ArtOfWar. Творчество ветеранов последних войн. Сайт имени Владимира Григорьева
Ковров Анатолий Филиппович
3. Фронт

[Регистрация] [Найти] [Обсуждения] [Новинки] [English] [Помощь] [Построения] [Окопка.ru]
Оценка: 7.42*6  Ваша оценка:
  В моем автобиографическом рассказе будет правдиво описана жизнь моих друзей и товарищей, никаких вымышленных лиц не будет. Уверен, многие из них ещё живы и надеюсь, что они отзовутся. Написать о всех моих сослуживцах невозможно, поэтому прошу моих товарищей великодушно простить меня.
  Время неумолимо движется, его нельзя остановить, даже на миг задержать, с каждым годом всё меньше остается моих сверстников, не говоря уже о друзьях. В газетах, журналах, по радио, телевидению идет информация, как правило, только все о негативном, что было в Советской Армии, да ещё возведенное в десятую степень. А вот о ратном труде солдат и офицеров Советской Армии пишется очень мало и особенно о моих сверстниках. О вечном вопросе связи времен, о жизни дедов и отцов, чтобы их дети, внуки и правнуки гордились подвигом Победителей Великой Отечественной войны 1941-1945 годов и брали пример их любви и преданности к матушке России, где бы они не были, считаю что говорят совершенно недостаточно.
  Солдату строевой части вести дневник было невозможно, но всё, что сохранила моя память, буду писать правдиво: о моих командирах, друзьях и товарищах с которыми служил в рядах Советской Армии. Пришел и наш черед, 1926 года рождения идти на военную службу - на фронт. Мы завершали призыв на фронт. Все мои ровесники призыв в армию восприняли как должное и обязательное дело для себя, конечно матери, родственники и знакомые провожая плакали.
  Военная служба моя, и моих товарищей, началась с мая 1944 года, в учебном батальоне 108 сп 33-й запасной стрелковой дивизии, в школе младших командиров, г. Муром. В день приезда нас повели в баню, где обмундировали, а на второй день распределили по подразделениям. Я и Николай Якубенко, Ваня Пискунов попали в роту ПТР. (Противотанковое ружье Дегтярева весило 16 кг, а Симонова - 16 кг, патрон к ним - 375 грамм).
  Мои школьные друзья Петя Семеха, Виктор Трусов, Миша Слабокругов попали в пулеметную роту.
  Наш военный городок размещался над глубоким оврагом, который спускался к р. Ока г. Мурома. В нем был 2-х этажный деревянный дом, где были наши казармы. На первом этаже была казарма роты ПТР, где стояли двухярусные деревянные нары, каждому был выдан матрас, подушка с наволочкой, одеяло с двумя простынями, полотенце. На выходе стоял дневальный, а возле него открытые пирамиды с винтовками и ящики с патронами и боевыми гранатами.
  На втором этаже была пулеметная рота с такими же атрибутами. В нашем военном городке была столовая, склады, санчасть, небольшой спортивный городок с полосой препятствия.. Через овраг был подвешенный на толстых тросах деревянный мостик, но ходить пo нему можно было только с разрешения командиров. Нас водили на учебное поле в полной экипировке только через овраг.
  На второй день начались плановые занятие по 12 часов в день. Строгую воинскую дисциплину и точное выполнение распорядка дня от нас требовали сержанты взвода. В нашем взводе зам. ком. взвода был сержант Любимов, этот человек был мелочен, придирчив к курсантам. Он наряды вне очереди раздавал за грязный подворотничок, невыполнение упражнения на огневой подготовке на полосе препятствий и т. д., его курсанты ненавидели.
  Уставной порядок в казарме поддерживал грозный старшина Широков, он пользовался авторитетом среди курсантов, как строгий, но справедливый и заботливый хозяин роты.
  С подъема и до отбоя младшие командиры не давали нам присесть без команды. Питание было по 3 нормы, а это значит, мы жили впроголодь. Нередкие случаи были, когда при преодолении оврага и на учебном поле во время занятий курсанты падали в обморок от истощения. Их относили в санчасть, где подкормят и снова в строй. Особенно плохо было "маменькиным сынкам" и полным. Однако дезертиров не было. Самое хорошее поощрение было за отличные показатели в боевой подготовке - это наряд рабочим на кухне. Мне и Пете Семеха эта радость приходила часто. Военная наука нам давалась легко из-за отличной физической подготовки и врожденным способностям. Когда мы шли в наряд по кухне, то наши друзья получали добавки. Должен заметить, что ни какой дедовщины не было.
  Командиром нашего взвода был лейтенант Ларин - выше среднего роста, стройный, всегда чисто и подчеркнуто аккуратно по форме одетый. Он был хорошим спортсменом: легко работал на брусьях, крутил "солнце" на турнике, красиво прыгал через коня любой высоты, далеко метал гранаты и мастерски владел рукопашным боем. С курсантами он всегда был уравновешенным в рамках устава.
