был погружен в свои мысли о превратностях судьбы и думал о том, что вот сейчас воды этой реки приведут меня к Чанг так, как будто меня вела рука бога или аллаха... или кого там еще?... грешен, не верую ни в того, ни в другого.
  Ха сидя на корме фонариком выхватывал из кромешно-черной темноты одному ему известные изгибы и повороты перекрещивающихся каналов и подавал команды отцу. По внезапно заглохшему стуку мотора и по толпе встречающих людей на берегу, стоящих в свете ярко-горящих лампочек, я понял, что дорога к нашей встрече длиной в 22 года закончилась. Мои глаза шарили по очертаниям людей, ощупывая их фигурки. Наши, ищущие друг друга, взгляды встретились... В какой-то миг ноги ее подкосились и перегруженное, внезапно обрушившимся потоком воспоминаний, сознание покинуло ее тело. Утомленная сомнениями и измученная беспокойством проведенной бессонной ночи Чанг не выдержала напряжения двухдневного ожидания встречи. Я был потрясен этой ее реакцией на нашу встречу. Люди (соседи и родственники), находившиеся рядом, занесли ее в дом и положили на фан (топчан). Мы, выбравшись из лодки, поспешили следом. Все происходило как в каком-то фильме, зрителем и участником которого я был одновременно.
  Это было чрезвычайно необычно, так как открытое проявление эмоций у вьетнамцев вызывает, в лучшем случае, непонимание. Человек, не умеющий держать лицо в любой ситуации, достоин пренебрежения. Несколько позднее мне показалось, что Чанг была не совсем здорова. Тяжелый изнуряющий крестьянский труд во Вьетнаме не щадит женщин. Сейчас мне трудно найти слова, чтобы описать свое состояние, все было как в тумане. Какая-то отрешенность как защитная реакция психики. Все как-то обрывками. Суета по дому незнакомых людей, говорящих мне непонятно что, беспрестанное похлопывания меня по спине и плечам, белое фарфоровое лицо Чанг, на глазах женщин слезы. А мне приходится сдерживать себя, так как правила восточного этикета и внутренние моральные принципы не позволяют мне оказывать какие-то знаки внимания чужой жене в присутствии ее мужа Фама и главное посторонних людей, чтобы не оскорбить его самолюбие. Один из восточных принципов 'вежливость и взаимное уважение превыше всего'. Необходимо отдать должное и ему самому. С его стороны было понимание происходящего, уважение к чувствам связывающих ранее двух людей, вызванное заботой о близком ему человеке. Вот уж точно чему нам стоит поучится у вьетнамцев, так это их великодушию и терпимости к окружающим их людям. Он очень искренне радовался нашей встрече.
  Меня проводили в душ, где я смыл с себя дорожную пыль и смог привести свои мысли и чувства в порядок. Хотя это было нельзя назвать душем в том понимании, к которому мы привыкли. Отгороженная занавесочкой зона на кухне с дыркой в полу, несколько тазиков с водой и ковшик из которого я ополоснулся. Вместо полотенца кусок хлопчатобумажной материи.
  Дом разделен на три части - гостиная, спальня и хозблок. Обстановка в доме, надо сказать, была очень скудной; из мебели два топчана, шкаф, тумбочка с телевизором, стол и стулья. На стенах из элементов интерьера плакаты с вьетнамскими артистами. Чанг пряталась на кухне, где хлопотала с другими женщинами. В первые минуты она старательно избегала меня, видимо испытывая неловкость за свой обморок, а может из-за присущей вьетнамским женщинам внутренней застенчивости. Вьетнамки чрезвычайно скромны и стеснительны. После 'традиционного' перекура в мужской компании, ожидающей трапезы, мы уселись за стол. Я вручил Чанг, Фаму, дочери Ту и сыну Ха заранее приготовленные мной подарки.
