ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Коваль Игорь
Выпей за меня брат...

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.12*87  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мы бросили кошки, мы врылись в землю... Зубами удерживаем редут. Ведь тут убивают не понарошку, И не для съемок в атаку идут...
  Мы бросили кошки, мы врылись в землю...
  Зубами удерживаем редут.
  Ведь тут убивают не понарошку,
  И не для съемок в атаку идут...
   Поезд "Москва - Одесса" уже был готов к отправлению, делая меня немного счастливее чем обычно - ведь я поеду как пассажир первого класса практически ,в "СВ" - один. Авантюра мелкого масштаба, но приятно когда удается. Конечно же, проще было купить комфортабельное место, деньги то были, но такие вагоны напрочь отсутствовали в этом поезде, отсюда и спрос на работу мозга. У нас в стране все так- недостаток здравого смысла в общественной жизни, мы компенсируем собственным здравым рассуждением и так вроде живем. Не зря у касс, когда я покупал билет, мне в голову и пришла эта мысль о "приобретении" всего купе - меньше народу больше кислороду. И относительно дешево и сердито. Все равно "Паровоз" шел не нагруженным, в это время года мало пассажиров к Черному морю, и в вагоне как я понял позже, имелись вовсе пустые "квартирки".
   Сильно продулись тормоза, вагонные двери закрылись устало от столичной жизни, словно недобрый гонор Москвы им изрядно надоел и хотелось скорее бежать, спрятав за своими потрепанными телами маленький мирок вагончика с серыми и понурыми слабыми человеками. Перрон Киевского вокзала дергано пошатнулся, практически одновременно со стаканом, в который упали первые капли пятизвездочного армянского коньяка. Теперь я в пути, и долгожданное одиночество, наконец, настало. Действительно хотелось побыть одному, осмыслить последние события своей жизни, порадоваться отрезанностью от мира хоть на короткое время дороги. Я был практически уверен, что вечно моему наслаждению элитным перемещением не продлиться, но, по крайней мере, все же предполагал, что имею реальный шанс уснуть никем не потревоженный.
   Он вошел в мое купе часа через два после отхода из Москвы на какой-то станции, уже не помню даже какой. Зашел не заметно, даже можно сказать тихо. До этого нагло заглянула проводница, резво хлопнула купейной дверью и исчезла. И вот результат - я не один. Не очень-то и приятно, но что поделаешь. Наш ненавязчивый сервис даже за кровное бабло не несет перед вами никакой ответственности. В полумраке и в дремоте (я практически заснул, лежа на полке) я обратил внимание только на то, что зашел... он быстро и тут же словно упал, провалился куда-то, выставив, в конце концов, на проход только свои ноги, обутые в армейские с блеском начищенные ботинки, в которые были заправленные камуфляжные армейские штаны. Я, перешагнув их, вышел в коридор и прошел мимо купе проводницы, теребя в пальцах сигарету. Уже третий год я бросал курить, но позитивнее трех сигарет в день дело не шло, пагубная привычка все время одерживала надо мной одну победу за другой. Долго раздумывал ругаться или нет и все же не выдержал.
   - Ну, ты что же, мадам, обещала покой, - проговорил я, заглянув в купе и застав белобрысую толстую и неопрятную бабенку с подругой. Та что то нервно дернулась и видимо по привычке спрятала начатую бутылку водки под нависающий столик.
  - Ой, касатик, да я ж подумала, шо тебе скучно будет. Даю слово, шо больше не подсажу до самой границы, а уж там посля Киева может, и вообще один поедешь.
   - У вас же целый купе пустой.
  - Это мое дело, дорогой. Ты у себя на работе командуй... без обиды. Что ж я его на целое купе должна разменять, что ли? Ишь ... прыткач.
  - Клава, эй, - осекла мою собеседницу подруга. - У него ж это,... два места выкуплены официально, а за два он заплатил. Образовалась пауза.
  - Ох, как не ловко то. Ну, лады, сейчас я этого паренька-то определю. Там дед с бабкой и внуком едуть, вот к ним. Я молча проследовал за проводницей. -
   Эй, касатик, вставай, ошиблась я, пойдем в другое...- пробубнила тетка, засунув свою конопатую физию вовнутрь моего купе. В полумраке моего временного дома, в котором мне предстояло провести ближайшие сутки, царствовала тишина, какая только может быть в поезде при движении.
  - Слушай, он уснул, похоже. Сидит, а глаза закрыты, во как.... - проговорила проводница, как-то растеряно обернувшись ко мне, напомнив закесоненную ныряльщицу, вынырнувшую с глубины соответственно без промежуточного всплытия. От нее несло не то селедкой, не то недосушенной таранкой, к тому же дама была подвыпившая, и у меня пропало всяческое желание дальнейшего с ней общения. -
   Не буди ... Раз уснул, пусть спит. Проводница вдруг оживленно воспряла духом и 'кесонка' с ее лица моментально прошла.
  - Ой, да. А к утру я распределю. Чаю принести? Учту, бесплатно.
  - Валяй.
   Я протиснулся в свое купе и закрыл дверь. Стук колес успокаивал, и мой взгляд снова упал на начатую бутылку коньяка. Еще несколько капель перед сном не помешает. В конце концов, я в отпуске и еду к друзьям. Пусть все проблемы подождут целых пятнадцать суток. Это срок, который меня отделял от возвращения на службу, в часть. Как за административное правонарушение. Приняв все это во внимание, достав фрукты и шоколад, я принялся чистить апельсин, наполнив купе приятным ароматом цитрусовых. Чай так и не был принесен, да я особо и не рассчитывал на него. Поэтому не расстроился особо. Зато коньячок согрел изнутри и приятно легко одурманил голову. Нега быстро распространилась на уставшие конечности, и я откинулся назад на обитую дерматином стенку. И тут, словно напоминая, что я не один, моему взору снова предстали идеально чистые ботинки моего нового неподвижного постояльца (я уже считал себя полноправным и единоличным владельцем помещения), и странный мешок внизу под полкой рядом с ними. Да мешок, отдельная тема. Не какой-нибудь современный рюкзачок, спортивный кейс или еще что-то - довольно странный мешок. "Ну что ж, - подумал я, - попутчик мой тихий и уже к тому же спит сидя. Не помешает совершенно. А то и веселее будет. Выпьем вместе... когда очухается". Рядом валялась книжка, купленная на вокзале. "Почитать, что ли?" - подумал я и окинул взглядом тускло освещенную комнатку купе. Я потянулся было включить свет наверху, но остановился, посмотрев на постояльца. Он весь мне виден не был. Верхняя его часть таинственно исчезала в темноте навеса верхней полки. В скудном освещении купе мой пришелец превращался все больше в ребус или загадку. Только ноги, ботинки и мешок. И я решил не будить соседа светом, быть вежливым, в конце концов, все же был уже одиннадцатый час, и налив себе еще пол стакана огненной жидкости, принялся расстилать постель. Это удалось довольно таки быстро и я подумал о погружении в сон, как на глаза попался этот странный мешок. Он лежал на полу обособленно, важно, в тусклом освещении купе подставляя обзору один бок. Хозяин не убрал его под полку в специальный бункер и от этого баул, словно живой персонаж, был особенно важен и значим.