  Если кто-то не выполнял контрольные упражнения по физической, огневой, строевой, тактической подготовке, которые он проводил один раз в неделю, как правило, в пятницу, то он с легкой улыбкой показывал как нужно тренироваться для достижения хороших результатов. Политические занятия два раза в неделю он проводил интересно и демократично. Он настойчиво внушал нам: Тяжело в учении, легко в бою /А.В.Суворов/.
  Мы, его подчиненные, считали его образцом Советского русского офицера, и его приказы выполняли особенно старательно.
  Командир роты проводил занятия по тактической подготовке: стрелковая рота в обороне и наступлении, отрабатывали место расчета ПТР. На этих занятиях всегда приходилось рыть окопы в обороне -одни, а в наступлении лежа другие. Можно правдиво сказать, что готовили нас хорошо воевать.
  В конце июня меня приняли в комсомол - за отличные успехи в боевой и политической подготовке. Вручение комсомольского билета мне и многим другим товарищам, среди которых был и мой друг Петя Семеха, было в штабе дивизии, в большом зале, где начальник политотдела дивизии вручил каждому комсомольский билет. После поздравления нас всех угостили чудесным бутербродом - по 300 грамм с кружкой чая.
  Об этом событии я написал отцу на фронт. Он меня тепло поздравил и выслал пятьсот рублей. Вскоре мы с другом, Петей Семеха, пошли в наряд патрулями по г.Мурому. Зашли на базар и купили за 450 руб. кирпичик черного хлеба и два стакана патоки за 50 руб. Разделили хлеб на два раза, но съели за один приём. Какой же вкусный он был.
  Примерно в начале августа проводились соревнования на первенство дивизии по кроссу на 3 км по сильно пересеченной местности, по оврагам до р. Ока, затем вдоль её песчаному берегу примерно 1I км, а финиш был возле церквушки, которая стояла на горе. Я в нашем забеге взял первое место, а Виктор Селентий - второе. Нас взяли в спортивную роту дивизии, где с нами проводились регулярные тренировки по строгому графику, но конечно и кормили хорошо, мы были счастливы. Так хорошо мы прожили всего десять дней, но затем нашу спортивную роту расформировали, всех отправили в свои части. Мы пошли напрямую по полевой дорожке, где были большие плантации картофеля, огурцов, лука и др. овощей.
  Вдоль дорожки росла картошка, а затем плантация огурцов и лука, в это время только начали появляться чудные муромские огурчики. Курень-сторожка стоял от нас примерно в 200-250 м, к нашей радости сторожа не было видно, вот мы и решили по-пластунски подползти и нарвать огурцов. Соблазн был великий - сами покушаем и друзей угостим.
  Мы быстро нарвали огурцов и довольные поползли к дорожке, а там уже нас никто не догонит, так думали мы. Мы все время оглядывались на курень. Так мы подползли к дорожке и только начали подниматься, смотря на курень, как слева от нас слышим грозный голос старшины Широкова:
  - Как вы смеете воровать, посажу на гауптвахту.
  Мы, как ошпаренные кипятком, вскочили на ноги и стали по стойке смирно. Он приказал выложить все, что наворовали. Мы выполнили его приказ. Он говорил, что отдаст сторожу, но навряд ли. С ним были два курсанта, которые несли по одному матрасу с бельем для роты. Старшина Широков уменьшил гнев и сказал:
  - Мы посмотрим, какие вы спортсмены, берите матрасы и бегом в батальон, если вы добежите без остановки, то я вас тогда прощу.
   Он был мастер спорта по марафонскому бегу, мы это знали. Мы были мокрые и обливались потом, но добежали без остановки в батальон. Он нас даже похвалил. Так честь курсанта-комсомольца Коврова А.Ф., была спасена.
  Через пять дней после прибытия в батальон нас помыли в бане, выдали новое белье и обмундирование и отправили в маршевую роту на фронт.
  Не могу не написать еще об одном событии, которое осталось в моей памяти на всю жизнь и сыграло положительную роль в моей службе. Накануне отправки в маршевую роту, меня назначили в наряд на кухне. После ужина и уборки в столовой, дежурный по кухне с рабочими ушли спать в казарму до 5.00 утра. Меня оставили одного поддерживать огонь в печках, чтобы в котлах была кипяченая вода к 5.00 утра и охранять хлеборезку, где были продукты. Примерно в час ночи в столовую пришел "большой" начальник, хлеборез сержант Фукс, изрядно выпивший.
  Я ему представился:
   - Дежурный рабочий курсант Ковров.
  Он спросил:
  - Товарищ курсант. Чай есть в тебе?
   Я ему ответил, что во время ужина чай выпили.
  - Так в тебе, что и кипятка нет?