  Как рассказал мне позднее Саша-переводчик, Чанг его очень ругала: 'зачем, мол, ты его 'надоумил' с подарками, он может подумать, что мы его пригласили из-за них'. На что Саша оправдывался, что 'он вообще был не в курсе и что Шамиль купил подарки еще в Нячанге, до того как мы с ним познакомились'. Трогательно.
  За столом были также старший и младший братья Чанг, мать Фама (свекровь!), водитель Шон, переводчик Саша и несколько соседей, которые периодически сменяя друг друга, до самого утра приходили поглазеть на меня. Я так понимаю, для того чтобы рейтинг семьи Фама значительно вырос в их глазах (). На столе была жареная курица, яичница, креветки приготовленные во фритюре, вареный картофель (пища для южан нетрадиционная (это был не ямс и не батат), т.к. на Юге он не растет, как правило его завозят из климатически умеренного Севера), фрукты, на услужливо подвинутой Фамом ко мне тарелке лежало одиноко порезанное на кусочки яблоко (экзотический фрукт для Вьетнама) и пиво со льдом. У меня закралось подозрение, что меню было составлено по рекомендациям Саши данными им по телефону Чанг по дороге сюда. По-видимому, чтобы накрыть такой стол, им пришлось съездить на рынок. Еще мне запомнилось сравнение, которое привел Саша, который как 'эксперт' по российско-вьетнамским отношениям сказал, что 'здесь зарезать курицу для гостя это все равно как у вас в России барана' (скорее всего, он это сказал под влиянием его двухлетнего проживания в Казахстане, нежели в России). В общем, было понятно, что для их семейного бюджета прием иностранного гостя был ощутимым ударом. Они постоянно подкладывали мне картошку, которую я старался не есть, так как я ее не люблю, и удивлялись, почему я ее не ем.
  Забегая немного вперед, в тему расскажу как уже утром Фам дал мне стакан молока которое оказалось сладким. На мой вопрос, почему молоко сладкое, Фам напомнил мне, что когда мы с ним служили в Камрани, мы (льенсо) выходя из столовой иногда угощали их яблоком, яичком или сгущенным молоком. Тогда по каким-то там нормам отпуска продуктов, тем кто служил в тропиках, выдавали молоко, как на вредном производстве -каждый день по банке сгущенного молока. Мы его добавляли и в кашу и в молочный суп и в масло сливочное, но все равно его было так много, что мы меняли или на водку или на сигареты, а иногда и так по доброте душевной подкармливали братьев по оружию. Поэтому в их понимании - ну что должен есть нгя (русский)? - картошку и молоко (почему-то сладкое)!
  Но вернемся за стол. Саша, отобрав у меня бокал пива со льдом, категорически не рекомендовал его употреблять, и попросил налить для меня другой бокал, заботясь о возможных последствиях для моего нетренированного желудочка. На что Фам обиженно возразил, что лед из дождевой воды. Может быть, я излишне подробно все описываю, просто хочется передать атмосферу той душевной теплоты и неподдельной заботы, которой я был окружен.
  Беседы велись на разные темы: об отношениях между народами и культурами, о своей жизни, о детях, вспоминали с Фамом нашу службу и общих знакомых, об американцах (не люблю америкосов и здесь мы нашли общий язык, как говорится, перемыли их косточки). Был я в штатах, учился там, поэтому могу судить об их лицемерии не понаслышке. Их твердолобая уверенность в своей глобальной правоте, как жвачка уже в зубах завязла. Поэтому было над чем посмеяться, над американским 'ступиде' (над их 'тупизмом' значит, stupid по англ. тупой) не хуже чем у Михаила Задорнова, в общем, темы разговоров были разные и мало чем отличающиеся от наших.
  Хочу только отметить, что присутствующие в большинстве своем вьетнамцы, хоть и были малообразованны, но чувствовалось, что это люди очень высокой культуры, представители древнейшей цивилизации, насчитывающей не одну тысячу лет. Никто из них не проявлял нездорового интереса к моему материальному достатку, не задавали вопросов 'А сколько я получаю? Какой у меня дом или какая машина?' и т.д., не было такого любопытства граничащего с меркантильностью 'а чем бы он был полезен мне?', как если бы это было за нашим застольем.