   Вещи всегда помогают нам узнать что то о человеке, использующие эти вещи. Это факт. Нарисовать для себя картину о попутчике решил и я. Уж если у меня появился сосед, то не мешало бы о нем что-то узнать. Дорога такое дело. Тем паче, что спать не хотелось. Конфигурация мешка была знакома да и в его цвете не было ни каких сомнений, да, да в цвете - цвете хаки. Обнаруженный предмет оказался простым солдатским вещь-мешком. Старым и надежным солдатским спутником 20 века. Не 'РДка', не еще какая нибудь спецурская знакомая по матобеспехе вещь, и не тем более американский рюкзак спецназовца, показанный нам подполковников Куриковым, который он привез в свою очередь из Ирака где был уже после 'Бури в пустыне', нет - просто настоящий армейский вещмешок, сделанный еще при советской военной промышленности, носимый еще нашими дедами в тяжелых походах второй мировой. Он лежал сейчас перед моими глазами. Редкостное явление в повседневной гражданской жизни увидеть такое ретро, не смотря на моду на стиль милитари. На кавказском направлении может этого добра и хватает, там никто этому не удивляется, обычное дело, даже для гражданских. Но в поезде на Одессу?
   Я присел на свою постель и, не долго думая, протянул руку к этому удивительному предмету. От затянутой горловины на бечевке свисали две гирьки, металлические и довольно увесистые, которые случайно оказались у меня в руке. Я взвесил их, сжимая кулак. Это или подобное приспособление при умелом обращении с ним служит для активного наступления в рукопашной схватке. Это я знал точно. Причем атака может носить летальный исход, потому что попадание такого шара в голову и тем паче в висок ничего хорошего не сулит. Поезд колыхнуло, за дверью купе кто-то пробежал, за стеклом промчался товарняк, издавая характерное гудение, и мой взгляд в проблесках короткого света упал на лицо соседа. Сквозь полумрак сжатого пространства я заметил, что он на самом деле не спит. Черные (какими мне они показались) и какие-то резкие глаза, смотрели на меня исподлобья так, словно врезались в мои внутренности с безаппеляционностью рентгена, неподвижно и странно, словно и не были живыми. Он даже смотрел не на меня, а куда то сквозь: будто бы увидел что-то в теле вагона или на улице, там за бортом; и это что-то перемещалось там точно с такой же скоростью, как и сам поезд. Мне даже показалось, что он меня, моего присутствия здесь и сейчас, не заметил.
  - Эй, приятель, привет! - пробубнил я, пытаясь все же заявить о себе и сгладить конфуз, - Коньячку выпьешь?
  Все же не удобно когда тебя застают при осмотре чужих вещей. В ответ я ничего не услышал. Приняв это как установку к действию и понимая, что пути к отступлению нет, я откупорил бутылку и налил жидкость в два стакана.
  
  - Не подумай, дружище, что по сумкам прохаживаюсь. Просто чудной у тебя скарб, непривычный. Сам вроде в гражданке, а ... вот и заинтересовался. Я вроде тоже служивый...
   Рука с набитыми костяшками двух первых фаланг пальцев вынырнула из темноты и ухватила стакан практически на лету. Я успел все же увидеть его..., моего соседа по купе, в свете периодичных фонарей за окном: парень лет двадцати трех-двадцати пяти, коротко стриженный, над правым глазом - от брови и через ;лоб - шрам. Парень как парень....
   Но мы вновь встретились глазами. И я разглядел его получше. Света за окном стало побольше, потому что поезд приближался к очередной станции. Лицо сначала мелькало словно на экране: то вынырнув из темноты, то опять уходя в небытие. И вот оно предстало в мгновенных вспышках освещения полустанка так, что я смог его немного изучить: вроде бы молодое, но какое-то уставшее, одетое на твердую плоть хозяина насильно чужой рукой, словно маска. Волевой подбородок молодого человека, но как-то уж по взрослому бросается в глаза, и отточен он какой-то сверхволей и грустной решимостью.
   Я задумался и продолжал изучать. Пространство, расположение и время мне это позволяли. Кто передо мной? Почему мне не все равно? Меня поразил жесткий облик человека, облик который в то же время не делал его супергероем. Просто обычный пацан, каких много ... и в то же время нет. Длинная шея, на которой висели, блестя своей металлической белизной два солдатских медальона (такие часто продают в подземных переходах); плечи, уходящие в худощавый затененный торс тоже как-то по-особенному; и все... Остальная часть тела снова не читалась. Кроме его глаз. Они ударяли по мне из глазниц словно РПО-1 - эти глаза. Они пронизывали и кромсали все вокруг безжалостно и насквозь. Я ненароком заглянул в них еще раз, будто бы они находились в этом поезде абсолютно самостоятельно и ...
   ...Кто придумал этот дурацкий спор о том, кто такой "воин"? Какой он? И что такое честь? Это у них-то честь? У этих зверей?.. Вот тот журналюга на той неделе, когда вышли из под обстрела, привел пример того, что видел якобы по телеку такую хрень, что чехи - это герои, и что там он слышал примерно следующее: "Разница культур, ценностей. Чеченцу смерть как победа, она только подбадривает дух. А у нас, у русских, кто мертв - тот и проиграл". Что за чушь?! Кто может вообще дать оценку чувствам и ощущениям, которые переживаем мы здесь? Только тот, кто сам это пережил. И то, пока не забыл или не свихнулся от этого.
   Многие умники-журналюги пускаются в дискуссии о философии воинства русско- византийского, иудо-протестанского и магометанно-арабского и пытаются выстроить формулы закономерностей побед и поражений... Идиоты!