  - Кипятка, два чайника на плите.
  - Так это я и спрашиваю в тебе.
  Он дал мне пачку чая, я тут же заварил и свежий пахнущий чай поставил в чайнике на подставку возле него. Он меня похвалил и спросил:
   - Как тебя зовут?
  Я встал по стойке "смирно" и доложил:
   - Курсант Ковров.
   Он взял меня за руку и посадил на скамейку, повторил вопрос:
   - Как зовут тебя?
   - Толя, - ответил я.
  Он отпил второй глоток чая, а затем велел принести кружку для меня и налить чай. Наверно ему нравилась роль начальника. Он встал и принес с хлеборезки буханку хлеба и тарелку сахара.
  - Вот теперь. Толя, будем пить чай.
  Ему нужен был слушатель. Начали пить чай, он мне сказал:
  - Толя, бери хлеб и сахар, сколько хочешь.
  Он все время говорил, а я слушал. Однако главное, что он поведал мне, это как мастерски он обвешивал нас. У него есть накидки на 10, 15, 20 грамм, и если мы, курсанты, приходили проверять свою порцию хлеба к его окошку в хлеборезке, то он, пока брал хлеб, накидывал на весы 30 грамм, и тогда уже принципиально отрезал еще кусочек хлеба. Я сам ходил и проверял свою порцию хлеба два или три раза, и каждый раз Фукс обрезал хлеб приговаривая:
  - Я вам больше свесил, а вы пришли еще меня проверять.
  Меня буквально потрясли его слова:
  - Все люди, и командир батальона тоже человек, и хочет жить.
  Третье признание было открытием для меня сержанта Фукса.
  - Толя, если мне дадут участок земли на улице Каманина г. Муром и поставят там плащ-палатку, и положат три ржавые иголки, то через три года там будет стоять красивый магазин.
   Он мне рассказал всё это потому, что знал, что после обеда нас отправят в маршевую роту. Так и произошло. В шестнадцать часов нас построили, проверили по списку и маршем повели на железнодорожную станцию, посадили в товарные вагоны и повезли на запад. Мы знали, что на фронт, но на какой - не знали. Мы были свободные, и я рассказал своему другу Пете Семеха все, что мне поведал хлеборез сержант Фукс. Мы дали клятву, если кто из нас будет командиром, то интендантам всех мастей, не будем давать обворовывать солдат.
  Утром мы были в Москве на Белорусском вокзале. Мы были впервые в Москве, и нам было очень интересно. Столица нас встретила по тем временам чудесно. Нас повели на обед в ж. д. ресторан, где стояли столики, накрытые белыми скатертями, на четыре человека. Официантки нам подавали вкусные блюда с милой доброй улыбкой. Мы были на седьмом небе от счастья от такого приема нас в Москве. Сколько уже прошло времени, я был в разных ресторанах, но с тем рестораном Москвы, что провожал нас на фронт, ни один не сравнится.
  После этого нас повезли на Запад. Проезжали города Смоленск, Минск и много других, они были в руинах. Гневу нашему не было предела.
  - Отомстить фашистам за их злодеяния на нашей земле.
  После Минска мы проехали немного, и наш состав был остановлен. Нас построили и повели маршем на КП 215 стрелковой дивизии. Там я впервые увидел командира дивизии Героя Советского Союза генерал-майора Козеряна, у него было сильно обожженное лицо. Он с нами поздоровался и произнес короткую речь:
  - Вы прибыли в дивизию, которая освобождала Смоленск и сейчас называется 215 Смоленская Стрелковая дивизия. Мы гоним фашистов в их логово в Восточную Пруссию, они узнают силу советского солдата. Надеюсь, вы приумножите славные подвиги ваших отцов и братьев.
  После командира дивизии к нам обратился старший лейтенант, который объявил:
  - Кто желает в развед. роту дивизии прошу поднять руку.
   Мы с Петей Семеха подняли руки и многие другие. Старший лейтенант начал отбирать с правого фланга самых рослых и крепких ребят. Петя стоит впереди меня, он был выше меня на 3 см. Старший лейтенант его взял последнего. Я просил его взять меня вместе с моим другом. Петя тоже обратился к старшему лейтенанту с просьбой взять нас двоих. Он нам ответил, что больше набрал, чем ему разрешил начальник штаба дивизии, но я спрошу у него разрешения, и мы возьмем и тебя.
  Они ушли, а меня забрали в первый батальон 711 сп, где вручили ПТР системы Дегтярева, а вторым номером стал Николай Якубенко.
  Страшно ли было в первом бою? Конечно, но долг побеждал страх. Особенно упорные и ожесточенные бои были в Восточной Пруссии, бои шли почти за каждый дом.