  В разговоре вьетнамцы очень редко излагают свои мысли прямолинейно. Это означало бы проявление отсутствия такта и деликатности. Они все говорили очень образно и витиевато. Вьетнамцы отличаются от нас образом мышления и их суждения не всегда соответствуют нашему мировосприятию. И мне приходилось напрягать извилины, чтобы облечь свои слова в форму достойную содержанию разговора. Если мне удавалось ввернуть какой-нибудь красивый речевой оборот, или выражение позаковыристей, они молча кивали своими головами, словно одобряя красоту подобранных мною слов. Хотя подозреваю, что Саша 'играл' на моей стороне. Ему, кстати, приходилось труднее всех, так как переводил он в обе стороны и не замолкал не на минуту. Я чувствовал себя инопланетянином, прилетевшим с другой планеты, а вокруг меня сидели представители невиданной древней цивилизации. Саша сказал, что белого человека в этих местах не встретить, мы вдалеке от туристических троп и что 'ты навестив их, оказал им такое уважение своим вниманием, как благодать сошедшая на них с небес' (я, правда, заменил одно слово из соображений 'политкорректности', чтобы не претендовать на лавры небожителей, главное по смыслу перевода близко). И если бы не я, он сам сюда - в этот забытый богом, райский уголок континента - ни за что бы, не приехал.
  Свое внимание я старался разделить в равной степени на всех участников встречи, никак не выделяя при этом Чанг, и как мог, дистанцировался от нее на людях - я приехал и уехал, а ей здесь жить. Остаться с ней наедине, чтобы объясниться, не было возможности. Иногда Чанг незаметно легким касанием рук притрагивалась ко мне так, как будто боялась что я призрак, и мой фантом сейчас раствориться в воздухе.
  В какой-то момент спокойное течение нашей беседы прервалось бурным обсуждением чего-то. Все очень эмоционально говорили, Фам стал красным и что-то возбужденно говорил. Саша резко вставил несколько реплик и спор оборвался, все покосились на меня. На мой вопрос, о чем говорили, Саша как-то не очень вежливо ответил, что 'я тебе потом расскажу'. Я остался, как сейчас говорят, в 'непонятках'. Правда, потом все сделали вид, что ничего не произошло. Тогда я тоже не предал этому особого значения и только спустя год после нашей встречи многое мне станет понятным.
  К часам 4 утра все гости и соседи разошлись, остались только близкие родственники. Водителя Шона я почти в приказном порядке отправил спать, т.к. ему было интересно участвовать в разговоре и он никак не хотел уходить спать, а я планировал отъезд на 8 часов и нам предстояла еще длинная обратная дорога в Сайгон. Кому-то из нас надо было позаботится о безопасности. Как-то незаметно не попрощавшись ушла и дочь Ту. Я высказал сожаление, что даже не успел ее снять на фотоаппарат (планировал фотосессию на утро, когда рассветет), правда я успел снять немного на видеокамеру. Мне пояснили, что Ту уехала в город Камау, так как утром у нее должны были начаться занятия в школе, где обучают компьютерной грамотности.
  Очень расстроило то, что сели оба аккумулятора на видеокамере. Я не учел высокую влажность на юге, все контакты быстро окислились, что способствовало их быстрой разрядке. А так хотелось снять на видео, как мы будем возвращаться утром по каналам и протокам! Но были еще 'живы' аккумуляторы в фотоаппарате. Мы просидели на веранде дома за разговорами (бедному Саше мы так и не дали поспать) до самого рассвета. Теперь, согласно этикету, в отсутствии посторонних людей я мог поинтересоваться у них об условиях их жизни, а они со мной, уже как со своим близким и родным человеком, могли поделится своими тяготами и проблемами.
