ArtOfWar. Копашин Василий Владимирович. Кандидат в сборную

В жизни каждого человека встречаются люди, которые надолго, а то и навсегда остаются в памяти. И в моей жизни также были такие люди, одни вызывали у меня уважение, другие - отвращение, но в любом случае они были знаковыми фигурами и забыть их, даже по истечению длительного времени, просто невозможно.

Юрка-акула. Я очень уважал этого человека, ну может быть, прежде всего, потому, что в нем было нечто такое, чего всегда не хватало мне самому. Я немного написал о нем в рассказе "Подработка", правда представил его немного в юморной форме, хотя этот герой - герой совершенно иного плана, и мне еще раз захотелось вернуться к нему, правда, в свете уже других, совсем свежих и трагических событий...

Кандидат в Сборную

Часть I - Юрка-акула

Юрка родился в небольшом шахтерском городке на юге Донбасса. О своих родителях он никогда не рассказывал: то ли погибли, то ли "разбежались", но в итоге мальчишку воспитывала и содержала престарелая бабушка и проживали они в маленьком домишке на окраине города.

Детские воспоминания Юрки сводились к следующему:

1. Горы пустой горной, поднятой из угольных шахт - терриконы, которые со всех сторон окружали городок.

2. Угольная пыль, от которой не было спасения. Эта пыль была везде: на подоконниках, на столах, посуде, в белье, в общем - везде.

3. Уличные драки вечно пьяных шахтеров.

4. Любовь престарелой бабушки. Бабушка самозабвенно любила внука и делала все, чтобы они ни в чем не нуждался. И это было самое главное его воспоминание.

Шли годы, Юрка вырос. Крепкого не по годам подростка, бабушка уже не могла не только контролировать, но и содержать: паренек был почти всегда полуголодным. Но самое страшное для подростка было не то, что он плохо питался (этого никто не видел), а то, что он плохо одевался. Шахтеры по советским понятиям были далеко не бедными людьми: они могли себе позволить купить своим детям дорогущие иностранные брюки - джинсы (как называла их детвора - "чухасы") и такие же дорогие рубашки - "батники". На 50-ть рублей бабушкиной пенсии такие вещи, конечно же, приобрести было невозможно, и Юрка часто в своих самых сокровенных мечтах представлял, как он идет по улице под руку с бабушкой в расклешенных джинсах фирмы "Вранглер", в "батнике" той же фирмы, в туфлях с подошвой из белой микропоры (это называлось "на манной каше") и степенно здоровается со всеми своими соседями. Да какое там - джинсы, он из обычных-то штанов вырос, а подслеповатая бабушка этого не только не замечала, но даже перестала понимать. Ей по возрасту самой нужна была "нянька". В какой-то момент мальчишка понял, что настала пора заботиться о себе самому, а заодно и о бабушке, и он начал воровать. С одеждой все разрешилось просто: Юрка отлично знал улицы, подвалы, чердаки своего городка, он хорошо изучил места, где хозяйки вывешивают выстиранное белье и одежду и, дождавшись темноты, обходил все эти места, снимал с бельевых веревок все, что ему было нужно: белье, рубашки, свитера, куртки. С обувью было сложнее, но и эту проблему он решил: забирал себе обувь, которую хозяева оставляли у входных дверей своих квартир. Он никогда не крал одежды и обуви больше, чем ему нужно было на данный момент. В общем, в школу Юрка ходил всегда в чистой выглаженной одежде. С питанием тоже все разрешилось: во-первых - бабушкина пенсия, во-вторых - соседские погреба.

В школе Юрка очень плохо учился, и не потому, что был не способен к учебе, нет. Как раз, наоборот - у него была прекрасная память, он " на лету" схватывал все, что говорилось на уроках, и при всем при этом, у него сплошняком шли двойки и тройки. В общем, он учился ровно на столько, чтобы его переводили из класса в класс. К седьмому классу Юрка выбросил свой школьный портфель, купил одну общую тетрадь на все предметы обучения, которую носил за пазухой. Почему так получилось с учебой, да потому что, во-первых: с Юрки никто и никогда за уроки не спрашивал, практически неграмотная бабушка была просто не способна на это, а во-вторых: в кругу тех мальчишек, среди которых был наш герой, было просто неприлично учиться на "хорошо" и "отлично".

И еще драки. В городке взрослые шахтеры дрались всегда и везде, таким образом, с помощью водки и драк шахтеры снимали стресс, полученный на работе. При этом никакой злобы, в общем-то, у них и не было, очень часто наддавав тумаков друг другу, драчуны снова садились за стол, дружно допивать оставшуюся водку, хотя и часто попадали за решетку за нанесенные друг другу увечья.

Как-то в один из больших религиозных праздников (кажется, это была Пасха), Юрка с несколькими мальчишками наблюдал такую картину: человек двадцать шахтеров дрались друг с другом, причем групп или команд не было, т.е. каждый дрался сам за себя и, одновременно, против всех, а в центре сидел на стуле шахтер-гармонист и "наяривал" "Барыню". "Перерыв", - крикнул гармонист, и все дружно встали, как вкопанные, тяжело дыша и утирая от крови разбитые носы и губы. Гармонист степенно, двумя пальцами, поднял граненый стакан с крепчайшим самогоном, выпил, утер губы, закусил куском ливерной колбасы, поудобней расположил на коленях гармошку и лишь после этого крикнул: "Начали!" Снова "полилась" веселая "барыня", а драка возобновилась с новой силой. К концу драки присоединились пьяненькие вторые половины, и теперь отборный мужской мат перемежался с женскими воплями и визгами.

Поведение взрослых копировали подростки. Мальчишки просто не знали другой жизни кроме той, которую видели. И они так же дрались в школе, на улице и, конечно же, на танцевальных площадках.

К 14-ти годам Юрка почувствовал свою физическую силу, он легко справлялся со всеми своими сверстниками, а к 15-ти годам он уже дрался со взрослыми парнями. Прозвище "Акула" ему "присвоили" одноклассники еще в начальных классах, но окончательно оно утвердилось эдак к классу восьмому. Откуда взялось это прозвище: во-первых - исходя из фамилии нашего героя - Окуленко, а во-вторых - в драках Юрка часто использовал один прием: с небольшого разбега подпрыгивал и бил противника двумя ногами, а потом уже пускал в ход пудовые кулаки, ну вроде как атака хищной акулы. Вот так к 15-ти годам Юрка превратился в "Юрку-акулу" или просто "акулу". Невысокого роста, еще не до конца сложившийся физически, но уже не по годам наделенный физической силой, Юрка-акула стал школьным "авторитетом".

Умерла бабушка. Мальчишка, которому не было и 15-ти лет, не спасовал, не накрыл холодное тело одеялом и убежал, куда глаза глядят. Нет. Обошел всех соседей, пришел к директору школы, а потом - к директору шахты. Зайдя в кабинет директора и, поздоровавшись, Юрка добавил немного тембра в ломающийся голос. Обратился к нему: "Николаевич, бабуля померла, ты уж это, помоги с похоронами-то, нехорошо будет, если не поможешь, бабуля-то - "ветеран", сам понимаешь". "Да, да, конечно, Юра", - ответил директор. А сам еще и подумал: "Мне бы такого парня, а то мой "обалдуй" кроме как писю дрочить ни на что другое больше не способен". В столярной мастерской шахты сделали гроб, крест, там же сварили небольшую оградку. Конечно, похороны организовали взрослые, но Юрка тоже бегал, что-то приносил-относил, что-то говорил, он, как ему казалось, делал все, чтобы бабушку проводили в последний путь достойно. Он не спрятался от свалившейся на него проблемы, он, как ему казалось, делал все, что от него зависело. "Юра, надо посмотреть, как копается могила", - сказала соседка. На городском кладбище Юрка нашел землекопов, которые копали могилу. Как и с директором, он принял как можно более солидный вид и обратился к рабочим: "Мужики, вы уж постарайтесь, надо сделать хоть и дождь пошел, бабулю надо похоронить, достойным человеком была, достойным. Я вас очень прошу". "Да сделаем, пацан, не волнуйся", - ответил один из землекопов. Впрочем, это были не штатные кладбищенские землекопы, а шахтеры, отправленные директором на копку могилы вместо смены в забое, так похороны обходились дешевле.

Перед тем как закрыть гроб, Юрка сказал всего лишь три слова: "Спасибо, тебе, бабуля". После похорон Юрку шатало от усталости, он почти трое суток толком не спал, так уж, урывками. К нему подошла соседка. "Юра, надо бабушку помянуть", - сказала она. "А как же, конечно, как же не помянуть, обязательно надо помянуть, нельзя без этого, никак нельзя, по обычаю надо, бабуля обидится, если не помянуть, достойным человеком была, достойным, меня вот вырастила. Сейчас все сделаем, конечно, сделаем, как же не помянуть, достойным человеком была", - скороговоркой отвечал Юрка и на заплетающихся от усталости ногах побежал к магазину. "Теть Галь, - обратился он к продавщице, - пожалуйста, набери что-нибудь человек на 10-ть, поминки бабушке, слово даю - за все заплачу, только чуть позже". "Да и если не заплатишь, горе небольшое", - ответила та. Шахтеры и их жены в таких случаях всегда выступали дружной единой семьей и как могли помогали друг другу.

Проснувшись на следующий день после похорон, Юрка четко и ясно понял, что он теперь круглый сирота и как жить дальше не знал. "Надо идти в школу, надо закончить хотя бы 8 классов", - подумал он. "Акула" поел то, что осталось от поминок бабушки, засунул общую тетрадь за пазуху и впервые осознанно, а не механически пошел по тропинке, ведущей к школе.

Часть II Детская юношеская спортивная школа (ДЮСШ)

Что ждало Юрку в будущем, да ничего хорошего. Более того, его судьба, казалось, предопределена: детский дом-школа, законченная с грехом пополам-ПТУ-шахта-водка-драка-зона, но, как это иногда бывает, в его жизнь вмешался Его Величество Случай.

Старый и проржавевший по низам "Запорожец" остановился у тротуара. Из него вышел грузный мужчина и сходу крикнул в сторону Акулы: "Эй, пацан!" Юрка сначала не понял, что мужчина обращается к нему, он даже покрутил головой вправо-влево, как бы ища другого собеседника, но рядом никого не было. И он ответил вопросом: "Чаво?" "Ты с железом не хотел бы поиграть?" - задал вопрос мужчина. Юрка не понял вопроса и, мотнув головой, вновь спросил: "Чаво?" "Слышь ты, "чавоколка", штангой, тяжелой атлетикой не хотел бы заняться?" - уже теряя терпение, вновь спросил мужчина. Акула растерялся от неожиданного предположения и просто молчал, тупо смотря перед собой. "Короче, если надумаешь, приходи сегодня вечером в ДЮСШ, спросишь Михалыча. Михалыч - это я, - сказал мужчина и добавил. - ДА, поужинать можешь у нас, вот такие котлеты дают (при этом показал свою раскрытую ладонь), все бесплатно, за счет шахты". И, хлопнув дверцей машины, уехал.

Юрка задумался. После смерти бабушки, оставшись один, Юрка не бедствовал в плане питания: сердобольные соседи подкармливали его, да и продукты постоянно носили, в школьной столовой можно бесплатно пообедать. На будущее - огород засадить картошкой или что там еще, Акула ничего не планировал, т.к. знал, что не сегодня, так завтра его отправят в детдом. В общем, он не голодал, но услышав про котлеты величиной с ладонь, Юрка тут же решил: "А че не сходить-то, да на халяву пожрать".

Так он оказался у Михалыча.

О тренировках я писать не буду. Опытный детский тренер Михалыч делал все как надо, а Юрке неожиданно для самого себя все сразу понравилось: и Михалыч, и все 15-ть пацанов, которые были в группе у Михалыча, и, конечно же, котлеты на ужин величиной с ладонь. А главное - у Акулы все получалось с первого раза. Невысокого роста, с феноменальной, не по годам, физической силой, Юрка был просто создан природой для этого вида спорта.

Через три месяца состоялись первые соревнования. В общем-то они назывались городскими, а реально между собой соревновались мальчишки группы Михалыча, и Юрка стал победителем. Это была его первая награда и пусть эта награда была всего лишь копеечной почетной грамотой, но для Юрки она была дорога тем, что в его жизни наступил новый и совсем неожиданный для него этап.