  Запомнилась мне первая встреча с двумя немецкими танками, которые ведя огонь из орудий и пулеметов, при поддержке пехоты, двигались прямо на нас с Николаем, а мы были впереди нашей пехоты. Вот тут учеба в учебном батальоне г. Мурома нам пригодилась. Мы, как кроты, успели вырыть хорошие окопы для стрельбы и для укрытия себя. Мы залегли и ждали пока танки подойдут ближе к нам. Волосы на голове становились дыбом. Но мы не стреляли, я твердил себе:
   - Стрелять нужно в гусеницу или бензобак.
   Так внушал нам лейтенант Ларин. Нам казалось, танки были уже от нас на пятьдесят-тридцать метров, но потом мы убедились, что они были на 100-120 м от нас. У нас было по три противотанковые гранаты, каждая граната весила по килограмму.
  Нам крупно повезло, по танкам, от нас слева, начало вести огонь 45 мм орудие и один танк, который подставил свой бок, загорелся, а орудие продолжало наносить удары по танку. Второй танк развернулся и хотел уничтожить орудие, но тут мы ему в борт и но бензобаку начали наносить удары один за другим и он загорелся, а я продолжал стрелять но танку.
  Справа от нас заработал наш пулемет, а затем и слева. Пехота противника залегла, но тут заработала наша артиллерия и даже "катюши" ударили по противнику.
  Нашу радость с Николаем передать невозможно, он меня бил по плечу, а я его, и кричали:
  - Молодцы!
  Когда начало темнеть, к нам подошел командир взвода лейтенант Марусин, похвалил нас:
   - Молодцы ребята. Я боялся за вас, чтоб раньше не начали стрелять по танкам. Командир роты сказал, что представит вас к награде. Да и деньги получите за подбитый танк. А сейчас идите ужинать, и указал нам направление. Возле кухни старшина роты радостно всех встречал, кто пришел на ужин. Он был лет сорока двух в к нам относился, как к своим сыновьям. Ведь в пехоте во время наступления потери очень большие. Существовала поговорка:
  - Нас ждет здравотдел или "наркомзем", другого почти не дано.
  Нас хвалили товарищи и командиры за подбитый танк, а Мишу Слабокругова за то, что он своим метким огнем из пулемета заставил фрицев, пьяных, залечь, а затем и отступить. Во время ведения огня мы с Николаем Якубенко меняли несколько раз свою огневую позицию, а Миша Слабокругов со своим вторым номером. Противник довольно быстро засекал наши огневые точки и старался уничтожить их, но нас уже там не было.
  Так удачно для меня и моих товарищей состоялось второе серьезное испытание - отбивать контратаку превосходящего в силах противника.
  Мы медленно, но уверенно продвигались вперед по земле нашего врага в Восточной Пруссии, почти каждый населенный пункт приходилось брать с боем, противник оказывал упорное, отчаянное сопротивление.
  Наш 711 сп 215 Стрелковой, Смоленской, Краснознаменной дивизии подошел к городу Пилькалин, сейчас не знаю, как он называется. В нашем первом батальоне осталось совсем мало людей, но были ПТР и пулеметы. К этому городку шла железная дорога. Утром противник бросил на нас свежий полк с танками и самоходным орудием. Мы отошли от окраины городка и заняли оборону вдоль железной дороги. Как потом нам рассказывали командиры, что в этом полку противника были солдаты 1927-28 г.г. рождения, им дали шнапс и утром они начали нас атаковать. Мы пропустили их на 50-70 м и открыли прицельный, перекрестный огонь из пулеметов и автоматов, и по танку, который нам с Николаем подставил свой борт. Мы подбили из ПТР гусеницу, танк закрутился на месте, а мы продолжали стрелять, пока он не загорелся. Бой был успешный. Противник оставил много трупов на поле боя и отступил в г, Пилькалин.
  Мы тоже стали в оборону и стояли три с половиной месяца - до 13.01.1945 г. Наш первый батальон стоял левее г. Пилькалина. Наши окопы от противника отделяла контрольная полоса шириной 120-150 м, где росла брюква и морковь. Мы ночью, в начале, но три, а затем и по два человека, ползали за витаминами. С вещевым мешком впереди, а за ним с автоматом и гранатами два или один солдат в 10 или 15 м, если встретят немцев, чтобы прикрыть товарищей. Вылазки делали, как правило, во время дождя или тумана, когда нейтралка не освещалась ракетами. Справедливо заметить, что немцы делали так же, как мы.
   Были случаи, когда наш товарищ, который рвал морковь или брюкву, увидел, что немец тоже собирает овощи. Наполнив вещевой мешок, каждый спокойно удалялся к своим товарищам. Командирам об этом не говорили, но овощи мы кушали каждый день. Морковь брюква были сочные и сладкие.