  Вьетнамцы исполнены чувством собственного достоинства и у них не принято делится своими горестями и печалями с посторонними людьми, пытаясь вызвать у тех жалость. Они это могут позволить только по отношению к членам своей семьи. Плакаться в жилетку и жаловаться на жизнь больше присуще нам, чем им. Отчасти это объясняется тем, что в буддизме проявляя сострадание к близкому человеку, ты берешь часть его кармы, соответственно, его бывшая проблема становится уже твоей.
  Они не жаловались, а просто отвечали на мои вопросы. Лодка с мотором, которой очень гордится Фам, словно это Мерседес, с его слов стоит 500 долларов. Точнее для него это как грузовик. Здесь большая разветвленная сеть каналов и проток и очень много рынков на воде. Поэтому его нанимают клиенты для перевозки на ней товаров на рынок. На этом в день он зарабатывает 60000-70000 донгов (в среднем 5 долларов), что с трудом хватает на пропитание семьи (с учетом трех иждивенцев - детей и матери Фама, которая живет с ними). Раньше у них было рисовое поле на приобретение которого они взяли кредит в банке, но постоянные неурожаи принесли им убытки и они обанкротились. Кроме этого работа на рисовом чеке круглый день, согнувшись, по колено в воде, под палящими лучами солнца - это очень тяжкий труд, и Чанг подорвала свое физическое и, как мне показалось, душевное здоровье. Пытаясь как-то выжить, они заняли деньги на покупку озера для разведения пресноводных креветок. Сейчас после продажи урожая, который они снимают раз в три месяца, им удается выручить 2000 долларов, получается в среднем чуть меньше 700 долларов в месяц, которые уходят на погашение долгов, на учебу детей и позволяют им как-то сводить концы с концами.
  Говоря о том, что 'нам уже ничего не нужно' в разговоре 'про жизнь' мы пришли к единому мнению, что всем родителям хочется лучшей доли своим детям. Они меня не о чем не просили, я сам предложил, испытывая желание чем-либо помочь этой семье и ощущая обязательства перед вновь приобретенными волею случая друзьями, по возвращению решить вопрос обучения Ту в России.
  Пришло время расставания. Надо было собираться в обратный путь. Радушные хозяева уговаривали меня остаться еще на 2-3 дня. Фам, пытаясь меня задержать, соблазнял рыбалкой в море с лодки. Я пообещал приехать на следующий 2008 год. Фам сказал, что теперь у меня здесь второй дом и я могу сюда приезжать и жить в любое время когда мне это захочется. 'Никаких отелей, турфирм, покупай билет на самолет и приезжай'. Честно признаюсь, шевелилась в голове шальная мысль остаться, но разум взял верх, да и нельзя злоупотреблять гостеприимством. Когда пришло время садится в лодку, ко мне подошел Саша и сказал, что нам с Чанг надо сесть впереди лодки и только тогда у нас будет хотя бы час времени переговорить с ней наедине, извинившись, что при этом он будет невольным свидетелем нашего разговора, но без него нам было не обойтись.
  С молчаливого согласия остальных провожающих, мы заняли свои места в лодке, как это предложил Саша и отправились в обратный путь. Мне кажется, что они дали нам такую возможность выговорится друг другу. Мы с Чанг сели на одну лавочку, а Саша сел напротив нас. Из-за гула мотора мы наклонили друг к другу свои головы, чтобы было лучше слышно. Только сейчас я мог смыть с себя грязь несправедливой лжи и клеветы, порочащих мою честь и достоинство. Снять с себя груз вины за несовершенное мной предательство. Она сказала, что сперва, по молодости у нее были чувства обиды и горечи, но с возрастом и житейской мудростью пришло осознание того, что я не мог так с ней поступить. Я сказал, что в наши отношения вмешалась политика, и это было специально инспирировано с целью разлучить нас. Она как бы в подтверждении моих слов рассказала, что ее отец был офицером Армии Республики Вьетнам (воевавшей против Армии Северного Вьетнама и партизан Национального Фронта Освобождения Южного Вьетнама), в связи с этим ее семья была отнесена к неблагонадежным, но ее дядя занимал какой-то военный пост в штабе 4-го морского района СРВ (как перевел Саша 'начальник отдела кадров') на базе в Камрани, который и помог ее трудоустроить в бюро обслуживания в поселке ПМТО.