   ...Каждый час слышался выстрел из автомата, как какое-то напоминание, что идет война. Среди устоявшейся тишины он звучал, как стремительный удар сердца после электрошока, как доминант природы войны, разгоняя застоявшуюся кровь и отгоняя сон. Сколько постовых, столько и выстрелов. Илюха Зорин, сержант мотострелковой роты, за четыре месяца войны хорошо изучил всю эту атрибутику. Это для того, чтобы не спали постовые. Командир, пересчитав выстрелы, сразу понимает, где может таиться опасность: какой из постов оголен. Знал также он и то, что через час вообще начнут палить из всех видов оружия. Пройдутся даже танки из бригады, коих насчитывали всего пока два. Отменные вояки в них сидят. И вот если эти самые вояки поднатужатся, то через день в строй должен встать еще один Т-72, у которого раньше были перебиты траки. А наступление не за горами. Танки то нужны как воздух.
   В школе он очень любил читать рассказы про разведчиков, которые ходили за линию фронта. Оттуда-то, из этих книжек, он впервые и узнал, что такое плановый прострел местности. Правда, там, в книжках, это делали фрицы, чтобы сократить возможное время прохода через линию фронта наших разведгрупп. Эта самая линия обрабатывалась из минометов и артиллерии качественно и со смыслом, чтобы мышь не проскользнула. Здесь теперь он видел все это воочию. И делали это уже не фрицы из далекой войны 41 года, а они, российские солдаты, в последнем десятилетии 20 века. Эта процедура имела даже свое кодовое название: "Смерть врагам". Страшно подумать, что останется от того, кто попадет под эту мясорубку, пусть это будет чужой или свой - не важно. В эти часы никто разбираться не будет.
   - Эй, Зорин, к командиру! - послышался выкрик, и несколько парней рядом оглянулись в ту сторону, на дорогу.
   Проехали несколько БРДМ, восьмидесятка, а затем и МТЛБ с людьми на броне и Зорин узнал прапорщика Кавшина, старшину, которого зацепило недавно в перекрестном бою, но, слава Аллаху! - удачно. Он, видимо, уже выдвинулся в сторону штаба. Парень встал с бетонной плиты, на которую была постелена чеченская кошма, а поверх нее спальник, и, брякнув котелком и автоматом, зашагал в сторону этого самого полкового штаба, базировавшегося в дальнем разбитом доме, до которого уже почти доехала "маталыга".
  -- Ну, привет! Никак сам Зорин? - услышал Илья приятный голос взводного. - Давай к нам сюда. -
  - Здравия желаю, товарищ капитан! - выпалил Зорин, здороваясь сначала с ротным, а уже потом пожав руку лейтенанта под скользкими взглядами офицеров.
  -- Лобов, твой боец, ты и посвяти.
  -- Есть, Андрей Николаевич. Слушай сюда, паря. - Лейтенант взял сержанта за плечо и склонил тяжелой жилистой рукой над столом его голову: - Утром пришла разведка, все удачно. Будет штурм. Нашему батальону маршрут до площади Минутка. Твое отделение пойдет в прикрытие БТР-ов. Илья окинул взглядом офицеров.
  -- Товарищ лейтенант, в город БТРы? Это же проходили уже.
  -- Ладно, не умничай. Мне тоже все это не нравиться. Понятно, что с танками и БМП лучше. Но там, этого ..., похеру все, короче... - Лейтенант покрутил пальцем у виска.
  -- Они же, как тараканы, маневра нет. Пожгут. Встрянем в частном секторе.
  -- Вот твоя задача - не дать им этого сделать. Будьте осторожны: палить будут сверху. Местность не защищенная - раздолье для снайперов. С машинами должны быть как одно целое, особенно когда и выйдем к твоему частному сектору. Вы их прикрываете, они вас. Справа от тебя пойдут контрабасы, но ты особо на них не рассчитывай, держись меня, первых машин, если что. Не падайте на "ровном" месте. У тебя, наверное, все знакомы с этим? Да, и еще: этот парень из молодых, с которым у тебя конфликт был, с тобой пойдет.
  -- Интеллигент этот?
   -- Ну, это, брат, уже давно не ругательное слово. Лично я уважаю этого парня. Подам на награду после Грозного. Хотя ему, наверное, за одно то, что на войну попал добровольцем после медицинского института уже награду дать нужно. И это тогда, когда кругом одни косари. Зорин уставился в пол.
  -Чего надулся? Он парень толковый. Сам в твое отделение перед наступлением попросился.
   Зорин понимал, что спорить с командиром бесполезно, но и мнение свое менять тоже не хотел. Вообще с этим парнем из института вышло как-то странно, не так, как привык он. Пришел, наговорил всяких умностей и вдруг стал душой коллектива. А самое главное: попытался учить и его, Илюху Зорина, который спирт жарил на то время с командирами. Салабон хренов. За что и получил кличку "Студент". Но главное, что очень по-мальчишечьи стебало Илью, это поражение в спарринге, в рукопашной схватке, от Самохина. Сдала его уличная удаль, разбилась о технику и мастерство мажора дзюдоиста. А тут еще этому Самохину подвезло: должность прапорщика освободилась. Начштаба берет его под свое крыло, и он прямиком в медроту. Тут уж и вовсе Илья рассерчал. А что сделать? Только злиться. Много вопросов не задают, уж стреляные все. Задачу свою Зорин понял хорошо, а мнение свое высказал так, для проформы: знал, что все понимают все, но делаться будет, как решили. Вернулся на позицию и задумался. Только тревожно как-то на душе, неспокойно.
  
  -У меня спирт есть и сало, - услышал он, кутаясь в спальник. Зорин поднял глаза и увидел этого пресловутого прапорщика "Студента".
  --Ну, тащи! Все равно бить начнут утром. Рано не пойдем. А чуть не помешает. Выпили.
  -- Все хотел понять, Илья, почему ты меня не любишь? Что такое между нами пролегло, что чужим меня считаешь? - Самохин аккуратно нарезал сало для бутербродов.
  -- Тебе честно или как? -
  - Завтра в бой вместе пойдем, чего врать-то. -
  - С детства таких педантов не любил. Все это у вас как по полочкам. Небось, в отличниках ходил? -
  - Ну, неплохо учился, да. А что, это плохо?