  Погода была в октябре и ноябре дождливая, почти каждый день шел дождь. Мы спасались в блиндаже в один накат, но мы его накрыли чем могли и хорошо замаскировали. В нашем блиндаже было сухо, и была маленькая железная печка. Мы её топили только с наступлением ночи. Она нас чертовски спасала, мы могли посушить портянки, подогреть пищу, да и согреться хорошо. Кушали мы два раза - утром и вечером, когда темно было, т.е. до наступления дня. Мы с Николаем оборудовали три огневые точки для ведения стрельбы из ПТР. Наши огневые точки были впереди стрелков, окопы были глубиной 2 м, а подставка, т.е. выступ для стрельбы, был на 1,5 м. Траншеи были и хода сообщения, как правило, 1,5 м, а поэтому днем приходилось ходить только согнувшись. Дежурство было круглосуточное, в ночное время, как правило, усиленный наряд. Днем проверяли снайпера немцев, на месте он или нет его. На чучело надевали каску и осторожно показывали с различных точек окоп. Если снайпер был уже на месте, то пуля, как правило, попадала в каску, редко когда пролетала рядом. Наверно снайпер фриц докладывал своему офицеру, что сегодня он убил два-три Ивана, а мы рассматривали и обсуждали, куда пуля могла любого из нас поразить, как правило, это в лицо.
  Были у нас и праздники и счастливые дни, когда нас снимали с передовой и вели в баню, далеко в тыл за 6-8 км, где были расположены тылы 215 сд. Мы могли ходить, не сгибаясь, и кормили хорошо три раза в день. Пока мы мылись в полевой бане, наша одежда проходила дегазационную камеру. После бани мы получали чистое или новое белье. Одним словом, это был праздник, нашей радости не было предела.
  В конце ноября 1944 года мне и Николаю повезло, нас отозвали с передовой, приказали сдать ПТР с патронами. На второй день начали проводить занятия с нами на наводчиков 45 мм орудия нового образца с длинным стволом. Я учился с великим старанием, за десять дней учебы изучил орудие отлично. Стрелял из него снайперски, это пригодилось в бою. Даже если прицел выйдет из строя, то мы стволом могли точно стрелять. (Крестик из ниточки на ствол и точка стрельбы). Это ответ разным фальсификаторам, что Советская Армия побеждала числом.
  Нас с Николаем после учебы направили во 2-й батальон наводчиками орудий. Батальон занимал оборону перед самым городом Пилькилиным, немцы на этом участке имели гораздо лучшую позицию.
  Прямо перед нами был кирпичный завод с высокой трубой из красного кирпича. Передний край противника проходил по окраине г. Пилькилина. Они по ходам сообщения незаметно уходили в дома и подвальные сооружения, где могли хорошо отдыхать. А главное их снайперы имели выгодные позиции в домах и сооружениях. Они нас могли легко засекать и вести эффективный прицельный огонь по нам.
  Наши артиллеристы с большим трудом могли подавлять точки снайперов противника. Командир орудия был сержант Таран, ему было 43 года, он был высокого роста, с пышными украинскими усами. Мы все его называли командир. Он был для нас опытным воином и авторитетом.
  Рядовой Пасайда - 42 года, мало говорил, больше улыбался.
  Рядовой Раков Иван Федорович - балагур и весельчак, из Челябинска. Мы все его называли Иван Федорович.
  Рядовой-ездовой Гуцулян Федор, всегда был спокоен и молчалив, ему
  примерно было 45 лет.
  Мне в это время было 18 лет.
  Наши огневые точки для стрельбы из орудия и блиндаж были примерно 50-70 м от траншей переднего края пехоты.
  Утром рано встал вопрос - кому идти на кухню за пищей, один предлагал другого, командир орудия молчал, я эту ночь не дежурил, а поэтому предложил себя. Они переглянулись и дружно начали рассказывать, как лучше пройти на пищеблок, где нужно особенно остерегаться снайперов, где мелкий участок хода сообщения. Если не получишь завтрак на рассвете, то этот участок преодолевай на четвереньках или по-пластунски.
  Я успешно справился с первым заданием, до рассвета принес завтрак, да еще и махорку. Свою порцию отдал без сахара всему расчету, чем вызвал общее одобрение.
  Вечером кому идти за ужином - повторилась та же история. Я был молод, и мне никакого труда не составляло, сходить и принести ужин. Так продолжалось наверно дней пять. На шестой день повара наши проспали и пищу начали выдавать на 40-50 минут позже. Я когда возвращался, то стало
  рассветать, на мелком участке хода сообщения решил, пригнувшись преодолеть его бегом, через несколько шагов услышал удар пули в термос, который был у меня на плечах. Тут же упал и пополз до траншеи. Раков Иван Федорович начал разливать суп, заметил пробоину в термосе и показал её всем. Командир орудия сержант Таран, который до этого молчал, твердо произнес:
  - Тебе Толя неделя отдыха, а вам не стыдно мальчишку одного посылать носить вам еду. Все хватит, начнем с Пасайды и по очереди каждый.