  На фоне 'запятнанной' биографии, ее связь с льенсо линь (советским военнослужащим) вызвала подозрения у спецслужб Вьетнама (Как Саша сказал: 'наше КГБ') в 'заинтересованности' наших с ней отношений (умышленно избегаю конкретных формулировок). Ей 'крепко досталось от командиров' и после многочисленных допросов она вынуждена была выйти замуж и уехать с мужем на Юг, бросив своих родителей (что не очень традиционно, по вьетнамским обычаям молодая семья первые 4 года живет с родителями жены). Теперь понимаете, почему она тогда еще, при первом телефоном разговоре, произнесла слова 'это провокация'?! Ее опасения были понятны, она до сих пор боится преследования. Я говорил ей, что до сих пор сохранились ее подарки (немного слукавил, но действительно до недавнего времени, до ремонта дома у моей матери они хранились), что помню, как она на наши встречи приходила в своей 'нарядно-выходной' зеленой жилеточке. Я понимаю, что всем женщинам вне зависимости от национальной принадлежности нравится, когда помнят такие детали спустя столько лет. Она заплакала...
  Я, сглупив, сказал ей: 'Твоя дочь очень похожа на тебя, она такая же красивая, как и ты была в 19 лет'. Она, беспокоясь о своей внешности, невольно стала поправлять какие-то невидимые, как ей казалось 'выбившиеся', пряди волос, как-то искренне мило, по-женски невинно спросила: 'Теперь я старая и, наверное, не так красива, как прежде?'
  Ответ на такой, прозвучавший с надеждой в ее голосе вопрос, с моей стороны мог быть только один. 'Ты также прекрасна, как 20 лет назад, но ведь и я тоже не молод. Седые волосы и не такой стройный как в 19 лет' (показывая ей на свою голову и выпячивающийся пивной животик). А она в ответ, глядя мне в глаза и прикасаясь к моему животу, говорит: 'Можно я поглажу его, как животик у Будды, может быть я стану счастливой и богатой' (у буддистов существует поверье, что если погладить живот Будды то это принесет тебе счастье и много денег). В общем, слезы на глазах были у всех, включая Сашу и мне трудно вспоминать об этом без слез до сих пор.
  В 9-00 мы прибыли к месту, где оставили свою машину. Мы обнимались и говорили друг друга напутственные слова. Как всегда в таких случаях еще раз уговаривали не уезжать, остаться. Старший брат Хоа, пользуясь случаем, оставался на несколько дней погостить у сестры. Еще раз удивляясь их отношению к нам, помню как все отошли в сторону, оставив нас наедине и я шепнул Чанг 'наши' слова, которым она меня когда-то научила 'Той ньо' (я скучать). Она вспомнила и поняла, улыбнулась и прижалась щекой к моей руке. Саша позже сказал, что у вьетнамцев это степень выражения благодарности.
