Нет, пожалуй, горше и тяжелее обязанности для боевого командира, чем лично сообщать родным о гибели бойца. Какие подобрать слова, как утешить обезумевших от горя родителей. Как заставить не дрожать руки, голос не сорваться, а слезам не затуманить взора. И куда отвести глаза, когда женские кулаки в бессильной ярости стучат в грудь, и летят в лицо беспощадные обвинения: почему ты - вернулся живой, а его - больше нет...
Размышлял ли об этом замком роты республиканских гвардейцев по дороге к родителям Француза, теперь сказать сложно. Но на душе было тяжко не у него одного. Все мы чувствовали неизбывную боль от этой потери. А наших командиров ещё и терзали угрызения совести, как тех, кто посылал мальчишку на смерть.
Понятно было, что ни собранные деньги, ни продукты и закрутки не послужат утешением близким. Разве что, пригодятся для поминок. Но это потом. Сейчас ещё предстояло объяснить, почему тело сына даже не смогли вынести с поля боя. Почему мертвого бойца забрали враги. Где будет он лежать в могиле, куда безутешные в своем горе родные смогут принести цветы и тихо поплакать над холмиком земли?
Сопровождавшие прапорщика Стасенко гвардейцы тоже угрюмо молчали, неся корзины и свёртки с траурными гостинцами.
Словно налитые свинцом ноги с трудом поднялись на невысокое крыльцо. Дверь, не дождавшись стука, распахнулась навстречу: завидев их в окно, домочадцы сами поспешили открыть в предчувствии чего-то страшного.
- Проходите, товарищи, - жестом пригласил воинов в горницу хозяин - немолодой уже молдаванин. Жена его с напряжённым выражением на смуглом лице, выпрямившись, сидела у стола, покрытого скатертью. На диване рядком сидели две красавицы-смуглянки - дочери.
- Вы бы тоже присели, - заботливо посмотрел на мужчину Андрей. Но тот как не услышал:
- Что? Что с Мишей? Он... Ранен?!.
Стасенко собрал в кулак все свое мужество, сглотнул ком в горле, коснулся ладонью плеча хозяина дома и словно выдохнул:
- Мужайтесь, отец. И вы, мама. Ваш сын Михай, боец второго взвода третьей роты Бендерского батальона Республиканской Гвардии Приднестровья при выполнении боевого задания по защите Приднестровской Молдавской Республики погиб смертью героя в бою с румынами.
Мать, не издав ни стона, с закрытыми глазами с дивана повалилась на пол. Зарыдавшие дочери, закрывая ладонями рты, бросились ей на помощь.
Отец медленно опустился на стул, сжав руки у груди:
- Как же так же... Ведь не стреляют уже... Ведь соглашения подписали... Войне конец скоро... Да как же это... Сыночка моего...
- Стреляют, отец. Плевали румыны на все эти соглашения. - Покачал головой замком. Но пожилой молдаванин его, похоже, не слушал. Голова его упала на грудь, плечи бессильно поникли. Всех нас вдруг словно ударило током от внезапно произошедшей в отце Француза перемены: его коротко-стриженные, черные, как смоль волосы в одно мгновение побелели.
Француз в нашей роте был самым молодым. Новенький, пришедший к нам практически в самом конце войны. Чистокровный молдаванин из села Чобручи под Слободзеей. Молдавское население этого села по своей воле решило пойти под юрисдикцию ПМР. Третий, поздний ребенок у немолодых уже родителей да ещё мальчик - понятное дело, он был любимцем у всей семьи. Надеждой на продолжение рода. Михай проходил срочную службу в инженерно-сапёрном батальоне 14-й российской армии в Парканах, который перешёл на сторону Приднестровья вскоре после авиабомбардировок болгарских Паркан самолётами МиГ-29 Молдовы. На базе этого подразделения сформировался целый батальон парканского ополчения. За четыре дня в него записалось столько же добровольцев, сколько в Рыбницком и Слободзейском районах вместе взятых. А Француза и с ним ещё четырех срочников направили для прохождения дальнейшей службы в батальон Республиканской Гвардии в Бендеры. Зачислили во второй взвод, под начало прапорщика Игоря Дьякова.
Парнишка оказался смышлёный, шустрый и расторопный, ко всем заданиям относился самым ответственным образом. Душой и сердцем болел за Приднестровье. Поскольку слово "молдаване" наряду с "румынами" у нас частенько употреблялось в негативном контексте, примерно, как "немцы" в Великую Отечественную войну, парень сам попросил не называть его "молдаванином".