  -- Учителям, наверное, жопу лизал. Любимчиком был? ;
   -- Ну, насчет жопы - это ... махнул. А вот физику я любил и уважением у Юрия Яновича пользовался. Это наш физик был, толковый мужик. Только что из этого-то? Мы же вот здесь вместе, в этих окопах. Я же ведь не чистоплюй какой, каких ты себе напредставлял. Наверное, только сейчас Илья вдумался в слова, сказанные Студентом, и понял истину: да он просто завидует ему, этому парню. Вот в чем дело. Этот человек взял и сломал все его стереотипы, все его представления о типах в белых сорочках. Он привык себя отождествлять с суровым 'легионером' улиц, грозой всех этих мажоров, а тут вся его артиллерия дала холостой выстрел. Конечно, это была зависть - зависть поступку, зависть прожитой жизни - институт, столица, девочки. А что у него? Несколько попыток закончить ремесленное училище, как называла ПТУ его мать, работа на заводе, приводы в милицию, попытка вписаться в русло бизнеса и вот результат - он на войне и будет через шесть часов штурмовать Грозный. Но самое главное, что для него это, этот исход и концовка, понятны. Что еще он мог выкинуть в жизни, чего добиться? Военкомат взял его за шиворот вместе с такими же, как он и кинул в жернова войны, куда он на счастье отменно вписался. На гражданке б уже в зоне был давно. Носы и сломанные челюсти пополняли его боевой список на гражданке почти что каждый день. И это гармонировало с его нутром. Ему было легко от мысли: "Да, он такой, он крутой парень и его дорога -это трудности и испытания. Он не чистоплюй, как эти маменькины сынки. За него ;можно дать таких ублюдков пятерых".
   Но вот этот персонаж? Он-то другой. Что ему не хватало в его столичной жизни? Без пяти минут врач, мать его! Все нормально и перспективы опять же. Какого хрена он в это дерьмо окунулся, да еще по собственной инициативе? Зачем сломал представление его, Ильи, о месте под солнцем, о том, что таких здесь не бывает? Этого Илья никак не понимал. А чего он не понимал - он боялся. Главное - не сознаваться себе... Зависть тут ни при чем. Прочь эти мысли!
  -- Ладно, чего базарить, наливай, давай. У меня условие будет одно. Я уже кликуху поменять не смогу. Кем был, тем и будешь. Хоть ты и кусок теперь, а для меня все равно Студент. Посмотрим на тебя в деле. Обосрешься, сам пристрелю... Ты, там говорят, снайпер неплохой, сзади пойдешь. Давить точки умеешь?
  -- Разберемся, я думаю. А на кликуху мне плевать. Главное - с тобой. Интересный ты человек. Думаю, мы с тобой сдружимся. -
  - С вами....
  -- Чего?
  -- Под моим командованием идешь... "С вами".
  -- А, ну да.
   Утро. Время начала атаки бесповоротно приближалось. Оглушающим и мощным ударом заработали артиллерия и минометные батареи. Ударили "двухсотки". Их долго ждали, но они как внезапно включились в хор войны, так же по не понятным причинам и вышли, отодвинув только время пехотной атаки.
   Враг сумел передислоцироваться и занять позиции после бомбежки, вылезая из укрытий. И нужно отметить, что приготовились "чехи" к отражению атаки не плохо. Машины и десант они встретили шквальным перекрестным огнем на прямых подступах. К северу шел третий батальон, но Зорин уже понял по плотности огня, что шкварки все будут именно здесь. Вскоре противостоять огню на переднем рубеже атаки стало тяжело. Поступил приказ разбиться на группы и этими самыми группами по три, четыре, а то и два человека прорываться. Так и вышло, двойками и тройками десант вошел на окраины и улочки, ведущие к площади. БТРы шли, урча моторами и поначалу мощно и практически адекватно противнику поддерживали пехоту огнем крупнокалиберных пулеметов. Илья чувствовал, идя за броней, уверенность, и его сердце в такт скорострельным пушкам кидало в организм кровь, словно боеприпасы. Он весь сосредоточился на бое, как и все, кто шел сейчас с ним. КПВТ били по близлежащим домам и по укрепрайонам с ходу и крепко. На первых баррикадах это помогло, отбросили врага, смяли, закрепились. Но вскоре "духи" освоили битье триплексов и приборы наведения. Снайпера выводили их из строя один за одним. Этого не ожидали. К тому же из высотных домов били прицельно гранатометчики. В районе частного сектора, как и предполагал взводный, завязалась кровавая драка. Атака захлебнулась. Машины воткнулись в узкие проходы и лишенные необходимого маневра, стали легкой мишенью. Вот загорелись первые машины.
  
  -- Студент, справа смотри! За забором выступ, там гад сидит, по прорывному отряду молотит, гнида! Видишь!? - Зорину показалось, что сейчас от крика он сорвал голос. Кругом стоял страшный грохот. Броня, которая укрывала их от противника, звенела как бубен на трясучей дороге. Студент быстро отделился и куда-то пропал. Бойцы группы Зорина медленно продвигались вперед вместе с машиной.
  --Не лежать, Зурабов! Встать за броню и вперед!!! - орал Зорин, хотя и не слышал своего голоса.
   Ему нравилось командовать. Нравился этот момент воли, который проводил по всей его жизни линию значимости именно для самого себя. Нравилось, потому что здесь он был свой, и от него многое зависело. В огневой настоящей атаке, где летает реальная смерть, не каждый сохранит хладнокровие и возможность быть лидером. Он это мог, значит, Война - это его конек. Что-то ухнуло впереди, и пламя поднялось вверх. Взгляд упал на воткнувшийся носом в забор БТР и на людей, корчившихся вокруг в агонии. Некоторые уже даже не шевелились, просто были мертвы. "Пропавшая броня" тут же образовала бреши в наступательной линии, и на землю от прямого встречного огня из укрытий, из цепи атакующей линии, посыпались на перемешанный с грязью снег раненые и убитые.
   Слева, почти над ухом сработала СВДшка несколько раз. Студент грамотно снял гранатометчика в проеме пятиэтажки. Зорин оглянулся и увидел, как ловко Самохин тут же, после выстрела, перекинул винтовку за плечо и принялся "коротить" из АК по боковым огневым точкам, которые зажглись справа от них, давая возможность небольшой группе подняться с земли и не стать легкой добычей чеченских снайперов, которые облепили полуразрушенные пятиэтажки словно мухи. Несколько перебежек и Студент, заняв выгодную позицию у какого-то сарая, вступил в прямой огневой контакт со стрелком врага, который засел на первом этаже расстрелянного минутой назад танком дома. Задавил его огнем, не давая шанса высунуться. "Неплохо", - подумал про себя Илья и ткнул рукой в сторону студента. Тут же для поддержки ринулся боец, а сержант перекинул взгляд на фланг, где тоже атака увязла. Там контрабасы потеряли "семидесятку" и в ужасе залегли на площадке, старясь слабыми усилиями подавить огневые точки прямого противника, но тем самым сами оказались в ловушке. Чехи их просто расстреливали. Особым шоком было, когда со стороны частного сектора полетели БТС-ы. Этого вообще никто не ожидал. Огрехи разведки выписывались алой кровью на грязном снегу.