Михалыч оформил над Юркой опекунство, впрочем, не над ним одним, а еще над двумя такими же, как Юрка сиротами. В общем, "угроза" детского дома для Акулы миновала. И, хотя он продолжал жить в бабушкином домике, но не испытывал никаких трудностей - ни по части еды, ни одежды. Ну, а бытовые вещи...так к ним Акула привык с детства: помыть полы - ну какие проблемы, истопить печку-голландку - и что, сбегай с ведром за углем, который везде валялся и делов-то, постираться-прогладиться - так он с первого класса это делал, приготовить себе покушать - отвари картошку прямо в мундире, нашинкуй селедочки с лучком в тарелку и со свежим черным хлебом...во еда, так еда - с языком проглотишь. Да и к тому же пожилой тренер не оставлял Юрку без присмотра вне тренировок и частенько навещал его в домике. Как-то раз, зайдя в дом, Михалыч застал там шумную компанию, состоящую из двух явных уголовников за накрытым водкой и закусью столом. "Вон отсюда", - не повышая голоса, бросил он в сторону уголовников. "А че такое? Мы в гости к "корешу" пришли", - ответил один из них. Михалыч своими здоровенными лапищами схватил обоих за шивороты и выбросил на улицу, при этом один из них ногой задел входную дверь и сорвал ее с петель. "Я их не звал, они сами пришли, я не пил, Михалыч, дыхнуть могу", - мямлил Юрка. "Юра, иногда надо уметь говорить НЕТ", - бросил тренер через плечо, выходя из комнаты. Месяца через два после этого случая Михалыч построил всю свою мальчишескую команду и коротко сказал: "Дневники к осмотрю". Когда дело дошло до Акулы, тот улыбнулся и сказал: "Михалыч, да этого дневника у меня отродясь не было, да и вообще мне он нахер не нужен", - под общий смех мальчишек закончил Акула. Тренер посмотрел испепеляющим взглядом на переминающегося с ноги на ногу подростка и, буквально выдавливая из себя каждое слово, сказал: "Ну...что же..., я...завтра...схожу в школу и узнаю, как ты учишься". На следующий день перед началом тренировки тренер крикнул в зал: "Окуленко, ко мне!" Юрка знал, о чем будет речь и шел к тренеру с дрожью в ногах. "Значит так, - начал тренер, - у тебя впереди две четверти. К концу года ты переходишь из разряда "двоечников" в разряд "хорошистов", надеюсь, знаешь кто такие "хорошисты". В противном случае ты больше никогда не зайдешь в МОЙ спортивный зал и никогда не подойдешь к МОЕМУ помосту. Более того, я откажусь от опекунства и отправлю тебя в детдом, потому что выпивохи с уголовниками и двоечники мне, как ты вчера выразился, нахер не нужны!" И Юрка засел за учебники, сказать, что очень уж тяжко ему было наверстывать упущенное, да нет. Имея прекрасную память и хорошую остроту мышления, Юрка относительно легко догнал своих одноклассников. В учебе он открыл для себя простую систему: все, что говорит учитель на уроке, надо выполнить, ну вроде как установки тренера, это касается домашних заданий, внеклассных чтений, ну и так далее, и тогда все пойдет нормально. Как-то незаметно для самого Юрки, у него все меньше и меньше оставалось "двоек" и "троек" и все больше "четверок". Третью четверть Акула закончил "хорошистом" и до окончания 10 класса ниже этой планки он уже не опускался, но это чуть позднее, а пока Акула с опаской подошел к тренеру и, подсовывая ему на стол свой почти новый дневник, заикаясь, проговорил: "Ми-ми-михалыч, вот дневник, в "хорошисты" вышел... по Вашей установке". Тренер буквально взорвался от смеха, а потом, успокоившись, сказал: "Ну, вот и хорошо, Юра, а то "разхеракался" мне тут. А теперь иди и выполняй установку на сегодняшнюю тренировку".

Через год с небольшим после начала тренировок, выиграв все соревнования в которых ему пришлось участвовать (от районных до областных), а так же, набрав какие-то килограммы и сдав какие-то минимумы, (здесь специалисты лучше меня знают) Юрка-акула стал кандидатом в мастера спорта. А еще через два года, взяв "Золото" в соревнованиях в Болгарии, Юрка стал МАСТЕРОМ СПОРТА.

Один и тот же год для Акулы ознаменовался тремя событиями: первое - он успешно окончил среднюю школу, второе - стал мастером спорта и третье - ему пришла повестка из военкомата, Юрке исполнилось 18 лет. С кем и где договаривался Михалыч, Юрка не знал. Его вызвали в кабинет военкома, за накрытым всякой всячиной столом сидел чуть-чуть пьяненький полковник и еще какие-то люди, а сзади с полотенцем в руках стоял Михалыч. "Значит так, - изрек полковник, - будешь позорить нашу страну на международках, я загоню тебе в стройбат, и у меня есть еще на это целых 9 лет. Давай, вали отсюда", - закончил он. И Юрка продолжал тренировки.

Из группы мальчишек, в которую пришел Акула, не осталось никого, т.е у Михалыча была группа подростков, но это, конечно, были другие ребята, а Юрке дали небольшое помещение в здании ДЮСШ, и он занимался один, выполняя установки тренера.

Как-то на одной из тренировок Юрка услышал из-за полуоткрытой двери взволнованную речь Михалыча: "Леня, я тебе говорю - самородок, талант, такие раз в 100 лет рождаются. Посмотри, Леня, посмотри". Дверь помещения открылась, на пороге стоял прославленный Олимпийский чемпион - Леонид Жаботинский.

"Ну, давай, талант-самородок, показывай что можешь. Давай начнем с такого веса", - и Жаботинский назвал вес, который предстояло взять Акуле. Юрка про себя ухмыльнулся, этот вес он брал чуть ли не на каждой тренировке. Это было его "Проходка", т.е. максимальный вес, взятый на тренировках. "Рывок, толчок?" - спросил Акула. "На твой выбор", - ответил Жаботинский. Через минуту вес был взят.

"Ну а вот такой, возьмешь?" - снова услышал Юрка за своей спиной. Именно такой вес Акула взял в Болгарии. А еще через пару минут, и этот вес был взят. "Ма-ла-дец!" - снова услышал за спиной Акула. "А как на счет такого веса?" - усмехнувшись, спросил прославленный чемпион. Юрка такого веса никогда не брал, даже не подходил к нему близко, ну может только отчасти потому, что Михалыч не разрешал ему брать что-то запредельное, боясь искалечить парня. Юрка краем глаза увидел, как за спиной Жаботинского побледнел его наставник.

Акула пару минут ходил около штанги, необходимое количество "блинов" на гриф навесили мальчишки из группы Михалыча, которые хоть этим хотели подчеркнуть свою причастность, к такому событию как приезд в их школу прославленного спортсмена. Акула вновь обошел штангу, чисто механически протер подошвы своих штангеток ¹ канифолевым порошком, так же механически протер ладони рук магнезией. "Да ладно, не надо, я просто пошутил", - махнув рукой, произнес Жаботинский. Но Юрка его уже не слушал, он полностью сосредоточился на лежащем пока еще на помосте снаряде. Медленно подошел к штанге, принял исходное положение, так же медленно опустил кисти рук на гриф, захват в "замок", толчок и "А-а-а-а! - закричал от страшной тяжести Акула, перед его глазами поплыли красные круги, - А-а-а-а!!" - продолжил кричать Юрка, и...штанга оказалась чуть ниже подбородка. Юрка чувствовал, что "поплыл" (гриф штанги сдавил сонную артерию). От этого "поплыл" есть только одно опасение: чуть-чуть полуприсев резко вытолкнуть спортивный снаряд вверх. Акула тысячу раз проделывал это, а пока он готовился к этому: "Уф-уф-уф-уф". И снова: "А-а-а-а-а!!!" - и штанга оказалась над головой. А теперь надо зафиксировать вес. Акула был в полубессознательном состоянии, от шума в ушах он ничего не слышал, но снаряд надо удержать над головой положенные секунды, иначе вес не будет засчитан, это всего лишь несколько секунд, но "всего лишь" - это для постороннего наблюдателя, а для спортсмена - целая жизнь. "Вес взят", - сказал Михалыч, но Акула ничего не слышал, он продолжал держать штангу над головой. Михалыч метнулся к выключателю и включил белый свет, что означало - удачный и засчитанный подход и только после этого Акула бросил штангу.

Штанга с грохотом упала на помост. Жаботинский молчал, потом также молча пошел вместе с Михалычем к выходу. "А тебе ни о чем не говорит последний вес, который взял твой "Самородок"?" - спросил он Михалыча. "А чего же не говорит, говорит, - ответил тот, - именно этот вес ты взял на Олимпийский играх и стал Олимпийским чемпионом в противостоянии с Власовым". "Власов на меня до сих пор обижается, говорит, что я его обманул, - продолжил Жаботинский, - а я его не обманывал, я просто знал, что этот вес он не возьмет, а вот твой сопляк, даже не имея никаких олимпийских мотиваций, этот вес взял и взял относительно легко". "Ты знаешь, - продолжил Жаботинский, - а ведь с того времени, когда я взял этот вес, в мировой тяжелой атлетике почти ничего не изменилось, мой рекорд по-прежнему на одной из самых высоких планок". "Леня, - начал Михалыч, - помощь твоя нужна. Ты же увидел потенциал парня. А он ведь не участвовал ни в одном серьезном соревновании, ну юниорские там, да какой там хрен, в Болгарию и то всем "миром" собирали, спасибо шахте, он ведь с 16-ти лет каким-то рабочим числится, зарплату получает, а то вообще "кранты". Ведь за границу парня отправляли, все новое надо было покупать: это и поясной ремень, и штангетки, и трико, и одежду компрессорную, фиксаторы, да просто обычную одежду, он же сирота. Не будем же в тряпье его болгарам показывать. В Ростов пришлось ехать за всем этим снаряжением, у нас ведь здесь откуда".

"Мастер спорта - не участвовал ни в одном крупном соревновании?" - удивленно спросил Жаботинский. "Да, - ответил Михалыч и продолжил, - но он способен выиграть любое соревнование и любой чемпионат". "Да это я и без тебя понял, - ответил Жаботинский, - сегодня же свяжусь с федерацией тяжелой атлетики, а вообще-то, Михалыч, спасибо. Кажется, ты нашел того, кто заменит Власова, ну не знаю точно как насчет Власова, но вот на счет меня, судя по тому, что он с легкостью взял мой рекорд, заменит точно".

Акула сидел на банной скамейке раздевалки. Расслабленно закрыв глаза и опустив руки. К нему подошел Михалыч, сел рядом и тихо спросил: "Сынок, ты как?" Юрка не удивился обращению "сынок", они давно с тренером были в отношениях "отца-сына", но вот так напрямую как-то не приходилось, а тут напрямую "Сынок, ты как?" и Юрка даже не задумываясь, скорее механически, ответил: "Да все нормально, БАТЯ, все нормально".

У Михалыча не было сыновей, кажется, была дочь от первого брака, а у Акулы вообще не понятно, что с родителями, он никогда не называл кого-то матерью или отцом. И в результате обоим было приятно: одному называть совершенно чужого парня "сыном", а другому вдвойне приятно называть понравившегося ему человека - отцом, а точнее БАТЕЙ.

"Бать, - повернув улыбающееся лицо к Михалычу, проговорил Акула, - ну и "шутки" у этого твоего Жаботинского, пока брал его заяву, чуть не обоср..ся. Ты уж в следующий раз меня предупреждай, я хоть обед не весь съедать буду, перед тем как". "Сынок, - ответил Михалыч, - это был его олимпийский рекорд". Юрка был ошеломлен ответом, он как-то нервно приглаживал волосы на голове, двумя руками тер коленку, потом встал и ходил туда-сюда, а потом резко остановился, посмотрел на Михалыча и, не отводя немигающего взгляда, четко и ясно сказал: "Батя, а я ведь смогу и больше".

Через пару месяцев Юрку официальным документом пригласили в СКА-Ростов, на этой базе уже несколько лет, как-бы по традиции, собирали кандидатов в сборную СССР.

Перед отъездом между "отцом" и "сыном" состоялся очень серьезный разговор, которого оба боялись и откладывали до последнего. "Юра, - начал Михалыч, - если ты войдешь в основной состав Сборной..., то понимаешь,...тебе как бы индивидуальный тренер вроде бы положен...я...как бы, не напрашиваюсь...да куда уж мне в "калашный" то ряд...", - и тренер замолчал. Акула все прекрасно понимал, он ждал этого разговора. Предстоящая перспектива и радовала, и пугала его. Радовало то, что он выходил на новый уровень и в скором времени может выбирать себе тренера или вообще отказаться от него. Юрка понимал и своего Михалыча: ну, какой тренер не мечтает воспитывать хотя бы одного СВОЕГО чемпиона. Приняв простоватое выражение лица, Юрка ответил Михалычу: "Бать, это ты сейчас об чем? Какие у тебя сомнения? Со мной ты начинал, и продолжать тебе. Я обязательно пробьюсь в Сборную и сразу вызову тебя. Да я и не смогу без тебя, ты после смерти бабули - единственный родной мне человек, больше у меня никого нет". Акула так привязался к Михалычу, что считал его самым близким родственником. Ну а пожилой тренер смотрел на сидящего перед ним Юрку и, пожалуй, впервые для себя увидел красивого молодого человека. Это уже был не тот сопливый подросток, который пришел к нему, "пожрать на халяву", а мощный 110-ти килограммовый атлет, с такой же мощной "бычьей" шеей, да к тому же розовощекий и улыбчивый. "А парень то удался не только силой и статью, но и умом и тактом", - подумал Михалыч. А вслух взволнованно сказал: "Ладно, ладно, Юра, ладно, на том и порешали. Все, все, все, закончим на этом, закончим".

Часть III СКА - РОСТОВ

Даже через много лет Юрка не любил вспоминать свою ростовскую "эпопею".

В СКА - Ростов он был уже несколько месяцев. За это время он успел поучаствовать в соревнованиях в Германии, Венгрии, Польше, правда, это были второстепенные соревнования ну типа "Спортивные состязания дружественных армий стран Варшавского Договора". Все соревнования Акула выиграл.