  Мы, уже втроем, отправились в обратный путь. К вечеру надо было быть в Сайгоне. Утром следующего дня вылет в Москву. По дороге, обедая в одном из придорожных кафе, я напомнил Саше, что он обещал мне объяснить эпизод, произошедший во время нашей встречи, когда Фам начал чем-то возмущаться. Саша нехотя начал рассказывать, что соседи в силу своей душевной простоты и крестьянской прямоты, сказали что Ту очень похожа на Шамиля, косвенно намекнув на возможное родство, что вызвало негодование Фама. Саша одернул их, сказав, что им не стоит это обсуждать в присутствии Шамиля. (У них были сомнения в том, что я не понимаю по-вьетнамски). Саша стал извиняться и добавил от себя, что он испытывает неловкость за своих соотечественников, что это было вызвано тяжелыми условиями их жизни, им всем очень хочется верить в невероятное, что они (соседи) предполагают, что это можно как-то использовать в корыстных интересах, что Шамиль сможет чем-нибудь помочь семье Чанг и т.д. Чтобы я не заблуждался на сей счет признался, что тогда в лодке он по личной инициативе полюбопытствовал у Чанг является ли Шамиль отцом Ту, на что она ответила отрицательно (он мне тогда этого не переводил). Сейчас пытаясь решить головоломку, я осознаю, что в словах Саши может быть доля истины, и в тоже время... а что должна была ответить Чанг чужому для нее человеку (переводчику), тем более, что они до сих пор там боятся своей конг ан (ГБ). Конечно же, я умею считать, и зная дату рождения Ту, еще во время нашей встречи, где-то глубоко в моем сознании, свербела мысль... но она была нежеланной, я боялся ее и гнал прочь. Иначе получалось что Чанг... Иначе не вязалось все... А так не хотелось разрушать то светлое, что сохранилось в памяти о наших встречах, ведь мы тогда были так молоды, почти детьми и чувства и помыслы наши были чисты.
  Опять я покидал эту страну с грузом недосказанности. Время снова пошло вспять. Машина времени начала свой отсчет назад, возвращая меня из путешествия в прошлое. На следующий день 25-го июня я вернулся в Москву. Сказка закончилась.
  Если вас заинтересовало мое письмо, буду рад ответить на все ваши вопросы. С наступающим Новым годом. Нам мей! Всех вам благ.
  
  С уважением, Шамиль.
  Казань
  
  Письмо второе
  Здравствуйте Николай Николаевич! В ответ на Ваше письмо, к сожалению, мне не удалось осуществить свои планы по посещению Камрани в 2008 году. Но я не собираюсь от них отказываться и при первой же возможности обязательно их реализую. Тем более что меня ждут и зовут к себе в гости в Камау близкие и дорогие мне люди. Письма Чанг наполнены нежностью, заботой и щемящей сердце печалью. Мы переписываемся через дочь Ту, у которой есть доступ к Интернету. Иногда мне помогает с переводом Саша, которому я пересылаю наши письма.
  Невероятные события, связанные с нашей встречей на этом не закончились. В августе уходящего года (спустя год с лишним после встречи) Фам признался в своем письме, что Ту - МОЯ ДОЧЬ!!! Конечно, мне пока в это трудно поверить, я понимаю, что участникам нашей встречи очень хочется продолжения сказки и боюсь, как бы это не было плодом их воображения. Условия их жизни достаточно тяжелые и для них, вероятно, я - их шанс изменить их к лучшему. В общем, я не настолько наивен и стараюсь трезво относиться к такому роду новостям. Думаю Вам понятны мои сомнения... ну и если это не так, то я буду только рад тому, что у меня есть старшая дочь. Ту называет меня в своих письмах Ба (отец). Чанг ни в одном письме, ни единого намека на мое отцовство. Страх. В одном из ее писем есть слова признания, что тогда в лодке и сейчас не может сказать многое, что хотела бы, т.к. стесняется переводчика. Я в свою очередь понимаю, что женщин не стоит загонять в угол неразрешимыми вопросами, а лучше указать выход из трудного положения, вот знать бы только где он?
  А теперь еще и мои друзья, рассматривая фотографии и видео, начинают утверждать, что Ту похожа на меня. В общем, я стараюсь пока не 'заморачиваться' на эту тему, а то, как сейчас говорят, у меня крышу снесет. И как Вы понимаете, сейчас у меня нет оснований откладывать в долгий ящик мою поездку и мне еще больше, чем прежде, хочется поставить точку в этой истории. При любом раскладе вне зависимости от того, является ли Ту моей дочерью или нет, я ощущаю на себе обязательства по отношению к семье, возвращенных волею случая мне друзей и сделаю все возможное чтобы забрать Ту к себе в Россию и дать ей возможность учится в российском университете. Что касается Вашей просьбы о размещении на сайте Нят-Нам.ру моего письма-рассказа об этой истории, я не возражаю.
