Снайпершу-сучку выцепили бойцы российской спецгруппы, действовавшей на территории Приднестровской Молдавской Республики абсолютно автономно - с подчинением только собственному руководству.
Выцепили, прочёсывая одну из покинутых жильцами пятиэтажек близ испепелённого пожаром общежития мясокомбината.
Серые и угрюмые коробки этих зданий, словно надгробные изваяния, сплошь испрещенные выбоинами от пуль и осколков, застыли у переднего края боёв в Бендерах, на все стороны света зияя пустыми глазницами выбитых окон и при малейшем дуновении ветра осыпаясь целыми пластами штукатурки и кирпичного крошева.
Прячущиеся где-то на верхних этажах, чердаках и крышах невидимые твари не давали покоя не только защитникам Приднестровья, но и оставшимся в Бендерах мирным жителям.
Последним - особенно. Ибо гражданские лица, даже в условиях происходящей в их городе войны, так и не научились более или менее скрытно передвигаться среди белого дня по ещё недавно таким мирным зеленым улочкам и тихим дворикам. Тем более совершать спринтерские рывки с ускорением, перебегая от одного укрытия к другому.
Женщины и пожилые бендерчане, кому не под силу было покинуть свои дома вместе с уходившими из города беженцами, такие забеги вряд ли могли бы проделывать даже чисто физически.
С начала вторжения войск Молдовы никто в Бендерах более не мог быть уверенным в том, что каждый новый день не окажется для него последним.
Обычный поход за водой на колонку или в огород за картошкой был сопряжён с риском тут же у родного порога свалиться замертво - с невесть откуда прилетевшим в грудь или голову свинцовым 'гостинцем' от кишиневских 'потомков римлян'.
Поэтому задача разведчикам была поставлена вполне конкретная: по взможности не привлекая внимание и без лишнего шума зачистить город от терроризирующих его снайперов-диверсантов.
Помимо этого, предписывалось добыть доказательства участия в боевых действиях иностранных наемников.
Слухов о понаехавших из других стран снайперах, в том числе - женщинах-биатлонистках из Прибалтики, ходило немало. Но живьём захватить в плен пока ни одну сволочь не удавалось.
Командование полагало причиной этого отнюдь не отсутствие оных в принипе или плохую работу своих подчиненных, а прежде всего - профессионализм и подготовку противника. Что делало образ врага еще более загадочным, зловещим и опасным, а сам поиск - чем-то сродни спортивному состязанию.
При этом в Москве были убеждены, что снайперскую войну в Бендерах ведет некая 'третья сила', стремящаяся к срыву мирных договоренностей. Так что, какой из воюющих сторон мог принадлежать пойманный снайпер - заранее предугадать было невозможно.
Взаимодействуя, однако, исключительно с приднестровскими формированиями, бойцы спецгруппы предпочитали о некоторых нюансах своего задания особенно не распространяться.
Вражеских диверсантов, случалось, захватывали. Но все задержанные, так или иначе, до сих пор почему-то оказывались местными уроженцами - из состава штурмовавшей город бригады спецназначения ОПОНа Молдовы 'Фулджер' ('Молния'), подразделений молдавских волонтеров Мирчи Друка, сторонников националистического Народного фронта и унионистов.
На этот раз коварная пуля средь бела дня настигла паренька из бендерского ополчения.
Убитый в распахнутом на груди камуфляже-'березке' и десантном тельнике лежал средь покрытой толстым слоем пыли лужайки, раскинув обутые в поношенные кроссовки ноги, под пирамидальным тополем между обшарпанной трансформаторной будкой и ржавыми гаражами-ракушками.
Фонарный столб, покосившийся от взрывной волны некогда упавшей поблизости мины, словно в скорбном поклоне согнулся над мертвым телом.
Командир спецгруппы, старший лейтенант Димка Семенюк - с отрядной кличкой 'Поручик' (прозванный так за схожесть свою с одним известным персонажем серии советских анекдотов) - ветеран 'Каскада' ещё со времён Афгана, быстрыми жестами приказал бойцам рассредоточиться вокруг лужайки, гаражей и будки. После чего, с опаской поглядывая на окна верхних этажей домов, присел на корточки возле тела убитого.