Но его почему-то упорно не допусками на крупные состязания, его не заявили даже на чемпионат России, кто-то очень не хотел, чтобы молодой спортсмен выступал в основном составе Сборной, хотя Юркины показатели были лучшими, да и объем нагрузки² был так же самым большим. Взаимоотношения между спортсменами также были своеобразными: не было ни склок, ни скандалов, но как-то перед тренировкой в раздевалке полез Юрка в свой шкафчик за своим любимым тяжелоатлетическим трико, которое пред отъездом купил для него Михалыч, а оно оказалось изрезанным. А в другой раз, уже после тренировки стал надевать ботинок, а в него кто-то опорожнил свой мочевой пузырь, грубо говоря - нассал. Но самое неприятное для Акулы - был запах в туалете. Спортсмены сплошь и рядом употребляли анаболики, естественно вся эта гадость частично выводилась из организма через мочу и кал и от этого в туалете стояла специфическая вонь, от которой Юрку буквально рвало. Сам Акула эту гадость не употреблял: во-первых, Михалыч очень не советовал, а во-вторых, у него просто не было таких денег, чтобы покупать эти таблетки на "черном" рынке СКА. И еще, с чем столкнулся Юрка, соревнуясь с молодыми перспективными спортсменами - кандидатами в сборную, это негласные договоренности между спортсменами. Все понимали, что Акула самый сильный из них, но ведь остальным тоже хотелось попасть в Сборную и некоторые прямо говорили: "Юрец, ты первый и это бесспорно, но не "отрывайся" далеко от нас". Это означало, чтобы разница взятого веся по сумме подходов была небольшой и исчислялась, ну скажем, килограммами, Акула же мог нагнать эту разницу в несколько десятков килограммов. Он даже поделился своими сомнениями по телефону с Михалычем, на что тот ответил: "Я не знаю, Юра, могу лишь тебе сказать, что два "мудака" - Юрик с Ленчиком (здесь имеются ввиду Ю. Власов и Л. Жаботинский) тоже договорились на Олимпийских играх, а в итоге превратилась в пожизненных врагов. В общем, решай сам".

А еще Юрка очень скучал по Михалычу и по маленькому бабушкиному домику. Юрка никогда надолго не выезжал из своего городка, а если выезжал, то с кем-то. В Ростове же он оказался один, порой тоска по дому так сжимала сердце и душу Акулы, что он как мальчишка готов был разреветься где-нибудь в укромном уголку. Но как бы тяжело не было, Юрка твердо верил, что не сегодня, так завтра он будет выступать в основном составе Сборной. "Они не смогут меня долго отодвигать, я все равно "прорвусь"", - думал Акула. К тому же он несколько раз ловил на себя внимательные взгляды главного тренера Сборной. В общем, все шло к тому, что Юркина мечта в ближайшем будущем должна осуществиться, но...опять вмешался в его жизнь ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СЛУЧАЙ, правда на этот раз он ничего хорошего Акуле не принес.

Часть IV Крупные неприятности

Все молодые спортсмены проживали в одной из ростовских гостиниц, заняв почти целый этаж, питались в той же гостинице на первом этаже. Юрка жил в двухместном номере вместе со штангистом из Красноярска. Спокойный и меланхоличный парень также подавал большие надежды в тяжелой атлетике, правда в совершенно другой весовой категории и конкурентом Акуле не был. Режим, не сказать чтобы был очень жестким, да нет, по крайней мере по комнатам после 22-ух часов никто из тренерской группы не ходил с разными проверками. Этим, конечно, многие пользовались, приводя в свои номера и "сестер" и "жен", а то и просто потихоньку пили водку. Некоторые на этих делах "погорели", они и думать не могли, что на них может "стукануть" сосед по комнате, а чаще всего милая улыбчивая девочка - дежурная по этажу. Собрав свои вещи, несостоявшиеся члены Сборной уезжали туда, откуда приехали. Таким образом, уже за первые полгода спортсменов осталось ровно наполовину меньше. Ну а что касается Акулы и его соседа, то они оба приехали в Ростов не для того, чтобы просто прокатнуться, а для того, чтобы, в конечном счете, стать ЧЕМПИОНАМИ. Поэтому максимум, что они позволяли себе сверх того, что положено, это круто заваренный час с черным хлебом и кусками докторской колбасы - по вечерам после ужина. К слову сказать, это и вовсе не запрещалось.

Вот за этой колбасой (да будь он трижды неладна) поздно вечером Юрка и отправлялся в ближайший магазин.

Уже подходила Юркина очередь, когда в магазин быстрым шагом зашел крупный мужчина лет 30-ти. Он, не обращая внимания на очередь, подошел к продавцу и начал что-то заказывать. "Вообще-то здесь очередь", - произнес Акула. Мужчина посмотрел на него как на пустое место и продолжил свой разговор с продавцом. "Вообще-то здесь очередь", - снова произнес Акула. "Ты бы рот закрыл, толстожопый", - ответил мужчина. Завязалась словесная перепалка, после чего мужчина с улыбкой подошел к Акуле, и через мгновение Юрка оказался лежащем на полу. "Ты чего?" - крикнул Акула, но мужчина его уже не слушал и бросал то через голову, то через плечо, то еще как-то, в общем, Акула видел перед собой то пол, то стены, то потолок. "А ведь он сейчас что-нибудь мне сломает, и тогда прощай Сборная", - подумал Юрка. И он ударил, ударил один раз, но двумя ногами с короткого разбега и прыжка как делал когда-то в уличных драках. Мужчина буквально "влип" в стену и затих на полу. Пришлось срочно вызывать скорую, которая и увезла его напрямую в реанимацию. Акула не спрятался, не убежал и в дежурной части милиции все подробно рассказал в твердой уверенности своей правоты. И только здесь, в милиции, от дежурного следователя он узнал, что тот самый крупный мужчина не кто иной, как майор милиции, восходящая звезда по самбо местного РОВД. Юрка переночевал в "обезьяннике", а наутро чуть ли не все сотрудники РОВД по очереди подходили к решетке поглазеть на пацана, который "конкретно окучил и вырубил" их "восходящую звезду". Акула надеялся, что утром разберутся и его отпустят, но его не выпустили, а наоборот поместили до суда в камеру. Юрка надеялся на суд. На суде разберутся, оправдают, но на суде он услышал и "Нападение сотрудника...", и "Превышение мер необходимой обороны...", и "Причинение тяжких телесных", и все это из уст судьи и гос. обвинителя. Статьи, статьи, статьи и статьи. На беду, у майора в результате Юркиного удара действительно что-то оторвалось, его оперировали, в местной газете напечатали хвалебную статью о нем, как о непримиримом борце за правопорядок. И это все только усугубило положение Акулы. "Да какое там "нападение", - кипятился Юрка на суде, - да просто очередь не поделили. Но он же первый начал, я просто попросил его, чтобы он встал в очередь и травму ему я случайно нанес, продавщицу спросите, она же все видела...".

Продавщицу спросили, и она...дала показания против Юрки. Конечно, СКА вступились за Акулу, прислало в суд какое-то письмо, мол и спортсмен перспективный, и если надо на поруки возьмем, да и по комсомольской линии накажем, но в целом ничего не помогло, и Юрка получил пять лет лишения свободы. Как выразился на одном из свиданий Михалыч: "Они (милиция, прокуратура, суда) друг друга в задний проход имеют, и задний проход друг друга прикрывают".

Ошарашенный и одновременно какой-то опустошенный приговором, Акула держался обеими руками за решетку и смотрел на судью. "Пять лет? За что? За то, что не дал себя унизить, опустить ниже плинтуса и вытереть ноги? Кто определил, что этому майору можно хамить и гадить где ему вздумается, а мне нельзя даже ответить? Закон? А кто писал такой Закон, такой же майор, под себя писал, чтобы удобнее было ему жить и беспредельничать", - думал Акула, держась за решетку. Молнией пронеслась в его голове мысль: "А ведь это ВСЕ, ВСЕ. Больше никогда не будет штанги и помоста, чемпионатов мира, Олимпийских игр, не будет рекордов и медалей, не будет в жизни никогда Сборной, и он навсегда останется на своей высшей спортивной ступеньке - кандидатом в Сборную. А еще не будет элементарного уважения общества к нему, потому что уважение к уголовнику не может быть даже в принципе".

Юрка перевел взгляд в глубину зала и увидел Михалыча. Пожилой тренер сидел на последнем ряду, положив большие натруженные руки на колени, и широко раскрытыми глазами смотрел на своего воспитанника. Так они, смотрели друг на друга все понимая, и ничего не говоря, а только думая. Акула прекрасно понимал, что у пожилого тренера в одночасье рухнули все чаяния и надежды связанные с ним, что Михалыч никогда не будет тренером одного из членов Сборной и у него никогда не будет Своего чемпиона. Михалыч же тоже понимал, что на этом Юркина спортивная карьера закончена. Даже если вдруг у него будут условия для тренировок в местах "отдаленных", то у него уже точно не будет соревновательной практики, а это в большом спорте одно из самых основных составляющих, а значит, он не будет расти как спортсмен, да и просто ему было чисто по-человечески жаль этого большого, бесхитростного, умного парня. И Михалыч...заплакал.

Акула никогда не видел своего "батю" плачущим, скорее наоборот, считал его человеком жестким и особо не подверженным разным там "сентиментам", а тут увидел крупные слезы, катившиеся по его щекам и трясущийся подбородок, да и вообще, Михалыч как-то разом постарел. И Акула не выдержал, он страшно закричал как смертельно раненный зверь: "А-а-а-а-а-а-а-а!" И одновременно двумя руками с нечеловеческой силой рвал сваренную из арматурных прутьев решетку так, что вибрация предавалась даже стенам. Он не видел побледневшую женщину-судью, забежавшую в зал дополнительную охрану, он продолжал кричать: "А-а-а-а-а-а-а-а! - и обессиленный, и, в общем-то, "убитый", он опустился на пол решетчатой клетки, выдохнув при этом: - У-у-у-у-у-у-у-у-у-ух...-х-х-х!" И еще добавил одними губами: "Батя, прости".

Еще мальчишкой Юрка очень часто бывал на заседаниях судов. Шахтеров, как правило, за "хулиганку" судили много и часто, чуть ли не треть мужского населения городка имело в своем "активе" различные сроки. Выездные заседания проводились в поселковом клубе, а чаще всего прямо на улице, поэтому пацаны могли наблюдать, что ТАМ происходит сидя на заборе или на дереве. Мальчишки с нетерпением ждали самого, в их понимании главного: как поведет себя осужденный после оглашения приговора. А вот здесь было на что посмотреть: некоторые осужденные, не мудрствуя лукаво, просто затевали драку с милицейской охраной, другие пели матерные частушки или блатные песни, а один умудрился снять с себя штаны и показать уважаемым членам суда голую жопу, а всем присутствующим половой член, в общем, угодил и тем и другим. Уходить на зону надо было, не теряя лицо, кажется, это называется уходить с "понтами" или что-то в этом роде, специалисты в этой области могут меня поправить.

Юрка понимал, что все это выглядит смешно и глупо, что он не такой уж "урка", чтобы следовать каким-то зэковским правилам, но как поступить по-другому Акула не знал и, протягивая руки под наручники, он заорал: "Па-а-а-тындре-па-жалезной дорогхе-где-мчица-пооо-ист-Варкута-Ленингхрад". Акуле казалось, что именно так он должен уходить за решетку на долгие пять лет.

До этапа его поместили в камеру, в которой кроме него было еще трое уголовников. В "хате" "Смотрящий" спросил: "Как зовуть?" "Юра", - ответил Акула. "Погоняло есть?" - снова спросил Смотрящий. "Есть. Акула", - ответил он. "Ну, о твоих делах мне известно, - начал Смотрящий и, повернувшись к сокамерникам, продолжил: - Кореша, он одного мента поганого так "окучил", что тому в больничке пол "ливера" вырезали. Жалко, что это падла, сука легавая не подох, сейчас завтракает, обедает и ужинает микстурой". По камере пронеслись звуки одобрения. "Занимай нижнюю шконка, а ты (при этом он повернулся к одному из уголовников) - наверх, - произнес Смотрящий, и снова к Юрке: - а то еб...ся с непривычки сверху на кого-нибудь из нас - раздавишь как лягушку", - намекая на габариты Акулы, под общий смех закончил уголовник.

Первые два дня Юрка ничего не ел, отдавая свою тюремную пайку сокамерникам, в горло ничего лезло. "Не переживай кореш, и там можно жить. У меня вот скоро пятый купол³ на груди колоть будут, - как-то поздним вечером сказал Смотрящий и добавил: - А " хавать ⁴ " надо, особенно тебе, в тебя ведро щей зараз влей и ни в одном глазу". О еде уголовники говорили много и часто, тюремной еды им явно не хватало, а "подогрева" ⁵с воли у них ни у кого не было. Все эти рассказы об уголовно-тюремном братстве, обыкновенная хрень и туфта, и Акула это понял почти сразу. Тюремный общак ⁶ был далеко не для всех: одни катались как сыр в масле, заказывая себе обеды из ресторана, другие же удовольствовались тюремной пайкой. "Скорей бы на зону, - поддержал Смотрящего другой сокамерник, - там хоть общак кам-кам ⁷ поможет, хоть "чифиря"⁸ вволю напиться можно". "Только не в "Красную"⁹ , а то там "Кум"¹⁰ заставит вместо чифиря собственную мочу пить" - добавил третий уголовник.

Все четверо осужденных ждали своего этапа¹¹. Делать было нечего, и чтобы как-то убить время один из уголовников спросил Юрку: "Акула, а на руках стукнуться слабо?". "Чего? Я не понял", - переспросил Юрка. "Ну, побороться на руках, как это называется, - шевеля губами проговорил сокамерник, - води...боди...дильдинг или вильдинг, или как-то еще там". Акула, усмехнувшись, подсказал: "Ты хотел сказать армрестлинг". И рука "Водибоди" через пару секунд была плотно прижата к столу. "А со мной?" - спросил Смотрящий. Юрка пожал плечами - мол, да, пожалуйста, и через несколько секунд и его рука была повержена. "Ух, ты! - только и проговорил он. - Ну, прямо, как прессом".