  Понимаю что история невероятна и людям хочется верить, что невозможное возможно. До тех пор пока мы верим в Дедушку Мороза, чудеса случаются. Надо только в это верить. Еще раз спасибо за проявленный интерес к моей истории. Удачи Вам в Новом году. И побольше нам всем ярких и счастливых моментов в нашей такой богатой, на непридуманные сюжеты, жизни. При этом у каждого из нас она своя.
  С уважением, Шамиль.
  
  P.S.
  Давая свое согласие на размещение моего письма на сайте, я осознаю последствия его публичного ознакомления, поэтому обращаясь к читателям и прогнозируя на своем опыте их реакцию, хочу предупредить, что я не стремился поведать какие-то там небылицы - 'дембельские байки'. Эта история не является плодом моего воображения. Описанные в ней события действительно имели место, я пытался предоставить читателям точное изложение событий, используя свои дневниковые записи того времени, герои истории - реальные люди, живущие по сей день, единственно, что я позволил себе, так это изменить их имена. Я пытался не поддаться склонности показать события такими, какими их хотелось бы видеть, и старался их изложить такими, какими они были на самом деле.
  Единственная цель, которую я преследую, рассказывая о тех невероятных событиях, когда родилась моя любовь к этой маленькой, сказочной стране и населяющему ее народу, это может быть научится у них терпимости к чужим принципам и взглядам других людей. Я не настолько самонадеян, чтобы полагать, что у меня получится это сделать. Раскрывая их самобытность, мне хочется, чтобы вы, может быть, изменили свое отношение к этой стране и ее жителям, навеянные страшными мифами о том, что они едят жареную селедку (ничего подобного), что они грязные (неправда, даже нищие в своих рубищах были почище наших, которые потели и очень неприятно пахли), а может быть и полюбили бы ее так, как люблю ее я. Соблюдение основных правил и обычаев помогало мне выстраивать отношения, искать общий с ними язык. Осведомлен - значит вооружен. Может быть эта история любви кому-нибудь из вас пригодится и спасет вас от ошибок.
  Я не идеализирую вьетнамцев, у них свой уклад жизни и совсем немаленькие проблемы маленькой страны, они просто другие и у них разное отношение к другим людям, в частности к нам, как к иностранцам. Не надо их судить, сравнивать с собой, мы слишком разные, просто надо знать и уважать их традиции, если вы находитесь в их стране.
  Иногда я ощущаю себя вьетнамцем и вижу нас их глазами, и мне кажется, что мы менее гармоничны, чем они, какие-то мы странные и нескладные. Мы живем в атмосфере постоянных конфликтов, своих амбиций, в собственном величии и мнимой значимости и перестаем видеть за абстрактными ярлыками живых людей, мне кажется, что они более терпимы к чужому мнению и человеческому многообразию мировоззрений. Из опыта странствий по миру могу утверждать, что Вьетнам это чуть ли не единственная страна, где нас русских (россиян) еще пока любят. Может потому, что мы сами еще не успели здесь нагадить. Относитесь бережно к этой стране, да и вообще ко всему, что нас окружает.
  У поэта Степана Балакина есть такие слова: 'Места, которые покинул навсегда, прекрасны и тем, что там с тобой уже ничего не случится!' А мне от себя хочется добавить, что 'они становится еще прекраснее, если с тобой там что-то все же случается'.
  Той Ию Вьетнам.
  С уважением, Шамиль.
  Примечание модератора
  Фотографии см. на сайте:
   http://www.nhat-nam.ru/forum/viewtopic.php?f=7&t=673
  
Оценка: 8.92*76  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2018