  После этого у нас не было больше разговора кому идти за пищей утром и вечером, строго соблюдали очередь.
  Днем, как правило, мы сидели в блиндаже, только часовой был на посту, это соблюдалось круглые сутки, охрана нашего блиндажа и орудия. Тренировки расчета и обслуживание орудия проводилось в НОЧНое время. Мы огонь из орудия не вели, чтобы не показать свои огневые позиции. Днем времени было много свободного, поэтому вспоминали своих любимых жен и детей. Во время рассказов, как правило, курили. Поскольку велись откровенные интимные рассказы, то надо мной часто шутили и пытались приучить меня курить. Но я оставался твердым человеком и не стал курить. Особенно меня донимал Раков Иван Федорович, что я должен быть мужчиной и начать курить. Мне приходилось пускать в ход главный аргумент - сахар за махорку не беру, чего вам нужно. На фронте был неписаный закон:
  - Я тебе махорку, а ты мне сахар.
  Несмотря на трудную солдатскую работу и жизнь на фронте многие фронтовики не курили. Особенно, следует отметить девушек-фронтовичек всех родов войск, они в абсолютном большинстве не курили.
  Мне трудно понять ребят и особенно девушек двадцать первого века, которые в двенадцать-четырнадцать лет уже курят. Ведь они учатся в школе и их жизнь нельзя сравнить с нашей. Думаю, что громадная вина ложится на телевидение, радио и газеты, журналы. Горько и больно видеть этих детей. В моей семье никто не курит, а она большая: сын, дочь, два внука, два зятя и невестка. Сын - Владимир Ковров, служил командиром мотострелкового полка в учебной дивизии г.Коврова, Владимирской области. Мы с супругой приехали к нему в гости. Пока Екатерина Матвеевна, моя жена, с Юличкой - женой сына готовили праздничный стол, я прилег и уснул. Меня разбудил внук Станислав, ему было пять лет, он меня спрашивает:
  - Третий Белорусский фронт, а где рана?.
  Я когда сообразил, то взял его на руки и расцеловал. Когда мы хорошо посидели за праздничным столом, сын взял сигарету и закурил. Я ему тут же сказал:
  - Сынуля брось эту гадость.
   Его жена Юличка захлопала в ладоши и тоже ему говорит:
  - Я тебе говорила, что отец это не одобрит.
   Мать тоже напустилась на сына:
  - За что ты будешь травить никотином жену и детей.
  Сынуля тут же бросил сигарету, уже командущий 41-й армии и не курит. А внук Станислав уже третье поколение курсант Ковров. Мне хочется подчеркнуть громадную роль еще и воспитание в семье. Как прекрасно иметь хорошую семью.
  Вернемся к моей молодости - фронтовой жизни.
  Еще один случай из окопной жизни солдата-фронтовика хочется поведать. Где-то в начале декабря 1944 г. командир нашей 215-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Козырян провел слет воинов, ОТЛИЧИВШИХСЯ в последних боях в Восточной Пруссии. От нашего 2-го батальона попал и я на этот слет. Он был для нас солдат- окопников с передовой линии обороны большим праздником и желанной наградой. Нас помыли в бане, а затем пригласили за столы в большом уцелевшем доме. По тому времени для меня столы были накрыты по-царски. Выступил с короткой речью начальник политотдела, а затем командир дивизии генерал-майор Козырян. Он кратко нам сказал, что фашистам первой прусской дивизии в Пилькилине недолго осталось сидеть в своих окопах и комфортабельных блиндажах. Он объявил приказ Верховного Главнокомандующего тов. Сталина, который категорически запрещает расстреливать пленных и проявлять бесчинство по отношению к гражданскому населению. Прошу вас довести приказ тов. Сталина до каждого бойца нашей дивизии.
  Была для нас окопников диковинка, за праздничным столом нас обслуживали официантки девушки, их было очень много. После обеда был концерт, а затем танцы и пляски до "утра". Одним словом мы в этот вечер были на седьмом небе от счастья. Когда уходили нам каждому дали сверток, где были консервы, сигареты, сахар и печенье.
  Вернулся в блиндаж к своим к 5 часам утра. Отдал им пакет, были довольные, особенно сигаретами. Тут же закурили. Когда рассказал, что была баня, а затем обед и нас обслуживали официантки девушки. После обеда концерт и танцы, где было много девушек, но мне ни одна не досталась. Тут-то было всеобщее возмущение, какой ты ещё ребенок и зачем мы тебя отправили на такое серьезное дело. Откуда было так много девушек, я узнал только спустя 25 лет, от командира дивизии.
  В первых ЧИСЛАХ января 1945 года нашу 215 сд на передовой сменили части II гв. Армии, а нас после трех месяцев вывели во второй эшелон. Помыли в бане, выдали зимнее обмундирование, теплое белье, полушубки с овчины, шапки, валенки и даже теплые солдатские рукавицы.