Как-то ночью, дверь камеры открылась и охранник, растолкав Юрку, коротко бросил: "Пошли". Акулу долго водили по этажам и переходам пока не очутились около двери другой камеры. "Заходи", - сказал уже другой охранник. Юрка оказался в камере больше похожей на гостиничный номер: вместо шконок стояли кровати с панцирными сетками и деревянными спинками, в углу стояли телевизор и холодильник, на стене висел большой ковер, даже унитаз и тот был огорожен кабинкой с дверью. За длинным полированным столом сидели разрисованные разными татуировками человек пять уголовников. "Присаживайся", - проговорил один из них, на веках которого было наколото тату "Спи спокойно". "Как они эту хрень делают?" - подумал Акула, имея в виду тату на веках. "Ну, давай, - снова сказал этот же уголовник, поудобней усаживаясь, и, готовя руку для борьбы, а через минуту красный от натуги он отряхивал ладонь правой руки, приговаривая при этом: - Ну и ну, ну и ну!"

А еще минут через 20-ть Юрке проиграли все остальные находившиеся в камере. Акуле вручили два больших бумажных пакета с различными продуктами: палки сырокопченой колбасы, сгущенка, тушенка, яблоки, несколько пачек чая, 3 блока сигарет. "Бери, честно выиграл", - сказал тот самый уголовник со "Спи спокойно" на веках.

В своей "хате" его ждали сокамерники, не спали, они прекрасно знали, куда увели Акулу, но до поры, до времени молчали, а теперь ждали результата. Акула положил оба пакета на стол перед Смотрящим - это в общак, себе взял всего лишь одно яблоко. Когда пакеты были открыты, уголовники "ахнули", они давно не ели ничего подобного и каждый из них хотел как-то выразить свое уважение и благодарность Юрке. "Ну ты, Юрец, "молоток", ну вот прям "молоток", ну вот прям Человек, вот Че-ло-век и все тут, вот прям Кореш настоящий, ну вот прям "молоток", "молоток", "молоток"! " - быстро говорил один из уголовников, используя свой скудный словарный запас. Второй сокамерник быстро подошел к Юркиной шконке и зачем-то аккуратно заправил одеяло. Даже Смотрящий, уголовник с большим стажем и тот был доволен: во-первых, в "хате" появилась "хавка ¹² ", а это, естественно, укрепляло его авторитет; во-вторых он, как бы угодил "паханам" из той самой люкс камере, найдя для них развлечение и дополнительный источник дохода; а в-третьих, он был доволен и собой: ведь именно он, как бы "нашел" Акулу, ну, в общем, чуть ли не воспитал такого парня, "выпествовал" так сказать, научил жизни, и все это ОН - Смотрящий камеры. Уголовники не спали почти всю ночь, они курили, ели и снова...ели и курили, а заодно травили байки про зоновскую жизнь.

Некурящий Юрка заметил одну вещь: уголовники никогда не выбрасывали докуренные сигареты ("бычки") в "парашу"¹³ , они аккуратно все складывали в отдельную баночку. Каждый "бычок" потом раскатывался, из всего находящегося там делалась своеобразная папироса, которая пускалась по кругу. Смотрящий строго-настрого запретил курить целые сигареты до тех пор, пока банка для "бычков" не оказывалась пустой. И это было одним из первых уроков для Акулы: жить экономно, для того, чтобы эта жизнь могла продолжаться в будущем.

Последующие три недели пролетели для Юрки как в тумане. Его водили по камерам и днем и ночью, и он "валил", "валил" и "валил", он не проигрывал ни одного единоборства, а его камера буквально была завалена дефицитными продуктами, которые невозможно было достать на "воле". И Смотрящему пришлось каким-то невероятным образом раздобыть в камеру холодильник, чтобы все это великолепие просто не испортилось. Да чего там греха таить, Смотрящий потихоньку делился этими продуктами даже с охраной своего блока, понимая, что охранники такие же простые люди и живут они так же плохо, как и все советские люди. Но самого главного Юрка не знал. Заработал подпольный тюремный тотализатор, на кон ставили десятки тысяч рублей, на эти деньги можно было в советские времена купить несколько кооперативных квартир и, проходя по коридору в очередную "хату", Юрка все чаще и чаще слышал краем уха: "Братэлла, ты уж постарайся, ты уж не подведи, не проиграй!" И он не проигрывал. Наверное, самое главное для Юрки в этой истории было не то, что появилась у него и его сокамерников хорошая еда и даже не то, что Смотрящий под его подушку подкладывал чуть ли не ежедневно кругленькие суммы денег, да нет, главное для Акулы было то, что он снова на СОРЕВНОВАНИЯХ, пусть вот и на таких, своеобразных, и он снова ПЕРВЫЙ. И Юрка после суда начал, как бы это сказать, отходить что ли, нет - оттаивать душой. Да, он понимал, что впереди долгие пять лет в колонии, но вот как-то стало легче, это очень трудно объяснить его состояние, но ему каждый раз вспоминались слова Смотрящего: "Люди и там живут". Для чего живут, зачем живут, Акула таких вопросов сам себе не задавал, да просто ЖИВУТ и все тут. "Я все равно прорвусь", - думал Акула, куда и зачем ПРОРВУСЬ он тоже не знал. "Да просто ПРОРВУСЬ и все тут!!!" - сам себе ответил Юрка.

Под большим секретом Юрке нашептали, что его скоро отправят в какую-то Сусуман или Сусумань (я даже не знаю, как точно называется это место, многое я пишу со слов главного героя рассказа). "Месяц до "хозяина"будешь добираться, хавки тебе наберем, бабло на подогрев братве возьми, больше - лучше, малява ¹⁴ уже отправлена Смотрящему зоны, тебя встретят, помогут на новом месте обжиться, да и вообще не считай "западло ¹⁵" к нашим обращаться, "мазу"¹⁶ получишь всегда", - проинструктировал его на прощание Смотрящий хаты.

V Зона

На него смотрел мужчина средних лет умными и проницательными глазами. Это бы Смотрящий зоны - "Пахан". Вокруг него стояло человек пять шесть помощников, так сказать, свита. Несмотря на лютый холод в помещении, члены "свиты" в основном были в майках или черных футболках, демонстрируя свои тату в виде звезд, куполов, крестов, черепов.

""Маляву" про твою душу мы получили", - сказал Пахан. - Пишут, что пацан ты правильный, просят, чтобы помощь тебе оказали, какая помощь то нужна?" - спросил Смотрящий. "Я не знаю", - честно ответил Юрка. Кто-то из "свиты" предложил Юрку в личную охрану Пахана, но тот с минуту подумал и как-то интуитивно понял, что из Акулы никогда не получится наглого, беспринципного урки-уголовника способного мать родную зарезать, да и вообще, этот парень вряд ли когда-нибудь будет "козырным" ¹⁷ пацаном. И он решил, что Юрка будет обычным "мужиком" ¹⁸ "Пахан, - возразил один из уголовников, - что же его "шнырем" обычным сделать. Он ведь ни много, ни мало кореш самого Жаботинского". В какой момент он стал "корешом" Жаботинского Юрка не знал, но разговор уголовников его заинтересовал: "Ну, прямо отдел кадров", - подумал он. "Ну, шнырем - не шнырем, а вот в центральную кочегарку истопником направим, там тепло, светло и мухи не кусают", - принял окончательное решение Пахан. По окончании разговора Юрка вытащил из сумки две солидные пачки денег и отдал их Смотрящему - в общак "братве" на "подогрев". "Сколько здесь?" - спросил Смотрящий. "Я не знаю", - ответил Юрка. После пересчета денег "бухгалтером" общака, оказалось, что сумма была сопоставима с зоновской кассой, кстати, деньги считали в присутствии Акулы и всех членов свиты, с этим делом здесь было очень строго. И уже после ухода Акулы, Смотрящий, повернувшись к своей "свите" сказал: "Передайте всем, спортсмена не трогать. Пусть живет, как живет, а ежели какая падла меня не поняла, без разговоров, ставьте на перо¹⁹ ". Все знали, что Пахан слов на ветер не бросает, и беспрекословно выполняли все, что он говорил.

Шло время. Акула потихоньку втягивался в зоновскую жизнь. С утра после подъема зэки шли к столику дежурного-дневального, где на каждого был заготовлен пакетик-порция чая. Приготовив и выпив кружку горячего чифиря, зэки строем шли на завтрак, а после завтрака построение и развод на работы. "Тепло, светло и мухи не кусают", - это совсем не соответствовало действительности рабочего места Акулы. Центральная кочегарка была образца 40-ых годов. Несколько котлов обслуживали человек 15-ть зэков. Огромные ворота, через которые кочегары-истопники ввозили тачками к котлам уголь, были постоянно открыты, и поэтому ни о каком тепле в кочегарке не могло быть и речи. Зимой уголь смерзался и представлял собой монолитную массу, приходилось с помощью лома и кувалды разбивать ее, чтобы наполнить тачку. Ближе к весне в угольных горах зэки прорывали целые тоннели, потому что внутри уголь меньше смерзался, и его легче было брать. И это было очень опасно: одного из зэков угольная масса похоронила под собой заживо в одном из вот таких рукотворных тоннелей, его откопали через три месяца, летом. Но не эти, "неудобства" были для Акулы самыми неприятными. Самой большой неприятностью была угольная пыль, которой он дышал 8-9 месяцев в году, остальное время шло на подготовку кочегарки к новому отопительному сезону. Уже через год Юрка отхаркивался только черной угольной мокротой. Но как бы то ни было - это было не самое худшее место, что мог предложить Акуле Пахан. В других сферах жизнедеятельности было еще хуже, смертность среди зэков была невероятно высокой.

Отношения с другими зэками у Акулы как-то сразу сложились очень хорошо. Одни думали, что он человек Пахана, а с таким не стоит ссориться, другие уважали его за его невероятную силу, а третьи - за доброту, честность, способность понять и простить. Так, примерно через год после начала срока, Юрка получил от Михалыча посылку, в которой кроме продуктов были шерстяные носки, связанные его женой. Через день носки исчезли, а еще через пару дней Акула видел эти носки на одном из зэков кочегарной команды. Юрка ничего не сказал, а только посмотрел, уголовник тоже все понял, понял, испугался и побледнел, он знал, что за "крысятничество" ²⁰ в зоне очень жестоко наказывают, ставят на "Правило" ²¹ . Он сам был свидетелем того, как поставили на Правило "крысу". Несколько уголовников взяли виновного за руки-за ноги и подкидывали вверх к потолку, "забыв" при этом подхватить его у пола. И так до тех пор, пока изо рта "крысы" не начала литься кровь. В общем, после такой "процедуры" уголовник или оставался инвалидом на всю оставшуюся жизнь, или умирал медленной и мучительной смертью. Могли придумать и другое наказание, например "Опустить" и это было еще страшнее. Сама процедура была простой: виновного ставили на колени и в присутствии свидетелей кто-то из "судей" своим половым членом проводил по губам осужденного (возможны и другие способы "опускания" вплоть до группового изнасилования, как они выражаются - пустить по кругу). Процедура простая, а вот последствия...с опущенными никто не общался (в противном случае сам автоматически становился Опущенным), не ел из одной посуды, не сидел за одним столом, не мылся с ним одновременно в бане, да даже в туалет Опущенный мог ходить после всех и били, били, били все кому не лень. В общем, быть Опущенным на зоне - лучше сразу повеситься, что, в общем, и бывало частенько. Конечно, опускали в первую очередь "ссучившихся", т.е. тех кто "стучал" Куму¹⁰ . И делалось это с личного разрешения или указания Смотрящего после изучения деталей "предъявы"²².

И все это прекрасно знал уголовник, укравший носки у Акулы. Они друг друга прекрасно поняли. Дня через три глубокой ночью Юрка почувствовал подергивание своего одеяла. Открыв глаза, он увидел над собой того самого уголовника, который в левой руке держал те самые злополучные носки, а правая рука..., а по правой руке, начиная от предплечья и кончая ладонью красовалось совершенно новое тату в виде острого кинжала, что означало - "пойду на нож ради лучшего друга". "Да ладно тебе", - сказал Акула, но носки все-таки взял, как-никак это подарок Михалыча. А в лице этого уголовника-воришки приобрел личного "рынду"²³ , хотя ему ничто и никто, в общем-то, и не угрожало.

Пролетело четыре года. Юрка давно был "бугром" (бригадиром) в кочегарке, жил там же, на втором этаже, оборудовав себе комнату. Он уже пару лет не таскал тачку с углем к котлам, конечно меньше дышал угольной пылью, но ответственность за "градус" в бараках нес лично перед Хозяином²⁴. Как-то к себе в кабинет Юрку вызвал Кум. "Есть возможность подготовить на тебя документы на УДО²⁵,- сказал он Акуле, - но ты ведь сам понимаешь, обо всем, что у тебя в хозяйстве твориться, я должен знать, там у тебя далеко не все нормально", - закончил начальник опер.части. Да, в кочегарке было далеко не все нормально и, конечно же, было о чем "стучать" Куму. Через КПП в кочегарку шли десятки машин с углем и зэки никак не могли это не использовать. И они использовали. Подкупив двух контролеров КПП, на зону шла водка, наркотики, дефицитные продукты. Да что там продукты, как-то в кочегарку один из прапорщиков (контролеров КПП) провез на своей машине между сиденьями накрытую ковром женщину. Женщина с синюшно-красноватым лицом, явно была алкоголичкой и за стакан водки была готова на все. Ей прямо в рот наливали водку и по очереди, "пользовали", "пользовали" и "пользовали". И это продолжалось несколько дней, до тех пор, пока один из уголовников не "закапал", а вслед за ним и вся бригада. В общем, бригада подхватила старинную болезнь нечистоплотных мужчин и женщин - триппер. Потихоньку вызвали в кочегарку прапорщика-контролера, жестоко избили за "подарок", потом завернули в ковер голую пьяную бабу, засунули в "Жигули" прапорщика и отправили на "волю", а сами дружной командой "молочных" братьев отправились сдаваться в больничку.