   "Да для нас действительно это не прикрытие, фланги считай оголены!" - подумал Илья и тут же ударился плечом и каской в зад БТРа. В пылу бега он не заметил, что машина остановилась и, перегазовывая, стала сдавать назад. "Повнимательнее, паря, повнимательнее, а то свои переедут с перепугу", - проговорил он про себя, едва шевеля пересохшими губами. Впереди проезда не было, еще один БТР пытался вытащить впереди стоявшую подбитую машину тросом и месил колесами нервно грязный снег. Пехота залегла. Заработала минометная батарея, которую корректировали из первого взвода. Несколько огневых точек противника удалось погасить.
  -- За мной к той траншее! - крикнул Илюха, понимая, что стоять нельзя, и оставшиеся в строю семеро бойцов устремились за ним. Четверых он уже потерял, в том числе он не видел сейчас и Самохина.
   До траншеи бросок удался. Но невозможно было понять, откуда бьют по площадке, которую можно было бы рассматривать как плацдарм для новых атак. Складывалось впечатление, что простреливался каждый метр. Свист пуль и, о, ужас! Илья видит, как встал и упал словно подкошенный, командир роты. Пуля попала ему в голову. Илья подполз к телу убитого солдата и быстро выглянул, чтобы получше рассмотреть, что же происходит впереди. А впереди на пятаке радиусом сорок метров творилось что-то страшное. Месиво, смерть, отчаяние от неоправданных потерь. Слева сгрудились горящие БМки, а фланг прикрывает не то подбитый, не то затаившийся БТР. Фальшборт его только немного горел. -
  - Братва, давай к машине! Духи нас с высоты не достанут хоть!!!...
   Илья, после молниеносного резкого, словно единственно возможного способа вырваться из преисподней, броска с извилистыми перебежками, которые отнимают энергию похлеще марафонской дистанции, упал, и прислонившись к холодным грязным и увязшим в снегу и крови колесам, тяжело дыша, окинул быстрым взглядом переднюю линию. На зубах заскрипела грязь, а от дыхания стал плавиться снег. А там, впереди, из под земли входила на свет преисподняя, смешиваясь с хаосом. Горели машины вместе с экипажами. Одна из машин, в горячке и агонии боя, попыталась выскочить из-под пронизывающего перекрестного огня и все же вытащить раненых, в том числе командира подразделения. Те, как к деве Марии, ползли к отчаянному БТРу, в полном смысле плескаясь в грязи и крови, но несколько залпов из чеховских гранатометов поставили на всем этом траурную точку. Люди, экипаж и те, кто успел как-то приблизиться и укрыться за броней, сгорели заживо. Прямо на глазах... у Ильи. Это ужас... Такое никогда не забудешь...
   Эх, как все это было хорошо знакомо: не может БТР двигаться задом и быть активным в таком бою. Кто это всем устроил?? Где танки со своим мощным огнем?? Командир из медицинского взвода, движимый скорее отчаянием, на МТЛБ попытался пробиться к раненым, которых на первых позициях к площади было уже около тридцати человек. Но шквальный огонь остановил машину, заставляя десант перейти к пешим перебежкам. До раненых пятнадцать метров, но встать невозможно. Илья наконец вышел из анабиоза, словно перестав быть зрителем фильма про войну и вернулся на поле боя. Глаза быстро пробежали по огневым вражеским точкам, мозг оценил положение - раз сам и ребята все еще живы, значит, есть пространство в огне духов. Есть и у них бреши. Можно двигаться. Илья вырвал из себя, раздирая до боли глотку:
   -
  - Зурабов, с гранатометом и Васюковым переместитесь влево, прикройте наших огнем из подствольников. Бейте вон по тем домам. Меняйте почаще позицию!!!
  -- Есть, серджант, - ответил таким же диким голосом рядовой Зурабов и согнувшись под свистящими пулями, рванул на левый край к бетонному блоку. Васюкова не добежал, его тут же настигла чеченская пуля, и он упал, корчась от боли. Слишком медленно маневрировал. -
  - Бляха-муха... Спину, что ль лень согнуть, салабоны херовы... Рядовой Васюков ранен!!! - заорал Зорин и увидел, как к тому уже кто-то кинулся из бойцов его группы.
  -- По-моему, я его снял, - услышал Илья позади себя спокойный голос. Оглянулся.
  -- Ты? Я думал...
   В этом пекле и воплях, когда у всех в глазах застыл звериный страх и лютая злость, Студент выглядел спокойно, словно он собирался к доске сдавать свой долбанный экзамен по физике.
  -- Не дождетесь... Снайпера засели на той высотке. Но, похоже, я их пощепал. Не скоро обнаглеют.
   Он не кричал, но Илья его слышал, и это подействовало как-то успокаивающе. Он ;ударил Студента по плечу, чтобы тот согнулся и последовал за ним к разломанному блоку.
  -- Смотри, что делают, гады! Они по конечностям стреляют, издеваются, суки!
   Илья указал рукой на раненого солдата, лежавшего в метрах двадцати от них, которому только что прострелили две ноги. Парень был жив. Илья видел его глаза - они молили о помощи, и в них было отчаяние. Илья успел увидеть, как Студент куда-то посмотрел и резко вскочив почти во весь рост рванул на левый край. Перебежка и... он упал за кучу вывороченного из под снега асфальта. Илья поймал себя на мысли, что волнуется - никак, словил...? Нет, вон ствол показался. Выстрел - это видно, дернулся... Вот демон, щипает духов, молодчина! Это очень сейчас важно, духом не упасть, бойцов поддержать.
  -- Дерюга, загляни в люки, там должны быть кошки, - Илья кинул эту фразу и вскинул автомат для выстрела из 'гпешки'. Оружие дернуло и из подствольника вылетела граната в сторону озверевшего от крови врага.
  -- Чего, товарищ сержант? Илья оглянулся и увидел растерянное лицо рядового Дерюгина, который держал скрюченными окровавленными руками ленту с ВОГами. Илья рывком забрал гранаты.