Трупы погибших с городских улиц Бендер методично и скрупулёзно собирал Харон. Так местные прозвали своего уже немолодого, сухощавого на вид земляка с многодневной седой щетиной на щеках - Никофора Северина. Поговаривали, что на самом деле выполнять эту работу ему никто не поручал. Просто человек так определил для себя место в этой войне.
Быть может, скорбный характер добровольно взваленных им на свои плечи обязанностей так повлиял на него, но мужчина был всегда серьезен, молчалив и никогда не улыбался.
На своем видавшем виды 'шассике' - стареньком тракторе Т-16 красного цвета с откидным кузовом, 'ладьей Харона', Никифор разъезжал по городу, будто в самом деле воплотившийся перевозчик душ из древнегреческих мифов.
В 30-градусную жару доставал он обгорелые трупы из подбитых БТРов, подбирал изувеченные тела на выщербленных осколками тротуарах, вылавливал куски разорванной плоти из Днестра, битком загружая останками кузов трактора...
Совершенно не обращая внимание ни на каких снайперов и даже артобстрелы. К кабине Харон прикрепил на палке лоскут белой материи с нарисованным на нем красным крестом.
Поскольку жертвы войны он подбирал по обе стороны фронта, румыны его не трогали и даже суеверно побаивались. Случайно повстречаться с 'ладьей Харона' у волонтеров считалось плохой приметой, предвещающей скорую гибель.
Чего греха таить, разлагающиеся на жаре трупы в самом деле представляли реальную угрозу возникновения эпидемии. Но занятые войной противоборствующие стороны это не волновало. Поэтому 'Ладья Харона' стала настоящим спасением как для живых бендерчан и их защитников, так и для пока еще остающихся живыми солдат и полицейских Молдовы.
Невесть каким чутьем угадывая местонахождение очередного покойника, Харон всегда оказывался в нужное время и в нужном месте.
В этом, безусловно, присутствовала какая-то мистика. Отчасти поэтому Дмитрий, склонившийся над телом убитого ополченца, невольно вздрогнул, заслышав знакомое тарахтение тракторка. Остальные бойцы в это время прикрывали командира, во все стороны ощерившись автоматными стволами и целясь по окнам близлежащих зданий.
- Можно грузить? - Поинтересовался выпрыгнувший из кабины 'ладьи' Никифор. От машины исходил не перебиваемый даже запахом мазута из дизельного двигателя тяжелый дух гниющей мертвой плоти.
Широкоплечий спецназовец закинул автомат за спину и подхватил убитого за ноги. Харон бережно сложил руки бойца на груди и закрепил за запястья куском бечевки. Переброшенное через борт кузова тело гулко стукнулась о металлическое дно.
- Хм, - заметил Поручик. - А недавно еще будто на матрас клали. Никакого 'бум' не было. Столько народу там у тебя лежало в кузове. И как ты один справлялся, ума не приложу.
Никифор задумчиво поскреб заскорузлыми пальцами многодневную щетину на загоревшем до черноты лице, пожал плечами, но ничего не ответил.
- Ты, Саввович, в горбольницу его отвези, лады? В смысле, в морг больничный. Вот документы его. В камуфляже были. Они там сами с командованием свяжутся. А мы эту суку, что его подстрелила, искать будем. Есть у меня кое-какие соображения... Мы с тобой оба сейчас на прицеле. Зуб даю. Только боится позицию свою выдать. Потому не стреляет.
Харон, все так же не говоря ни слова, только махнул на прощанье рукой и полез обратно в кабину трактора.
Известное дело - насколько вообще сложно вычислить, откуда работает вражеская 'кукушка' - как ещё во время войны с Финляндией стали называть стрелков, прячущихся в кронах деревьев. А уж тем более обнаружить 'гнездо' и захватить супостата с поличным.
Но в этот раз, казалось, деваться вражине было некуда.