Многие дела (если не все) на зоне делались с прямого указания Смотрящего. А может быть и Кума, по крайней мере "бабло" на подкуп контроллеров, Акула получил лично из рук Пахана. "А какие взаимоотношения между Смотрящим и Кумом, а может быть и сам Пахан - обыкновенная "Сука". Ведь не случайно на зоне давным-давно не было ни побегов, ни крупных конфликтов между "суками", "ворами" и "мужиками". Значит, Пахан, Кум и Хозяин живут между собой дружно и в ладу, деля на зоне между собой какие-то сферы влияния. И, возможно, сливали друг другу мелких информаторов-стукачей, после чего одних "опускали", а другим добавляли сроки, ведь надо как-то и тем и другим работу свою показать. Так сказать "заработать палку"", - подумал Акула. А вслух сказал: "Гражданин начальник, ты, что же хочешь, чтобы меня "сидельцы" засунули живьем в котел и истопили мною одну из печек? Нет, я не согласен". Вопрос об УДО отпал сам по себе и Юрка отсидел от звонка до звонка все пять лет.

Перед тем как "откинуться" ²⁶Юрка по старой зоновской традиции решил себе сделать татуировку. Этим занимался один из уголовников с "погонялом" "Мордвин-кольщик". Мордвин соорудил из старой электробритвы и швейной иглы агрегат, с помощью которого всем желающим за пачку чая или сигарет рисовал что угодно и где угодно. Так одному из зэков на заднице наколов "Постой конвой", по одному слову на каждой ягодице. У Мордвина хорошо получалось художественная часть, но вот с грамотой была беда: он писал, так как говорил, а говорил он со страшным мордовским акцентом.

"Ну, там девушку какую веселую и красивую, ну, как русалку что-ли, что-нибудь напиши снизу где-нибудь, хрень какую-нибудь типа: "люби меня, как я тебя", ну, в общем, давай", - инструктировал "художника-импрессиониста" Акула. "Ага", - ответил мордвин и, немного подумав, приступил к работе. От усердия он даже высунул свой язык, приговаривая иногда: "Все ХАРАШО, ХАРАШО". Примерно через час работа была закончена. Акула посмотрел на произведение через зеркало и "ахнул": на предплечье красовалась улыбающаяся голая баба с коровьими губами, растрепанными волосами, огромными титьками и растопыренными в разные стороны ногами, из влагалища которой одной строкой вылетало: "ПрЮвет из Луганска". "Почему ПрЮвет?" - спросил Акула. "А как?" - вопросом на вопрос ответил мордвин-"импрессионист". "Да, действительно, по-другому никак", - согласился Акула, посмотрев каким-то жалостным взглядом на маленького плюгавого мордвина, и тот интуитивно понял, что опять сделал что-то не так и, возможно, его опять за его "произведение" будут бить. Он увидел поднимающийся кулак Акулы и в ожидании удара закрыл глаза и вжал голову в плечи, но Юрка этой поднимающейся рукой достал из внутреннего кармана пачку чая и протянул мордвину. И только после этого "тату мастер" открыл глаза. "Давай еще, - предложил мордвин, - бесплатно, все бесплатно, закон пишу". "Ну, давай, пиши Закон", - улыбнулся Акула и примерно через час на другом предплечье красовалось: "В своем смерте вени свой жисть". "Ну вот, совсем другое дело, - засмеялся Акула. - Ну, по крайней мере, есть "дубль-симметрия" правого и левого предплечий". Мордвин не понял, о чем говорил Юрка, уж слишком мудрено для него, но понял самое главное - угодил уважаемому человеку и он еще долго рассказывал зэкам своего уровня, как делал тату Акуле, и как тот его похвалил за его мастерство.

VI Совсем другая жизнь

Юрка не считал часы и секунды до окончания срока, и ему ничего не снилось из всего того, что было в его прошлой жизни. Он привык к своему новому положению зэка, его ценили как "бугра" администрация ИТК, и ценил Пахан со всем своим окружением как своего человека. Юрка жил отдельно от зоновской братии и на всякого рода построения и проверки почти не ходил, только на контрольные. И самое главное - Акула не знал, как жить дальше. Там, на воле у Юрки ничего не было: ни семьи, ни дома, ни даже профессии. Куда ехать он тоже не знал: в Донбасс, в маленький бабушкин домик, а жив ли этот домик? К Михалычу? А на кой черт он нужен Михалычу, его не примут в ДЮСШ даже каким-нибудь помощником тренера, потому что у него будет непогашенная судимость, а значит, он не будет иметь права заниматься педагогической деятельностью. Идти в шахту "стахановцем" Юрка тоже не хотел, хотя бы потому, что он и так стабильно отхаркивался черной угольной мокротой. В общем, "куда не кинь, кругом клин". И Акула не очень-то ждал момента, когда за его спиной захлопнуться ворота зоны.

Кочегарная братва собрала денег, немного "отслюнявил" Пахан, да и сам Акула заработал. В общем, при скромных расходах на полгода "вольной" жизни должно хватить.

До Магадана добрался на попутках, и, стоя в здании аэровокзала, Юрка так и не решил, куда лететь. "Да какая разница, - подумал он, - полечу на Камчатку, кижучам головы скручивать²⁷"

Город Петропавловск-Камчатский до недавнего времени бы "закрытым" городом из-за базы подводных лодок, камчатской флотилии, нескольких ракетных частей ну и т.д. Но с началом горбачевской перестройки, когда все секретное стало несекретным, город "открыли". В него тут же хлынули бывшие уголовники, кавказцы и различного рода романтики. Последние, после выхода фильма "Земля Санникова" хотели убедиться, что действительно на Камчатке существует Долина Гейзеров, где и снимали этот фильм. Народ же, проживавший на Камчатке "рванул" на материк. Бывшие военные и гражданские, волею судьбы, оказавшиеся на Камчатке, вовсе не хотели пускать корни в сейсмоопасном районе, и за короткий промежуток времени население Камчатки уменьшилось чуть ли не на треть. В нашем военном городке, остались только те, которым просто некуда было ехать, или те, чьи дети, а то и внуки выросли на Камчатке и они наотрез отказывались переселяться на материк, а вместе с ними оставались и старики.

В совершенно незнакомом городе Юрка сидел на ступеньках бывшей церкви. Вовнутрь заходить не стал. Сидел и думал: "Почему же так случилось в моей жизни: и детство сиротское босоногое, и со спортом вот так, и зона. За что же Господь меня так не любит, я ведь ничего плохого в своей жизни не сделал?" И щемящая тоска обволокла всю Юркину душу.

На ступеньках церкви сидел крупный мужчина и тихо плакал. Рядом присел священник. "Что, тяжко?" - спросил он Акулу. "Тяжко", - ответил тот. "А ты помолись, ну хотя бы в мыслях, ты почувствуешь, как сразу отпустит твою душу", - посоветовал ему священник. Юрка сроду ни в какого Бога не верил, он относился к Господу исходя из нескольких правил:

1. Бог да Бог, да сам будь не плох.

2. Бог в первую очередь помогает тем, кто сам себе помогает.

3. Бог поддерживает того, кто сам старается стоять и держаться.

"Зачем поддерживать Богу того, кто и без него прекрасно держится", - немного утрированно думал Юрка. Но вот наступил момент, когда Акуле стало тяжко, да так тяжко на душе, что он готов был волком взвыть. И Юрка встал, повернулся ко входу церкви, снял кепку и склонил голову...И, действительно, на душе стало как-то сразу полегче, ушел из души тяжкий, давящий все последнее время груз, ну не то, чтобы ушел, а стал менее острым. И Акула, надев кепку, быстрым шагом пошел в направлении здания конторы рыболовецкого колхоза.

Рыболовецкий колхоз, в советские времена колхоз-миллионер, гремевший на всю страну, влачил жалкое существование, фактически распался, т.к. основная техника - это несколько маленьких рыболовецких суденышков (МРС) были выкуплены рыбаками-колхозниками или взяты в аренду. МРС-ки с численностью экипажа в 4 человека (на суденышке даже капитан был не только капитаном, но и рулевым, радистом, а то и тральщиком) работали в основном днем и в основном в бухте, в общем, далеко не уходили от прибрежной полосы, улов сдавали на берег, изредка - в огромный плавучий рефрижератор прямо в море. Работа рыбака была далеко не такой простой, как изначально казалось Акуле. Во-первых, это лютый холод, все-таки Охотское - это не Черное море, и там холодно летом, а особенно холодно в межсезонье и зимой, в прочем, зимой МРС-ки редко выходили в море. Во-вторых, на рыбаков выливались тонны соленой воды, оранжевый рыбацкий костюм не спасал, маленькая рубка еле вмещала весь экипаж, и ни о каком комфорте не могло быть и речи. Да и, к тому же, ведь колхозники-рыбаки выходили в море, чтобы добыть рыбу и заработать, а не отсиживаться в рубке. А это означало, что рыбаки - члены экипажа в основном находились на маленькой палубе: надо было и трап с уловом с помощью небольшого крана и лебедки поднять из воды и опустить в трюм, и в конце рабочего дня поднять рыбу из трюма сдать в пункт приема. Да кроме этого иногда приходилось скалывать образовавшийся лед и на палубе, и на поручнях, да и с бортов судна. К тому же работа была далеко не безопасной. Как-то с другого суденышка выпал за борт пьяненький, а значит излишне самоуверенный, морячок-рыбачок, пока экипаж понял-догадался, пока что-то повернул-развернул, пока подцеплял-доставал, в общем здоровый и крепкий мужик просто умер. В воде с такой низкой температурой даже самое сильное сердце не выдержит без специального костюма и 4-ех - 5-ти минут, а то и меньше. Но не это было для Акулы самым сложным. Оказалось, что его организм совершенно не переносил морскую качку. Маленький кораблик болтало по морским волнам, ну, в общем, как г...но в проруби. А Юрку "поласкало" так, что он не мог стоять на ногах. Он горстями глотал специальные таблетки, но ничего не помогало - его рвало зеленой массой желудочного содержимого. В один из рабочих дней Акула так измучился от качки, что вышел из рубки на палубу, встал на колени, и, коверкая слова на кавказский манер заорал: "Ара, морэ, я твой мал еб..л!" И на следующий день, извинившись перед капитаном, он уволился, как говорят моряки - списался с судна.

Юрка снял угол в небольшом частном домике у пожилой одинокой женщины - тети Маши. А где-то через неделю, устроился землекопом на городское кладбище. Устраивался тяжело, т.к. работа на кладбище считалась одним из самых "блатных" мест в городе, но Юрка без лишних слов подсунул солидную сумму денег начальнику отдела кадров и уже на следующий день примерял на себе полученную на складе рабочую робу землекопа.

Конечно, из того мощного атлета Юрки-акулы, который легко взял рекорд Жаботинского, осталось не очень много. Он харкал черной угольной пылью, иногда прихватывало сердце, и Юрка начинал задыхаться, болела поясница, и это боль передавалась ногам, да такая боль, что Юрка буквально кричал. К тому же, Акула еще на зоне пристрастился к водке: он спокойно выпивал бутылку водки с горла, при этом почти не пьянел, по крайней мере, так казалось окружающим. Но все-таки даже при всем при этом на сегодня это был атлетически-сложенный, здоровенный 120-ти килограммовый мужик, способный одним ударом кулака свалить не только человека, но и быка.

О рабочей обстановке на кладбище я написал в рассказе "Подработка". Сюжет рассказа - небольшая группа офицеров и прапорщиков во главе со мной, ввиду личного тяжелого финансового положения устроилась работать на городское кладбище - копать могилы. В рассказе я так же несколько раз упомянул Юрку-акулу, правда, показал его немного в юморном виде, что не очень-то искажало истину, хотя Юрка-акула, все-таки герой иного плана.

Один день в неделю штатная бригада землекопов и наша офицерская команда, объединившись, чистила кладбище от разного мусора и камней. Камней было очень много, все-таки это Камчатская земля. Камни загружались в старенький ЗИЛ - самосвал, который и отвозил все это на окраину кладбища или на любое свободное от захоронения место. Загрузка в кузов машины мелких камней производилась вручную, а крупных валунов - ковшом старенькой "белоруськи".