  -- Ты чего падла, оглох!... Люки открой, в БТРе должны быть кошки с веревками. Парня из-под огня будем вытаскивать.
   Рядовой рванул с места, явно боясь теперь больше гнева сержанта, нежели свиста свинца над головой. Удары приклада в боковой люк сделали свое дело. Он открылся. В машине сидело несколько "контрабасов". Они были то ли контужены, то ли обделались от страха, но боевого духа в их глазах явно не было.
  -- Чего, в жаркое хотите превратиться? Кошки давай! - рявкнул Дерюга и резко за рукав бушлата вытащил одного наружу. -
  - Во, любители погреться, - выпалил вернувшийся Самохин, толкая второго обезумевшего парня, которого только что тоже извлекли из внутренностей брони на грязный снег. Парень был полностью деморализован.
  -- Знакомое лицо, - Зорин вспомнил этого сержанта, у него был конфликт с ним на пищеблоке: - Берите связки и вытащите парня из-под огня, сержант. Дерюга, помоги!
  -- Один момент! Жив... промелькнула неуправляемая мысль. И сам удивился тому, что думает о Студенте. Вот ведь удивишься...
  -- Эти контрабасы - дерьмо собачье,- Илья ловко закурил сигарету, сделал несколько затяжек и передал ее дальше. Оценка действий контрактников это так - мысли вслух, воздух.
   Его прищуренный взгляд сейчас был прикован к пресловутому переднему флангу, где среди горящего железа все еще копошились и сражались люди, выходя из-под шквального огня. Фигура Лобова то появлялась в проеме между БТРами, то пропадала. Но вот вверх взметнулся столб земли, снега и камней. Больше лейтенант не появился в поле зрения Зорина. Другая группа, вставая то и дело в атаку, падала на землю и каждый раз поднимались уже не все. Все это как в панораме разворачивалось прямо в метрах пятидесяти от Ильи. Вот и сейчас прямо на глазах ; убили замполита роты. Пуля разбила голову.
  -- Почерк, в голову. Офицеров, твари, снимают, - проговорил Самохин, плюхаясь рядом с сержантом. - Без танков туда соваться нехрена. Неужели не понимают командиры, что нужно выводить людей.
  -- Пытаются, - с болью в сердце проскрипел Илья. И действительно. Чеченские снайпера в первую очередь убивали офицеров, чтобы оставить подразделения без командования и посеять панику. Узнать то их было очень просто. Из-за больших размеров рации радиста, бегающего за командиром, офицера было видно издалека.
  -- Чижики, давай за мной! Там наш взводный, прикрыли огнем!!! - заорал снова Зорин, встал из укрытия и, согнувшись на полусогнутых, рванул вперед. Два бойца и младший сержант из второго отделения кинулись за ним. Кто-то заорал слева, истошно матерясь.
  -- "Кошки", мать вашу, давай сюда! Пройти бесполезно, пидары бьют на смерть!!!
  -- Взводный мертв, я живой, помогите!!! - доносилось, откуда то. Лучше не слышать, всем не поможешь.
   Потери были уже очень большие. Незаменимые в таких вещах стрелки - снайпера противника, били с тридцати метров в практически обескураженных солдат. Полное бессилие и отчаяние. Крики раненых, оставшихся там и запах горелого мяса из брошенной и подбитой брони создавали впечатление охватывающего мир ада, апокалипсиса. Грязь перемешалась со снегом, кровью, кусками рваной одежды. Всюду валялись бинты и кровавые марлевые повязки. Горело разлившееся топливо. Трудно себе представить, что все это могли устроить люди. Илья сейчас чувствовал и слышал только свое дыхание. Добежал до воронки и тут же в нее упал. Услышал тяжелое дыхание позади, плюхание тела. Все нормально, на этот раз проскочили без потерь. И снова вперед, снова падение. Застрекотал ; пулемет. Пули прошли в метре над головой. Следующая очередь вообще прошла еще ближе, зацепив рикошетом от брони БТРа укрывшегося бойца. Он вскрикнул и затих, но боковым зрением видно, что живой. Полез за пакетом. Сзади уже никого, во всяком случае, Илья уже не слышит характерного дыхания и отстреливающих очередей. Либо убиты, либо не смогли преодолеть себя и встать под огнем. От площадки отделяют каких-то пять метров, но не прорваться в наглую - подстрелят волки. Хоть и вот он, лейтенант, лежит - не шелохнется. Мертв? Рядом с ним трупы в развороченных солдатских ватниках. Вата и кровь, грязь и ужас. Но Лобов вроде бы жив - шевелиться. Перебиты только конечности, но это визуально, а что там на самом деле???... Но и то есть хорошо. Сейчас главное что жив.
  
  Оценил ситуацию - только рывок и по косой, как заяц. Стало смешно. Он и заяц? Встал и вперед, но боковое зрение уловило справа странное движение, движение явно вражеское. Илья чуял их нутром. "Духи", - промелькнуло в голове. - "За мясом пришли, аспеты". Заметил - рука кровоточит. Сержант, окровавленной рукой, вырвал из "разгрузки" гранату, чека осталась в кармашке, щелчок и бросок. Упал на снег, укрыв голову и уши, ведь недалеко враг, а РГДшка хоть и не Ф-1, но ударит - мало не покажется. И вдруг, уголком глаза, сквозь локоть увидел, а точнее почуял, что лежит среди трупов на хорошо простреливаемой территории и никто его не тревожит. Секунды - вечность. Взрыв. Илья поднялся на колено, стараясь как можно быстрее убраться отсюда - ведь везение не может быть вечным - и обрушил весь свинец своего калаша на уцелевших контуженных от взрыва "чехов". Не было времени их считать. Аллах посчитает за него. Двигаться. Нужно двигаться. Все время, стараясь быть быстрым, в каком то только ему знакомом такте, чтобы не быть легкой мишенью для стрелков, которые ожили в пустых глазницах близлежащей "хрущебы", 'нырял' и добивал с пяти метров, в упор высунувшихся наружу и засевших у окошек, так и не дав охотникам за головами опомнится. Три или четыре молодых чеченца так и упали с удивленными лицами: "Откуда пришла смерть, о аллах?". Ведь вроде так просто было подобрать раненого русского командира и притащить его в свое логово. Получилось, что старшие братья послали их на смерть. Злость и ненависть сейчас нажимали на спусковой крючок - не он, не Илья - пока полностью не опустел магазин, а 'калаш', обезумевший от боя застыл в неожиданной передышке раскалившись почти до красна.