Позади гаражей и будки трансформатора находилось только сгоревшее общежитие. За ним - небольшой дворик и три пятиэтажки, покинутых своими обитателями. Спереди тоже двор - в окружении таких же заброшенных домов, выходящих фасадами прямиком на передовую.
Да вот никак, никак это не могла быть случайно залетевшая оттуда в тыл шальная пуля.
С противоположной стороны линии фронта по улице Первомайской никаких многоэтажных строений уже не было - сплошняком тянулся выгоревший в результате боев и заросший сорняками частный сектор, где еще совсем недавно располагались румынские позиции.
Удерживать обугленные остовы домишек и пепелища супостатам стратегического смысла уже не имело - и враг отошел к своему опорному пункту в кинотеатре 'Дружба'.
Образовавшаяся пустошь, однако, тут же сделалась излюбленным местом вылазок диверсионно-разведывательных групп с обеих сторон.
Пятиэтажки по периметру двора образовывали почти строгое каре. Предположить, что какая-то пуля могла чудесным образом пролететь сквозь дом через несколько простенков и оконных проемов кряду, было бы чем-то из области фантастики. Вдобавок в домах, фасадами выходящих на Первомайку, постоянно дежурили посты республиканских гвардейцев, чей командный пункт находился неподалеку в кацапской церкви.
Максимальная дальность достаточно точного выстрела из СВД - примерно 700 метров. Ну, на крайняк - 800... А уж для попадания в голову - так и вовсе в три, а то и четыре раза меньше. Стало быть, снайпер мог стрелять только откуда-то из домов по-соседству - размышлял Дмитрий.
По положению тела убитого и входному пулевому отверстию Поручик сразу прикинул, откуда примерно мог быть сделан такой прицельный снайперский выстрел. Не подвела бойца и интуиция разведчика.
Уже в одной из брошенных жильцами квартир сорвал он со стены висящий на ней плотный жаккардовый ковер с изображенным на нем пейзажиком в виде горной речушки. Такие изделия еще в Молдавской ССР выпускала фабрика 'Флоаре'. Теперь, потертый,выцветший и испачканный известкой, он не привлек бы даже внимание шаставших по округе шаек мародеров.
Что-то показалось Поручику в этом ковре не так. Чем-то уж больно диссонировал он с окружающей обстановкой. После секундного раздумья Дмитрия вдруг осенило.
Ковер для стены просто не подходил - слишком был велик и тяжел. И подвешен не аккуратно на обычных скобах с изнанки, а грубо прибит к стене по верхнему краю и углам несколькими разномастными гвоздями. В то же время голый пол с четко очерченной вдоль плинтусов густой каймой из пыли, всем своим видом словно умолял, чтобы его застелили обратно.
За рухнувшим с гулким грохотом, подобно грот-брамселю с мачты парусника ковром взору Дмитрия неожиданно открылся примитивный 'тайник': обычная чугунная батарея с облупившейся краской, на которой спокойненько покоилась СВД-шка с потертыми деревянными ствольными накладками и обмотанным тряпкой прикладом. Видимо, для смягчения удара в плечо при отдаче. Тут же лежала початая коробка с патронами и обычный советский мультитул с раскрытым ножевым лезвием.
В глаза Дмитрию сразу бросился ряд насечек сбоку ствольной накладки. Навскидку он насчитал около десятка зарубок. Такие характерные следы не оставляли никаких сомнений относительно использования данного 'инструмента'.
На какие только ухищрения не шли снайперы Молдовы, чтобы не оказаться схваченными с поличным. Один вообще не нашел ничего лучшего, как просто выбросить свою винтовку в окно. Отнекивания и отпирательства не помогли - военно-полевой суд был скор на приведение приговора в исполнение.
В отличие от всех прочих категорий военнопленных, даже извергов-полицаев из ОПОНа Молдовы, с румынскими снайперами никто в ПМР не церемонился. Разговор с ними бывал недолгий. После непродолжительного допроса, фотографирования, а иногда - видеосъёмки, их обычно тут же, стукнув пару раз головой о стену, расстреливали.
Но после того, как мировое сообщество стало наконец уделять более пристальное внимание 'приднестровской проблеме', хоть и явно не в пользу интересам самопровозглашённой республики, руководство ПМР всё же сочло необходимым попытаться прекратить практику применения военно-полевых судов в зоне боевых действий.