После одного из таких субботников в комнату, где переодевались землекопы, зашла пожилая плачущая женщина. "Ребята...,ребята..., ну как же так...как же так...,как же так", - еле выговорила она. Землекопы молча смотрели на женщину и пока не понимали в чем дело. "Вы же...,вы же..., целую гору камней на могилу моего мужа, Николая, огромную гору..., я же не смогу убрать, мне же нечем вам заплатить, ну как же вы можете,...ну как же так? Я полгода не была на могилке, болела тяжело...А-а-а тут прихожу, а там целая горя камней...целая горя", - вновь запричитала она и вышла из комнаты. Акула повернулся к водителю ЗИЛа и спросил: "Ты высыпал камни на могилу?" "А че я-то? - ответил водитель. - Мне смотритель сказал самому выбрать свободное место, я и выбрал. Там не было ни оградки, ни креста, да и холмика-то в общем-то и того не было, земля, правда, была свежей". "Много ссыпал?" - снова спросил Акула. "До х..я" - ответил тот. "А по времени?" - вновь спросил Акула. "Да с полгода", - ответил водитель. "У, сука!" - вспылил Акула, замахнувшись пудовым кулаком на водителя.

Пожилая, бедно одетая женщина, сидела на лавочке у окна домика смотрителя и плакала. Нет, скорее не плакала, а причитала: "Коля, Коля, милый мой Коля...прости, что так получилось...прости, что достойно не смогла тебя проводить в последний путь...50 лет ты готовил мальчишек в спортсмены, многие стали знаменитостями, а помочь похоронить тебя...некому. Коллеги. А что коллеги? Они такие же нищие, как мы с тобой, и то не поскупились, денег собрали сколько смогли, хватило на гроб...Прости, что похоронила тебя в старом костюме...Но ты же видел, я всю ночь чистила и гладила твои вещи. Я каждую пуговку..., каждую пуговку проверила, подшила и все белье твое я выстирала и выгладила...Все на тебе чистое. Крест на могилку, я думала из пенсии потихоньку скоплю. Только пока не получается..., ты же знаешь, у меня очень маленькая пенсия, почти все за квартиру уходит, а тут еще с сердцем беда...Я давно не ела ничего вкусного..., а позавчера так немножко мяса захотелось, так уж захотела и ты знаешь, Коля, на остановке прямо передо мной машина сбила белого голубя, птичка умерла сразу, так я подобрала с дороги, а дома сварила суп...Такой вкусный суп получился, я и сегодня поела. Я знаю, это ты мне послал этого голубя...кто же еще. Спасибо тебе...А сегодня вот пришла к тебе, там камни, много камней...Деньги, везде деньги, а куда же делись совесть, порядочность, честность и милосердие. Господи! Как же дальше-то жить? Как же жить?" Женщина встала и потихоньку пошла в своих стоптанных туфлях в направлении города. Притихшие маГилланы (от слова могила) слышали каждое слово женщины. Но они в тоже время моментально "вычислили" ее: они поняли, что эта женщина никуда не пойдет жаловаться, а значит и никаких неприятностей со стороны начальства не будет. А потому и на всю эту историю можно смело ложить...с прибором. Юрка тихо сказал: "Пацаны, камни с могилы надо убрать". "Да, - сказал один из землекопов,- ты видел, сколько там этих камней, умник. Мы всей бригадой там дня три навкалываемся, да и то вряд ли уберем". "Но ведь это наш косяк, - возразил Акула. "Это не наш косяк, - вступил в разговор второй. - Это "косяк" смотрителя и вот этого идиота", - при этом указал пальцем на водителя ЗИЛа. Третий землекоп высказался предельно ясно и просто: "Я бесплатно "ломаться" не буду. С бабы взять нечего, понятно, "нищеброд", а вот водила со смотрителем пусть "башляют" со своего кармана и в этом случае я готов на шабашку ²⁸"". Акула схватил стоявшую перед ним бутылку и несколькими глотками осушил ее. "Вы что же, суки, свое же г...о отказываетесь убирать?" - психанул Юрка. Землекопы дружно встали и пошли на выход к своим машинам. "Бабу по дороге прихватите, да до города подвезите, - крикнул им вслед Акула. - Хоть одно хорошее дело за сегодняшний день в своей поганой жизни сделаете, падлы", - закончил он. Потом снял с себя широкий самодельный пояс, положил под голову в качестве подушки и тихонько запел, улегшись на тяжелую лавку. Он часто так делал: оставшись ночевать в домике смотрителя, поэтому для остальных землекопов ничего необычного, в общем-то, в этом и не было. А пел Юрка старую шахтерскую песню, которую десятки раз слышал на шахтерских посиделках, а точнее сказать, ни одно коллективное застолье не обходилось без этой песни. В советские времена ее переделали, т.е. мотив-то остался прежний, а вот слова - другие: помните фильм: "На войне, как на войне", в котором экипаж самоходки пел красивую и мелодичную песню - "И дорогая не узнает, каков танкисту был конец...". Так вот, шахтеры пели и советский вариант, а чаще пропев советский продолжали петь свою старую, шахтерскую "...а молодого коногона несли с пробитой головой...". Акула не знал кто такой "коногон", пока не объяснила бабушка: оказывается "Коногон" - это человек, который управляет лошадьми, вытаскивающими тележки с углем из шахты.

"...А мо-ло-до-о-ва-а-а-а коногоо-на-а-а несли с пробитой головой...", - тихонько пел Юра.

Ах, да, чуть не забыл рассказать о том самом широком самодельном поясе, который положил под голову в качестве подушки Акула. Еще в начале своей трудовой деятельности на кладбище Юрка решил купить машину, ну такую, старенькую и простенькую, чтобы ездила, и можно было добираться до работы. Землекопы практически ежедневно имели левый заработок, а так как Юрка очень мало расходовал (еда и выпивка на кладбище были бесплатными, так уж по мелочи: за угол тете Маше заплатить, носки - трусы купить), то он очень быстро накопил нужную сумму. "А че старую то покупать, - подумал Акула, - лучше уж новую". Через несколько месяцев Акула накопил и на новую машину. "А может быть иномарочку какую?" - опять раздумывал Юрка. И эта сумма была собрана. "Юрец, - как-то под общий смех сказал один из землекопов, - ты уж если покупать машину, то покупай такую, чтобы мог заночевать в ней". "Да чего уж там "заночевать", - поддержал его другой ,- бабу пригласить, ну там туда-сюда делать". Нужная сумма была накоплена даже на новую машину, в которой можно было делать "туда-сюда", а Юрка все не решался на покупку, основная причина заключалась, конечно, в том, что надо было полностью менять образ жизни, а он этого не очень то хотел. "Это же ни выпить, ни закусить, - думал Акула, - да ну его на хер". Но деньги продолжал копить. А где хранить их? И он из старого кожаного плаща смастерил широкий пояс с карманами на молниях. Этот пояс он носил постоянно, почти не снимая. "Да сдай ты эти "бабки" в сберкассу", - как-то сказал ему смотритель. "Ага, сдай, а потом хрен возьмешь", - ответил ему Акула. Действительно в те годы можно было сдать в Сберкассу и потом хрен возьмешь. Инфляция тоже была не страшна Акуле: подумаешь, пару "шабашек" и...инфляция побеждена, а сумма в поясе восстановлена. В конце концов Юрка даже запутался, какая у него сумма, просто, не пересчитывая, засовывал полученные левые деньги в очередной кармашек пояса.

На следующий день, приехавшие на работу землекопы "ахнули": дверь домика смотрителя была открыта нараспашку, в комнате, где находился небольшой магазин с ритуальными аксессуарами (гробы, кресты, венки), была оторвана решетка с окна, а само окно разбито, самодельная душевая кабина, состоящая из деревянного каркаса и большого бензобака машины, развалена, брезент с этой душевой вообще пропал. Поднимать шум смотритель не стал, хотя бы потому, что ничего не пропало, за исключением брезента и большой самодельной тачки. Правда из магазинчика исчез крест, несколько венков и охапка цветов из пластмассы, но на столе валялась солидная сумма денег. В общем, "маГилланы" решили, что все исправят сами, тем более что оставленные деньги с лихвой покрывали весь, так сказать, причинённый ущерб. А самое главное, нигде не было Акулы, который мог бы объяснить, что же здесь произошло. Акула, если он, выпив, оставался ночевать в домике, всегда встречал всех утром горячим чаем и бутербродами. А тут как сквозь землю провалился.

Юрка появился на работе через неделю, бледный, с трусящимися руками, задыхающийся и сильно похудевший. На немой взгляд-вопрос Смотрителя ответил: "Заболел я. Сильно заболел". "Знаю я ваши болезни, запоем называются", - махнув рукой, сказал смотритель. В общем-то, землекопы частенько уходили в запой. Их даже особо не наказывали за это, просто эти дни вычитали из очередного отпуска. Более того, бригаде даже было выгодно, чтобы кто-нибудь отсутствовал, т.к. производственное задание они выполняли по любому тем составом, которым оставались, в крайнем случае, подкидывали свою работу нашей офицерской команде, но зато деньги за "шару"26 делили на меньшее количество людей. Видя Юркино состояние, в "поле" на работу его не взяли, а оставили в домике для наведения порядка и подготовки обеда. "Спасибо, - сказал Акула. - Я отработаю". И еще...Все заметили, что на Юрке не было его "легендарного" денежного пояса. На чей-то вопрос он уклончиво ответил, что, мол, деньги сдал в Сберкассу.

А еще через пару недель в домик Смотрителя зашла та самая пожилая женщина с большим пакетом в руках. Она встала на входе, перекрестилась, низко поклонилась и сказала: "Спасибо, вам, ребята, спасибо, большое вам спасибо. А это вам, Николая моего помяните, по русскому обычаю". Выходя из комнаты, она снова поклонилась, перекрестила нас и тихо сказала: "Храни вас Господь". "Ну и что это было?" - спросил кто-то из землекопов. "Что, что, человек принес на поминку, чтобы мы помянули ее Николая", - ответил Акула, подняв наконец-то голову, до этого он сидел на скамейке, повернувшись к стене с низко опущенной головой. Пакет был наполнен деликатесами, и вся кладбищенская братия была просто шокирована. "Это за могилу мужа, там ведь убраны не только все камни, но сделан холмик, крест, оградка, венки, цветы. Ну, в общем, все по полной программе", - усмехнувшись, сказал смотритель. В комнате стояла тишина до тех пор, пока ее не нарушил один из землекопов. "Слышь, "генерал",- обратился он ко мне, - по нашему закону, если берешь "шару", то надо делиться, отстегивая нам определенный процент. А если вы решили этого не делать, то это называется "крысятничеством", мы ведь с вами честно расплачиваемся". Я растерялся от неожиданности, тихо промямлив: "Мы не при делах". Вот не дано мне природой, чтобы при скандалах или спорах, я мог четко и аргументированно отвечать, я могу материться или броситься в драку, но вот противника-оппонента усмирить двумя-тремя словами не умею, более того, если какое-нибудь "мурло" говорит мне, что я виноват, я действительно начинаю чувствовать себя виноватым. Но ка-то собравшись с мыслями, я снова ему ответил: "Слышь ты, засранец ПТУшник, меня шесть лет воспитывала казарма, и я получше тебя знаю, что такое "крысятничество", я еще раз повторяю для всех вас - мы не при делах". И тут я увидел бледного Акулу, он, не вставая с места, рывком за грудки притянул к себе говорливого землекопа и, смотря ему в глаза и, не повышая голоса, в тоже время со страшной злобой сказал, нет, не сказал, а прошипел: "Слышь, ты, "законник", ведь это ты, падла, отказался работать, ведь это ты сказал, что с бабы взять-то нечего. Тогда какие у тебя претензии к этим "кем-то". Ты отказался, кто-то сделал". Он отпустил землекопа и продолжил: "Я думаю, что офицера? здесь не причём, и закончим на этом. А даже если и они сделали это, горе не большое, т.к. они работали наверняка, бесплатно, не за деньги, а по совести в отличие от вас всех, паскуды". "Да мы действительно не при делах", - вновь начал я. "Василь! Вопрос закрыт, к офицера?м претензий нет", - подытожил Юрка, закрыв от усталости глаза. Его поддержал смотритель: "А что, ситуация "рассосалась", могилка окультурена, клиент доволен, на этом закончим".

В полку начали более-менее регулярно выдавать денежное довольствие, из чего мы сделали вывод, что командующий ДАЛЬВО, наконец-то закончил строительство своего небольшого дембельского замка где-то в Подмосковье. И мы решили закончить свою производственную деятельность на городском кладбище. Тепло попрощались. Больше всех, конечно, жалел смотритель. "Не боись, - пошутил я на прощание, - вот скоро уволят нас из армии, и мы снова сюда придем, потому что на "гражданке" мы на хрен никому не нужны". Моя шутка оказалась пророческой: многие из нашей команды, включая меня, после увольнения снова оказались в кладбищенской команде, пусть и на очень короткий промежуток времени.