  Пишу подробно, чтобы было ясно, как работал тыл нашей Могучей Державы. Конец 1944 г. и начало 1945 г. в Восточной Пруссии зима была очень холодная, морозы доходили до 30?С и было много снега. Круглые сутки мы были под открытым небом, спали на хвойных ветках и я не помню, чтобы кто из нас простудился. Костры можно было разжигать только в дневное время.
  13 января 1945 года началось наступление 3-го Белорусского фронта на г. Кенигсберг. Наша 215 Смоленская стрелковая ДИБИЗИЯ наступала на г. Инстенбург, а дальше на г.Кенигсберг. Бои были жестокие, противник оказывал упорное сопротивление. Но наш порыв, умение воевать и воля к победе были сильнее.
  Мы продолжали наступать, наш 2-ой батальон 711 сп после взятия г. Инстенбурга сильно поредел. Каждый день старшины рот больше сетовали, что много остается пищи, а фронтовые сто грамм по желанию давали повторить.
  Два дня мы продвигались в направлении Велоу с боями сравнительно легко, но на третий день мы только захватили добротные траншеи немцев, как на нас обрушился шквал минометно-артиллерийского огня. Особенно губительный огонь вели шестиствольные минометы противника. Мы, солдаты называли их "Лукамудище", снаряд-мина их весила 95 кг. Разрывы этих снарядов ударной волной контузили на значительном расстоянии от взрыва. Даже на дне окопа, если не открыл рот и не заткнул уши руками, то лопались перепонки в ушах, и кровь шла носом, ртом и ушами.
  После артиллерийско-минометного налета снег стал черным, остались в живых только те, кто успел лечь на дно окопа, я тоже отношусь к этим товарищам. Сколько времени лежал на дне окопа не знаю, но меня успело занести снегом. Иван Федорович бежал по траншее к нашему орудию и наступил на меня. Он поднял меня и радостно что-то кричал. Но у меня в ушах звонило-гудело. Он показал мне рукой, что немцы, немцы идут в атаку, схватил меня за руку, и мы побежали к нашему орудию.
  Во время бега по траншее я всё больше приходил в себя. Добежав до орудия, на наше счастье оно было целенькое, Я проверил прицел и начал наводить ствол на идущих по глубокому снегу немцев в атаку, и кричал:
  - Ваня, картечью, картечью, картечью.
  Он подал снаряд в замок и стал подносить один за другим снаряды.
  Мы не стреляли, а подпускали немцев, как только возможно ближе, наше орудие было хорошо замаскировано, и наступающий противник нас не видел. Самая эффективная стрельба картечью по живой силе противника с нашего орудия была 150-200 м. Немцы, наверное, думали, что в окопах в живых никого не осталось, после такого мощного артиллерийско-минометного налета. Они медленно шли по глубокому снегу и вели непрерывный огонь. Пули летели над головами, рядом и рикошетом во все стороны. Меня защищала броня орудия, наше преимущество, что противник нас не видел и ещё "госпожа удача".
  Впереди нашего орудия у кого-то из наших бойцов не выдержали нервы, и он открыл огонь из автомата, и наступающие немцы обрушили свой шквал огня на него. Тогда мы ударили картечью по противнику и за несколько минут выпустили семнадцать снарядов. Заработали наши пулеметчики - Миша Слобокуров, мой друг и земляк, и другие. Вражеские наступающие цепи залегли.
  Мы видели противника и стали бить его осколочными снарядами. Противник начал отступать, но мы продолжали вести прицельный огонь.
  Как только противник отступил, мы напрягли все силы и перекатили наше орудие на новую огневую позицию. Нам хорошо помогли автоматчики, потому что было тяжело по глубокому снегу катить орудие. Мы только начали разворачивать орудие к бою, как по нашей старой ПОЗИЦИЙ ударили мины одна за другой, их минометчики работали профессионально точно, умели быстро засекать наши огневые точки, это знали все фронтовики. Тоже делали и наши артиллеристы и минометчики, высоко профессионально свою работу по подавлению огневых точек противника, чем спасали от верной смерти пехотинцев.
  Во время ужина мы узнали, что нашего командира орудия, сержанта Тарана, контузило и ранило. К нам подошел командир батальона с командиром взвода, он похвалил нас за выдержку и отличную стрельбу по противнику.
  - Ваш расчет представлен к награде.
   Мне он приказал командовать расчетом. К великому моему огорчению, фамилию этого боевого нашего командира 2-го батальона (капитана) я забыл.
  Мы продолжали наступать с тяжелыми боями. Противник отступал в свою крепость г. Кенигсберг.