Понятно, что слово 'суд' в данном случае было применимо лишь весьма условно. Вряд ли судом в юридическом смысле можно назвать единолично принимаемое решение командира о виновности или невиновности 'подсудимого'.
Расстрел на месте задержанных с поличным мародёров, диверсантов, снайперов да и просто подозрительных личностей в секторе ответственности любого подразделения в Приднестровье был самым, что ни на есть, обычным и даже обыденным делом.
Логика проста: раз виновность очевидна, на кой ляд с этой публикой цацкаться? Да еще без возможности передать, так сказать, в руки каких-либо правоохранителей. Городская милиция в количестве примерно сотни вооруженных бойцов сама влилась в ряды защитников Бендер, объединившись с гвардейцами, рабочими ополченцами, бойцами ТСО и даже отрядами 'братков' бывшего местного авторитета Полоши.
Аппелировать же к представителям молдавской полиции, которые окопались в ГОПе и его окрестностях, никому из приднестровцев в здравом уме не могло бы и в голову прийти.
Для самих защитников ПМР никаких поблажек и исключений не делалось: неподчинение приказу, трусость, жестокость в отношении мирного населения, мародерство и прочее паскудство равно карались точно таким же образом. Прощения не было никому.
В свою очередь, к примеру, оставление на поле боя тела погибшего бойца, не говоря о раненом, так же было чревато для допустившего такое командира военно-полевым судом и расстрелом.
Последняя, наверное, подобная казнь, похожая на суд Линча, произошла вообще после ввода миротворцев и формального окончания войны. Тогда находившийся в патруле боец ПМР безо всякой на то причины из автомата расстрелял в поле под Григориополем семью молдаван. После допроса в штабе и пары зуботычин бывшие же боевые товарищи привезли его в уже начавшее закипать гневом молдавское село, откуда родом были убитые крестьяне. Решением состоявшегося на месте военно-полевого суда обмочившийся от страха подонок был публично повешен гвардейцами на балке сарая.
Но даже вся эта показная жестокость, диктуемая суровой необходимостью военного времени, ни в какое сравнение не шла с теми зверствами, которые творили на приднестровской земле явившиеся наводить 'конституционный порядок' формирования Молдовы.
Излюбленными способами пыток, помимо избиений и истязаний своих жертв всеми подручными средствами, было у полицаев из ОПОНа и угрюмых низколобых волонтеров вырезание или выжигание латинской литеры V - 'victorie', 'победа', на различных частях тела, подвешивание жертв за челюсть, связывание колючей проволокой, подпаливание заживо паяльной лампой, разделывание циркулярной пилой, разрубание топором, выдавливание глаз и отрезание половых органов. Женщины, девушки и девочки подвергались групповым надругательствам независимо от возраста - будь то десятилетний ребенок или пенсионерка преклонных лет. После чего их обычно так же жесточайшим образом убивали.
Но самое примечательное, что у себя дома эти насильники и садисты считались героями, отстоявшими интересы национальной безопасности Молдовы.
Поэтому защитники ПМР ни в какую мнимую справедливость общеуголовного судопроизводства верить упорно не желали, всячески игнорируя распоряжения об отмене военно-полевых судов в прифронтовой полосе.
Очевидно, на собственном горьком опыте убедившись в совершенной невозможности дождаться применения заслуженной кары для отловленных ими разномастных негодяев. Даже если это были террористы из диверсионных подразделений 'Калараш', 'Бужор', 'Штефан-Водэ', 'Кишинэу' и прочих формирований МНБ Молдовы.
К примеру, один из местных членов профашистского 'Народного фронта Молдовы', который с крыши собственной пятиэтажки в Ленинском районе Бендер из снайперской винтовки убивал своих же соседей по дому, вместо заслуженной кары получил в Кишиневе новую квартиру и всевозможные льготы и почести, как герой войны.