VII "Олимпийское золото"

Я не встречался с Юркой года полтора. Мне просто было некогда, т.к. работал по охранной части сразу в трех местах, и какое уж там с кем-то встречаться, просто поспать бы лишний часок. А тут, совершенно случайно в автобусе я встретил Акулу. Он был отлично одет: длинное кожаное пальто, перчатки, широкополая шляпа. Мы очень тепло поздоровались и я сказал: "Юра, ты прямо аля-Боярский, тебя не узнать". "Да это я из ЗАГСА, вот расписался с одной очень хорошей женщиной", - ответил он. "Ты женился что ли?" - удивленно спросил я. "А почему это тебя так удивляет? Я холостяк, можно сказать старый холостяк, пора, наверное, семью заводить. Она, зовут Наташей, разведена, двое взрослых детей, которые претендуют на самостоятельность. Жилье есть. И потом она мне очень нравится. Мне просто рядом с ней покойно и хорошо, - ответил Юрка и продолжил: - А пойдем ко мне, немного отметим". "Пошли", - ответил я. Акула все так же снимал угол у тети Маши, они так подружились, что пожилая женщина даже немного переживала по поводу предстоящего отъезда своего квартиросъемщика. "Ну что, чай, водку?" - спросил Акула. Вспомнив, что мне надо вечером на работу, ответил: "Чай". "Ну, чай, так чай", - согласился Юрка, хотя к чаю на столе появились и сыр, и колбаса, и шоколадные конфеты. Мы о чем-то говорили несущественном, все больше вспоминали различные кладбищенские ситуации. А потом, я как-то чисто механически сказал: "Юра, а ведь моя команда действительно не имела никакого отношения к уборке той самой кучи камней". "А я знаю, - ответил Акула, - более того, я знаю ТОЧНО". "Это как тебя понимать?" - спросил я его. "Да потому, что Василь, эту гору камней убрал я", - ответил он. "Ты?!" - удивленно спросил я его. "Да, и могилку облагородил тоже я", - ответил он. "Один?" - вновь спросил я. "Один", - ответил Акула. "Но...но...но... - это невозможно!" - все больше и больше удивляясь, сказал я. "Как видишь, возможно", - пожав плечами просто ответил он. "Но ты совершенно был пьяный, ты же при всех выпил почти бутылку водки", - сказал я. "Да не пил я, то, что все видели - это была вода в бутылке. Эта бутылка с водой стояла на подоконнике для цветов, я ее незаметно для всех поставил перед собой и выпил, якобы, водку. В общем, сымитировал. Я ведь сразу после перепалки с бригадой решил, как поступлю", - сказал Акула. "И как это все было?" - спросил я. "Да как, как? Просто", - ответил он.

Как только последняя машина с землекопом отъехала в направлении города, Акула резко встал со скамейки, на которой якобы заснул пьяным. Быстро собрал необходимый инструмент: большую самодельную тачку, лом, сделанный из торсионного вала, мощную кувалду с приваренной железной трубой вместо деревянной рукоятки, пару пластиковых бутылок с водой, лопату, после чего остановился на несколько секунд, как бы раздумывая - ничего не забыл? Потом резко развернулся и быстрым шагом пошел к той самой куче камней на краю кладбища, толкая перед собой тачку с инструментом.

Да, Юрка не раз слышал, что камней много, куча большая. Но то, что он увидел, поразило даже его. Перед ним возвышалась целая гора камней, объемом в полтора, а то и в два товарных вагона, добрую треть которой составляли неподъемные валуны. "Ни фига себе!" - только и смог выговорить Акула. Но Юрка был спортсменом, настоящим спортсменом, кандидатом в Сборную СССР, вся его психика была нацелена на победу и только на победу, да и сама жизнь приучила его ничего не бояться. "Не верь, не бойся, не проси", - почему то вспомнил Акула зоновское правило. "Прорвемся! - сам себе сказал Юрка и добавил: - Погнали!" Он быстро разобрал с десяток оградок, подготавливая путь до небольшого оврага. "Метров 20-25 будет, - прикинул Акула, - придется побегать, а то не успею". В его распоряжении было 13-ть-14-ть часов. Наложив целую тачку мелких камней, Юрка еще раз посмотрел на гору и, ухмыльнувшись, сам себе, ну вроде как бы приказал: "Первый пошел!". После чего умело управляя тачкой побежал. Кто-то из читателей сейчас, наверное, улыбнется, прочитав строчки "умело управлялся тачкой". Да, да, дорогой читатель, это совсем не просто. Попробуйте положить большой груз в обычную садовую тачку и изменить центр тяжести на несколько градусов, вас так крутанет рукоятками этой тачки, что вы вряд ли удержитесь на ногах, а то и останетесь с поломанными руками. Акула еще на зоне, таская тачки с углем, научился мастерски владеть этим инструментом, он, как опытный жонглер, знал, как и к чему своевременно прикоснуться-толкнуть-выровнить, в общем, со стороны казалось, что тачка двигалась чуть ли не сама по себе. 20-ть метров с наполненной тачкой туда к оврагу, 20-ть метров обратно, тачку наполнил и цикл повторялся. 20-ть метров туда -20 обратно, 20-ть туда - 20 обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно и все бегом, бегом и бегом. Через два часа "сумасшедшей скачки", Юрка начал уставать, сердце бешено билось, пытаясь вылететь из груди. Он знал это состояние, надо просто перетерпеть этот момент, организм сам подстроиться к новому ритму и нагрузкам, надо просто пересилить себя, и тогда все пойдет на лад. И еще, надо как можно меньше думать о работе, надо все делать механически, думая, о чем-нибудь другом, как бы обманывать свой собственный мозг, чтобы он меньше посылал сигналов усталости всему телу. Юрка достал старенький японский плейер, купленный по случаю у пьяненького матроса в порту и, надев наушники, включил. В ушах зазвучала песня группы "Смоки". Юрка очень любил слушать эту группу, совершенно не знал английского, но ритм песен, а особенно голос солиста Нормана доводил Юрку до слез. Да и зачем знать ему английский язык, если в конце каждого куплета звучало слово "Элиз", ну что тут непонятного: ну, наверное, о девушке, наверное, о любви, о чем же еще. И Юрка поудобней приладив наушники, схватил рукоятки тачки и под песню "Смоков" "Have you ever seen the rain" рванул очередную 20-ти метровку. "Погнали!" - и Акула снова побежал 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно. Куча потихоньку, как бы нехотя, уменьшалась, а в наушниках звучала уже другая песня Нормана: "What can I Do?" "Ну, прямо, как водку найду", - усмехнулся Акула. И снова 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно.

В 12 ночи отключили свет, в целях экономии электроэнергии это делалось ежедневно. Теперь Акуле подсвечивали только луна и звезды, но его это не особо беспокоило, его беспокоило другое: острая боль в пояснице и ногах, которая накатывалась волнами. "Только не сейчас, Господи, только не сейчас", - думал Акула. Надо отдохнуть хотя бы минут 15-ть. Он лег на землю, смотря на звезды, в наушниках звучала другая красивая песня группы The Eagles "Hold California". Услышав слово Калифорния, Юрка с грустью подумал: "А в Америку на какие-нибудь соревнования я так и не попал". Потом зазвучала другая песня в исполнении югославской группы "Семеро молодых": "Мексико, мексико, мексико". Акула даже не понял, когда заснул. Он проснулся, как ему казалось, от того, что его кто-то окликнул: "Юра, сынок, вставай, вставай сынок". Юрке показалось, что он открыл глаза, перед ним стояла бабуля. "Бабуля, ты?!" - спросил Акула. "Ну а кто же еще, сынок. Юра, надо убирать могилку то, мы тобой очень гордимся, - сказала давно умершая бабушка, - мы все на тебя смотрим". "Кто это "мы" и "все"?" - спросил Акула. "Да как же: я, мамка твоя, папка", - ответила бабуля. "А что, у меня есть и мать, и отец, ты ведь никогда не говорила о них". "Не говорила, а теперь жалею об этом. Мы все здесь - НА НЕБЕСАХ", - ответила бабуля и только теперь Аула окончательно проснулся. Ноги почти не болели, но зато, ощупав брюки, Юрка с удивлением заметил, что они от ширинки, до колен мокрые. Он сначала удивился, а потом понял, что из него самопроизвольно вытекала моча. "Ну, хоть веревкой перевяжи "агрегат", - подумал Акула. - Да и х...й с ней, работать надо". Он схватил уже наполненную тачку и снова рванул на свои 20-ти метровки. 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно. К двум часам ночи Акула убрал всю мелочь. Остались крупные валуны. Он схватил кувалду и, размахнувшись, ударил по первому валуну. Вибрация от удара прошла по железной рукоятке кувалды, и в следующую секунду от страшной боли в руках Юрка выронил ее, при этом со злостью подумал: "Ну, сволочь этот смотритель, идиот, железку приварил к кувалде, ведь деревяшка гасит вибрацию, а эта все рукам передает". Он снял с себя куртку, обернул железную рукоять и мощными ударами начал крушить камин. Потихоньку приспособился: в момент соприкосновения кувалды с валуном, он просто выпускал ее из рук, дело пошло. И опять, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно, 20-ть туда - 20-ть обратно.

Полетел подшипник колеса тачки. Акула чертыхнулся и еще с час катал тачку без подшипника. Колесо противно визжало и скрипело до тех пор, пока как пилой не перепилило-перетерло железную ось. Юрка попытался использовать корыто тачки, но оно, сколоченное из досок и обшитое железом, а значит очень тяжелое, врезалось в землю, и сдвинуть его с места с грузом камней было не возможно даже Акуле. Юрка задумался, а потом побежал к дому Смотрителя. Подбежав к импровизированной душевой кабине, он решил снять с нее брезент, а чтобы не терять времени на гвозди крепления, он просто с силой рванул полог на себя, от чего вся конструкция душевой кабины тут же просто развалилась, "разбудив" кладбище грохотом упавшего на землю бака из-под воды. Рассвело. Плейер давно "сдох" и бесполезной игрушкой висел на оградке соседней могилы. Работа пошла медленней. На брезент Акула грузил немного камней, боясь, что брезент разорвется, и тогда вообще нечем будет работать. Грузил камни и как бурлак тащил брезент, взявшись за один конец.

У Акулы кружилась голова, он не чувствовал ни рук, ни ног, из него самопроизвольно каплями вытекала моча, его подташнивало, но не смотря на все это, он к шести часам утрам, проработав практически 12-ть часов к ряду, очистил могилу, перетащив все камни в овраг.

Все? Нет, не все. Акула взял лопату и начал восстанавливать холмики могил, которые разрушил тачкой, а особенно брезентом, а заодно устанавливать снятые им перед началом работы оградки.

Все? Нет не все. Акула с трудом подошел к освобожденной могиле, взял брезент и пошел к дороге за грунтом, чтобы сделать холмик на эту могилу. Сделав с 10-к ходок, Юрка соорудил очень хороший холмик, наконец, присев на землю.

Все? Нет. Юрка встал и, пошатываясь, пошел в дальний угол кладбища, там у него была припрятана оградка. Такие простенькие оградки делались и устанавливались бесплатно на могилах участников ВОВ, но родственники умерших, как правило, отказывались от таких оградок, устанавливая на могилу что-нибудь посолиднее, ну а землекопы, пользуясь, случаем, эти оградки отдавали, а чаще, конечно, продавали малоимущим. Такая "заныканная" оградка была и у Акулы. И вот теперь она пригодилась. В две ходки он притащил оградку и установил ее.

Все? И снова, нет. Юрка медленно шел по центральной аллее кладбища к домику смотрителя. В одной из комнат находились ритуальные аксессуары. Юрка не знал, как туда попасть, т.к. дверь была сварена из толстого листового железа, и взломать ее быстро было невозможно.

Он подошел к зарешеченному окну, из последних сил разбежался и, подпрыгнув, ударил двумя ногами в середину решетки. Решетка с вибрировала и вылетела из оконного проема вместе с деревянными креплениями-чопами. С оконной рамой было еще проще: Юрка просто "шарахнул" булыжником по перекрестию и та, полугнилая, рассыпалась на куски стекла и отдельные деревяшки. В магазинчике Юрка набрал несколько венков со стандартами надписями: от жены, от друзей и т.д., охапку пластмассовых цветов и самый хороший и дорогой крест. Все это, аккуратно "упаковав" на самом себе, отнес к той самой могиле, не забыв перед уходом бросить пачку денег на стол. А потом еще минут двадцать раскладывал на могиле и крепил к оградке венки и цветы, вкапывал крест.

Теперь все? "Да все!" - самому себе ответил Акула, и в ту же секунду боль острой бритвой полоснула его сердце. Юрка как-то удивленно сначала встал на колени, а потом свалился набок, не хватало воздуха. "Что это?! - удивленно спрашивал он себя. - Что это?!" Юрка лежал, скрючившись у оградки, до тех пор, пока не услышал у домика смотрителя удивленные голоса приехавших на работу землекопов. "Надо вставать и уходить", - думал Акула. Юрка прекрасно понимал, почему так поступает. Хотя из элементарной логики выходило, что он должен был подойти к своим коллегам, и те вмиг бы отвезли его куда угодно: от больницы, до дома. Но Акула не хотел, чтобы землекопы узнали, что это он убрал камни. Юрка, пройдя все взлеты и падения в жизни, хотел, чтобы землекопы, эти, в общем-то, молодые ребята, наконец-то поняли, что далеко не все измеряется деньгами. Что есть и честь, и совесть, и справедливость, и милосердие, в общем, все то, о чем говорила причитающая женщина и есть люди, которые, не афишируя, и не показывая своего лица, своими поступками могут это доказать. "Пусть это буду не я, бывший уголовник, а "Некто" непорочный и чистый. Надо вставать и уходить", - подумал Акула. Держась за ограду, Юрка встал, и, пошатываясь, пошел на окраину кладбища к небольшой береговой рощице. Дойдя до первого дерева, Акула упал и потерял сознание. Глубокий обморок плавно перешел в такой же глубокий сон. Сколько пролежал у березы, Юрка не знал, по крайней мере, было далеко уже за полдень. Опять пришла бабуля: "Юра, сынок, нельзя на сырой то земле долго, нельзя. Вставай, сынок, домой иди, здесь ведь совсем недалеко. Низкий поклон тебе от Николая, низкий поклон. Нам, усопшим, очень нехорошо, когда на могилке камни, а в могилке вода. Низкий поклон тебе, сынок, низкий поклон", - произнесла бабуля. Юрка хотел сказать, что никакого Николая он не знает, но не успел, проснулся. Все так же нестерпимо болело сердце, но Акула с трудом встал и, пошатываясь, медленно пошел напрямик через колхозное поле к домику тети Маши, идти было километра полтора-два.