   Сержант Зорин тяжело дыша, побежал к белеющему впереди с вывороченной ватой рваному бушлату. Это ориентир, в агонии боя трудно ориентироваться - только быстрым взглядом. Там где-то лежал раненый лейтенант Лобов. Проверенным движением отсоединил "корзину" и выбросил; на место вставил перевязанные изолентой рожки, которые одеревенелой рукой сорвал с бедра. Заговорил ПКМ, но это били наши. Кто-то из бойцов, видя дерзкий прорыв сержанта, бросился все же прикрыть его и вовремя. Духи тоже хотели выскочить, но не получилось. Боковым зрением Илья видел, как 'калибр' взрыл грязный снег с комьями камней и песка у прохода к каким-то сараям. Что-то ухнуло в ответ. Пулемет замолчал.
   Спасительная змейка и передых. Длинная очередь по противнику, который -кажется - движется следом. Перекат и снова огонь. Не понял, как быстро снова опустел магазин. Правое ухо не слышит, Илья провел рукой - кровь. Пули нещадно дырявят землю и тела, которым уже все равно, они только трясутся не по живому. Страх идет где-то следом. Но ему не догнать солдата: нельзя. Снова бросок вперед и затворная рама уводит вперед новый патрон из уже нового рожка. Автоматика, мать ее, только не подведи! Короткие очереди по окнам частных домов. Духи, если они были в этих бойницах, затаились. Что это, везение? Нет, он профессионал - эти твари ошибок не прощают. Пока просто пули его не берут, потому что это его война. Главное - без эмоций, ненавидь, но будь спокоен. А вот и лейтенант. -
  - Жив, товарищ лейтенант?
   Илья схватил офицера за ремень и падая от изнеможения и огромного потока адреналина, захлестнувшего организм, сдвинул тело раненого за собой. Рядом прошла очередь видимо уже из чеченского "Дегтярева", и на то место (так ему показалось), где только что лежал лейтенант Лобов, упала мина..... Потемнело в глазах, куда-то все понеслось, звук в ушах стал как будто бы в далеком и счастливом детстве, когда Илья с братом ныряли в металлическую бочку и ждали, кто же все-таки дольше продержится под водой. Ноги не чувствовал, плечо и рука как будто чужие... Сознание потихоньку возвращалось... но забил озноб, и стало жутко от вида кишок на снегу; вспоротых осколками животов у уже убитых и у еще пока живых. Этот запах смерти... Его не забыть... К вечеру подразделения все же закрепились на своих рубежах, тех, которые отбили днем. Раненые и убитые оставались все еще лежать на поле боя под прицелами чеченских снайперов. Кто-то пытался выползать сам. Кому-то везло, кому-то нет. Минометная батарея и артиллерия из Ханкалы без перерыва продолжали стрелять осветительными минами. Было светло как днем несколько часов. Илья открыл глаза и в очередную вспышку увидел неподалеку от себя мелькнувшую тень. Правая рука сжала автомат и подтянула к себе. -
  - Давайте, суки, подходите, - тихо проговорил сержант, чувствуя сейчас только злость за свою беспомощность, и уложив раскаленный ствол на колено, вытащил из нагрудного кармана бушлата гранату - последнюю гранату!
  -- Лейтенант, я все контролирую, не волнуйтесь...
   Свой голос прозвучал, словно из-под земли, словно чужой. Его Илья явно сейчас не узнал, но стон Лобова показал, что командир его слышит. Они понимали друг друга, как и всегда - главное не попасть в плен.
  -- Духи тут рядом, я слышу их, - прохрипел сержант, нащупывая оставшейся рукой тело гранаты, словно хотел убедиться в ее мощи.
   Очередная вспышка осветила площадку перед подбитым БТРом, и Илья увидел страшную картину. Это были совсем не чеченцы. Несколько бездомных псов рвали труп, жадно заглатывая куски человеческого мяса. -
  - Ах вы, шакалы, - прошептал Зорин и нажал на спусковой крючок. Но выстрела не последовало. Рожок был пуст. Перезарядить одной рукой автомат - дело сложное, просто иногда невозможное в подобном состоянии. Илья подтянулся на локте, почувствовал, как из него выходят силы, и облокотившись на Лобова дотянулся до его кобуры. В глазах пошли круги. Пальцы судорожно сжали холодную рукоять "Стечкина". Когда пес подошел и попробовал на зуб ботинок Ильи, он выстрелил. Бродячий пес опрокинулся на зад и упал на спину, даже не взвизгнув. Пуля пробила ему череп на вылет.
  -- Пока погодите, мрази, я еще живой, - прошептал Илья.
  
   В глазах то темнело, то наоборот становилось светло как днем, плыли круги, и страшно хотелось спать. Это от потери крови. Илья, превозмогая боль, нашел в себе сил и, разорвав медицинский пакет, прислонил ватно-марлевую повязку под мокрым от крови бушлатом к выходной ране на плече. Странно, но особо боли и нет, только трясет сильно.
   Смертельным вышибанием жизни прошлись по телам несколько выстрелов, видимо, чеченских, совсем рядом от Ильи и лейтенанта - били с той стороны. И тут же, моментально несколько пуль шмякнулись в плоть дерущихся за мясо бездомных псов, оставляя их на том же поле брани, что и их предполагаемую пищу. Это уже наши снайперы приговорили четвероногих мародеров. Вдруг где-то вдалеке послышался голос. Знакомый голос. Илья из последних сил прислушался. Показалось? Или... Как последняя надежда, как что-то божественное прозвучало:
  -- Зорин, Зорин, отзовись, жив ли? Зорин!!!
   У сержанта перехватило дух. Конечно, он узнал этот голос. Даже сейчас, когда голова гудела от волновой контузии, и страшно тошнило, он в состоянии был понять, что это был его "нелюбимчик" Студент. -
  - Я здесь, Студент, я здесь... - сколь было сил, прокричал Илья.
   Но скорее это не было криком, скорее это был шепот. Просто энергии на него
  уже было нужно, словно на крик.
   Голос стих, как будто бы прошли мимо. В нутро полезло отчаяние. Какое,
  наверное, испытывает тонущий в океане, зовя на помощь, когда спасительное судно
  молчаливо удаляется от него к горизонту. Тело стало стынуть от холода и Илья
  начал думать о смерти. Вот именно так она, наверное, и приходит. Окровавленной
  трясущейся рукой парень достал алюминиевый крестик, висевший на шее на бечевке
  из-под "пш" и приложил его к губам. И что удивительно - стало легче. Стало не так страшно умирать. Илья даже удивился этому, что никаких дополнительных эмоций
  перед смертью не приходит - просто ты угасаешь. Словно у тебя кончается батарея
  и ты выключаешься. Просто холод... жуткий холод.