- Так, мужики! Быстро! Найти, найти эту суку... Амбал, Серьга, давайте по соседним квартирам шмонайте. Шустрый - кухня, ванна, прихожая... Всё обыскать! Чую, здесь гнида где-то зашкерилась.... Здесь... - Слегка заикаясь (неизлеченное последствие контузии, полученной ещё в Афганистане), скомандовал Димон бойцам спецгруппы.
По-правде говоря, все в отряде охотников за снайперами имели офицерские звания. Но, видимо, в силу большего опыта и навыков разведчика командование сочло, что кандидатура Дмитрия наилучшим образом подходит на роль старшего группы при выполнении этого задания. Как сказали бы казаки, 'атаман - всего лишь первый среди равных'.
Был, однако, в этом офицерском 'равенстве и братстве' один психологический момент, который товарищи Дмитрия по службе никак не могли в себе преодолеть.
Нет, безусловно, в боевой обстановке, где от точного следования приказу зависела сама жизнь, бойцы выполняли все распоряжения беспрекословно. Но едва стоило ситуации немного разрядиться, а Дмитрию 'отпустить вожжи', как их маленькое подразделение тут же превращалось в некий филиал дискуссионного клуба.
Сам ещё тот мастак хохмить и балагурить, Поручик, однако, гайки особенно не закручивал.
Как бы то ни было, а предоставляя своим орлам возможность высказаться, окончательное решение все равно принимал именно он.
- Оп-па! Нашел падлу! - Раздался из прихожей радостный возглас Шустрого. - Блин, да это баба!
В нише кладовки, устроенной прямо в стене прихожей, за сдвинутыми в сторону рукой бойца 'плечиками' с одеждой злобным взглядом загнанной в угол крысы щурилось сжавшееся в комок существо женского пола.
Отступив на пол шага назад, спецназовец большим пальцем резко сдвинул вниз до упора флажок предохранителя АКСУ. По имевшимся у разведчиков вводным, снайперам Молдовы было запрещено попадать в плен живыми.
Затравленный охотниками зверь особенно опасен: запросто можно было нарваться на пистолетную пулю, получить в пах ножом или оказаться подорванным гранатой. Поэтому бдительность была нелишней.
- А ну, вылазь, сучка! - Прицеливаясь на ходу, Поручик метнулся к словно пытавшейся укрыться за пропахшими нафталином пальто и куртками бабе в чулане.
Вытолкнутая из своего убежища на середину комнаты девица - со спутанными светлыми волосами до плеч, вдруг сразу и с какой-то нарочитой безвольностью обмякла в хватавших её за шею и плечи могучих руках российских спецназовцев.
Переводя водянисто-голубые глаза с припухшими веками с одного бойца на другого и нервно моргая от яркого дневного света, пленная в неестественной позе, как будто в ожидании побоев, пули или ещё чего-то замерла, скрючившись, на полу.
- У, с-сучка! - Удовлетворённо припечатал женщину смачным ругательством стоявший над ней в позе древнегреческого келейста - надсмотрщика на галерах, Дмитрий.
- Слышь, ты, дура! Где твоя позиция была, из какого окна шмаляла? Колись, давай, сучка, ты сегодня пацана возле общаги грохнула? - Ткнул задержанную мыском кроссовка под обтянутую грязными лосинами ягодицу боец с АКСУ. - Там гильзы же отстрелянные должны быть, командир. Глянуть бы надо...
Всякий в спецназе, где в числе прочего проходят и снайперскую подготовку, наверняка скажет, что никаких пресловутых 'мозолей на пальце' от спускового крючка или 'синяка на плече' от приклада, как пишут в книжках и штабных инструкциях, у снайпера - и даже у спортсмена-биатлониста, на самом деле вполне может не оказаться.
Зная, что все эти 'признаки' - скорее из области легенд и мифов, бойцы Дмитрия также не заморачивались 'профилактическим' осмотром источающей острый луковый запах давно немытого тела девицы.
- Да чего там глядеть. Сто пудов, она это. - Пожал плечами боец, вернувшийся из квартиры по-соседству. - 'Плётку' же нашли, что ещё надо. У, сучка, чего зенки вылупила? Взять бы тебе гранату, гадюке, в одно место засунуть и выкинуть на хрен через окошко. Пока летишь - будет время покаяться...