  29 января 1945 года был тяжело ранен в живот мой друг Николай Якубенко. Мы вдвоем с санитаром перевязали его, довели до повозки и положили с другими тяжело ранеными бойцами. Я положил свой сухой паек в его вещмешок. В батальоне осталось только одно наше 45 мм орудие.
  Последний день мой на войне - 31 января 1945 года. В нашем батальоне оставалось очень мало бойцов, орудие моего друга было разбито. Утром нас атаковали немцы. Мы отбили две атаки, каждый раз меняли быстро огневую позицию.
  Примерно в шестнадцать часов отбили третью атаку, и Иван Федорович закурил и предложил немного отдохнуть, ведь уже темнеет, больше фрицы не будут сегодня атаковать. Только он произнес эти слова, как возле нашего орудия рванула мина. Как сейчас вижу его раненую ногу ниже колена, осколок пробил кость ноги навылет. Меня ранило осколками в правое бедро, но осколки остановились возле кости. Мою ногу спасли ватные брюки, полушубок в этом месте был двойной с завернутой полой.
  Первым отправили Ивана Федоровича Ракова, так как он был тяжело ранен. Не знаю, удалось ли врачам в госпитале спасти ему ногу, но очень хотелось надеяться. Меня ОТПРАВИЛИ В госпиталь, когда стемнело. Пришел проводить меня мой друг, земляк пулеметчик Миша Слобокругов. Он мне сказал:
  - Толя ты счастливый, что так легко тебя ранило.
  В его голосе звучала какая-то особая грусть, у меня от его слов сердце сжалось, но я ничего ему не ответил. Я тогда не знал, что осколки дошли до кости. После операции в госпитале рана была 22x19 см. Особенно больно было, когда кость чистили от осколков. Главное нога моя правая осталась рабочей.
  Оглядываясь на фронтовые годы, как солдат-победитель, который воевал пехотинцем, наводчиком 45 мм орудия. Ходил в атаку, находился в окопах на передовой более трех месяцев, участвовал в наступательных боях в Восточной Пруссии на г. Кенигсберг. В I944-1945 годах командиры, солдаты, каждый на своем месте, в абсолютном большинстве были мастера своего военного дела и патриоты Великого Советского Союза.
  На фронте были крылатые слова уважения и дружбы солдат Советской Армии - Братья Славяне, этими словами называли всех, кто мог прийти на помощь и мужественно переносил все тяготы фронтовой жизни, кто был человеком, на которого можно было положиться независимо от его национальности.
  Конечно, цементировали ряды фронтовиков коммунисты и комсомольцы, это историческая правда. Партийно-политическая воспитательная работа велась целенаправленно на привитие ненависти к фашисткой Германии и немцам. Для меня, советского солдата, был главный и непримиримый враг - солдат фашистской Германии. Я должен был убивать солдат немецкой армии или они убьют меня, в открытом бою - кто первый.
  
  Поэтому приказ Верховного Главнокомандующего тов. Сталина И.В. был суров и своевременный. Мы, солдаты 3-го Белорусского фронта первыми вступили на землю врага Восточной Пруссии, где в плен мы брали не только солдат, но и гражданское население. Ненависти у нас было слишком много, отомстить за издевательства фашистов на нашей земле, за разоренные города, села, заводы и фабрики. До сих жор вижу испуганные лица женщин, детей и стариков. Мы спрашивали:
   - Солдаты есть?
   Они хором отвечали:
  - Най, най, най.
  Конец войны 9 мая 1945 года меня застал в госпитале г. Алинштейн. Примерно в шесть часов утра началась сильная стрельба, которая разбудила нас. Я соскочил с кровати и на костылях подошел к углу стенки возле. окна, мои товарищи тоже подошли к этому укрытию. Пули по окнам не летят, мы сталИ смотреть в окно, где увидели - идет стрельба по всему городу. Кто-то сказал:
  - Наверное, немцы высадили десант, и он прорвался в город.
  Вскоре прибежала наша сестричка, открыла дверь в ПАЛАТУ и кричала:
  - Ребята Победа, Победа, Победа!
  К сожалению, её имя забыл. После этих слов МЫ обнимали друг друга и конечно, нашу сестричку по очереди, а затем кто могли, двинулись на костылях во двор госпиталя. Стреляли из автоматов и карабинов, мне достался карабин, и я три раза выстрелил вверх.
  Вскоре меня перевели в госпиталь Кузнецова в г. Инстенбург. Рана моя заживала плохо, наверное, во время операции её плохо прочистили, или занесли инфекцию, так мне говорила наша медицинская сестра Вера Борисова, это была действительно Дорогая Медсестра, она уроженка Смоленской области, Монастырческого района, село Монастырчено. Мы все были влюблены в нее, но кого она выбрала, не знаю. Мне очень хочется, чтобы у этого прекрасного человека была хорошая жизнь, она ее заслужила своим отношением к нам - раненым.
  
  
Оценка: 7.42*6  Ваша оценка:
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023