- Какой я молдаван, я приднестровец! - Гордо говорил он о себе.
- А "французом" тебя называть можно? - Смеялись гвардейцы.
Поэтому как-то само собой получилось, что молдаванчик Михай для всех нас стал просто Мишей, а прозвище, или, как говорят сегодня - "позывной" - ему дали "Француз".
Услышав рассказы о наших геройских вылазках за Первомайскую, по которой летом 1992 года пролегала линия фронта, в тыл к румынам, парень начал слёзно умолять взводного взять его если не в рейд в составе ДРГ, то хотя бы в поиск на разведку.
Тот поначалу был непреклонен. Слишком молод, опыта маловато. Но посовещавшись с и.о. комроты Стасенко, отцы-командиры порешили, что знание Французом молдавского языка может в тылу врага оказаться более чем полезным.
Мишины глаза светились от счастья, а смуглое лицо - радостной белозубой улыбкой.
- Но смотри, воин, под пули понапрасну не подставляйся, головы без команды не высовывай. Дело это рисковое, не ради пустого геройства идём. Да и румыны тоже не дураки, - напутствовал Француза взводный.
Напомнил, как во время такого же разведрейда у речки Балки подорвался на вражеской мине даже их многоопытный командир, майор Шишанов. Ротный тогда лишился ноги, и Женька Райлян под обстрелом тащил его на себе до наших позиций.
"Бог не выдаст, свинья не съест" - думал про себя Миша. У самого же в голове так и всплывали, нарисованные воображением, героические образы подвигов, которые он должен успеть совершить, пока не закончилась война. Молодость, как известно, не ведает страха смерти. Не думал о ней и Француз. Точнее, думал - но даже смерть представлялась чем-то вроде подвига. Например, можно было геройски погибнуть, прикрывая огнем отход товарищей. Или первым поднимаясь в полный рост в атаку. Или взрывая себя гранатой в окружении полчищ врагов... Даже мыслей не было о том, что смертельный осколок может оказаться случайным, а пуля - шальной "дурой". Что и сама смерть может не быть мгновенной. И умирать придется долго и мучительно в кровавом месиве из собственных кишок. Да кто из нас тогда, откровенно говоря, думал об этом?
Зато свежи еще были впечатления от успешного рейда шестерых гвардейцев с самим майором Шишановым во главе к обувной фабрике "Флоаре", где наша ДРГ из засады буквально изрешетила автоматным огнем "газон" со сменой опоновцев, ехавшей в городской отдел полиции Бендер.
...Выходить решили ближе к вечеру, почти на закате. Двинулись примерно тем же путем, что шли и разведчики Шишанова из первого взвода. Как водится, для маскировки повязали головы белыми полосками ткани, как делали румыны, чтобы в бою отличать своих. На Француза была возложена задача в случае обнаружения группы врагом отвечать по-молдавски. Благополучно перешли линию фронта по Первомайской улице, углубились в сильно пострадавший в ходе боев частный сектор. Миновали Херсонскую, перелезли через грязную канаву Балки, добежали до кладбища и под прикрытием покрывающих его густых зарослей стали пробираться к дороге, намереваясь устроить засаду на проезжающий транспорт опоновцев.
Скорее всего, румыны уже ожидали появления наших ДРГ на этом направлении. И за время, прошедшее после атаки у "Флоаре", успели основательно подготовиться. Взяв под контроль все тропинки и выставив охранение. Поэтому со стороны врага даже не было никаких вопросов, на которые, как предполагалось, должен был на своем языке отвечать Француз.
Разведчики тоже заметили румынский заслон. Автоматы с обеих сторон загрохотали практически одновременно.
- Отходим, - махнул рукой командир группы, пригнувшись и пятясь назад. Отстреливаясь на ходу короткими очередями, стали отступать. Со стороны бросившихся следом румын, помимо команд на молдавском языке и ругани, несколько раз кто-то вскрикнул, как будто от внезапной боли. Это пули гвардейцев нашли свою цель. Преследователи не могли видеть отступающих сквозь заросли приднестровцев и стреляли наугад, просто поливая перед собой очередями. Продолжая стрелять на ходу, гвардейцы заскочили в разрушенный и сильно заросший частный сектор. В какой-то миг командир обернулся и увидел упавшего вниз лицом Француза. Пополз к нему:
- Миша, Миша, что с тобой? Ты ранен?