- Не, Амбал, - с серьёзным видом возразил Поручик. - Полётное время короткое. Она ж грохнется раньше, чем РГДэшка жахнет. Курдюк у неё, вон, какой здоровущий, чисто мешок сала. Это надо этажа с пятнадцатого сбрасывать. Чтоб прямо в полете рванула! Да вдруг осколками кого-нибудь посечет и кишками забрызгает. Прикинь, летит овца такая курдючная, а из нее - фонтан ссулей и фейерверк осколков с какахами во все стороны. Половина туши такая влево, половина вправо, бдыщ! И все в крови и дерьмище. Жуть...
- Блин, Поручик, ты, как есть Ржевский, взял и все опять опошлил. - Расхохотались спецназовцы. - На всю башку контуженный. Ну и фантазии у тебя, фу! Аж блевануть захотелось. Псих...
- Не, нормально... Амбал ей, типа, гранату засунуть кое-куда предложил, а я псих?!.
- Делать-то с нею, по-правде, что будем, командир? Вроде приказано ликвидировать... Чего возиться.
- Приказано допросить и добыть доказательства участия наемников... По ней же сразу видно, что откуда-то из Прибалтики. Или из Европы. Немка может? Я таких сивых молдаванок лично не видел. Истинная, мать ее, арийка. Эй, швайн, шпрехен зи дойч? Парле ву франсе?
- Какие наши действия? Давай, приказывай... Только если самим ее до Тирасполя тащить, кучу времени угрохаем. Хрен знает, сколько тут ещё этих тварей по городу ныкается. Ещё и на всех постах объясняться придется. Палевно как-то...
- А на месте допрашивать - так кто нам потом поверит, кроме командования. Особенно эти... ОБСЕ-шники всякие. Тут все протоколировать нужно. Каждое слово. При понятых. Ещё и прессу привлекать. Тупик.
- Ну, раскудахтались, раскудахтались. Прям, как бабы у колодца. Я тут решаю, куда, что и как. Ясен пень, что самим - это вообще дохлый номер. Дотащим, значит, до комендатуры на Советской. Что ещё делать? Там приднестровцам сдадим. У них же тут пресса своя есть? Есть. Бендерское кабельное, хотя бы, радио Приднестровья... Пускай вытянут из этой сучки всю её подноготную. А дальше - или к стенке сразу ставят, или в Тирасполь сами везут. Да хоть к особистам из 14-й армии. Ни фига не наше уже дело. В Москве потом в рапорте по всем, кого тут ещё отловим, отпишемся скопом, да и все. Опять же, и нам лишний раз светиться не нужно будет. Правда, если сука к Мойше Бергману попадет, пиши пропало... Не верю я этому полкану пархатому. Не верю! Мутный он... Не зря ему Костенко в свое время по харе нарезал. Ветераном Афгана решил, сучий хвост, прикинуться...
Дмитрий плюнул и пнул сидящую:
- Давай, подымайся! Пойдёшь, сучка, с нами. Будешь самому министру безопасности России Баранникову о делах своих паскудных докладывать.
Пленную, до сих пор не проронившую ни слова, поставили в вертикальное положение, а Поручик, рывком сведя ей за спиной руки, в одно мгновение стянул их за запястья двойной петлей вытащенного из кармана шнура. Рот девице заткнули кляпом из валявшегося в прихожей носка, а глаза завязали тут же подобранным шарфом.
...Пробираясь дворами и тесными улочками между потрёпанных войной домишек утопающего в зелени частного сектора, спецназовцы волоком доставили снайпершу, то и дело норовившую повалиться на колени, к Рабочему комитету на улице Советской.
С началом вторжения войск Молдовы в июне 1992 года здесь, в прохладном помещении цокольного этажа, разместился пункт оказания экстренной медицинской помощи - своего рода полевой госпиталь.
У небольшого информационного стенда на углу здания - с вывешенными на нем списками погибших защитников города, стояли свежие цветы.