Как дошел до домика Юрка не помнил. Откуда-то издалека, как сквозь вату, Акула расслышал чей-то крик: "Юра, сынок, открой глаза, не умирай сынок, пожалуйста, не умирай, не пришло еще твое время. За Христа ради не умирай, пожалуйста!!! Потерпи...скорая уже едет. Христом Богом прошу, - открой глаза!!!". Акула хотел спросить: "Это ты снова, бабуля?" Но с трудом приподняв веки, он увидел стоящую перед ним на коленях тетю Машу. "Юра, потерпи, скорая уже в пути. Как ты меня напугал. Я ведь думала, что ты просто пьяный, а потом принюхалась - водочного запаха нет, а ты без сознания на полу лежишь, умирать собрался, ты даже себе в белье..., ну, в общем, и по-маленькому и по-большому сходил. Ну, ты не беспокойся, пожалуйста, я тебя подмыла и переодела, а то ведь скорая приедет, нехорошо", - скороговоркой выдала всю информацию тетя Маша.

"Инфаркт. Срочно в больницу", - вынесла свой вердикт женщина-врач из приехавшей скорой. Но Акула вдруг неожиданно отказался. "Юра, сынок, - встряла тетя Маша, - а вдруг, что с тобой, мне старой, что делать?" "Теть Маш, где мои деньги Вы знаете, позвоните моим кладбищенским, они все сделают без Вас, а Вам еще и спасибо скажут за то, что "жмурика" состоятельного им "подогнали"", - ответил Юрка. "Юра, что ты говоришь, ну что ты говоришь?" - запричитала тетя Маша. "Теть, Маш, дело у меня, большое дело, а вдруг не успею, не могу я сейчас в больницу, ну никак не могу. Потом "как-нибудь" дня через два сам приеду", - ответил Акула.

Юрка не поехал в больницу ни через два, ни через четыре дня, он, вообще, туда не поехал.

"Ну, вот так все и было", - закончил свой рассказ Акула. Мы долго сидели молча, допивая уже остывший чай. Наконец я спросил: "Юра, а что за дело у тебя такое важное нарисовалось, причем такое важное, что даже твой инфаркт ты на ногах решил перенести?" Акула улыбнулся, хлебнул чая и продолжил: "Да, в общем-то, чепуха..."

Дней через пять Юрке стало лучше: боль в области левой части груди отступила, единственное, что мучило - слабость и появившаяся отдышка.

Юрка надел свой выходной костюм (в шутку он называл его пасхальным) и пошел в отдел кадров "Ритуальных услуг". По дороге зашел сначала на почту, выпросив там большой бумажный пакет, потом - в магазин канц.товаров, где купил бланк Почетной грамоты, ну и, наконец, в киоске купил коробку шоколадных конфет. Сам отдел кадров ему был не нужен, он шел к секретарше Гале, которая на машинке напечатала ему какое-то письмо и оформила Почётную грамоту, получив за это коробку шоколадных конфет.

Дверь квартиры открыла та самая женщина. Юрка представился и спросил Николая, женщина ответила, что он умер. "Жаль, очень жаль, понимаете, наша федерация тяжелой атлетики выделила ему денежную премию, ну и здесь вот Почетная грамота и благодарственное письмо", - сказал Юра. "Юра, а ведь на Почетной грамоте и письме должна быть печать", - сказал я его. "А она и была, только наша - кладбищенская. Галя шлепнула и немного крутанула-размазала. Василь, да этих "совковских" стариков обмануть - проще пареной репы, они же наивные как дети", - ответил Акула. "А вы кем приходитесь Николаю?" - как можно строже спросил женщину Акула. "Я его жена, теперь вот вдова", - ответила женщина. Юрка долго "изучал" свидетельство о смерти, паспорт женщины и старенькое свидетельство о браке. "Ну что же, - сказал он, - документы в порядке, Вы прямая наследница, стало быть, и получать все это будете ВЫ. Не повезу же я все это обратно в Москву". "Так Вы из Москвы", - удивленно спросила женщина. "Да, из Москвы, - ответил Юрка. - Ваш покойный супруг нам хорошо известен. Как-никак пятьдесят лет готовил мальчишек-спортсменов", - выдал Акула информацию, которую почерпнул из причитаний женщины. Акула высыпал содержимое пакета на стол. "Это все мне? Так много!" - выговорила после минутного ступора женщина. "Да уж ни мало, - подумал Акула, - почти два года копил". А вслух сказал: "Вам, вам, вы же прямая наследница". Женщина смотрела на гору денег, не веря своим глазам. "Какие-то они все...", - выговорила она, дотрагиваясь до купюр. "Да под дождь попали, пока их везли, - ляпнул Акула первое, что взбрело, а сам в тоже время подумал: - Ты не видела, какие они были вчера, целый вечер "убил" на то, чтобы утюгом разгладить каждую купюру". "А можно мне из этих денег отдать в церковь десятину", - спросила женщина. "Да, да, конечно, это же Ваши деньги", - подтвердил Юрка. Отдельно отложили десятину, получилась очень солидная сумма. Юрка попросил найти какой-нибудь пакет под эти отложенные деньги, и пока женщина ходила туда-сюда по квартире, он больше половины этой десятины положил обратно в общую кучу, подумав: "Господь меня поймет и простит мою заблудшую душу". "Что же я буду с ними делать?" - спросила женщина, у нее такой суммы отродясь не было. "Немного оставьте на повседневные расходы, закажите памятник супругу, Николай достоин того, чтобы на его могиле был хороший памятник, а большую часть денег положите на книжку, все-таки кое-какие проценты идут. И, пожалуйста, никому не говорите, что у Вас появилась крупная сумма денег, никому, даже лучшей подруге-соседке", - ответил Акула. Немного посидев, Юрка подумал: "Нет, надо дело добить до конца, - а вслух сказал. - Берите паспорт, я провожу Вас до ближайшей сберкассы". В кассе кассирша долго считала деньги, чем вызвала возмущение клиентов, стоящих в очереди. Вручив новую сберкнижку женщине, Юрка сказал: "Снимайте деньги каждый месяц, не отказывайте себе ни в чем, Вы на одних процентах можете прожить. А сейчас мы с Вами пойдем в магазин за продуктами". "Да, да, - подтвердила женщина. - Я давно не ела вкусненького".

Юрка зверски устал, опять заболело сердце, но он и не думал оставлять женщину одну. "Что будем брать?" - спросил Акула. Женщина мечтательно задумалась и сказала: "Индийский чай со слоном (на пачке был изображен слон, этот чай в советские времена считался лучшим)". "Ну, понятно, - подумал Акула, - дальше можно и не спрашивать". И в корзину полетели банка растворимого кофе, пара палок сырокопченой колбасы, красная рыба, две баночки с икрой, сгущенное молоко, пара пакетов с гречкой. Женщина что-то говорила, но Юрка ее практически не слушал, т.к. знал все ее запросы и без нее. Пара пакетов с сахаром, сдобный хлеб, ну и, конечно же, торт "Наполеон" с коробкой шоколадных конфет. "У нас хватит расплатиться за все это?" - спросила взволнованная женщина. "Хватит, - ответил Акула, при этом с юмором подумал: - У меня, на сегодняшний день точно не хватит, а вот у Вас, мадам, хватит с лихвой на треть этого магазина". Юрка проводил женщину до дверей квартиры, от чая отказался, сказав, что у него скоро рейс на Москву и ему нужно в аэропорт. А еще через неделю женщина пришла на кладбище, принесла работягам поминалки и заказала у Смотрителя памятник на могилу мужа.

"И ты так легко расстался с такой суммой, отдав все, в общем-то, незнакомому тебе человеку?" - спросил я Юрку. "Ты, может быть, мне не поверишь, но не просто легко, а очень легко. Более того, у меня была вот какая-то радость, что ли на душе. Я просыпался и ложился спать с легкой душой, мне снились светлые сны. Василь, мне было ХОРОШО. Разве можно заменить душевную радость деньгами. Да никогда. Ты знаешь, может быть благодаря этому, я физически быстро восстановился", - ответил Акула.

Я не знал, что говорить..., а хотелось сказать, что-то короткое, но в то же время, всеобъемлющее. "Юра, я очень завидую тебе", - выдавил я из себя. "Мне? - ответил Акула. - Бывшему спортсмену, бывшему зэку-уголовнику и в данный момент, чего греха таить, пусть и не конченному, но все-таки алкоголику с социальным статусом - землекоп?" "Да, тебе, - сказал я. - Потому что мне кажется, ты взял свое ОЛИМПИЙСКОЕ ЗОЛОТО". Акула долго молчал, потом ответил: "Не думай, что я не понимаю, о чем идет речь. Да, мы все пришли на эту землю ради чего-то, в этом-то я уверен. Власов, Жаботинский, Варданян - для того, чтобы ставить рекорды, зарабатывать золотые медали, прославлять страну, ну а я - для того, чтобы убрать ненужную кучу камней на могиле совершенно незнакомого мне человека. И при этом заработать инфаркт, чуть не умереть, "опустить" почки, а заодно уж получить парочку межпозвоночных грыж. И лишь благодарность бабули с того света и какого-то Николая, которого я сроду никогда не видел, компенсирует вот это все негативное. И я совершенно ничего не утрирую, Василь, просто возможно, ради этого я был рожден, ради вот этой несчастной кучи камней. И вся моя предыдущая жизнь - это все лишь была подготовка вот к этому моему делу с могилой.

Василь, я очень хочу поехать на свою малую родину - Донбасс. Может быть, уговорю Наташу. Хотя бы посмотреть на бабушкин домик, сходить на могилку, а может быть и Михалыч живой". Юрка включил магнитофон, из динамиков полилась песня Н. Смолина "Опять звонят колокола, а жизнь была и не была...". Дослушав песню, мы тепло попрощались, и я пешком пошел домой. Я шел и думал: "Вот изрядно потрепанный жизнью, но не сломленный, способный на сильные поступки человек, потому что этот человек - настоящий РУССКИЙ МУЖИК. Вот такими, как Юрка-акула, и сильна наша РУСЬ. И благодаря им наша многострадальная РОДИНА жива. Жила, живет и будет жить всегда".

Наверное, надо было на этом поставить точку, но я не хочу погрешить истиной и обязательно напишу послесловие. Потому что ради этого послесловия я и написал весь этот рассказ.

P.S...Позвонила Наташа...

ДНР, январь 2015 года. Из милицейского протокола. "Обнаружено тело мужчины с многочисленными осколочными ранениями. В кармане мужчины находился пропуск на имя Окуленко Юрия Николаевича, детского тренера по тяжелой атлетике местной ДЮСШ. Судя по всему, мужчина попал под арт.обстрел ВСУ и погиб от осколков разорвавшегося вблизи снаряда,...тело отправлено в городской морг".

Юрка после занятий с мальчишками просто возвращался домой.

Юрка...просто...возвращался...домой, просто...домой.

"Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего и всех усопших сродников, и благодетелей моих, и прости их все грехи, сделанные по собственной их воле, и помимо их воли и дай им ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ"

. Молитва об успопших.

Сноски

¹Штангетка - специализированная обувь, используемая в тяжелой атлетике и кроссфите. Отличается жесткой и плоской подошвой. ^Назад

²Объем нагрузки - выполненная работа в единицу времени ^Назад

³Купол - имеется ввиду 5 ходок на зону, один церковный купол - одна судимость ^Назад

⁴Хавать - принимать пищу ^Назад

⁵Подогрев - подарок,помощь ^Назад

⁶Общак - - общая воровская касса ^Назад

⁷Кам-кам - чуть-чуть ^Назад

⁸Чифирь - очень крепко заваренный чай ^Назад

⁹Красная зона- зона, в которой жизнью и бытом руководит администрация, а не уголовники - "воры в законе", хотя и там принципы и правила поведения такие же, как в "Черной зоне", которой руководит "Пахан" ^Назад

¹⁰Кум - Сотрудник (начальник) оперативной части в колонии, следственном изоляторе ^Назад

¹¹Этап - отправка в колонию ^Назад

¹²Хавка - хорошая еда ^Назад

¹³Параша - унитаз ^Назад

¹⁴Малява - письмо ^Назад

¹⁵Западло - Ниже своего достоинства ^Назад

¹⁶Маза - защита ^Назад

¹⁷Козырный - авторитет, в понимании уголовников ^Назад

¹⁸Мужик - работяга ^Назад

¹⁹Перо - нож, здесь в значении зарезать ^Назад

²⁰Крысятничество - воровство ^Назад

²¹Правило - зоновский суд ^Назад

²²Предъявы - обвинение ^Назад

²³Рында - телохранитель ^Назад

²⁴Хозяин - начальник ИКТ ^Назад

²⁵УДО - Условно-досрочное освобождение ^Назад

²⁶Откинуться - покинуть зону ^Назад

²⁷Кижучам головы скручивать- устроится рыбаком на судно ^Назад

²⁸Шабашка - незаконный дополнительный заработок ^Назад

Комментарии: 4, последний от 10/01/2019. © Copyright Копашин Василий Владимирович (Duferiya@yandex.ru) Размещен: 28/12/2018, изменен: 28/12/2018. 107k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2	Оценка: *9.437** Ваша оценка:

Копашин Василий Владимирович Кандидат в сборную