Француз не издал ни звука. Наклонившись над телом, увидел, что мальчишка уже не дышит, а из простреленного горла хлещет кровь. "Убит", - с острой горечью подумал командир. Попытался приподнять враз потяжелевшее тело, чтобы тащить его с собой. Таков был неписанный фронтовой закон защитников Приднестровья: не оставлять врагу ни убитых, ни раненых. Но через ближайшие кусты, с треском ломая ветки и круша остатки заборов, уже продирались бегущие следом румыны. Видимо, им дали приказ захватить гвардейцев любой ценой.
- Прости, Миша. - Прошептал командир. - Мы обязательно вернёмся за тобой. Забрав автомат Француза, дал ещё одну очередь по преследователям и бросился за уже скрывшимися из виду товарищами.
...Я никогда не видел, чтобы мужики рыдали так, как тем вечером плакали наши командиры. Горько и безутешно. Как трехлетний малыш, сломавший свою любимую игрушку. Собственно, все мы, нисколько не таясь, размазывали по щекам слёзы.
- Сгубил! - Раз за разом повторял командир. - Сгубил ребёнка! В первом же бою... Сгубил. Не румыны его убили, я, я виноват. Я парня сгубил!
Наконец Стасенко положил руку взводному на плечо:
- Ну, все, хватит, Игорь. Отставить рыдания. Слезами горю не поможешь. Это война. На войне убивают. Мы все знали, что не в парке с девчонками гулять идем. Собирай группу, пойдем нашего Француза забирать.
До места, где остался лежать Миша, в ночной темноте добрались довольно быстро и незамеченными. Но тела Француза там не обнаружили. Подсвечивая карманными фонариками, осмотрели все вокруг. Ничего. Кроме чернеющих на траве и не успевших застыть больших маслянистых пятен крови. Стало ясно, что румыны забрали нашего Мишу с собой. И оттого ещё более тяжело стало на сердце и горько на душе: ведь все знали, как румынские изверги глумятся над телами наших убитых. Но пробравшись дальше вглубь зарослей, наткнулись на лежавший вниз лицом труп. Сперва показалось, что это Француз - такая же форма-песчанка, такие же черные волосы, даже телосложение соответствовало. Однако, когда тело перевернули, оказалось, что это убитый молдавский волонтёр. Чем-то действительно похожий на Мишу, смуглый парень, видимо, сраженный очередью отступавших гвардейцев. По всему выходило, что в густеющих сумерках румыны просто перепутали нашего убитого со своим. Хотя бы это давало небольшое утешение, что враги не будут глумиться над мертвым мишиным телом. Парадоксы войны: защитнику Приднестровья предстояло быть похороненным где-то во вражеской братской могиле под чужим именем, рядом с телами своих врагов...
Долгое время ещё в роте царило мрачное настроение. Не было слышно обычного смеха и ядрёных шуток. Больше других, конечно же, переживали гибель Француза наши командиры. И.о. комроты Стасенко вообще ходил сам не свой. Считал себя ответственным за решение отправить паренька в разведку. Какое-то время спустя он снова поехал к родителям Миши с продуктовыми гостинцами от нашей роты.
Война тем временем закончилась. В Приднестровье вошли миротворческие силы российских десантников. В бывшем горотделе полиции, который мы столько раз безуспешно пытались взять штурмом, начала работать совместная молдаво-приднестровская следственная группа, расследующая совершенные во время военного конфликта преступления. Началось разоружение приднестровских формирований. Появление людей с оружием в Бендерах было запрещено. Румыны оставили свои позиции вдоль разделявшей нас улицы Первомайской и в кинотеатре "Дружба". Оккупированные врагом сёла Гиска и Протягайловка перешли под юрисдикцию ПМР. А Варница - село в черте Бендер, осталось под контролем Молдовы.
Нашу роту вывели из Бендер в Парканы, где разместили в школьном спортзале. В отличие от армейских строевых частей, где все подчинено строгому распорядку и все заняты несением службы в нарядах или хотя бы строевой подготовкой, гвардейцы от подобной солдафонщины были избавлены. Изнывая от жары, мы буквально маялись от безделья. Кто-то просто дремал на спортивных матах, кто-то бренчал на гитаре, кто-то болтал и травил анекдоты.
Наверное, если бы в этот миг разверзлась земля или произошло Второе Пришествие, это вызвало бы меньший шок, чем тот, который поразил нас, подобно удару молнии, самым прямым образом повергнув в столбняк. Во внезапно повисшей тишине оборвался, прихлопнутый ладонью, звук гитарного аккорда. На полуслове поперхнулся анекдотом рассказчик. Остальные так и замерли с открытыми ртами в разных нелепых позах, как в детской игре "Морская фигура, замри".