Крылечко из нескольких ведущих вниз ступеней сразу за углом от чугунных ворот, было обложено мешками с песком. Прямо на мешках восседал охраняющий вход черноволосый усатый боец с ручным пулеметом на коленях. В глаза сразу бросался его, лихо сдвинутый на бок, чёрный берет - с выделявшейся на нём алой эмблемой в виде щита и меча.
В разгар недавних кровопролитных боёв за город здесь наскоро перевязывали и как могли реанимировали беспрерывно поступающих раненых.
Тела же убитых защитников Бендер укладывали прямо на газонах под тополями и даже на лестничных пролетах внутри здания.
Теперь с ранениями в медсанчасти при Рабочем комитете уже не держали - сразу увозили в Тирасполь. Легкораненые получали необходимую помощь - и вновь занимали места на позициях.
О былом здесь напоминали только клеенчатая медицинская кушетка, каталка, пара сложенных и составленных в угол брезентовых носилок да застеклённый шкафчик со склянками, биксами и медикаментами.
Это был один из самых неприступных районов города, который наряду с расположенным неподалеку бендерским горисполкомом рабочие-ополченцы под командованием Федора Доброва, казаки-черноморцы и республиканские гвардейцы из батальона легендарного подполковника Юрия Костенко, сражаясь в полном окружении - без еды, воды и боеприпасов, так и не сдали наступающему врагу.
Свободные от несения службы гвардейцы и ополченцы отдыхали от ратных трудов предыдущей ночи, слоняясь без дела поблизости от Рабочего комитета.
Кто-то смолил сигаретку, сидя на тротуарных бордюрах, положив на колени автомат, кто-то дремал после обеда, разместившись на горячей, плотно утрамбованной земле или зелёной травке газонов, прислоняясь спиной к стволам пирамидальных тополей и прячась от солнцепёка под кустами акаций.
На скамейке с навесом напротив входа в Рабочий комитет паренёк в фуражке с казачьей кокардой что-то тихонько наигрывал на гитаре.
Подошедшие спецназовцы приветствовали защитников ПМР традиционным 'здорово, сепаратисты!' и вскинутыми вверх сжатыми кулаками - общепланетарным знаком антифашистской солидарности.
Пленную с рук на руки передали вышедшему навстречу командиру батальона рабочего ополчения Бендер Федору Доброву.
- Давайте, в комендатуру ее! - Коротко распорядился комбат. - У меня тут как раз корреспондентка из 'Днестровской правды'. Вот ей и будет материал готовый. Пусть расскажет, кто в Бендерах террор устраивает.
- Пишите расписку, Федор Андреевич, - вполне серьёзно потребовал Дмитрий. - Мы ее к рапорту приложим. А СВД-шку может быть нам оставите? Наш снайпер-раздолбай своё 'весло' в вашей речке Балке ночью утопил ненароком, когда к румынам в тыл лазили... Вот бы ещё ваши умельцы заводские к ней глушак приделали, вообще б збс было.
Ввиду катастрофической нехватки оружия, защитники Приднестровья - люди мастеровые и рукастые, наловчились делать всевозможные обвесы и приспособы к тому, что в аресенале все-таки имелось.
Например, изобрели насадку-стакан, при помощи которой автомат 'ксюха', АКС74-У, превращался в настоящий гранатомёт, на довольно приличное расстояние пулявший навесиком по врагу гранатой РГД-5. Рабочие на заводах варили из труб многоразовые гранатомёты типа РПГ-7. А в руках гвардейцев и ополченцев нередко можно было увидеть автоматы и пулеметы Калашникова с оптикой и кустарно изготовленными глушителями.
- Так, отставить вымогательство. - Нахмурился Добров. - Винтовка - это вещественное доказательство. Для суда.
- Какого суда, Федор Андреич?! Допросить ее да и к стенке... Она ж вашего ополченца положила сегодня, тварь. Главное, сперва сведения из нее вытянуть.