   -- Рановато ты, брат, к праотцам собрался! Мы столько ползли за тобой.
   Голос был совсем рядом, прямо над ухом и теплый. Словно от печки обдало по
  лицу.
   -- Ты... - Илья сделал подобие улыбки. - Летеху ... худо ему....
   -- Уже перевязываем. Жив Лобов, похоже, легкое пробито, почки, ноги, но живой.
   -- Осторожно, дух-х-хи стр-р-ре....
   Несколько пуль ударили в тела мертвых бойцов лежащих неподалеку. Все замерли.
  Еще несколько ударов и все стихло. Тела странно подергивались, словно мешки с
  песком и от этого становилось не по себе. Лучше на это не смотреть. Теперь уже
  умирать Илье не хотелось. Он стал бороться с охватывающим его холодом. Он стал
  мысленно помогать ребятам выходить из-под огня.
   Самохин подтащил к себе конец какой-то веревки. Она была обрублена пулей.
   -- Метко, гады! Никулин, оттаскивай лейтенанта подальше, туда... там для них
  обстрел менее удобный. Обвязывай веревкой и сопровождай. Дойдете, кинете
  "кошку". Я останусь здесь. Доставь лейтенанта.
   -- Понял, - ответил солдат и обхватив безжизненное тело офицера за ремень
  пополз с ним в сторону подбитой техники. Через какое-то время он замер. Вспышка
  осветила площадь и погасла. На следующей вспышке, на том самом месте ребят уже
  Самохин не нашел. Это было хорошим знаком.
   -- Вышли, спасен летеха, - проговорил он.
   Илья улыбнулся, но это внешне мало было похоже на то, что принято называть
  улыбкой.
   -- Да, брат, что-то ты плохо выглядишь...
   Стало худо.
   Чехи продолжали работать и по раненым, и по мертвым. Каждый раз проверяя тела на присутствие в них души.
   -- Как ты, брат? - спросил Самохин, перевязывая Зорина, стараясь растормошить
  его и не дать отключиться.
   -- Куда меня? - еле ворочая губами, прошептал сержант.
   -- Нога; похоже, кость не задета, плечо ... ключицу разнесло, ну и с рукой
  проблемы с левой. Ты молодец, укол себе сделал сам, молодец... все будет хорошо.
   -- Я...?
   -- Ну да.
   -- Не... помню.....
   -- Еще бы... Я тебе еще один сделал, больше нет ампул, но до своих доберемся,
  все сделаем. Удивительно, как ты еще в сознании.
   -- Что... делаем?
   -- Сейчас пойдем.
   Буквально через минуты две-три Илью потащили.
   -- Ты что... делаешь? - тихо спросил сержант не понимая, почему его так
  трясут. Стало немного легче от укола.
   -- Я обвязал тебя веревкой, в ватнике у тебя крюк воткнут для верности, не
  бойся, не заденет. Сейчас минометчики успокоятся и тебя потащат сильно. Потерпи.
  Раз, и ты уже в медсанбате. На курорте, брат.
  
  
   Небо осветилось, вспышки медленно угасали и на секунду Грозный погрузился в
  темноту.
   Илья почувствовал, как какая-то неведомая сила потащила его вперед. Он
  ударялся о трупы головой, о камни плечом. Он слышал стоны и мольбы забрать их отсюда. Ему даже показалось, что он слышит выстрелы и голос Студента где-то
  позади: "Если что, выпей за меня...". Он попытался повернуться, ответить, но
  жесткая веревка тянула его и тянула, не давая до конца осознать, что происходит и уже не оставляя никакого выбора в движении.
   -- Студент, студент..., - хрипел сержант, выкидывая в морозный воздух последние свои силы. - Где Студент...?
  
   Лица своих почему-то показались какими-то злыми и уставшими. Он видел их недолго. Минуту, а может и того меньше. На его вопрос никто и не думал давать
  ответ. Только кто-то из медсанбата, сделав небрежно укол, промямлил на ухо:
   -- Там мясорубка приятель, ад. Похоже, тебе повезло больше... Жив...
   Только выкрик какого-то офицера, "в тыл его", последнее, что восприняло его
  сознание. Дальше была пустота.
  
  
   Я сидел на своем месте со стаканом в руке и невольно испытал неловкость за
  предложение снять верхнюю куртку моему попутчику, так как в поезде было жутко
  жарко, до дурноты.
   Паренек отвел суровый взгляд и, как-то ловко скинув куртку, встал, чтобы
  повесить ее на крючок на боковой стенке. Мой взгляд скользнул по плечу: по
  рукаву рубахи я понял, что у парня, начиная от предплечья, нет руки.
   Он освободился от размещения своих вещей и сел на свое место. И тут я наконец услышал его голос.
   -- Ты, брат, тост хотел какой-то сказать, чтобы не так вроде пить. Можно, я
  скажу?
   Я кивнул головой.
   -- Давай выпьем за моего друга Студента. - Он помолчал и добавил: - Просто за
  Студента.
   Я снова кивнул головой и мы выпили.
   И тут я поймал себя на мысли, что ужасно хочу задать вопрос. Потом уж он мне
  самому показался глупым.
   -- А кто это студент? Друг? Где учились? Где сейчас?
   -- Друган. Брат мой, за которого я теперь и живу. Учились мы, - он сделал
  паузу, -...в Грозном, на площади Минутка сдавали экзамен. Он и сейчас там...
   Он помолчал и добавил:
   -И еще там, где я....
  
   Уже расцветало. Стучали колеса, проносились столбы и деревья, полустанки и
  станции побольше. А я не знал, что мне сказать этому молодому герою, чем
  успокоить его душу, постаревшую за несколько месяцев войны. Сказать, чтобы это
  было правильно. Ведь это так тяжело выйти из-под огня одному и навсегда оставить
  там друга, быть может самого дорогого, которого тебе послал Бог.
   И только много лет спустя я вспомнил эту историю и решил написать о
  солдате... решил, потому что прочел однажды слова, сказанные много столетий
  назад другим человеком, человеком который вынес муки адовы ... и умер, чтобы жить вечно...
  
   "...Вы же друзья мои... и ты друг мне. А что может быть прекрасней на земле,
  как умереть за друга..."
  
   Иисус Христос.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 7.12*87  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023