- Норок, ребята. Здорово, братцы! - В дверях спортзала, белозубо улыбаясь, стояло привидение в обличье Француза. Самое живое и почти невредимое привидение из всех привидений на том и этом свете. С бинтом на шее и рукой на перевязи.
У Андрея Стасенко буквально подкосились ноги, а язык присох к небу.
- Ми... ша... - Только и сумел в этот момент выдавить из себя он.
- Esti viu? - Раздался прямо над его головой незнакомый голос. - Ты живой?
Тело схватили за плечи и перевернули лицом вверх. Чья-то рука бережно коснулась белой повязки на лбу, и стала нащупывать пульс на запястье.
- Mama, - хрипло прошептали запекшиеся губы. - Ma doare... Mii sete... Apa, apa! (Мне больно... Пить... Воды, воды!) - Тихий голос его перешёл в шёпот. Изо рта пошла кровь, а рана в горле начала булькать и вздуваться пузырями.
- Taci! Nu vorbi! (Тихо! Не разговаривай!) - Властно приказал тот же голос, и бросил кому-то в сторону по-молдавски:
- Наш парень. Забирайте.
Несколько пар рук подхватили Француза, переложили на носилки и понесли.
Придя в себя, Миша никак не мог сообразить, где он и как здесь очутился. Только что мелькали перед глазами кусты и ветки плодовых деревьев, осыпались дождем яблоки и сливы. Гремели вдогонку автоматные очереди и свистели пули, сбивая кору и ветки с деревьев. Он ещё помнил, как пару раз обернулся, выпустив наугад несколько коротких очередей из своего АКС-у по вспышкам вражеских выстрелов. И даже, кажется, в кого-то попал. Нелепо взмахнув руками, бежавший следом румын споткнулся и упал вниз лицом. А потом, словно большим пуховым одеялом, его с головой накрыла темнота. Перед глазами белел потолок, и Миша сообразил, что, по всей видимости, находится в госпитале. Шея и голова были замотаны бинтом, тугая повязка так же стягивала грудь. Но что-то в окружающем мире было не так. Что-то настораживало. И вдруг он понял, что это: все вокруг него говорили на его родном, молдавском языке... Из разговоров других раненых понял, что они не где-нибудь, а уже в Кишиневе, куда их перевезли из госпиталя в Каушанах. Слегка приподнявшись, обвел глазами палату. Так и есть. Вокруг него были одни враги. Пусть раненые, пусть лежачие, но - враги. А он, совершенно беспомощный, один, в самом, что ни на есть, сердце вражеского логова. Тут Француз не на шутку струхнул. "Господи, только бы не полезли с расспросами", - лежал он и молился. Ответит что-то не так, сразу поймут, что он не волонтёр. Тогда все, хана. Ни названий подразделений не знает, ничего. Что делать? Начнут пытать, допрашивать. Хорошо, если сразу расстреляют. А то ведь ещё замучают до смерти. Уж в этом деле опоновские садисты были мастера.
Как будто в ответ на немую молитву гвардейца дверь в палату распахнулась. Сухощавый мужчина в белом халате явно был врачом. Заметив, что Француз очнулся, направился прямиком к его койке. Миша, было, попытался приподняться, но тот жестом приказал лежать. Присел рядом на кровать. Осмотрел. Поздравил с возвращением с того света. Сообщил, что за отвагу и самоотверженность, проявленные при обеспечении безопасности государства и выполнении специального задания он представлен к награждению недавно учрежденным орденом "Штефана чел Маре" - высшей воинской наградой независимой Молдовы.
- У вас пулевые ранения в грудь и в горло. Оба тяжёлые. Первая пуля прошла навылет, пробила лёгкое. А вот вторая задела трахею. Пулю мы вынули, но разговаривать вам пока что нельзя. Питание тоже будете получать только жидкое.
Француз в душе ликовал. "А что?" - Думал он. - "Подлечусь пока за счёт матери-Румынии. Отосплюсь вволю... Только бы родственнички того парня, под чьим именем меня записали, не заявились сыночка навещать". Решив не дожидаться награждения себя вражеским орденом и встречи с дорогими родителями, Француз надеялся сбежать при первом удобном случае. "А то вручат награду, а разобравшись, кого наградили, расстреляют... Вот только как мне теперь из Кишинева выбираться?!"