- Мы б её вам вообще могли не отдавать. Хотели шлепнуть на месте, - Пробухтел рядом Амбал. - Да больно интересно послухать, может, чего ценного скажет. Так что, ещё скажите спасибо. Хотел я ей, сучке, 'эргэдэшку' вставить в одно место - и кувыркнуть из окна. Так она вообразила, что гранату совать - это у русских извращение такое, чисто наше, национальное. Видели б вы, товарищи, как она обрадовалась! И какое её ждало разочарование... Вот, не дал, не дал мне командир салют румынам из евродерьма устроить!
- Добрейшей вы, батенька, души человек... - укоризненно покачав головой, снизу-вверх взглянул на спецназовца командир ополчения. И, пожимая плечами, добавил:
- Ну, а что? Могли б, собственно, и не стараться. Да и кончали на месте. Теми сведениями, что мне нужны, она вряд ли располагает. Да и то, хлопцы, забирайте к лешему и везите ее сами в Тирасполь. Хоть к Моне Бергману, хоть к самому Лебедю. Ваш трофей-то. Не мы её взяли. Тут же на днях очередной циркуляр пришел: сдавать пленных, в том числе снайперов и прочих иностранных наёмников Службе безопасности или коменданту Тираспольского гарнизона. Мол, в европах недовольствуют зело: приднестровцы, гляди-ко, такие-сякие, без суда и следствия полицаев да мародеров к стенке ставят... А теперь - уголовные дела на них заводить будут, судить там... 'Требование мирового сообщества'! Кстати, документиков у неё, сучки, при себе не было?
- Не было. - Коротко ответил, сплёвывая сквозь зубы, Поручик. - Нам, Федор Андреевич, ваша Служба безопасности по барабану. Как и её министр, Шевцов, то есть, или Антюфеев, как там его, ни хрена не указ. Без обид. У нас своё командование имеется. Я вообще только лично министру безопасности Баранникову подчиняюсь. А уж на Бергмана так и вообще клал с большим прибором.
- Так что, забираете сучку?
- Не, Федор Андреич, - разбирайтесь-ка вы лучше сами... У нас своих дел по горло. Пойдем дальше по чердакам да крышам шерстить.
- Ладно, мужики, в самом деле, спасибо... Хотя бы за то, что она уж никого на свете больше застрелить, сучка, не сможет. Все, давай, коза, шевели копытами.
Охранявший пленную ополченец слегка подпихнул ее автоматным стволом между лопаток.
- Но вы глядите, Федор Андреевич, - заговорщицки понизил голос Поручик. - Это между нами! Нельзя,нельзя её, сучку, в Тирасполь отдавать. В самом деле, попадёт к Бергману в комендатуру, и поминай, как звали! 'Особисты' из 14-й армии заберут, вывезут на Украину - и отпустят с миром восвояси. Сами же знаете, что Кравчук украинский, что наш алкаш Беспалый, один чёрт рогатый... Вместе за бутылкой страну пропиаали. А она опять - хап 'весло' в руки и давай баксы зарабатывать!
- Посмотрим, - нахмурив брови, покачал головой комбат. - Будем разбираться. Как у нас принято - по законам военного времени. И в листовке ещё про эту сучку напечатаем, и в газету дадим материал. Ничего, пусть общечеловеки сами посмотрят, кто тут на самом деле пожар раздувает. Мы народ терпеливый, на провокации супостатов не поддаёмся. А что ты так насчёт вашего-то, 'Беспалого'? Ему ведь вроде и служите... Главнокомандующий твой!
- С фига ли ему-то? - насупился Дмитрий. - То же мне, царь. Мы Родине своей служим. Я даже в 91-м, когда он на тот грёбаный танк взгромоздился, только распоряжениям Крючкова подчинялся. И если б все также поступали - хрен бы нас эти политики сраные в такое гиблое болото затянули. И войны бы здесь никакой не было.
Снайпершу завели в полупустое помещение комендатуры, где, развязав руки и сняв повязанный на глаза шарф, усадили на табурет посреди комнаты. Напротив, за столом, заваленном стопками листовок и номеров газеты Республиканской Гвардии 'За Приднестровье!' разместился сам Федор Добров, выложив перед собой извлечённый из потёртой поясной кобуры ТТ. Трофейную винтовку он аккуратно прислонил сбоку к столешнице.