Почему его тогда не опознали те, кто служил вместе с погибшим волонтером, чьим именем записали Француза, остаётся только догадываться. Возможно, он прибыл на передовую со сменой новичков, и его просто никто не успел толком запомнить. А когда ему, наконец, разрешили говорить и стали задавать вопросы, Миша заявил, что у него амнезия после ранения и он ничего не помнит.
Оклемавшись и более или менее окрепнув и набравшись сил, Француз, как и планировал, дал деру, не дожидаясь выписки из госпиталя. Где на перекладных, а где пешком по ночам, переодевшись в штатское, пробирался он к приднестровской границе. Добрался, наконец, до Тирасполя. Разузнал, где сейчас находится его рота. И появился тем знойным летним днём в виде привидения в дверях нашего спортзала.
Когда прошел первый шок, все кинулись обнимать и тискать своего боевого товарища. Стали качать на руках.
- Тише, ребята, тише. - умоляющим голосом просил Француз. - Раны ещё болят. Тихо вы, кровотечение откроется..." Но радость гвардейцев была столь велика, что его просто не слушали.
Теперь перед новым ротным, которым стал Стасенко, да и самим Французом стояла ещё одна нелёгкая задача - снова поехать к мишиным родителям и сообщить, что их сын жив.
Ехать собрались чуть ли не всей ротой. Но Стасенко отобрал несколько человек. Пока Француз с остальными ждал у калитки за забором, Андрей пошел в дом подготовить родителей к ошеломляющей встрече.
Отец сидел за столом и молча, немигающим взглядом смотрел перед собой, сцепив руки. Мать сидела на диване, и тихонько пела по-молдавски что-то очень печальное, похожее на колыбельную, раскачиваясь в такт грустному мотиву. Дочери выглянули из девичьей половины дома и вопросительно смотрели на Стасенко.
- Пожалуйста, пойдёмте со мной. - Позвал Андрей мишиных домашних. - Я привез вам очень хорошие вести. Вернее, они к вам сами приехали.
- Награду сыночку нашему привезли посмертно? - Безучастно спросил отец. И кивнул головой на красный угол. - Туда вон положите, под иконы.
- Пойдёмте, прошу вас. - Уговаривал Стасенко. - Вы всё увидите сами. Обещаю, что теперь ваше горе навсегда останется позади. Главное, не волнуйтесь! Просто смотрите.
Удивлённые домочадцы вышли на крыльцо. Увидев гвардейцев во дворе дома, остановились в нерешительности. Стасенко позади них улыбался и делал знаки стоящим за забором. Распахнулась калитка. Во двор зашли ещё несколько сослуживцев сына. А среди них...
Немая сцена повторилась. Только на этот раз причиной ее было не горе, а великая радость. Это казалось каким-то невероятным, дарованным свыше чудом. Да наверное таковым и было.
Седой, как лунь, отец, не сказав ни слова, начал оседать, теряя сознание. Если бы Андрей не подхватил старика под руки, тот наверняка упал бы. Мать вскрикнула, всплеснув руками, и опрометью бросилась с крыльца навстречу сыну. Следом, причитая и рыдая в голос, метнулись обе сестры - и через мгновенье повисли на брате, осыпая его поцелуями и рискуя сорвать бинты с ещё незатянувшихся полностью ран...
Живёт в старинном селе Чобручи Слободзейского района Приднестровья одна большая и дружная молдавская семья. Правда, ее члены сами о себе шутливо говорят, что они никакие не молдаване, а приднестровские французы. Разве что, разговаривают не по-французски, а на невероятной смеси молдавского, русского и украинского языков. Глава семьи - черноволосый с проседью в густой шевелюре широкоплечий мужчина, которого односельчане в шутку называют иногда "Француз". Уважаемый человек, местная легенда. Ветеран войны 1992 года. Говорят, что он единственный из защитников Приднестровья, который дошел до самого Кишинева. Отец, дед и дядя многочисленных потомков. Приезжая в Чобручи, гости из других мест не перестают удивляться, какие добросердечные и жизнелюбивые люди живут в этом маленьком селе. Поэтому, думается, история Француза и не могла сложиться иначе. Слишком уж велика воля к жизни у всех чобручан. И в этой истории обязательно должен был быть именно такой, счастливый конец.
По всем вопросам, связанным с использованием представленных на ArtOfWar материалов, обращайтесь напрямую к авторам произведений или к редактору сайта по email artofwar.ru@mail.ru
(с) ArtOfWar, 1998-2023
